Напомню, что в предыдущей части мы прошли вместе со 2-й эскадрой первый день Цусимского боя 14/27 мая 1905 года. При этом канвой изложения были для нас Рапорта Командующего 2-ю эскадрою Флота Тихого океана вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского. Последними фразами этой части были: «Итак, мы прошли вместе с адмиралом Рожественским и его эскадрой день 14 мая − первый день сражения в Корейском проливе. Впереди вечер и трагическая для многих наших судов ночь. И злосчастный день 15 мая». И это так. Но прежде чем перейти к этим событиям стоит ознакомиться с еще одним свидетельством от адмирала Р. о дне 14 мая.
Свидетельством, впервые за столетие с лишком воспроизведенном в «Цусиме – знамение…», и в несколько сокращенном виде предлагаемым ныне вниманию тех, кого неформально заинтересовала действительная картина боя при Цусиме, и роль этого боя в судьбе России вплоть до наших времен. Говоря конкретно, зададимся вопросами, поставленными в свое время Следственной Комиссией по расследованию обстоятельств Цусимского боя Командующему 2-й эскадрой. И выслушаем его ответы на них. И попробуем дальше разобраться, как все на самом деле происходило и происходит. Названия, данные Комиссией группам вопросов, составят названия «глав», подзаголовки дадим по мере необходимости.
ПОКАЗАНИЕ БЫВШЕГО КОМАНДУЮЩЕГО 2-ю ТИХООКЕАНСКОЮ ЭСКАДРОЙ ВИЦЕ-АДМИРАЛА В ОТСТАВКЕ РОЖЕСТВЕНСКОГО
С весны 1904 года до 14 мая 1905 года был Командующим 2-ю эскадрою Флота Тихого океана
1. ПО ВЫЯСНЕНИЮ ЦЕЛИ И ПЛАНА ОПЕРАЦИИ
В чем заключалась цель операции?
«Вопрос 1. В чем именно заключалась цель операции − посылки на Восток 2-й эскадры.
Ответ. Когда снаряжалась для посылки на Восток 2-я эскадра, то целью посылки постановлены были совместные действия с 1-ю эскадрой, под начальством Командующего флотом Тихого океана.
Вопрос 2. Существовал ли написанный план этой операции. Обсуждался ли он перед уходом 2-й эскадры, и кем он был одобрен или утвержден.
Ответ. Во время приготовления к походу, я, в качестве Командующего 2-ю эскадрою, не получал письменных указаний о плане предположенной операции, − то есть о плане совместных действий 1-й и 2-й эскадр Тихого океана[1]. Накануне отплытия 2-й эскадры из Либавы − 1 октября 1904 года, ко мне прибыл, присланный из Владивостока, флаг-офицер Командующего флотом, капитан 2-го ранга Клáдо. Он шел со 2-ю эскадрою от Либавы до Виго, дал добавочные сведения о минных заграждениях и о наблюдательных пунктах, получил от меня подробности маршрута 2-й эскадры и уехал. Когда 2-я эскадра собралась у Мадагаскара, и когда от 1-й эскадры остался один отряд из трех Владивостокских крейсеров, я получил от Командующего флотом запрос о сроке, к которому 2-я эскадра может переплыть Индийский океан.
Наконец, у берегов Аннама, я узнал частным путем, что Командующего флотом в Тихом океане не стало. [Обратите внимание: «Высшее начальство в Петербурге» не удосужилось сообщить Адмиралу об этом факте!].
Высшее начальство в Петербурге почитая 2-ю эскадру составною частью флота Тихого океана, имеющую, по прибытии в воды Дальнего Востока, поступить в распоряжение Командующего флотом, требовало от меня разработки той части плана операции, которою обеспечивался переход до театра военных действий. Эта часть плана была рассмотрена и утверждена.
Вопрос 3. Если не было написанного плана операции, то существовал ли такой план в предположениях и мыслях Командующего эскадрой. Если он существовал, то в чем заключалась его основная идея и как же именно предполагалось достигнуть поставленную цель.
Ответ. Я не мог относиться пассивно к тем действиям, которые ожидались от 2-й эскадры, по прибытии ее на Дальний Восток. Предусматривая, что Командующий флотом может быть лишен возможности руководить 2-ю эскадрою, я составил:
− план соединения с остатками 1-й эскадры, блокируемыми в Порт-Артуре, и
− план действий на сообщения неприятеля, в случае, если, до прибытия 2-й эскадры, 1-я была бы уничтожена в морском бою, в котором и японский флот понес бы потери, хотя бы и малые, соответственно превосходству его сил перед силами нашей 1-й эскадры, после боев 28 июля и 1 августа 1904 года».
[Слово о 1-й эскадре. Эскадра и Порт-Артур
Дополним слова Адмирал строками из известных читателю Записок также известного читателю капитана 2-го ранга Сергея Ивановича Лутонина, старшего офицера любимого автором славного порт-артурского броненосца «Полтава», в чем-то очень перекликающимися друг с другом:
“Над 1-й эскадрой тяготел какой-то рок.
В бой повел ее адмирал, который сам себя называл не флотоводцем. Когда его убили, эскадра перешла под начальство того, которого тотчас же экстренно отстранили от должности и признали никуда не годным (подразумевается младший флагман потр-артурской эскадры контр-адмирал князь Павел Петрович Ухтомский. – БГ).
Когда окончился бой, то состояние судов было далеко не блестящее: у «Ретвизана», «Победы» и «Полтавы» были подводные пробоины, и у всех броненосцев много надводных, куда в свежую погоду вливалась бы вода. Трубы судов были сильно повреждены.
До Владивостока оставалось идти более 1 000 миль и, главное, проскочить Цусимский пролив, где нас ожидали 5 японских броненосных крейсеров и все мелкие миноносцы, которых у врага было до сотни. Для благополучного похода нам нужна была гарантия, что три дня простоит штиль и что 29-го враг весь день даст нам отдых − кое-как заделать пробоины.
Можно ли было ожидать этого? Конечно нет. Захвати нас свежая погода, «Полтава» неминуемо потонула бы, да и «Ретвизан» не дошел бы. Наконец, самое главное: чего достигли бы мы, даже дойдя благополучно до Владивостока?
Удаления на 1 000 миль от театра военных действий и, главное, падения Артура еще в августе.
Без поддержки флота крепость никогда не продержалась бы до 20 декабря: ведь все знают, что 9 августа японцы фактически прорвались чрез линию обороны, и только наши десанты отбросили торжествующего победу врага.
Ведь только нашими снарядами и жила крепость, а кто делал бомбочки, кто разрушал отданные врагу редуты и не позволял ему ставить там пушки?
Трудно себе представить весь ход кампании, если бы Артур был взят до 1 сентября.
Армия врага не потеряла бы столько людей, она была бы свободна, и Ояма обрушился бы на Куропаткина, к которому не успели подвезти подкрепления и снаряды. Ляоян не тем бы окончился, мы потеряли бы Мукден. Харбин, Владивосток, были бы отрезаны.
Первая эскадра не только не проиграла морского боя, но она еще надолго затянула сдачу Артура и тем дала возможность поправить наши дела на сухопутье[2].
Эскадра дала крепости десант более 2 000 человек, дала массу орудий, 12 000 шестидюймовых снарядов, без которых нечем было бы стрелять еще с сентября, дала более 20 000 бомбочек, организовала перекидную стрельбу, а главное, дала такой десант, который удивлял своею храбростью даже генерала Кондратенко.
Десантная рота с броненосца «Севастополь» перед отправкой на сухопутный фронт.
Какие ребята!
А был ли Владивосток оборудован к осени 1904 года?
Стессель всячески старался стушевать роль флота в истории славной обороны Артура, но беспристрастный разбор всех, даже мельчайших деталей, этой осады прольет истинный свет, и как Севастополем, так равно и Артуром впоследствии будет гордиться флот.
Но, к прискорбию, флот делал не то, что ему следовало, его вели не туда, где он мог решить участь войны. Будь жив Макаров, он … спорил бы с Того за обладание морем, а в этом обладании и был секрет в выигрыше войны.
На 1-ю эскадру надо было смотреть как на предтечу Рожественского; потони она вся, но утопи еще хотя бы два японских броненосца, задача 2-й эскадры облегчилась бы.
Прошлого не вернуть, надо в будущем не повторять обычных наших ошибок, смотреть на задачу флота глазами моряка, а не кабинетного ученого или любителя-спортсмена.
Когда эскадра вернулась после боя в бассейны, то все мы думали, что, починившись, скоро опять выйдем в море. Враг не казался нам таким непобедимым, мы хотели еще раз помериться силами, поэтому работы по исправлению повреждений шли ускоренным темпом. …
18 августа мы были готовы снова идти в бой, а «Миказа» после 28 июля 8 месяцев (до марта − апреля 1905 года! – БГ) чинился в Куре.
Кто шел в плен, тот помнит, как 10 января 1905 года мы все ее видели без кормовой башни[3].
В бою 28 июля у нее («Миказа») остались недобитыми лишь две 6-дюймовых пушки с левого борта. Ее обе 12-дюймовые башни бездействовали и были повернуты от нас. …
Я хочу помнить одни лишь светлые моменты – наш бой 28 июля, яркое голубое небо, лучи солнца озаряют тихое, спокойное море, надо мной огромный, весь избитый шелковый флаг, «Миказа» на траверзе, «Полтава» начинает бой и в ответ получает залп семи броненосцев.
И два часа бьется одинокой на жизнь и смерть с четырьмя японскими броненосными судами, и из этой неравной борьбы с честью и славой вышла она.
Не так уж враг был силен, не так непобедим[4]”
Обратим еще раз внимание читателя на факт, что до марта − апреля 1905 года флагман Того еще не мог выйти в море! Не зря так спешил вперед адмирал Рожественский, и не зря его так тормозили из Петербурга]. Вновь слово адмиралу Р.
Высшим начальством не рассматривались
«Эти предположения не рассматривались высшим начальством, потому что предначертания для пользования 2-ю эскадрою на театре военных действий имели исходить не от меня.
В собрании представителей ведомств военного, морского и иностранных дел, в августе 1904 года, я имел случай упомянуть об одном из моих предположений; но внимание присутствовавших было поглощено его основанием, и мне не было предоставлено войти в изложение приемов для его осуществления.
Так как, ни одно из предположений, намеченных мною перед отплытием 2-й эскадры из Балтийского моря, не осуществлялось, то я не считаю позволительным излагать их в настоящее время». А жаль, между прочим!
Цель перестала существовать…
«Вопрос 4. Произошло ли какое-либо изменение в плане операции после падения Порт-Артура и гибели 1-й эскадры. Если произошло, то в чем именно.
Ответ. Со сдачею японцам 1-й эскадры в Порт-Артуре перестала существовать та цель, которая имелась в виду при снаряжении 2-й.
А, так как, потеряв 1-ю эскадру, мы не ослабили японского флота, по сравнению с состоянием его в начале августа 1904 года, то и предположения, о действиях одною 2-ю эскадрою на сообщения неприятеля, должны были быть переработаны.
