Цусима – трагический триумф Русского Императорского флота

Русским военным морякам ‒ прошлого, настоящего и будущего

ЦУСИМСКИЙ БОЙ В ИСТОРИЧЕСКОМ ИНТЕРЬЕРЕ

Облечен я весь

В одежды черного цвета

Черные, что ягоды тута.

«Кодзики или Записи древних дел».

VIII век, Эпоха Нара

Эскадры сближаются

К полудню 14 мая 1905 года море в Восточно-Корейском проливе стало затихать, а бывший с утра туман рассеялся. И картина, представшая в эти минуты любому ценителю прекрасного, окажись он там, напомнила бы ему гравюру в стиле Хокусая, или иных мастеров графики страны Ниппон.

По серо-синим волнам Японского моря, словно нарисованные черной тушью, шли военные суда под русскими Андреевскими стягами. Колонна их, казалось, скрывается за горизонтом.

Черные тела кораблей, цвета ягод тута, как сказали бы поклонники японской поэзии эпохи Нара, казались глыбами черного полированного мрамора. На носу каждого из них распластал крылья золотой двуглавый орел. Чуть правее основной колонны шли четыре огромных броненосца, первый из которых нес адмиральский флаг.

2-я эскадра Тихого Океана Русского Имперского флота, во главе с флагманским броненосцем «Князь Суворов» шла на свой последний парад, готовясь принять бой − за малопонятные, а потому малоценимые ныне ценности, − выраженные чеканной формулой:

“За Веру, Царя и Отечество”.

За кормой эскадры оставалось 18 тысяч морских миль, что сравнимо с длиной земного экватора. Этот путь она прошла, не имея на нем ни одной угольной станции, ни одной дружеской базы, ‒ во враждебном окружении всего «свободного мира», под неусыпным наблюдением его флотов, особенно британского.

Единственным государством, соблюдавшим в русско-японскую войну дружественный нам нейтралитет, была Германия. Именно благодаря германским угольщикам эскадра смогла совершить свой крестный путь от Либавы до Цусимы. И только раз на этом пути, в немецкой африканской колонии Ангра-Пекена, русскую эскадру ждал сердечный прием, а немецкий майор-«губернатор» колонии пил с нашими офицерами в кают-компании «Суворова» за победу над Японией и за погибель Англии. Сегодня той Германии, равно как и той России, нет, а потому сердечная любовь и таковая же благодарность автора − от имени той России ‒ той Германии − ни коим образом не должна оцениваться в рамках политкорректности.

Сам по себе переход огромной эскадры от Либавы до Цусимы ‒ без баз и тылов! ‒ является подвигом, равного которому нет до сих в анналах мирового мореплавания.

И подвигом этому эскадра была обязана в первую очередь железной воле адмирала Русского Императорского Флота Зиновия Петровича Рожественского. С этим согласны, кажется, даже его недоброжелатели, число которых из пишущих о Цусимском сражении и о русско-японской войне в целом, за столетие с хвостиком не уменьшилось. Во всяком случае, в России.

В полдень 14 мая 1905 года на судах русской эскадры реяли стеньговые флаги, а офицеры поднимали бокалы с шампанским ‒ для многих последние в этой жизни − и кричали «Ура!» − в честь годовщины Священного Коронования Их Величеств.

Вопреки обычаю, Адмирала не было в кают-компании флагмана[1]. Уже более суток он не спускался с мостика. На мостике же он провел большую часть похода, часто даже ночуя там, в кресле, особенно когда эскадре грозила опасность.

А с северо-востока, еще не видимая нашими сигнальщиками, стремительно сближалась с нами светло-серая боевая колонна японской эскадры под флагом адмирала Того Хейхатиро. До визуального контакта оставался еще час, до огневого − полтора.

И пока часы эти длятся, напомним сами себе предъисторию событий, приведших к одному из трех крупнейших морских сражений XX века и мировой истории. Первому и крупнейшему испытанию в бою паровых броненосных судов, не считая боя Порт-Артурской эскадры в Желтом море 28 июля 1904 года.

Критерий Цусимы

Русскому флоту и русским морякам посвящается…

В 2009-2010 гг. вышла в свет моя трилогия «Цусима − знамение конца русской истории»[2], с подзаголовком: военно-историческое расследование. Объектом его стало продвижение и расширение Российского государства на Восток начиная с похода Ермака до так называемой Русско-Японской, а по сути Японо-Русской войны, и заканчивая Цусимским сражением, поставившим в этом продвижении точку. Выявленные исторические факты вызвали интерес у ознакомившихся с работой офицеров и адмиралов современного Российского флота.

Трилогия посвящена, в первую очередь, русскому флоту и русским морякам, сыгравшим большую, если не решающую роль в этих поворотах судеб России.

Давно канувшая в Лету война 1904-1905 годов была близка моему сердцу с пяти лет, когда я впервые увидел навсегда запавший в душу фильм «Крейсер ВАРЯГ». И сейчас трепетное чувство вызывает у меня эти грозные и торжественные слова и мистически связанное с ними слово ‒ Порт-Артур. И в самой этой войне было всегда что-то загадочное, недосказанное.

В самом начале 1980-х годов мне довелось ознакомиться с материалами, каким-то образом прошедших мимо просвещенного внимания специалистов, посвятивших свои работы японской войне и, в частности, сражению при Цусиме. Материалы эти были засекречены еще царскими адмиралами, под уголовную ответственность, по крайней мере, на четверть столетия. Датой возможного рассекречивания должен был стать 1937 год.

Особая конфиденциальность, содержащейся в этих документах информации, обусловила их чрезвычайно ограниченный тираж. Некоторые же из них вышли из печати только после Октябрьской революции. Революционные события 1917 года и связанные с ними потрясения в государстве Российском, сыграли свою роль в том, что на эти документы не обратили должного внимания и после их формального рассекречивания.

Поэтому, как подчеркнуто в одой из рецензий, «более половины обоих томов “Цусимы – знамение…” занимают реальные документы – из тех, что делают книгу Бориса Галенина подлинным историческим хитом»[3].

В частности, это в полной мере относится к пакету документов, связанных с занятием Россией Порт-Артура и Квантунского полуострова[4]. До сих пор системно не рассмотренных и не проанализированных.

Фактическое исключение их из исторического оборота частично объясняет парадоксальный факт, что «приобретение» Квантуна до сих пор считается успехом царской дипломатии. В том числе патриотическими настроенными историками. Между тем, даже поверхностное ознакомление с этими документами, освещает помянутый исторический эпизод совершенно иным светом. И в этом свете он предстает как ошибка русского МИД, граничащая с государственной изменой. Последнее и стало причиной засекречивания указанных документов до 1937 года. Именно «Квантунские» события 1897-1898 годов, а отнюдь не пресловутые концессии на реке Ялу, вызвали напряженную ситуацию на Дальнем Востоке, облегчившую подготовку и организацию определенными силами русско-японской войны 1904-1905 годов.

Вместе с тем, следует подчеркнуть, что при всех недостатках своего положения, Порт-Артур прикрывал от японцев путь на Пекин, и опираясь на него можно было контролировать обстановку в Маньчжурии и западной части Кореи. В сочетании с базой на юге Кореи, он работал бы просто идеально в плане охраны наших интересов.

Выдающийся наш геополитик генерал Алексей Вандам, отмечал также, что Великий Сибирский путь, проложенный до Порт-Артура и Дальнего, мог быть продлен посредством пароходства до устья Янцзы, и стать «одною из доходнейших государственных статей». Учитывая, что Вандам был во время русско-японской войны помощником атташе в Китае, ситуацию он мог оценить лично.

С целью нахождения «естественного» места этих событий, в контексте многовекового распространения России к берегам Тихого океана, в первой книге трилогии и была рассмотрена их предъистория, начиная с присоединения к Москве Сибирского царства в результате похода Ермака.

При этом также обнаружены были неожиданные лакуны в традиционных изложениях нашего продвижения на Амур, а затем − в заокеанскую Сибирь − Русскую Америку. Все это и обусловило название первой книги: «Ветер с Востока, или Долгий путь к Порт-Артуру».

Во второй книге рассмотрены многочисленные «странности», связанные с подготовкой России к вполне ожидаемому военному конфликту на Дальнем Востоке. Традиционно объясняемые неразворотливостью и несовершенством государственного механизма управления Российской Империи. При системном рассмотрении все особенности подготовки России к войне выстраиваются в ряд, никакими случайностями и ляпами необъяснимый.

Напротив, при таком рассмотрении, «странности» эти являют собой ряд энергичных, целеустремленных и высокоорганизованных действий, подготовивших максимально неблагоприятные условия для участия России в предполагаемом конфликте.

Там же − во второй книге − рассмотрено весьма специфическое командование русской Маньчжурской армией, также традиционно объясняемое «бездарностью» царских военачальников. Приведенные в книге документы и свидетельства склоняют к мысли, что командование это было скорее гениальным. Вопрос только − в чьих интересах.

Третья книга трилогии посвящена непосредственно Цусимскому бою, который является и сквозной темой ее. Понятно, что основное внимание обращено на прояснение обстоятельств сражения в Японском море 14/27 мая 1905 года, а также связанных с этим сражением и предшествующих ему событий отечественной и мировой истории, не получивших пока должного освещения в исторической науке. Именно на этом, сравнительно небольшом историческом отрезке выявились и обнаружили себя откровенно те силы, влияющие на мировой процесс, которые традиционно предпочитают пребывать в тени, как тогда, так и сейчас.

«Критерий правды» − верность

Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни… Побеждающему, не грозит вторая смерть.

Откровение Иоанна Богослова 2:10-11.

Что же на самом деле произошло 14 мая 1905 года в Цусимском проливе?

Понять это автору, помогла опора на сохранившиеся свидетельства о бое, сообщаемые теми его участниками, которых сам автор назвал верными.

Дело в том, что вечером 14 мая произошло стихийное разделение единой эскадры на три отряда с навсегда разной судьбой. И с навсегда разными мнениями личного состава этих отрядов о самом бое, о роли командования в бою, о предъистории боя и всех связанных с боем обстоятельствах.

Первый отряд составили дравшиеся до конца, − верные.

Второй – сдавшиеся, неважно по каким обстоятельствам, но нарушившие Морской Устав.

И наконец третий отряд – это ушедшие с театра боевых действий. На Манилу.

Рассмотрение обстоятельств боя и его предъистории позволило ясно увидеть и осознать, что до конца правдивые и достоверные сведения о них дают донесения и показания только участников первого отряда − в нашей терминологии отряда верных.

В результате был выработан практический критерий оценки достоверности мнений об исторических событиях их участников, в зависимости от роли, сыгранных ими в этих событиях, своего рода «Критерий правды», именованный автором «Критерием Цусимы».

«Критерий Цусимы», он же «Критерий правды» может служить практическим инструментом исследования любых исторических, особенно экстремальных ситуаций.

В известной песне Высоцкого про «славный полк», говорится, что основные труды о таких событиях как сражения, пишут «умеренные люди середины». Поскольку самые преданные и верные − храбрецы и герои − гибнут первыми, а шкурников и трусов убирают свои же.

В том, что касается храбрых и верных Высоцкий несомненно прав, но он явно недооценил выживаемость шкурников, трусов и подлецов. Как показывает не столь давний исторический опыт, последние также выживают в количестве достаточном, чтобы внести лепту в историческое творчество. И если распространить понятие войны и сражения на экстремальные ситуации вообще и на революции в частности, то мы увидим, что точка зрения «верных» на них практически не представлена.

А если и представлена, то оценивается с равным весом, как и точка зрения предателя и стороннего наблюдателя. При такой «статистически взвешенной» оценке мы в принципе никогда не получим правдивого взгляда, на того же Государя-Мученика Николая Александровича. Немногих верных ему уничтожали особенно тщательно.

Хотя с православной точки зрения заранее очевидно, что мнение о нем всех предавших Царя «скверно-подданных» не стоит ломаного гроша. Будь этих мнений миллионы. Но до этой простой мысли историческая наука пока отнюдь не дошла.

Конечно, такое событие как революция и крушение империи, слишком сложная модель, для обкатки нового подхода, в том числе оценки источников. Как это принято у математиков, для обкатки новой теории и надо было взять обозримую модель. Такой моделью и послужило Цусимское сражение.

В сформулированном «Критерии правды» на самом деле сказалась общая духовная закономерность. «Верный в мале, и во мнозе верен есть» [Лк 16:10], говорит Господь. Из этих слов неоспоримо следует, что верить и доверять можно только верным, только они могут рассказать правду.

Таким образом, «Критерий правды», или «Критерий Цусимы» утверждает, что правдивые и достоверные сведения об исторических событиях, особенно в экстремальные моменты истории, такие как войны и революции, могут дать только верные − присяге, солдатскому долгу, боевым товарищам и Отечеству. То есть те, которым незачем придумывать оправдания за недостойное поведение, что по человеческой склонности к греху сводится обычно к обвинению других. От непосредственных товарищей, до высшего руководства.

Если бы в наши дни сохранялось православное отношение к миру, то Критерий Цусимы − просто служил бы еще одним подтверждением приведенных выше евангельских слов:

Такая постановка вопроса, возможно, не прояснит исторические и современные реалии ни политикам, ни политологам, ни социологам, но сделает их совершенно ясными и прозрачными для любого честного человека.

А честному историку поможет ориентироваться в степени достоверности описаний и сведений, дошедших до нас из дней прошедших, и не питать иллюзий по поводу дней грядущих.

Критерий Цусимы может служить практическим инструментом исследования любых исторических, особенно экстремальных, ситуаций. Причем конкретно понятие верные приложимо к адептам любой идеологической системы: христианам и зороастрийцам, воинам Аллаха и самураям, да и вообще ко всем, кто верен ‒ своей идее, своей клятве, своей присяге, своему вождю.

