Непобежденные

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Части 4-5

Часть 6

Часть 7

Часть 8.1

Часть 8.2

Часть 9.1

Часть 9.2

Часть 10.1

Часть 10.2

Не плачь, мы жили жизнью смелой,

Умели храбро умирать, −

Ты на штабной бумаге белой

Об этом можешь прочитать.

Алексей Лебедев^[1].

Август 1941 года

В этой части расскажем, как обещали о последних боях Цусимы. Трудно поверить, что продолжались они еще почти сутки после предательства Небогатовым своего отряда. Вели эти бои уже отдельные, часто сильно поврежденные корабли. Объединяет их одно: они ушли в вечность − непобежденными, а значит − победителями.

Героями нашего рассказа станут броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» и два крейсера – бронепалубная и совсем юная «Светлана» и броненосный ветеран с грозным для врагов именем «Дмитрий Донской».

1. «АДМИРАЛ УШАКОВ»

Ну, покойнички, выпьем!

По счастью подвиг «Адмирала Ушакова» подробно и неоднократно описан уцелевшими участниками славного боя. Героическому кораблю посвящены многочисленные статьи, даже книга написана^[2].

Последний его день запечатлен буквально поминутно, начиная с памятного завтрака утром 15 мая в кают-компании, когда старший офицер капитан 2 ранга Александр Александрович Мусатов, человек удивительного хладнокровия, поднял рюмку водки со словами:

‒ Ну, покойнички, выпьем!

«Через несколько часов эти слова оказались пророческими для него самого и некоторых присутствующих, но в этот момент они всеми были приняты как шутка и все единодушно потянулись чокнуться с Александром Александровичем. В душе же каждый, я не сомневаюсь, был уверен, что старший офицер был прав»^[3].

В погоню за трудно шедшим на север «Ушаковым» были посланы броненосные крейсера «Ивате» и «Якумо». Бронированные гиганты суммарным водоизмещением превышали русский броненосец в шесть раз. На разницу в броневой защите можете глянуть сами:

Схема бронирования броненосца «Адмирал Ушаков»

Схема бронирования броненосного крейсера «Ивате»

Про подавляющую мощь их орудий с фугасными снарядами, снаряженными «жидким огнем», и 21-узловую скорость хода, не приходится и говорить.

«Ушаков» мог с трудом развивать 10 узлов из-за тяжкого повреждения, полученного им в бою 14 мая, когда он своим корпусом прикрыл горящий «Александр III» от огня японских броненосных крейсеров. Носовое отделение броненосца было затоплено.

Теперь и умирать можно

Когда «Ивате» и «Якумо» уже были ввиду «Ушакова», команда и офицеры переоделись во все чистое, готовясь к последнему бою. Одному из офицеров командир, капитан 1-го ранга Владимир Николаевич Миклуха − младший брат знаменитого путешественника, − выйдя из своей каюты сказал: «Переоделся, даже побрился. Теперь и умирать можно»^[4].

Еще раз о русской стрельбе и наших снарядах…

В ответ на предложение японцев сдать корабль, Владимир Николаевич ни минуты не раздумывая резко приказал: «Дальше разбирать не надо, долой ответ, открыть огонь!»

«Не ожидавшие такого отпора, японцы неосторожно приблизились и поплатились за это, получив залп 10-дюймовой башни в борт.

Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков»^[5]

Это наше первое попадание показывали нам японские офицеры на крейсере “Иакито”^[6]. Снаряд ударил в борт крейсера, впереди кормового левого трапа, сделав в борту отверстие по своему калибру, и затем разорвался внутри на семь кусков, не причинив судну серьезного повреждения, но убив два-три десятка японцев».

В очередной раз − снайперское мастерство русских комендоров, уже сто лет охаиваемых всеми, кому не лень, на фоне качества врученного им оружия! И ведь на «Ушакове» снаряды были лучшие из возможных: всего лишь “хорошо вылежанные” в ораниенбаумском и либавском снегу.