Однако, как бы далеко не простиралась осмотрительность в этих действиях, нельзя было устранить возможность нападения на 2-ю эскадру сосредоточенных сил японского флота, так как, устранив таковую возможность, нельзя было бы ожидать и производительных действий эскадры».
Быстрее вперед!
«В предвидении же неизбежности столкновения, было весьма важно привести 2-ю эскадру на соответствующее расстояние от театра военных действий в кратчайший срок после капитуляции Порт-Артура:
Чем скорее, после сдачи 1-й эскадры, прибыла бы в воды Тихого океана 2-я эскадра, тем меньше времени имели бы японцы для приведения в исправность судов своего флота.
Чем ближе к театру военных действий пододвинута была бы при этом 2-я эскадра, тем меньше была бы возможность японскому флоту отделять из своего состава даже и отдельные боевые суда для капитального ремонта, требующего продолжительного пребывания в порту».
Не дали…
«Видоизмененный, на основании этих соображений, план операции также не был осуществлен. Эскадра была задержана у Мадагаскара два с половиною месяца. …
Тогда и я получил разрешение
В конце февраля 1905 года, [когда] … получены были известия о поражении наших армий под Мукденом и слухи об опасном положении Владивостока.
Тогда и я получил разрешение переплыть со 2-ю эскадрой Индейский океан, не ожидая присоединения отряда контр-адмирала Небогатова, дабы известием об уходе эскадры от Мадагаскара, парализовать ту часть японского флота, которая могла быть приведена в готовность для операций против Владивостока».
У берегов Аннама ‒ Последний ресурс эскадры
«С прибытием 2-й эскадры к берегам Аннама, положение ее оказалось тяжелым сверх ожидания. Агенты наши за два месяца не успели получить даже приказания из Петербурга о найме угольщиков.
А французское правительство неотступно изгоняло эскадру из бухт Аннама и ставило на вид, что не имеет склонности игнорировать угрозы японцев, как не имеет ни желания, ни средств помешать их союзникам применять силу, даже и в территориальных водах Франции, в том случае, если какое-либо из наших судов позволит ce6е, хотя бы, осмотр нейтрального корабля прежде, чем последний транспорт эскадры не оставит этих территориальных вод.
Поздние усилия наших агентов организовать снабжение углем не имели успеха. Агенты покупали по непомерно высоким ценам старые пароходы, но достать для них уголь в восточных портах не могли, так как, вслед за появлением 2-й эскадры в Сингапуре, английское правительство воспретило торговцам вывозить уголь без удостоверения местной власти о том, что отправка не назначается для русских судов.
Во второй половине апреля 1905 года стянуты были к Аннамскому берегу угольщики, укрывавшиеся еще в Зондском архипелаге − но это был уже последний ресурс эскадры.
В конце апреля, когда прибыл к Аннаму и догрузился углем отряд контр-адмирала Небогатова, эскадра имела наибольший запас угля за весь период пребывания в тех водах.
Но запаса этого могло быть достаточно, примерно, на десять дней стоянки под парами в половинном числе котлов и на переход экономическим ходом во Владивосток». [Это как раз на тему о якобы перегрузке углем судов эскадры во время боя, о которой некоторые твердят уже 100 лет].
Одно из трех решений
«Вопрос 5. Каким именно образом окончательно предполагалось достигнуть цели операции − угрозою (демонстрациями), маневрами или боем.
Ответ. Таким образом, расстраивались последние предположения о пользовании временными и летучими базами и оставалось избрать одно из трех решений:
− возвратиться в Кронштадт, испросив на то разрешение англичан, которые, вероятно, не отказали бы и в средствах на обратный поход, или
− дожигать в бездействии уголь и, затем, интернироваться в нейтральных портах, убедившись, что и месячным присутствием эскадры в Южно-Китайском море нельзя было воспользоваться для переговоров о мире или, наконец,
− идти во Владивосток с уверенностью в неизбежности боя с противником, имевшим во всех отношениях, большие преимущества.
Я избрал последнее решение».
Мне и теперь ясно и тогда было очевидно…
«В настоящее время ни во флоте, ни в народе не найдется голоса за такое решение:
Оно представляется безумным предательством с тех пор, как для самых бедных умов открыта степень моего невежества в военно-морском деле и неподготовленность личного состава, погубленной мною эскадры.
Мне же и теперь ясно и тогда было очевидно, что если бы я повернул вспять от Мадагаскара или от Аннама, или если бы я предпочел интернироваться в нейтральных портах, то взрыву народного негодования не было бы границ, а разложение флота, первопричиною которого ныне считается Цусимское поражение, удивило бы крайних анархистов.
[Обратите внимание на эти слова адмирала Рожественского!
Далее будет показано, что вводом эскадры в бой, он предотвратил возможную победу революции и свержение самодержавия уже в 1905 году].
Итак, первоначальная цель посылки 2-й эскадры исчезла со сдачею неприятелю 1-й эскадры.
Предположения же о действиях на сообщения неприятеля, с опорою на временные и летучие базы, расстроены были:
во 1-х, тем, что сдача 1-й эскадры состоялась без всякого вреда для японского флота;
во 2-х, неразумной агитацией в русской печати, вызвавшей
− вредную потерю времени на попытки усилить 2-ю эскадру сомнительными средствами и
− панику контрагентов по поставке угля;
в 3-х, крайне недружелюбным отношением к нам союзной Франции, в период вынужденного скитания 2-й эскадры у берегов Аннама и,
в 4-х, лояльною беззастенчивостью англичан в их услугах союзной Японии».
2. ПО ВЫЯСНЕНИЮ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ БОЯ
Прорыв был необходим и неотложен
«Вопрос 6. Считал ли Командующий эскадрой, что операция была достаточно подготовлена в начале мая 1905 года, чтобы решить ее боем.
Какие основания имел Командующий эскадрой рассчитывать на успех боя
Ответ. Вышеизложенным я старался показать, что прорыв во Владивосток был необходим и уже неотложим в ту пору, когда он предпринят, то есть в мае 1905 года. …
Подготовка должна была состоять в надлежащей организации эскадры и в должном обучении личного состава. Без сомнения, сам я считал подготовку настолько достаточною, насколько я не мог или не умел сделать ее более целесообразной. …
Самый прорыв через узкость, по мнению многих публицистов, не должен был быть предпринят без подготовки его дальнею разведкой. Я не применял разведки для прорыва потому, что признавал ее в данной обстановке излишнею и даже способною ослабить 2-ю эскадру и дать неприятелю добавочные преимущества.
По этому поводу я буду иметь случай сказать еще несколько слов в дальнейших показаниях.
Теперь повторю, что каковы бы не были мои взгляды на достаточность подготовки, прорыв во Владивосток был необходим и неотложен.
Что касается донесений моих, по вопросу о том, рассчитывал ли я или не рассчитывал на победу в бою, то Следственная Комиссия могла бы получить от морского начальства все те мои донесения, которые начальство признает возможным ей сообщить».
По аналогии с боем 28 июля 1904 года
«Вопрос 7. Предполагалось ли вступить в бой с неприятелем, чтобы разбить его флот или же только прорваться во Владивосток.
Какие основания имел Командующий эскадрой рассчитывать на успех прорыва.
Какие операции неприятельского флота представлялись наиболее вероятными по предположениям Командующего эскадрой.
Ответ. Я ожидал, что эскадра встретит в Корейском проливе или близ него сосредоточенные силы японского флота, значительную долю бронепалубных и легких крейсеров и весь минный флот.
Я был уверен, что днем произойдет генеральное сражение, а, по ночам, суда эскадры будут атаковываемы всем наличием японского минного флота.
Тем не менее, я не мог допустить мысли о полном истреблении эскадры.
А, по аналогии с боем 28 июля 1904 года, имел основание считать возможным дойти до Владивостока с потерею нескольких судов».
Проливы для прорыва
«Вопрос 8. Почему решено было дать сражение в Корейском, а не каком-либо другом проливе, − Сангарском или Лаперузовом.
Ответ. Я решил прорываться Корейским проливом, а не Сангарским, потому что прорыв последним представлял бы в навигационном отношении более трудностей, был бы сопряжен с большими опасностями в виду того, что японцы публикациями обеспечили себе право прибегать в том проливе к пользованию плавучими минами и заграждениями в подходящих местах и потому, что, сравнительно медленное, движение эскадры к Сангарскому проливу было бы, непременно, с точностью, выслежено японцами и их союзниками, и прорыв был бы прегражден теми же сосредоточенными силами японского флота, какие были противопоставлены нашей эскадре в Корейском проливе.
Что же касается перехода в мае месяце от Аннама во Владивосток через Лаперузов пролив, то таковой представлялся мне совершенно невозможным: растеряв в туманах часть судов и потерпев от аварий и крушений, эскадра могла быть парализована недостатком угля и стать легкою добычей японского флота».
Почему именно 14-го мая?
«Вопрос 9. Почему решено было дать сражение именно 14 мая, а не позже, с целью ввести неприятеля в заблуждение, относительно принятого направления.
Ответ. Поставленный в необходимость прорываться во Владивосток с боем, я пытался, хотя отчасти, нарушить сосредоточение японских сил такими демонстрациями и маневрами, которые были, единственно, по силам эскадре, но цели не достиг: японский флот, по-видимому, получил сведения о демонстративных движениях эскадры и отдельных судов позже, чем я мог рассчитывать, и остался 14 мая сосредоточенным на пути моем в Корейском проливе.
Я не умею, однако, и теперь ответить на вопрос, было ли бы выгоднее прорываться через тот же пролив не 14 мая, а позже, например, 15-го».
3. ПО ВЫЯСНЕНИЮ ПЛАНОСООБРАЗНОСТИ БОЯ
Цель прорыва определяла сущность плана
«Вопрос 10. Существовала ли основная идея боя с неприятелем (план боя) и в чем именно она заключалась.
Как предполагалось действовать отрядами броненосцев, отрядами крейсеров и миноносцами.
Ответ. Цель, которая преследовалась эскадрою при прорыве через Корейский пролив, определяла собою сущность плана сражения:
Эскадра должна была так маневрировать, чтобы, действуя по неприятелю, по мере возможности, подвигаться на север».
[И здесь мне хочется спросить, чего все-таки хотят многочисленные критики от адмирала Р.? «Действуя по неприятелю» и означает: разбить, поджечь, потопить, убрать его с дороги, а не обменяться братским поцелуем.
Далее, в отличие − принципиальное! − от боя 28 июля 1904 года, адмиралу Р. было жизненно необходимо привести максимум своих судов во Владивосток, для дальнейших действий по морским коммуникациям неприятеля. А вот Порт-Артурская эскадра, если бы и легла вся смертью храбрых, но хотя бы половину Соединенного флота с собой захватила − считайте войну выиграла].
«Броненосцы в трех отрядах должны были действовать соединенно против неприятельских броненосцев.
Крейсера “Жемчуг” и “Изумруд”, с четырьмя миноносцами, должны были отражать попытки минных атак на линию броненосцев (из-за дыма) со стороны противоположной расположению главных сил неприятеля.
