Людям свойственно вглядываться в будущее. Народы во всякое время испытывают уважение, скрытый трепет и страх к предсказаниям гадалок, прорицателей, оракулов, а с недавнего времени – и политологов. Поэтому интерес к жанру антиутопии в современном мире не утихает, букинистические полки в магазинах завалены книгами о пост-апокалипсисе.
И в начале 2000-х, когда редко в каком ВУЗе не были исписаны шариковой ручкой парты и подоконники: «Большой Брат следит за тобой», и в сытых 2010-х и в переломных 2020-х, студенческая юность, да и представители более старшего поколения из читающей публики, наверняка станут уверять: «Это же все про нас, про наше тоталитарное прошлое и не менее тоталитарное настоящее… Оруэллу был дан глас свыше и старик не промахнулся, метко угодив своим пером в наш полицейский режим». Хочется разглядеть эти утверждения детально и понять – соответствуют ли они действительности?
Основоположником антиутопии считается Герберт Уэллс, но предтечей книги «1984», несомненно, служит роман Евгения Замятина «Мы». Не хотелось бы останавливаться и сравнивать эти оба произведения, о них и так уже много сказано, хотя нельзя вскользь не отметить, что антиутопия «Мы» тоньше, филигранней, чувства и мысли героев в ней переданы мощнее, характеры растут и падают объёмно, выпукло, в них веришь. У Замятина круговой свет сквозь прозрачный купол выстроенного нового общества. Оруэлл на его фоне, верный последователь Малевича – темной ночью негры уголь разгружают. Стоит упомянуть, что в 1882 году (за 33 года до «Чёрного квадрата») на выставке «Exposition des Arts Incohérents» в Париже поэт Пол Било представил картину «Combat de nègres dans un tunnel» («Битва негров в туннеле»). Правда это был не квадрат, а прямоугольник. Сомнительно, что Казимир Северинович ничего не слышал про это полотно, садясь за свой полу-протест.
Евгений Замятин, как и любой творец, не ставит чётких рамок и границ, у него до конца не выяснено – на чьей стороне правда и добро. Вроде бы всё ясно – вот же подавление свободной воли, государство тебя лепит, заставляет быть счастливым, не спрашивая нужно ли это тебе. И вот они существа из живой природы, не пожелавшие залезть под стеклянный купол, оставшиеся на свободе, голые и поистине счастливые в своей первозданной чистоте. Однако прозвание им «мефи». Что это, если не сокращение от полного имени Мефистофель? А главная героиня, вырывающая Д-503 из объятий сытого комфорта, кто она, если не демон-искуситель? Это в каждой черте ее портрета, в каждом слове и мысли. И в то же время на стороне протагонистов государства – людские сердца, за государством только разум, холодный расчет. Финал также не может не радовать: сопротивление будет, как оно ведётся со времен грехопадения, всегда останутся в этом мире нумера, изменившие разуму, не согласные идти на добровольную кастрацию – извлечение фантазии из мозга. А вот на чьей они стороне, порока или благодетели, пусть решает не коллективный разум, а индивидуальный – мозг отдельно взятого читателя.
У Оруэлла же все однозначно: есть плохие и есть хорошие, как в детской сказке.
Особенно удивляет сочинительство английским автором ужасной ужасности по описанию общества будущего. Зачем нужно было придумывать их, если достаточно просто высунуть голову в окно? Давно не разгаданным остаётся вопрос: почему ни Д. Оруэлл, ни Бернар Шоу, ни Эрих Ремарк или кто иной из золотых перьев той поры не посетил Нюрнбергский процесс? Вот где слепок эпохи, вся концентрация жестокости, нечеловеческий взлёт цивилизации, скачок по изобретению способов уничтожения себе подобных, сгусток антиутопии. Но нет, европейские писатели туда не поехали. Возможно, из отсутствия желания и интереса, а быть может, их туда не пустили европейские демократические правительства. Тоталитарный сталинский режим своих литераторов, журналистов, кинематографистов и прочих деятелей культуры, среди которых Энвер Мамедов, Николай Долгополов, Роман Кармен, Евгений Халдей, Борис Полевой, на Нюрнбергский процесс пустил, а просвещенная Европа нет. Хотя советским писателям туда ехать и не требовалась, они видели все ужасы нацизма, шагая по освобожденной земле, и оставили для потомков свои тексты.
Главное отличие рассматриваемых книг: «Мы» – общество будущего несвободно и от этого счастливо. В этом парадокс, конфликтность ситуации. В «1984» всё просто: ты не свободен и от этого несчастлив. Вот так сюрприз… Где конфликт? А его попросту нет. Как в бульварном чтиве – есть белые и чёрные (разгружающие уголь).
