Писатель Евгений Водолазкин дал обстоятельное интервью порталу «Мел» в связи с началом работы над сценарием фильма по его книге «Авиатор».
Прозаик, в частности, обратил внимание на то, что «в школах Германии вообще нет предмета "литература": ее изучают в курсе немецкого языка. И в целом литература занимает там гораздо меньшее место, чем в России. В Германии нет поэтов или писателей, которых можно было бы назвать "властителями дум". У них это профессия, а не служение. Есть водопроводчик, есть библиотекарь, а есть и писатель. Там не декламируют стихи у памятников — по крайней мере, я не видел».
Недавний опрос «Яндекса» показал, что и в России писательство находится в плачевном состоянии.
Любимым писателем пользователей «Яндекса» оказался Михаил Булгаков, а поэтом — Александр Пушкин. Далее идут Пелевин, Яхина и Акунин.
Достоевский, Толстой, Гоголь, Гончаров, видимо, уже забыты современным читателем.
Сопредседатель Правления Союза писателей России, член Президиума Всемирного Русского Народного Собора, лауреат первой Патриаршей литературной премии Владимир Николаевич Крупин в интервью РНЛ предположил, что это связано с тем, что писатели лишены привычных рычагов влияния на общество.
«Школа не в наших руках, издательства не в наших руках, пропаганда не в наших руках», - с грустью констатировал Владимир Николаевич.
Своими соображениями по поднятой проблеме делятся заместитель главного редактора «Русской народной линии» Александр Валентинович Тимофеев, помощник главного редактора РНЛ Павел Вячеславович Тихомиров и автор РНЛ Владимир Валентинович Янчевский.
Александр Тимофеев: Коллеги, как считаете, в России дело обстоит иначе, чем в Германии? Остаются ли писатели для нашего общества властителями дум? Или у нас писательство также превратилось в бизнес?
Павел Тихомиров: Ситуация в России, конечно же, несравнима с ситуацией в Германии, и причины этого ясны и понятны.
В Германии изучение Литературы привязано к предмету Словесности, а не – условно говоря - к предмету Истории. Т.е. разбор произведений в первую очередь имеет характер именно эстетический, а не идейный. Отчасти это связано с тем, что немецких литераторов пришлось бы как-то встраивать в контекст мировоззренческих проблем, актуальных для жителей самых разных общественно-политических формаций. Пруссия, Рейнский Союз, ГДР, ФРГ, Австро-Венгерская Империя, Швейцарская Конфедерация и т.д. и т.п.
В данной ситуации совершенно логично пристроить Литературу именно к предмету Словесности. А не Истории. Политической Истории, коль уж мы заговорили об идейной составляющей.
После Войны немцев усиленно денационализировывали, причём в Западной Германии даже гораздо последовательнее, нежели в ГДР. Во всяком случае, мы помним, что в Восточной Германии выходили великолепно снятые фильмы-сказки, которые рисовали нам красочные картины немецкой жизни. Книги Ремарка, обоих Маннов, не говоря уже о классиках немецкой словесности, - издавались в странах соцлагеря гигантскими тиражами.
В Западной Германии ситуация была иной.
Это, кстати, приводило к трагикурьёзным ситуациям, когда наши диссиденты уезжали за рубеж, то оказывалось, что волочимые ими по заграничным издательствам чемоданы с рукописями вовсе не превращались в собрания сочинений, напечатанные многотысячными тиражами.
Там уже тогда население воспитывалось прото-блогерами – радиоведущими да авторами колонок в популярных журналах.
И там это уже давно стало нормой.
Это совершенно логично с точки зрения методики решения тех практических задач, которые стоят перед политтехнологами. Помню, когда посетовал ребятам из международных структур, что на новых (это были 90-е годы) дойчмарках орёл уж совсем какой-то карикатурный, мои собеседники обмолвились, «дескать, пусть будет забавным, но Немецкий Орёл не должен выглядеть воинственно».
Сейчас нечто подобное происходит и у нас.
Во-первых, нет общенациональной идеи, следовательно, непонятно – в каком контексте преподносить идейный разбор произведений, по каким принципам формировать программу.
Но это, полбеды. Уверен, думающим ребятам будет интересно как «красное», так и «белое» наследие Русской литературы ХХ века, был бы преподаватель на высоте…
Главная беда в том, что думающих ребят сейчас почти нет среди наших детей.
