Госпиталь у нас многоэтажный. Первый этаж приёмный и смотровой, второй операционный и стационар для тяжелораненых, а самый верхний этаж всегда пополняется только выздоравливающими бойцами, т.е. теми, кому предстоит вернуться в свои подразделения и воевать дальше. Это и те, кого только что прикатили из операционной, и те, кому операцию сделали в свое время, пораньше, но им ещё сколько-то времени предстоит выздоравливать именно там.
У нас отличный госпиталь, хоть он и приспособлен из другого медицинского здания. Свои богослужебные обязанности мне приходится выполнять, постоянно двигаясь между этими этажами — с приёмного к тяжелым, от них в хозкорпус, и далее на самый верх к моим выздоравливающим мученикам. В этой межэтажной круговерти служения, бывает много всего разного, но для меня, как для старого священника, особых проблем нет. И быт приемлем и люди как люди и лишь только после каждого общения с бывшими заключёнными, чувствую себя немного неуютно, как говорится: «Лёгкий осадочек всегда остаётся». Всё же образ Божий в них сильно искажён. Но они сражаются и надо сказать многие из них просто герои. Этот мой рассказ про троих таких.
В середине мая 2025 года к нам привезли нескольких раненых с Купянского оперативного направления. Мы их быстро помыли, причесали, наши хирурги всех качественно прооперировали, и мы гуртом, с помощью лифта (в госпитале два грузовых лифта) и волонтёров, уложили всех на кроватки, что на верхнем этаже, благо ранения в этот день были не очень тяжёлые. Я тщательно расспросил новеньких о ситуации на фронте и по их рассказам, «мочилово» там стояло просто несусветное, наши артиллеристы, минометчики, дроноводы и штурмовые дружины, километр за километром резали Купянский укреплённый район, неумолимо продвигаясь в Харьковскую область. А противник столько же ожесточенно огрызался, бросая в эту мясорубку всё новые и новые резервы из наёмников и новые тысячи пойманных военкоматами новобранцев. Такое ожесточение приводило к большим потерям с обеих сторон, но ввиду нашего колоссального перевеса в работающей артиллерии, качество потерь было сильно разное. У нас были преимущественно трехсотые с покалеченными конечностями — результат действий дронов противника, а у немцев преимущество составляли двухсотые разорванные и разбросанные вдоль дорог и по лесопосадкам.
По нашим совместным подсчетам выходит, что в разных местах боевого соприкосновения у нас случалась большая разница по потерям (где-то больше раненых, а где-то больше убитых), но опять же, если сравнивать с потерями противника, то в среднем на одного убитого нашего соотечественника приходилось 6-10 убитых ВСУшников и на одного раненого россиянина в украинские госпиталя, и к нам в плен попадало по 20 раненых с той стороны. Эта информация не из закрытых, потому как «великие укры» при сдаче в плен рассказывают сразу всё и про всех, а потому быть там военным статистиком не сложно.
Продолжая беседовать с ранеными, я предложил им послушать мой рассказ «История одного венчания». Они с радостью согласились. Читал с чувством, с толком, с расстановкой, так что многие из них сразу расчувствовались. Им понравилось. Они меня поблагодарили и попросили дать им ссылку на сайт «Русская Народная Линия», где ранее уже была опубликована подборка из 12-ти моих «Непридуманных рассказов с СВО». Я, конечно же, поделился ею со многими, тем более, что очень хотел, чтобы эти рассказы кому-нибудь помогли по жизни определиться во взаимоотношениях с Богом и с Его Церковью.
Еще во время чтения рассказа я обратил внимание на трёх молодых мужчин, на взгляд им было чуть более тридцати лет, а внимание мое к ним привлекли их многочисленные и искусно набитые тату. Тут интрига рассказа...