Остальные крейсера и пять миноносцев должны были быть использованы распоряжениями Командующего крейсерами для защиты транспортов и в помощь потерпевших и выпавшим из строя броненосцам против крейсеров и миноносцев неприятеля».
Известно, понятно, ожидалось, было предположено…
«Вопрос 11. Был ли план боя достаточно разработан.
Как предполагалось узнать заблаговременно о силах и строе неприятеля.
Ответ. Было известно, что неприятель может противопоставить:
− нашим главным силам − равное число броненосных судов, имеющих преимущество в скорости хода и в силе артиллерии;
− нашим крейсерам − двойное число крейсеров и
− нашим миноносцам − подавляющее превосходство минного флота.
Было понятно, что по причине сравнительной быстроходности японских броненосцев, инициатива в выборе относительного расположения главных сил, как для начала боя, так и для различных стадий его, равно, как и в выборе дистанции, будет принадлежать неприятелю.
Ожидалось, что неприятель будет маневрировать в бою в строе кильватера.
Было предположено, что он воспользуется преимуществом в скорости хода, и будет стремиться сосредоточивать действие своей артиллерии на наших флангах.
2-й эскадре оставалось признать за японцами инициативу действий в бою, − а потому, не только о заблаговременной разработке деталей плана сражения в разные его периоды, как на заранее подделанном двустороннем маневре, но и о развертывание сил для нанесения первого удара не могло быть и речи».
[Не существует победной тактики для тихоходной эскадры
Поясним для читателя наглядным примером, что значило одно преимущество в скорости эскадренного хода флота адмирала Того в плане достижения им победы над русской эскадрой.
В Части 7 в главке «Значение одного узла» были приведены слова Колчака о том, что из-за преимущества японской эскадры в 7 узлов [12 км/час] хода в бою под Цусимой наша эскадра была уничтожена в 40 минут, представляя собой простую мишень для расстреливания.
Слова эти являются отнюдь не личным творчеством Колчака, а лишь озвучивают однозначное мнение морского мирового сообщества, сложившееся в результате анализа трех крупнейших учений Royal Navy ‒ британского флота – в 1901, 1902 и 1903 годах.
И что любопытно, и в некотором смысле удивительно ‒ стратегические маневры Royal Navy в годы накануне Русско-Японской войны, точнее, генеральные сражения, которыми они заканчивались, удивительно напоминают Цусиму даже в мелочах.
В каждом из этих учений сходились эскадра сравнительно тихоходная (хотя и не с полуторным отрывом в скорости эскадренного хода, как при Цусиме) и эскадра превосходящая ее в скорости. Причем тихоходная, как правило превышала быстроходную в количестве кораблей и орудий.
И всякий раз тихоходная эскадра терпела поражение.
В крупнейших из этих учений в 1903 году в составе противоборствующих эскадр участвовали 26 броненосцев, 10 броненосных и 33 бронепалубных крейсера, причем большая часть этих судов, входила в состав «английского флота», а у «противника» ‒ было единственное преимущество – в скорости, и то только у части его броненосцев.
Однако к некоторому шоку адмиралов-посредников в финальной «битве у Азорских островов» семь «вражеских» быстроходных броненосцев адмирала Домвилла построили «палочку над Т» и на голову разгромили четырнадцать броненосцев адмиралов Вильсона (победителя, кстати, учений 1901 и 1902 годов) и Бересфорда, имея преимущество хода всего в 2 узла: 16 против 14!
Что характерно, русских моряков на эти учения не приглашали, зато среди присутствующих были два офицера Японского Императорского флота. Военно-морские круги Европы осенью 1903 года активно обсуждали выгоды от высокой эскадренной скорости и необходимости однотипности кораблей в линии. А общий вывод был таков: у флота с меньшей эскадренной скоростью нет ни единого шанса против более быстроходного противника[5].
Иначе говоря, не существует тактики, которая позволила бы тихоходному флоту успешно противостоять быстроходной эскадре.
Если только адмирал «быстроходной» эскадры не наделает грубых ошибок. Адмирал Р. знал, что его «оппонент» имеет склонность к таким ошибкам: бой при Шантунге был выигран Соединенным флотом не благодаря, а вопреки тактике Того. И адмирал Р. смог, как мы знаем, загнать японский флот в начале Цусимы в «петлю имени адмирала Того».
Но похоже, «кураторы» японского флота, спонсирующие капризную даму «Фортуну» этого флота, также учитывали этот факт, и позаботились, чтобы заодно уж и русское оружие в бою 14 мая стало максимально безвредно для противника, а мощь оружия японского непредвидимо возросла.
А сейчас повторим: тактическая задача, с которой столкнулся адмирал Рожественский, готовя свою эскадру к прорыву, принципиально не имела решения!
Никакого!
Надежда могла быть только на ошибку японского командующего.
И последнее, но важное.
В Россию полные данные об английских учениях попали в 1904 году, к сожалению, уже после начала боевых действий. Тем не менее они были доступны всему морскому руководству и офицерскому составу нашего флота. Очевидно глубокое понимание выводов из этих учений самим адмиралом Р.
Но точно также с этими выводами были знакомы, ‒ во всяком случае, обязаны были быть знакомы, ‒ члены Следственной Комиссии, и они должны были понимать всю наукообразную глупость своих вопросов типа 11.
Однако не только Комиссии, но и ученые флотские историки по сей день продолжают подобные вопросы задавать. Не флотские историки, впрочем, тоже.
Тем же «патриотам», которые до сих пор возмущаются адмиралом, введшем в безнадежной – даже теоретически ‒ ситуации эскадру в бой, советуем вновь взглянуть пока на раздел «Мне и теперь ясно и тогда было очевидно…»].
Всему личному составу эскадры…
«Вопрос 12 и 13. Обсуждался ли план боя в собрании флагманов и капитанов и был ли он вообще известен этим лицам.
Были ли даны Командующим эскадрой перед боем какие-либо руководящие указания младшим флагманам и сообщены его соображения по развертыванию плана боя.
Ответы 12 и 13. Всему личному составу эскадры были известны:
− неотложность прорыва во Владивосток, то есть цель, преследуемая боем в Корейском проливе,
− определяемая этою целью сущность плана сражения и назначение каждого отряда.
Все флагмана и командиры имели, не только указания в приказах и циркулярах о маневрированиях, которыми могли быть в известной мере нарушаемы или расстраиваемы намерения неприятеля, но и практику в этих маневрированиях.
Все офицеры и комендоры знали, что следует стремиться сосредоточивать артиллерийский огонь на том корабле, по которому стреляет флагман, если командир не возьмет на себя отступить от этого правила или если флагманом не будет указана другая цель.
На всем пути эскадра пользовалась всякою возможностью, чтобы учиться действовать в бою.
Собрания же флагманов и капитанов для обсуждения детально разработанного плана сражения не было, потому что не было и самой разработки.
Вопрос 14. Входила ли в план боя защита транспортов при их отделении от эскадры.
Ответ. Транспорты, оставленные при эскадре на последнем переходе, должны были отдалиться от нее перед началом боя.
Защита их, как уже упомянуто, предоставлена была инициативе Командующего крейсерами».
4. ПО ВЫЯСНЕНИЮ ПОДГОТОВКИ ЭСКАДРЫ К БОЮ
«По вопросам, предложенным Следственною Комиссией для выяснения подготовки эскадры к бою, имею честь показать следующее:
Вопрос 15. Возбуждал ли Командующий эскадрой вопрос о замене запасных матросов на 2-й эскадре более молодыми матросами действительной службы.
Ответ. Я не возбуждал вопроса о замене матросов, призванных на 2-ю эскадру из запаса, более молодыми матросами действительной службы».
О стрельбе. Сколько и чем?
«Вопрос 16. Какие практические стрельбы были произведены судами 2-й эскадры и сколько сделано было выстрелов настоящими снарядами (а не учебными стволами) из каждой 6-дм, 8-дм, 10-дм и 12-дм пушки.
[Многие современные отечественные авторы, − из критиков адмирала Р. − считают вопросы Следственной Комиссии весьма дельными. Но вопрос 16, по-моему, − кретинический.
Адмирал Р., судя по его ответу, считает также. Спросили бы еще, сколько стрельб произвела эскадра сапогами, также не привезенными транспортом «Иртыш» на Мадагаскар].
Ответ. На 2-й эскадре было очень мало практической стрельбы. Я не помню, сколько именно было сделано выстрелов из пушек каждого калибра.
Морское Министерство могло бы с достаточною точностью ответить на вопрос, была ли возможность дополнительного снабжения 2-й эскадры боевыми запасами для практики в стрельбе во время плавания и указать, что для этого делалось.
Вопрос 17. Требовал ли Командующий эскадрой снаряды для практических стрельб.
Ответ. Мне было обещано прислать вдогонку на транспорте «Иртыш» боевые запасы для обучения стрельбе, но, по отплытии эскадры из Балтийского моря, поступившие с заводов запасы получили другое назначение».
«Вообще с транспортом «Иртыш» распорядились очень странно»
С транспортом «Иртыш» связано много чудес исключительно вредоносных для 2-й эскадры, и сыгравших не последнюю роль в ее трагедии у Цусимы. Началом чудес стала удивительно своевременная авария, ведомого двумя опытными моряками транспорта «Иртыш» вблизи славного ганзейского города Ревеля. В результате груз боеприпасов для эскадры пришлось выгрузить на Ревельский берег, после чего снаряды сочли за благо отправить во Владивосток по «железке».
Но раз начавшись, чудеса с этим простым и незатейливым на вид судном продолжались и далее. Вот что пишет по этому поводу Следственная Комиссия в своем Заключении:
“Затруднение это (с поставкой угля для эскадры – БГ) было улажено переговорами Морского Министерства с правлением Гамбургско-Американской линии в половине февраля, но эскадра оставалась на Мадагаскаре еще две недели, в ожидании транспорта «Иртыш»…
Транспорт «Иртыш» прибыл в Носси-бе 27 февраля, не привезя на эскадру того, в чем она более всего нуждалась – боевых запасов…”[6] Следовательно, именно ожиданию «Иртыша» с ценными боевыми запасами эскадра обязана своим появлением у берегов Аннама не в первой половине марта, а в начале апреля. Но это еще не все.
Адмирала Рожественского обвиняют все – от Управляющего Министерством Авелана и членов Следственных и Исторических Комиссий, ‒ до нынешних правдолюбцев и историознатцев, в том, что он боевых запасов этих не требовал, не просил, а то бы мы мол, как только, так сразу.
Поэтому продемонстрируем наглядно, как относилось родимое Министерство, к просьбам и требованиям адмирала, когда таковые были − и неоднократно − им высказываемы и выражаемы. Продемонстрируем непосредственно строками Строевого Рапорта адмирала Рожественского от 5 апреля 1905 года: “Транспорт «Иртыш» прибыл в Носси-бе 27 февраля.
К сожалению, на нем, кроме угля, не оказалось никаких материалов.
Между тем, эскадра ожидала, что именно на «Иртыше» будет прислана хотя бы часть второго комплекта боевых запасов, которых не было в наличии при отплытии эскадры из Либавы, но которые должны были поступить в Либаву по мере доставки с заводов.