Это позволяет рассмотреть сквозь призму Критерия Цусимы любые экстремальные события «круга земной истории», начиная с изгнания – не в последнюю очередь за самооправдание – праотца Адама из Перво-Рая на нашу эмпирическую грешную землю, и до последней «точки» этой истории, в которой всех нас ждет развилка: верным – направо, в Рай Второго Пришествия и Небесный Иерусалим, а трусам, предателям, подлецам… и всем лжецам – налево, поскольку им место в озере, что пылает огнем и серой, а это − вторая смерть [Откр 21:8].

А в промежутках между этими двумя точками рассмотреть сквозь эту призму такие, например, знаковые события истории, как война Рима с Карфагеном, убийство Цезаря и гибель Первого Рима, Французская революция и революция Мейдзи, Наполеоновские войны и войны Крымская и Японская, февральская катастрофа 1917 года и крушение СССР в августе-декабре года 1991-го.

Для прояснения весьма специфических черт Цусимского боя

Следует сразу подчеркнуть, что сама Цусима рассматривается в трилогии не столько как сражение, пусть значимое, Русско-японской войны, а как ключевой геополитический и геостратегический фактор русской и мировой истории. Ее точка ветвления.

Поэтому основное внимание и усилия автора было устремлены на внесение ясности в картину весьма длительной и специфической подготовки к сражению и к выявлению иных факторов, предопределивших как ход сражения, так и результат его. «Для прояснения весьма специфических черт Цусимского боя подробно рассмотрены все остальные значительные боевые действия русского флота в войну 1904-1905 гг., особенно сражение при Шантунге 28 июля 1904 года.

В работе восстановлено действительное развитие событий при Цусиме, в том числе графически воссоздана начальная фаза боя, что можно рассматривать как новое слово в историографии военно-морских сражений и серьезное научное открытие»[5].

Достаточно неожиданным результатом проведенного расследования, стал вывод, что Цусимский бой, во всяком случае, его завязка − первый удар русской эскадры − является несомненной тактической победой русского флота. Победой русского флотоводческого искусства. Причем для достижения этой победы адмирал Рожественский впервые в мире применил радиоразведку!

А вся Цусима, во всяком случае, первый день сражения, является победой русского воинского духа, несломленного никакими материальными факторами.

Раньше и лучше всех поняли это японские адмиралы, исказив и извратив в своих донесениях и схемах правду о начале боя. И это несмотря на грандиозный материальный успех − уничтожение главных сил 2-й эскадры в дневном бою 14 мая.

Достаточно взглянуть на приведенную в работе схему начальной фазы Цусимского боя − по «Описанию … Мейдзи» (см. далее схему 2) и сравнить с восстановленной схемой истинного передвижения русской и японской эскадр в первые минуты боя (схема 10), чтобы понять, зачем «победившим» японским адмиралам пришлось пойти на очевидную фальсификацию.

Метание – иначе не назовешь! – в течение первых десяти боя минут японского Соединенного флота наглядно объясняет, почему призовые японские комендоры целых десять минут не могли пристреляться по идущей курсом NO 23° тихоходной русской эскадре. А вот наши «необученные» артиллеристы за эти же минуты добились числа попаданий, достаточных чтобы сжечь Соединенный флот при наличии взрывчатки, аналогичной японской.

Далее. Не секретным, − сохранились в открытом доступе неопровержимые документальные свидетельства! − но мало отраженным в массовом сознании фактом, является тот, что японское правительство уже во время переговоров в Портсмуте готово было признать себя фактически побежденным и отказаться от всех требований к России, включая занятый уже японцами Сахалин.

И уж совсем малоизвестным фактом является, что наиболее отчаянно подталкивал свое правительство «к уступкам во имя заключения мира»[6] любой ценой! − уже после Цусимы! − морской министр победоносной Японии адмирал барон Ямамото Гомбей.

Причем с адмиралом Ямамото были единодушны военный министр Японии, ее министр экономики и командование победоносной японской Маньчжурской армии!

Именно адмиралу Ямамото принадлежит историческая фраза. Когда в Токио стало известно, что Япония все же может получить, благодаря изменнической деятельности С.Ю. Витте[7], пол-Сахалина, Ямамото заявил: «Если эта информация неверна, передавшему ее чиновнику придется произвести себе харакири». «Впрочем, − сокрушался адмирал, − это уже не спасет Японию, поскольку не даст возможности заключить столь необходимый ей мир».

Японским адмиралам было ясно многое, что они постарались скрыть не только от остального мира, но даже как бы от себя.

Цусимская спецоперация

Превратить первоначальный тактический выигрыш эскадры в разгром японского флота, помешал, во-первых, предательская деятельность собственного морского руководства в лице Генерал-Адмирала Великого Князя Алексея Александровича и Управляющего Морским Ведомством адмирала Ф.К. Авелана, задержавших 2-ю эскадру в пути в общей сложности на 87 дней, и снабдивших эскадру приведенными в негодность боеприпасами;

во-вторых, деятельность всех враждебных России сил в мировом масштабе.

Почти трехмесячная задержка эскадры Петербургом дала возможность отремонтировать японский Соединенный флот после годичной блокады Порт-Артура, перевооружить его с помощью английских союзников Японии на новый тип боеприпасов с повышенным фугасным действием.

Эта задержка, помешавшая 2-й эскадре войти в Цусимский пролив уже в конце февраля 1904 года, позволила также ввести в строй тяжело поврежденный под Порт-Артуром броненосец «Асахи», ремонт которого закончился за пару-тройку недель до «майской» Цусимы. В апреле же завершился окончательный ремонт японского флагмана «Микаса», тяжко поврежденного в бою с Порт-Артурской эскадрой в бою 28 июля/10 августа 1904 года.

Совокупность этих действий, по данным генерала по адмиралтейству и будущего советского вице-адмирала Александра Викторовича Шталя, обеспечило Соединенному флоту 300-кратное (трехсоткратное) огневое превосходство над 2-й эскадрой. Такое, невиданное никогда и нигде, огневое превосходство, в сочетании с почти двойным превосходством в эскадренном ходе, и обусловило гибель лучших броненосцев 2-й эскадры в первый день сражения.

Причем если преимущество Соединенного флота в скорости могло быть и было учтено в планах адмирала Рожественского, то о возросшей мощи японских боеприпасов не знали и не могли знать ни он, ни бывшие на эскадре порт-артурские моряки с опытом боя у Шантунга 28 июля 1904 года.

То, что японский Соединенный флот, при наличие такого превосходства в огневой мощи и эскадренном ходе, уже после потери нами двух флагманских кораблей, потратил пять часов − с 14.30 до 19.30 − чтобы потопить еще два русских броненосца «Александр III» и «Бородино», говорит либо об исключительно невысоком уровне руководства Соединенного флота, либо о тяжелых повреждениях, нанесенных ему 2-й эскадрой в первые четверть часа боя.

По свидетельству японских моряков, число попаданий в их суда в первые четверть часа сражения, когда японский флот вырывался из «петли адмирала Того», было таково, что при качестве русских боеприпасов как в сражениях под Порт-Артуром, дальнейшее продолжение сражения стало бы для Соединенного флота невозможным.

Таким образом, именно качество русских боеприпасов стало фатальным для судьбы 2-й эскадры. По сути, мы стреляли болванками, мало отличающимися от чугунных ядер петровских времен.

Таким образом, восстановленная в работе, в том числе графически, посильно приближенная к действительности картина сражения, − особенно его первой начальной фазы, с очевидностью показывает, что не тактический гений японского главнокомандования явился причиной нашей национальной трагедии. И выявляет истинные причины гибели русского флота в битве при Цусиме, верным название для которой было бы Цусимская спецоперация.

Причем спецоперация международного масштаба.

Синхронизация, фактически в масштабах Земного шара, всех действий, способствовавших гибели 2-й эскадры, показывает, что ни о каком наборе «случайностей» не может быть и речи. Была хорошо спланированная и четко осуществленная операция того самого несуществующего Мирового правительства.

И конечной целью этой спецоперации было отнюдь не уничтожение 2-й эскадры флота Тихого океана, а свержение русской народной власти – Самодержавия − еще в 1905 году.

Худший для судьбы Российской Империи вариант − самовольное возвращение эскадры или ее интернирование в нейтральных портах, − был сорван тогда железной волей и флотоводческим и командным талантом адмирала Рожественского, подкрепленными мужеством, верностью и стойкостью личного состава эскадры.

Самопожертвование 2-й эскадры не допустило победы «русской» революции уже в 1905 году. Продлило существование Православной Империи на целых двенадцать лет. А флотоводческий гений Адмирала в первые минуты боя загнал в ловушку так долго поджидавший его японский флот.

Верные Царю и Отечеству офицеры и матросы Русского Императорского Флота проявили в этом бою настолько превосходящие человеческие возможности стойкость, мужество и силу духа, − «составившие славу на все времена не только для них, но и для всего человечества»[8], − что еще в 1941 году японцам показалось безопасней иметь дело сразу с двумя мощнейшими флотами мира: британским и американским. И сыновья Ямато чуть не оказались правы!

И в этом смысле Цусима является стратегической победой русского народа и его флота.

В результате проведенных исследований Цусима, наконец, предстает перед нами в своем подлинном виде: трагическим триумфом, стратегической победой русского флота, погибшего в результате тщательно спланированной международной спецоперации.

В книге проведена параллель между «малой» Майской Цусимой 1905 года и «большой» − Февральской Цусимой уже всей Российской Империи в 1917 году. От Февральской Майская Цусима отличается сравнительно ограниченными масштабами и легче устанавливаемой конкретикой.

В свое время это навело меня на мысль, что не была ли и Февральская «большая» Цусима отнюдь не революцией, а именно спецоперацией, − только значительно большего размаха, − тех же международных сил в союзе с врагами внутренними? Понятно, что концы в воду упрятаны здесь еще глубже, чем в первой Цусиме. Прежде всего, спецоперацией в области войны информационно-идеологической. Посильный ответ на этот вопрос был дан в работе «Фантом Февраля 1917 года».

Но есть одна существенная разница между Цусимой Февральской и Майской.

В Феврале 1917 года уже не нашлось в России человека масштаба адмирала Рожественского, грудью бы вставшего на пути внешних и внутренних врагов.

Не нашлось у России еще одной 2-й эскадры, погибшей в безнадежном бою за Веру, Царя и Отечество и тем спасшей тогда Отечество и Престол.

В предлагаемой вниманию читателя документально исторической повести изложены наиболее важные результаты проведенного военно-исторического расследования, относящиеся непосредственно к Цусимскому сражению.

Поскольку вопрос доверия к представляемым на суд читателю материалам имеет первостепенное значение для исторического труда, особенно по многострадальной русской истории, и особенно последних царствований, то остановимся на этом вопросе подробнее.

Секретно! Перед прочтением ‒ сжечь!

ИЗДАНИЯ СЕКРЕТНЫЕ!

Секретно.

№ 31

ИЗДАНИЕ СЕКРЕТНОЕ.

ДО 1937 ГОДА.

Настоящее «СЕКРЕТНОЕ» издание выдается распоряжением Морского Министра по докладу Начальника Морского Генерального Штаба. Оно отнесено к разряду секретных потому, что в нем имеются такие сведения административного, дипломатического или технического характера, которые должны быть доступны весьма ограниченному кругу лиц, пользующихся особым доверием.

Издание это считается секретным в течение 25 лет со времени его напечатания, после чего последует дальнейшее распоряжение, или о сохранении его секретным, или о перечислении его в разряд не подлежащих оглашению или общедоступных.

Лица, воспользовавшиеся разрешением получить это издание, обязаны по миновании в нем надобности возвращать его в Морской Генеральный Штаб, чтобы за смертью их — издание это не досталось в ненадлежащие руки.

Никто из пользующихся этим изданием лиц не имеет права разглашать заключающихся в нем сведений или делать ссылки на эти документы в печати, под своим именем или через других лиц, иначе, как с особого каждый раз разрешения Начальника Морского Генерального Штаба.

Виновные в нарушении этого требования будут привлекаться к ответственности в уголовном порядке.

Под таким грифом и с таким предупреждением в 1912 году Историческая Комиссия по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при Морском Генеральном Штабе под председательством контр-, а затем (1913) вице-адмирала Свиты Его Величества графа А.Ф. Гейдена выпустила сборник документов, посвященный занятию Порт-Артура и Квантунской области.

Обращает на себя внимание, что все остальные сборники документов по действиям флота в ту войну, посвященные действиям как 1-й, так и 2-й Тихоокеанских эскадр, даже материалы Следственных комиссий, посвященные расследованию обстоятельств боев 28 июля/10 августа 1904 года при Шантунге и 14/27-15/28 мая 1905 года при Цусиме, снабжены лишь предупредительным грифом: «Не подлежит оглашению» на 10 лет до 1922 года. Но при этом «предназначены для самого широкого распространения в военно-морской среде». И ответственность за разглашение содержащихся сведений носит лишь дисциплинарный характер.

Между тем документы эти содержат подчас вполне «жареные» факты, обличающие и Министерство Финансов, и Министерство Иностранных Дел, и руководство Морского Министерства, и Главное Управление Кораблестроения, вскрывают многочисленные недочеты в подготовке флота к войне почти на всех уровнях ― и всего лишь на всего ― под «дисциплинарную ответственность»! А здесь, вроде всем известные преданья старины глубокой, а при этом: «Секретно!», для узкого круга лиц, облеченных особым доверием!

На 25 лет! − до знаменитого 1937 года! − и под “уголовную ответственность” за разглашение!

Следует успокоить души патриотов, заботившихся в 1912 году о «неразглашении», «недопущении» и соблюдении прочих интересов Российского Государства.

Большинство документов, вошедших в секретный том, остались не разглашенными не только до 1937 года, но и до настоящих времен. Хотя гриф секретности был вскоре после революции снят.

Необходимо также отметить, что некоторая, и достаточно существенная, часть их была опубликована во «Введении», предпосланному многотомному труду по описанию действий флота в русско-японскую войну той же Исторической комиссии[9].

А посвящено было «Введение» описанию событий на Дальнем Востоке в 1894-1901 годах. Во всяком случае, − его первая часть. Вторая, похоже, на свет Божий так и не появилась.

