Не прекращающее сокрытие следов преступного злодеяния

 

 

 

 

От редакции. Публикуя в преддверие очередной годовщины цареубийства обширное исследование известных современных русских правоведов М.Н. Кузнецова и Г.П. Шайряна, мы понимаем, что целый ряд их утверждений и оценок можно подвергнуть критике, что чисто юридическая методология порой входит в противоречие с исторической и в этом случае не может быть признана главенствующей. Однако уважаемые авторы проделали большой труд, который заслуживает самой высокой оценки и результат их труда достоин внимания читателей.

***

В последнее время в публичном пространстве появились парадоксальные мнения о событиях, которые последовали после Богоборческого государственного переворота 2(15) марта 1917г. и отстранения его заговорщиками венценосного монарха Императора Всероссийского Николая II от фактического осуществления принадлежащей ему по праву родового наследования верховной самодержавной власти. Не меньшее, если не большее внимание продолжает уделяться распространению самых разнообразных подложных материалов в целях фальсификации событий цареубийства в ночь с 16 на 17 июля 1918 г.

За убийством Августейшей Семьи последовало не прекращающееся до сих пор системное сокрытие следов тайны масонского злодеяния. На эти цели выделяются громадные деньги, задействуются частные возможности заинтересованных лиц и государственные силы. Масштаб сокрытия преступления цареубийства во времени и пространстве не имеет себе равных в российской истории. Предпринимаемые в этом отношении меры существенным образом заслоняют правду, опутывая сатанинским дурманом русское национальное правосознание. Они продолжают калечить духовную жизнь дорогого нам Отечества, провоцируют как никогда опасный церковный раскол и общественный разлад, готовят почву для государственной смуты в опаснейший момент боевого противоборства с разрушительными силам западного военного альянса.

Сокрытие глубинных причин государственного переворота и преступления цареубийства охватывает громадный пласт подложных документов и материалов, недостоверных вещественных доказательств и свидетельств. Даже их краткое перечисление даёт представление о безпрецедентных масштабах этой тайной и открытой преступной деятельности. Она началась с распространения слухов о якобы имевшем место отречении монарха от Престола, затем об изменении военной обстановки вокруг Екатеринбурга, что послужило для самочинного решения Уралсовета о расстреле Царской Семьи, оставляя в стороне истинные причины и стоявших за этим решением лиц. Затем был пущен слух о расстреле Николая II и спасении Его Семьи, затем о спасении лишь Великой Княгини Марии. Была проведена тайная операция по сожжению тел, созданию ложной могилы, уничтожению свидетелей и лиц, способных пролить свет на события цареубийства. Следователь Н.А.Соколов был лишен жизни во Франции в 1924 г. Такая же участь постигла и ряд иных лиц.

С начала 70-х гг. ХХ в. вновь начинается активная деятельность по сокрытию преступления цареубийства с дальним прицелом на подлог с «екатеринбургскими останками». В 1972 г. был запущен пробный шар. В журнале «Звезда», 1972 (No8-9), 1973 (No7-10) публикуется антиисторическая пропагандистская книга М.К. Касвинова «Двадцать три ступеньки вниз», полная ложных сведений о царствовании Николая II.

В 1975 г. Политбюро ЦК КПСС принимает решение о сносе Ипатьевского дома, который разрушается спустя два года, в 1977 г. Снос дома исключил возможность проведения экспертиз, включая баллистическую экспертизу и криминалистическое исследование следов крови с целью реконструкции обстоятельств события преступления, то есть, установления истинной картины цареубийства современными средствами. Кстати говоря, до сих пор засекречены результаты работы комиссии под руководством профессора Малахова, специалиста по подземным ходам, шахтам и пустотам в стенах. Эта комиссия занималась изучением дома Ипатьева, его подземных сооружений и подвалов в 1975-1976 гг. накануне сноса. В результате доказательства, которые могли пролить свет на характер события преступления, были уничтожены.

В 1978 г. книга М.К. Касвинова публикуется отдельным изданием. Впоследствии она издается еще несколько раз, общим тиражом около миллиона экземпляров, что свидетельствует о серьезном политическом заказе в рамках неординарной идеологической операции по сокрытию истины о цареубийстве.

В 1979 г. инспирируется незаконное вскрытие могилы неизвестных лиц, останки которых приписываются Царской Семье, затем их закапывают и повторно вскрывают в 1991 г. Все это делается в нарушении действовавшего на тот период времени уголовного законодательства, запрещавшего вскрытие могилы с целью осмотра трупа без постановления следователя. Совершившие уголовное преступление Г.Рябов и А.Авдонин, подпадающее под ст. 229 УК РСФСР «Надругательство над могилой», до сих пор легендируются как глубокие исследователи цареубийства, сумевшие обнаружить «нужную могилу в правильном месте». Понимая, что костные останки неизвестных людей трудно выдать за царские, делается следующий спланированный шаг.

В 1993 г. прокурор-криминалист В.Соловьев, не имевший необходимых должностных полномочий следователя, в нарушении действующего УПК РСФСР, незаконно возбуждает уголовное дело и начинается расследование, которое сопровождается рядом экспертиз, выводы которых, в силу законодательства РСФСР и РФ не являются законными, а значит, их содержательный контент нельзя считать обоснованным. Такую же оценку следует дать и последующему расследованию, также незаконно возобновлённому в 2015 г.

Все эти действия и события сопровождались и продолжают сопровождаться до сегодняшнего дня широкомасштабными мероприятиями в публичном пространстве, которые было бы ошибочно считать непреднамеренными. С упорством достойным лучшего применения, вновь получила распространение забытая практика экспозиции «расстрельной комнаты» с муляжами жертв трагедии и их убийц, выдающих выдумки заказчиков этих подделок за истинные события ритуального зверства. Запрет на эту экспозицию, которая располагалась в музее в Свердловском областном музее революции, помещавшемся в Доме Особого Назначения (доме Ипатьева), был наложен Сталиным еще в 1928 г., который в условиях советского государственного строя пояснил свое решение необходимостью прекратить пропаганду памяти Романовых. Впоследствии был закрыт и сам музей с его пропагандой «революционной необходимости» в убийстве Царской Семьи.

Сегодня практически во всех СМИ, за редким исключением ряда православных интернет-ресурсов и печатных изданий, продолжают появляться несовместимые с исторической правдой крайне негативные мифологические высказывания о Святом Царе, публикуются массовыми тиражами лженаучные исследования и литературные публикации с заведомо ложными сведениями, вроде книг Э.Радзинского. Имеет место и распространение изданий, авторы которых в силу различных причин невольно подпали под влияние пропагандистского обмана, бездумно повторяя мифы, небылицы и сплетни о Царе и Его Августейшей Семье, их кончине и «обретении екатеринбургских останков». Снимаются кощунственные кинофильмы о Царе и Его Семье. Ложь о Царе и Его Семье распространяется в среде учеников средней школы и студентов вузов.

Недавно литература подобного рода пополнилась новыми произведениями. Архимандрит Тихон (Затёкин), с присущим его публикациям избыточной для священнослужителя страстностью, с чувством глубокой убежденности неоднократно высказывался относительно правомерности действий ряда близких ему лиц, задействованных в запрещенном действовавшим УК РСФСР и действующим УК РФ надругательстве над могилой неизвестных лиц путем самочинного изъятия костных останков, в том числе, в целях инсценировки поиска тел умученной Августейшей Семьи и кощунственного признания похищенных костных останков царскими мощами. Не остались без внимания апологета признания «екатеринбургских останков» царскими мощами и противники этой версии. Он обратил особое внимание на ошибочность, по его личному убеждению, выводов независимых экспертов.