Я подошел к ним и расспросил их про то, как они попали к нам в госпиталь и получил классический ответ: «Папу маму не слушал. Курить начал в первом классе, когда учебник по арифметике на самокрутки скрутил. Хулиганил, украл – тюрма, война, Вагнер, штурмовики, госпиталь». Пришлось констатировать, что всё это сильно невесело звучит. А они мне: «Само собой, что всё это выглядит пустым и бессмысленным. Но, батюшка, на самом деле не всё так плохо, как может с первого раза показаться. Вот обратите внимания на наши татухи, это карта памяти нашей беспечной юности. Но что по Вашему наблюдению является доминирующим художественным мотивом на теле у каждого из нас»? Я ответил: «Церковная архитектура и образы Богоматери».
Один из них по имени Сергей, тут же подтвердил моё наблюдение своим возгласом: «Именно так! Вроде бы дурь малолетняя, а до худшего то мы не скатились и теперь мы на 100% уверены, что живы сейчас только благодаря этому нашему недоделу... Да, сейчас по прошествии лет, высоких заборов и стен, мы уже знаем, что Бог категорически не разрешает верующим в него людям делать любые резы и изображения на человеческом теле, так мы больше их и не делаем, но было время, когда мы спешили жить и "чушь прекрасную несли", и наколки эти сделали из лучших побуждений, несмотря на боль, а потому сейчас имеем опыт и можем сравнивать».
Я заинтересовался и спросил Сергея: «С чем сравнивать?». Он в карман за словом не полез и коротко отрезал мне: «С тем, что вокруг нас есть!» Потом эти трое ребят перекинулись между собой несколькими репликами, и Сергей снова продолжил говорить — точнее рассказывать.
Вот его рассказ: «Мы с самой тюрьмы вместе, и это у нас уже второй заход по контракту. Четыре дня тому назад, мы вытравливали огнеметом немцев из подвала одного большого муниципального дома. Дело не ладилось. Надымили, а толку не было — немцы не сдавались и держались стойко. Старший из нас Павел, позывной "Река" (Сергей тут же указал на сидящего рядом бойца с перечёркивающим лоб и щёку густым шрамом) показал нам жестом руки, что надо идти в здание – в подвал. У нас всё много раз отработано, и мы, взорвав стену, обвязавшись между собой не толстой верёвкой, максимально тихо спустились в подвал.
Заходили строго с молитвой к Ангелу хранителю. В подвале дым, темно так хоть глаз выколи – чернота войны в эксклюзивном виде. Чуть себе подсветили (фанариком на телескопе) и тут же сообразили, что помещение подвала довольно длинное и шириной он метров десять, с опорами на столбах, без перегородок — как бы зал, и тут же на наш огонёк прилетел сплошной рой свинца из примерно пяти-шести автоматов. Фонарь они нам сразу погасили, но он же был на телескопе, а потому пули противника легли кучно в стороне от нас. Мы достали гранаты. Одним только известным нам подёргиванием верёвки, тихо, без слов, договорились бросать гранаты по трем направлениям вперед, вслепую, противник же гранаты не бросал, как потом оказалось, полезного запаса БК у них уже не было. Бросили гранаты с разницей в две секунды каждый по гранате и подвал опять ожил, ощетинившись автоматным огнем, а пули застучали, или заскрипели по бетону над нами, под нами, позади с боку от нас. Прятаться было некуда. Мы бросили ещё по паре гранат, куда попадёт — туда попадёт, и тоже начали стрелять в темноту и так лупили минуты две. Между тем держим между собой связь веревкой. Паша дёргает сильно — вперед! Рванулись, бежим, спотыкаемся из-за верёвки, стреляем перед собой, куда автомат дернётся, а ответа нет, только стоны раненых, но не наших. Попытались себе опять подсветить фонарем, но так ничего и не разобрали.
Старший дал команду отступить, и мы тут же вышли на исходную позицию. Вышли, осмотрелись — ни одной царапины на наших телах от вражеских пуль и даже каски без свежих сколов и одежда цела. Только физиономии слегка в гари, а ведь в нас два раза стреляли из шести стволов и пули буквально "свистели у нас над головами". И кто это теперь еще продолжает утверждать что "пуля дура"? Ой! Пуля не дура!
