Русское образование и Император Николай II

Управление образованием в России до и после Февраля 1917 года

2. Уничтожение имперской системы управления образованием

2.2. Тенденцию «Февраля» «Октябрь» довел до логического конца

Логика, заданная «Февральской революцией»…

В деле народного образования «Октябрьская революция довела до логического завершения тенденцию, намеченную Февральской революцией.

Первые документы Наркомпроса, выпущенные А.В. Луначарским (обращение “От Народного комиссара по народному просвещению” 29 октября 1917 года, Постановление от 30 ноября 1917 года “О реформе средней школы”) полностью сохраняют логику заданную Февральской революцией, как в вопросах управления школой, так и вопросах ограничения роли семьи и церкви.

Дело в том, что в вопросах управления образовательными учреждениями до Февральской революции 1917 года сохранялся определенный баланс между принципом единоначалия, воплощавшегося в назначаемом правительственной властью директоре (осуществлявшем единую государственную политику) и коллегиальностью, воплощавшейся в Педагогических советах, Хозяйственных и Родительских комитетах (реализовавших право и ответственность учредителей, учителей и родителей).

Февральская революция сначала нарушила этот баланс, чрезвычайно ослабив принцип единоначалия (а также провозгласив полную децентрализацию). После февральской революции должности директоров (также как инспекторов и попечителей) были ликвидированы.

После октябрьских событий 1917 года эта тенденция сохранилась.

В обращении 29 октября 1917 года вновь подтверждается, что “все школьное дело должно быть передано органам местного самоуправления”[1].

Наркомпрос Анатолий Луначарский и «буревестник революции» Максим Горький

В постановлении А.В. Луначарского от 30 ноября 1917 года говориться: “решение всех жизненных вопросов школы должно быть коллегиальным, причем высшим коллегиальным учреждением школы является педагогический совет (комитет); хозяйственный и родительский комитет посылает своего представителя в педагогический совет с правом решающего голоса; предоставить право решающего голоса представителю учащихся старших классов.

В качестве представителей демократии в педагогический совет входят три представителя местного Совета Р., С. и Кр. Деп. с правом решающего голоса каждый”.

В этом постановлении существенно,

во-первых, полное устранение директора, как единоначального органа управления и значительное расширение прав коллегиального органа;

во-вторых, выделение именно Педсовета (а не Попечительного совета, Хозяйственного и Родительского комитетов) как главного органа коллегиального управления, а

в-третьих, появление ученического самоуправления, поставленного на один уровень с родителями.

Это постановление, однако, еще сохраняет преемственность со старыми учреждениями и органами управления»[2].

Самоуправляемая коммуна «шкрабов» и школьников

«Полный разрыв с традиционной школой был оформлен Декретом Совнаркома от 23 января 1918 года “Об отделении церкви от государства и школы от церкви” и особенно принятием ВЦИК в сентябре 1918 года “Постановления об единой трудовой школе Российской Социалистической Федеративной Советской Республики”.

В соответствии с этим документом школа превращается в самоуправляемую “коммуну”, состоящую из учащихся и “школьных работников”.

У этой коммуны нет органа управления, а есть лишь “орган ответственного самоуправления”, состоящий:

1) Из всех “школьных работников”;

2) Представителей “трудового” населения в числе ¼ от числа школьных работников;

3) Представителей учащихся (с 12 лет) в равном числе;

4) Одного представителя отдела народного образования»[3].

Альтернатива семье, местному обществу и Церкви

«При внешней схожести со старыми органами коллегиального управления этот «ответственный орган самоуправления» имеет принципиально другую суть.

Он полностью эмансипирован от старых “центров ответственности” − прежде всего государства и родителей.

Представительство от “трудового населения” в условиях революции могло обозначать только раннюю попытку реализации “воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои”, о котором говорила Программа ВКП (б).

Новая идея самоуправления педагогической коммуны полностью вытеснила старую идею государственно-общественного (при участии семьи) управления образованием.

Об этом говорит и принятый в разъяснение “Постановления о единой трудовой школе” документ “Основные принципы единой трудовой школы” (больше известный как “Декларация о единой трудовой школе”), составленный А. Луначарским.

В соответствующем месте Декларации говориться почти исключительно об ученическом самоуправлении в школьной коммуне, которое должно воспитать нового человека.

Это воспитание противостоит двум направлениям, между которыми колеблется “мир буржуазии”: частнособственническим индивидуализмом и “верноподданничеством” − воспитанием “чувства дисциплины и самоотверженной преданности государственному Молоху”.