Также как и архимандрит Тихон (Затёкин), в несвойственной для научной дискуссии тенденциозной форме, профессиональный исследователь революционных событий начала ХХ в. и следствия по делу об убийстве императорской семьи д.и.н. Л.А.Лыкова вместе с А.Б. Мощанским постаралась обосновать несуразную идею о законности восприятия монархической власти Великим Князем Михаилом Александровичем, наделив его титулом – Император Михаил II («Исторический контекст отрицания "екатеринбургских останков"», ч. I, II. РНЛ 14.06 2024 и 18.06. 2024).

Не украсили авторов этого сочинения и распространяемые ими дилетантские представления о нормах действующего уголовно-процессуального закона в отношении нелепых выводов о правомерности и юридической истинности судебных экспертиз в отношении «екатеринбургских останков».

Проведённые в рамках незаконно возбужденного уголовного дела, а потому сами незаконные, они декларируются В.Соловьевым в качестве цели уголовного расследования. Вместо изобличения преступников, как этого требует уголовный и уголовно-процессуальный закон, В. Соловьев и его преемники устанавливают свои правила в отношении цели расследования уголовного дела. Не внимая всей чудовищности для православного христианина подобных манипуляций с мощами Святых угодников Божьих, чем должностные лица правоохранительных органов открыто пренебрегают, нарушаются и требования уголовно-процессуального закона. Его цель, которая состоит в раскрытии преступного деяния, его заказчиков, участников и пособников, останется в стороне. Она подменяется на другую – получение результатов экспертиз, которые легитимируют незаконную идентификацию костей физических лиц с останками тел Помазанника Божьего и Его Семьи. Этим костям намеренно придумали название «екатеринбургские останки», чтобы показать их причастность к месту уничтожения тел Царской Семьи. Хотя остается только догадываться, что за тела сначала выкопали (?) из найденной могилы, а затем туда вернули (?).

Значительная часть подобного рода предположений и сделанных на их основе выводов уже не раз была предметом научной оценки в свете историко-правового и канонического опыта российской государственности, действующего российского законодательства периода Российской Империи, СССР и Российской Федерации, как со стороны авторов данной статьи, так и ряда других исследователей.

Основанием для публикации данной статьи в преддверии 106-й годовщины зверского убийства Святой Царской Семьи послужило появление некоторых нюансов к уже известным версиям, которые придают старым заблуждениям яркую окраску якобы нового знания. Нельзя было не ответить и на обращения к авторам с просьбой разъяснить возникшую недоуменную ситуацию, хотя во многом, авторы это сделали ранее в монографии «Отречение, которого не было... Останки, которых нет… Где искать наследника Престола?» (2018 г.).

Для того, чтобы приводимые в статье доводы были понятны, попутно обратим внимание на важные юридические обстоятельства, правовые основы российского династического престолонаследия, его порядок и условия, а также сопутствующие им исторические события и законодательные нормы, которые позволят дать обоснованные авторские пояснения.

 

Почему нам столь активно навязывают ложное мнение об отречении Николая II от Престола?

 

Исследуя цепь событий, предшествовавших дню 2(15) марта 1917 г. и последующих за ним, нетрудно прийти к выводу о том, что отказ Императора Николая II от навязывавшегося Ему отречения от Престола предельно смешал планы февральских заговорщиков. Их никак не удовлетворяла Его позиция, высказанная Им в 1906 г. в отношении государственного устройства нашей Отчизны: «...реформы, которые Мною возвещены Манифестом 17 октября, будут осуществлены неизменно и права, которые Мною даны одинаково всему населению, неотъемлемы. Самодержавие же Мое останется таким, каким оно было встарь». В результате, в спешке были сфабрикованы многочисленные юридически ничтожные и канонически немыслимые документы, создававшие превратное представление о событиях 2(15) марта 1917 г. и участии в них Николая II. Сегодня не существует ни одного исторически обоснованного, юридически правомерного и нормативно обоснованного документа, который бы в совокупности с другими источниками мог убедительно, без уловок апологетов о неизбежности народовластия, откровенных и скрытых ненавистников русской монархии или поверхностных исследователей, указать на законную передачу верховной власти от Самодержца к Временному правительству.

Однако, тот факт, что неудавшаяся попытка принуждения Николая II к отречению была частью заранее спланированного государственного переворота, сомнений уже давно не вызывает. Достаточно указать на то единство действий и мнений заговорщиков, которое они продемонстрировали. Следует упомянуть и о мгновенно осуществлённом вбросе в периодическую печать ложного сообщения об отказе Императора Николая II от осуществления Им Царской власти российского монарха, который оказаться на поверку не добросовестным оповещением населения о важнейшем событии исторической важности, а ложным по форме и по содержанию пропагандистским ухищрением. Сегодня, в первой трети XXI в. о таких способах обмана общественного мнения и о его подноготной не знает только тот, кто этого намеренно не хочет знать.

Практически все имеющиеся в открытом доступе документы, которые как бы с разных сторон подтверждают факт отречения Cвятого Царя от прародительского Престола, являются сфальсифицированными с различной степенью их подложности. Мемуары, которые якобы подтверждают версию «отречения», либо написаны заинтересованными лицами, либо содержат мнения их составителей, которые ничем документально не подкреплены. То есть, степень их достоверности, не говоря уже об их юридической силе, стремиться к нулю.

 

Подложная телеграмма, выдаваемая за царский манифест

 

Это наиболее одиозная фальшивка, ради подтверждения правомерности которой строятся различные версии апологетов «отречения», издаются мемуары, содержащие различные слухи, второстепенные по отношению к юридически значимым документам сообщения. Намеренно, а порой невольно, в силу недостаточной компетентности, создаётся пустая совокупность доказательств.

Если обратиться к форме и содержанию документов, предлагаемых для установления факта отречения Николая II от Всероссийского Престола и подтверждения его законности, то выясняется, что ни одного достоверного доказательства найти невозможно. Все представленные материалы представляют собой сфальсифицированные документы, не имеющие юридической силы.

Среди них та самая телеграмма – «обращение к начальнику штаба» от 2 (15) марта 1917 г.[1], которая зачастую рассматривается как основное доказательство, подтверждавшее законный характер устранения Николая II от Престола, а также его правомерность в связи с добровольным выражением личной воли Государя Императора к отречению от него. Поскольку ранее авторы и многие другие исследователи достаточно подробно осветили вопрос его фальсификации, обратимся лишь к некоторым наиболее значимым с нашей точки зрения моментам.

Несмотря на отсутствие соответствующих юридических признаков, это обращение ошибочно расценивается как Высочайшее правовое веление Императора, подписанное Им в качестве Манифеста. В тоже время, в соответствии с устоявшейся правоприменительной практикой в Российской Империи, Императорский Манифест представлял собой законодательный правовой акт царствующего монарха, имевший высшую юридическую силу. Он всегда был обращён к неопределенному кругу лиц в связи с каким-либо событием важного государственного значения. Ни по кругу лиц, кому должен быть адресован Манифест, ни по форме, ни по содержанию телеграмма начальнику штаба не отвечает требованиям действующего законодательства, как устанавливающего порядок передачи Престола, так и терминологическое содержание нормативной лексики Основных Государственных законов Российской Империи.

