Уважаемые читатели, продолжаем публиковать отдельные главы художественно-документальной повести, посвящённой жизни одного из наиболее деятельных соратников Петра. О графе Савве Лукиче Вдадиставиче-Рагузинском у нас знают немного. Его имя не связано ни с интригами при Дворе Петра Великого, ни с головокружительными политическими потрясениями, порою оканчивавшимися для героев этих интриг и переворотов весьма и весьма плачевно…
Отдельная просьба – помянуть за здравие в своих молитвах рабов Божиих иерея Бориса и Георгия, помогающих работать над редакцией изначального текста.
11. Неожиданная весть
Чем ближе Саввин корабль приближался к Дубровнику, тем – с каждым днём – всё сильнее и сильнее росло его нетерпение.
В заливе Стоуна, в Ходилье, недалеко от бискупии, которая расположилась на месте православной сербской митрополии, его ждала Мария. Её горячая любовь.
Семья Саввы, близкие друзья и даже не очень близкие были в курсе этих отношений. Но вслух никто ничего не комментировал. Ибо были убеждены в том, что вмешиваться бесполезно. Но, с другой стороны, ревнивые конкуренты иногда провоцировали его и бросали ему вызов.
Это заканчивалось схваткой на мечах, где, как правило, задиры как следует получали на орехи. Неоднократно Савву предупреждали благонамеренные преданные доверенные лица о том, что его подстерегает устроенная засада. Это предупреждение и спасало ему жизнь.
Несмотря на то, что Владиславичи пользовались исключительной репутацией у представителей власти Дубровника и крепко стояли на ногах, немало было и завистников. А также ревнивых мужей, чьи жёны имели глупость вслух восхищаться Саввой.
***
В конторе в Грушевой гавани Савву ожидало запечатанное письмо из Ходилья.
Письмо состояло из одной фразы:
- Как только приедешь, поспеши ко мне... Твоя Мария.
Выполнив все торговые операции в гавани, последние распоряжения он отдавал уже сидя в седле. Это коротенькое предложение взволновало его и усилило нестерпимое желание видеть свою любимую. Странные предчувствия беспокоили его.
«Что же могло случиться в его отсутствие?»
Спрыгнув с тяжело дышавшего после галопа коня, он едва не столкнулся со старым Марко, который, узнав своего хозяина, спрятал пистолет за пояс.
- Марко, всё ли в порядке?
Тот усмехнулся и ответил:
- Господин, все в порядке, госпожа на веранде, с утра заждалась Вас!
Савва помчался наверх, но на ходу развернулся и закончил столь содержательный разговор:
- Я буду тут два дня, ступай домой, передохни, увидимся в конце недели.
Встреча на веранде была именно такой, какой и грезилась.
Такой же, как он себе представлял. Мария бросилась в его крепкие объятия, но, несмотря на долгий поцелуй, тревожное чувство не оставляла их обоих. Ощущалось, что должно прозвучать что-то крайне важное.
Так и было.
Посадив Савву в удобное кресло с высокой спинкой, Мария уселась ему на колени и, не отводя глаз, погладила по щеке. Затем прижалась и замерла, как будто желая что-то сказать… и. в то же самое время, не в силах нарушить молчание.
Невысказанное буквально повисло в воздухе, застряло комом в горле и излилось слезами:
- Я… хочу… думаю… это… Савва, - и опустив его руку на свой живот, быстро взглянула ему в очи.
- У нас будет ребёнок!
Савва вздрогнул, но не показал вида, что эта новость его хоть как-то огорчила. Напротив, серьёзность слетела с его лица, и он разразился громким хриплым смехом:
- Отлично! Мы идем послезавтра на заре в Герцег-Нови, обвенчают нас в той же церкви Святого Георгия, где меня крестили. Ни о чём не волнуйся, моя милая, всё будет хорошо!
Он обнял её так крепко, что ему передалась и её дрожь, и её источающее счастье тепло, перетапливающее двоих в плоть едину.