О невысылке боевых запасов на «Иртыше» приходится сожалеть тем более, что вслед за разгромом нашей армии под Мукденом надо было ожидать падения Владивостока, где еще единственно представлялось бы возможным пополнить боевые запасы.
Вообще с транспортом «Иртыш» распорядились очень странно.
Когда я телеграммами просил выслать на «Иртыш» в Порт-Саид, если не все обмундирование, то хотя бы 12 000 пар сапог для босой команды, Главное Управление Кораблестроения и Снабжений мне ответило, что «Иртыш» должен проходить Порт-Саид 9 января, а сапоги могли бы быть доставлены туда лишь 12 января, и потому Главное Управление не взяло на себя доложить начальству о задержании «Иртыша» в Порт-Саиде на три дня.
Команда эскадры осталась босою и терпит истинные бедствия, особенно при погрузке угля, а «Иртыш», выйдя из Порт-Саида 9 января, присоединился к эскадре лишь 27 февраля, через 49 дней, тогда как на переход ему требовалось лишь 16 дней.
«Иртыш» − транспорт в 16 000 тонн водоизмещения – привез едва 8 000 тонн угля и больше ровно ничего…[!] Он не привез даже денег: свои кредитивы вместе с ревизором он отослал из Джибути для размена в Порт-Саид, но должен был уйти, не дождавшись возвращения ревизора”[7].
Как видим, короткое и веское слово трибунал было не знакомо руководству ни Морского Ведомства, ни Главного Управления Кораблестроения и Снабжений, равно как смежных с ними организаций и ведомств. Пока…
Разведочная служба
«Вопрос 18. Практиковались ли на эскадре в несении разведочной службы, и что именно с этой целью делалось.
Ответ. Задачи разведочной службы исполнялись крейсерами эскадры в весьма редких случаях и лишь в то время, когда эскадра держалась у Мадагаскара и у Аннама.
Крейсеров было немного. У Мадагаскара и у Аннама все крейсера чередовались на сторожевой службе, а в пути те, которые имели сравнительно большие запасы угля, несли ежедневно дозорную службу.
Я не буду утруждать внимание Комиссии изложением тех серьезных причин, которые заставили меня воздержаться от развития разведочной службы.
Считаю достаточным отметить, что до настоящего времени никем из интересовавшихся переходом 2-й эскадры до Аннама не обнаружено, чтоб малым применением на нем разведочной службы причинен был вред эскадре.
Зато, рассуждая о мерах, принятых и не принятых мною для прорыва эскадры через Корейский пролив, многие публицисты ставят мне в вину отсутствие дальней разведки.
По их мнению,
− для того, чтобы оставаться верным вечно-юному принципу внезапности,
− при прорыве тихоходною эскадрою через узкость, заведомо обороняемую сильнейшим флотом, действующим в связи с близлежащими береговыми наблюдательными станциями и опорными пунктами и выславшим в море цепь разведчиков,
− мне следовало послать таковую же цепь не менее, чем на сто миль вперед от эскадры,
− дабы эта цепь, внезапно обрушившись на неприятельскую разведку, дала знать 2-й эскадре по беспроволочному телеграфу о месте нахождения неприятельских разведчиков, по крайней мере, десятью часами раньше, чем неприятельская цепь могла сама открыть эскадру, шедшую без разведчиков (если бы эскадра шла без разведчиков).
С таковым мнением я не согласен». [А ты, читатель?].
Цвет эскадры
«Вопрос 19. Почему эскадра не была перекрашена в шаровой или какого-либо другого тона цвет.
Ответ. Эскадра не была перекрашена в серый цвет, потому что матово-черный лучше скрывает суда ночью от минных атак».
В тактическом отношении
«Вопрос 20. Считали ли Командующий эскадрой, флагманы и капитаны, что в мае месяце 1905 года эскадра была достаточно подготовлена к бою в тактическом отношении.
Ответ. По вопросу Комиссии, считал ли я, что в мае 1905 года эскадра была достаточно подготовлена к бою в тактическом отношении, я должен напомнить, что одним месяцем позже, то есть в июне 1905 года, эскадра не могла бы ни в каком случае существовать, как сила, применимая для каких бы то ни было военных действий в Русско-Японской войне:
Если бы в мае эскадра не двинута была на Владивосток, то есть в бой, то в июне она была бы, или на обратном пути, под конвоем англичан, или интернирована. …
Но, повторяю еще раз, положение, в которое 2-я эскадра была поставлена, благодаря запрету англичан продавать нам уголь, заставляло меня не медлить движением на Владивосток, как бы ни была слаба подготовка эскадры в тактическом отношении.
Вопрос 21. Почему 13-го мая эскадра занималась эволюциями.
Ответ. 13 мая эскадра занималась эволюциями − развертывания фронта, по сигналам: “Неприятель впереди” и “Неприятель сзади”, чтобы еще раз подтвердить начальникам отрядов, что именно им следует делать, когда неприятеля нет в обстреле бортовых орудий».
[В дальнейшем читателю будет показано, что 13-го мая эскадра занималась эволюциями, вместо того, чтобы в дождливый, туманный и ветреный день войти на сутки раньше в Цусимский пролив, исключительно из-за якобы имевшей место поломки машины броненосца «Адмирал Сенявин»].
5. ПО ВЫЯСНЕНИЮ ТАКТИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ, ВЫТЕКАЮЩИХ ИЗ ХОДА БОЯ
Запасы угля и перегрузка судов
«Вопрос 22. С какими запасами угля и другими вступили в бой наши суда 14-го мая и насколько они были перегружены.
Ответ. Вступая в бой, суда 2-й эскадры имели от 50 до 70 процентов нормального запаса угля и почти полный комплект боевых припасов.
Так, например, новые броненосцы, уходя от Аннама 1 мая 1905 года, брали до 1600 тонн угля; за две погрузки в море могли принять около 400, а израсходовали за 13 суток, не менее 1400, так что могли иметь на лицо утром 14 мая не более 600 тонн.
Боевых припасов на всех судах одинаково не доставало около пяти процентов одного комплекта.
Провизия принята была у Аннама в количестве, соответствовавшем вместимости погребов.
Вообще же суда были перегружены против проектированной осадки не запасами, а уклонениями при постройке от утвержденного проекта чертежа».
О транспортах и прочем…
«Вопрос 23. Почему не все транспорты были отпущены от Седельных островов и часть их пошла с эскадрой. Почему транспортам не было дано рандеву перед боем.
Ответ. При эскадре оставлены были только три, вооруженных артиллерией, военных транспорта, один коммерческий пароход с необходимым грузом, и два буксирных парохода без груза. Оставленные при эскадре транспорты не уменьшали ее хода.
С появлением главных сил неприятеля. они должны были отдалиться от эскадры под защитой крейсеров, малоценных для поддержки главных сил.
Вопрос 24. Почему начальник транспортов был отпущен с частью транспортов в Шанхай, а не был оставлен при той части, которая пошла с эскадрой.
Ответ. Начальник транспортов ушел с коммерческими транспортами в Шанхай, потому что присутствие его там почиталось мною необходимым.
Вопрос 25. Почему “Кострома”, отстав от эскадры, шла в ночь на 14-е мая с огнями.
Ответ. Госпитальные суда “Кострома” и “Орел” шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах».
Первый радиоконтакт
«Вопрос 26. Когда впервые, перед боем, были замечены неприятельские телеграфные знаки.
Ответ. На переходе от Седельных островов к Корейскому проливу, чужие телеграфные знаки впервые получены аппаратами 2-й эскадры вечером 12 мая, но на горизонте (ограниченном, правда, пасмурностью) не видно было ни дымков, ни вершин рангоута.
Вопрос 27. Почему утром 14-го мая было приказано не мешать телеграфированию неприятеля и для этого не воспользовались мощной станцией на крейсере “Урал”.
Ответ. Утром 13 мая чужое телеграфирование возобновилось. Крейсер “Урал” просил позволения мешать чужим переговорам волнами своей, так называемой мощной станции (фирмы Телефункен), которая, однако, сама всегда расстраивалась, как только ею начинали действовать. Я не разрешил “Уралу” этой попытки потому, что имел основание сомневаться в том, что эскадра открыта. [До сих пор идут споры: был ли запрос с «Урала» 13 мая, или утром 14 мая].
Насколько я припоминаю теперь, мне было доложено около полдня 13 мая, что в числе понятых знаков были такие, из которых составлялись японская слова: “десять огней”... “большие звезды”. Но и такой доклад меня не вполне убедил, что эскадра была открыта в предшествующую ночь».
Когда была открыта эскадра?
«Вопрос 28. Когда впервые эскадра была открыта неприятельскими разведчиками.
Ответ. Я, и в настоящее время, не могу утвердительно сказать, когда, именно, неприятельские разведчики открыли нас: Командующий японским флотом, в своем рапорте о Цусимском бое, говорит, что первым пришел в соприкосновение с 2-ю эскадрою вспомогательный крейсер “Shinano-maru” и только в пятом часу утра, в день боя. Но, может быть, в рапорте, предназначенном для обнародования, умышленно не сообщено о более ранних извещениях.
Эскадрою, однако, и крейсер “Shinano-maru” не был усмотрен. [Если было, что «усмотреть»!]
Только в седьмом часу утра с правой стороны во мгле обрисовался силуэт крейсера “Idzumi”.
Вопрос 29. Почему не было принято никаких мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры.
Ответ. Я уже показывал, почему нами не применена была дальняя разведка, которая могла бы, если не пробиться через цепь неприятельских разведчиков, то во всяком случае, показать наши крейсера неприятелю ранее, чем его разведчикам удалось бы увидеть остальные суда 2-й эскадры».
Как пособничество неприятелю
«Простым изложением взводимого на меня обвинения, я старался выяснить, как несовместимо применение дальней разведки в том случае, когда, вслед за нею, должен иметь место прорыв слабейшей эскадры через узкость, сильно обороняемую.
И как странным мне представляется стремление − рейдом своих разведчиков, возбуждать в подобном случае напряженность внимания противника и упреждать на несколько часов его готовность к отпору:
Ведь, без всякого сомнения, цепь неприятельская, столкнувшись с нашею, должна бы была, в самый момент столкновения, сообщить своему адмиралу, столь нетерпеливо им ожидаемое известие.
Следовательно, соединенными усилиями наших и неприятельских разведчиков, японский флот мог бы быть осведомлен о приближении нашей эскадры несколькими часами раньше, чем, если бы, мы ему в том не помогли.
Словом, насколько всем очевидна безусловная важность посылки японцами разведочной цепи, чтоб не прозевать нашего прорыва, настолько мне был и остается ясным безусловный вред предпосылки разведчиков от той эскадры, которая должна неотложно прорываться.
Посылка крейсеров, по направлению к Корейскому проливу могла бы иметь смысл, если бы я решил не прорываться вовсе тем проливом или прорываться им через большой промежуток времени, в течение которого, частыми появлениями моих крейсеров, можно было бы приучить неприятеля к мысли, что я только задался целью беспокоить его демонстрациями.