Характерная черта

Японские крейсера поспешно отошли и стали расстреливать «Ушакова» с расстояния 70 кабельтовов. Спокойно, как на учениях, без малейшего риска, что, как неоднократно с одобрением подчеркивается, является характерной чертой флотоводческого почерка адмирала Того и его учеников.

Максимальная дальность при максимальном угле возвышения старых 10-дюймовок русского броненосца береговой обороны была 53 кабельтова.

На «Ушакове» начался пожар. Через подводные пробоины в корпус вливалась вода. Через 20 минут крен броненосца на правый борт стал мешать вращению орудийных башен. А еще через 10 минут башни заклинило, огонь орудий главного калибра вообще пришлось прекратить.

По врагу продолжала стрелять только 5-дюймовая (120-мм) пушка мичмана Ивана Александровича Дитлова. Для подбодрения команды и… «на страх врагам». Мичман держал слово, данное накануне погибшим героям «Александра III».

Все возможности сопротивления маленького броненосца были исчерпаны. Командир приказал прекратить огонь, старшему механику − открыть кингстоны, минному офицеру − взорвать подрывные патроны, людям же − спасаться.

Минный офицер лейтенант Борис Константинович Жданов, исполнив приказание командира, начал помогать судовому врачу доктору П.В. Бодянскому привязывать раненых к плотикам и спускать их в море. Когда же доктор спросил его:

‒ А что же у Вас самого нет ни пояса, ни круга?

Жданов ответил:

‒ Я же всегда говорил всем, что я в плену никогда не буду!

Сняв фуражку, как будто прощаясь со всеми, он спустился вниз.

27-летний лейтенант Б.К. Жданов погиб со своим кораблем, повторив подвиг капитана 1-го ранга В.И. Бэра и лейтенанта В.А. фон Нидермиллера с броненосца «Ослябя».

Лейтенант Борис Константинович Жданов

Можно добавить еще, что лейтенант Борис Жданов − сокурсник и друг по Морскому корпусу славного лейтенанта Петра Вырубова, накануне ушедшего в бессмертие на броненосце «Суворов», а также шафер на недавней свадьбе последнего.

Бог поможет

«На баке тонущего броненосца произошла трогательная сцена − вспоминает Александр Петрович Гезехус. − Стоял наш батюшка, отец Иона, с юным фельдшером, почти мальчиком.

Этот последний почему-то мешкал и не решался броситься в воду.

На вопрос батюшки, отчего он медлит, он ответил, что забыл в каюте образок − благословение матери, и не знает, как ему быть. Раздумывать было некогда, но батюшка все-таки ему сказал:

"Если благословение матери, то попытайся достать, Бог поможет".

Быстро фельдшер исчез, слова батюшки побороли в нем колебания и через весьма короткий промежуток времени он с сияющим, счастливым лицом появился на верхней палубе с образком в руках».

О пользе коньяка

«У меня же в башне произошел комичный эпизод. Еще до Цусимского боя я, по совету судового врача, взял в башню бутылку коньяка, на случай поддержать силы раненых.

Бутылку эту я сдал башенному артиллерийскому унтер-офицеру с приказанием хранить ее до моего распоряжения. Во время дневного Цусимского боя, ночных атак и последнего нашего боя, я и все в башне совершенно забыли об этой бутылке.

В последний момент, когда часть прислуги уже выскочи ла из башни, артиллерийский квартирмейстер обратился ко мне с вопросом:

‒ Ваше Высокоблагородие, а как же быть с коньяком?

Ошеломленный таким неуместным вопросом, я ответил:

‒ Какой там коньяк, брось его к черту, нельзя терять ни минуты.

‒ Никак нет, разрешите прикончить?

‒ Ну быстро, всякая задержка может стоить нам жизни.

В момент вылетела пробка, появились кружки. Оставшиеся в башне "прикончили" бутылку, и все благополучно выскочили на палубу и выбросились за борт.

Я думаю, что этот глоток коньяка оказал впоследствии даже некоторую пользу, ибо я сравнительно легко перенес трехчасовое плавание в 11° воде».