Размышляя об этой совершенно неожиданной вести, он приходит к выводу, что, несмотря на изменение планов, он спокоен и счастлив. Брак с женщиной, которую он любит, и грядущее отцовство было принято совершенно нормально. Но это не значило того, что к исполнению своего долга по отношению к семье и к его новым покровителям, он станет относиться с меньшей ответственностью. Просто теперь необходимо при планировании своей миссии в Стамбуле учитывать и это.
Суровая реальность жизни требует ответственности в принятии решений, имеющих судьбоносное значение.
12. Венчание в Герцег-Нови
У Саввы не было довольно времени, чтобы пригласить на венчание всю свою многочисленную семью и друзей. Мария, его избранница, была из уважаемого дома и, по местным меркам, из родовитой семьи. А то, что она была вдовой, не могло умалить её репутации и вызвать кривотолки. В конце концов единственное, в чём нуждался молодой Владиславлевич, - так это в получении благословения от своих родителей. И то, положа руку на сердце, нужно это было ради соблюдения обычая и порядка. Поэтому он поспешил в Груж, чтобы сообщить отцу Луке и брату Иоанну, а затем на их корабле «Святой Никола» привёз Марию в Герцег-Нови, где мать Саввы, Сима, гостила у своих родичей.
Сообщая о своём решении отцу, Савва знал, что он, безусловно, не будет возражать, потому что с самого раннего возраста их отношения строились на полном доверии и взаимном уважении. Савва уже пришёл в лета «не мальчика, но мужа», а семья Владиславича не страдала сословным тщеславием и, тем более, поиском богатой партии для своих отпрысков. Что было характерно для их окружения в Дубровнике.
Князь Лука с улыбкой обнял Савву:
- Благодарю Господа, пославшего нам такую невестку. Благословляю вас двоих: живите мирно, счастливо, в любви. Желаю вам здоровья и благополучия!
Затем к нему подошли и братья Иоанн, Тодор и Дука, и, расцеловав, поздравили молодых и договорились о поездке в Герцег-Нови.
У невесты, кроме больной бабушки в Дубровнике, не было никаких родственников, и скромная свадьба в старой церкви Святого Георгия в Топле в Герцег-Нови была организована родителями Саввы и их кумовьями - капитаном Матией Ивановичем, первым офицером Мирославом Вуковичем, а также родичами Владиславичей, жившими в этом городе.
С набережной в церковь прибыли на карете, которой управлял молодой племянник капитана Владислав.
После короткой церемонии, на которой также присутствовали несколько любопытных прохожих и полная команда из «Святого Николы» они поехали на застолье в таверну «У старого капитана», принадлежащую Иосифу Йозу, бывшему моряку, потерявшему руку в бою с пиратами у острова Корфу.
В уютном зале таверны царила непринуждённая и вполне домашняя атмосфера. К доброму вину подавали традиционные для Боки угощения: приготовленную на огне рыбу, устрицы с клёцками, залитые острым и пряным соусом. В конце подали кофе в крошечных фарфоровых чашечках и кроштули – «хворост» из сладкого теста, посыпанные сахарной пудрой и политые карамельным кремом.
Чуть позже к ним присоединяется знаменитый в Герцег-Нови певец Тонино. И так, под нежные трели мандолины и шум тостов, пирующие засиделись до глубокой ночи.
Проводя кумовьёв, родителей и брата Иоанна, молодожёны оставались на набережной и, облокотившись на каменную ограду, любовались морем.
Не сводя глаз с задумавшегося Савву, Мария произнесла:
- Если всё пойдет как надо, старая акушерка Люсия предсказывает роды через шесть месяцев. Она уверена, что у нас будет мальчик.
Витавший в облаках Савва вздрогнул. И ответил с улыбкой:
- Если Бог даст дождаться его, я бы хотел назвать его в честь отца Лукой. Что скажешь?
- Дивное мужское имя, мой Савва! С Божьей помощью всё пойдет так, как надо. Знай, что ты сделал меня такой счастливой, что я даже во сне не могла на такое надеяться!
Вернувшись в Дубровник, ускоренными темпами приступили к тщательной подготовке к отъезду в Стамбул. Савва пообещал Марии, что он постарается через пару месяцев прибыть в Дубровник и остаться с ней на некоторое время - при условии, что в Стамбуле дело будет поставлено так, что оно не завалится в его отсутствие.
