В рамках «Дискуссионного клуба» «Русской народной линии» помощник главного редактора «Русской народной линии» Павел Вячеславович Тихомиров продолжает обмениваться мнениями с профессором Браунского Университета (США) Владимиром Гольштейном о новых веяниях в американской культуре и американской обыденности. Вниманию читателей предлагается продолжение разговора о борцах за ценности «вокизма». Чтобы суть разговора была понятна тем, кто не читал предыдущие части беседы, мы предваряем текст кратким напоминанием о сути сказанного ранее.
Павел Тихомиров: Владимир, говоря о фарисействе (в самом общем смысле этого явления) и тому, кто может быть противопоставлен исполнителю Закона, важно, что противопоставить некую позицию – и быть услышанным - может только человек, принадлежащий к той же идейно-интеллектуальной традиции, что и условный фарисей. Для того, чтобы установить контакт с представителями этих ваших «хунвэйбинов» «проснувшихся», необходимо, чтобы с ними говорил человек, вышедший из их среды. Найдутся ли такие?
Владимир Гольштейн: Думаю, найдутся. Я недавно слышал серию интервью с некой Лореттой Росс. Она и чёрная, и лесбиянка, и весь набор, но при этом видно, что из простой бедной семьи. Так она всех этих примкнувших страшно критиковала, и именно настаивала на том, что надо «включать», а не «исключать». И её книги издают, и приглашают на радио и на лекции в университет. При этом она ездит по тюрьмам, беседует с белыми преступниками, осужденными за всякие расовые преступления, словом, прямо подвижница.
П.Т.: Подвижница… Говоря о фарисействе и борьбе с ним, важнее не только принадлежность к интеллектуальной традиции… Тут вот какое дело. Религии Закона грех понимают в юридическом смысле, как нарушение некоего предписания.
Но бумага-то всё стерпит.
Мы уж столько раз убеждались в том, что категории внешних предписаний нравственности и морали – штука относительная. И если некие грехи уже не будут в самом обозримом будущем преподноситься в качестве нарушений, то сложится мнение, что как будто бы «всё нормально».
Но мы же с вами – люди православные. И в нашей традиции грех воспринимается не в юридической плоскости, а как болезнь души. Проявление порабощённости той или иной страсти.
И эти ребята с «нестандартной ориентацией» - они же не просто предаются чему-то, что не одобряется. Содомский грех страшен тем, что они впадают в столь опасные состояния, что вырваться из рабства духовной зависимости очень непросто.
Я рассуждаю в контексте святоотеческого осмысления проблемы. Понимаю, что для плюралистического сознания такой способ осмысления, наверное, неприемлем.
Но, тем не менее. Хочу донести свою мысль.
Человек, который мог бы что-то противопоставить фарисеям из «проснувшихся», должен быть духовно трезвым. Тогда и будет противопоставление Благодати Закону.
Возможно, эта лесбиянка темнокожая и станет «покаявшимся разбойником на кресте», пути Господни неисповедимы. Но пока что сложно говорить о том, что существуют предпосылки того, что внутри «проснувшихся» созреют предпосылки для некой духовной контрреволюции, способной мобилизовать американских пассионариев.
Впрочем, Вам там, в центре циклона, несомненно, виднее.
В. Г.: Вопрос должен быть вот о чем. Кто и как может противостоять этим маньякам, которые в борьбе за ценности «вокизма» готовы уничтожить культуру, традиции и т.д.
Мы помним в Советском Союзе после Революции появилась группа радикальных писателей и критиков, так называемые «Рапповцы», так они житья не давали никому. Все для них были недостаточно чистыми, включая такого революционера, как Маяковский, самоубийству которого они своими нападками и непониманием вполне содействовали. Один из них впоследствии назвал своих бывших соратников, «неистовые ревнители». Кстати, писатель Дмитрий Фурманов, автор «Чапаева», умер в раннем возрасте от болезни сердца, тоже спровоцированной борьбой с этими маньяками. И, конечно же, ни вполне революционные критики, типа Полонского или Воронского, ни так называемые «попутчики», которых они травили нещадно, не могли ничего сделать, отделываясь, вроде Булгакова, сатирой по их поводу. Словом, пока Сталин их не репрессировал, эти Рапповцы, напостовцы и т.д. изводили людей культуры куда больше чем современные пробудившиеся.
А уж в отсутствии пассионарности Маяковского или других его поклонников никто обвинить не сможет.