Ура!

«Как на последний факт, укажу на громовое "ура" плавающих в воде беспомощных людей при виде гибели своего корабля с гордо развевающимся Андреевским флагом.

Этот восторженный крик продолжался довольно долго под градом сыпавшихся неприятельских снарядов по пустому месту. Когда зыбь разметала плавающих, постепенно затих и этот крик.

Впоследствии, уже в плену, мы, офицеры, неоднократно получали письма от наших матросов с выражением глубокой благодарности за сохраненную честь и сознание исполненного долга перед Царем и Родиной»^[7].

[Последняя фраза настолько важна для понимания не только Майской Цусимы 1905 года, но и Февральской Цусимы года 1917, что на «чуть-чуть» прервем последовательность изложения и приведем образец такого письма матросов «Адмирала Ушакова» своему офицеру, хорошо знакомому нам мичману Ивану Дитлову.

Политические книжки сожгли, “политиканта” убили, или

Матросы броненосца «Адмирал Ушаков» пишут письмо своему офицеру

«От души благодарим Ваше Высокоблагородие за Ваше письмо, которое получили 11 ноября по русскому времени; во время чтения письма мы были все в собрании и слушали со вниманием, а кроме того перечитывали каждый про себя. Все мы, слава Богу, здоровы и живы, молимся Богу и ждем с нетерпением освобождения и отправки в свое дорогое Отечество.

У нас в настоящее время много появилось политических книжек и газет, выпущенных японцами, но наша команда ни на что на это не обращает внимания, из прочих же команд нашлись такие люди, которые стали усиливать этот элемент, но им не пришлось этого сделать.

По вечерам стали в уголках бараков появляться кружки политикантов, читающих политические книжки и газеты, рассуждая об их содержании, они стали объяснять прочим, что все это правда, да так и быть должно.

Прочие же люди, понимая, что все это нарушает достоинство Государя и Правительства, стали просить этих людей не распространять этого, но они продолжали настраивать команду этому темному делу. Тогда команда, выведенная из терпения, сговорилась во что бы то ни стало уничтожить это распутство.

9-го ноября окружили этих политикантов, отобрали у них все книги и газеты, содержащие в себе политику, и сожгли, а самих политикантов одного убили, а остальные под защитой японского караула отведены неизвестно куда.

После этой расправы теперь все тихо и смирно. В одном из свободных бараков устроили церковь; так, что нашлись из военнопленных порядочные художники, устроили хороший иконостас, наделали деревянных паникадил; одним словом, устроили все, что имеется в православной церкви, и еженедельно по вторникам приезжают японский православный священник и дьякон.

С 8 часов начинается богослужение: только одно это нам и остается в наслаждение − помолиться Господу Богу, который укрепляет наши силы терпеть плен».

К словам моряков стоит добавить, что славные ученики Святителя Николая Японского начинали обычно службу молебном о нашем Государе, а типичным образцом проповеди может служить отрывок из проповеди отца Сергия Судзуки, любимого нашими пленными воинами:

Отец Сергий Судзуки

с золотым наперсным крестом, поднесенным ему нашими военнопленными

«Волею Господа Бога вы привезены в нашу языческую страну. Пути Его неисповедимы, и, может быть, благодаря вам наша языческая страна в скором времени сделается христианской.

Ваши постоянные общие молитвы и ваша религиозность обратили на себя внимание всего местного населения. В их души уже начинает западать сознание несовершенства той религии, которую они исповедуют»^[8].

«Еще главное – продолжают свое письмо моряки − все мы просим Ваше Высокоблагородие похлопотать по силе возможности о том, чтобы Вас назначили для препровождения нас в Россию, а кроме того, не найдете ли Вы возможным побывать у нас, а денег на путь мы найдем.

За тем счастливо оставаться, Ваше Высокоблагородие, остаемся живы и здоровы, все глубоко тронуты Вашим дорогим приветом.

Ваши подчиненные моряки броненосца „Адмирал Ушаков"»^[9].

