1. Недавние высказывания Президента по русской и украинской теме вызвали множество сочувственных откликов. Многим показалось, что, как говорится, «меняется дискурс»: что власть заговорила о том, о чём раньше она говорить не решалась; показалось даже, что наконец должна начать меняться государственная политика. Теперь уже совсем точно должна.
Теперь уже – точно: потому что разве мало уже было таких моментов, когда казалось, что власть вот-вот обратиться к русской повестке?
То Президент заговорит о национальной идее, то сошлётся в выступлении на Н. Данилевского или К. Леонтьева, то поставит свечку за ополчение Новороссии...
А либеральное окружение Президента по-прежнему на своём месте, и не похоже, чтобы его слишком тревожило, что говорит Президент. А «проект Новороссия», выражаясь современным канцелярским новоязом, окончательно «закрыт». А национальная идея… Впрочем, о ней разговор впереди.
Может быть, Президент искренне сочувствует русскому делу; может быть, он действительно русский националист, как он сам говорил о себе (вызвав опять же самые радужные ожидания в патриотической среде). Но очевидно, что он должен считаться и с настроениями внутри этого самого окружения; что он должен учитывать глухое сопротивление бюрократии (как сталкивались с подобными обстоятельствами такие правители как, например, Александр III или И. Сталин). Иначе говоря: слова не обязательно равнозначны делу, хоть бы и будущему. Даже при самом благожелательном отношении к Президенту не следует чрезмерно обольщаться одними словами, даже если это такие слова, которые очень хочется услышать.
Какие же слова прозвучали в этот раз?
Слово первое: Президент назвал нецелесообразным восстановление СССР, потому что оно грозит размыванием «государствообразующего этнического ядра». Надо полагать, эта неуклюжая формулировка служит эвфемизмом для понятия «русский народ». Именно это и услышали русские патриоты, оценившие президентское выступление как «праздник».
Слово второе: нашумевшая (и, кажется, уже и отшумевшая) статья под названием «Об историческом единстве русских и украинцев». Напомню вкратце основные её положения:
Русские и украинцы – один народ. Большевики «обокрали Россию», создав Украину, а кроме того, этим актом они ещё и заложили под российскую государственность «мину замедленного действия». Украина превращается в «анти-Россию». Россия не допустит, чтобы Украину использовали против неё.
После выхода в свет этой статьи восторги по крайней мере части русской общественности перехлестнули через край. Оказалось, что речь идёт уже не просто о «смене дискурса», а о «гигантском скачке» и о «заявке на будущее». Украине «предъявлен ультиматум». Впереди – «освободительный поход на Киев» (фраза, которая несколько раз буквально звучала в сетевых выступлениях на эту тему). Короче: «Поднимем бокалы»!
Честно говоря, я бы многое дал, чтобы увидеть, с какими лицами в Кремле читают об «освободительном походе на Киев».
И почему-то очень некстати вспоминается, что, например, в Китае в своё время тоже произошёл если не гигантский, то всё-таки большой скачок, который, однако, завершился полным разочарованием. Впрочем, это так, к слову.
Гораздо примечательнее другой любопытный факт. Возможность больших потрясений, которыми может отозваться президентская статья, испугала, например, газету «МК», но, похоже, не пугает русских националистов с их грёзами об «освободительном походе». А ведь обычно они, именно из заботы об «этническом ядре», не склонны потрясения приветствовать. Быть может, националисты уверены, что «освободительный поход» – это «маленькая победоносная война», и что потрясения затронут только Украину, а Россию обойдут стороной. А впрочем, и это к слову.
Главное - другое: насколько обоснованны те предположения и ожидания, которые вызвали в разных кругах последние выступления Президента? Насколько оправданно в этот раз воодушевление русской общественности?
2. Ведь разве, по большому счёту, мы на самом деле услышали что-либо такое, что уже не говорилось раньше?
Скажем, мысль о нежелательности восстановления СССР совсем не нова. «Кто не жалеет о распаде СССР, у того нет сердца, но кто мечтает восстановить СССР – у того нет головы» – это сказано десять лет назад. Но и до, и после этого Президент не раз заверял обеспокоенный Запад, что Россия не стремится к восстановлению «империи». И мысль о единстве русских и украинцев тоже не нова (о чём Президент сам же напомнил в своей статье), как и мысль о заложенной большевиками «мине». Даже ультиматум киевскому режиму уже был: «Если кто будет стрелять в женщин и детей...». А потом, как известно, в Москву приехал г-н Буркхальтер.