О скорейшем выпуске в свет этого «Введения» просили русские военно-морские круги, сразу после выхода в свет 1-го тома трудов Комиссии в 1913 году. Поскольку без него многое в действиях, как флота, так и сухопутных сил оставалось неразъясненным.

И эту просьбу донес до сведения Исторической Комиссии уважаемый в военно-морской среде журнал «Морской сборник», в целом очень высоко оценивший работу комиссии: «Первым (дефектом работы), о котором видимо, жалеет и сама Комиссия, является тот факт, что описание боевых действий вышло раньше “Введения”.

Между тем это последнее должно было выяснить деятельность флота и его состояние за 10 лет до начала войны, без чего многое является непонятным или неправильно объяснимым…

Нам гораздо важнее проследить причины наших поражений, чем копаться в индивидуальных ошибках и недостатках отдельных, хотя бы и очень важных, лиц.

Выяснение общих условий, приведших к поражениям, поможет избежать повторения их при подготовке к следующей войне. Отсутствие “Введения” лишает нас возможности взяться за столь важную работу и тем самым обезценивает пока первую книгу описания войны.

Из фактов войны, изложенных хотя бы в этой первой книге, видно, насколько флот не был подготовлен ... Краткое “Введения” позволило бы правильно решить этот вопрос»[10].

Однако нет. На просьбу тружеников моря Историческая Комиссия откликнуться не поспешила. К 1917 году вышли 5 книг, посвященных действиям Порт-Артурской эскадры и Владивостокского отряда крейсеров. В 1917 году успели выйти книги 6 и 7 посвященные походу и бою 2-ой Тихоокеанской эскадры.

А вот «Введение», и то только Часть I − было опубликовано только в 1918 (!) году, хотя подготовлено было заведомо до февраля 1917 года. Об этом свидетельствует и пиетет в отношении написания словосочетаний типа «Его Императорское Величество Милостиво Повелеть Соизволил», и слов Царь и Император с заглавных букв, что немедленно исчезло со страниц того же «Морского сборника» после «великой, бескровной, февральской», отчего материалы этого журнала за март-октябрь 1917 года, в своей орфографической и публицистической части, носят оттенок тошнотворности для русского человека со здоровым нравственным чувством.

Надеюсь, хоть стыдно было вам, господа офицеры!

А тут − в красном Петрограде, − такое дело. Не иначе как попало под волну разоблачения «секретной дипломатии», вскоре превратившуюся в зыбь, а с 30-х годов и вовсе исчезнувшую. А переделывать титулатуру и орфографию − времени не было.

Неясно также, в каком числе экземпляров вышло указанное «Введение», поскольку в Москве, например, в отличие от остальных 7 книг Исторической комиссии, его нет даже в Ленинке − РГБ по-нынешнему. Один экземпляр − потрепанный, но при этом до сих пор не разрезанный, находится в библиотеке имени генерала Антуана-Анри Жомини Академии Генерального штаба и еще один − в другой московской библиотеке.

Но и во «Введение», напомним, вошла в выдержках, лишь небольшая часть документов, из того, до 1937 года, − под уголовную ответственность! − засекреченного тома.

Еще один секретный том

До сих пор был практически дословно цитирован первый раздел четвертой части Книги 1 упомянутой выше трилогии «Цусима – знамение конца русской истории». И сейчас у меня нет оснований отказаться даже от одного слова, приведенного выше. Но вот два следующие абзаца, приведенные там же, как выяснилось, требуют уточнения. Секретность в отношении материалов, освещающих подготовку Российской Империи к войне на Дальнем Востоке, была значительно серьезнее, чем тогда, при написании «Цусимы − знамение…» казалось.

Вот эти два, требующих уточнения, абзаца:

«Еще часть [секретных документов], правда, попала, также в выдержках, в 1-й том трудов еще одной Исторической комиссии, созданной для описания действий сухопутной армии в войну 1904-1905 гг. под председательством генерала В.И. Гурко. Этим материалам повезло дважды.

Во-первых, они увидели свет еще в 1910-11 гг., а во-вторых, первый том этих трудов был переиздан в 1994 году под редакцией генерал-майора В.А. Золотарева с дополнениями и комментариями под названием “Россия и Япония на заре XX столетия” тиражом аж в 400 (четыреста) экземпляров! Для прекрасно изданного тома в 600 страниц и, сверх них, 200-ми страницами фотографий − тираж, выдающийся даже для наших малотиражных времен».

Неточность здесь заключается в следующем.

Во-первых, секретные документы попали вовсе не 1-й том трудов Военно-исторической комиссии генерала Гурко, написанный полковником, а затем вскоре генерал-майором П.Н. Симанским[11], а в совершенно секретное трехтомное приложение к нему, выпущенное тиражом в семь, а официально и вовсе в пять экземпляров. И рисковавшее вовсе не увидеть свет, ежели бы не личное вмешательство Государя Императора.

Во-вторых, в трехтомник генерала Симанского вошли документы, связанные не только с занятием Порт-Артура, но весь комплекс документов и материалов по нашей дальневосточной политике за несколько предшествующих войне десятилетий.

Понятно, что период от занятия нами Порт-Артура до «минуты, когда в ночь с 26 на 27 января [1904 года] на рейде Порт-Артура грянул первый выстрел, начавший собою уже не мирную, а кровавую борьбу…»[12] «за честь и достоинство России и за господство на водах Тихого океана, столь существенно необходимое для упрочения в долготу веков мирного преуспеяния не только нашего, но и иных христианских народов…»[13], получил в работе генерала наиболее исчерпывающее освещение.

Вот это сверхсекретное приложение и было переиздано в 1994 году генералом Золотаревым. И должен сказать, что на фоне пяти или семи экземпляров, тираж в 400 кажется теперь вовсе не маленьким. Тем паче, что издан он был почти сразу после рассекречивания оригинала, происшедшего уже в наши дни. Кто сказал, что мы не умеем хранить секреты от своих?

А поскольку в обширном и содержательном Предисловии к изданию 1994 года ничего не говорится об истории засекречивания первоисточника, а лишь упоминается, что в основе его лежит аналитический труд Генерального штаба генерал-майора П.Н. Симанского, то я и решил тогда, что речь идет о 1-м томе труда комиссии Гурко.

Причем даже когда просматривал остальные тома комиссии в военном отделе РГБ, то посмотреть первый и сравнить с тем, что есть у меня, даже не пришло в голову. Бывает…

Собственно, на «Цусима – знамение…» это сказалось только к лучшему, так как давало возможность изложить, например, события, связанные с окончательной потерей нами Кореи, и готовящимся отказом от Маньчжурии, по секретным материалам, полностью воспроизведенным в издании 1994 года.

В то время как краткая выжимка из них составила всего лишь одну, первую главу 1-го тома официальных трудов Военно-исторической комиссии.

«Прекрасно написано. Николай»

Разрешает Царь, но препятствует МИД

Однако, через несколько лет после выхода в свет трилогии о Цусиме мне указали на материалы, связанные с первоначальной историей труда генерала Симанского, и материалы эти оказались столь интересны и значительны, что заслуживают отдельного рассказа[14].

На долю тогда еще полковника Симанского выпала задача описать события на Дальнем Востоке, предшествующие войне 1904-1905 гг. и подготовку России к этой войне. Пантелеимон Николаевич был уже хорошо известен в военных кругах как образованный и талантливый военный писатель, а сама тема делала малосущественным то, что в отличие от других членов комиссии он не принимал участие в самой войне.

И вот именно его том вызвал в «определенных» кругах наибольший интерес, поставивший под вопрос самую возможность помещения в этот том сколько-нибудь критических материалов о действиях нашей дипломатии и других ведомств.

Что же касается боевых действий, то члены комиссии с самого начала были связаны жестким условием о недопустимости критики командования Маньчжурской армией, то есть, если отбросить иносказания, генерала Куропаткина: «Под постоянным контролем начальника Генерального штаба находился вопрос о недопустимости критики русского командования в Маньчжурии»[15].

Запрет этот был сделан якобы в целях повышения степени объективности трудов комиссии, но в любом случае, стоит обратить на него внимание, в контексте того, что члены комиссии дали честное слово Государю Императору писать только правду.

Судя по всему, такой же запрет желали бы наложить на критику своей деятельности и прочие министерства и ведомства, так или иначе участвующие в дальневосточной политике империи. Прежде всего, Министерство Иностранных Дел.

«При подготовке трудов к публикации возникали трудности. Наибольший интерес вызывает история первой главы первого тома, разработанной П.Н. Симанским, о дипломатической и военной подготовке к войне России и Японии. Работая в архивах Министерства иностранных дел, П.Н. Симанский в результате упорных изысканий выявил “интереснейший и никем еще не тронутый материал”. По его словам, перед ним “раскрылись широкие горизонты мировой политики”[16].

Вследствие этого глава по объему и характеру исследований вышла за рамки первоначальной программы. Переданная министру иностранных дел А.П. Извольскому для ознакомления, она была признана последним неприемлемой для печати»[17].

Любопытно, что сам генерал Симанский, как следует из его вышеупомянутого в примечании очерка 1925 года, так и не узнал, что именно министр иностранных дел был категорическим противником печатания его труда: «Никакой цензуры, о которой я говорил Извольскому, кроме просмотра всей работы в корректурных листах генералом Гурко, не было.

Извольский остался в стороне, последовательно сменявшиеся начальники Генерального штаба, имевшие другие более ответственные работы, совсем не интересовались моими занятиями, служащие министерства не мешали, а кое в чем даже помогали…»[18].

Извольский отнюдь не остался в стороне. «В своем отзыве 27 января 1909 года министр отмечал, что события, о которых повествуется в главе, “до такой степени еще свежи в памяти современников и касаются столь тревожного и невыясненного еще периода нашей политической истории, что печатание этой главы, хотя бы даже в самом ограниченном количестве экземпляров”, безусловно, несвоевременно и нежелательно[19]…

Учитывая, что в таком виде главу вряд ли будет возможно включить в общее издание трудов комиссии, В.И. Гурко предложил составить вместо нее “беглый очерк событий”, предшествовавших войне. В то же время, хорошо понимая большую историческую ценность собранного Симанским материала, председатель комиссии предложил все-таки напечатать главу “на правах рукописи в самом ограниченном числе экземпляров”[20]. “Пришлось, дабы не погиб весь труд, перенести его на страницы самостоятельного издания”[21], − вспоминал впоследствии автор.

Надо сказать, судя по служебной переписке Военно-исторической комиссии, выбранное Симанским направление работы над внешнеполитической главой было заранее санкционировано царем. Николай II разрешил с самого начала работы пользоваться секретными документами различных министерств и учреждений»[22].

Но последнее, как следует из тех же записок Симанского 1925 года, так же осталось неизвестным ему, считавшему, видимо, что проникнуть в святая святых министерства иностранных дел, а затем и финансов, удалось исключительно за счет личного обаяния и легкой протекции со стороны начальника Генерального штаба.

Характерно, что даже «беглый очерк событий», предшествовавших войне, составивший первую главу 1-го «официального» тома, очерк, в котором были сняты практически все ссылки на подлинные документы, вызвал вновь отрицательную реакцию Извольского, которому генерал Гурко вновь отправил на согласование материалы Симанского.

«Что же вызвало такую реакцию со стороны А.П. Извольского?

В целом министр весьма высоко оценил труд П.Н. Симанского, подчеркнув, что “благодаря собранному в нем обширному материалу он весьма живо характеризует эпоху, предшествовавшую войне, и тогдашних деятелей”…

Извольский заметил, что “при чтении этой главы вырисовывается яркая картина отрицательных сторон нашей государственной жизни: междуведомственной розни, отсутствия общего плана в достижении намеченных задач – и вместе с тем откровенно разоблачаются некоторые замыслы, окончившиеся неудачей, взаимная вражда России и Японии, а равно и недоброжелательство других держав, в том числе и Англии”[23].

Между тем в то время намечалось сближение России с Англией. В 1907 году было подписано англо-русское соглашение о разграничении сфер влияния, поэтому глава русского МИДа не хотел компрометировать результаты проделанной его ведомством работы»[24].

[Англо-русская конвенция 1907 года или Англо-русское соглашение 1907 года ‒ международный договор, подписанный в Санкт-Петербурге 18/31 августа 1907 года российским министром иностранных дел А.П. Извольским и британским послом Артуром Николсоном, который разграничивал сферы влияния России и Британской империи в Средней Азии. Завершил складывание тройственной Антанты. По соглашению, Россия признавала протекторат Великобритании над Афганистаном и соглашалась не входить в прямые сношения с афганским эмиром. Обе стороны признали Тибет частью Китая и отказались от попыток установления контроля над ним. Персия делилась на три сферы влияния: русскую на севере, английскую на юге и нейтральную в центре страны.

Говоря попросту, эта конвенция, с момента подписания которой отсчитывают время вступления России в Антанту, даром сдавала все русские позиции в Тибете и Афганистане, и отрезала Россию от теплых морей отданной теперь в сферу владения англичан южной частью Персии.

«Что касается Российской империи, то соглашение 1907 года ‒ результат политики балансирования, к которой Петербург перешел после Русско-японской войны и революции 1905-1907 годов с приходом А.П. Извольского на пост министра иностранных дел, ‒ сохраняя свое геополитическое значение как договор, связывающий Россию и Великобританию в противовес Тройственному союзу, не только не способствовало прекращению русско-английского соперничества в Центральной Азии, но и привело к потере Российской империей своего влияния в Персии, нанесло прямой ущерб русским экономическим и политическим интересам не только в данной стране, но и в прилегающем регионе в целом^[25].

Генерал же Вандам вообще рассматривает эту конвенцию, как прямую помощь «англосаксам» в решении ими задачи: «Приступить к овладению всею полосою Южной Азии между 30 и 40 градусами северной широты и с этой базы постепенно оттеснять русский народ к северу».

Неудивительно Извольский многими исследователями считается агентом влияния «мирового правительства», а конкретнее, известной «Группы», возглавляемой одним из главных врагов России, основоположником системы концлагерей для мирного населения, лордом Альфредом Мильнером].