Планировал и её, и новорожденного Луку привезти в Стамбул, как только тот окрепнет для долгой дороги.
13. Последние дни в Дубровнике
Перед отъездом из Дубровника Малое Вече Республики пригласило Савву на разговор, связанный с обсуждением его грядущей жизни и деятельности в Турции.
Разговор проходил в отдельной комнате, безопасной от подслушивания. Присутствовал Марк Водопич, человек, ответственный за разведку республики Дубровник. Передавая шифровки для посланника в Порте Луке Барко, Марк высказал следующее:
- Наша колония на Босфоре состоит из нескольких способных людей во главе с Лукой Барко, которого ты хорошо знаешь. Построив сеть форпостов по всему Средиземноморью, мы успешно ведём торговлю и продвижение разнообразных товаров в более восьмидесяти прибрежных городах. Флот Республики сегодня насчитывает около 180 судов.
Марк говорил торжественно, упиваясь величием всего того, воплощением чего он себя ощущал:
- Тебя, Савва, ожидает знакомство с великим городом, обычаями, образом жизни, а также с нужными людьми. Нужными для того, чтобы осуществлять как торговую, так и дипломатическую деятельность, необходимую для решения государственных задач: и политических, и военных.
Глава «рыцарей плаща и кинжала» Республики ощущал себя наставником, чьё напутствие являлось не просто педагогикой, но поистине государственного уровня задачей.
- Держись Луку Барко! Но помни! Турки не сводят с него своих хищных глаз!
Выждав небольшую драматургически выверенную паузу, Водопич продолжил:
- Но ты же опытный торговец и отличный боец! Заведёшь связи с чиновниками, таможенниками, моряками и дипломатами. Не пропадёшь!
И тут же – безо всякого перехода:
- Так, а теперь давай к делу. Сейчас мы тебе покажем, как пользоваться секретными кодами Дубровника. И все свои сообщения и отчеты будешь передавать Луке Барко, который уже позаботится, чтобы всё это доставить нам сюда, в Дубровник.
Все текущие детали дипломатических отношений Дубровника с Османским государством, Австрией, Венецией и Испанией получишь от Луки Барко в Царьграде. От тебя требуется предельная осторожность по отношению к туркам и верность защите интересов Республики. У меня всё!
Выйдя из Малого Веча, Савва хорошо знал, что, защищая интересы Дубровника, он, по сути, также будет защищать свои собственные деловые интересы. Но при условии, что это будет не во вред сербскому народу и его интересам.
В порту Грушко шли своим чередом погрузка товаров и общая подготовка «Святого Николы» к плаванию. Савва решает перед долгой разлукой провести неделю с Марией и посетить в Ясенике свою старую бабушку Мару.
Ходилье было идеальным местом для отдыха, и время, исполненное жаром, который не думал угасать, летело незаметно. Эту страсть и желания подхлёстывало осознание того, что расставание уже близко при дверях. И что следующая встреча будет неизвестно когда.
***
В последнее утро перед отъездом Мария была молчалива и задумчива. Завтрак прошёл в безмолвии. Каждый был погружён в свои думы, и не хотелось опошлять расставание пустословием.
На прощание Мария обняла Савву и подарила ему чётки из чудных адриатических кораллов с крестом из серебра.
- Пусть Савва, там, на чужбине, эти мои чётки охраняют и защищают от злых людей и опасностей, которые будут тебя подстерегать. Пусть воспоминания о нашей любви и нашем счастье никогда не забудутся, ни мной, ни тобой!
Отправляйся с Богом, и пусть Его десница оберегает и направляет тебя, где бы ты ни был. Хотела бы, чтобы ты был рядом со мной, когда придёт время рожать, и чтобы после этого мы больше никогда не расставались. Рожать я поеду в старый дом моего деда в Груже, где есть служанка, которая окажет помощь. В случае, не дай Боже, чего: твой отец и брат – поблизости. Помогут и с лекарем, и со всем необходимым.
Слушая слова прощания, он понимал, что завершается та глава его жизни, которая была наполнена учёбой, путешествиями, беззаботностью, пусть и наполненной опасностями. И начинается новый этап в жизни: полный непознанного, однако влекущий своей неизвестностью.