Как видно из текста указанного «обращения», оно было адресовано конкретному лицу – начальнику штаба – и не было выдержано в форме, установленной законом для Высочайшего Манифеста. Так, указанное обращение не содержало соответствующей преамбулы, которая предваряет основное содержание Манифестов Государя Императора. То есть, по кругу лиц, кому должно быть адресован Манифест, а это всегда все царские подданные, а не единичное лицо, и по форме не соответствовало своему правовому назначению, поскольку форма государственного акта Высочайшей воли является его юридическим выражением и подтверждением.

Что касается содержания «телеграммы», то оно также не соответствовало требованиям российского законодательства, установленным нормами Основных Государственных законов Российской Империи. Более того, текст «телеграммы» изобилует элементарными логическими и юридическими ошибками, изобличающими скороспелость его изготовления и подложность.

Из правового исследования формы и содержания текста «телеграммы» устанавливается следующее. Начнём с внешней формы, которая для документов подобного рода имеет юридическое значение, подтверждающее его законную силу. Эта «телеграмма» никак не может быть отнесена к тексту, выдаваемому за Высочайший Манифест. Объяснения, которые по этому поводу даются фальсификаторами, просты – якобы в канцелярии отсутствовали соответствующие бланки. В условиях ставки, где на постоянной основе присутствует Император, такие придумки просто нелепы.

Как известно, «при Императоре Николае II проекты Манифестов составлялись на пишущей машинке. Сверху даже на проекте ставилась шапка: «Божией Милостию Мы Николай Вторый…» и так далее. Далее следовал текст, а затем обязательно стояла следующая приписка, которая затем также в обязательном порядке переносилась в подлинник: «Дан в городе N, в такой-то день, такого-то месяца, в лето от Рождества Христова такое-то, в царствование Наше такое-то». Далее шла следующая обязательная фраза, которая тоже переносилась затем в подлинник: «На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано НИКОЛАЙ». Причём, в проекте имя Государя ставил проектировщик Манифеста, а в подлиннике, естественно, сам Император. В самом конце проекта, в обязательном порядке стояла фамилия его исполнителя-составителя»[2].

Теперь познакомимся выводами, которые сделал по этому вопросу А. Разумов. Он провел тщательное исследование обстоятельств составления телеграммы и вот что он пишет в своих выводах:

«1.Текст отречения составил не Государь. Черновик отречения был написан и отправлен в Псков из Ставки 1 марта в виде телеграммы Алексеева, Лукомского и Базили, а затем кем-то доработан до знакомого нам сочетания слов.

2. Текст отречения не был написан Государем от руки. Все известные экземпляры отречения напечатаны на машинке. Об этом говорят Шульгин, Мордвинов и ген. Данилов. Начальник походной канцелярии ген. Нарышкин в «протоколе отречения» пишет более лукаво: Государь приказал «его переписать», что, однако, также свидетельствует, что текст отречения не был записан Государем лично.

3. Три очевидца, Мордвинов, Шульгин и Данилов, прямо указывают, что текст был напечатан на телеграфных бланках, несмотря на то, что военно-походная канцелярия Государя хранила любые бланки, включая, разумеется, бланки Царских Манифестов. При этом Данилов пишет о двух телеграфных бланках, а Шульгин – о трёх.

4. Из текста отречения видно, что составлен он особым образом: по смыслу и количеству строк разделён на три абзаца, или «три четвертушки», описанные Шульгиным. Средняя часть «отречения» по количеству знаков абсолютно совпадает с размером телеграфного бланка. Значит, заговорщики предусматривали вариант подлога: «вброса» или замены средней четвертушки в подписанную Государем телеграмму, с последующей нейтрализацией Государя Николая II.

5. Подписи на хранящихся в ГАРФ отречениях (или отречении?) Государя от Престола, а также их факсимиле в известных нам большевицких изданиях подделаны.

6. Согласно описанию документа отречения ГАРФ, заверяющая (контрассигнирующая) надпись Министра Императорского Двора графа Фредерикса на отречении также сделана карандашом, а затем обведена ручкой. Сама оригинальная подпись Фредерикса на документе ГАРФ отсутствует. Итоги: Самодержец Всероссийский Государь Император Николай II никогда не составлял отречение, не писал его от руки и не подписывал. Документ также не был заверен Фредериксом. Таким образом, Государь не имеет никакого отношения к собственному отречению[3]».

Отмечая формальную сторону оформления царских телеграмм, нельзя не обратить внимание и на другую сторону дела. Об этом пишет М.Сафонов. Он подмечает, что «Николай II по-иному оформлял свои телеграммы. Это хорошо видно из собственноручно написанной им между 15 и 16 часами 2 марта телеграмм Родзянко и Алексееву. Вначале он указывал, кому адресована телеграмма, потом – куда она отправляется. Например: «Председателю Гос. Думы. Птгр», то есть «Петроград». Соответственно телеграмма Алексееву выглядела так: «Наштаверх. Ставка». «Наштаверх» – это означало «начальнику штаба верховного главнокомандующего». Далее безграмотно поставлена дата телеграммы. Действительно, телеграммы, которые отсылал Данилов из штаба Северного фронта, заканчивались так: «Псков. Число, месяц. Час. Минута». Потом обязательно следовал номер телеграммы. Например, «1244 Б». Потом следовала подпись. На фотокопиях же должен был бы здесь находиться, если бы она действительно была подготовлена к отправке. Да и сама дата выглядит несколько странно: «2-го Марта 15 час 5 мин 1917 г.». Как правило, год в телеграммах не обозначался, а если обозначался, то цифры года должны были следовать после написания дня месяца, например, «2 марта 1917 г.», а отнюдь не после указания точного времени. На фотокопии мы как раз видим несколько необычное сочетание: «...15 час 5мин. 1917 г.»[4].

От изучения формы «телеграммы» перейдем к ее содержанию.

После описания причин, на основании которых возник текст «телеграммы» («Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны»), и указания на цель его составления («все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца»), в нём описывается путь достижения этой цели: «В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть».

Первый вопрос, который возникает у юриста, состоит в том, каким документом и на каком правовом основании Император пишет о согласовании Его отречения с Государственной Думой? Документов, предварявших и подтверждавших этот факт, не существует. На каком основании Император вообще должен был согласовывать подобного рода шаг, который не предусмотрен действовавшим на тот период времени законодательством? Причем делать это публично, подчиняя свою Высочайшую волю созданному Им органу Царской власти российского самодержца, который имел полномочия лишь законосовещательного учреждения? Таких правовых оснований законом, на основании которого Государственная Дума Российской Империи осуществляла свою деятельность, не существует.

Самодержец был абсолютно свободен в осуществлении своей воли и Его волеизъявление по любому вопросу государственной жизни от позиции Государственной Думы не зависело. Распространённые ссылки на необоснованное утверждение о том, что Государственная Дума якобы ограничивала права Императора после принятия ОГЗ 1906г., не соответствует нормам, законодательства, действовавшего на тот период времени, и существовавшей практике государственного правления. Достаточно вспомнить, что Император в силу присущего Ему Царского верховенства и принадлежавшей Ему Верховной Самодержавной власти своим Манифестом дважды распускал состав Государственной Думы.

Далее, подложная «телеграмма» содержит такую фразу: «признали мы за благо отречься от престола государства Российского». Из содержания этой фразы зачастую делается вывод об отречении монарха от Престола, хотя никаких оснований для этого не представлено. «Признать за благо отречься» в русском языке означает не более чем выражение своего мнения по высказываемому вопросу, а не факт его осуществления. Что мешало монарху однозначно выразить свою юридическую волю, например, в ясной и понятной фразе «Мы, Николай II, Император Всероссийский отрекаемся от Престола», упомянув свою личность и титул, что исключало различия в толковании изложенного? Именно так оформлялись манифесты от имени правящего монарха.