Но, как я уже объяснял, состояние снабжения эскадры не позволяло мне тратить время на продолжительные демонстрации. Я должен был ограничиться демонстративным движением к Шанхаю и посылками крейсеров в Желтое море и по восточную сторону Японских островов.
При этих условиях, посылка к проливу такой разведки, которая лишь на несколько часов предупреждала бы прорыв эскадры, не представлялась и не представляется, на мой взгляд, ничем иным, как пособничеством неприятелю.
Моим вышеизложенным соображениям могут быть противопоставлены указания на те преимущества, которые получил японский флот вследствие того, что им были высланы крейсера на разведку. На такие указания я могу ответить повторением утверждения моего, что преимущества неприятеля были бы еще больше, если бы его разведчики встретили моих, несколькими часами раньше, чем они встретили мою эскадру».
Я знал в точности, … я не мог не идти
«Я знал в точности численность японского флота, который целиком мог препятствовать прорыву; я пошел на него, потому что не мог не идти.
Какую же пользу могла дать мне разведка, если бы, в предвидении ныне торжествующего мнения публицистов, я решил застраховать себя таковою?
Говорят, при большой удаче, я заранее знал бы строй, в котором надвигается неприятель.
Но такая осведомленность не могла бы быть использована для моей, сравнительно, тихоходной эскадры: неприятель, придя на вид моих сил, не дозволил бы мне начать бой ранее, чем не расположился бы для первого удара так, как ему угодно.
Во всем, только что мною показанном, содержится ответ на вопрос Комиссии, почему не было принято мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры: если я считал вредным иметь сам разведчиков, то, конечно, моя эскадра должна была, рано или поздно, придти в соприкосновение с неприятельскими разведчиками.
Вопрос 30. Почему утром 14-го мая, нашим крейсерам не было приказано попытаться отрезать неприятельских разведчиков, державшихся сзади эскадры.
Ответ. Я не пытался гоняться за ними, потому что должен был сосредоточенно подвигаться вперед.
Младший флагман, командовавший крейсерами, тоже считал неразумным, перед боем, рассылать свои суда для побочных предприятий, особенно имея в виду, что мгла закрывала горизонт утром за пределами пяти миль, и, только, к началу боя, постепенно раздвинулась до семи, восьми миль».
Почему в хвост эскадры?
«Вопрос 31. Почему утром 14-го мая разведочный отряд был поставлен в хвост эскадры.
Ответ. В ночь с 13 на 14 мая, эскадра, следуя к Корейскому проливу в походном строе, имела в голове цепь из крейсеров: “Светлана”, “Алмаз”, “Урал”, “Жемчуг” и “Изумруд”, протяжением более мили поперек курса эскадры. Цепь эта, не несшая никаких огней, кроме фонарей малого углового освещения на корму у первых трех судов, занимавших средние места, ориентировалась сама по отличительным огням.
Эскадра была невидима ни спереди, ни с флангов и служила заслоном от встречных минных атак, причем на сигнальных постах и у заряженных орудий всю ночь бодрствовали люди, обладавшие лучшим зрением в темноте. (Подобными же заслонами по длине походного строя и с тыла эскадры служили не несшие внешних отличительных огней колонны боевых судов).
Из числа судов составлявших переднюю цепь, протянутую поперек курса эскадры, “Светлана”, “Алмаз» и “Урал” принадлежали к разведочному отряду, не исполнявшему в данное время разведочной службы, по выше объясненным соображениям моим.
Утром 14 мая, эти три корабля, по отданному накануне приказанию, ушли в тыл эскадры, что бы не стеснять перестроения эскадры из походного строя в боевой, когда в том явилась бы надобность».
Могли и имели. Боевой ход эскадры
«Вопрос 32. Какой ход могли развить 14-го мая суда эскадры.
Ответ. 14-го мая новые броненосцы эскадры могли бы развивать до 13½ узлов хода, а прочие от 11½ до I2½.
Крейсер “Олег” с поврежденным в Кронштадте цилиндром, стянутым обоймой, мог по нужде идти 18 узлов, с тревогой, однако, за целость машины.
Крейсера “Светлана”, “Аврора», “Урал” и “Алмаз” могли иметь также 18-ти узловой ход, при чем “Алмаз”, как всегда, рисковал бы целостью своих паровых труб.
Крейсера “Жемчуг” и “Изумруд” могли делать короткие переходы по 20 узлов при огромном расходе масла.
Крейсера “Дмитрий Донской” и “Владимир Мономах” имели предельную скорость 13 узлов.
Наиболее тихоходные транспорты “Иртыш” и “Камчатка” доносили о неспособности держать ход более 10 узлов, но донесения эти не оправдались исследованиями флагманских механиков.
В бою, головные броненосцы имели от 9 до 10 узлов хода, крейсера же имели переменные хода от 9 до 17 узлов».
Но почему?
«Вопрос 33. Почему на эскадре держали в бою такой небольшой ход.
Ответ. Принимая во внимание, что во 2-м отряде броненосцев − “Наварин” не мог развивать более 12-ти, а 3-й отряд имел предельную скорость в 11½ узлов, головные броненосцы, в сомкнутом строю, не имели права держать более 10 узлов».
[Как строить эскадру к бою
Прервем на минуту ответ Адмирала, чтобы пояснить читателю предыдущую его фразу. Воспользуемся для этого строками из донесения о бое 28 июля 1904 года будущего адмирала и Начальника Мосркого Генерального Штаба, а тогда капитана 2-го ранга, командира крейсера «Диана» светлейшего князя Александра Александровича Ливена[8]:
«Всем известно, что если эскадра хочет идти 14 узлов, то хвостовые корабли должны иметь возможность давать 16, а то они отстанут.
Если же хвостовые корабли могут дать 15 узлов, то эскадра пойдет не более 13 узлов».
Таким образом, всем мореманам и флотолюбцам следует усвоить и запомнить один непреложный факт:
Если эскадра не хочет превратиться из кильватерной колонны в беспорядочный набор отдельно действующих, «по способности», кораблей, то командующему ею необходимо постоянно помнить о связи между предельной скоростью хвостовых мателотов и предельной эскадренной скоростью.
Заметим также, что светлейший князь Ливен говорит про эту связь как про факт общеизвестный. Также хорошо известен был этот факт кому-надо в Петербурге, да и в других столицах мира.
И можно со стопроцентной гарантией утверждать, что этот кому-надо удовлетворенно вздохнул, когда из Либавы в помощь 2-й эскадре вышел отряд контр-адмирала Небогатова. Поскольку флагманский корабль и основная боевая единица отряда − старый броненосец «Николай I» − обладал максимальной скоростью 11,5 узлов.
Это означало, что по присоединении отряда Небогатова к эскадре адмирала Рожественского ее – 2-й эскадры − максимально возможный эскадренный ход в неизбежном бою с Соединенным флотом автоматически ограничивался 11,5 узлами − и это в том маловероятном случае, если поставить «Николая» в голову кильватерной колонны и 9-9,5 узлами, если впереди пойдут «Суворовы».
Собственно говоря, эскадренная скорость даже 2-го броненосного отряда 2-й эскадры уже к моменту выхода с Мадагаскара не превышала 12 узлов. Но в Петербурге некоторые считали ее чуть ли не 15-узловой, и кому-надо решил Небогатовым подстраховаться. А то вдруг Того снова промахнется. А Рожественский − это вам не Витгефт. Воли и решимости на весь русский флот хватит.
Следовательно, с момента выхода 3-го броненосного отряда на помощь 2-й эскадре адмирал Того мог заранее начать рассчитывать все свои маневры в будущем бою, исходя из заданного ему кем-надо эскадренного хода русской эскадры.
Средний же эскадренный ход Соединенного флота в день 14 мая 1905 года составлял 16 узлов. Легко подсчитать, что это в 1,4 раза больше скорости русской эскадры в случае ее 11,5-узлового хода, и в 1,7 раз больше в случае хода 9,5-узлового. Вот так, господа хорошие!].
Приведем теперь окончание ответа Адмирала:
«По ходячему ныне мнению, бой мог принять другой оборот, если бы броненосцы разной подвижности не стремились держаться соединенно, а распределены были на отдельно действующее отряды. Я не согласен с таким мнением».
Внесем ясность
Чтобы не возвращаться больше к вопросу о возможном раздельном маневрировании 2-й эскадры в бою, также, как и к вопросу о том,
− что 4 новых русских броненосца с очень неясно каким ходом, должны были «броситься» на заведомо превосходящую в скорости японскую эскадру,
− равно как и к прочим возможным вопросам о «талантливых тактических маневрах», которые так любят обсуждать «Прибои» с разными порядковыми номерами, дополним предыдущий ответ Адмирала строками его собственноручного письма редактору «Нового Времени», написанного в ответ на очередную профанацию в этом печатном органе, продолжавшего свою неутомимую работу «на пользу своего крысиного царства» Н.Л. Клáдо.
Письма, опубликованного в отрывках в № 5 Морского сборника в 1913 году, семь лет спустя после написания. Дело в том, что с нового 1906 года, приказом Морского Министра адмирал Рожественский и его офицеры были лишены права на защиту от газетной и прочей клеветы.
Действие этого приказа растянулось почти на сто лет. Воспроизведем текст этого письма, поскольку, повторим: «Нет более безопасного средства сохранить для потомства интересные документы как печатный станок»[9].
О пользе многоотрядности и раздельного маневрирования
ПИСЬМО АДМИРАЛА РОЖЕСТВЕНСКОГО РЕДАКТОРУ «НОВОГО ВРЕМЕНИ»[10]
16-го января 1906 года
Многоуважаемый Александр Егорович.
…В сегодняшнем (10 719) номере «Нового Времени» г. N. приводит следующий отзыв по поводу Цусимского боя из книги французского капитана Daveluy [René Daveluy] (Уроки русско-японской войны):
«Построение русских в двух неравных колоннах было неудобоуправляемо, насколько возможно себе представить. В довершение несчастья адмирал находился не с той стороны, откуда неприятель нанес свой первый удар.
А между тем, при наличности инициативы, можно было выйти из затруднительного положения: как только Того начал свой поворот (поперек пути русской линии), левая русская колонна могла развернуться влево, тогда как четыре лучших броненосца, составлявших правую колонну, могли броситься на передовые корабли японцев. Тогда последняя была бы атакована с двух сторон»[11].
Г. N. вполне присоединяется к этому отзыву и прибавляет, что на мне лежал долг использовать скорость четырех лучших броненосцев, отделившись от восьми товарищей и устроив японцам род обходного сюрприза.
Я печатно заявил, что наши броненосцы первыми открыли огонь в бою 14-го мая и были к моменту открытия огня в одной колонне[12]…
Чтобы оценить совет г. N., безразлично, где находились четыре наших быстроходнейших броненосца, в голове ли остальных восьми, или спрятавшись за ними от неприятеля.