В Дубровнике Савва давно чувствовал себя не в своей тарелке.
Ему было тесно в мещанской среде, узко ориентированной только на себя со своими специфическими нормами жизни, своей сложной и коварной политикой, с сословными и эгоистическими различиями и разногласиями.
У него сложилось впечатление, что жители Дубровника обречены на какую-то затхлость и всепоглощающее уныние, потому как, кроме исключений, то есть моряков и просвещённых правителей, некому и негде было проветрить умы, почувствовать другой уклад и расширить горизонты.
Он чувствовал себя несвободным, ограниченным в самой возможности достигнуть того, к чему влекло, и что виделось вполне достижимым.
Его взгляды были гораздо шире, а размышления глубже и свободнее. Имел ясное чувство, что в этой среде он не сможет на верный начин ни предложить кому бы то чего бы то ни было, ни проявить все свои способности и таланты.
В своём окружении он выделялся, прежде всего, остротой ума, ясностью мышления, быстротой принятия решения, творческими подходами, любознательностью ко всему тому, что открывает новые горизонты, даёт новые знания из разных областей. Выделялся неисчерпаемой бодростью в деле обучения и дальнейшего самосовершенствования.
Искусству ведения переговоров он научился у своего отца Луки, человека, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Пожалуй, даже и превзошёл отца, учитывая свой невероятный талант, позволяющий легко и быстро изучать языки, а также благодаря высокому и разнообразному образованию, полученному в Collegium Raguzinum.
Особое беспокойство доставляло понимание того, что в Дубровнике и из Дубровника никогда даже в принципе невозможно будет поднять вопрос о борьбе за свободу и права сербского народа в Республике и краях под турецким ярмом.
Это ясное понимание вещей пришло после долгого анализа и обобщения всего того, о чём говорил отец Лука, подолгу живший в Царьграде, от курьеров, знакомых с реалиями земной жизни, и от иноков, знакомых с реалиями жизни духовной. Наконец, у него в голове сложился чётко определённый план действий: через патриарха установить связь с российским посланником в Царьграде, и через него попробовать выйти на прямой контакт с Русским царём. Владиславич был убеждён в том, что личная встреча с российским самодержцем может быть гораздо более эффективной для решения сербского вопроса на Балканах, нежели бесконечные попытки, предпринимаемые в течение многих лет как монахами, так и архипастырями.
Вступая в новую главу жизни как будущий отец и глава семьи, он понимал, что с беззаботной жизнью покончено, и что это несёт в себе не только радости и счастье, но и гораздо большую ответственность. Пора кончать с изнурительными поездками по балканским краям, связанными с риском потери грузов и даже гибели в конфликте с турецкими бандами. Сейчас нужно было принимать прагматичное и незамедлительное решение. Необходимо было переносить деловую активность в другие районы.
В этом для Саввы не было никакой дилеммы. От доверенных лиц он получал регулярные сообщения об опасностях, связанных с поездкой каравана с товарами в Сараево, Белград, Сегед или Тимишоар, а от хорошо информированных членов Веча Республики Дубровника – был в курсе последних новостей из Царьграда. Всё это говорило в пользу перенесения всего дела в Царьград, который, таким образом, стал бы центральным пунктом для развития серьёзной деловой активности по всему Средиземноморью и в Черноморской акватории.
В гавани Дубровника Груж турки прислали Сеад-агу, главного баждара (таможенника), ответственного за контроль сборов таксы, таможенных и портовых пошлин.
Отуреченный серб, уроженец Гацко, как соотечественник Владиславича и помнящий о своем сербском происхождении, он любил проводить свободное время именно с ними. Развязывая язык земляка-потурчанца закусками, ракией из винограда и вином, Савва регулярно узнавал много важных подробностей о событиях в Стамбуле и Герцеговине.