И что же такого замечательного в том, что в этот раз нежелательность восстановления СССР увязана с судьбою некоего «этнического ядра»? Что такого замечательного в том, что и год спустя внесения в Конституцию т.н. «русской поправки», якобы закрепившей роль русского народа как государствообразующего, не рядовой какой-нибудь чиновник, а Глава государства всё ещё стесняется прямо назвать этот народ по имени?
И тем не менее люди, которые год назад грозились, ни много ни мало, «признать Конституцию нелегитимной» (sic), если бы в неё не включили слова «русский народ», а потом радовавшиеся, как большой победе, записанным в неё словам «русский язык» – эти же самые люди теперь в восторге от и вовсе безымянного «ядра». Оно, конечно, понятно: на безрыбье и рак – рыба. Но всё-таки надо же и меру знать.
Могут возразить, что в данном случае главное – суть, а не название. Всем понятно, к чему, наверное, относится слово «ядро». Главное – это то, что российская власть очевидно настолько заботится о народе (положим даже – именно о русском), чтобы не возлагать на него бремя империи. Более того, власть готова даже освободить народ от бремени державы. Напомню слова Президента двухлетней давности: политика сверхдержавы – это «навязывать своё влияние другим государствам», что «контрпродуктивно, затратно и не имеет перспектив». Иными словами: в отказе от восстановления СССР, от империи, от великодержавности властью движет наверное забота о народе и о его сбережении: известная солженицынская мысль, на которую недавно ссылался Президент (опять же к немалой радости русских патриотов). Вообще очевидно, что мыслям Президента созвучен ряд солженицынских идей: сбережение народа, отказ от империи, самоограничение и обращение вовнутрь...
Однако на деле такое самоотречение означает, что Россия отказывается не только от возвращения утерянных её земель, но отказывается даже от сохранения над ними своего влияния. И это подтверждается всей политикой Российской Федерации в отношении ближнего зарубежья, а главное, её итогами, за последние двадцать лет. Крым является лишь случайным исключением из этого правила, а отношение к донбасскому конфликту как сугубо внутриукраинскому – наоборот, его подтверждением.
В той мере, в какой такая позиция действительно обусловлена заботой о народе, а не желанием угодить Западу, её можно счесть патриотической. Но здесь мы имеем дело с таким патриотизмом, который можно назвать «малороссийским». Малороссийским он является в том, относительном, разумеется, смысле, что для него Россия ограничена пределами Российской Федерации. Иными словами: «малороссийскость» заключается в отказе от идеи Великой России. «Малороссийский» патриотизм – ничто иное, как доведённый до своего логического конца вывод из идеи сбережения народа, как, в свою очередь, логическим из него выводом является отказ признать республики Донбасса.
Примечательно, кстати, в этой связи, что нежелательной идее восстановления СССР Президент не противопоставил, как можно было ожидать, в качестве задачи действительно насущной – укрепление Союзного государства. Примечательно и то, что на это, кажется, никто не обратил внимания.
(NB: Разумеется, русские националисты с негодованием и возмущением отвергают связь между идеей сбережения народа и кремлёвским пассивизмом в отношении народных республик Донбасса. Они укажут, что Солженицын вовсе не это имел в виду, а что, наоборот, его очень беспокоила судьба русских, оставшихся за пределами Российской Федерации. В этом возражении они совершенны правы. Но верно и то, что перенимать чужие идеи, а тем более лозунги, не обязательно значит перенимать буквально их изначальный смысл. «Обстоятельства переменились»: поэтому мы пришли к другим выводам, нежели автор.)
3. Но разве статья Президента не перечёркивает сказанное? Пусть она не оригинальна в основных своих положениях; но разве не в этом заключается сказанное её новое слово (этот «гигантский скачок»), что она, во-первых, говорит о русском народе, а во-вторых, что она говорит об украинском вопросе?
Прежде всего, однако, ясно, что о последнем она просто не могла не заговорить. И дальше уклоняться от разговора на эту тему было уже невозможно и становилось даже пожалуй что неприлично. Украина настолько явно превратилась – точнее: её превратили – в открытого врага России, что нельзя уже было и далее благодушествовать в надежде на то, что Украина вот-вот наконец сама развалится, или что наконец можно договориться с её руководством, или что его уговорят «наши партнёры». Пора было сказать, что Россия не допустит превращения Украины в анти-Россию.