Что же двигало этими неистовыми ревнителями? Жажда власти? Нетерпение? Изуверство? Греховность?
Толстой правильно писал о так называемой «энергии заблуждения», без которой никакое дело, в том числе творческое, с места сдвинутся не может. То есть в том состоянии «святости» и духовной трезвости, о котором вы говорите, человек уже не будет спорить, доказывать и т.д. Он уже будет в другом измерении, если можно так сказать. Он будет молиться и надеяться на то, что неистовые ревнители в конце концом одумаются и перестанут смущать народ. Получается, что для борьбы с этими изуверами о которых мы говорим, «духовно трезвые» люди не совсем подходят.
В случае с рапповцами мы имели дело с двойной силой. Их маньячеством, и их поддержкой сверху. По каким-то причинам люди, которые управляли культурой и экономикой в стране, решили дать им власть. Пока их так не занесло, что Сталин их остановил весьма резко, и методами, далёкими от совершенных. Кстати, Михаил Булгаков писал о том, что он не может радоваться тому, что теперь начали преследовать его бывших преследователей.
Больше всего эти напостовцы и рапповцы напоминают период культурной революции в Китае, и тамошних хунвейбинов. Которых тоже остановила власть, после невероятного вреда нанесенного как людям, так и культуре.
Поэтому я думаю, что дело не в Маяковском и в Лоретте Росс, которых легко обвинить в греховности и отсутствии духовной трезвости. А дело в поддержке сверху. Чтó, на мой взгляд, страшно в «вокизме» это то, что западные политики или всякие там экономические силы заигрывают с этими хунвейбинами, и всячески их продвигают. При этом на западе у политиков нет такой власти, которая была у Сталина или Мао, способных остановить пожар в любой момент одним указом.
Понятное дело, что методы Сталина и Мао далеко не идеальны. Сначала поддерживать и науськивать а потом жестко отдёрнуть ошейник - не всегда работает. Тот же Ленин писал о «детской болезни левизны». Если это болезнь, то ей надо переболеть, но не поддерживать, не создавать условий для её ухудшения, чтобы в последствии прибегать сразу к операции или облучению.
Не знаю как в России, но на западе люди, стоящие у власти, пока ведут себя очень близоруко. Пусть они время от времени и дают трибуну Лоретте Росс… Но, в основном, им нравится заигрывать с изуверами и маньяками. В результате, вместо естественного прохождения болезни, которая должна выйти из организма, вытолкнутая естественными потребностями тела и его же иммунитетом, создаются все условия, что бы болезни было как можно меньше сопротивления и чтобы она распространялась дальше и дальше.
П.Т.: Уважаемый Владимир, вот мы и подошли, наконец, к корню проблемы. К одному из корней.
Иммунитет.
Как тут не вспомнить об одном из ключевых понятий, с которых весь этот сыр-бор и начался. О понятии, которое перекочевало из медицины в лексику, которой оперируют социальные инженеры.
Я о толерантности.
Любой справочник, хоть даже и известная сетевая копилка информации даст практически слово в слово одну и ту же формулировку: Толерантность – отсутствие или ослабление иммунологического ответа на данный антиген при сохранении иммунореактивности ко всем прочим антигенам. ... Получается, что из фармакологии в психологию, философию, культурологию, политологию, педагогику и так далее - насильственно впихивают понятие «толерантности» не много ни мало, но для того, чтобы психика человека восприняла инородную установку, которую в нормальных условиях человек бы отверг.
И вот я тут хочу сказать о гневе.
О том, что диаметрально противоположно толерантности.
Если в организм попадает яд, то здоровый организм его отторгает. Срабатывает рвотный рефлекс. Если не срабатывает, то организм отравляется. Травится-травится… пока не отравится до самого конца.
И вот гнев – это как раз способность нашей души отторгать инородное, отторгать духовный яд.
Гнев вовсе не обязательно является синонимом ненависти. Ненависть – это как раз страсть, перенаправляющая энергию отторжения не туда, куда нужно. Заражающая гневающегося неверным настроем.
Точно так же и отвержение толерантности вовсе не говорит об отсутствии терпимости. Но терпимость к иному – это вовсе не толерантность к иному.
И вот проскочив этот момент, западная цивилизация, с точки зрения консервативно настроенных православных христиан, пошла не туда, куда нужно.
Ну, я попытался избегать «лексики ненависти» и прочих политически некорректных вещей, но, надеюсь, мысль свою донёс корректно.