Вот смотрите – что произошло даже с соцсетями. Раньше был Живой Журнал. Там были серьёзные (кроме мусора, понятно) обсуждения. Уровень наших старых добрых бумажных журналов.
Потом пошёл Фэйсбук. Там уже похуже – уровень газет.
А теперь нормой становятся всякие «тик-токеры» со своими комиксами да «мессагами» в тысячу знаков, включая пробелы…
Владимир Янчевский: Коллеги, я бы не стал так драматизировать ситуацию. Во-первых, нам нужно оглядываться не на Германию и опыт немецкого народа, пребывающего после 1945 года в оккупации, а на опыт Великобритании, суверенного государства, сохранившего свою культуру, несмотря на все те потрясения, которые трясли всю европейскую цивилизацию начиная с конца 1960-х.
Во-вторых, то что у нас молодёжь читает Булгакова с Пелевиным, – в этом тоже ничего фатального нет. Ну, мы же в молодости тоже не Шолохова с Достоевским читали, а тех же братьев Стругацких.
Есть в школе сегодня программа, если будут хорошие учителя, то отложится что-то и от знакомства с Пушкиным, и от знакомства с Толстым. А уже потом – после двадцати – кто-то, быть может, и перечитает и прикоснётся в произведениях этих авторов ко всему тому, что в подростковом возрасте всё равно было бы недоступно восприятию.
Александр Тимофеев: Всё-таки, коллеги, являются ли нынешние русские писатели властителями дум? Прислушиваются ли к их мнению?
Я, честно говоря, вынужден отрицательно ответить на эти вопросы. Спрашивал своих питерских знакомых, известно ли им творчество Орлова, Коняева и других петербургских православных писателей. Ответ: нет. Спрашивал о Крупине. Вспоминали только его произведения 70 – 80 гг. и удивлялись, что он до сих пор жив.
А ведь в XIX веке и в советское время писатели были властителями дум. Сейчас может показаться странным, но даже литературные критики были популярны. Вспомним того же «Неистового Виссариона».
Может быть, наступила эпоха, когда писатели в принципе не способны стать властителями дум, даже если им предоставить для этого все возможности?
Павел Тихомиров: Глубоко убеждён в том, что эпоха массовой литературы закончилась на Высоцком и Солженицыне. Началась эта эпоха с А.С.Пушкина, а закончилась буквально на наших глазах.
Это не значит, что В.С.Высоцкий и А.И.Солженицын превосходят своих коллег по силе слова. Просто их слушали и читали миллионы, десятки миллионов, а аудитория современных нам мыслителей (не блогеров) на несколько порядков меньше.
Причин несколько.
Люди перестали читать. Телевидение, а затем соцсети сделали чтение уделом немногочисленной прослойки населения.
Люди перестали доверять печатному слову. Это понятно, расшифровывать не стану. Шквал информации не способствует тому, чтобы в этом крике выделить кого-то, способного стать кем-то большим, нежели просто – одним из «лидеров мнения».
Ну, наконец, самое главное. На протяжении XIX-XX веков литература была квази-религией. Т.е. в трудах выдающихся писателей люди находили ответы на мучавшие их идейно-нравственные вопросы.
Теперь такие вопросы людей интересуют в небольшой степени, ибо существует масса способов отвлечься «от всякого такого».
Нет запроса.
Владимир Янчевский: Нужно же понимать, что в Российской Империи, в тот период, когда голос литератора мог претендовать на то, чтобы быть воспринятыми как «глас народа», было не так много «каналов информации».
Толстые литературные журналы – их же можно пересчитать по пальцам: «Русский Вестник», «Вестник Европы», «Москвитянин», «Современник», «Отечественные Записки»…
В советское время: «Юность», «Новый Мир», «Наш Современник», «Иностранная Литература», «Москва», «Молодая гвардия», «Аврора»…
Я, разумеется, перечислил далеко не все из наиболее читаемых изданий, но суть такова – был некий – небольшой – набор «каналов информации», и в принципе люди, не имевшие телевизоров с сотней каналов и айфонов с тысячами каналов, вполне могли быть в курсе основных течений мысли. И они могли иметь возможность сравнивать различные интерпретации одних и тех же явлений.
Ибо существовали разные способы восприятия одних и тех же явлений. Их было несколько.
Но не тысячи.
Александр Тимофеев: Коллеги, предвидите ли Вы появление новых Гоголей, Пушкиных, Достоевских, Шолоховых?