Продолжение этой фразы – «и сложить с себя верховную власть» – вызывает явное недоумение в отношении юридической терминологии, которая должна однозначно отражать состоявшийся факт «отречения от Престола». Основные Государственные законы Российской Империи в ст.ст. 4, 6, утверждают понятие «Верховная Самодержавная власть» как высшая власть российского монарха, которая инициирует и контролирует все другие ее проявления, что устанавливается в Главе первой «О существе Верховной Самодержавной власти». В том числе, это касается власти законодательной (ст. 7, 8, 9), власти верховного и подчиненного управления (ст. 10, 18), судебной власти (ст. 22), власти Главы Церкви (ст. 64) и Главы династии (Раздел второй УИФ). Все они упомянуты в этой же главе. В ст.65 ОГЗ 1906 г. этот термин употребляется с указанием на его главное свойство – «Самодержавная власть» – в отношении регулирования вопросов церковного управления. В ст. 100 в отношении Государственного совета используется понятие «Высочайшая Власть». В разделе «О Государственной печати» находим понятие «Верховная Императорская Власть» (§ 11). Понятие «Верховная власть» без указания на ее самодержавие и Царское (Императорское) верховенство употребляется в Основных Государственных законах Российской Империи лишь в ст.68 в отношении регулирования правоотношений с христианами иностранных исповеданий и иноверцев.

От какой власти отказался Император по мысли составителей телеграммы? Может от той власти, о которой упоминается в отношении христиан иностранных исповеданий и иноверцев? По тексту «телеграммы» получается, что от Царского верховенства и самодержавия как важнейших свойств Царской власти российского монарха Николай II не отказывался и Верховную Самодержавную власть Император в силу ст. 4 ОГЗ 1906 г. с себя не складывал. Поскольку Царская власть есть важнейший элемент Всероссийского Престола, то о каком юридически обоснованном факте отречения от него может идти речь? Тем более, что однозначно указанного и прямого отказа от Престола и самодержавия «телеграмма» не содержит.

Не меньшее недоумение своей юридической неопределенностью и логической нелепостью вызывает последующая фраза: «Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского».

«Не желая расстаться с любимым сыном нашим». О каком расставании публично заявляет Император, если в силу закона о престолонаследии Его сын наследует Престол в первую очередь? Любой манифест, как это всегда имело место, пояснял причинно-следственную связь в действиях монарха с достаточной ясностью правовой мысли. Почему в случае передачи Престола его законному Наследнику, Николай II, должен был с ним расстаться? На каком правовом основании Он отказал Сыну его наследственном праве на Престол? Причём здесь личные отношения и публичная власть? При этом, прямого указания в отказе Наследнику в его праве на Престол в «телеграмме» также не существует. Непонятные намеки на неизвестные обстоятельства никогда не были отличительной чертой Царских манифестов. Ответ здесь только один. Заговорщики, не получив желаемого результата, не сумев заставить Императора отречься от Престола, слишком поспешили в изготовлении этой фальшивки.

Ясность юридического выражения Высочайшей воли и цели Высочайшего правового веления всегда были условием политической стабильности государства. Это неоспоримый факт, подтверждённый всей историей России. Каким образом не прояснённые в тексте «телеграммы» причины отказа от Царского служения в экстраординарных условиях ведения полномасштабной Отечественной войны могли способствовать преодолению «внутренних народных волнений, которые «грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны? Напротив, такие действия должны были привести и привели к существенному ухудшению политической ситуации, что и подтвердили последующие катастрофические события. Именно таких последствий заказчики заговора и добивались.

Ссылки на болезнь Цесаревича, которые нередко появляются в комментариях к этим словам, остаются безосновательными рассуждениями. Закон о престолонаследии не предусматривает болезнь в качестве основания для лишения права на занятие Престола, как и права на его наследование.

«Телеграмма», выдаваемая за Царский манифест содержит полностью противоречащее закону указание на то, что Престол якобы передается Николаем II Его родному брату Великому князю Михаилу Александровичу в обход Наследника Престола, которым был Великий князь Алексей Николаевич, обладавший титулом Цесаревича. То есть, указанный в этой фальшивке порядок престолонаследия не имел отношения к установленному законом порядку наследования Престола, который предусматривал его замещение агнатом, стоящим первым в очереди к его восприятию, каковым в силу ст. 28 ОГЗ 1906 г. являлся первородный сын царствовавшего Императора[5] – Цесаревич Алексей.

Отстранение от прав на престолонаследие «мужеского лица Императорского Дома, могущего иметь право на наследование Престола»[6], личной волей Императора не допускалось, тем более, путем «отречения от Престола за него». Это положение касалось и первородного сына царствовавшего монарха, независимо от достижения или не достижения им совершеннолетия. Мнение В.Ж. Цветкова, и не только его, о том, что отречение за Цесаревича было возможно ввиду того, что Наследник был несовершеннолетним и нуждался в опеке[7], со ссылкой на ст. 199 ОГЗ 1906 г., согласно которой «попечение о малолетнем лице Императорской Фамилии принадлежит его родителям; в случае же кончины их, или иных, требующих назначения опеки, обстоятельств, попечение как о личности, так и об имуществе малолетнего и управление его делами вверяется опекуну»[8], неправомерно. Оно заимствовано из статьи, которая регулировала правоотношения между родителями – лицами Императорской Фамилии и их несовершеннолетними детьми. То есть, не имела отношения ни к правилам об опеке, установленным главой третьей раздела первого ОГЗ 1906 г. в ст.ст. 40-52 в отношении Наследника Престола, ни к порядку и условиям престолонаследия согласно ст. ст. 25‑39 ОГЗ 1906 г., ни к УИФ (ст. ст. 125-223 ОГЗ 1906 г.).

Нельзя забывать, что перед нами Манифест, выражающий Высочайшую волю по важнейшему государственному вопросу Царства Всероссийского, а не шарада, требующая каких-то дополнительных пояснений, чреватых ангажированностью толкователей событий в свою пользу. В каком правовом статусе при таких обстоятельствах окажется Наследник с титулом Цесаревича? История России однозначно показывает, что правовая неопределенность в вопросах самодержавия всегда приводила к острому конфликту в борьбе за верховную власть и смертоубийству. Кто может представить, что Николай II этого не знал?

Дальнейшая фраза: «мы передаём наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу» также далека от законодательного нормирования. В Основных Государственных законах Российской Империи понятие «наследие» употребляется со словом «Престол» – «наследие Престола», указывая на его наследственное правопреемство. Что понимается под понятием «наше наследие», имеющее юридически размытый смысл, остается догадываться. Такой стиль выражения мысли в Царских манифестах никогда не имел места. При том, что отказ от Престола в «телеграмме» не выражен буквально, на лишение права его восприятия в отношении Цесаревича Алексея не указано, «благословение Михаила Александровича «на вступление на престол государства Российского» выглядит несообразно, даже двусмысленно.

Явным противоречием действовавшему законодательству является и содержавшиеся в данном документе слова: «Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу»[9].

По своему смыслу в этих словах заключается отказ и от Престола, и от Царского самодержавия одновременно, превращая Царскую власть Императора Всероссийского во власть представителей народа на установленной ими правовой основе, не факт, что монархической в принципе. Наконец, что за «законодательные учреждения» имелись в виду? Государственная Дума и Государственный Совет Российской Империи законодательными учреждениями не были. То есть имеются в виду Государственная Дума и Государственный Совет Российской Империи как законосовещательные органы, входившие в систему Царской власти российского монарха? Или другие? Или эти же с другими полномочиями? Фраза содержит и упоминание о неизвестной форме верховной власти и форме правления. О каких государственных началах идет речь в принципе? Если неизвестные «законодательные учреждения» признают необходимым учредить республику? Тогда причем здесь Михаил Александрович с Престолом?