К этому стоит добавить, что в своем труде Симанский «связал активность России на Дальнем Востоке с агрессивной деятельностью там других великих держав, особенно Англии[26].

Офицер рассматривал политику Петербурга в регионе как вынужденное противостояние извечным своим соперникам в Европе с тем, чтобы вместо слабых Китая и Кореи не иметь у своих беззащитных дальневосточных рубежей сильного соседа вроде Великобритании[27] ...

Причина же конфликта с Японией, по мысли военного историка, заключалась в агрессивной политике Страны восходящего солнца в Корее.

Ей препятствовали безобразовцы, озабоченные защитой российских рубежей[28] П.Н. Симанский, вопреки мнению подавляющего большинства своих современников, с нескрываемой симпатией относился к их деятельности»[29].

А вот этого наш МИД так же перенести никак не мог.

Только решительное вмешательство генерала В.А. Сухомлинова, высказавшего в докладе на Высочайшее имя[30], что вступительную главу следует печатать именно в том виде, в каком написал ее Симанский, сломало оппозицию «иностранного ведомства».

Как пишет в воспоминаниях генерал Симанский, роль цензора была предоставлена Государю Императору, бравшему ее на себя «в те минуты, когда при выпуске в свет какой-либо исторической работы являлись сомнения и некоторые цензурные препятствия[31].

Рукопись была спешно перепечатана на пишущей машине и представлена по ее высокому назначению.

Прошло несколько дней и вот однажды утром, когда я еще сладко спал, ко мне на квартиру явился ген. Гурко и приказал моему человеку немедленно меня разбудить. Когда я вышел к нему в кабинет, радостно настроенный генерал протянул мне знакомую тетрадь и указал на царскую резолюцию: в углу тетради имелась собственноручная императорская надпись:

«Прекрасно написано. Николай».

Нужно ли говорить, как я лично был счастлив успехом своей работы.

В таком, ни в чем неизмененном виде, она и была напечатана, составив первую главу написанного мною же первого тома истории Русско-японской войны»[32].

По монаршему повелению

Император приказал отпечатать и «секретный» том. «Он был отпечатан в секретном отделе военной типографии в количестве семи экземпляров под названием “События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891-1903 гг.)”»[33].

Как следует из слов на обороте его титула – в количестве пяти экземпляров, но Симанский, а вслед за ним Авдеев, говорят о семи: два экземпляра сверху – самому автору и Председателю комиссии генералу Гурко.

«При моем представлении Императору он сказал мне, что возьмет мою трехтомную работу с собою, когда поедет в шхеры, где только и удастся ему читать без постоянных помех и перерывов. Какое впечатление произвела на Него эта работа, осталось для меня неизвестным»[34].

Косвенно можно предположить, какое впечатления мог произвести на Государя труд, документально показавший, как Его в буквальном смысле подставили именно те лица, которым он доверял. «Мало кто знает, что у Николая II, была своя тайная разведка, которая замыкалась только на него. Эта разведка появляется у Николая II где-то к 1910 году, когда царь перестает полностью доверять официальным структурам»[35].

Это как раз совпадает со временем прочтения Государем секретных материалов генерала Симанского. Впрочем, даже в общедоступном первом томе, несмотря на рекомендованную осторожность в выводах и суждениях, автор вынужден констатировать, что «к боевому столкновению с Японией Россия оказалась не подготовленною ни в политическом, ни в военном отношении»[36]. И мысль эта иллюстрируется и повторяется там не один раз.

Титул и оборот секретного тома

Так что есть все основания думать, что и на секретный том распространилась Высочайшая оценка, приведенная выше. В свете нового знания есть также все основания полагать, что Государь был знаком и с тем секретным томом подготовленным комиссией графа Гейдена, с которого мы и начали наш рассказ.

И поскольку все дальнейшее изложение предъистории русско-японской войны в «Цусиме – знамение…», равно как краткое извлечение из них в этом очерке, базируются именно на материалах этих секретных томов, то читатель вправе знать, что на них лежит сень Высочайшей резолюции, начертанной Государем на первой странице труда генерала Симанского.

После глубокого и всестороннего…

В заключение стоит подчеркнуть, что приведенная резолюция ставит крест на попытках некоторых не по уму «монархических» историков, доказать, что в период, предшествующий русско-японской войне вся внутренняя и внешняя политика России определялась Императором Николаем II. Анализ предвоенного периода убедительно-де свидетельствует, что все решения принимались лично Царем после глубокого и всестороннего изучения им обстановки.

Собственно, это и утверждают уже более ста лет враги русской православной монархии, но только для доказательства ее несостоятельности и для обвинения Государя в неудачах нашей политики. Материалы секретных томов потому и секретны, что стопроцентно показывают, что «обстановка» докладывалась Государю в совершенно искаженном виде.

И даже когда верные и преданные ему люди пытались донести до Него подлинную картину, то их слова тонули в потоке тенденциозно подобранных, или прямо искаженных данных.

Читатели «Цусимы – знамение…» легко убедятся в этом сами. Значительная часть трилогии потрачена на то, чтобы снять с Государя эти обвинения и показать, что Его совершенно верные стратегические решения губились и искажались помощниками.

В лучшем случае, далеко отошедшими от православия, а потому, в принципе не способные увидеть и осознать задачи, стоящие перед Православной Империей.

Задачи эти видел и ставил Государь, но что Он мог сделать без единомышленников. Спрашивается, какое «взвешенное, ответственное и продуманное» решение Он мог принять на основании лживой или искаженной информации?

Это все равно, как гроссмейстеру, который, скажем, играет по переписке, представили вид шахматной доски с неверным составом и расположением фигур. Тут будь хоть Алехиным, а сделаешь неверный ход. Или − как стрелять по врагу снайперу, которому подсказывают ложные цели, и вдобавок подсовывают негодные боеприпасы.

Представляется познавательным и полезным…

Возвращаясь к основной теме нашего повествования, вновь отметим, что трилогия «Цусима – знамение …» вышла десять с лишним лет назад, полный текст ее, усилиями оценивших ее читателей, есть в инете. Трилогия, повторю, заслужила высокую оценку в военно-морских кругах, как новое слово в историографии военно-морских сражений и серьезное научное открытие. От Движения Поддержки Флота автор был награжден серебряным нагрудным памятным знаком «100 лет подвигу экипажа крейсера ВАРЯГ», врученным автору трехзвездным адмиралом экс-зам. Главнокомандующего ВМФ.

За десять лет не было получено ни одного, заслуживающего внимания возражения, и автор был бы счастлив получить таковое. Если задать в том же инете вопрос, так или иначе, связанный с русско-японской войной, то среди прочих ответов, почти со 100% вероятностью выйдет соответствующий раздел из «Цусимы – знамение…».

Но при этом, «Цусимы – знамение…» как бы и нет в природе. Даже в патриотических изданиях и сайтах, когда приближаются соответствующие даты, вновь и вновь появляются статьи о Порт-Артуре и Цусиме, на уровне пресловутой «Цусимы» Новикова-Прибоя, раздатчика рома со сдавшегося броненосца «Орел». Не зависимо от их политической и «духовной» ориентации. Припудренность таких статей учеными фразами и выдержками из документов, которые сами имеют цену лишь взятые системно в своей совокупности, ничего не меняет.

Поэтому представляется познавательным и полезным дать каждому интересующемуся нашей истинной историей читателю картину, как на самом деле протекала русско-японская война на море и на суше. Понятно, что читать более полутора тысяч страниц трилогии трудно.

Поэтому к 115-й годовщине Цусимского боя вниманию читателей РНЛ предлагается «выжимка» из «Цусимы – знамение…», тоже слишком большая для того – по необходимости почти газетного ‒ формата, в котором работает РНЛ. Но поскольку почти столь же объемные работы как «Стоход» и «Фантом Февраля 1917 года» нашли в РНЛ своего читателя, есть надежда, что таковых найдет эта историческая повесть о походе и бое Второй Тихоокеанской эскадры Русского Императорского Флота. А также о событиях, этот поход и бой предрешивших.

Если у кого-то возникнут вопросы, в связи с тем, что многое здесь лишь обозначено, ответы можно всегда посмотреть в «большой» ЦУСИМЕ.

Так что, эскадра – в путь!

Часть 1

Мировая война номер ноль и ее предъистория

Русское государство имеет то преимущество перед другими…

Много лет назад русский фельдмаршал Христофор Миних произнес знаменательные слова: Русское государство имеет то преимущество перед другими, что оно управляется самим Богом. Иначе невозможно объяснить, как оно существует.

Эти слова подтверждаются существованием вопреки всему Земли Русской, единственной хранительницы православия. И понять историю России, особенно военную, повторим это еще и еще раз, можно только с православной точки зрения. Слишком очевидна десница Божия в стремительном взлете и расширении затерянного в междуречье Оки и Волги крохотного Московского княжества, заявившего о себе в 1441 году, как о хранителе Вселенского православия, как о Третьем Риме.

Меньше двухсот лет потребовалось этому княжеству, чтобы ступить ногой Ивана Москвитина на берег Тихого океана. Курильские острова были заняты казаками на сто лет раньше японцев. А еще через два столетия территория православной империи заняла пятую часть земной суши: расширялась не просто территория царства или империи, а территория православия на земле.

Это прекрасно понимали враги православия, а потому смысл и значение русской военной истории − непрерывная война мирового сообщества с православным русским царством и любыми его геополитическими преемниками до полного их уничтожения.

Православный взгляд на исторический процесс позволяет осветить многие темные вопросы русской истории и противостать ее фальсификации. В полной мере относится это и к японо-русской войне 1904-1905 годов. Действительно, чтобы понять логику действий адмирала Рожественского и личного состава его эскадры – участников похода и боя, надо встать на их точку зрения. На точку зрения православного человека.

А это точка зрения применительно к боевым действиям такова. Как говорит чтимый учитель Церкви Св. Исидор Пелусиот, современник и друг императора Феодосия Великого:

«На войнах, когда весьма немногие, сражаясь за Отечество, вступают в борьбу со многими, тогда люди умные и не требуют, чтобы они победили, но дивятся, если не падут они бесславно.

А если причинят противникам больше вреда, нежели можно было предполагать, ставят их в один ряд с героями. Ибо первое признают мужественным, а второе − даже вышеестественным…

Не смерть на брани есть поражение, … но если кто убоится и бросит щит. А если [воина] подвело тело [материя], по закону включают его в число победителей».

Такое отношение к войне и своему участию в военных действиях характерно не только для участников сражения при Цусиме, но для всех русских православных воинов во все времена. Вспомним: «Не Москва ль за нами? Умремте же под Москвой…».

И свое участие в военных действиях православные рассматривали как форму и способ спасения души в своем служении Вере, Царю и Отечеству.

Мировая японо-русская война

В настоящее время происходит новое осмысление русско-японской войны. Войны, на первый взгляд незначительной по своим масштабам.

Сегодня ее называют уже не «колониальной», но Мировой войной номер ноль (World War Zero или WW 0), ставя ее по значению сразу перед Первой мировой войной (WW 1). По своим масштабам и столкновению интересов, количеству стран, вовлеченных в круг геополитического соперничества, эта война фактически и была мировой войной.

Вместе с тем русско-японская война – эпизод, фрагмент многовековой войны «мирового сообщества» против православной России. Успеху действий «сообщества» в этой войне способствовал, в первую очередь, массовый отход русских имперских верхов, говоря шире, «русского образованного общества» от православия, в результате чего ими было утрачено понимание исторических задач Русского государства.

Отходу «образованного общества» от идеалов православной цивилизации способствовал, помимо масонских и иных происков антихристианского интернационала, также невиданный ни до, ни после взрывной, а говоря языком математики, экспоненциальный рост примерно с 1700 года положительной европейской науки, а с начала и особенно с середины следующего XIX века столь же взрывной экспоненциальный рост европейской техники.

К каковому росту европейское, и тем более все остальное человечество своим предыдущим развитием было никоим образом не подготовлено.

В массовом сознании образованного, а тем более полуобразованного общества так называемая «научная», а на самом-то деле псевдонаучная, картина мира стала замещать картину религиозную. В этой «научной» парадигме не было место Богу, а значит, не было место Его Помазаннику.

Утрата понимания исторических задач России делала задачу подбора верных кадров высшего эшелона власти все более затруднительной для всех последних русских государей вообще.

Для последнего Императора она стала почти неразрешимой.

Готовых стоять до конца «За Веру, Царя и Отечество» людей на высоких постах, людей правды и совета, в ближайшем окружении Императора, практически не осталось.

Чтобы верно оценить результаты Нулевой мировой войны, надо четко понять, что истинной ее целью, как и последующей за ней Первой мировой было сокрушение русской православной монархии путем инспирированных внешними и внутренними врагами переворотов и так называемых «русских» революций.

Недаром британский премьер-министр Ллойд-Джордж в марте 1917 года, узнав об отречении Государя Императора, в речи перед Парламентом откровенно признал:

«Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»[37].

Но в Мировой войне номер ноль достичь победы этих принципов «мировому сообществу» не удалось. А значит, в этой войне «мировое сообщество» потерпело поражение.

Мировая война номер ноль стала − не понятой до сих пор − победой Русской Империи. Победой русского Царя и Христолюбивого Русского воинства и Христолюбивых русских людей – над мировым сообществом и его агентами внутри страны.

Победой, значение которой было прекрасно понято нашими врагами и учтено в дальнейших их действиях, но было утаено от всех, благодаря владению врагами России уже тогда подавляющего большинства средств массовой информации. Массовой дезинформации.

Настало время донести эту правду до всех, желающих узнать ее.

Сначала несколько о непосредственной предъистории войны 1904-1905 годов.

Взгляд на карту

16 мая 1858 года, в результате переговоров между Генерал-Губернатором Восточной Сибири Его Императорского Величества, Государя Императора Александра Николаевича, генерал-адъютантом графом Н.Н. Муравьевым и пограничными китайскими властями был подписан, так называемый Айгуньский договор. Этот договор утвердил за Россией Приамурский край и положил основание для присоединения Уссурийского края (по Пекинскому договору 1860 года).