Хочется отдельно разобрать несколько эпизодов, с целью понять, насколько точен Оруэлл оказался в своих прогнозах.
Подчас – поразительно точен. Вот момент, где ведётся речь о внедрении новояза: «Предполагали, что старояз (то есть современный литературный язык) будет окончательно вытеснен новоязом к 2050 году. А пока что он неуклонно завоёвывал позиции: члены партии стремились употреблять в повседневной речи всё больше новоязовских слов и грамматических форм».
Что это, если не судьба русского языка на Украине? А современная Украина есть ничто иное, как продукт западной цивилизации, которая 30 лет коверкала и ломала старую добрую Украину. Чем вам не современные попытки публичных людей на Украине мигом перейти на мову? Не обязательно ехать в этот чудесный край, чтобы убедиться в прогнозе Оруэлла, достаточно открыть видеозапись с заседания Рады: на каждом втором выступающем слышен жуткий акцент, неумение произносить не то, что украинские слова, даже суржик даётся тамошним жителям с трудом. Да и чего далеко ходить – сам просроченный глава Украины стал учить мову, только готовясь сесть в президентское кресло, а так и он может похвастать периодом в жизни, когда не знал этого новояза, просто повода для него не было, чтоб выучить.
Здесь же можно поместить еще один эпизод об Украине, точнее о современных тенденциях ведущейся там войны: «Бомбардировщики по большей части вытеснены беспилотными снарядами».
Следующий меткий момент. Цитата из дневника даётся с пунктуацией главного героя – Уильяма Смита: «Публику забавляют кадры где пробует уплыть громадный толстый мужчина, а его преследует вертолет (…) он весь продырявлен и море вокруг него розовое (…) когда он пошел на дно зрители загоготали».
Пластмассовый мир победил. Разве можно эту картинку натянуть на советский, оптимистичный, бьющий в фанфары кинематограф 30-40-х гг.? Это чистейший Голливуд, от которого бежали мурашки отвращения у Ильфа с Петровым в «Одноэтажной Америке».
Очередная цитата Оруэлла: «…она обслуживала одну из машин для сочинения романов». Искусственный Интеллект на блюде. Оруэлл его видел отчетливей там, у себя, в эпоху тоталитарного СССР об этом даже не задумывались – только человек с его высшим разумом способен творить, он венец всего живого, а никакая не бездушная машина.
Тут же налетят возгласы праведников: «И что толку в вашем "свободном" творчестве? Сколько мир потерял в лице уничтоженных системой Мейерхольда, Мандельштама и прочих?». Давайте обратим взор на Запад, где каждый вздох наполнен молекулами свободы: затравили слежкой, довели сначала до психбольницы, а потом и до самоубийства нобелевского лауреата Хемингуэя, лишили гражданства Чарли Чаплина, не успела нога его ступить на океанский пароход. Список этот можно продолжать очень долго, но вам выкатят навстречу универсальную отговорку: «Все это путинская пропаганда». Остаётся непонятным, чем антипутинская пропаганда симпатичней?
Или вот это яркое совпадение: «Алый кушак – эмблема Молодежного антиполового союза». Трансгендеры рулят, только цвет у них на знамени не алый, а радужный. Предугадал и тут старина-Оруэлл, как в воду глядел.
Новый клубок метких попаданий: «Голдстейн, отступник и ренегат». Ну чем не В. Путин? Шел себе смирно до поры до времени по европейской дорожке, воспринимал их ценности: «Все флаги в гости будут к нам! Если мы теперь партнёры, то нам и в НАТО дорога открыта? У нас такое же поклонение либеральным свободам, как и у вас!», и вдруг наступил на русские грабли, подался в отступники, ушёл с головой в свою православную ересь. Проклясть, линчевать, выставить на Гаагское судилище!
Снова мелькают у Оруэлла уши наших украинских друзей: «Словно от электрического разряда, нападали на всё собрание гнусные корчи страха и мстительности, исступлённое желание убивать, крушить лица молотом: люди гримасничали и вопили, превращались в сумасшедших». Сделайте попытку выйти в чат «Рулетка» с нашими украинскими братьями для простого нейтрального общения. Узнав в вас русского «не брата», по ту сторону экрана полетят такие обильные брызги всех видов человеческой жизнедеятельности, что вскоре рассмотреть собеседника станет невозможно – экран будет заляпан.