Но всё дело в том, что превращение это идёт уже 30 лет, а с 2014 г. процесс только ускорился и идёт совсем уже неприкрыто. А между тем, за всё это время Россия не сделала ничего, чтобы этого «не допустить»: надо полагать, именно потому, что «навязывать своё влияние», как говорится, «непродуктивно». И теперь не то что «освободительный поход на Киев», а хотя бы «не дать использовать Украину против России» потребует таких усилий, на которые Россия, прямо скажем, вряд ли способна. По крайней мере, до сих пор она такой способности не показывала.
Может быть, именно поэтому мы не услышали пока, каким именно образом Россия «не допустит», а услышали только: «Какой быть Украине, решать её гражданам». Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И, «конечно, если б украинский народ действительно пожелал отделиться – никто не посмеет удерживать его силой»: эта солженицынская мысль напрашивается сама собою как логический вывод из сказанного Президентом.
Россия могла бы, конечно, поддержать русское движение на Украине, если оно там ещё имеется. Но до сих пор она всегда предпочитала иметь дело с местными элитами, а не с общественными движениями. Олицетворением и этой политики, и её краха стали, с одной стороны, г-н Янукович, а с другой – трагическая судьба «Русской весны», когда граждане Украины как раз и попытались решить судьбу страны.
И тем не менее, что ещё остаётся России, кроме как надеяться на этих граждан, при том, что российская пропаганда всячески их отталкивает от России – этих «криптобандеровцев», которым «никто ничего не обещал»? Если Россия отказалась от силового решения украинского вопроса в 2014 году, когда Украина и её вооружённые силы были на грани развала, а население было в полной растерянности, то вряд ли она решится на силовое решение теперь, когда положение на всех направлениях и во всех отношениях изменилось отнюдь не в пользу России.
Нужно очень выдавать желаемое за действительное, чтобы в этой статье увидеть заявку на активную политику России в отношении Украины, а тем более – на ликвидацию её как отдельного государства.
Впрочем, я был бы только рад ошибиться в своих предположениях. И я бы немедленно отказался от своих слов, если оказалось бы, что Президент действительно сделал «заявку на будущее», и что Россия приступает к решению украинского вопроса.
4. Но что это значит: «решение украинского вопроса»?
Каковы цели и средства России в этом деле? К сожалению, как это было неясно в 2014-15 гг. (когда взамен предлагались «хитрый план» и «грозное молчание»), так это остаётся неясным даже теперь. Мы знаем только, чего Россия не хочет (именно, использование против неё Украины), но не знаем, чего она хочет.
Надо признать, что что в этом она крайне невыгодно отличается от Украины. Украина хочет быть частью Европы и вообще западного мира, что она недавно ещё раз подтвердила в совместном с Грузией и Молдавией заявлении. Она упорно стремится к членству в Европейском Союзе и НАТО. Можно на этот счёт иронизировать, как это обычно делают российские комментаторы; можно твердить, что этому не бывать никогда. Такой прогноз безусловно верен в отношении обозримого будущего. Но вообще евроинтеграция может принимать самые разные формы. По крайней мере, нелепо отрицать, что Украину активно втягивают в западную сферу влияния. И нелепо отрицать, что она, со своей стороны, делает в этом направлении всё от неё зависящее. По крайней мере, страна уверенно идёт к своей цели, чего, увы, не скажешь о России.
Для начала России следовало бы определиться с тем, чем для неё, собственно, является Украина. Одно из двух:
– Либо Россия «признаёт геополитические реалии», признаёт Украину суверенным государством, но тогда украинский вопрос снимается с повестки дня. Суверенные государства сами решают свои судьбы, даже если это выражается в отдании себя под власть других государств.
– Либо Россия признаёт Украину частью Великой России, Русского мира, наконец, российской сферы интересов, и тогда она решает украинский вопрос без оглядки на чьё-либо мнение, и точно не решает его на переговорах с Западом. Ибо Запад желает, чтобы Украина была анти-Россией, а Россия желает, чтобы Украина перестала ею быть.