Похоже, что при описанных в письме разборках с «политикантами» пострадал и будущий автор прибойной «Цусимы», и тяжелые матросские кулаки окончательно вбили затертому баталеру-маринисту отвращение и ненависть к Русскому Императорскому Флоту.

Оплот спокойствия и верности

И в дальнейшем, по пути на Родину, среди «революционных» матросов и солдат «ушаковцы» были оплотом спокойствия и верности. Контр-адмирал, а тогда лейтенант Борис Петрович Дудоров, попавший в японский плен при падении Порт-Артура, вспоминал потом, что в одном из эшелонов на 600 матросов из команд сдавшейся эскадры контр-адмирала Н.И. Небогатова пришлось всего три офицера порт-артурца – лейтенант Давыдов и два мичмана: «Почувствовав отсутствие сильной власти в полосе железной дороги, команда “небогатовцев” скоро совершенно разнуздалась: пошло пьянство, громили станционные буфеты, грозили расправой с начальниками станций…».

Единственной опорой офицеров стали 40 матросов с броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков», сохранившие спайку и дисциплину под руководством своего же боцмана, «и только с помощью этих людей, ставших оплотом порядка, удалось предохранить эшелон от грозившей ему катастрофы, до тех пор, пока мы не повстречались между Иркутском и Омском с бронированными поездами отряда генерала Меллер-Закомельского, железной рукой наводившего порядок на линии Сибирской дороги»^[10].

Стоит напомнить, что команды броненосцев Небогатова набирались из одного и того же воинского «контингента». Одна разница в отношении пленных моряков к «верным» офицерам, и офицерам «сдавшимся» и «предавшимся», могла бы указать будущим предателям-февралистам их собственную печальную судьбу. Но видно таковых Бог лишает не только разума, но и памяти].

Вернемся вновь к последним минутам «Адмирала Ушакова» и его доблестного экипажа. Лейтенанту Александру Петровичу Гезехусу вторит мичман Александр Александрович фон Транзе.

Мичман Александр Александрович фон Транзе 2

Андреевский флаг до конца

«"Адмирал Ушаков", перевернувшись, шел ко дну; кто-то из плавающих матросов крикнул: "Ура! «Ушакову»! − с флагом ко дну идет!"

Все бывшие в воде ответили громким долгим "ура", и действительно: до последнего мгновения развевался над броненосцем Андреевский флаг. Несколько раз был он сбит во время боя, но, стоявший под флагом часовой строевой квартирмейстер (строевой унтер-офицер) Василий Прокопович каждый раз вновь поднимал сбитый флаг.

Когда разрешено было спасаться, старший артиллерийский офицер, лейтенант Николай Николаевич Дмитриев в мегафон крикнул с мостика Прокоповичу, что он может покинуть свой пост, не ожидая караульного начальника или разводящего, но Прокопович, стоя на спардеке вблизи кормовой башни, вероятно, оглох за два дня боя от гула выстрелов и не слыхал отданного ему приказания. Когда же к нему был послан рассыльный, то он был уже убит разорвавшимся вблизи снарядом».

Бессильная злоба

«После того как "Адмирал Ушаков" скрылся под водой, японцы еще некоторое время продолжали расстреливать плавающих в море людей».

Гибель броненосца «Адмирал Ушаков».

Об этом же говорит и лейтенант Гезехус:

«Через несколько минут после того, как команда бросилась в воду, броненосец перевернулся на правый борт, после чего корма быстро опустилась и, показав таран, вертикально пошел ко дну. Когда броненосец исчез, стрельба с японских крейсеров еще долго не прекращалась − били по плавающим людям. Много людей погибло от этого огня.

Трудно объяснить себе, чем вызвано было такое бессмысленное, жестокое истребление совершенно беззащитных людей…».

Потом стали спасать

«Прекратив, наконец, стрельбу, они не сразу, а значительно позже, вероятно, получив по радио приказание, спустили шлюпки и приступили к спасению погибающих. Спасали долго и добросовестно; последних, как говорили, подобрали уже при свете прожекторов»^[11].