Всегда готовый похвастаться своими личными связями в Турции, Сеад-ага был не только важным источником самой разнообразной информации, столь необходимой при подготовке к отъезду, но он совершенно искренне подготовил для Саввы самые доброжелательные рекомендательные письма, адресованные важным людям в османской администрации. Благодаря долгим, детальным разговорам, Савва ещё до отъезда из Дубровника получил довольно полную картину того образа жизни, который его ожидал. Всю ту атмосферу, которая превращала Царьград в Стамбул: обычаи, одежда, кухня, нормы поведения, прописи закона…
***
Он получил письменные рекомендации для начальника таможенного управления, для командира портовой охраны, для главного писаря Дивана (Совета министров) двоюродного брата Сеада Истреф-аги для главного надзирателя на Босфорской верфи надобность сотрудничества с которым могла возникнуть в случае необходимости ремонта судов) и, наконец, для главного евнуха в императорском гареме, который, опять же, был каким-то дальним родичем. Большинство из них приехали в Царьград в юношеском возрасте как «данники кровью» сербского происхождения, а потому они никогда не забывали свой родной язык.
Там для Владиславича будет ещё одна важная личность - учитель турецкого и арабского во дворце султана, очень образованный, Шачир-ага Невесомый. Для него Сеад-ага специально написал пространную рекомендацию с просьбой заняться обучением Саввы.
***
Савва только что вернулся из Герцеговины, побывав у бабушки Мары.
Им владели противоречивые чувства. С одной стороны, лишний раз он ощутил это глубоко укоренившееся чувство близости и любви, которое бабушка привила с младых ногтей. Чувство, которое облагородило и характер Саввы, дорожащего семейными узами. Но, с другой стороны, он был глубоко опечален тем, что впервые отчётливо понял, что эта встреча с любимой бабушкой может стать последней встречей в их земной жизни. Это настроение стало поводом впервые всерьёз задуматься о смерти, ибо теперь эти размышления были не академической абстракцией, но касались особенно близкого и важного для него человека. Дедушку-то он помнил, но в час его кончины был так мал, что это не оставило в его душе сильного следа.
Как только он прибыл в порт, поднялся на свой корабль и в сопровождении капитана Матии Ивановича провёл беседу с экипажем, проверил вооружение, судовые принадлежности и погруженные товары. Удовлетворённый, он запланировал отплытие на следующий день на заре.
После чего поспешил в Конавле, чтобы повидаться с родителями. На прощание отец передал Савве большой кисет с дукатами.
- Вот, тут твой задел для того, чтобы начать дело, как мы и договаривались. Возвращать ничего не надо! Желаю тебе, сынок, счастья!
- Погоди.
Савва сел за стол и достал лист бумаги.
- Пожалуйста, давай договоримся так: я могу принять это исключительно взаймы. Как кредит, который обязан вернуть. И поэтому немедленно подпишу расписку. Наши отношения, когда речь идет о деньгах, должны быть чистыми и корректными до конца, - решительно сказал Савва.
Встал и протянул отцу подписанную расписку.
Лука помедлил, но, в конце концов, молча взял лист бумаги.
Дал Савве последние наставления, касающиеся контактов в Стамбуле, доверенных лиц и тех курьеров сербов, которые годами под его руководством переносили дипломатическую и торговую почту между Дубровником и Турцией. В общем: всех тех, на кого можно положиться.
В будущем, наряду с капитаном Ивановичем и Лукой Барко, они станут его единственной надежной связью с Родиной и семьей.
Мать Саввы Сима всегда деликатно и ненавязчиво принимала участие в жизни своих сыновей. И теперь она горела от желания узнать все подробности его переселения в Стамбул.
Последовал дипломатичный, но аргументированный ответ Владиславича, произнесённый им, быть может, с показной выспренностью:
- Мама моя милая, поскольку дела с теми, кто находится по ту сторону Балкан, находятся в «аховом» положении, нужно осваивать новые рынки! Нужно налаживать торговые связи между Царьградом и средиземноморскими городами. Особенно - с Венецией и Генуей. А пока мы тут, в Дубровнике, будем куковать, найдутся толковые ребята, которые эти связи выстроят. Без нас. Поэтому нужно ехать в Турцию, и там всё организовывать. Вот родится, Бог даст, малыш, окрепнет, Савва перевезёт в Стамбул семью. К тому времени, надеюсь, он уже обустроит свой быт.