Перестать быть анти-Россией – это и есть желанное, и единственно возможное с точки зрения России, решение украинского вопроса. Какую Украина при этом обретёт в итоге форму – на тот счёт есть широкий выбор: от «финляндизации» до «восстановления киевского генерал-губернаторства» – мечта пикейных жилетов от русского национализма. Казалось бы, что и здесь следовало вспомнить о Союзном государстве, однако и здесь, в президентской статье, о нём почему-то нет ни слова. Впрочем, это вопрос о форме, который представляется вторичным по сравнению с вопросом о содержании. Ибо что такое, собственно, означает это понятие – «анти-Россия»? На самом деле это вопрос не об Украине, а о самой России.
По отношению к какой именно России является анти-Россией Украина? Что такое Россия, которой противопоставляется, в качестве её отрицания, Украина? Россия не может определяться просто как то, что не есть Украина, или, наоборот, как не то, что есть Украина, т.е. не может определяться просто как «анти-Украина». Очевидно, что у России должен быть свой положительный идеал, своя национальная идея, свои ценности, во имя которых, собственно, и должен быть решён украинский вопрос.
Увы – в выработке своей национальной идеи Россия, кажется, так и не продвинулась дальше «стремления к достатку и комфорту». Хотя нет: на днях к этому прибавился призыв к повышению рождаемости. (NB: И примечательно опять же, что речь при этом идёт о «народе России» в целом, а не конкретно об «этническом ядре»!) Но и то, и другое нельзя, конечно, назвать именно национальной идеей: вероятно, и на Украине тоже не чужды «стремления к достатку и комфорту».
Ценности? В Стратегии национальной безопасности в перечне духовно-нравственных ценностей первыми идут «жизнь, достоинство, права и свободы человека». И здесь мы имеем дело с ценностями самыми общелиберальными и космополитическими, в приверженности которым опять-таки готовы поклясться и в Киеве.
Русская доктрина? Документ, принятый «на государственном уровне», т.е. в ДНР, и провозглашающий Россию «русским национальным государством». Вот, казалось бы, отличительный признак! Вот то, по отношению к чему Украина очевидно является анти-Россией! Но ведь ДНР не признана государством даже Российской Федерацией, и для последней Русская доктрина не имеет никакого значения. В противном случае не было бы разговоров о безликом «этническом ядре» и не было бы разрушения памятников русским солдатам по требованию этнических меньшинств.
Нет: если говорить о ценностях, то Украина на самом деле не настолько глубоко отличается от России, чтобы противопоставляться ей в качестве «анти-России». «Украина – це Европа», но и Россия тоже хотела бы стать частью Европы. И та и другая привержены рыночной экономике и (по крайней мере, на словах) демократии. Украина очевидно не является русским национальным государством, но не является таковым и Россия, ни де-юре, ни хотя бы де-факто. Украина разве что обогнала Россию в степени декоммунизации, но вряд ли именно этим она заслужила звание «анти-России». В чём же, в таком случае, состоит необходимость решения украинского вопроса?
Но, возможно, суть явления под названием анти-Россия и не заключается в таких отвлечённых материях. Может быть, она состоит только в том сугубо материальном факте, что ради создания Украины «обокрали Россию». В таком случае решение украинского вопроса – это восстановление исторической справедливости; так сказать, возвращение украденного, а целью решения украинского вопроса является единая Россия. Или всё-таки «Единая Россия»?
Вот, к примеру, один только факт. В Донецке агитаторы уговаривают местные население принять участие в предстоящих думских выборах и при этом доверительно дают понять, за кого именно им следует голосовать: «Всё равно будет "Единая Россия"».
Но разве для такой пародии на свободу выбора случилась Русская весна и восьмой год страдает Донбасс?
Если Украина перестанет быть анти-Россией, то это, само по себе, будет благом. Перестав быть анти-Россией, она станет ближе России или даже, в конце концов, станет частью её. Но если под Россией понимать только нынешнюю Российскую Федерацию с её болезнями, то жители Украины могут сильно разочароваться в таком сближении (даже если его преподнесут как «освобождение»). Променять украинских олигархов на российских, украинских бандеровцев – на кавказский криминал, одних этнонационалистов, уничтожающих русские памятники, на другие...
Прекращение существования анти-России может означать увеличение России: если не количественное (за счёт присоединения Украины), то по крайней мере качественное (за счёт распространение на Украину российских порядков). Но если дело будет заключаться в увеличении только нынешней России, то в конце концов может оказаться, что под российскую государственность заложена ещё одна мина замедленного действия.
Александр Яковлевич Коппенол, православный публицист, Голландия