«Гибель броненосца произошла около 5 часов вечера, крейсеры же подошли к месту гибели только по прошествии трех часов… Люди держались в воде около 3-х часов при большой зыби и температуре воды 11°. Несколько человек умерло в воде от разрыва сердца, не выдержав температуры…

…Когда люди были подняты с воды на крейсеры, там было оказано должное их героическому подвигу. Отношение японцев было крайне сочувственное и заботливое. … Они не только не намекали на наше тяжелое поражение, но даже избегали всяких разговоров на эту тему… Впоследствии, на пути к месту нашего назначения и пребывания в плену, мы имели не мало случаев подтверждения, насколько японцы ценили доблестного врага…»^[12].

И это тоже правда. Мичман Дитлов говорит, что даже шампанским поили, а кормили как в хорошем ресторане.

По пути в Японию «ушаковцев», – как выяснилось, по недоразумению, ‒ перевели с их комфортабельного транспорта на транспорт со сдавшимися «небогатовцами», где разместили в грязном трюме. Но через самое краткое время, с извинениями, вернули на «свой прежний транспорт», где, пишет Дитлов, «нас приветливо встретил судовой персонал».

«Адмирал изъявляет свое удовольствие»

«Так погиб в Цусимском бою 15-го мая 1905 года броненосец береговой обороны "Адмирал Ушаков" и его командир капитан 1-го ранга В.Н. Миклуха, а с ним старший офицер капитан 2-го ранга Мусатов, минный офицер лейтенант Жданов, старший механик капитан Яковлев, младший механик поручик Трубицын, младший штурман прапорщик Зорич, комиссар чиновник Михеев и около ста матросов.

В японских газетах при описании боя и гибели броненосца «Ушаков» было напечатано, что, когда к плавающему в море командиру броненосца подошла японская шлюпка, чтобы спасти его, Миклуха по-английски крикнул японскому офицеру: "Спасайте сначала матросов, потом офицеров!". Когда же во второй раз подошла к нему шлюпка, он плавал уже мертвый на своем поясе.

В кают-компании броненосца был прекрасно написанный портрет Адмирала Федора Федоровича Ушакова. Часто на походе офицеры обращались к портрету и спрашивали:

"Ну, что нам суждено?"

И им казалось, что на портрете лицо Адмирала меняло свое выражение. Было решено, что в случае боя, тот из офицеров, кто будет в кают-компании, должен посмотреть на портрет, чтобы узнать, доволен ли своим кораблем Адмирал?

Один из офицеров, бывший случайно в кают-компании незадолго до гибели корабля, взглянул на портрет и ему показалось, что "Адмирал изъявляет свое удовольствие"».

Победа духа

«В 1912 году я имел счастье командовать миноносцем в финляндских шхерах в морской охране Е. И. В. Государя Императора.

Во время Высочайшего смотра миноносцу, Его Величество, спустившись в командирскую каюту и, увидя висящую на стене фотографию броненосца "Адмирал Ушаков", изволил меня спросить:

‒ Почему у вас фотография "Адмирала Ушакова"?

Я ответил:

‒ Я участвовал на нем в Цусимском бою.

‒ Доблестный корабль, − сказал Государь Император, на что я позволил себе ответить:

‒ Если когда-либо Вашему Императорскому Величеству благоугодно будет назвать новый корабль именем "Адмирала Ушакова", я почту за счастье служить на нем и, надеюсь, уже с бóльшим успехом.

‒ Почему с бóльшим успехом? − спросил Государь, делая ударение на слове "бóльшим".

‒ Потому, что тогда мы на нем потерпели поражение, − ответил я.

‒ Нет, это была победа духа. Один из лучших кораблей будет назван именем "Адмирала Ушакова", − милостиво изволил сказать Его Величество.

Слова Государя Императора несказанно меня обрадовали.

