О будущей денацификации Украины

В прошлом году, отзываясь, в т.ч., на президентскую статью «Об историческом единстве русских и украинцев», я выразил сомнение в том, что следует ожидать скорого и решительного перелома в украинской политике Российской Федерации.

В частности, в статье «Что значит решение украинского вопроса?» я писал: «Нужно очень выдавать желаемое за действительное, чтобы в этой статье увидеть заявку на активную политику России в отношении Украины, а тем более – на ликвидацию её как отдельного государства».

При этом была оговорка: «Впрочем, я был бы только рад ошибиться в своих предположениях. И я бы немедленно отказался от своих слов, если оказалось бы, что Президент действительно сделал «заявку на будущее», и что Россия приступает к решению украинского вопроса».

Сегодня, кажется, можно сказать, что я действительно ошибся: военная операция – это ли не «активная политика России в отношении Украины»? А потому, как и обещал, я беру обратно свои прошлогодние скептические слова.

Но прежде чем продолжить, давайте вспомним тех кто в 2014 г. поднялся на борьбу за русский Донбасс и кто не дожил до сегодняшнего дня, когда, даст Бог, Донбасс, вслед за Крымом, вернётся домой: Алексей Мозговой; Арсений Павлов; Михаил Толстых; Александр Захарченко; Павел Дрёмов; Александр Беднов; Валерий Болотов.

Отказываясь от прошлогодних слов, я, однако, не отказываюсь от настроения, которым они были вызваны. Долгие восемь лет, в течение которых Россия не признавала народные республики, называла происходящее в Донбассе «внутриукраинским конфликтом», а единственно возможным его решением – «безальтернативные минские договорённости» – разве эти долгие восемь лет позорного топтания на месте не могли вытоптать веру в то, что когда-нибудь сможет быть иначе?

Но даже сегодня не очевидно, что Россия действительно взялась за решение украинского вопроса. Так, Россия не ставит себе целью ликвидацию украинской государственности, и даже свержение действующей власти не входит в её задачи, хотя Российская Федерация называет эту власть нацистской. Наоборот: с этой властью теперь ведутся переговоры, в ходе которых нащупываются «компромиссы» и «общая точка зрения». А пока на взятых под контроль российской армии землях продолжает развеваться украинский флаг, и понятно, какое это впечатление должно производить на местных жителей.

Впрочем, ни военная операция, ни, конечно, одно только свержение режима, ни даже ликвидация украинской государственности, не поставят точку в украинском вопросе. Как сказал бы В.И. Ленин: «Мы Украину отвоевали, мы должны теперь Украиной управлять».

На самом деле Россия ещё далеко не отвоевала Украину, даже если иметь в виду лишь её территорию. О сердцах и мыслях украинцев и вовсе пока говорить нечего. О каком завоевании сердец и мыслей украинцев может идти речь, когда они по прежнему кругом видят украинскую государственную символику? Но именно потому уже теперь следует задуматься о том, как Украиной управлять, даже если может казаться, что это ещё рано.

«Пытаясь обесценить (sic) дело русских солдат разговорами про «потом» вы показываете что вы не с русскими солдатами», – буквально такие окрики можно встретить соцсетях.

Какая нелепость! Как раз теперь не только можно, но и нужно говорить про «потом». Говорить про «потом» – потом (извините за каламбур) – будет поздно. Россия и так потеряла восемь драгоценных лет!

Главный разговор «про потом» – разговор не о форме, а о содержании Украины, иными словами – разговор о её денацификации. Но денацификация на самом деле не заключается в том, чтобы запретить бандеровскую идеологию и вывести из общественной жизни наиболее активных её носителей. Это всего лишь первый её шаг.

Тем более денацификация Украины не решается лихими кавалерийскими наскоками в духе «Украина – это Россия, а украинцы – русские, что бы не считали тамошние жители», хотя такие наскоки, понятное дело, привлекательны тем, что не требуют от России особых усилий. Но если бы Россия на самом деле решила действовать столь грубо, то, выиграв войну, она всё равно проиграла бы мир.

Денацификация Украины в конечном счёте заключается в том, чтобы вывести её из состояния «анти-России». Вывести же её из этого состояния можно, только предложив ей другую идею. Это и есть то новое содержание, о котором сейчас шла речь. Всё остальное, сколь важным оно бы не было, только производное от данного факта. Идея – необходимое условие денацификации, её альфа и омега. Без лежащей в её основе идеи денацификация будет домом, построенном на песке, и, следовательно, будет обреченна на провал.

Но для того, чтобы убедительно предложить Украине свою идею, Россия должна прежде всего разобраться с тем, что она сама представляет собою.