Именно ученическое самоуправление рассматривалось (наряду с трудом) как главный инструмент воспитания нового человека.

При этом “частнособственническое” вмешательство родителей здесь было, конечно, неуместно.

Введение “горизонтального” принципа ученической коллективизации и ученического самоуправления было, очевидно, альтернативой участию семьи, местных обществ и Церкви в управлении школой и в образовательном процессе, которое рассматривалось как средство укрепления “вертикальных” связей в обществе в царской России»[4].

Имперский опыт отвергнут не только «красными», но и «белыми»

Предреволюционный опыт, органически сочетавший и сильную централизованную государственную политику и общественное участие в управлении образованием и децентрализацию был отвергнут не только «красными», но и «белыми».

Граф П.Н. Игнатьев рассказывает в мемуарах о своем конфликте с правительством генерала Деникина, созданным в 1919 году на Юге России.

Павел Николаевич Игнатьев

«Граф отказался от предложенного ему поста министра земледелия, так как основной задачей этого ведомства окружение Деникина поставило не восстановление нормальной работы сельского хозяйства, а восстановление нарушенных прав собственности.

По этому поводу П.Н. Игнатьев отметил, что был потрясен полным непониманием того, что происходит и ответил:

“Кажется, мы признаем в революции только то, что нравится нам самим.

Отнять власть у династии, которая правила триста лет – приемлемо и законно, а отнять у нас земельную собственность – неприемлемо и незаконно.

Народ не понимает этой логики и не поддержит Белое Движение”[5].

Новгородцев Павел Иванович

По поводу образовательной политики генерала Деникина и его министра, знаменитого профессора [кадета] П.И. Новгородцева, граф Игнатьев отмечал, что

“в вопросах образования администрация генерала Деникина никак не восприняла значения реформ последних лет”.

Игнатьев дважды обращался к Новгородцеву с просьбой прислушаться к его мнению и мнению учителей, но в обоих случаях не получил ответа.

Этот пример показывает, что позиция Николая II, поддерживавшего реформы, вовсе не была чем-то само собой разумеющимся»[6].

Этот пример показывает, прежде всего, что Николай II как государственный деятель был на порядок талантливее и одареннее своих генералов, профессоров и министров.

Он был одаренней на порядок своих генералов и как полководец, но это тема другого рассказа.

Единоначалие государства

«Что касается “государственного Молоха”, о котором писал Луначарский, то по иронии судьбы дальнейшее развитие советской школы (начиная с 1931 года) во многом шло именно по линии “поглощения личности иерархической, военно-промышленной машиной государства”.

Постановление ЦК ВКПБ (б) от 25 августа 1931 года “О начальной и средней школе”, по сути, остановило революционный эксперимент и предписало “обеспечить осуществление единоначалия в управлении школой”, причем ученическому самоуправлению была отведена совершенно вспомогательная роль.

И.В. Сталин, таким образом, отверг “демократическую” тенденцию не только Октябрьской, но и Февральской революции, восстановив единоначалие и единство управления образовательными учреждениями.

Однако при этом он не восстановил те формы коллегиального управления и участия общества и родителей в управлении образованием, которые были важными чертами царской образовательной системы.

Однако, из изучения документов как “ленинского”, так и “послесталинского” периода можно сделать вывод, что это было связано не столько с особенностями сталинской диктатуры, сколько с принципиальными чертами коммунистического режима в целом:

Участие общества и родителей в воспитании собственных детей было отвергнуто не Сталиным, а еще раньше Свердловым, Рыковым, Бухариным, Луначарским и Покровским, буквально следовавшим классикам марксизма»[7].

СССР – у родителей и гражданского общества нет права

на воспитание и образование

Уничтожение семьи и семейного воспитания

«Политика советского государства в области семьи и воспитания была реализацией принципов, провозглашенных еще в “Манифесте коммунистической партии”»[8].

Принципы же известные: «уничтожение семьи и семейного воспитания, введение исключительно общественного воспитания, а также уничтожение права наследования, как одной из экономических основ традиционной семьи»[9].

Слова про «общественное воспитание» не следует понимать так, что какой-либо ячейке гражданского общества, попавшего под колпак бродящего по Европе призрака, будет позволено воспитывать и образовывать своих сограждан так, как они сочтут нужным.

Под «общественным воспитанием» имелось, как хорошо известно, воспитание под эгидой «передового отряда» общества. Составляй он сколь угодно малый процент его.