Непонятно и то, кому и в каком правовом статусе Михаил Александрович должен был приносить «нерушимую присягу», что само по себе указывает на заведомый отказ от Царского самодержавия, хотя следующая фраза призывает к подчинению царской власти, «к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний».

Получается, что документ исключительной государственной важности, который должен был иметь силу Высочайшего правового веления царствующего Самодержца, был составлен людьми, не знавшими азов юриспруденции. Мог ли Император, имевший серьёзную правовую подготовку в рамках университетского курса юридического факультета, которую прошёл во время домашнего обучения, подписать такую несуразицу? Кто в здравом уме и твердой памяти может себе представить, что Император мог подписать эту фальшивку?

Впрочем, ни форма, ни содержание составленной впопыхах юридически безсмысленной «телеграммы» не остановило ее составителей и масонских заговорщиков. Задача политического подрыва самодержавия и незаконного захвата власти должна была быть выполнена любыми средствами, и объявление об отказе монарха от Царской власти должно было быть публичным. С этой же целью текст телеграммы с разницей в несколько дней был опубликован в ряде центральных и региональных газет под самыми различными заголовками и различными вариантами преамбулы.

Наиболее дотошные газеты присоединили к тексту фальшивой «телеграммы» установленное законом для публикации Царских манифестов начало: «Высочайший Манифестъ. Божией милостью, Мы, Николай Вторый, император и самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем верным Нашим подданным…».[10] Далее следовал текст, начинавшийся со слов его первой строки: «В дни великой борьбы…»[11]. В другом варианте, в газете «Утро России» от 4 марта 1917 г., был помещен заголовок, набранный большими прописными буквами: «ОТРЕЧЕНИЕ ОТ ПРЕСТОЛА» и ниже: «Манифест Николая II»[12]. Далее публиковался тот же текст телеграммы.[13]

Газета «Новое время», поместившая сообщение о наличии указанной телеграммы в колонке «Государственный переворот», назвала ее «Манифест Николая II»[14]. «Современное слово» предпочло не озаглавливать текст телеграммы как манифест, поместив ее под заголовком «Отречение Николая II»[15]. В других газетах телеграмму именовали «Манифест»[16], «Высочайший манифест»[17], «Последний манифест»[18], давались комментарии со ссылкой на своих корреспондентов, в сообщениях которых фигурировало слово «отречение»[19]. Региональная газета «Пермские ведомости» напечатала текст телеграммы в колонке «Телеграммы» со ссылкой на «Петроградское телеграфное агентство» под названием «Манифест»[20]. «Петроградская газета» назвала свой материал «Акт отречения. Манифест Николая II»[21]. Затем продолжила его комментариями «Последние часы царствования Николая»[22], «Вел.кн. Николай Михайлович о последних попытках образумить царя Николая»[23], «Николай Последний. Характеристика свергнутого императора как монарха, главнокомандующего и семьянина (беседа с Кириллом Владимировичем)»[24], «Николай Последний арестован и привезен в Царское Село»[25]. «Новгородские губернские ведомости» озаглавили текст телеграммы как «Высочайший манифест» с подзаголовком «Объявляем всем верным нашим подданным»[26].

Так обращение к «начальнику штаба» усилиями газетчиков и заговорщиков превратилось в «Манифест», но от этого вряд ли возможно считать, что этот документ приобрел нормативный правовой статус.

Публикация в газетах сведений об отречении до сих пор выдается в качестве доказательства самого отречения. Об этом писал, например, С.Мироненко, занимавший должность директора Государственного архива РФ: «Какие могут быть сомнения, что отречение имело место, если манифест был опубликован во всех газетах?»[27]. В то же время, публикация текста телеграммы под видом манифеста в различных газетах, охватывавших своим распространением обширные территории Российской Империи, свидетельствует совершенно о другом.

Различие в заголовках текстов, в преамбуле «манифеста», выдававшегося за государственный нормативный акт Царствующего самодержца, который должен был иметь силу высочайшего правового веления исключительного общегосударственного значения[28], поскольку исходил лично от Царственного законодателя, указывало на отсутствие официального текста по установленной для манифестов форме из Правительствующего Сената, в компетенцию которого входил контроль за порядком обнародования законов[29]. В редакцию газет официальный текст «манифеста» не поступал. «По существующей процедуре публикации закона, – верно замечает М. Сафонов, – манифест должен был быть надлежащим образом оформлен, затем к нему должен приложить печать министр юстиции, после чего документ проступал в Сенат и после опубликования становился законом»[30].

Ни по своей юридической форме, ни по содержанию «Телеграмма», которую выдают за отречение от Престола, не относилась к законодательным актам Царствующего монарха. Все подобного рода акты, имевшие общегосударственное значение, издавались в строго установленной форме манифестов, для которых она была обязательным условием их легальности и подтверждением Высочайшей воли. Содержание Царских манифестов всегда было выдержанным в соответствии с действовавшим на дату их публикации законодательством. Одним словом, «телеграмма», адресованная «начальнику штаба», которая недоброй волей выдаётся за опубликованный в газетах Царский манифест», не дает права считать его документом общегосударственного значения, имеющим какую-либо юридическую силу. Это также означает, что распространенный газетами текст «манифеста» не может быть доказательством для установления факта отречения Николая II от Императорского Всероссийского Престола.

Нельзя не отметить и еще одно обстоятельство. Время и условия появления «телеграммы» в Государственном архиве РФ требуют дополнительных исследований. Не только содержание, но и происхождение указанного документа, его приём в архив требуют достоверных исторических свидетельств и юридических доказательств. Так, главный специалист Государственного архива РФ, доктор исторических наук З.И. Перегудова сообщила, что документы об отречении были переданы в ЦГАОР в 1973 году из Института марксизма-ленинизма, где они хранились с 1929 года. Туда же они попали из отдела рукописей Библиотеки Академии наук (БАН), где пролежали в одном из ящиков письменного стола с осени 1917 года.

Как пояснила доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории Л.А. Лыкова, «Я не знаю, зачем нужно было в такой спешке публиковать эти документы на сайте Госархива... Например, на сайте появился пресловутый "Акт об отречении Николая II". Между тем, есть доказательства, что этот документ фальсифицирован. О том, что документ не подлинный, говорят и текстологические, и исторические свидетельства»[31].

Вполне очевидно, что назвать «телеграмму» юридически значимым документом, обладающим обязательным признаком законности, при полном игнорировании установленных законом требований к официальному оформлению документов общегосударственного значения, и абсолютной нелепости ее юридического содержания, можно только признав за таким документом значение его ничтожности. Однако, фальшивку нельзя признать, ни официальным документом, ни юридически ничтожным документом. Такому документу можно дать единственно верную правовую оценку, расценив его в качестве заведомо изготовленной подделки с целью осуществления преступной попытки ложно узаконить передачу Верховной Самодержавной Власти Царствующего самодержца в руки государственных преступников и богоборцев.

