Как сообщалось, 26 апреля Президент России Владимир Путин провёл встречу с председателем Центральной избирательной комиссии (ЦИК) Эллой Памфиловой. Глава ЦИК информировала Президента о развитии избирательной системы России и подготовке к предстоящей выборной кампании.
Глава государства напомнил, что «впереди большая избирательная кампания в Государственную Думу и в регионах». Э. Памфилова доложила о работе ЦИК за последние пять лет.
Основные тезисы выступления главы ЦИК анализирует в интервью «Русской народной линии» доктор философских наук, профессор МГУ Валерий Николаевич Расторгуев:
Если свести к общему знаменателю оценку ситуации с выборами и уровнем доверием к ним со стороны общества, данную Эллой Панфиловой, то всё обстоит если и не идеально, то чрезвычайно благополучно, и это, конечно, радует. Так, после сентябрьских выборов, если верить исследованиям ВЦИОМ, выросло восприятие легитимности выборов, а 71 процент тех, кто принимал в них участие, доверяют итогам выборов. По мнению Панфиловой, это свидетельствует о том, что у нас работают в обществе и в государстве не только социальные лифты, но и политические лифты. Еще более впечатляет «широкий спектр представительства: служащих разного уровня – не менее 37 процентов, на втором месте (почти 16 процентов) – это учителя, преподаватели, активно избираются на разных уровнях представительства, а на третьем месте – это представители как раз рабочих профессий: водители, механики, слесари». Все обстоит лучшим образом и в гендерном отношении – нет даже надобности введения квот для женщин, как это практиковалось в СССР и было заимствовано в западных странах – и без них у нас «почти гендерный паритет: 55 процентов мужчин, 45 процентов женщин». Не буду оценивать такой вывод, поскольку вопрос куда сложней, чем это представляется.
Казалось бы, для полностью благостной картины осталось совсем немного – добиться абсолютной честности на выборах. Но здесь возникает вечный и неразрешимый вопрос: что важнее, как голосуют или как подсчитывают голоса? Конечно, хотелось бы добиться полной прозрачности выборной процедуры. Но полная прозрачность почти недостижима в любой политической системе, тем более её трудно гарантировать в нашей необъятной многонациональной стране, где сосуществует множество укладов, местных традиций, а главное – где альтернативные выборы еще недавно были незнакомым нововведением. По сути, госмашина сама выбирала для себя новые винтики – по единому стандарту, а народ поставлял их государству и одобрял его выбор.
Перестроиться на новый лад в течение жизни одного поколения – задача, которая потребует невероятных организационных усилий и немалых ресурсов – как интеллектуальных, так и материальных. Во всяком случае, на этом пути будет ещё много объективных препятствий, ошибок и сшибок разнонаправленных интересов. Не видеть этого – можно, но опасно. Здесь требуется, с одной стороны, жесткий контроль со стороны государства, а с другой стороны, не менее жесткий контроль за деятельностью самого государства, которое в наших условиях вообще не имеет пригляда со стороны гражданского общества. А его в нашей стране как не было, так и нет. Я уже не раз писал, что у нас есть весьма скромная имитация его институтов, которые во всем мире играют не менее значимую роль в жизни граждан, чем само государство, давно став третьим сектором экономики и самым влиятельным актором внутренней и международной политики.
Кстати, Элла Панфилова должна хорошо представлять себе то состояние, в котором пребывает гражданское общество в нашей стране, поскольку с 2004 года была председателем Совета при Президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, а немногим более десяти лет назад по собственной воле оставила этот общественный пост. Я писал об этом для РНЛ «Мухи и слоны на поляне гражданского общества». В частности, говорил о том, что отставка Панфиловой объяснялась полнейшей неэффективностью деятельности этой комиссии и ссылался на политтехнолога Глеба Павловского, который занимался соросовским проектом по «насаждению» гражданского общества в России во времена Ельцина. Вся эта программа с самого начала носила откровенно имитационный характер, что и не особо скрывалось. Ее целью было максимальное увеличение на выборах числа «условно-демократических политиков», а также создание «механизма откачки» безналичных средств и превращения их в наличные для финансирования неформальных групп.