По сути, договор этот задним числом признавал наше право на земли, отторгнутые у нас Нерчинским договором 1689 года, и которые фактически уже были вновь заняты нами благодаря смелой инициативе и неутомимой энергии контр-адмирала Геннадия Ивановича Невельского и генерал-лейтенанта Николая Николаевича Муравьева.

По результатам Айгуньского договора, политическая обстановка на восточном фланге борьбы Российской Империи за выход к морям и океанам сложилась таким образом.

Приобретя Амур, Россия получила вместо почти непроходимого Охотского тракта удобный водный путь, в 4 140 верст длиною и от 300 до 1000 саженей шириною, шедший по хлебородному краю и приводивший к Японскому морю. Последнее, по сравнению с Охотским и Беринговым морями, казалось теплым, укрытым и вполне удобным для устройства на нем баз торгового и военного флота. Но было у Японского моря и два неустранимых недостатка.

Во-первых, в зимнее время оно также вдоль материка обрамлялось широкою ледяною полосою. Спасаясь от этого предательского капкана, наш флот четыре месяца в году, в качестве бездомного, вынужден был скитаться по чужим портам, что не могло способствовать его престижу.

Во-вторых, выходы из этого моря, как на юг, через Корейский пролив, так и на востоке через Лаперузов, находились под ударами Японии, за спиной которой уже тогда стояли Соединенные Штаты.

Недостатки эти, естественно, замечены были и англичанами. Сразу за ратификацией Айгуньского договора дисциплинированная английская пресса забила тревогу, указывая на беззащитность Маньчжурии. Что начавшая уже спускаться со своих ледников Россия не задержится на Амуре ни одного лишнего дня и при первом же удобном случае двинет свои полки далее на юг − к Печилийскому заливу. Идеологическая подготовка грядущей всемирной русско-японской войны началась.

Взгляд на карту показывает, что единственная оставшаяся для Русского государства возможность свободного выхода в Тихий океан − это контроль над Корейским проливом. Пролив этот, посередине которого находится остров Цусима, разделяется им на два: Западный Корейский пролив или пролив Броутона, между Корейским берегом и Цусимой, и Восточно-Корейский пролив, или пролив Крузенштерна между Цусимой и Японией. Иногда второй пролив называют просто Цусимским.

Понятно, что обладание островом Цусимой дало бы русскому флоту возможность контролировать оба Корейских пролива. В определенном смысле заменой этому могла бы стать русская Военно-Морская база на южном побережье Кореи визави Цусимы. В этом случае под нашим контролем находился бы, во всяком случае, пролив Броутона и оставалась возможность связать эту базу железнодорожным путем с сетью русских железных дорог.

Следовательно, России жизненно необходим был контроль над Корейским полуостровом, без которого ворота в океан оставались для нас по-прежнему закрыты. С исчерпывающей, но навсегда запоздавшей наглядностью, это и продемонстрировала русско-японская война.

Таким образом, борьба за приобретение Цусимы и за политическое преобладание в Корее должно было бы стать главной целью русской внешней политики и стратегии на Дальнем Востоке.

Глядя из нашего года-времени можно с уверенностью сказать, что возникшую ситуацию адекватно и вовремя поняли «просвещенные мореплаватели» по ту и по эту стороны Атлантического океана, стоящие за ними международные финансовые круги, сама Япония и русские моряки Тихоокеанской эскадры. К сожалению, этого нельзя сказать о Морском Ведомстве – «под шпицем» Адмиралтейства. Вовсе не поняла ситуацию Российская дипломатия. Во всяком случае, − ее высшие сферы.

Впрочем, там, где интересы России представляли на дипломатическом фронте военные моряки, дела наши, бывало, шли довольно прилично. Вспомним Невельского. А сейчас вернемся в ранние 1860-е.

Русский дар

Одна тысяча восемьсот пятьдесят пятый год. Имеет место быть русская кругосветная экспедиция (1852-1855) под руководством вице-адмирала Путятина Евфимия Васильевича, в составе фрегатов «Паллада» и «Диана», на борту одного из которых присутствовал известный беллетрист Иван Гончаров, в качестве секретаря миссии. Его художественный отчет о ней «Фрегат Паллада» актуален и сегодня.

Узнав о начале войны, в просторечии именуемой у нас Крымской, адмирал оставил требующую основательного ремонта «Палладу» в устье Амура, где ей так и суждено было окончить свои дни. А сам, переведя часть офицерского состава на «Диану», отправился на ней в Страну Восходящего солнца заключать первый русско-японский взаимовыгодный договор. И в результате заключил, между прочим.

Однако нас больше интересует сейчас то, что 11 декабря 1854 года, в районе города Симода, расположенного на берегу одноименной бухты, скромно лежащей в уголке огромного Токийского залива при выходе из него в открытое море, произошла подвижка морского дна, вызвавшая сильное цунами. В результате цунами, смывшего сам городок в прилегающий залив, фрегат «Диана», неосмотрительно бросивший якорь на рейде Симода, получил серьезные повреждения. Корабль дважды приложило о дно при внезапных уходах и приходах гигантских волн и сорок два раза провернуло вокруг собственной оси. Удивительно еще, что сразу не затонул!

2 января 1855 года фрегат начал переход в более защищенную бухту Хеда. Погода вновь испортилась, на фрегате появились новые повреждения. По решению адмирала Путятина «Диану» разоружили. Все шестьдесят орудий свезли на берег и отдали японцам, наказав хранить их как зеницу ока. Японцы укрыли орудия и тщательно сохранили, выстроив для того особые сараи. А «Диана» на буксире 120 японских шлюпок продолжила свой переход в Хеда, но так и не дошла до нее. 7 января 1885 года сильный шквал нанес последний удар несчастному кораблю. Оставленная экипажем, «Диана» затонула в вершине залива Тоатоми.

С разрешения японских властей, из останков «Дианы» и подручных материалов русские моряки строят мореходную шхуну «Хеда» в районе одноименной деревни. «Хеда» благополучно доставила адмирал и сопровождающих его лиц на Амур, и в качестве жеста доброй воли была подарена Путятиным Японии вместе с теми самыми шестьюдесятью орудиями с покойного фрегата.

Японцы, которым только-только коммодор американских ВМС Мэтью Колбрайт Перри популярно объяснил тоже на пушках опасность тотального изоляционизма, столь характерного для эпохи сёгунов Токугава, с восторгом принимают щедрый дар и делают далеко идущие выводы. Вначале может и не против России. Еще бы, ведь именно «Хеда» считается первой европейского образца единицей японских ВМС, и могла бы положить начало столь благотворному для обеих империй военно-политическому союзу задолго до сентября 1916 года.

Первая Цусима

В 1861 году произошло событие, не замеченное современниками и тем более неоцененное потомками. Тридцатипятилетний адмирал Иван Федорович Лихачев − герой недавней обороны Севастополя, флаг-офицер самого адмирала Корнилова − командующий первой русской дальневосточной эскадрой, занял остров Цусима. Цусимский князь выразил полную готовность перейти под покровительство России, если русские постоянно поселятся на его острове и обеспечат ему неприкосновенность его владений и защиту от власти сегуна.

В докладной записке своему начальнику и единомышленнику Генерал-Адмиралу Великому Князю Константину Николаевичу Лихачев указывал на стратегическую роль Цусимы для базирования русских ВМС на Дальнем Востоке.

Не закрепив ее за собой, Россия получит на восточном рубеже вторые Босфор и Дарданеллы: «Все, что в настоящую минуту мы оставим здесь не оконченным и недоделанным, будет впоследствии несравненно труднее и может обратиться во вред нам».

Следует напомнить, что Япония была в то время слабой, раздираемой междоусобицами страной и инициатива адмирала отнюдь не была авантюрой. Так же понятно горячее желание Цусимского князя перейти под протекторат России. Подальше от сёгунских разборок.

Лихачев лишь подчеркивал необходимость соблюдения строгой секретности, чтобы слухи о занятии нами Цусимы преждевременно не дошли до вездесущих английских ушей. А заодно, пока дело окончательно не выгорело, следует обратить пристальное внимание на симпатичные острова у Южного побережья Кореи − в качестве запасного варианта. Был там такой уютный архипелаг Каргодо, как раз напротив Цусимы, исключительно подходящий для военно-морской базы.

Однако русская дипломатия успешно провалила гениальный план[38] Лихачева о приобретении Цусимы.

Вначале − на местном уровне. Генеральный консул России в Японии, некий господин Иосиф Гошкевич[39], так аккуратно начал вести переговоры, что о них немедленно узнали англичане. Узнав же, натурально, заявили протест. Здесь уже наша дипломатия сыграла свою патриотическую роль на высшем уровне. Канцлер Горчаков, так успешно проваливший в будущем Берлинский конгресс, устроил Государю Императору Александру II Николаевичу истерику. Что де эти грубые моряки из-за своих дурацких баз, такую почтенную страну как Англия раздражать вздумали. Жили себе без баз − и дальше обойдутся[40].

От Цусимы отказались. Про корейские острова тоже как бы забыли. Так Россия сделала первый шаг к Цусиме 1905 года.

Стратегия японской экспансии

После неудачи с Цусимой главной морской базой России на Дальнем Востоке определено было быть в заливе Петра Великого. В 1871 году там учрежден главный военный порт для Тихоокеанского флота − Владивосток. За это десятилетие положение России на Дальнем Востоке резко осложнилось, хотя должного значения этому придано не было.

В 1868 году в Японии победила так называемая революция Мейдзи. Вместо сёгуната при символическом императоре, Япония стала конституционной монархией, внешне европейского толка. Конституция Мейдзи дала власть в руки зарождающейся японской олигархии, о чем большинство населения островной империи не подозревало, поскольку микадо был обожествлен и все решения принимались его именем. На самом деле император играл роль, скорее, духовного отца нации, нежели политического лидера.

Началось первое японское чудо, когда за какие-нибудь четверть века на Дальнем Востоке из небытия возникла мощная военная держава, которой стало сразу тесно на родных островах. Армия новой Японии была построена по прусскому образцу. Флот − по английскому. Вкус у бывших самураев был хороший, − ничего не скажешь.

Правильная стратегия экспансии указывала однозначно Японии путь на Юг, где дряхлеющая Испания едва удерживала за собой Филиппины и другие владения, вскоре выпавшие у нее из рук во время американо-испанской войны.

Почему на юг? По той причине, что экспансия в южном направлении, представив Японии новые обширные территории, сохранила бы за ней все преимущества островной державы. Альбиона Дальнего Востока. В этом случае можно было по английскому образцу свести до минимума расходы на армию, пустив все средства на развитие флота. Приложением к нему был бы мобильный десантный корпус морской пехоты.

То, что это был бы оптимальный путь для Японии, говорят действия Соединенных Штатов и Англии, сделавших все, чтобы свернуть ее с этого пути, и втравить в авантюры на материке, где она с необходимостью должна была завязнуть. Развитие в Японии одновременно крупной армии и большого флота было для нее примерно то же, что для Германии вести войну на два фронта.

Забегая вперед, скажем, что именно попытка Японии одновременного закрепления в Корее и Китае и распространение на Юг − сыграла едва ли не решающую роль в поражении Японии во 2-ой Мировой войне. Средств, затраченных на Квантунскую армию, и всякие там Маньчжоу-го, завоевание Бирмы и прочее, будь они своевременно пущены на развитие японского ВМФ, могло хватить на то, чтобы полностью подавить Тихоокеанский Флот США, провести десантные операции устрашения на города Западного побережья США и заблокировать Панамский канал.

В этом случае вполне возможно мировая карта выглядела бы в наши дни по-другому.

Ну, так именно Штаты и приложили все усилия, чтобы направить агрессию Японской империи на север, на Корею и Маньчжурию. Земли теплые и привлекательные для русского человека, но суровые для островитян.

Уже в начале 1880 годов, за двадцать лет до войны с Японией, Управляющий Морским Министерством адмирал Иван Алексеевич Шестаков, посетив Владивосток, вполне осознал грозившую России со стороны Японии огромную опасность. В особом докладе на Высочайшее имя Шестаков обосновал «особую важность и чрезвычайную необходимость для России располагать в водах Тихого Океана достаточным числом сильных боевых судов, дабы этим удержать Японию от попытки укрепиться в каком-либо пункте Азиатского материка»[41].

На основании этого доклада численность русских боевых судов в Тихом Океане была увеличена, что только способствовало росту дружеских чувств со стороны Японии к России. Силу уважали везде и во все времена.

«Китайская угроза»

Справедливости ради, следует подчеркнуть, что одной из объективных причин определенной сдержанности нашей дальневосточной политики, было практическое отсутствие оперативной связи с нашей дальневосточной окраиной. Причем, если в XVII и даже XVIII веке, мы были, если так можно сказать, «равноудалены» от Дальнего Востока, вместе с иными европейскими державами, то к середине XIX века положение изменилось не в нашу пользу.

Если для европейской России путь на берега Тихого океана оставался столь же долог и труден, как сто и двести лет назад, то Англия к этому времени прибрала к рукам Мировой океан. Территории Британской империи, пусть и отделенные от метрополии водным – самым быстрым и эффективным на тот день путем, превышали едва ли не два раза территорию империи Российской. А ее колонии и базы окружали нас почти столь же плотно, как территорию СССР базы НАТО в разгар Холодной войны, или территорию Российской Федерации сегодня.

Открытие Суэцкого канала во много раз сократило и обезопасило путь из Европы на Восток.

Соединенные Штаты, отделенные во времена Русской Америки от Тихого океана Скалистыми горами, уже перешагнули за них, и железнодорожные пути связали намертво оба побережья САСШ.

Одновременно начался очередной виток информационно-психологической войны «англосаксов» против России. На сей раз «английская печать, откуда мы и до сих пор черпаем всю нашу политическую мудрость, воодушевление и страхи», стала запугивать нас “китайской угрозою”»[42]. Прием, сохранивший свою свежесть до наших дней.