Царское слово крепко. Уже во время войны в Николаеве был заложен крейсер "Адмирал Ушаков", но незаконченный до революции, не под этим именем, и не под Андреевским флагом, и не в строй Российского Императорского Флота вступил он для защиты чести и целости Великой России…

Но возродится Великая Россия, возродится под славным Андреевским Флагом Русский Флот, а в нем, − крепко верю, − в честь когда-то грозного для турок "Ушак-Паши" и в память доблестно погибшего в Цусимском бою броненосца − один из кораблей с честью и гордостью будет носить имя "Адмирал Ушаков", а другой − имя его доблестного командира − "Капитан 1-го ранга Миклуха"»^[13].

2. КРЕЙСЕР «СВЕТЛАНА»

Подвиг «Светланы» значительно менее на слуху, чем героическая гибель «Адмирала Ушакова», но заслуживает не меньшего восхищения и благодарной памяти.

Крейсер 1-го ранга «Светлана»

Необыкновенный по изяществу силуэта крейсер был по сути великокняжеской яхтой, переименованной в крейсер по обстоятельствам военного времени. Таких “яхт” на эскадре было две: большая «Светлана» − Генерал-Адмиральская, и поменьше, «Алмаз» − предназначавшийся Наместнику Е.И.В. на Дальнем Востоке адмиралу Алексееву, но так в этом качестве и не побывавший.

Крейсер «Алмаз» под командой Флигель-Адъютанта капитана 2-го ранга Ивана Ивановича Чагина – в недавнем прошлом прекрасного военного разведчика − военно-морского агента (атташе) в Японии, и доблестного участника боевых действий в Китае в 1900 году, сумел прорваться во Владивосток. «Светлану» ждала иная судьба.

О ней с бесхитростной простотой повествует письмо безымянного матроса с погибшего крейсера из японского плена. Одно из немногих свидетельств о бое «нижних чинов», помещенных в сборники документов о бое.

Письмо о Цусимском бое матроса с крейсера «Светлана»

«(Страница родственных приветствий выключена: правописание исправлено)

1905 г. 24 Ноября

… Или может вы обиделись на мое письмо, что я вам ничего не писал про военные действия, а также про бой нашей эскадры.

Вы должны сами знать, тогда продолжалась война, нам совсем не велели писать ничего, только сказали, кто желает уведомить родных, что остался жив, больше решительно не велели писать ничего. Письма наши не закрывались, потому что на почте читали каждое письмо раз пять».

И приняли на себя неугасимый огонь

«Милый братец, уведомляю Вас про бой, хотя Вам известно, которые суда погибли в бою, которые сами потопились, а которые сдались в плен.

14 Мая бой начался без 10 минут 2 часа пополудни, а кончился полчаса 9-го вечера. Бой был неразрывный и неугасимый; неприятельских судов было втрое, чем наших.

Наши новые броненосцы сражались на славу и приняли на себя неугасимый огонь.

Наш геройский броненосец "Князь Суворов" ходил все время головным и сражался на близком расстоянии. Он тут много неприятельских судов утопил, но его тут очень избили; весь верх судна совсем снесли, сбили мачты, трубы, а также мелкие орудия совсем посшибали, да вдобавок верхняя палуба вся сгорела. На него смотреть было очень страшно.

Доблестного нашего Адмирала Рожественского сильно ранило, он сейчас же передал эскадру под команду Небогатова, а сам перешел со своим Штабом на миноносец "Бедовый". Бой все время продолжался, суда гибли с обеих сторон, а спасения ни откуда нет.

Суда наши погибли: 14 Мая первым погиб броненосец "Ослябя", вторым вспомогательный крейсер "Урал", затем погибла мастерская "Камчатка", 4-й броненосец "Александр III", затем броненосец "Суворов"; остальные суда все время сражаются; было время полчаса девятого, наш броненосец "Бородино" пошел ко дну от неприятельских снарядов. Сейчас же бой прекратился: неприятельские суда в сторону, наши в другую. Тут окончился бой 14 Мая.