Этим четырем быстроходнейшим следовало броситься на голову еще более быстроходных японских, а остальным восьми русским броненосцам надлежало начать развертываться влево в тот момент, когда замечено было, что японцы начали свой поворот поперек пути русской линии, чтобы лечь на курс, параллельный ей.
Г. N., кажется, твердо установил, что в такой момент головной из восьми менее быстроходных русских броненосцев шел курсом NО 23º и мог видеть головного из разворачивавшихся японцев румба на два, а может быть и более впереди траверза, в расстояния около 40 кабельтовов, или, если угодно, в большем. Пусть он, вооружившись чертежными инструментами, изобразит рекомендуемое французом развертывание влево восьми русских броненосцев с максимальною для них в строю 11-узловою скоростью.
Ему станет ясно, что развертывания нельзя кончить ранее, чем все двенадцать японских кораблей, развивающих хотя бы 16 узлов, выправятся на избранном курсе и обрушатся на выскочивший вперед отряд четырех быстроходнейших русских судов, быстро удаляющийся от восьми их товарищей, пытающихся исполнить план, рекомендуемый г. N. под диктовку французского писателя.
Развертывание хвоста русской эскадры могло бы принести пользу, но лишь при уверенности, что голова этой эскадры не уйдет от такой помощи, то есть не воспользуется своей быстроходностью.
Я полагаю, что если Вы будете добры, рассказать г. N содержание этого письма, которого я не имею права печатать, то последующие заметки «Нового Времени» будут более обдуманны.
Простите за причиняемое Вам беспокойство и примите уверение в моем глубоком уважении и преданности.
З. Рожественский.
Нынешние поборники «теории многоотрядности и раздельного маневрирования» к чертежным инструментам могут добавить интеллектронную мощь современной оргтехники. Соединение ее с циркулем и линейкой возможно произведет благотворный сдвиг в их взглядах на русскую военно-морскую историю. А мы вернемся к окончанию ответа адмирала Рожественского на вопрос 33:
В единстве − сила
«Двенадцать японских броненосцев действовали в сомкнутом строю, сосредоточивая свой огонь в первом периоде боя последовательно на головных, из числа наших наиболее быстроходных броненосцев, которые все же при этом получали некоторую поддержку следовавших за ними мателотов.
Если бы четыре или пять наших броненосцев, развив свою предельную скорость, отделились от своих слабых товарищей, то японские броненосцы, имея возможность развить скорость большую чем наши лучшие ходоки, держались бы своего образа действий и, лишь в более короткий промежуток времени, одолели бы сосредоточенными силами цвет нашей эскадры, чтобы, затем, шутя, догнать и побороть покинутых.
Единственно правильною тактикою 2-й эскадры для нанесения сколько-нибудь чувствительного вреда японским главным силам было соединенное действие наших броненосных отрядов, возможно тесный строй и только захождение, по мере надобности, концевого отряда для действия из фронта или пеленга, хотя бы и неправильного, по хвосту, забегающей в нашу голову, японской броненосной эскадры.
Но и этот заходящий фланг не должен был отрываться от прочих судов линии.
Так вот, для того, чтобы наша эскадра могла при настойчивом добром желании сохранять тесный строй, и чтобы концевые, форсируя ходом, могли исполнять захождение, не разрывая строя, голова этого строя должна была бы иметь отнюдь не более 10 узлов».
Отметим для интересующихся, что изложенные выше взгляды адмирала Рожественского на оптимальное построение своих броненосцев в эскадренном бою, вполне совпадают со взглядами адмирала Макарова на эскадренный бой[13].
Почему 2-я эскадра была введена в бой не в таком порядке…
Ответ Адмирала
«Вопрос 34. Почему эскадра была введена в бой не в таком порядке, чтобы все суда могли сосредоточить наисильнейший огонь по одной цели (рапорт капитана 1-го ранга Озерова). Почему, несмотря на это, был сделан сигнал сосредоточить огонь на головном неприятельском корабле”.
Ответ Адмирала на этот вопрос столь важен, что стоит обратить на него особое внимание:
«Ответ. Я почитаю необходимым несколько подробнее остановиться на вопросе: почему 2-я эскадра была введена в бой не в таком порядке, чтобы все суда могли сосредоточить наисильнейший огонь на одной цели».
Строй эскадры в момент визуального контакта
«Несколько ранее 1 час. 20 мин. пополудни (по часам броненосца «Князь Суворов») и несколько правее пути по курсу N0 23°, на котором лежал наш 1-й броненосный отряд (как и вся эскадра), открылся головной броненосец японских главных сил.
Броненосцы 2-й эскадры были в этот момент построены так: 1-й отряд из 4-х судов − в правой колонне. 2-й и 3-й отряды, всего 8 судов − в левой.
Расстояние между этими кильватерными колоннами было около 8 кабельтовов, а головные корабли 1-го и 2-го отрядов были на одной высоте».
8 кабельтовов
«Я просил бы обратить внимание на мое категорическое утверждение, что расстояние между колоннами было около 8 кабельтовов, а не 15, как значится в историческом документе, помещенном в официозе, издаваемом Великим Князем Александром Михайловичем, который составлен на основании большого числа неверных данных, освещенных предвзятым враждебным намерением[14].
Строй двух колонн до боя вызван был обстоятельствами, подробно описанными в моем официальном рапорте. Получился он так: все три отряда броненосцев, шли перед этим в одной кильватерной колонне со скоростью 9 узлов.
Головной первого отряда, не меняя хода, поворотил на 8 румбов вправо, а за ним ворочали последовательно 2-й, 3-й и 4-й по порядку мателоты, расстояния между которыми были в 2 кабельтова и, может быть, несколько меньшие, но никак не большие.
Когда 4-й корабль кончал свой поворот на 8 румбов вправо, головной 1-го отряда начал ворочать на 8 румбов влево, а головной 2-го отряда остался на курсе. Второй, третий и четвертый мателоты 1-го отряда, ворочая в свою очередь последовательно влево, образовали, с “Князем Суворовым” в голове, правую колонну. Очевидно, что эта правая колонна не могла быть удалена от левой на 15 кабельтовов, а отстояла всего лишь около 8 кабельтовов, и что левая колонна была не впереди и не позади правой, а на одной высоте.
Как только с “Суворова” открыт был “Миказа” [т.е. чуть раньше 1 часа 20 минут], “Суворов” немедленно прибавил хода до 11½ узлов, сделав сигнал: “1-му отряду иметь 11 узлов”.
И склонился немного влево, чтобы войти в голову левой колонны.
В памятной книжке Великого Князя совершенно неверно утверждается, что:
“В 1час 20 минут правая колонна повернула вдруг на 8 румбов влево”, т. е. внутрь моря.
Я не настолько был парализован ужасом при появлении неприятеля, как то силится доказать публицист, сотрудник Великого Князя, имеющий, по-видимому, доступ ко всем официальным сведениям Морского Министерства.
Итак, головной первого отряда (“Суворов”) склонился влево в 1 час 20 минут, а в 1 час 49 минут выправился на курсе N0 23º впереди колонны 2-го и 3-го броненосных отрядов; 2-й, 3-й и 4-й мателоты 1-го отряда держали ему в кильватер все это время».
Вспомним Пифагора
«Чтобы определить, какое расстояние было в 1 час 49 минут между головным 1-го отряда и головным 2-го отряда, можно принять, что:
Первый шел, со средней скоростью, близкой к 11¼ узлов, по линии, близкой к гипотенузе треугольника, 29 минут (и прошел, следовательно, около 5.5 миль).
А другой шел по большому катету, со скоростью 9 узлов, и прошел в 29 минут 4⅓ мили.
Так как малый катет того же треугольника (расстояние между колоннами) был равен 0.8 мили, то вся длина большого катета должна была быть √(5.5)² ‒ (0.8)² равною 5.4 мили, а расстояние между “Суворовым” и “Ослябя” в 1 час 49 минут должно было быть 5.4 ‒ 4.33=1.07 мили».
Представьте себе! Даже после внесения Адмиралом полной прозрачности в геометрию перестроения эскадры перед первым залпом, его критики до сих пор ставят ему в вину, что он, видите ли, не указал румб, на который склонился влево «Суворов», а только-де – для скрытия своей бездарности и не распорядительности – употребил выражение: склонился немного влево.
Критикам имеет смысл открыть учебник начальной планиметрии и посмотреть раздел про прямоугольные треугольники. Возможно, после некоторых трудов, они смогут удовлетворить свое уже более чем столетнее любопытство.
Ввод в бой эскадры
«Таким образом, я ввел эскадру в бой с таким расчетом, что к моменту поворота моего флагманского корабля на курс колонны 2-го и 3-го броненосных отрядов, все корабли 1-го отряда могли поместиться, между моим флагманским и броненосцем “Ослябя”, даже считая двухкабельтовые расстояния корабля от корабля, не между их центрами (серединами), а между форштевнем одного и ахтерштевнем другого.
Когда в 1 час 49 минут “Суворов”, приведя на NО 23°, открыл огонь, мне показалось, что “Ослябя” находится не на створе мачт “Суворова”, а несколько левее, сажен на десять, на пятнадцать. Поэтому я приказал поднять сигнал: “2-му отряду быть в кильватере 1-го”».
[В данном случае Адмирал допускает неточность, как водится, в ущерб себе. По счастью, исправляя ее своим ответом на вопрос 45. На самом деле, сигнал: «2-му отряду быть в кильватере 1-го» был поднят на «Суворове» не в 1 час 49 минут, а за некоторое время до первого выстрела, поскольку «Суворов» вышел на искомый курс раньше, с запасом, чему есть свидетельства.
Приведем отрывок из Показания Следственной Комиссии Флагманского Штурмана 2-й эскадры Полковника Владимира Ивановича Филипповского: “На вопрос был ли сделан сигнал в начале боя 2-му и 3-му броненосным отрядам вступить в кильватер 1-му броненосному отряду, показываю дополнительно, − сигнал такой был, но не в начале боя, а за несколько минут до боя; после первого выстрела с «Суворова» уже никаких сигналов не поднималось”[15]. Последнее вполне согласуется с известным нам свидетельством Мичмана Демчинского, что Адмирал не позволял открыть огонь, пока лично не убедился, что кильватерная линия построена].
«В настоящее время, по-видимому, выясняется, что броненосец “Орел” (4-й − в 1-м отряде), при вышеизложенном построении, оттянул и в 1 час 49 минут находился не на своем месте, а за правым бортом «Ослябя».
Я не имею права этого оспаривать. Может быть, “Орел” и оттянул по своей вине или по вине третьего в строе (второй номер шел за “Суворовым” в безупречном расстоянии). Если это верно, то, значит, к моменту моего первого выстрела, я ввел в бой не 12 кораблей, а только 11».
Возможно, Адмиралу было бы приятно узнать, что в настоящее время, анализом свидетельских показаний и расчетами, проведенными Вячеславом Чистяковым, с учетом данных о бое как с нашей, так и с японской стороны, однозначно показано, что «Ослябя» не закрывал «Орла».