Хотя уточнять этот факт борцы за «уничтожение семьи и семейного воспитания» как всегда не считали нужным. Прозрачность в декларациях, деловых документах, решениях государственных органов, и тем паче всякого рода комитетов, съездов и пленумов, исчезла вместе с Империей и с обычными порядочностью и благородством сразу после Февраля 1917 года. Что уж говорить про Октябрь.

Понятно, что дорвавшиеся до власти в бывшей Российской Империи марксисты-ленинцы стали активно внедрять «манифестированные» выше принципы в жизнь. Как и следовало ожидать законодательство побежденной социализмом страны, как РСФСР, так и СССР прежде всего игнорировало образовательные права родителей и гражданского общества в целом (особенно, в религиозном аспекте).

Понятие родительской власти революцией ликвидировано. Как враждебное

Особенно вызывало раздражение у новых властей одно из основополагающих понятий и принципов русского имперского права, − право «родительской власти». Это право, напомним, еще в «Институциях» и «Дигестах» великого императора Юстиниана служило иллюстрацией основополагающего понятия «естественного права»[10].

Это «естественное право» родителей на воспитание своих детей категорически отрицала революционная идеология. «Из советского Гражданского кодекса полностью были исключены разделы касавшиеся семейных отношений, а также прав завещания и наследования, составлявших основополагающую, первую часть Свода законов гражданских Российской Империи»[11].

Вот что говорил, например, по этому поводу «любимец партии» Н.И. Бухарин:

Бухарин Николай Иванович

«С социалистической точки зрения… отдельный человек принадлежит не самому себе, а обществу и человечеству.

Поэтому ребенок принадлежит тому обществу, в котором и благодаря которому он родился, а не одному только обществу своих родителей.

Прежде всего, обществу принадлежит и изначальное право воспитания детей.

С этой точки зрения следует отвергнуть и беспощадно высмеять претензии родителей – ибо домашнее воспитание может запечатлеть в психологии детей собственную ограниченность.

Общество может доверить воспитание детей родителям, однако оно также вправе не доверять его им, и чем дальше, тем больше причин будет у общества не доверять воспитание детей родителям хотя бы уже потому, что способность к воспитанию детей встречается все же реже, чем способность рожать детей; способны к этому, возможно, всего одна-две из сотни матерей»[12].

Что имели ввиду верные ленинцы под словом «общество» сказано выше. Как это «общество» воспитывало детей, сказал тот же Бухарин на XIII партсъезде:

«Ведь это чрезвычайно важно, так как центр новой борьбы находится в семье, в нынешней структуре семьи, и дети своими слабыми ручонками пытаются медленно подрывать самую консервативную крепость всех мерзостей старого мира.

Дети убегают из дома, не ходят в церковь, шпионят за родителями, доносят на них и заставляют их вступать в компартию...

Какую изобретательность проявляют маленькие ребята, чтобы это организовать!»[13].

Ясно, что большевиками «понятие “родительской власти”, традиционное для европейского права, было ликвидировано, более того, родители были лишены фактически всех основополагающих прав в отношении воспитания своих детей, которые только и дают содержание соответствующей обязанности.

Без “родительской власти” (как в дореволюционном праве) или хотя бы признания права родителей определять вид и направление воспитания своих детей (как в современном российском праве), обязанность воспитывать и обеспечивать образование сводится к обязанности отдать детей в государственное образовательное учреждение»[14].

Отрыв семьи от церковной традиции

Не менее враждебна была «революционная» идеология не контролируемым ею формам общественной организации, прежде всего, конечно, религиозным.

«Новое послереволюционное семейное право было первоначально направленно, в первую очередь, на отрыв семьи от церковной традиции (с этим связан в том числе исключительно сильный акцент на гражданской регистрации брака), а также почти полную ликвидацию экономического значения семьи, не говоря уж о ее политическом значении (очень существенном в традиционном российском законодательстве при наследственной монархии и правовом регулировании гражданских состояний, основанных на сословном принципе и также передававшихся по наследству).

… Советской властью постепенно были ликвидированы все формы участия не только родителей, но и других “посторонних” бюрократическим и партийным структурам общественных групп в управлении образованием.

В том случае, если формы общественного участия в управлении номинально сохранялись, их лишали важнейших полномочий (ликвидировалась выборность, подотчетность, право хозяйственной самостоятельности, механизмы обеспечения прозрачности финансовой деятельности и т.д.)»[15].

Как всегда, демагогическое признание различных прав, при полном отсутствии правового механизма из реализации, что так хорошо знакомо всем заставшим в действии конституции победившего социализма.