Эта «угроза» заставляла нас, вопреки здравому смыслу, затягивать строительство железнодорожного пути, который один мог соединить во едино части необъятной империи.

«Если бы не сильная воля Императора Александра III, мы, вероятно, так бы и замерли в почтительном созерцании горизонта, на котором вот-вот появится отрастивший себе новые когти четырехсотмиллионный дракон!

Этот созданный исключительно нашим воображением мираж вторично остановил ход нашей истории, и когда в 1891 году мы приступили, наконец, к постройке Сибирского пути, то благоприятное время для этого было упущено и притом навсегда, ибо вслед за одними соперниками, англичанами, на великую восточную арену стремились уже англосаксы Америки»[43].

Большая Азиатская программа

Три века шла Россия на Восток к теплым морям. Но именно Государю Императору Николаю II суждено было завершить это начавшееся при Иване Грозном знаменитым походом Ермака русское продвижение «встречь солнца». Главной задачей своего царствования Николай II считал Большую Азиатскую программу, которая вела Россию к незамерзающим и открытым морям Тихого океана, к русскому преобладанию в Маньчжурии и Корее, в конечном счете, в Тихоокеанском регионе.

Он как никто в России понимал, что отказ от борьбы за выход России к незамерзающим и открытым морям, за русское преобладание в Тихоокеанском регионе означал, что Россия сама ставит крест над своим будущим в Азии, а, по большому счету, над своим будущим как великой евразийской державы. Не зря Антон Керсновский в своей «Истории Русской Армии» подчеркивал, что Государь, в отличие от большинства своих генералов, чувствовал стратегию.

Обстоятельства сложились так, что в 1898 году, с запозданием на двести с лишним лет Россия вышла, наконец к теплым открытым морям, взяв в долгосрочную аренду у Китая Квантунский полуостров с военно-морской базой, контролирующей подходы к столичному региону Поднебесной Империи. Город с многозначительным названием Порт-Артур стал крайней точкой векового движения России на Восток. Получивший имя в честь православного короля Британии Артура, он стал форпостом православной империи на теплых морях.

И таким должен был остаться навсегда.

«Где раз поднят Русский флаг, он уже спускаться не должен».

Существо Большой Азиатской программы прекрасно понимали заклятые друзья России в Европе и за океаном. Понимали не в пример лучше так называемой русской «общественности», кою, за ее патриотическую деятельность по месту жительства и за рубежом, иначе как пятой колонной и назвать нельзя.

Так, американский историк русско-японской войны С. Тайлер писал: «Россия должна была прочно утвердиться на Печилийском заливе[44] и найти свой естественный выход в его свободных гаванях, иначе все труды и жертвы долгих лет оказались бы бесплодными, и великая сибирская империя осталась бы только гигантским тупиком»[45].

Карта мира начала XX века.

Хорошо видно, какое место на этой карте занимала Российская Империя.

Линия, соединяющая Петербург и Владивосток — Великий Сибирский путь.

Из книги А.Н. Виноградского “Японо-Русская война”.

Масштаб Азиатской программы Императора внутри страны понимали немногие. К последним относился, например, великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев. Отвечая многочисленным межеумкам, не понимавшим значения для русского государства даже Великого Сибирского железнодорожного пути, Менделеев говорил:

«Только неразумное резонерство спрашивало: к чему эта дорога? А все вдумчивые люди видели в ней великое и чисто русское дело ― путь к океану Тихому и Великому. К равновесию центробежной нашей силы с центростремительной, к будущей истории, которая неизбежно станет совершаться на берегах и водах Великого океана….

Теперь же, когда путь выполнен, когда мы крепко сели на теплом и открытом море и все взоры устремлены на него, всем стало ясно, что дело здесь идет о чем-то очень существенном, что тут выполняется наяву давняя сказка»[46].

Эти строки написаны в первые месяцы 1904 года, в связи с началом японской агрессии против России: «с позорным — без объявления войны — первым натиском японских миноносок» на Порт-Артурскую эскадру. В «позорном» японском налете Менделеев видел «противоположность образцово доблестного подвига “Варяга”». И саму противоположность эту считал залогом грядущей нашей победы:

«Пусть война из-за упрямства японцев затянется, мы вытерпим ее тяготы теперь при запасах, собранных усилиями последних царствований, если могли вынести почти трехлетнюю войну 1812-1814 гг. Все, что известно об Японии, напротив того, показывает, что ей долго терпеть жестокую войну не по силам».

И мы увидим дальше, что гений русской науки и в этом был прав. Единственно чего опасался Дмитрий Иванович, это преждевременного заключения мира, до окончательного разгрома врага:

«Бояться нам нужно только рановременного окончания войны, вмешательства посредников и своего благодушия, которое может спешливо пойти на мир, если нас о нем попросят… Но до этого, Бог даст, не дойдет…»[47].

Читатель в дальнейшем сможет сам оценить степень политического предвидения создателя периодической системы и четкость расстановки акцентов в его прогнозах грядущего.

Значение выхода России к океанским просторам хорошо понимали моряки, особенно имеющие собственный опыт пребывания в дальневосточных водах в составе эскадры Тихого Океана. А настоятельные нужды Родины они понимали обычно значительно лучше наших дипломатов, особенно высшего ранга.

Для упрочения в долготу веков

Сам Государь в Высочайшем Манифесте от 18 февраля 1905 года[48], чеканно сформулировал свое понимание значения русско-японской войны для исторических судеб России и русского народа, назвав ее:

войной «за честь и достоинство России и за господство на водах Тихого океана, столь существенно необходимое для упрочения в долготу веков мирного преуспеяния не только нашего, но и иных христианских народов…».

Когда была написана трилогия о Цусиме, а говоря шире обо всем нашем трехвековом распространении на Восток, «встречь солнца», я не знал этих слов. Но сейчас считаю должным сказать, что все написанные почти две тысячи страниц, это просто развернутая иллюстрация Императорских слов, являющихся «формулой» той войны и раскрывающих ее сокровенные смысл и значение лучше и полнее, чем все известные мне наши и зарубежные труды, посвященные войне 1904-1905 годов.

И ведь никто не бросился после этих слов на призывные пункты, чтобы воплотить царские слова в жизнь, никто не отставил разборок за мелкие политические интересы!

Чисто русская сила

Считается, что результат русско-японской войны знаменовал крах Большой Азиатской программы. Однако мнение это является глубоко ошибочным. Как и подавляющее большинство мнений о царствовании этого великого и совершенно не понятого государственного деятеля.

Еще в далеком 1972 году, читая мемуары гросс-адмирала Альфреда фон Тирпица – создателя кайзеровского флота Открытого моря, и очевидного русофила, − мое внимание привлекла его характеристика Государя: «Это был честный, лично бесстрашный человек, со стальными мускулами, … в характере которого … была заложена чисто русская сила пассивного сопротивления»[49].

Под «чисто русской силой пассивного сопротивления» адмирал, очевидно, подразумевал, присущую русскому человеку спокойную, можно сказать миролюбивую силу, благодаря которой практически невозможно превосходящим силам врага взять русскую крепость. Будь то Севастополь или Порт-Артур. Недаром защитники Порт-Артура с удивлением вспоминали, как после конца обороны, японские солдаты и офицеры чуть не бросались к ним в объятия со словами:

«Мы − лучшие в мире в наступлении. Вы − лучшие в мире в обороне!

Соединившись, мы завоюем весь мир!».

Ну, насчет лучших в наступлении, это они малость погорячились: «Не все ж генерал Куропаткин, да Стессель, японский шпион…», но насчет «соединившись завоюем весь мир», в целом отмечено верно. А если еще Германию подключить…

Однако с одной этой силой Берлин и Кенигсберг (дважды каждый), Вену, Париж, да и тот же Порт-Артур в 1945 – не возьмешь. Значит какая-то непростая эта «русская сила пассивного сопротивления», замеченная гросс-адмиралом у Государя.

Применительно же к Нему конкретно, слова Тирпица следовало бы переформулировать в том смысле, что это не статическая сила не сдающейся крепости, или стойкой плотины, а весьма динамичная сила потока, изменяющего свое видимое направление перед возникающими препятствиями, но неизменно стремящегося к своей конечной цели.

К последнему, так сказать, морю.

На пороге величайшей победы

Крушение российской государственности в феврале 1917 года в результате предательства правящей верхушки империи, а говоря шире, − почти всего имперского образованного слоя, переставшего в массе своей быть православным, а потому утратившего понимание задач православной империи, заслонило от нас свершения Императора Николая II.

Свершения эти были грандиозны практически во всех сферах и областях государственной деятельности[50]. Здесь же отметим лишь то, что прямо касается Большой Азиатской программы.

Многие непредвзятые умы признают сейчас, что Российская Империя к началу 1917 года стояла на пороге величайшей военной победы в своей истории. Но обращают при этом свое внимание исключительно на Запад. Между тем, на Востоке, после «проигранной» якобы нами японо-русской войны, происходили удивительные вещи.

В 1912 году под протекторат России отошла Монголия – до этого неотъемлемая часть Китая. А это между прочим, − 1,5 млн. кв. км. И очень неплохих километров. Пойдем далее.

Не все, даже интересующиеся геополитической структурой наших границ, знают, что оптимальной линией нашей юго-восточной границы, такой выдающийся геополитик, как генерал А.Н. Куропаткин[51], считал линию от горы Хан-Тенгри до Владивостока. В марте 1915 года Куропаткин преподнес Государю две части рукописи своей новой книги «Границы России в результате войны 1914-1915 года. (Соображения к требованиям России при заключении мира)». Книга так и не была опубликована, и подарок генерала царю хранится в фонде Царскосельской библиотеки ГАРФ.

Так вот, в главе 9, посвященной анализу границ России с Китаем, Монголией, Маньчжурией и Японией, Куропаткин отмечает:

«Перенесение русско-китайской границы на линию: гора Хан-Тенгри – Владивосток, со включением в сферу владения или исключительного влияния России северной Маньчжурии, северной Монголии, Кобдинского и Тарбогатайского округа и Кульджи укоротит нашу границу с Китаем на 4 000 верст. Этим облегчится охрана границы и поддержание добрососедских отношений с Китаем. Наше положение в Азии усилится переселением в Сибирь нескольких десятков миллионов русских людей. Задача, начатая почти 350 лет тому назад по завоеванию Сибири Царем Иваном IV Грозным, будет завершена, и Сибирь получит границу с Китаем, определенную самою природою – по пустыне Гоби»[52].

Но уже совсем мало кто знает, что к началу 1917 года, усилиями Императора Николая цель, намеченная в книге генерала, была де-факто, а можно сказать и де-юре, достигнута!

Япония, сильно обескураженная своей «победой», в серии секретных договоров с Россией 1907, 1910, 1912 и особенно 1916 года фактически относила к зоне нашего влияния весь Северный Китай, примерно по параллели Владивостока.

Желающие могут убедиться по карте, что эта параллель напрямую соединяет Владивосток с горой Хан-Тенгри.

Заметим, что Китай в то время слова не имел, и влияние севернее Великой Китайской стены, в так называемом застенном Китае, имели только Российская и Японская империи. Правда туда шибко норовили проникнуть «просвещенные мореплаватели», и смысл секретного договора осени 1916 года был именно тот, чтобы найти на «просвещенных» укорот.

Недаром самый тонкий и проницательный американский геостратег и геополитик тех дней Гомер Ли, в своей предсмертной книге «День Сакса» ‒ «The Day of the Saxon» (1912) ‒ предсказывал, что объединение усилий, ‒ подсказываемое самой природой вещей, ‒ России, Германии и Японии, поставит жирный крест на всемирном владычестве англосаксов. [The Day of the Saxon -1912. P. 122. Есть в инете.

Любопытно, что на мнения Гомера Ли обращали внимание такие разные люди, как Кайзер Вильгельм II, фельдмаршал лорд Робертс-Кандагар, Владимир Ленин, генерал Ханс фон Сект и др. А японских кадетских корпусах они были введены в программу].

По мнению специалистов «прорусская (!) ориентация членов японского кабинета министров создавала хорошие условия для сотрудничества двух стран». Партнерство Российской Империи и Японии «могло изменить весь ход международных отношений в Восточной Азии»[53].

Вполне допустимо считать, что именно убежденность японских верхов в непобедимости России, обусловленной мощью ее вооруженных сил и крепостью воинского духа, верностью России своим обязательствам как союзника, и была причиной заключения сверхсекретного договора в 1916 году − прообраза оси Петроград − Токио.

Оси, к которой так мечтал присоединить еще и Берлин гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц, да и не он один. Извольте убедиться, прямо крик души создателя Флот Открытого моря: «Еще в 1915 и даже в 1916 году… [нам] необходимо было столковаться с Россией и обратить главный фронт против англосаксов. Нам следовало искать союза и на жизнь, и на смерть с великой державой Азии (Японией – Б.Г.).

... Сепаратный договор, который Япония заключила с царем в 1916 году, показывает, … что ее государственная мудрость искала опоры повсюду, где можно было предполагать решимость занять твердую позицию по отношению к англосаксам.

После того как Германия и Россия обратили друг друга в развалины, возможность заключения германо-русско-японского Тройственного союза, который обеспечил бы свободу всего мира, конечно, исчезла….

Будущее всех не англосаксонских держав является проблематичным»[54].

Напомним, что сверхзадачей нашего сверхсекретного договора с Японией было, как минимум, вытеснение всех «просвещенных мореплавателей» из Китая, что вызывало почему-то бешеное раздражение у вождя мирового пролетариата, известного больше под партийной кличкой Ленин. Апофеозом жизни которого стало уничтожение страны своего рождения и элиты ее народа.

Товарищ Ленин был почему-то настолько возмущен русско-японским договором осени 1916 года, ставящим точку во враждебных отношениях между державами, что предал его гласности с соответствующими комментариями немедленно после Октябрьского переворота. Считая это одной из первых и важнейших задач советской власти. Не зря Гомера Ли читал!