Наш крейсер "Светлана" получил в бою 4 пробоины, 3 пробоины сверх воды, одну пробоину подводную и очень большую. Нам всю носовую часть судна совсем затопило, так что нельзя было ничего сделать. Затопило нам минную машину, которая давала освещение по всему судну. [Еще один подарок любимому флоту Генерал-Адмирала Алексея Александровича. Поскольку «Светлана» была его яхтой, все четыре динамо-машины перенесли в носовое отделение − подальше от генерал-адмиральских покоев. Так мол, тише будет.

То, что во время войны крейсеру, возможно, придется нести боевую службу, а значит необходимые для выживаемости механизмы должны быть продублированы или во всяком случае не сосредоточены в одном месте мало волновало, как заказчика, так и строителей. – БГ].

Вот тут наступила темная несчастливая ночь. После боя был сигнал от Адмирала Небогатова: держать курс во Владивосток. Адмирал Энквист поднимает сигнал: "крейсерскому отряду следовать за мною". Наш крейсерский отряд взял курс во Владивосток, и продолжал путь, прошло несколько времени.

Окружили нас неприятельские миноносцы. Тут наши крейсера открыли огонь со всех орудиев, а также и броненосцы. Раздался гром по всему морю. Наши крейсера "Олег", "Жемчуг", "Изумруд", "Аврора" пошли прямо на миноносцы. Тут они почти все миноносцы перетопили.

Мы в это время и отстали от своих крейсеров: нам ходу большого нельзя было дать, потому что у нас была очень сильная пробоина. Мы шли всю ночь одни: с нами был один миноносец "Быстрый". Прошли всю ночь без огней и ни один человек не укладался спать.

Вся команда у своего росписания, по боевой тревоге, и каждый зорко смотрел за неприятельскими миноносками. Каждому не хотелось погибать. Ночь была холодная: везде было мокро, везде грязно. Каждый матрос стоит на своем месте, так дрожит: даже зуб на зуб не попадает.

Да еще жаль своих главных броненосцев, а также своих братьев и товарищей, которые погибли в бою, на глазах. Прошли всю ночь благополучно, ничего не видали».

Бояться нам нечего… На то и шли

«Стало светать, мы увидали с левой стороны двухтрубный неприятельский крейсер. Мы немного поворотили вправо, так и не стало видно его. Прошло несколько времени, мы заметили с правой стороны и сзади два трехтрубных крейсера. Были очень далеко, мы разобрать не могли, чьи крейсера. Прошло несколько времени − они стали ближе немного. Тогда наш штурман сказал, что эти крейсера японские. Тогда у нас дали полный ход, насколько машина может вращаться. Они тоже полным ходом начинают. Было время 11-й час дня: они нагнали нас.

Тогда наш геройский Командир сказал: "Делать нам нечего: снарядов у нас совсем мало, только 50 штук на все орудия, и нам от них не уйти, так что у нас было ходу 23 узла, а сейчас имеем наибольшее 16 узлов". И тут сказал:

"Бояться нам нечего: одной смерти не миновать, а двум не бывать.

Мы на то и шли".

И сейчас приказал открыть огонь по ним.

У нас из начальства убито: Командир, Старший офицер, 3 лейтенанта, 1 мичман, 2 прапорщика, 4 кондуктора, 164 рядовых убито, 28 ранено. Одному офицеру руку оторвало, тоже помер.

Спасались на воде на пробочных матрасах; плавали на воде 7 часов. Спасены были неприятельским крейсером вспомогательным; а которые нас били, те не спасали.

Сейчас нахожусь в плену, с 15 Мая 1905 года»^[14].

На примере этого письма мы видим отношение простых матросов, из числа не сдавшихся, к нашему «доблестному Адмиралу» и к своему «геройскому Командиру».

Это они, несмотря на все приведенные им материальные свидетельства, продолжали упорно твердить, что японский флот понес большие потери.

Духовная победа русской эскадры под водительством «доблестного нашего Адмирала», ‒ о которой говорил Государь Император применительно к броненосцу «Адмирал Ушаков», ‒ была настолько для них очевидной, что по их понятиям не могла не воплотиться и в материальные формы.