«Ослябя». Конец легенды
Чтобы не быть голословным, сначала приведу отрывок из статьи В. Чистякова «До первого залпа» с некоторыми комментариями и дополнениями:
«Действительно, как мог З.П. Рожественский, которого даже явные недруги характеризовали как "отличного моряка", допустить нелепейшую оплошность и вдруг забыть о следующих за "Суворовым" судах?.. Даже если расчет адмирала был верен, и если "кавардак" случился по вине какого-то из средних мателотов, который в ответственейший момент вдруг "оттянул" − то и здесь Командующему эскадрой нет оправдания…
"Почему Рожественский не скомандовал быстроходному 1-му отряду просто прибавить ход и просто вывести свой "стреляющий" борт из-за "тени" левой колонны? − вопрошает в своей книге [«Линейные корабли в бою»] адмирал сэр Реджинальд Кастенс. − Ведь никакой необходимости в формировании строгого кильватера не было. А некоторое поперечное отстояние одной колонны от другой было бы даже желательно..." [The Russian fleet was in disorder when the action began, because it was badly handled. Why did not the fast first division stretch ahead аt full speed to clear its broadside? Тherе was no pressing necessity to place the divisions exactly ahead and astern of each other. Sоme latitude is often desirable in battle and is permissible[16]].
Сам же Рожественский так описывает момент перестроения:
"Когда в 1 час 49 минут «Суворов», приведя на норд-ост 23°, открыл огонь... «Ослябя» находился не на створе мачт «Суворова», а несколько левее, сажен на 10, на 15. Поэтому я приказал поднять сигнал:"2-му отряду быть в кильватере 1-го".
Сажен 10-15... Казалось бы, мелочь, но эта "мелочь" изменяет устоявшуюся в наших умах картину самым радикальным образом! Оказывается, приведя на норд-ост 23°, «Суворов» не вышел на линию курса «Осляби».
С умыслом или нет, но Генерал-Адъютант совершил как раз то, что и советовал ему, задним числом, разумеется, сэр Реджинальд − он именно выдвинул 1-й отряд из-за "тени" левой колонны, сохранив между ними "желательное" поперечное отстояние в 10-15 сажен. Или, говоря по-другому, к моменту открытия огня русская формация представляла собой не правильную (или неправильную, как ее любят рисовать на схемах) линию, но сильно растянутый по длине и сжатый по ширине "уступ"[17].
Как видим теперь, легенда о вытеснении из строя «Бородино» и (или) «Орла» есть не более чем легенда. При данном характере строя − "растянутый уступ", эти суда просто не могли быть вытеснены. Кстати сказать, о "вытеснении" концевых 1-го отряда свидетельствуют только те, кто наблюдал их сзади − с борта «Осляби», «Сисоя», «Наварина» ...
Но те, кто смотрел на линию с мостиков «Суворова» (сам адмирал, Семенов, мичман Леонтьев и пр.) никаких "вытесненных" судов не видели, что и естественно: «Бородино» и «Орел» просто держали точный кильватер за своим головным! Да и сам адмиральский сигнал "2-му отряду быть в кильватере 1-го" служит хорошим тому подтверждением − если б «Орел» и «Бородино» действительно оказались вне строя, то Рожественскому логичнее было бы поднять сигнал типа "такому-то занять место в строю" или что-то в этом роде.
"Ну, хорошо, − согласится читатель, − допустим, вы правы. Но ведь вполне могло статься, что к 1 часу 49 минутам концевой «Орел» или даже «Бородино» не успели выйти из-за борта «Осляби»?"
Что ж, давайте, предположим, что так и было.
Допустим, что в самый момент, когда по фалам «Суворова» взлетел адмиральский сигнал "открыть огонь", «Орел» действительно был закрыт "ослябским" бортом.
И башни доложили бы на мостик: "Стрелять не могу. Мешает «Ослябя»!"
Возможно ли, чтобы кто-нибудь из "орловских" офицеров запамятовал бы о подобном эпизоде? Думаю, что вряд ли. Как правило, моменты такого рода врезаются в человеческую память на всю жизнь. А потому давайте потревожим оставшихся в живых "орловцев" и начнем по старшинству.
Старший офицер «Орла» капитан 2 ранга Шведе:
"В 1 час 50 минут с «Князя Суворова» был открыт огонь и поднят сигнал "I". Вслед за тем, почти одновременно, открыли огонь: «Ослябя», «Император Александр III», «Бородино» и «Орел» и остальные суда нашей колонны. Из левой 6-дюймовой башни «Орла» была начата пристрелка по «Микаса» (согласно сигнала Адмирала «I» − так как цифра «I» значила стрелять по первому судну в неприятельской колонне)"[18].
"Почти одновременно"! И совершенно не упомянуто о каких-либо помехах. И слово "колонна" в единственном числе − значит, к моменту открытия огня перестроение закончилось.
Старший артиллерийский офицер лейтенант Шамшев:
"С поднятием на «Суворове» боевого флага мы могли (курсив мой ‒ В.Ч.) открыть огонь по неприятелю..."[19]
Командир кормовой башни главного калибра мичман Щербачев:
"Броненосцы его (т.е. неприятеля − В.Ч.) последовательно поворачивают влево (на нас) и, следуя в кильватер «Микаса», выстраиваются в одну колонну, ложась на параллельный с нами курс. Я смотрю на часы: 1 час 50 минут (за особую точность не ручаюсь, так как я свои поставил приблизительно по судовым). На циферблате стрелка начинает двигаться и показывает: "пристрелка". Впереди слышны выстрелы: наш отряд вступает в бой"[20].
Как видим, о препятствиях стрельбе опять ни слова. Но зато Щербачев − из кормовой башни, заметим! − отчетливо наблюдал неприятельский поворот и «Микаса». Следовательно, поля зрения ему ничто не закрывало. Вывод очевиден.
К 1 часу 49 минутам «Орел» (а тем более «Бородино»!) вышел из-за борта «Ослябя» и мог действовать по неприятелю всеми своими башнями, в том числе и кормовой.
Теперь, читатель, обратимся к нашему последнему "персонажу" − эскадренному броненосцу «Ослябя». Как свидетельствуют не слишком разнящиеся в основных деталях показания многих очевидцев, корабль этот действительно замедлял ход и, возможно, даже стопорил его на какое-то время. Но тут нам полезно припомнить еще раз, что машинно-телеграфный "стоп" отнюдь не означает "стопа" в смысле физическом, то есть неподвижного стояния относительно воды.
[Так, известный «Титаник», − после команд: Стоп машина! и: Полный назад! − прошел еще два с лишним кабельтова почти не снизив скорости. Благодаря чему и распорол 90 метров обшивки об зловредный айсберг. Но и это не сразу остановило его неуклонного движения вперед.
И хотя «Ослябя» раза в три полегче красавца лайнера, и ход его был раза в два с половиной меньше, но остановить бронированную махину в 15 тысяч тонн водоизмещения даже на скорости 17 км/час очень непросто и не быстро. Тем более, подчеркнем еще раз, нет достоверных данных, что была команда: Стоп машина! или хотя бы: Малый ход! ‒ как мы увидим чуть ниже.
Наиболее вероятно, что «Ослябя» незначительно – до 8 узлов − замедлил ход при вступлении в кильватер 1-му отряду, подняв на мачте соответствующий сигнал.
В этот момент, «Микаса», ложащийся на курс NO 67º, и оказался на левом траверзе «Ослябя». В дальнейшем обратите вниманию на схему 10. ‒ БГ].
Сколько времени сохранял «Ослябя» действительную неподвижность? Минуту? Две? Пять? Достоверных данных на сей счет у нас нет, а потому давайте предположим заведомо самое худшее − будто в момент открытия «Суворовым» огня, то есть в 1 час 49 минут «Ослябя» не только держал телеграф на "стопе", но и был по-настоящему неподвижен.
Допустим также, что броненосец «Орел» находился в этот момент точно за корпусом "Ослябя", что, как мы знаем, заведомый "перебор", но пусть будет так! [На самом деле, есть неопровержимые данные, что к моменту открытия огня «Суворовым» броненосец «Ослябя» как раз вступал в кильватер «Орлу». С ними читатель будет ознакомлен ниже в части 11, главе 4.2. – БГ].
Перейдем теперь непосредственно к вычислениям.
«Орел» в 1 час 49 минут и все дальнейшее время держал ход 9 узлов. «Ослябя» же, как логично предположить, сохранял свою неподвижность только лишь затем, чтобы выпустить «Орла» вперед на некое минимальное расстояние, то есть на длину его корпуса плюс какой-то интервал.
Возьмем это расстояние, тоже заведомо с "перебором", равным 4 кабельтовым и поделим на скорость «Орла». Получим:
0,4 : 9 = 0,04 часа = 2,6 минуты
А теперь естественно спросить − какое максимальное число снарядов могли выпустить японцы по «Ослябя» за эти самые 2,6 минуты?
Ответ известен заранее − ни одного. Да, ни единого снаряда!
Ибо в официальном японском описании зафиксировано с полной достоверностью, что первый выстрел по «Ослябя» был сделан в 1 час 54 минуты − ровно через 5 минут после выстрела «Суворова» и спустя 2,4 минуты после того, как «Ослябя», при всех завышенных допущениях, должен был дать ход.
Иначе говоря, русский броненосец ни секунды не представлял собой "неподвижную мишень"!
А что касается небывало скорой гибели «Ослябя», то причины ее следует изыскивать не в стоянии на "стопе", а в чем-то совсем ином...»[21].
Еще раз о воспоминаниях и донесениях
К сказанному Чистяковым добавим только, что:
1/. По любому кажется весьма маловероятным, чтобы четыре броненосца 1-го отряда, с промежутками в два кабельтова обогнувшие мыс Доброй Надежды в 11-балльный шторм, вдруг не смогли выдержать строй в самый ответственный момент, при сравнительно спокойном море.
2/. В донесениях о бое офицеров «Ослябя» лейтенантов Михаила Павловича Саблина 1-го и Павла Александровича Колокольцова, спасенных миноносцем «Бравый» и избежавших японского плена, вообще не упоминается не только о полной остановке родного броненосца, но даже о замедлении им хода:
“Около половины 12-го наша эскадра броненосных кораблей находилась в 2-х кильватерных колоннах. Правая колонна состояла из броненосцев типа «Бородино», а левая из второго и третьего броненосных отрядов, имея головным «Ослябя».
Как только показалась неприятельская эскадра, «Суворов» повернул влево и, увеличив ход, приблизился к левой колонне и начал ее обгонять, приказав «Ослябе» вступить в кильватер. Неприятель, пройдя в большом расстоянии у нас перед носом, повернул налево и лег контр-курсом. Когда головная часть неприятельской эскадры легла на последний курс, начался бой.
В первый период боя в «Ослябя» было много попаданий…”[22].
“Бой начался около 2 часов пополудни. Когда, будучи командиром 1-й группы, я пришел в верхний носовой 6-дюймовый каземат правого борта, я увидел по носу неприятельский флот, сближающийся с нами и идущий в кильватерной колонне на пересечку нашего курса по направлению к нашему курсу почти перпендикулярному.