Советский комментарий 1917 года характеризует договор года 1916-го как «Тайное соглашение между Россией и Японией, имеющее в виду вооруженное выступление сообща против Америки и Англии на Дальнем Востоке ранее лета 1921 года»[55].

Комментарий этот наводит, между прочим, на мысль, что не немецким все же агентом был товарищ Ульянов-Бланк, а, скажем так, «англосаксонским».

Монархии versus демократии

Возвращаясь к нашей основной теме, отметим, что не случись февральская катастрофа, Российская Империя уже в 1917-1918 годах приобретала границы, делающие ее стратегически несокрушимой. А ось Москва (Петроград) – Токио, к которой весьма вероятно могла (и во всяком случае желала) присоединиться Германия [которая монархией-то в этом случае, как и Австрия, практически наверняка осталась бы], оформляла по крайней мере, двухполюсной мир: монархии versus демократии.

И только, поражающая до сих пор воображение, неверность, подлость и глупость, или вернее, без-умие[56], предавших Государя генералов и политиков, повернула русскую судьбу к тому, что имеем ныне.

Совершенно ясно также, что только через верное осознание случившегося − не только единицами, но всем народом, по крайней мере, «контрольной массой» его, − судьба эта может быть изменена. В противном случае, нас ждут гибель и распад России, как великого государства.

На радость нашим как геополитическим, так и внутренним врагам, этой вечной пятой колонне в лице либерастной интеллигенции, хронической производительнице «национал-предателей».

Подведем итоги

Прежде, чем продолжить наш рассказ о предъистории Цусимского боя и всей японо-русской войны, подведем итоги нашего продвижения на Восток. Оно знало свои приливы и отступления. Но усилиями, прежде всего русских государей и верных им русским военным людей, Россия к началу XX века твердо встала на Дальнем Востоке.

Не смогла помешать этому, как видим, и Мировая война номер ноль.

Союз с Японией 1916 года давал возможность двум державам контролировать примыкающую к ним часть Тихоокеанского региона. И в этом контексте даже русско-японская война 1904-1905 годов, способствовала, в конечном счете, правильному выбору союзников, вопреки желанию мировых кукловодов.

Жаловаться некому…

Предательство Февраля погубило усилия русских царей и верных им.

Но предательство Февраля возникло не на пустом месте.

Особенно ясно это видно из сравнения ситуации середины XVII века – нашего «народного» выхода к Амуру, когда правительство вынуждено было сдержать порыв русских людей «встречь солнца», − с ситуацией конца XIX – начала XX века, ситуацией практически зеркальной.

1/. Впервые за несколько веков [конкретно ‒ с 1653 года, о чем при случае расскажем подробнее] Верховная власть империи, в лице Государя Императора, верно осознала и поняла задачи русской геостратегии, или Высшей стратегии в терминологии генерала Вандама. Впервые с Ивана Грозного предприняла практические шаги для их реализации.

За одно это Государь Николай II достоин вечной благодарной памяти потомства.

То, что Азиатская программа была глубоко продуманным шагом, однозначно свидетельствуют уже цитированные выше строки из Высочайшего Манифеста от 18 февраля 1905 года [в котором Царь призывал помаленьку сатанеющих «верноподданных» оставить внутренние разборки, хотя бы до победного окончания военных действий]. Но стоит напомнить их еще раз. В этих строках Государь чеканно сформулировал свое понимание значения русско-японской войны для исторических судеб России и русского народа, назвав ее войной «за честь и достоинство России и за господство на водах Тихого океана, столь существенно необходимое для упрочения в долготу веков мирного преуспеяния не только нашего, но и иных христианских народов…».

2/ Была ли эта Высшая стратегия понята и осознана правительством и народом?

Нет! Только единицы из «образованного слоя» поняли и поддержали Царя. Людей «правды и совета» в высшем эшелоне власти почти не осталось, и «неизвестными силами» предпринималось все, чтобы они туда не вошли.

«Лучших людей» для управления страной Императору стало брать неоткуда.

3/. Но хуже всего, что изменился за прошедшие века сам русский народ.

Русско-японская война – первая война, во время которой вместо единодушной защиты Отечества, «простой народ» выступил в сущности против него. Заметим себе, что Царские манифесты зачитывались во всех церквах, и точку зрения Государя знали все «православные».

Но… рабочие считали допустимыми забастовки, крестьяне – бунты.

Повторим: после того же Манифеста 18 февраля никто не бросился на призывные пункты, чтобы воплотить царские слова в жизнь, никто не отставил разборок за мелкие политические интересы.

У Шульгина где-то, − кажется в «Днях», − приводится характерная реплика его коллеги по Думе: «Я вам говорю, Шульгин, сволочь – мы…»

Преувеличением и излишней самокритикой слова эти не кажутся по сей день.

4/ Теперь становится понятно, с кем и для кого проводил Государь свою политику, стараясь для блага и величия России «в долготу веков».

Какие помощники у него в подавляющем большинстве случае могли быть – а откуда и взять?

Какие ценные советы в вопросах войны и мира эти помощники могли дать Ему в царском труде?

Кто мог поддержать его в критические минуты?

Русский народ сам ставил на себе крест, как на православном этносе – народе-богоносце.

А так как Господь никого не зовет к себе силком, то и спасать души можно было отныне лишь избранных.

Они и были спасены − на высотах Порт-Артура, на сопках Маньчжурии, в огне Цусимы, в еще большем огне Великой войны.

Остатки верных среди массовой измены Февраля и Октября 1917 стали жертвами Гражданской войны и Красного террора.

К ним же относятся известные и безъимянные герои Великой Отечественной войны, Афганской и иных войн, сложившие головы «за други своя». Дерзну сказать, что на мой взгляд и на мое упование, к ним относятся и комсомольцы-добровольцы тридцатых годов, и их старшие товарищи, за десятилетие восстановившие под руководством Сталина разрушенную «ленинско-троцкистской гвардией» страну и единодушные им. Равно как победители 1945 года и восстановители страны за две послевоенные пятилетки.

Осталось то, что имеем ныне.

Жаловаться некому и не на что.

Не оставит верных Ему

Единственно что не может не внушить нам законный исторический оптимизм, это факт, что над внешним управляющим механизмом «земного шара», − над неимоверно усилившейся Денежной державой, − есть иной внешний «механизм» управления, внешний не только по отношению к «Земному шару», но и ко всей Вселенной – Творец Неба и Земли.

Господь Вседержитель, который не оставит верных Ему. Не оставит верного Ему народа, если таковой есть или станет таким, и даже отдельных верных Ему людей.

Верных…

После этого небольшого «стратегического отступления» вернемся вновь к рассказу о предъистории и истории «мировой войны номер ноль».

Война японо-китайская и наша реакция на нее

В 1894-1895 годах Япония вдребезги разбила китайскую армию и флот, захватив в качестве военно-морской базы Порт-Артур на кратчайшем операционном пути к Пекину. А, заодно, постаралась присоединить к себе на память Корею, которую по давней, еще до сёгунской традиции считала почему-то своей собственностью. Корейцы, однако, почему-то так не считали.

В ответ на эти спонтанные и опрометчивые действия, Токио строго погрозили пальцем из Петербурга − протектора целостности и независимости Поднебесной Империи, а заодно и Кореи. Японцы тогда намек поняли и с занятых территорий удалились.

В ноябре 1895 года в Петербурге по Высочайшему повелению было образовано Особое Совещание, которое пришло к заключению, что: “по сравнению с 1881 годом на Дальнем Востоке произошло существенное изменение обстоятельств и притом далеко не в нашу пользу”.

О Высочайших повелениях и Особых Совещаниях

Надо сказать, что к нашему несчастью, окружение Государя, в массе своей отошедшее вместе с остальным «образованным» обществом от православия, далеко не всегда способно было верно понять и оценить исторические задачи Русского государства, что сказывалось на практическом исполнении ими царских указаний. Непонимание этого основного факта и обусловливает большинство несправедливых нападок на Николая II, даже людьми, считающими себя монархистами.

Недобрую услугу памяти Государя оказывают и те, кто готовы оправдать любое Высочайшее повеление, − часто вынуждаемое у Царя министрами, или принимаемое Им в результате направленной или даже добросовестной дезинформации, − поскольку де его дал Помазанник Божий. Тем самым фактически на одного Государя они возлагают ответственность за все те действия, которые, в конечном счете, привели к гибели России в феврале 1917 года.

Одним из способов переложить решение «неудобного» вопроса на Государя, а самому остаться безответственным, были так называемые Междуведомственные или Особые Совещания.

На них рассматривались в спешном порядке назревшие вопросы политики и стратегии. Совещания по каждому отдельному вопросу назначались по Высочайшему повелению и состояли большей частью из Министров Военного, Морского, Иностранных Дел, Финансов и иногда других.

Такие Совещания, например, проводились по поводу Японо-Китайской войны в 1894-95 годах, перед занятием Порт-Артура в 1897-98 годах, во время боксерского восстания и оккупации Маньчжурии в 1900 году, перед учреждением Наместничества на Дальнем Востоке, во время последних переговоров с Японией до войны. Наконец, во время войны с Японией: в августе 1904 года − по вопросу об отправке 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, в феврале 1905 года − по вопросу о нашем военном кораблестроении и в мае 1905 − о возможности заключения мира с Японией.

Начальник Морской походной канцелярии Государя адмирал граф А.Ф. Гейден говорил:

«На этих Совещаниях вопросы возбуждались по почину представителей более заинтересованного ведомства, входившего, часто без предварительного обсуждения вопроса с другими ведомствами, с соответствующим Всеподданнейшим докладом …

Делопроизводство по этим Совещаниям сосредоточивалось в ведомстве, по почину которого возникал вопрос, а журналы Совещаний не всегда даже подписывались участниками и сохранялись затем в архивах ведомства.

След состоявшегося решения мало по малу заметался в архиве ведомства, и со сменою руководителей политики и стратегии вновь возникавшие важные вопросы решались иногда без справки с прошлым, на основании исключительно обстановки данной минуты, вследствие чего происходили противоречия в направлении деятельности ведомств и междуведомственные трения благодаря отсутствию совокупной преемственной работы»

«В Совещаниях личная ответственность Министров переходила на коллегию, вследствие чего иные члены Совещания, соображаясь иногда с обстановкою личных отношений, шли на компромиссы против первоначально высказанных ими взглядов. Таким образом, ответственность за принятое решение ложилось всею тяжестью на Государя».

«Участие в иных случаях в решении важных государственных вопросов, дававших направление политике и стратегии, «вневедомственных» и безответственных перед законом лиц усугубляло недостаточное освещение вопросов и шаткость принятых решений.

Вместо облегчения царственной работы Государя по вопросам стратегии и политики Особые Совещания усложняли и затрудняли решение их». [Из книги графа Гейдена «Итоги русско-японской войны». Май 1914. Издание под грифом: Не подлежит оглашению.

В определенной степени слова графа Гейдена отражают взгляд Государя на данный вопрос].

К словам графа стоит добавить, что анализ выполнения решений Особых Совещаний выявляет удивительный факт. Если решение Совещания отражало истинные интересы России, то оно всячески блокировалось к исполнению. А ежели было неудачно, то принималось к немедленному исполнению. И в том и другом случае, концы обнаружить было почти невозможно.

Таким образом, если стратегическая линия нашей политики, определяемая лично Государем, выстраивалась в целом верно, то тактические решения министерств и ведомств оставляли часто желать лучшего.

Даже если были поданы как Высочайшие повеления или решения Особых Совещаний.

Особое Совещание 1895 года и его исполнение

Так вот ноябрьское Особое Совещание 1895 года пришло к следующим – совершенно верным! − выводам:

«1. Япония подгоняет окончание своей судостроительной программы к году окончания постройки Сибирского пути, что указывает на возможность вооруженного столкновения в 1903 − 1906 гг.

2. Возрастающий интерес Японии к Корее ясно говорит за то, что в будущих столкновениях Япония всеми силами будет стараться перебросить на материк свою армию, а потому, в случае войны, флоту будет принадлежать первенствующая роль на театре военных действий.

3. Япония отлично понимает значение флота и не остановится и впредь на усилении его, если со стороны России не будет категорически указано, что она не остановится ни перед какими жертвами, чтобы обеспечить себя от посягательства со стороны моря.

4. России необходимо теперь же, не упуская момента, выработать программу судостроения для Дальнего Востока, с таким расчетом, чтобы к окончанию судостроительной программы Японией наш флот на Дальнем Востоке превышал значительно японский».

На основании этих верных выводов Особого Совещания, Морское Ведомство выработало, к концу 1897 года, новую программу военного судостроения, имевшую целью постройку флота специально для Тихого океана. На Тихом океане планировалось сосредоточить 73 боевых корабля, в том числе 27 броненосцев и крейсеров.

На Высочайшее рассмотрение в 1897 году подан проект, предусматривающий заказ за границей: 5 эскадренных броненосцев, 16 крейсеров, 4 минных транспорта и минных заградителя, 30 миноносцев общим водоизмещением в 150 тыс. тонн и ценой в 163 млн. рублей.

Государь лично одобрил проект и приказал выделить необходимую сумму в 200 млн. рублей.

Но Министр Финансов Сергей Юльевич Витте саботировал распоряжение Государя.

Из 200 миллионов рублей Витте единовременно отпустил только 90 миллионов.

Остальные же 110 миллионов признал возможным отпускать в течение аж семи лет, как прибавки к ежегодным сметам. В результате этого саботажа на правительственном уровне, судостроительная программа, окончание которой Морское Министерство планировало на 1901 год, не была закончена и к 1904 году.

При этом Витте уверял, что и через семь лет Япония не сможет начать войну с Россией по расстроенности своих финансов. Для сравнения: финансово-расстроенная Япония выделила на строительство флота в это же время примерно 260 млн. рублей. То есть в три раза больше.

Россия входит в Порт-Артур

Тем временем надо было определяться с базой для русского Тихоокеанского флота.