В связи со сказанным, вызывает недоумение вывод, который делает Л.Лыкова спустя десять лет, оставляя без внимания свое собственное мнение о телеграмме как о фальшивке. Вместе с А. Мощанским, анализируя фальшивку как правомерный документ Императорской воли они пишут следующее. «Стоит обратить внимание читателя на ту часть Акта Николая II об отречении от 2 марта 1917-го, где говорится об организации работы с законодательными учреждениями, на тех основаниях, "кои будут ими установлены"». То есть, в своем важнейшем историческом акте Николай II уже изменил форму монархии, определив принципиальную возможность смены начал государственности, минуя решение самого Императора, то есть отказался от принципа самодержавия, закрепленного ст. 4 Основных государственных законов (СЗ РИ) и исполнил политические требования кадетов. Обладал ли он такими полномочиями?..

Да, обладал! – пишут авторы. Статьи 8-11 СЗ РИ позволяли ему это:

«8. Государю Императору принадлежитъ починъ по всѣмъ предметамъ законодательства. Единственно по Его почину Основные Государственные Законы могутъ подлежать пересмотру въ Государственномъ Совѣтѣ и Государственной Думѣ. …

9. Государь Императоръ утверждаетъ законы и безъ Его утвержденія никакой законъ не можетъ имѣть своего совершенія. ...

10. Власть управленія во всемъ ея объемѣ принадлежитъ Государю Императору въ предѣлахъ всего Государства Россійскаго. Въ управленіи верховномъ власть Его дѣйствуетъ непосредственно; въ дѣлахъ же управленія подчиненнаго опредѣленная степень власти ввѣряется отъ Него, согласно закону, подлежащимъ мѣстамъ и лицамъ, дѣйствующимъ Его Именемъ и по Его повелѣніямъ. ...

11. Государь Императоръ, въ порядкѣ верховнаго управленія, издаетъ, въ соотвѣтствіи съ законами, указы для устройства и приведенія въ дѣйствіе различныхъ частей государственнаго управленія, а равно повелѣнія, необходимыя для исполненія законовъ…».

Теперь, по новой логике Л.Лыковой и присоединившегося к ней А.Мощанского подложная «телеграмма» стала «Актом Николая II об отречении от 2 марта 1917г.» и «важнейшем историческим актом». Получается, что на основании этой фальшивки Император, применив нормы ОГЗ РИ, «изменил форму монархии… отказался от самодержавия». При этом, авторы не понимают, что нормы ст.ст. 8-11 ОГЗ РИ относятся к установлению порядка законодательной инициативы (ст.8) и порядка правления (ст. 9-11), а не к праву менять форму правления и верховной власти. Более того, изменение формы верховной власти, которой является самодержавие, указывало бы на отказ от царского служения Богу. Русский юридически безответственный монарх ответственен перед Создателем за врученную Ему власть, которая в своей самодержавной форме является единственной, отвечающей задаче христианского спасения царских подданных, врученных Ему при вступлении на Престол и короновании.

Дальнейший текст этой статьи приносит не менее абсурдные примеры комментариев к юридическому содержанию ОГЗ РИ. Смешав в единое целое ряд нормативных положений ОГЗ, которые регулируют различные правовые институты верховной самодержавной власти Российского монарха и престолонаследия, опираясь на такую же мешанину законодательных норм и комментариев к ним, которую позволил себе В.В. Хутарев-Гарнишевский (Хутарев-Гарнишевский В.В. Российское императорское престолонаследие в реалиях XХI века / Журнал Российских и восточноевропейских исторических исследований. 2021. №1(24), с.114.), авторы настаивают на выводе о том, «что Николай II, зная, что младший брат Михаил состоит в морганатическом браке с Н.С. Брасовой, и его потомки на основании ст.36 не имеют прав престолонаследия, в соответствии с совокупным действием статей 8-11, 40-45, 87, 125, 197, 199 СЗ РИ принимает решение не о назначении его "Правителем и Опекуном", а о "передаче ему Престола". "Де-факто" отречение Императора Николая II состоялось именно в 15 часов 2 марта 1917-го. Своими действиями он добровольно и правомерно:

– передал Престол и власть в стране своему брату Михаилу Александровичу;

– одновременно принял решение об ограничении монархии и предоставлении новых полномочий законодательным учреждениям. То есть юридически произошла буржуазно-демократическая революция, приведшая к ограничению самодержавия, как формы правления».

Как видим, фальшивка об отречении вновь интерпретируется далекими от юриспруденции авторами как якобы достоверный исторический документ, имеющий юридическую силу Высочайшей воли.

Такой же превратный подход применяется и к пониманию права Великого Князя Михаила Александровича на восприятие Престола, которого они именуют Император Михаил II.

Впервые эта юридически бессмысленная идея была высказана Л.Лыковой в 2018 г. в Перми на Международной научно-практической конференция «Пермская ссылка Великого князя Михаила Александровича и его убийство в ночь с 12 на 13 июня 1918 года». Там она озвучила свое мнение о правомерности именования Великого Князя Михаила Александровича Императором Михаилом II. Затем вместе с А. Мощанским, подтвердила свое убеждение в 2023 г.: «на основании ст. 53 СЗ РИ Великий Князь Михаил Александрович Романов с 15 часов 2 марта 1917 года имел полное право получить соответствующий государственный статус и именоваться "Михаилом II, Императором и Самодержцем Всероссийским, Царем Польским, Великим Князем Финляндским и прочая, и прочая, и прочая"» (Л.Лыкова, А. Мощанский. К вопросу о статусе Михаила Александровича Романова, РНЛ, 18.11. 2023). Основанием для такого вывода авторы указанной статьи сослались на ст. 53 ОГЗ РИ 1906 г. Эта статья устанавливает право наследника Престола занять его после смерти царствующего монарха: «53. По кончинѣ Императора, Наслѣдникъ Его вступаетъ на Престолъ силою самаго закона о наслѣдіи, присвояющаго Ему сіе право. Вступленіе на Престолъ Императоров считается со дня кончины Его предшественника».

2 марта 1917 г. Николай II был жив, но лишен заговорщиками фактической возможности осуществлять верховную самодержавную власть. Это означает, что вступление на Престол его наследника, которым был Цесаревич Алексей Николаевич и, тем более, Великого Князя Михаила Александровича, в силу ст. 53 ОГЗ РИ 1905 г. было в принципе невозможно.

Как видим, задача любым способом показать легитимность передачи верховной власти от Николая II к Его брату, то с привлечением текста фальшивой телеграммы, то с опорой на ошибочный комментарий к нормам ОГЗ РИ, не оставляет авторов равнодушными даже при отказе одного из них от своей предыдущей вполне правомерной позиции, а также вопреки закону и историческому факту.

Зачем это нужно? Ответ на этот вопрос содержится в дальнейшем тексте объемной статьи. Приведя многочисленные воспоминания и мнения лиц, которые так или иначе участвовали в событиях 3 марта 1917 г., когда Михаил Александрович подписал предложенный ему текст, авторы пишут следующее: «Таким образом, уже тогда (3 марта 1917-го), даже заинтересованные лица, обладавшие юридическими знаниями, понимали ситуацию передачи престола, как двух элементную: "принятие Престола" и "восприятие власти". В современных публикациях об этом же пишет В.В. Хутарев-Гарнишевский, который делает следующий справедливый вывод: "Очевидно, что царское наследие в формулировке Николая состояло из двух отдельных категорий: Престола и верховной власти. Отказ от каждой из них предполагал разные процедуры. Отказ от Престола оформлялся в виде отречения, а отказ от власти – в форме неприятия или сложения полномочий. Из этого логично следует, что Михаил имел возможность частичного принятия этого наследия лишь в виде престолонаследия, что он и сделал, отложив вопрос о власти. Подтверждается это и тем, что Михаил начинает свой акт с констатации того, что брат передал ему Престол, а уже во втором абзаце говорит о власти"».