Или всё-таки время больших писателей и гениальных литературных произведений безвозвратно прошло?
Иной раз высказывается циничное мнение, что такое время прошло, поскольку нынешним русским писателям просто нечего сказать. Они «плетут словеса», а новых смыслов предложить обществу не в состоянии.
Мне такое мнение не нравится. Но больно оно убедительно…
Всё же хочется, чтобы писатели вновь стали властителями дум. Но затрудняюсь сказать, возможно ли это…
Павел Тихомиров: Чтобы стать властителями дум, нужно, чтобы эти думы были в наличии.
Кстати, в этой связи я бы не стал так уж переживать из-за того, что читающая молодёжь у нас неправильная. Нормально, что читают «Мастера и Маргариту». Ну а что им читать? «Тихий Дон»? Тяжело читать, да и тянется шлейф склок по вопросу авторства. «Доктора Живаго»? Тяжело читать, потому что при всём преклонении перед гением Пастернака-поэта и переводчика, текст романа слишком уж «сделан». Как геометрически выверенный скверик с клумбами. Что там ещё у нас остаётся… из крупных и знаковых произведений… «В круге первом»? Тоже не станут читать, сейчас общество накачивается таким неосоветизмом, что А.И. сбросили с корабля, едва-едва затащив туда.
Во всяком случае, с теми молодыми людьми, которые увлекаются творчеством М.А.Булгакова, можно говорить о многом. Причём говорить именно в духовном контексте. Т.е. вещи духовного порядка уже не будут просто элементом «скрепного» чего-то, а будут инструментом осмысления целого ряда серьёзнейших вопросов: «А почему "аватар сатаны" - Воланд – смог властвовать над людьми»? «А где, в каком эпизоде, автор нам подсказывает, что "сцены романа о Иешуа-Га-Ноцри являются маревом, чарами, навеваемыми нечистым?"» «В чём суть сцены с ложным "добром" на балу, когда решается участь Греты-Фриды?» У меня, во всяком случае, есть опыт таких разговоров. И разбор этого романа, безусловно, наполненного инфернальщиной, позволяет поговорить о тех вещах, о которых многие не стали бы говорить после уроков «Закона Божия». Тем более, что в школе нашей никакой веронауки преподавать никто и не собирается.
Но для этого нужно разговаривать, нужно эти думы как-то услышать.
А наши патриоты разве станут на это откликаться? Вряд ли. Обзовут «кураевцем» — и весь сказ.
Не вижу причин бояться популярности Пелевина. Конечно, произведения Пелевина, как и произведения Гребенщикова, – это преподнесение при помощи инструментария Русской культуры совершенно чуждых нашей культуре буддийских смыслов… Но что поделать.
При коммунистах же пичкали нас другой формой безбожия – не акосмическим пантеизмом Пелевина/Гребенщикова, а вульгарным атеизмом советских писателей… ничего, разобрались – что к чему.
Опять же, с людьми, которые читают фантастику и фэнтези, ещё можно говорить о каких-то смыслах. Ведь задача литературы – пробуждать чувства добрые. Значит, и авторы, работающие в этих жанрах, смогут – вольно или невольно – подтолкнуть читателя к чему-то верному.
А вот мы, православные писатели-патриоты, этого сделать не сможем.
Пишем скучно.
Друг дружке не помогаем.
Это проклятущие «либералы» тянут своих, а у нас так не принято. Каждый выживает – в творческом плане – как может.
(Ладно, иллюстрировать не стану).
Владимир Янчевский: Писатели православно-патриотической направленности смогут стать властителями дум, если научатся писать интересные тексты в жанре киноповести. Толстые романы практически никто читать не станет сегодня. А вот через кино можно что-то донести.
Это реально. Вот мы вспоминали англичан. Прекрасный опыт Льюиса, Честертона, да и Толкина. Эти христианские писатели облекли в увлекательные формы достаточно серьёзные вещи духовного характера.
А у нас как-то всё это считается «несерьёзным».
Я говорю о форме подачи, а не о том, чтобы вульгаризировать нечто высокое и важное.
Это – совершенно реально.
И начинать над этим работать нужно было уже позавчера.
Потому что всё идёт к тому, что государство начнёт наводить порядок в этой сфере, а где взять «правильный» «контент»?
«Работаем, братья!» (с)
2. Комментарий
1.