Таким образом, никто в России и не собирался строить гражданское общество. Строили (причем преимущественно за счет государства) даже не потемкинские деревни, а декорации, поскольку потемкинские деревни были жизнеспособными образцами, способными к самовоспроизводству. Кстати, само выражение «потемкинские» с ярко выраженной негативной окраской пришло от врагов России и её завистников. В отличие от этих вполне реальных деревень гражданское общество в РФ с самого начала замышлялось как симулякр и по сей день остается тем, для чего и создавалось – оно прикрывает власть первонакопителей, маскирует ее коррупционную природу. Каким образом Совет Эллы Панфиловой смог бы изменить эту тенденцию? Да никаким. Потому, вероятно, он и удержался на поверхности так недолго. А с тех пор ситуация лишь усугубилась. Не надо быть большим аналитиком, чтобы сказать, что государство, проводя предвыборные кампании, меньше всего заинтересовано в конкуренции, а «навальнят» даже в страшном сне нельзя представить арбитрами на выборах в органах власти. О масштабах работы по созданию гражданского общества, которую всем нам предстоит проделать, чтобы приблизиться к процедурно честным выборам, смотри мою статью «Базовые компетенции российского гражданства».
Однако и это препятствие далеко не самое существенное, поскольку ситуация с «честными выборами» не намного лучше и в странах, где демократические процедуры – дело привычное. Мы недавно наблюдали выборы президента США, которые продемонстрировали, что всякая нечистоплотность в строку, если в этом заинтересована реальная власть, стоящая над властью – то есть те, кто на самом деле избирает власть, используя для этого все мыслимые и немыслимые средства, вплоть до открытой и самоочевидной фальсификации выборов.
Да и сама процедурная сторона выборов – это только верхушка айсберга, к которой не сводится суть выборов. Куда важнее другое: а есть ли выбор даже на самых честных выборах? Признаем горький факт: чаще всего у избирателей вообще нет выбора. Ни один из кандидатов и ни одна из партий в принципе не могут предложить отчётливой предвыборной программы, которая могла быть основой для государственной стратегии, способной объединить общество. И здесь мы сталкиваемся с замкнутым кругом. Дело в том, что для победы на выборах кандидат или партия должны пообещать то, чего ждут избиратели. Стремление во что бы то ни стало угадать желание избирателя и дать ему надежду – это особое искусство, наподобие искусству фокусника. И все это прекрасно понимают. По этой причине партии и кандидаты заняты тем, что откровенно воруют лозунги у конкурентов, делая бессмысленными, но весьма эффективными в коммерческом плане партийные программы.
Эта хроническая болезнь всех многопартийных систем в наших условиях усугубляется тем, что наша система пока ещё находится в стадии формирования. На недавней лекции я задал вопрос студентам: есть ли у вас среди знакомых или родственников хоть один член какой-либо партии? И один студент ответил, что его знакомый хвастался своим партийным билетом, правда, и тот не помнил точно, в какой партии состоял. Это же факт, что в нашей стране почти никто в партийных делах по-настоящему не участвует, что свидетельствует о разительном отличии нашей партийной системы от многопартийных систем Запада, которая, кстати, тоже переживает далеко не лучшие времена. И один из самых распространенных прогнозов на ближайшее время – неизбежное исчезновение партий… Будем надеяться, что он не оправдается.
С одной стороны, это и хорошо, что в России нет межпартийных баталий и, соответственно, идейных споров в семьях и в коллективах, как на Западе. У нас всё мирно, потому что внутренние дела партий никого особо и не интересуют. С другой стороны, это на порядок ослабляет надежду на то, что у нас когда-нибудь появится ВЫБОР пути на выборах. И это связано с ещё одной проблемой – партийный спектр в России полностью не соответствует традиционному спектру политических сил, который должны представлять партии во всём их многообразии – и умеренные, и радикальные. По логике вещей, партии должны отражать интересы основных групп населения, формирующихся не одно столетие. Именно тогда у различных социальных групп возникают осознанные интересы, которые, так или иначе, отражают те или иные партии.
На наших глазах произошло чудовищное социальное расслоение, поэтому никакого сколько-нибудь устойчивого многообразия в социальной структуре общества пока не сложилось. У нас всё делится на белое и черное – на очень бедных (подавляющее большинство населения) и очень богатых: в одном из недавних интервью на РНЛ я комментировал данные исследований, которые свидетельствуют о том, что в РФ 3% населения присвоили себе почти все (!) финансовые активы. Другими словами, в России отсутствует «золотая середина» - средний класс в европейском понимании этого термина. Поэтому российский спектр политических партий так отличается от западного аналога.