Понимая, что их юридическая позиция оставляет желать лучшего, Л. Лыкова и А. Мощанский вновь прибегают к мнению своего коллеги-историка и вместе с ним утверждают, что Престол это одно, а верховная власть – другое в смысле их возможного разделения. По их убеждению, Император может отказаться от верховной власти, при том что они не упоминают о какой именно (верховной самодержавной или власти верховного управления, очевидно не зная их правовых различий) и одновременно может не отказаться от Престола. В силу ОГЗ РИ само понятие Императорского Престола включает в себя понятие о праве на осуществление верховной самодержавной власти во всей ее полноте. Хотелось бы понять в этом случае, что представляет собой, по мысли Л.Лыковой и А.Мощанского, Императорский Всероссийской Престол без исключительного права на верховную власть? Какое здесь самодержавие?

Что касается формы «Акта (Манифест) отречения Михаила Александровича Романова от престола. 3 марта 1917 г.» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2101(б). Л. 2. Факсимиле; Ф. 668. Оп. 1. Д. 131. Л. 1. Типографский экземпляр), то он как «телеграмма» начальнику штаба не имеет ничего общего с требованиями действовавшего на тот период времени имперского законодательства. Повторять приведённые доводы по этому вопросу не имеет смысла. Относительно его содержания следует отметить, что оно также не менее нелепо и юридически бессмысленно, как и «телеграмма». Акт состоит из двух абзацев. Первый из них: «Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшаго мнѣ Императорскій Всероссійскій Престолъ въ годину безпримѣрной войны, и волненій народныхъ. Одушевленный единою со всѣмъ народомъ мыслью, что выше всего благо родины нашей, принялъ я твердое рѣшеніе въ томъ лишь случаѣ воспріять Верховную власть, если такова будетъ воля Великаго народа нашего, которому надлежитъ всенароднымъ голосованіемъ черезъ представителей своихъ въ учредительномъ собраніи, установить образъ правленія и новые основные законы Государства Россійскаго».

Уже две первые строки этого документа вызывают законное недоумение. Какие основания были у его составителей полагать, что Престол был передан Михаилу? А если был передан, то без верховной власти? Какой? Без верховной власти, которую он готов принять, «если такова будетъ воля Великаго народа нашего». То есть о самодержавии, которое от Бога, а не от народа, речь не идёт. Что же тогда воспринял Михаил? Престол без власти? Какую власть он будет готов воспринять? Народовластие, реализуемое учредительным собранием? Какая же при этой правовой неразберихе стоит задача? Если Михаил отрёкся от Престола, то кто должен был быть следующим по закону о престолонаследии? Явно, что не Временное Правительство.

Попытка хоть как-то пояснить юридическую бессмыслицу, делается во втором абзаце «Акта»: «Посему, призывая благословеніе Божіе, прошу всѣхъ гражданъ державы Россійской подчиниться временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, какъ созванное въ возможно кратчайшій срокъ, на основѣ всеобщаго, прямого, равнаго и тайнаго голосованія, учредительное собраніе своимъ рѣшеніемъ объ образѣ правленія выразить волю народа».

Задача, которая явствует из данного текста, только одна – легитимировать незаконное преемство верховной власти от Императора Всероссийского к Временному правительству. Для этого в уста Михаила Александровича вкладывают совершенно несообразную с христианским учением об источнике верховной власти русского самодержца фразу о том, что Великий Князь якобы призывает благословеніе Божіе на отказ от Богоустановленной царской власти в пользу народовластия. Да еще оформили это так, что член царствующей династии и Императорского Дома и родной брат Императора склоняет к этому кощунству православных христиан, вопреки данной ими клятвы на верность подданства, которая начинается следующими словами: «Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору NN [Николаю Александровичу], Самодержцу Всероссийскому, и законному Его Императорского Величества Всероссийского престола Наследнику (именуя Его, когда Он уже известен, ши же не именуя, когда Император не имеет еще детей мужеского пола) верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови».

Впрочем, о том, что Михаил Александрович подписал «Акт» доказательства отсутствуют. Никто почерковедческой экспертизы росписи от его имени не проводил. По воспоминаниям секретаря Великого Князя Н. Джонсона, которые приводит П.В. Мультатулли в своей книге «Россия в эпоху царствования Императора Николая II», «он рассказал журналисту о событиях 3 марта: "После беседы с общественными деятелями, из которых, как известно, одни стояли за отречение от Престола, а другие – за принятие власти, было решено, что на другой день (4 марта) все отправятся к военному министру (т.е. Гучкову), и там вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезопасной. Я отправился вперед, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем к министру, не явились. Великий Князь отправился к министру один, и результатом их беседы было окончательное отречение от Престола"». «Таким образом, – делает справедливый вывод П.В. Мультатулли, – 3 марта Великий Князь Михаил Александрович никак не мог подписать следующий текст…» (текст Акта – авт.).

Стремление доказать подлинность фальшивки об отречении Николая II от Престола продолжаются постоянно. Документы такого рода появляются с завидной очередностью.

Не имея возможности в данной статье охватить весь спектр мнений и доводов по данному вопросу, обратим внимание лишь на не столь давно введенный в широкий публичный оборот «Акт специальной правительственной комиссии» 1929 г. Размещение его на сайте Государственного архива РФ (Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 9), как поясняется, было сделано в ответ на распространяемые в Интернете и в СМИ «сообщения о том, что хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации акт отречения императора Николая II от престола якобы подложный». Здесь же этот документ назван «актом почерковедческой экспертизы, подтвердившим безусловную подлинность документа», хотя из его названия и содержания однозначно устанавливается: во-первых, отсутствие его обозначения в качестве экспертного заключения, во-вторых, отсутствие в составе его подписантов лиц с соответствующей квалификацией. Указанные обстоятельства исключают идентификацию указанного документа как допустимого доказательства и свидетельствуют о его юридической ничтожности. Налицо очередная попытка легитимировать главную и хорошо известную фальшивку – «телеграмму» начальнику штаба, которую выдают за царский манифест об отречении от Престола.

Заметим еще раз. Что касается, мемуаров и письменных свидетельств даже тех лиц, кому хотелось бы доверять, то их также нельзя расценивать как однозначные, а следовательно, допустимые доказательства в навязываемой нам уже сто лет версии событий марта 1917 – июля 1918 гг. В еще большей степени, это относится к воспоминаниям участников государственного переворота и лицам прямо или косвенно причастным к убийству Царской Семьи. Этой позиции следует придерживаться и в отношении мнений и свидетельств всех иных лиц, заинтересованных в подтверждении легитимности преемства самодержавной власти, прежде всего, путем отказа от нее Императора Всероссийского как от Его Царского служения Богу и передачи ее апологетам ложной идеи народовластия. Неважно как этот процесс трактуется: то ли в качестве добровольного акта, то ли вынужденного. О подложность подобного рода документов указывают результаты проведенных сравнительных исследований текстов их авторов, которые показали не только их явное несоответствие друг другу, но и наличие в них намеренных искажений в описании событий и фактов.

Попутно обратим внимание на следующие доводы. Оба указанных документа никакой правовой связи между собой не имели и законодательно обоснованного правопреемства от царствующего Императора к Временному правительству не создавали. Права и преимущества, составлявшие исключительный государственно-канонический правовой статус царствующего монарха, как коронованной особы, никому не передавались, а преемства верховной власти в той форме и с тем содержанием, которые предусматривали ОГЗ для верховной самодержавной власти Императора Всероссийского и нераздельно принадлежавшей ему власти верховного и подчиненного управления, законодательства и суда, а также власти Главы Церкви и Главы Императорского Дома, не осуществлялось. Иными словами, рассматривать тексты, как первого, так и второго документов в качестве юридических актов, находившихся в согласии с нормами действовавшего на тот период времени российского законодательства, не представляется возможным. В силу своей юридической ничтожности, они никаких положительных правовых последствий не порождали.