Небольшое дополнение

К рассказанному славным моряком, добавим несколько штрихов.

Пока еще оставались снаряды, удалось добиться попадания в один из японских крейсеров «Отава», на котором было убито и ранено несколько человек. Когда снаряды закончились, бой превратился в хладнокровный расстрел.

Группа офицеров «Светланы»

В первом ряду − третий слева − А.А. Зуров, четвертый − С.П. Шеин. Второй справа − иеромонах отец Федор (Хандалеев), любимый батюшка крейсера. Вверху на мостике стоит лейтенант А.В. Вырубов, верхний на трапе – мичман граф Г.М. Нирод.

Во время гибели «Светланы» командир ее, капитан 1-го ранга Сергей Павлович Шеин, и старший офицер капитан 2-го ранга Алексей Александрович Зуров, решили не покидать тонущий крейсер. Судьба послала им смерть раньше. Зуров был убит во время последнего обхода помещений крейсера, а командир был ранен, а потом убит на верхней палубе. За несколько минут до того, как «Светлана» в 11 часов утра навсегда скрылась в холодных волнах Японского моря.

Как-то это типично. Вы не находите?

«Японские крейсера продолжали ожесточенно стрелять по плавающим чинам экипажа, затем один крейсер большим ходом прорезал море голов, неся смерть попавшим под корпус крейсера русским морякам и в том числе и батюшке отцу Федору Хандалееву.

Японские моряки восторженно кричали "Банзай" и показывали кулаки по направлению к плавающим русским. Крейсера удалились, не спасши ни одного человека. Только через 3 часа к месту гибели "Светланы" подошел японский транспорт "Америка-Мару", который подобрал тех, кто сумел удержаться на поверхности моря в течение всего этого времени.

Не досчитались 167 человек»^[15]. В их числе мичмана графа Георгия Нирода, брата погибшего на «Варяге» Алексея, открывшего своей смертью скорбный список русских офицеров, отдавших жизни за Веру, Царя и Отечество в морских и сухопутных сражениях той, уже почти забытой нынче, войны.

Душа корабля

В качестве небольшой эпитафии героическому крейсеру, приведем несколько строк из путевых заметок вахтенного офицера крейсера «Алмаз» князя Алексея Павловича Чегодаева-Саконского:

«17 апреля 1905 года (Пасха). В восьмом часу утра меня послали за священником и певчими^[16].

Прибыл на "Светлану". У трапа меня встретил Зуров (старший офицер). По русскому обычаю он похристосовался и затем провел меня в кают-компанию. Удивительно, как Зуров умеет очаровывать своим обращением. Его крупная фигура, открытый загорелый лоб, совсем почти лысая голова с фуражкой на самом затылке дышат радушием, приветливостью и воспитанностью.

Покуда "батя" (так зовут священников на флоте, когда желают выразиться с лаской и уважением) приготовлялся к отъезду, я разговаривал с прапорщиком Свербеевым, лейтенантом Барковым и мичманом графом Ниродом.

Последний, скромный мальчик, брат убитого на "Варяге", как нельзя больше подходит к "Светлане", то есть к той "Светлане", какой я ее себе представляю − образцовому кораблю.

Мичман граф Георгий Михайлович Нирод^[17]

Моряки утверждают, что у каждого судна есть своя душа, независимая от состава команды и офицеров. По их мнению, хорошая команда, посаженная на корабль с худой душой, портится… и обратно. В подтверждение приводятся примеры:

‒ броненосцы "Император Николай I" и "Адмирал Сенявин"… считаются с плохой душой;

‒ броненосцы "Император Александр III", "Адмирал Ушаков", крейсер "Дмитрий Донской" − с хорошей.

Души у молодых, то есть новых кораблей, обрисовываются с первого же плавания. Броненосец "Орел" сразу попал в категорию плохих.

Пожалуй, в этом поверии есть что-то такое, чего никак не объяснишь. Если придерживаться такого взгляда, то можно утверждать, что у "Светланы" ‒ прекрасная душа»^[18].