Для Саввы всегда много значило понимание отца и его поддержка. Ни разу Лука не пытался отговорить его от задумки отправиться в Стамбул и поселиться там. По всей вероятности, поселиться очень надолго.
Другие члены семьи, высказываясь на эту тему, сошлись в одном: вся эта авантюра может плохо кончиться, и стоит ли так рисковать? Они полагали, что теперь, когда у Саввы есть семья, он должен оставаться с ней независимо от текущих трудностей.
В свою очередь Савва с сожалением заключил, что бесполезно тратить время на убеждение тех, у кого нет храбрости, уверенности и таланта дальновидности.
Между тем, споры утихли лишь около полуночи. Савва погасил сальную свечу в комнате наверху и тихо вышел на веранду.
Безлунная ночь предлагала довольно мрачное зрелище тёмного свода, мерцающего мириадами светлячков. Лёгкий ветерок принёс аромат кипариса и тамарикса вместе с тихой песней сверчков. Впрочем, вскоре свежесть ночи и их заставила уснуть. Это была его последняя ночь в родительском доме, и прежде чем отправиться в дальнюю дорогу, полную неопределённости, риска, новых встреч с неизвестным миром Востока, столь отличающуюся от всего, что было испытано в Анконе, Генуе, Неаполе, Венеции и Дубровнике или портах Испании, Сардинии и Сицилии... Ему пришла в голову старая поговорка, которую он когда-то нашёл, копаясь в богатой библиотеке Collegium Raguzinum:
«На пути к большому не нужно спотыкаться о мелкие вещи...»
14. Царьград
Выйдя через пролив Врата Отранто из Адриатики в Средиземное море, Савва не переживал относительно пиратской опасности: его каракка не могла быть объектом интереса морских разбойников, рыскавших в поисках лёгкой добычи. Дерзни они сунуться - опытная команда из 30 человек во главе с капитаном, не спускавшая глаз с горизонта, всегда готова к отпору.
Некоторое упование было на фирман султана, грамоту, по идее дававшую флоту Дубровника гарантию беспрепятственного передвижения. Однако, были случаи, когда головорезы игнорировали эти бумажки, что приводило к захвату судов и попаданию экипажей в рабство. Моряков продавали на стамбульском или североафриканских невольничьих рынках, что оканчивалось для них приковыванием к вёслам галер.
Частые протесты иностранных послов были головной болью султана, вызывая в нём бессильную ярость. Бессильную, ибо он отдавал себе отчёт в том, что, пытаясь добиться в этом деле правды, он неминуемо перейдёт дорогу тем могущественным фигурам среди высокопоставленных янычар, которые грели руки на работорговле.
Умеренно сильный ветер и хорошая погода способствовали тому, что плавание шло согласно задуманному. Савва воспользовался возможностью, чтобы от капитана Матии Ивановича узнать последние новости о Великом Исходе сербов в 1690 году при Патриархе Арсении Чарноевиче. Официальный Дубровник умалчивал о размахе трагедии. Правительство Дубровника посчитало, что поражение австрийской армии, которой помогали сербы, и её вытеснение на север турецкими войсками под командованием Махмуда паши Хасанбеговича не нанесут после завершения военных операций на сербской территории ущерба деловым интересам Республики Рагузы.
Вот почему в Дубровнике ожидали окончания резни в Сербии. И публику старались «не беспокоить».
Капитан Матия Иванович, как всегда, был очень хорошо оповещён о самых последних событиях.
- Господин Савва, под командованием злополучного Махмуда паши Хасанбеговича, была осквернена и сожжена Печская Патриаршия, монастыри Милешева, Сопочаны, Дечаны, Джурджевы Ступови, Раваница, Рача и Лесново. Скопский сераскер Халил-паша после ужасной бойни турками и арнаутами добыл фирман из Стамбула, призванный обуздать армию и остановить злодеяния.
Поскольку народ массово откликнулся на призыв патриарха к переселению, турецкая управа выпустила новый фирман, который призывает всех беженцев вернуться к своим очагам, независимо от того, прошли ли они через Саву, Дунай или Дрину. Якобы гарантирует, что никакой мести не будет.