Удивительно, как автор «1984» при всей своей прозорливости в отношении будущего своей страны, оказался так близорук, описывая горькое прошлое тоталитарного режима на Востоке. Вот очередные черные бедствия в тоталитарном лагере: «…последовало объявление о том, что с будущей недели норма отпуска шоколада (выделено мною – М.К.) сокращается с тридцати граммов до двадцати». Эхо Мировой войны. Оруэлл не может по-настоящему представить границы апокалипсиса. Для них там, на острове, главный ужас Второй Мировой в том, что дети мало получали шоколада, сократилась норма выдачи, шоколад стал дефицитом. Интересно, слышал ли Оруэлл хоть что-то о детях блокадного Ленинграда?!
И вновь поразительный блеск, точность попадания в деталях: «Но проследить историю тех лет, определить, кто с кем и когда сражался, было совершенно невозможно: ни одного письменного документа, ни одного устного слова об иной расстановке сил, чем нынешняя». Существует масса видео-опросов простых европейцев (британцев в том числе). Из десятка обычных прохожих на вопрос: «Кто победил во Второй мировой», девять с уверенностью ответят: «Англия, США и Германия разбили русских». Любой польский школьник вам без труда и запинки скажет, что Освенцим, как и всю Польшу, освобождали американцы, и будет долго и тупо глядеть на вас, если вы попросите предоставить хотя бы одно захоронение американских военных на территории его страны. Это перекраивание истории началось задолго до украинского кризиса, еще в разгар Холодной волны, на излете 1950-х делались первые попытки, и с каждым годом, по мере того как уходили из жизни свидетели и участники Второй мировой, тенденция эта в европейских научных кругах, а вслед за ними в школах и ВУЗах, только нарастала. Тут и добавить нечего, Оруэлл сам всё сказал про свои будущие поколения: «Океания воюет с Евразией, следовательно Океания всегда воевала с Евразией».
Очень примечательный момент по поводу сфабрикованных фальсификаций: «Впрочем, иногда можно поймать и явную ложь. Неправда, например, что партия изобрела самолет, как утверждают книги по партийной истории». Наверняка и у них есть индивиды, подобно Уинстону Смиту, которые догадываются, что Чёрное море – это не плод рук человеческих, а Юрий Гагарин вовсе не украинец.
Встречаются в «1984» явные ляпы, на которые невозможно не обратить внимания: «Например, министерство изобилия предполагало выпустить в четвертом квартале 145 миллионов пар обуви. Сообщают, что реально произведено 62 миллиона. Уинстон же, переписывая прогноз, уменьшил плановую цифру до 57 миллионов – чтобы план, как всегда, оказался перевыполненным. Во всяком случае, 62 миллиона ничуть не ближе к истине, чем 57 миллионов или 145. Весьма вероятно, что обуви вообще не произвели». Что мешает сообщить о 145 миллионах произведенной обуви, если эти цифры и так надуманные? К чему такая сложная многоходовочка? Каков профит бессмысленного очковтирательства? Объявляй 145, потом пиши, что всё сделано и спи спокойно, не затрудняй Уинстона Смита лишней работой, все равно эти мифические цифры невозможно проверить. Оруэлл привык себя напрягать лишней заботой и словами, оттого взваливает сизифов камень на плечи верного Смита.
Попадаются великолепные по своей глубине открытия: «От боли хочешь только одного: чтобы она кончилась».
Характерно вылеплена боевая подруга главного героя: «Я, милый, мало смыслю в литературе»; «Жизнь в ее представлении была штука простая. Ты хочешь жить весело, «она», то есть партия, хочет тебе помешать»; «О Братстве она никогда не слышала и верить в его существование не желала»; «У Джулии все неизменно сводилось к ее сексуальности»; «Следующее поколение, милый, меня не интересует. Меня интересуем мы». Задолго до появления поколения Пепси, и все прочих поколений миллениалов, Оруэлл увидел в своих современницах типичную Джулию. Мировая война, прокатившись по Европе, не задела островитян, они куксились от недостатка шоколада.
Возврат к пресловутому шоколаду у Оруэлла происходит не единожды. Из воспоминаний Смит черпает прошлое, которое так старательно подчищено партией. У них с сестрой было две унции шоколада по талону. Он с сестрой не делится, а, хапнув всю порцию целиком, убегает из дома. Мать кричит вслед: «Вернись! Отдай сестре шоколад!». Мальчик убегает, а когда возвращается – дома нет ни сестры, ни матери. Они исчезли навсегда. Его судьба перечёркнута. Казалось бы – вот он катарсис, способный переродить, кардинально поменять полярность главного героя. По законам русской (да и мировой) литературы, Смит должен проклясть этот ненавистный ему шоколад, навеки возненавидеть его, а он, видите ли, горюет, что норма шоколада сократится, и с жадностью набрасывается на дефицитный продукт, когда Джулия ему его предлагает. Да и вообще его обуревают материальные страсти: «Он читал о вине, мечтал о вине». Пьянеет от аромата кофе… От шекспировских строк, услышанных в подлиннике на староязе, Смит почему-то не пьянеет.