Может быть, тут уже проблема психологии языка? Или снисходительность Сondescension, или уже сразу и Tolerance… Хотя ведь есть же Сlemency, но это, всё-таки, милосердие, а не терпимость.
В.Г.: Действительно, аналогия с «иммунитетом» очень важна, и должна нас подтолкнуть к правильному подходу.
Итак, организм должен отторгать вредное инородное тело, или «антиген», как Вы его называете. И согласен с Вами, что толерантность к подобного рода антигенам, может ускорить разрушение организма, и посему такая толерантность смерти подобна, тогда как правильно примененный гнев может только помочь.
Но возникают следующие вопросы. Например, как я понимаю, люди придумали иммунодепрессанты, типа преднизолона, именно для того, что бы остановить повышенный иммунитет. То есть, если при укусе пчелы или отравлении, наш организм включает повышенный иммунитет, который не может остановиться, и начинает полный перегрев организма. Тут и нужны вот эти лекарства, которые замедляют или вообще останавливают разбушевавшийся иммунитет.
Если продолжить эти аналогии, то гнев, как правильно направленная атака иммунитета, это хорошо, но вот, ненависть, когда организм перегревается и начинает сам себя разрушать, уже плохо.
Поэтому, не всякая толерантность плоха. Иногда, иммунитет, как цепная собака, начинает бросаться на все чужое, а это чужое может быть и гостем, и другом и т.д.
Кроме того, мы знаем из биологии, что эволюция часто происходит именно тогда, когда организм не просто отталкивает, а наоборот, начинает работать вокруг какого-то нового явления. Поэтому иммунитет против чужого без чувства меры и без допустимости возможной эволюции не является панацеей.
Иногда какие-то инородные вещи и стоит принять. И это не вопрос снисходительности Condescension, или милосердия (Clemency), а просто прагматизма. Раз уж мы разговорились о языке, то вспомним такую ситуации. Русский язык очень терпим и традиционно открыт для иностранных слов. Во время Петра Великого, 4 тысячи новых слов вошло в язык. Что и сделало его великим языком Пушкина, Толстого, Достоевского и т.д. Этого нельзя сказать о многих других языках, которые за счет своей неспособности переварить чужое, сильно проигрывает и в выразительности и в силе.
Поэтому нам надо быть даже с гневом вполне осторожным. Да, яд укуса змеи надо вытолкнуть, а вот противоядие надо принять и усвоить, ибо оно только усилит организм.
И вот тут, как мне кажется, американский прагматизм оказывается не таким уж глупым.
Неспроста они так гордятся своим идеалом плавильного котла, который как раз и сумел переварить чужое (а не просто вытолкнуть его), применив его себе на пользу.
Или говоря более конкретно, да гнев нужен, когда циничный политик, предлагает запретить книгу или снести памятник, чтобы собрать голоса на выборах, а потом ничего не делает, чтобы помочь бедным чернокожим. Да, гнев нужен, когда циничный владелец корпорации платит копейки своим рабочим, но нанимает представителей нескольких политически правильных меньшинств на позиции руководителей. Да, гнев нужен, когда ущемлённые меньшинства начинают ущемлять других и навязывать им свою точку зрения. Но вот нужен ли гнев и нетерпимость в отношении других, которые просто хотят привлечь внимание общества к своим обидам и травмам?
Может, мы только станем лучше, если прислушаемся к ним?
3.
2. Этимология толерантности
Слово толерантность - это как раз пример замещённых смыслов, когда семантический дрейф приводит к тому, что смысл меняется прямо на противоположный.
Этимологически слово "толерантность" восходит к латинскому tolerantia, что означает "выносливость", "стойкость". В английский язык глагол tolerate пришел через старофранцузский и стал употребляться с начала XV в. в значении "выносить страдание, демонстрировать силу духа".
Сдвинул смыслы, пожалуй, английский философ Джон Локк, опубликовавший в 1689 году Epistola de Tolerantia (Письмо о толерантности). Под толерантностью Локк понимал Локк понимал отказ от насилия как средства приобщения человека к вере. Далее слово было подхвачено прочими просветителями, в частности Вольтером, Дидро, и стало означать "веротерпимость".
1.
А зачем брать определение этого термина из фармакологического справочника, когда не секрет, что есть и другое значение этого слова:
Толерантность - это способность без агрессии воспринимать мысли, поведение, формы самовыражения и образ жизни другого человека, которые отличаются от собственных.
Или это единственный пример слова, имеющего много значений?