Если говорить об идеологии правящей партии, то каждому ясно, что в ней как не было, так и нет даже зародыша какой-то общей идеи, кроме одной – любой ценой сохранять неизменным традиционный для России однопартийный режим. Даже робких попыток его разрушить никто не предпринимал. В эту модель полностью вписывается и ЛДПР, деятели которой и не скрывают своей нетрадиционной политической ориентации. Я ничего не имею против Владимира Жириновского, он достаточно интересный политик и кроме всего – абориген российской политики, пришедший из времен до-многопартийной архаики. Его вклад в политику заключается в том, что он создал партию, название которой абсолютно не отвечает её сущности. Либерально-демократическая партия по определению не должна требовать публичной казни своих идейных противников, а ЛДПР, если верить Владимиру Вольфовичу, явно не против такого развития событий. Не меньшее изумление вызывают и коммунисты, которые ходят с хоругвями к мавзолею и имеют лишь косвенное отношение к эталонам марксистской партии. Впрочем, это как раз приблизительно соответствует определённой части левого спектра целого ряда западных компартий. И только «Справедливая Россия» до недавнего времени почти точно соответствовала той части условного спектра, который имеет чётко выраженную социал-демократическую расцветку, но трудно сказать, насколько её нынешний профиль будет соответствовать такой роли после подключения новых игроков.
А такая структура, как Христианско-демократическое движение, которое во всем западном мире занимает солидную часть консервативного спектра, в России вообще запрещена законом, и это при том, что консервативное звено напрочь удалено из политической жизни. Куда податься человеку, который хоть немного понимает, что партии играют определенную роль в выработке национального согласия? Избиратель не видит, чтобы хоть одна партия номинально выполняла бы свою роль. В этой ситуации человеку трудно выбирать, а еще тяжелее его самого заинтересовать партийной борьбой. Так что выбора и здесь искать не стоит. Кроме того, многопартийная система должна существовать в течение достаточно длительного периода для того, чтобы произошло её «опривычнивание» или хабитуализация, чтобы она не казалась людям нарисованной декорацией, а стала естественной частью политического ландшафта.
И еще один вопрос на засыпку: кто знает своих кандидатов? Вчера, 27 апреля, был День парламентария. Но что это такое, не вполне ясно, хотя я и сам был парламентарием. Если честно, ни я, ни моя семья, ни мои соседи и никто из знакомых (не поленился – специально пораспрашивал) не знает своего депутата, приписанного к его участку. Охотно допускаю, что бывают и редкие исключения, что весьма похвально и отрадно, но нисколько не изменяет общей картины и не опровергает главного вывода: выборы есть, а выбора-то нет.
Ко всему сказанному следует добавить, что российская партийная система постоянно перекраивается. Большая часть депутатов избирались по партийным спискам. Но произошли изменения, которые дали некоторую свободу для прохождения независимых депутатов. Но их очень мало. И не совсем ясно, от чего и от кого они независимы? Людям никто не объяснил, кто такой независимый депутат. Не ясно, как и где встретиться с независимым депутатом, как узнать о его существовании? СМИ могут рассказать о нём только тогда, если они принадлежат ему или в случае, если он сам богатый человек или служит сверх-богатым. Но тогда каким образом проявляется его независимость? Тьма вопросов делают абсолютно неразрешимым загадку: а есть ли выбор?
И последнее. Люди могут не страха ради, а по совести считать голоса избирателей. И одно другому вовсе не мешает. На Западе любые нарушения, выявленные на выборах, жесточайше наказываются законом, а в России превеликое множество нарушений, которые все и многократно наблюдали, вообще не приводит к наказанию. Я понимаю, нарушителей закона наказывают для устрашения других: что может сделать, к примеру, бедный учитель, которому поручено присутствовать на выборах? И наказывать его грешно, но как найти и наказать организаторов фантастических приписок на выборах? И кто будет доказывать? Кому это интересно? Пока нет ответов на эти вопросы, честность выборов будет только на совести их устроителей.
Я смотрю на нашу выборную систему без тени пессимизма. При такой динамике преобразований не пройдет и пары столетий, как в России сложится отличная выборная система! Что ж, осталось ждать недолго. Настораживает другое – мы начали активно копировать в годину пандемии американские нововведения, о чем с гордостью сообщила Панфилова. «Более того, - по её словам, - мы переведём на абсолютно принципиально новые, сверхсовременные методы работы сами избирательные комиссии. … Ключевой момент, который на перспективу: мы должны обязательно к 2022 году сделать цифровую платформу, которая заменит нашу уже заслуженную государственную автоматизированную систему ГАС "Выборы". Это расширит максимально возможности всех участников избирательного процесса: избирателей, партий, кандидатов, наблюдателей, представителей СМИ». Может быть, я преувеличиваю реальную опасность такой цифровизации выборных технологий, но уверенности в честности выборов с её введением у меня точно не пребудет, а вероятность реального выбора так и вообще улетучится...