И трудно было представить тогда, что грядущее завтра может стать страшнее такого вчера.

Вместо государственно-общественного управления образованием – новая монополия

«Подводя итог можно сказать, что традиционные нормы гражданского права Российской Империи, относящиеся к образованию, исходили из права и обязанности родителей воспитывать своих детей.

Нормы публичного права Российской Империи … закладывали основы единой государственной системы образования и одновременно создавали конкретные правовые механизмы участия общества в управлении образовательными учреждениями»[16].

Наибольшее развитие государственно-общественная система управления образованием получила в царствование Николая II, когда и на уровне школ, и на уровне местных органов самоуправления был создан механизм участия родителей в управлении образованием.

«Однако процесс развития государственно-общественного взаимодействия в правовом отношении был полностью остановлен после 1917 года, когда государственно-общественная система управления образовательными учреждениями была постепенно демонтирована.

Возникла новая монополия на управление образованием, которая была сосредоточена в руках партийных структур, чиновников Наркомпроса и Агитпропа, формировавших новое “социалистическое” научно-педагогического сообщество.

Последнее стало результатом смешения остатков “старой интеллигенции” (в том числе представителей академического сообщества и чиновничества) и “новой интеллигенции” которую активно выращивали в 20-30-е годы через многочисленные новообразования, созданные в недрах Наркомпроса, Комакадемии, Институтов красной профессуры и т.д.

Возникновение такой новой “криптоэлиты” довольно трудно отследить по официальным данным, так как эти данные всячески подчеркивали “безклассовость” нового общества и отсутствие каких либо привилегированных групп.

Однако,

именно тенденции в изменении правовых норм и их реализации на практике,

прекращение развития механизмов государственно-общественного управления образованием активно развивавшихся в Российской Империи и многих других странах Европы в ХХ веке,

говорит о том, что советское общество стало более закрытым

и во многих отношениях более социально эксклюзивным, чем общество России конца XIX века – начала ХХ века»[17].

На языке менее научном последнее означает, что в Советском Союзе, в отличие от Российской Империи, не было официально озвученных методов комплектования и пополнения высшего эшелона власти, наподобие Табели о рангах.

А потому высшие страты советской власти пополнялись в основном людьми, у которых из высших способностей было развито в основном «верхнее чутье»: умение держать нос по ветру официального курса.

Такие вот «тенденции в изменении правовых норм и их реализации на практике».

Так что вполне естественно, как уже отмечалось в главе, посвященной «образованному слою» Российской Империи, и пришедшему ему на смену, что формирование всех страт «новой» постреволюционной «элиты», кроме краткого периода примерно 1938-1953 годов, определял фактор «анти-отбора». Отбора худших.

Что впрочем, так естественно для формирования высших эшелонов Анти-Власти.

А потому нас не должно удивить, что вслед за демонтажем, а говоря попросту уничтожением, имперской системы управления образованием, наступил черед самого имперского образования. Его традиции, концепции, системы и сферы.

[1] Сборник узаконений и распоряжений временного рабочего и крестьянского правительства. Сб. первый. За период октябрь-декабрь 1917 г. − Петроград: Тип. МВД, 1917. С. 15-19.

[2] Сапрыкин Д.Л. Образовательный потенциал Российской Империи. С. 94-95.

[3] Там же.

[4] Сапрыкин Д.Л. Образовательный потенциал Российской Империи. С. 95-96.

[5] Once a Minister in Imperial Russia. P. 256-257. – Примечание Д.Л. Сапрыкина.

[6] Сапрыкин Д.Л. Образовательный потенциал Российской Империи. С. 97. Примечание 68.

[7] Там же. С. 96-97.

[8] Там же. С. 90.

[9] Там же.

[10] Сапрыкин Д.Л. Образовательный потенциал Российской Империи. С. 91. Примечание 64; Дигесты. Книга первая. Титул I. О правосудии и праве. §.3. Естественное право.

[11] Там же. С. 91.

[12] Цит. по: Ильин И.А. Разрушение семьи в советском государстве. //Собрание сочинений в 10 тт. Т.7. - М.: Русская книга, 1998. С. 104-105.

[13] Там же. С. 114. Заметим, что в настоящее время духовными наследниками большевиков-ленинцев внедряются методы «ювенальной юстиции», также разрушающие институт семьи.

[14] Сапрыкин Д.Л. Образовательный потенциал Российской Империи. С. 91.

[15] Там же. С. 92.

[16] Там же. С. 97.

[17] Там же. С. 98.