Первоначальная наша задача на этот день заключалась в захвате этого здания, а другой задачи нам не поступало. Пробежались по двум этажам сверху, но там живых немцев не оказалось. Крыша просто была завалена их трупами, но живых там тоже не было. Подняли на себя подходящие нам трофейные боеприпасы, а всё остальное, как смогли, раскурочили.
Водрузили наш флаг и помахали птичкам. Сообщили о ситуации по инстанции и тут же получили приказ, до полного выяснения держать здание. Осмотрелись и залегли. Окон в подвале нашего здания почти не было, и дым выходил достаточно долго и нудно.
Через час мы взяли с собой большой фонарь и снова спустились в подвал. Там уже никто не стонал. Мы тщательно осмотрели все уголки и нашли только мёртвых немцев. Шестерых свежих и с десяток холодных из которых "свежие" прежде нас сделали себе импровизированную баррикаду и так пытались защититься от нас, но девять гранат в замкнутом помещении не оставили им шансов на выживание. А вот мы выжили. "Река" достал молитвослов и прочитал 90-й псалом — для нас, потому что выжили, и для них в качество прощального гимна сопровождающего к "лодочнику"».
Мне стало немного нехорошо от нарисовавшейся в воображении картины, но через несколько секунд я переспросил Сергея, напоминая ему о канве рассказа: «С чем же он сравнивает свои тюремные тату?».
Сергей продолжил так: «Утром следующего дня подкатили эвакуационные команды. Они собрали всех лежащих по округе убитых "великих укров" в спецмашины, достали их с крыши здания и вытащили из подвала "наших-ненаших". Мы полюбопытствовали поглядеть на них поближе и, поглядев, в момент поняли, что кроме нас идиотизмом в детстве ещё сильнее страдают только разнообразные нацики, потому как они просто с ног до лысины были раскрашены татухами, а татухи то всё ожившие картинки из песни о Нибелунгах — вся это языческая псевдоскандинавская мистическая символика покрывала их тела. Вот на неё-то они так надеялись, на неё уповали перед лицом смерти и умерли все до единого, не сумев нанести даже маленького ранения трем бывшим зэкам, чьи тела по наивности и глупости, но с верой в Бога когда-то были покрыты изображением церквей, золотых куполов, ангелов и Богоматери. Вот где мы проводим черту и вот с чем сравниваем. Напомню здесь сидящим слова пророка Давида о том, что все боги язычников – это демоны, которые прикидываются богами, а демоны защищать и убивать не могут, они устраивают нужное им зло руками поклонившихся им людей. У человека каждый волос на голове сосчитан и без воли Божьей не падает на землю, а это значит, что и пуля и граната и снаряд всегда летят туда, куда надо. Сейчас это суть нашей малой веры».
«О как круто завернута история! Это отличный материал для литературного рассказа», – сказал я и снова замолк продолжая слушать рассказчика.
Слово взял Павел (позывной «Река»): «Батюшка! Тут то и рассказывать более нечего, кроме того что именно так Бог наш нас дураков учит. Если мы с детства не идем путями святых наших предков в Царство Небесное, то это значит, что мы все равно идем, но только уже своими кривыми путями и всегда только по фекалиям наших грешных пращуров и, как правило, прямо в ад, сначала здесь на земле, а потом и за гробовой доской. Тут и сказочке конец. Пуля не дура, а граната молодец!».
Посидели мы вместе с этой героической троицей еще минут двадцать, и я откланялся на молебен. Они позвали меня еще приходить к ним, и я приходил пару раз именно к ним, а, вернувшись домой, привёз от них эту историю и еще с десяток от других бойцов, которые расшифрую и расскажу чуть позже.
Протоиерей Вячеслав Пушкарёв, благочинный Второго Иркутского районного округа, духовник Иркутской и Ангарской епархии
.jpg)
1.