То и дело выскакивают новые ляпы в тексте Оруэлла: «Великий негласный подвиг совершен. Ни один человек на свете документально не докажет (выделено мною – М.К.), что война с Евразией была». Зачем кому-то что-то доказывать? На площади все видели и слышали, как публично, буквально за одну секунду, поменялся внешний враг, торжественно произошла рокировка союзников и противников, и ни один из тысячи не возмутился. Неужели кто-то задним числом возьмется шерстить документы и что-то доказывать? Чистка документов как таковая бессмысленна – общество и так слепо, подчинено, оно никогда не возмутится.
И слепота этого общества как раз показательно видна после событий 24.02.2022 г.
У них там не ходят строем, не ездит по ночам «черный воронок» под окнами, не казнят в душных застенках, у них, в цивилизованном обществе, где каждый имеет право на личное мнение, с завидным единодушием бросились обвинять Россию в агрессии. Деятели культуры в едином порыве (за редким исключением в виде О. Стоуна или Э. Кустурицы) кинулись записывать видеообращения в поддержку несчастной Украины и заваливать «агрессора» злобными угрозами, словно некий партийный секретарь собрал всех на заседании, раздал листочки под копирку и в приказном тоне объявил: «А теперь подписываем коллективную жалобу».
Арнольд Шварценеггер с добродушным видом объяснял: «Никакой войны там не существует, я ездил на Донбасс, про какие восемь лет вы говорите, в Багдаде все спокойно». И уже чемпионка по пауэрлифтингу Марьяна Наумова записывает ему ответный ролик, где пошагово, с прикреплением фотоматериалов, доказывает, как несколько раз на личных встречах с Терминатором передавала ему материалы о том, как гибнут дети Донбасса под бомбежками Киевского режима, как регион загибается от гуманитарной катастрофы. Но глядя на этот обмен видеообращениями, самый наивный зритель поймёт: даже если видеоролик Наумовой каким-то чудом дойдет до адресата и ему его покажут – он никогда не дойдёт до сознания Железного Арни.
Это у нас, в тоталитарной стране, где все ходят строем, и Большой Брат непрестанно следит за тобой, прошли антиправительственные митинги. При этом никто в ГУЛАГ не загремел, все спокойно расселись по самолетам и уехали к себе в Тель-Авив, а персоны рангом поменьше – на велосипедах через верхний Ларс махнули в Тбилиси.
И снова там, в европейском радужном Эдеме, читают художественную литературу о современном конфликте России и Запада, переведённую на многоязыковую палитру исключительно с украинской мовы, только авторы из Незалежной интересуют европейского читателя.
А, не дай Бог, появится там у них какой-нибудь шибко просвещённый Уинстон Смит и попросит: «А можно книжечку, где взгляд на эту войну дан с противоположной, вражеской для нас стороны?», ему быстренько заткнут рот: «Да кому надо знать, что они там себе думают? Всё это путинская пропаганда. Кому интересны проблемы индейцев? А вернее морлоков. Или еще точнее – орков. Да, орков. Про них наш Толкиен еще 90 лет назад писал. Это бездушные твари, зачем их жалеть?».
Смиту станет неловко, он покраснеет, как школьник, и под надзором бдительного общества, не поражённого ничьей пропагандой, всё же робко поинтересуется: «А почему они бездушные? Вы пробовали заглянуть им в душу или пытались ее отыскать? Это у режиссера Питера Джексона они рождаются из яйцевидных коконов, выползают из земли этакие неодушевлённые грязные твари. А вот сам Толкиен писал в «Хоббите», что Голум, прежде чем встретить в темной пещере Бильбо Бэггинса, поймал там и свернул шею гоблинёнку (читай – маленькому орку). То есть у орков тоже есть женщины, и они тоже в муках рожают детей, и они такие же, как все двуногие, как благородные эльфы и сияющие всадники Рохана. А если существуют орки, проявляющие живой интерес к культуре солнцеликих эльфов? Если они интересуются их историей, знают на перечёт все эльфийские династии, могут с любого места подхватить любой шлягер на чистом эльфийском языке…».
Тут ясноглазые эльфы изменятся в лице: «Ну, так это же всё меняет! Именно потому, что существует такой хороший орк – казнь его будет лёгкой и безболезненной».
Что тут добавить… Оруэлл метил в советское тоталитарное прошлое, а угодил в либеральную действительность демократичного XXI века.
Так сбываются антиутопии.
Михаил Александрович Калашников, член Союза писателей России, Воронеж, июль 2025