Позволю себе в этой связи ещё раз привести выписку из предыдущей моей статьи: «Перестать быть анти-Россией – это и есть желанное, и единственно возможное с точки зрения России, решение украинского вопроса. Какую Украина при этом обретёт в итоге форму – на этот счёт есть широкий выбор... Впрочем, это вопрос о форме, который представляется вторичным по сравнению с вопросом о содержании. Ибо что такое, собственно, означает это понятие – "анти-Россия"? На самом деле это вопрос не об Украине, а о самой России.

По отношению к какой именно России является анти-Россией Украина? Что такое Россия, которой противопоставляется, в качестве её отрицания, Украина? Россия не может определяться просто как то, что не есть Украина, или, наоборот, как не то, что есть Украина, т.е. не может определяться просто как "анти-Украина". Очевидно, что у России должен быть свой положительный идеал, своя национальная идея, свои ценности, во имя которых, собственно, и должен быть решён украинский вопрос».

Иными словами: речь на самом деле идёт не об украинском, а о русском вопросе. «Украинский вопрос» – только производное от него. Что такое Россия? Каковы её собственные ценности, которые делают её Россией и принятие которых позволит Украине перестать быть анти-Россией?

Украинская «идея» на самом деле не исчерпывается бандеровщиной, и с этой точки зрения понятие «денацификация» выбрано не совсем удачно. «Украина – це Европа» – вот что главное в украинизме. Бандеровщина только крайнее, и даже скорее болезненное, выражение этой идеи.

Притязая быть частью Европы, Украина, разумеется, должна утверждать приверженность европейским ценностям. И потому в украинской конституции мы читаем: «Человек, его жизнь и здоровье, честь и достоинство, неприкосновенность и безопасность признаются в Украине наивысшей социальной ценностью. Права и свободы человека и их гарантии определяют содержание и направленность деятельности государства».

А что противопоставляет этому Россия? Россия, которая всего лишь месяц назад тоже смотрела на себя как на часть Европы и тоже считала себя европейским государством. Всего какой-то месяц назад западные страны были «нашими партнёрами». Ещё совсем недавно с Западом не было идеологических противоречий, а в отношениях с ним – «красных линий». Ещё совсем недавно, после валдайского выступления Президента, нам объясняли, что «никоим образом оно не должно сказаться на отношениях с западными странами. Россия была, есть и будет частью Европы».

А потому само собою разумеется, что в государственных документах, например, в Стратегии национальной безопасности или в проекте указа об укреплении «традиционных российских духовно-нравственных ценностей», первыми в перечне «российских традиционных духовных ценностей» значаться «жизнь, достоинство, права и свободы человека».

Но что в этом собственно русского или хотя бы российского, самобытного? Первенство «жизни, достоинства, прав и свободы человека» – идеал (или, по крайней мере, декларируемый идеал) космополитического либерализма. Современные западные модные веяния, вроде BLM или трансгендерства – только доведённые до логического конца выводы из этого идеала. Россия просто (пока ещё) не дошла до этих выводов. Ставя на первое место среди своих ценностей «жизнь, достоинство, права и свободы человека», Россия отличается от Запада только в количественном, а не в качественном отношении. Иными словами: это отличие в степени последовательности следованию либеральному идеалу, но не отличие самого идеала.

Но какой смысл говорить об Украине как об анти-России, если и та, и другая страна имеют одинаковое устремление – быть Европой?

Только сейчас, буквально у нас на глазах, Россия начинает отворачиваться от Европы. Назовём вещи своими именами: поворот этот вынужденный, вызванный воистино остервенелой реакцией Запада на российскую военную операцию, и скорее «технический», нежели идейный. Иначе говоря: на смену идее «Россия – это Европа» пока не пришла новая идея, которая бы чётко определила – «Что такое Россия?».

История в 2014 г. дала России уникальную возможность исправить ошибки прошлого, но Россия ею не воспользовалась. Поэтому сегодня она решает военную проблему Украины в гораздо более сложных, нежели в 2014 г., условиях. Но то же самое, mutatis mutandis, можно сказать о проблеме её самоопределения. С одной стороны, в данный момент не до этого: главное сейчас – победа. А с другой стороны, если Россия каким-то чудом получила шанс исправить ошибки теперь уже самого недавнего прошлого, то это не значит, что для этого ей отпущено ещё восемь лет.

Поэтому Россия не может позволить себе ещё раз терять время. Без своей идеи, которую она предложит Украине, она не привлечёт к себе её жителей. А именно завоевание их сердец и умов есть единственно возможный результат денацификации Украины, т.е. выведения её из состояния анти-России. Если России не удастся привлечь к себе жителей Украины, она и войну проиграет, и Украину потеряет, и теперь уже навсегда.

Александр Яковлевич Коппенол, православный публицист, Голландия