С другой стороны, по некоторым оценкам, с Патриархом ушли около ста тысяч человек, включая женщин и детей. Это данные, отправленные властям Дубровника от их представителей из крупных балканских городов. Источники, в чью надёжность мы можем верить. Мне очень жаль нашего сербского народа, который, помогая генералу Пикколомини, сначала восстал против турок, а затем, когда удача отвернулась от швабов, остался предоставлен огню и мечу. И вынужден в конечном итоге покинуть свои вековые очаги и искать спасения на чужбине.
Сидя в уютном кресле капитанской каюты, охваченный мрачными мыслями, вызванными рассказом Матии, Савва уставился на свет свечей на столе, который, мерцая, освещал разложенные морские карты.
«Как же там должно быть страшно», задавался он вопросом, «если крепкий сербский народ, вынужден был бежать прочь от своих вековых очагов, схватив с собой жалкую рухлядь. На ослах, лошадях, старые и больные, матери с грудными младенцами. Прочь – в никуда. В далекую и неизвестную страну?»
Вздрогнул и с нарочитой твёрдостью в голосе возразил капитану:
- Дорогой Матиа, всё это страшно, что ты говоришь, настолько страшно, что поражает масштаб тех ужасов, которые обрушились на народ. Но мне кажется, что есть тут одна очень важная вещь. Она заключается в том, что, как всегда в истории нашего народа, Сербская православная церковь стоит как непоколебимая, твёрдая опора, которая своим светом освещает путь веры и спасения. Это дает мне надежду, что люди выживут, где бы они ни находились. Выжить и продержаться, чтобы однажды снова вернуть своё. Мы должны хорошо помнить слова нашего святого отца Саввы: «Мы, сербы, признаем выше себя только Небесный Иерусалим. А на земле никого. Ибо либо мы будем свои на своём, либо нас не будет». Наша обязанность, как представителей нашего народа, всегда стремиться к его благу. Независимо от того: где мы находимся, кто мы и чем мы занимаемся в жизни. Не смеем ждать, что кто-то другой сделает всё за нас! Сербы должны искать и выбирать своих вождей, объединяться и организовываться, чтобы через борьбу и неминуемую кровавую гибель опять быть свободными. Каждый может внести свой вклад в соответствии с личными возможностями.
Савва свернул одну из навигационных карт и легонько ткнул ею – как жезлом – в грудь Матии:
- Вот ты – православный серб родом из Доброта, а половина вашей семьи – сербы-католики. И моряки, и купцы. А кто держит власть в Боке Которской? Да католическая Венеция, мой Матиа. В Дубровнике царит итальянское старое дворянство. Эти новые дворяне стали такими за сольдо!
И потёр пальцы жестом торговцев.
- А ведь они по происхождению окатоличенные православные сербы. Герцеговину и Боснию держат турки, в основном потурчанцы. Опять же – отуреченные сербы. Хотя именно там православные до сих пор составляют большинство населения. Чего тебе, мой Матия, ещё нужно?
Владиславлевич аккуратно положил свёрнутую карту в шкаф и продолжил:
- Поднять самосознание народа. Иначе невозможно организовать длительного отпора. Слишком долго этот наш народ скулил под османским кнутом и ятаганом. С одной стороны, принудительная исламизация, а с другой - окатоличивание. Кроме того, "Dividi et impera" («Разделяй и властвуй»).
- И как вырваться из этого заколдованного круга? – задумчиво произнёс капитан.
Савва продолжил с жаром:
- Рим получил своё право, потому что каждый гражданин был связан с Империей, и покорённые, опять же, имели свои права, которые соблюдались. Византия получила христианство как продолжение и наследие Рима. В конце концов, турки предлагают Коран покоренным народам, но уже без религиозной терпимости. Навязывают его давлением, шантажом, огнём и мечом. Как жестокий, воинственный и непросвещенный народ, покоривший другие народы, находившиеся на гораздо более высоком уровне культуры и знаний.
Ислам, а также католицизм принимают корысти ради. Мелкое дворянство и те, кто рассчитывает таким образом сохранить свои привилегии и имущество. Напротив, остались люди, связанные верой, языком, происхождением, обычаями. Ведь сербы имели своё государство, церковь, культуру, порядок, основанный на правовых уложениях. И всё это – задолго до того, как это стало нормой в европейских королевствах. И на более высоком качественном уровне.