[1-я группа – группа орудий правого нестреляющего борта. Поэтому первые полчаса боя лейтенант Колокольцов и его комендоры, главным образом, помогали своим коллегам 2-й группы левого борта, возглавляемым мичманом князем Сергеем Васильевичем Горчаковым. И у лейтенанта Колокольцова, как он сам отмечает, было относительно больше возможности наблюдать за тем, что делается на корабле. В частности, он говорит, что «в продолжении получаса непрерывной стрельбы орудиями левого борта, снарядов в верхнюю батарею не попадало, причем один снаряд ударил без последствий в броню носового 6-дюймового каземата». Основные попадания и неприятности от них начались на этом участке боя через полчаса после открытия огня. – БГ].
Первым в кильватерной колонне был броненосец «Микаса», затем – «Шикишима», «Асахи», «Фудзи», «Ниссин» и «Кассуга»; дальше шли крейсера 1-го класса, но, кажется, до них шло еще большое судно. [Как видим, наши офицеры совершенно верно с первого взгляда определяли поименный состав вражеского флота. В связи с этим вызывает удивление слова кэптена Пэкинхэма в его Отчете о бое, что в виду мглистой погоды японцы с трудом различали наши корабли. А потому далеко не всегда могли определить в каком порядке они идут в строю.
И, кстати, обратите внимание, на это неучтенное большое судно между 1-м и 2-м боевыми отрядами. Может, конечно, и привиделось. – БГ].
Неприятельский флот перешел на левую сторону и с броненосца «Ослябя», после нескольких пристрелочных выстрелов из 6-дюймовых орудий, был открыт огонь”[23].
Как видим, ни слова об остановке, или хотя бы замедлении хода. А ведь это первые сообщения о Цусимском бое, сделанные буквально несколько часов спустя после событий.
Странно предположить, что спасенные с погибшего броненосца офицеры, не отметили бы главного– по мнению других свидетелей – фактора его гибели: резкого замедления хода или даже полной остановки, хотя бы на несколько минут.
Ни слова об остановке «Ослябя» или уменьшения им хода нет и в обобщенном донесении о бое Командующего Маньчжурской армией генерала Линевича. Последнее неудивительно. Как легко может каждый убедиться лично, часть донесения, описывающая начальную фазу боя броненосных отрядов, составлена именно со слов лейтенантов с «Ослябя».
Нет также ни слова о пресловутых двух колоннах.
Сообщения о замедлении флагманом 2-го отряда хода и даже полной его остановке стали появляться только в донесениях офицеров [«Ослябя», «Орла», «Сисоя Великого» и ряда других броненосцев], побывавших в японском плену, и как следствие имевших возможность общаться с Небогатовым, офицерами его штаба и прочими «небогатовцами»[24].
Из последних кругов и пошли, например, сведения, что на кораблях 3-го отряда были не опытные комендоры, а новички, − ложь, разоблаченная еще адмиралом А.А. Бирилевым, а наши дни каперангом В.Ю. Грибовским, в целом очень сочувственно относящимся к Небогатову и крестному пути его отряда. Но ложь, вполне устроившая нашу самую следственную комиссию.
И много еще чего пошло из тех кругов интересного, иллюстрирующего самые правдивые показания о Цусиме храброго и верного адмирала Небогатова, в частности, о «скучивании» эскадры в начале боя. Причем частично это перешло даже в показания и донесения людей из первого отряда – отряда верных.
Так что к трем основным отрядам Критерия Цусимы следовало бы, строго говоря, добавить 4-й отряд – отряд введенных в заблуждение. Нельзя отрицать, что у контр-адмирала Небогатова была своеобразная харизма, весьма специфического толка!
Владимир Семенов в предисловии ко второму изданию своего «Боя при Цусиме» говорит о своем малом доверии к воспоминаниям участников о ходе боевых действий, и приводит убедительные примеры своей правоты. Читатель, не поленившийся просмотреть донесения участников боя, описывающие хотя бы первые полчаса огневого контакта эскадр и четверть часа до его начала, сможет умножить число таких примеров пропорционально своему трудолюбию.
И кавторанг Семенов заключает:
“Вот почему, … связанный обязательством быть в своем изложении документально точным, − я не осмеливаюсь верить ни своим, ни чужим «воспоминаниям», раз только они не подтверждены хотя бы самой краткой записью, сделанной в момент совершавшегося события.
Но что записано – то было. За это я ручаюсь”[25].
В первой части Книги 3 «Цусима – знамение…» подробно говорится, что официальных документов о Цусимском бое – вахтенных журналов главных действующих лиц Цусимы – русских броненосцев, по понятным причинам не сохранилось. И практически все наши знания о бое вынужденно базируются на мнениях и воспоминаниях участников и очевидцев, оформленных в виде рапортов, донесений и показаний.
Но в таком случае совершенно очевидно следует предпочесть воспоминания, записанные по горячим следам самого сражения, и не прошедших длительной идеологической и иной обработки. Ценность первичных показаний свидетелей подтвердит любой юрист.
И в этом смысле донесения о бое старшего минного и младшего артиллерийского офицеров «Ослябя» − лейтенантов Михаила Павловича Саблина 1-го и Павла Александровича Колокольцева − стоят абсолютно вне конкуренции по своей достоверности и адекватности в сравнении со всеми иными позднейшими донесениями, показаниями и рапортами о начале боя.
Недаром их мнениями вовсе не заинтересовалась Следственная Комиссия, и в ее материалах присутствуют свидетельства только сторонников «кучи».
Но в данном случае, у нас есть, по счастью, и письменное свидетельство о строе эскадры при начале огневого контакта. Подлинное свидетельство из дневника Капитана 2-го ранга Владимира Семенова, записанное им еще на «Суворове» “под свежим впечатлением”, подкрепленное единодушными свидетельствами флагманских специалистов.
И на которое, понятное дело, не обратила ни малейшего внимания Следственная Комиссия. С совокупностью этих свидетельств мы ознакомимся чуть позже[26].
А сейчас скажем только, что адмирал Рожественский действительно ввел в бой эскадру в полном составе − 12 линейных судов, построенных в одну кильватерную колонну.
[1] Может быть эти «совместные действия» не предполагались «начальством» вообще, а потому и не было плана?
[2] Дмитрий Борисович Соколов в своей повести об адмирале Витгефте “Последнее воскресенье июля” считает, что: “Лучшей оценкой «сражения 28 июля» служит решение комиссии Наркомата ВМФ (адмиралы Кузнецов, Галлер, Исаков и комиссар Рогов) о праздновании дня ВМФ в последнее воскресенье июля”.
[3] Слова кавторанга Лутонина подтверждает, кстати, в своем исследовании И.М. Кокцинский: «Менее месяца затратили защитники крепости на исправление у кораблей, полученных в этом бою (28 июля – БГ) повреждений (у японцев − несколько месяцев, а броненосец «Микаса» участие в боевых действиях под Артуром больше не принимал)». − Кокцинский И.М. Морские бои и сражения русско-японской войны. С. 128.
[4] Лутонин С.И. На броненосце «Полтава» в русско-японскую войну. – СПб., 2009. ЭБР “Полтава” был поднят японцами 27 июля 1905 года и под названием «Танго» введен в 1908 году в строй. В 1916 году выкуплен Россией, наименован «Чесма». Совершил переход на флотилию Северного Ледовитого океана. Подробнее о судьбе «Чесмы» см.: “Следовать в Александровск...”. /Подгот. к публ. и коммент. А.Ю. Емелина //Гангут. Сб. ст. − СПб., 1998. Вып. 15. C. 115-123.
[5] Созаев Э.Б. Цусима и фактор скорости. //Елагинские чтения. Выпуск 3. – СПб, 2006. 104 с. ISBN: 5-94500-049-3.
[6] Морской сборник. 1917. № 7. Неофициальный раздел. С. 17-18.
[7] Строевой рапорт вице-адмирал Рожественского от 5 апреля 1905 года. № 1376. (Арх. в. шк. 4. Дело № 11). − Русско-японская война 1904-1905 гг. Книга 6-я. С. 181, 222-223.
[8] Донесение Командира крейсера 1 ранга «Диана» о бое 28 июля и о походе до Сайгона. Представлено Командующему флотом Тихого океана при рапорте 9 сентября 1904 г. № 7. − Действия флота. Документы. Отдел третий. Книга первая. Выпуск 7-й. Док. 127. С. 113-115.
[9] Последняя строка публикатора письма А. Беломора в редакцию Морского сборника. Письма приводятся с небольшими исключениями, не имеющими общего значения для выяснения обстоятельств боя. − Прим. ред. Морского сборника.
[10] Морской сборник. № 5. 1913. С. 222-224.
[11] В 1908 году упоминаемая Адмиралом книга вышла в России: Давелюи Рене. Борьба за обладание морем: Уроки Русско-японской войны: Пер. со 2-го фр. изд. лейт. В. Альтфатер и Б. Давыдова. - СПб.: Изд. В. Березовского, 1908. Цитируемая фраза находится на стр. 85. – БГ.
[12] Речь идет о „Письме в редакцию" адмирала Рожественского, напечатанном в газете „Новое Время" в № 10693 от 21 декабря1905 года, и послужившем поводом для министерского запрета. См. «Цусима – знамение…». Кн. 3. С. 515-519.
[13] Макаров С.О. Рассуждения по вопросам морской тактики.
[14] В освещении этом, как легко догадаться, принял активное участие и г. Клáдо. Он имеется далее ввиду и под «публицистом, сотрудником Великого Князя».
[15] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга Третья. Вып. 4-й. С. 109.
[16] Admiral Sir Reginald Neville Custance. The Ship of the Line in Battle. - Edinburgh and London, 1912. P. 173. Стоит отметить, что сэр Реджинальд строит свои теории в основном на показаниях Небогатова, что сильно уменьшает ценность его рассуждений. Могу понять адмирала Джекки Фишера, который терпеть не мог адмирала Кастенса. – БГ.
[17] На самом деле, к моменту открытия огня эскадра заканчивала переформирования этого уступа в кильватерную, слегка вогнутую линию, в фокусе которой находилась японская точка поворота. Последнее и обеспечило необычно большое число наших попаданий в японские суда в первые же минуты боя. Подробнее об этом – в части 11.
[18] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Вып. 3-й. С. 518.
[19] Там же. Вып. 4-й. С. 269.
[20] Там же. Вып. 1-й, с. 69.
[21] Чистяков В.Н. До первого залпа. //Наваль, 1991. С. 17-22.
[22] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга Третья. Вып. 2-й. С. 297-298. Копия донесения Старшего минного офицера эскадренного броненосца «Ослябя» Лейтенанта Саблина 1-го.
[23] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга Третья. Вып. 1-й. С. 97. Показание Лейтенанта Колокольцова.
[24] К «небогатовским» можно добавить и иные достаточно маловразумительные и противоречащие друг другу донесения и воспоминания «манильские» на ту же тему.
[25] Семенов Вл. Бой при Цусиме Изд. третье. – СПб., 1910. С. III-IV.
[26] Часть 11, гл. 4.2, раздел: “Оттянул и скучился”. Действительный строй эскадры
1. Комиссия