Из сказанного видно, что Великий князь Михаил Александрович Всероссийский Императорский Престол, получаемый в порядке престолонаследия ближайшем к нему первородным агнатом сразу после кончины императора в силу закона, не воспринимал и исключительным государственно-каноническим правовым статусом царствующего императора никогда не обладал. Отказаться от прав на верховную царскую власть, которую он не получал, как и передать отсутствующие права на нее в пользу Временного правительства он не мог.

Другими словами, сегодня не существует доказательств ни исторического, ни юридического факта отречения царствовавшего самодержца Николая II от Престола. Соответственно, не существует и подтверждения легитимности преемства законно принадлежавшей Ему наследственной верховной власти к кому-либо или к какому-либо единоличному или коллективному органу власти. Смена верховной власти в 1917 г. была насильственной. Она нарушила Основные Государственные Законы Российской Империи и решение Земского собора 1613 г., который восстановил самодержавие после Смутного времени как традиционную и единственно легитимную форму правления на Руси. Все это означает, что самодержавная Российская Империя своего правового статуса не утратила.

Михаил Николаевич Кузнецов, доктор юридических наук, профессор, почетный работник высшего профессионального образования

Георгий Павлович Шайрян, доктор юридических наук, кандидат исторических наук

(Продолжение следует)

---

[1] Начало текста телеграммы: «Ставка. Начальнику штаба…» См.: ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 5. Собр. Узак. 1917. Марта 6. Отд. I. Ст. 334.

[2] Подр. об этом: Мультатули П. Николай II: отречение от сатаны. http://rusk.ru/st.php?idar=42081.

[3] Кузнецов М.Н., Штин С.П. Гибель семьи императора Николая II: сокрытие следов преступления на протяжении века // РНЛ, 04.03.2013. Об этом подр. см.: Сайт Свящ. В. Бабицына. http://www.fr-victor.ru/index.php? Исследование А. Разумова в полном объеме см.: Русское самодержавие. Прошлое и будущее монархии в России // https://samoderjavie.ru/node/452, а к также в приложении.

[4] Сафонов М. Манифест об отречении Николая II вызывает много вопросов. 20.03.2013. Сайт 812, ONLINE. Режим доступа: http://www.online812.ru/2013/03/21/009/

[5] СЗ РИ (1912). Т. I. Ст. 28.

[6] Там же. Ст. 185.

[7]Цветков В.Ж. Нужны не резкие суждения, а понимание и покаяние. Режим доступа: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2008/09/22/nuzhny_ne_rezkie_suzhdeniya_a_ponimanie_i_pokayanie/

[8] Там же. Ст. 199.

[9] ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 5.; Собр. узак. 1917. Марта 6. Отд. I. Ст. 334.

[10] Под. Губернские Ведомости. 1917. Прил. к № 18. Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/

[11] Там же.

[12] Газета «Утро России» от 4 марта 1917 г. № 61 // Выставочный фонд музея «Наша эпоха». – М., 2012.

[13] В других газетах преамбула могла отсутствовать, и текст был озаглавлен как «Манифест». См. РГБ ОР. Ф. 562. К.27 Ед. хр.1. «М.А. Булгаков Исторические документы».

[14] «Новое время» от 5(18) марта 1917 г. Петроград, № 14719. // РГБ ОГ. – Д II 5-7/1. «Московские ведомости» от 11(24) марта 1917 г. М., № 49. С. 1 // РГБ ОГ. – Д VI 45/1; «Утро России» от 4 марта 1917 г. № 61. С. 1. // Выставочный фонд музея «Наша эпоха». – М., 2012 (шифр в РГБ ОГ. – Д XVI 84/1); Под общим заголовком «Отречение от Пре­стола»; подробности в статье «Последние часы царствования»; «Утро России» от 5 марта 1917 г. № 62. С. 1. // РГБ ОГ. – Д XI 7/4. «Петроградский листок» от 5 марта 1917 г. Петроград, № 55. С. 1. // РГБ ОГ. – Д XI 14/1; С комментарием в экстренном выпуске «По­следние дни царя Николая» - Там же, от 7(20) марта 1917 г. С. 1. // РГБ ОГ. – Д X 19/3.

[15] «Современное слово» от 5 марта 1917 г. Петроград, № 3275. С. 2. // РГБ ОГ. – Д XVI 28/2; «Русские ведомости» от 4 марта 1971г. М., № 50. // РГБ ОГ. – Д VIII 20/1; Со ссылкой на подробности – Там же, № 53. С. 3. // РГБ ОГ. – Д XVII 66/1.

[16] В других газетах преамбула могла отсутствовать, и текст был озаглавлен как «Манифест». См. РГБ ОР. Ф. 562. «М.А. Булгаков Исторические документы». К. 27 Ед. хр.1. «М.А. Булгаков Исторические документы»

[17] Под. Губернские Ведомости. 1917. Прил. к № 18. Режим доступа: http://ru.wikipedia. org/wiki/; «Саратовский листок» от 5 марта 1917 г., Саратов, № 51. С. 2. // Д X 6/1; Комментарий «Накануне отречения» в «Саратовский листок» от 8 марта 1917 г., № 53. С. 3; «Каспий» от 5 марта 1917 г. № 51. С. 2.

[18] «Ранее утро» от 4 марта 1917 г. № 50. С. 1. // РГБ ОГ. – Д III14/1. Со ссылкой на подробности – Там же, от 8 марта № 53. С. 3 // РГБ ОГ.- Д X 31/1.

[19] «Саратовский въстник» от 8 марта 1917 г. № 53. С. 1; Там же, от 11 марта 1917 г. № 56. С. 3.

[20] «Пермския въдомости» от 5 марта 1917 г . Пермь, № 51. С. 1. // РГБ ОГ. – Д II 35/1.

[21] «Петроградская газета» от 5 марта 1917 г. Петроград, № 55. С. 1. // РГБ ОГ. – Д VIII 24-25/1.

[22] Там же, от 7 марта 1917 г. № 56. С.1. // РГБ ОГ. – Д X 19/10

[23] Там же, от 8 марта 1917 г. № 57. С. 2. // РГБ ОГ. – Д X 19/10

[24] Там же, от 9 марта 1917 г. № 58. С. 1. // РГБ ОГ. – Д X 19/10

[25] Там же, от 10 марта 1917 г. № 59 С. 1-2. // РГБ ОГ. – Д X 19/10

[26] «Новгородсюя губернские въдомости» от 4 марта 1917 г. Новгород, № 17. // РГБ ОГ. – Д XVII 18/2

[27] 94 С. Мироненко. Подписал ли Николай II документ об отречении? 24.07. 2015. Сайт PRAVMIR.RU

[28] Юридическое понятие манифеста см.: Энциклопедический словарь. СПб.: Типо-Лито- графия И.А. Брокгауз, 1896. Т. XVII. С. 540.

[29] СЗ РИ ОГЗ 1906. Ст. 91, 92.

[30] Сафонов М. Манифест об отречении Николая II вызывает много вопросов. 20.03.2013. Сайт 812,, ONLINE.

[31] Людмила Лыкова: Документы Госархива о царской семье вводят в заблуждение. Сайт PRAVMiR.RU. 26.08.2016.