26 ноября 1897 года, Командующий Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал Федор Васильевич Дубасов в телеграмме Управляющему Морским Ведомством адмиралу Павлу Петровичу Тыртову в Петербург доносил: «Занятие архипелага Каргодо с портом Мозампо, только что мною подробно осмотренным, вполне разрешает вопрос стратегического упрочения нашего на берегах Восточного океана, давая нам базу, господствующую над сообщением Кореи с Северным Китаем и Японией….

Мог бы занять базу и удержать, минировав второстепенные проходы и занимая эскадрою главные».

Однако наша дипломатия в лице министра иностранных дел графа Михаила Николаевича Муравьева, вместо помощи морякам в получении базы в Мозампо, на что готово были с восторгом согласиться король Кореи и корейское правительство, добивается от Китая аренды Ляодунского полуострова с Порт-Артуром и Талиенваном. Будущим Дальним.

Телеграмма адмирала Дубасова, в которой он обосновал возможность и необходимость занятия нами Мозампо, была доставлена со значительным опозданием уже после совещания, на котором было получено Высочайшее повеление о занятии Порт-Артура. А Царское Слово обратного хода не имеет. Тем не менее, у Государя были сомнения в пользе занятия нами Порт-Артура.

Адмирал Федор Васильевич Дубасов

«Ознакомясь с телеграммою графа Муравьева, решавшего участь Порт-Артура, Его Величество (27 февраля 1898 года) изволил выразить опасение, как бы "мы не толкнули этим китайцев в объятия японцев или англичан" [Высочайшая резолюция на телеграмме Павлову в Пекин от 27 февраля 1898 года]». Именно так и произошло: «... с занятием нами Порт-Артура в политике китайского правительства произошел крупный переворот... Китай отшатнулся от нас и начал склоняться на сторону Японии и Англии»^[57].

Неустранимым недостатком Порт-Артура была его отдаленность от Владивостока. Кроме того, путь во Владивосток перекрывался барьером Цусимы.

Занятие Порт-Артура вызвало взрыв негодования в Японии. Вероятность войны сильно возросла. Не помогли даже наши значительные уступки Японии по корейскому вопросу.

Окончательно направила вектор японской агрессии на север, на материк политика Америки. Занятие Штатами Филиппин (1898) и Гавайских островов (1899) в результате испано-американской войны, закрыло Японии путь расширения на юг, к созданию островной Тихоокеанской империи.

Вместе с тем, следует подчеркнуть, что при всех недостатках своего положения, Порт-Артур прикрывал от японцев путь на Пекин, и опираясь на него можно было контролировать обстановку в Маньчжурии и западной части Кореи. В сочетании с базой на юге Кореи, он работал бы просто идеально в плане охраны наших интересов.

Выдающийся наш геополитик генерал Алексей Вандам, отмечал также, что Великий Сибирский путь, проложенный до Порт-Артура и Дальнего, мог быть продлен посредством пароходства до устья Янцзы, и стать «одною из доходнейших государственных статей». Учитывая, что Вандам был несколько лет, говоря по-теперешнему, помощником военного атташе в Китае, то ситуацию мог оценить лично.

Но главное, что стоит учесть и запомнить, была в состоявшемся выходе России на берег Желтого моря и иная правда. Правда, значащая больше, чем все остальное. В том числе и вышесказанное.

Военно-морские базы не занимают, чтобы на следующий день сказать ‒ извиняйте.

«Где раз поднят Русский флаг, он уже спускаться не должен», ‒ сказал наш великий Император Николай I. Назад пути − нет.

Город с многозначительным названием Порт-Артур стал крайней точкой векового движения России на Восток. Получивший имя в честь православного короля Британии Артура, он стал форпостом православной империи на теплых морях.

И таким должен был остаться навсегда.

Андреевский флаг над Порт-Артуром

И значит на повестку дня вставал вопрос о защите и укреплении нашей новой дальневосточной твердыни.

Китайская война 1900 года. Явление Желтороссии

Порт-Артур действительно был идеально приспособлен для контроля и над столичным регионом Китая, что показало вскоре знаменитое восстание ихэтуаней, или боксеров, в 1900 году. Оно было направлено против всех христиан Китая, в том числе православных, и Россия не могла остаться в стороне. До сих пор 11/24 июня Православная Церковь отмечает память 222 «мучеников китайских, при боксерском восстании убиенных», стройными рядами шагнувших в Царствие Небесное, не убоявшись огня и ножей ихэтуаней.

Восстание было подавлено международными силами под общим руководством адмирала Евгения Ивановича Алексеева, начальника Квантунской области. Следует подчеркнуть, что Алексеев проявил себя прекрасным главнокомандующим и дипломатом.

Русские войска заняли летом 1900 года всю Маньчжурию, получившую в то время прозвание Желтороссия. По всем обычаям того времени Россия имела все основания аннексировать Маньчжурию, тем более наш главный враг Великобритания была отвлечена на трудно складывающуюся для нее англо-бурскую войну. На этом настаивал адмирал Алексеев.

И здесь также, мягко говоря, непонятную, а по существу предательскую роль сыграл Витте, употребивший все свое тогдашнее влияние на то, чтобы сорвать присоединение Маньчжурии или установить русский протекторат над ней^[58].

Дискредитация адмирала Алексеева

Но в то же время стала вестись согласованная компания по дискредитации верного слуги Престола и Отечества адмирала Алексеева, лучшего из бывших тогда у нас кандидатов в командующие, в случае возможного вооруженного конфликта с Японией.

Начальник восточного отдела в азиатском департаменте МИД Коростовец, говорит в своих воспоминаниях: «Министерства в Петербурге, не смея выступить (открыто) против Алексеева … бойкотировали (его) … не давая точных сведений, уклоняясь от директив и ответственности, стараясь свалить все на Порт-Артур.

В этом отношении Ламздорф, Витте и Куропаткин были солидарны.

Всякий промах Алексеева подчеркивался и даже искажался перед Государем, а шифрованные телеграммы Наместника дополнялись объяснительными записками с целью показать его самонадеянность и некомпетентность».

Адмирал Евгений Иванович Алексеев

Коростовец также говорит в своих мемуарах о предательской роли Витте в соглашении об эвакуации Маньчжурии: «Адмирал Алексеев… отозвался об этом соглашении весьма неодобрительно, назвав его капитуляцией перед побежденным противником. По его мнению, оно сводило на нет наше преобладающее положение в Китае, занятое нами во время боксерского восстания, не говоря о напрасных жертвах людьми и деньгами.

Вообще он с горечью отозвался обо всех тогдашних деятелях, особенно о Ламздорфе и Куропаткине»^[59].

Не на пустом месте возникли Февральские изменники, − их предтечи объявились существенно раньше.

Дальний – убийца Порт-Артура

«Крупный русский государственный деятель» С.Ю. Витте урезал финансовые средства, направленные на создание крепостных укреплений Порт-Артура. К примеру, представленная смета на сооружение крепостных верков, рассчитанных на 11-дюймовый калибр, по приказу Витте была вдвое сокращена и рассчитана только на 6-дюймовый калибр.

Все государственные средства Витте, не без стратегического умысла, пустил на строительство причалов и прочей инфраструктуры торгового порта Дальний.

Именно с прекрасно оборудованных, снабженных всем необходимым погрузочно-разгрузочным оборудованием, причалов Дальнего были выгружены 11-дюймовые монстры, превратившие в бетонную пыль форты и редуты Порт-Артура, и прицельно расстрелявшие с окружающих город и порт высот 1-ю Тихоокеанскую эскадру.

Строительство Дальнего обошлось в 42 млн. рублей, что в 10 раз превышает сумму, отпущенную на оборону Порт-Артура.

Не рассматривая здесь подробно эти вопросы, хочется все же задать их:

Вопрос первый: «Для кого будущий граф Витте-Полусахалинский строил порт Дальний?».

На какие деньги мы уже знаем.

Вопрос второй: Не отчетом ли о проделанной работе была его беседа в Портсмуте с небезызвестным американским банкиром Якобом Шиффом, главой не менее знаменитого банка “Кун, Леб и К”, обеспечившим оплату международным капиталом более половины японского оружия эскадры адмирала Того в Цусиме и японской армии в Манчжурии?[60].

Сам Шифф был награжден за эту благородную деятельность орденом Священного Сокровища, врученного ему сразу после войны лично императором Японии[61].

Столь же щедро жертвовали шиффы на так называемые «русские» революции 1905 и особенно 1917 года. Куда больше пресловутого кайзеровского генштаба.

Как-то никому не приходит в голову ‒ откуда у генштаба голодающей Германии взялись вдруг деньги на оплату русской смуты в особо крупных размерах?

Как Военный Министр готовил Порт-Артур к обороне

В деле урезания средств на оборону и срыве работ по превращению Порт-Артура в действительно неприступную крепость, С.Ю. Витте встретил полное взаимопонимание и поддержку Военного Министра генерала А.Н. Куропаткина.

В один голос с Витте Куропаткин убеждал Государя приостановить расходы на флот и на оборону Дальнего Востока, и, прежде всего на защиту нового форпоста России Порт-Артура.

Именно прямым запретом Военного Министра генерала Куропаткина, не был возведен форт даже на доминирующей высоте сухопутной обороны Артура горе Высокая, с которой прекрасно просматривался внутренний рейд. И именно с горы Высокой была расстреляна генералом Ноги Маресукэ из тех самых 11-дюймовых гаубиц 1-я Тихоокеанская эскадра.

К началу войны Порт-Артур не имел ни доков для больших кораблей, ни углубленного рейда, не начата была здесь и постройка молов для внешнего рейда, о необходимости которых говорил еще адмирал Дубасов.

В момент открытия боевых действий крепость имела на вооружении готовых к действию всего 116 орудий, в большинстве своем устаревших образцов, из них на морском направлении − 108, а на сухопутном − только 8!

Вместо 542 орудий по табели.

Провокационная дезинформация

Генерал Куропаткин, срывая отправку подкреплений на Дальний Восток, дезинформировал Государя о реальном состоянии русской обороны на Дальнем Востоке, преуменьшая при этом силы японской армии, что очевидно имело и провокационный характер.

В августе 1903 года после своей поездки в Японию и инспектирования войск на Дальнем Востоке, чтобы окончательно дезавуировать отчаянные просьбы Наместника Дальнего Востока об ускорении строительства крепостных и портовых сооружений Куропаткин, считающийся некоторыми авторами патриотом, с «солдатской прямотой» докладывал своему Императору:

«Ныне можно не тревожиться, если даже большая часть, например, японской армии обрушится на Порт-Артур. Мы имеем силы и средства, отстоять Порт-Артур, даже борясь один против 5 − 10 врагов…

Уже и ныне [Тихоокеанская] эскадра может смело мерить свои силы со всем флотом Японии с надеждою на полный успех…

Порт-Артур, обеспеченный с моря и с суши, снабженный сильным гарнизоном и поддержанный могущественным флотом, представляет вполне самостоятельную силу. Запасов собрано столько, что наши войска успеют собраться в Маньчжурии, нанести решительное поражение противнику и освободить осажденный или блокированный Порт-Артур.

Два года назад, даже год тому назад, мы могли тревожиться оторванностью Порт-Артура от России и Приамурья.

Теперь можно и не тревожиться».

Эта грубая провокационная дезинформация комментируется обычно как недопонимание генералом Куропаткиным стратегической обстановки!

Непонятные действия Морского Ведомства

Свою лепту по понижению боеготовности русских армии и флота на Дальнем Востоке внесло и Морское Ведомство.

Наиболее характерным примером является вызов в 1901 году из состава Тихоокеанской эскадры в Кронштадт судов: «Наварин», «Сисой Великий», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской», «Адмирал Нахимов», «Корнилов» − единоличным решением Управляющего Морским Министерством П.П. Тыртова.

В 1905 году вновь назначенный Морской Министр адмирал А.А. Бирилев был настолько поражен этим фактом, что потребовал показать ему все соответствующие документы. Дело в том, что все эти броненосцы и крейсера (кроме совсем аварийного «Корнилова»), так и не успев отремонтироваться и модернизироваться, пришли в мае 1905 года на Цусиму, не только напрасно совершив практически кругосветное путешествие, но практически полностью догробив свой и без того небольшой ресурс.

Между тем, оставшись в составе Порт-Артурской эскадры, они существенно повышали ее боевой потенциал, и могли даже стать фактором, если и не отменяющим, то во всяком случае, оттягивающим ее начало. Что было целиком в наших интересах.

Вызывает неформальное удивление также еще один маловерноподданный поступок адмирала П.П. Тыртова: прямой саботаж им Высочайшего повеления, фактически отменяющего режим «вооруженного резерва» для Тихоокеанской эскадры, и предписывающего усилить ее боевую подготовку в стрельбе и маневрировании. Этим же повелением эскадре было Высочайше повелено больше плавать для изучения будущего театра войны.

И вот это сверхважное повеление не было даже сообщено адмиралу Алексееву, но положено приказом Управляющего Морским Министерством в сейф Военно-Морского ученого отдела!^[62]

Так исполнялись у нас прямые Высочайшие повеления Самодержавного Царя, когда Госдум еще и в проекте не было!

Вы можете себе представить, господа-товарищи, чтобы так поступил какой-нибудь нарком или министр с приказанием, скажем, товарища Сталина?

И каковы были бы последствия? Надо полагать, прежде чем расстрелять − долго били. И на этот раз − вполне по делу.

А с приказами российских монархов мог так поступить какой-то министр, − совершенно ничего не опасаясь?! Поскольку Царю о таких вопиющих случаях − вопреки присяги! − наверняка никто не докладывал^[63]. Так что зря упрекают Наместника и Командующего Тихоокеанской эскадрой в непонимании обстановки. Если уж сам Царь был бессилен помочь.

Не было, не было у наших монархов очень полезной организации типа СМЕРШ по приведению в «чувство» «сильных людей своей земли».

Видно в России при любом строе она необходима, чтобы жила страна.

Между тем, именно системой «Высочайших повелений» лишали самостоятельности и принуждали выполнять объективно вредоносные для Российской Империи действия наших героев: адмиралов Дубасова, Алексеева, Рожественского и других верноподданных.

(Продолжение следует)