Нам нужна одна Победа

Более полугода идёт война. И более полугода руководство страны отрицает этот факт.

С тем же упрямством, с которым оно до 24 февраля говорило только о безальтернативных минских договорённостях, оно после 24 февраля говорит только о военной операции, пусть и специальной.

В итоге же мы сегодня имеем то, что мы имеем: Россия теряет Украину, как в прямом, так и в переносном смысле.

Не преждевременен ли такой вывод? Ведь изюмское поражение ещё не является коренным переломом в ходе войны, а сдача Харьковской области ещё не является сдачей всей территории Украины. И, как нас уверяют военные корреспонденты и другие наблюдатели (но, почему-то, не официальные лица!), Россия обязательно вернёт себе утерянное!

Что же, территории действительно (при желании!) можно вернуть. Но можно ли вернуть людей? Их сердца и умы? Тех людей, которые весной поверили России и поверили, что «Россия здесь навсегда»? Уход из Харьковской области нанёс страшный удар по доверию к России лояльно настроенных к ней жителей Украины – а что же говорить к колеблющейся части местного населения (а колеблющихся гораздо больше, чем лояльных). Уже сообщают, что в подконтрольных российской армии районах начали отказываться принимать гуманитарную помощь. Россия может вернуться – но вернётся ли доверие к ней? Вот в чём сейчас вопрос.

Когда говорят о грядущем возвращении России, то основным доводом служат указания на материальные факты («наша артиллерия» и «наша авиация»). Но при этом совершенно упускается из виду не менее, а, быть может, и более важный факт – моральный.

За что сражаются украинцы? Назовём вещи своими именами: украинцы сражаются за свой родной дом.

Это факт крайне болезненный для русского патриотического сознания, до такой степени даже, что можно встретить требования «пресекать такие мысли на корню». «Не украинцы защищают родной дом, а мы возвращаем украденные земли!» – вот русская патриотическая картина мира.

Что же – пресекайте. Но росчерком пера (или нажатием на кнопку клавиатуры) не перечеркнуть чужого самосознания, каким бы ошибочным оно ни было. Для украинцев очевидно, что они живут на своей родной земле, на которую пришёл враг, и это сознание придаёт им уверенность и силу.

NB: Понятно, что Запад использует Украину в качестве тарана против России и на украинцев смотрит, как на пушечное мясо. Но – увы – субъективные впечатления нередко оказываются сильнее объективных фактов.

И кстати: почему украинцы должны смотреть на свою землю как на украденную у России? Ещё раз назовём вещи своими именами: разве Россия не признала сразу же независимость Украины и более 30 лет не выдвигала к ней территориальных претензий? Разве не приложила Россия много усилий чтобы Украина состоялась как независимое государство (и до самого недавнего времени ставила это себе в заслугу)? Разве, наконец, не Россия признала обоих избранных уже после государственного переворота 14-го года украинских президентов?

Итак: украинцы знают, за что они воюют. А знает ли Россия, за что сражается она?

Народным республикам Донбасса очевидно, за что они сражаются: они сражаются за своё выживание.

Русским патриотам, как мы видели, тоже очевидно, за что сражается Россия: за возвращение отнятых у неё земель. Поэтому они требуют похода на Киев и Львов, а победа, с их точки зрения, заключается в разрушении Украины.

Население России в целом поддерживает власть и ждёт победы – но какой именно?

Т.н. «партия победы» внутри правящего слоя (которой, как предполагают, противостоит «партия мира»), на которую надеются русские патриоты – эта «партия», по крайней мере публично, не разделяет мечты о «возвращении украденного». В её представлении победа – это решение задач денацификации и демилитаризации Украины. Но как сами эти задачи, так и средства их решения по прежнему чётко не определены, а потому здесь остаётся значительное пространство для манёвра. (Не так давно один эксперт доказывал, что демилитаризация Украины завершена, потому что её вооружение практически полностью уничтожено).

Но если даже «партия победы» смотрит на цели войны так ограниченно (и вообще всё так же говорит только о специальной военной операции), то понятно, отчего возникли слухи о неудовольствии власти деятельностью радикальных патриотов и о вытеснении их из общественной жизни. (По крайней мере один видный деятель русского патриотизма отозвался на эти слухи в свойственной ему экзальтированной манере: «Вот он я – стреляйте!»). Возможно, «партия победы», даже сегодня, всё ещё надеется каким-то образом договориться с Западом. Русское движение, каким бы слабым оно не было, является помехой для такой договорённости.

Впрочем, недавно Президент сделал обрадовавшее русских патриотов заявление, как будто указывающее на расширение целей войны. Если в первый день войны он говорил, что «в наши планы не входит оккупация украинских территорий», то теперь он назвал задачей России возвращение её земель.

Как всегда, объяснений, чем вызван очередной volte-face российской власти, не последовало, а потому остаётся только высказать на этот счёт некоторые предположения.

Либо возвращение исторических русских земель изначально было целью войны, но об этом до поры до времени почему-то не говорили; быть может, чтобы не огорчить партнёров. Но это совершенно напрасная осторожность, ибо партнёры всё равно «уверены», что «Путин хочет восстановить империю» (или СССР).

Либо идея возвращения земель родилась уже в ходе войны и действительно стала её целью. Но о таких важных решениях не сообщают, как бы между делом, на молодёжном форуме, да ещё с использованием оборотов вроде «Зачем Пётр полез [sic] в Прибалтику?».

Впрочем, это выступление Президента всё равно не внесло ясности в вопрос о том, что для России является победой. С одной стороны, победа очевидно будет заключаться в решении задач денацификации и демилитаризации – этих настолько размытых понятий, что демилитаризацией может считаться и отказ Украины от вооружённых сил вообще, и отказ от членства в НАТО. С другой стороны, до изюмского поражения на повестке дня оставалось присоединение к России по крайней мере некоторых областей Украины. При этом непонятно, как одно связано с другим: если денацификация невозможна без присоединения к России, то почему бы тогда не присоединить всю Украину?

Неопределённость в отношении того, какая именно России нужна победа, ослабляет её волю к достижению победы. Она же может вызвать разочарование итогами войны (завершится ли она миром или перемирием – в данном случае значения не имеет), поскольку у государства и у общественных сил разные представления об этих итогах. Скажем, если демилитаризация обернётся только нейтральным статусом Украины, то это может вызвать вопрос: неужели только за это погибли наши мужья и сыновья?

Поэтому России необходимо как можно скорее определиться с целью войны. Руководство страны должно недвусмысленно и безусловно указать: достижение каких целей означает победу России, и почему необходимо достижение именно этих целей?

Очевидно, что это нельзя сделать в ходе лёгкой беседы на каком угодно случайном мероприятии: необходимо программное выступление, обращённое к нации, каким было выступление 24 февраля. Только в этот раз уже нельзя допустить никакой возможности его переосмысления или перетолкования. Такое выступление не должно оставить места ни малейшей неопределённости.

Положение слишком серьёзное.

Александр Яковлевич Коппенол, православный публицист, Голландия