- Ну, Савва, турки, – несомненно, жестокий народ. Очень жестокий и коварный. Но они не такие уж варвары, как это кажется нашим итальянским друзьям, - возразил Матиа.
- Да, среди турецких властелинов бывали в прошлом исключения. Которые уважали обычаи народов другой веры и другого языка. Но это давно уже в прошлом.
Прикрыв ладонью невольный зевок, Савва закончил беседу:
- Ну, пожалуй, пора нам ненадолго прилечь. Утром прибываем в Стамбул. Там нас ждут хлопоты до самого позднего вечера. Разгрузка, таможенный досмотр. Так что давай эту тему оставим для лёгкого ужина с хорошим вином, когда разместимся в городе, о чем, несомненно, уже позаботился наш добрый Лука Барка.
Ранним майским утром 1690 года каракка «Святой Никола», на полных парусах, разрезала волны Мраморного моря, приближаясь к гавани Константинополя. На носу, опираясь на ванты, Савва наблюдал через подзорную трубу за берегом.
И вот, наконец, появились смутные очертания огромного города с бесчисленными минаретами и башнями оборонительных стен. От волнения слегка перехватило дыхание. Царьград! Окно в большой, неизвестный, таинственный мир Востока.
На торговом пирсе у пришвартованных судов кишела шумная красочная толпа: загружались и разгружались товары, прибывающие сюда со всех концов Средиземноморья, и готовившиеся к отправке в эти самые концы.
Савва сразу же начал в уме работу по систематизации увиденного. Наблюдая за манипулированием товарами на пристани, за тем, как купцы организовывают прямые продажи прямо с борта корабля, он не забывал отмечать: какое примерно соотношение венецианских, рагузинских, испанских, голландских и арабских судов находится в гавани.
Бдительные глаза таможенников следили за товарооборотом и делали записи, а портовые весовщики прямо на месте немедленно взимали плату за каждое судно и налог за товары.
Разноязыкая многоголосица наполнила всё пространство гавани. Люди всех рас и оттенков кожи гомонят, торгуются, тащат раззяв за собой, не давая тем опомниться. Один из них c шумом пытался всучить вино, фрукты, зерно, специи, накидки, ковры, чай и табак, а другой предлагал китайский фарфор и шёлк, благородное дерево для судостроения, кузнечные изделия и корабельные принадлежности. На правой стороне пристани толпятся всё прибывающие и прибывающие караваны: верблюды, мулы и лошади, навьюченные тюками с товарами.
Как только корабль пришвартовался, Савва поручил одному из моряков уведомить посланника Дубровника Луку Барко о своём прибытии. Дабы организовать разгрузку, таможенное оформление и складирование.
Лука Барка не заставил себя долго ждать. Прибыл в сопровождении Рустем-аги, управляющего портовой таможней, который приветствовал Савву на чистом сербском языке.
Савва пользуется этой возможностью, и вручает Рустем-аге запечатанное письмо, рекомендацию Сеад-аги из Дубровника. Управляющий таможней с двумя помощниками проверили выгруженные и сложенные товары, сразу же составив протокол и договорились о встрече, на которой будет выплачена пошлина. Это и было то самое «особое отношение», о котором говорил Сеад-ага в Дубровнике. Рустем-ага поклонился на прощание, и, отдав распоряжения своей команде касательно хранения товаров, вместе с Лукой Барко покинул пристань.
На выходе они прошли охрану, и слуги Луки взяли двух прекрасных вороных жеребцов.
- К дому, который я арендовал для тебя, Савва, добираться около часа. Верю, что тебе он понравится. Расположен в Перри, той части города, где расположены посольства, и где проживают многие важные деятели из державного управления Турции. Это, само собой, самая безопасная часть города. Ворьё и карманники сюда забредают крайне редко. Вокруг дома высокая ограда с двумя воротами. Он выходит на три улицы с соседскими усадьбами, а поскольку в непосредственной близости нет домов, тайно наблюдать за Вами турецким шпионам будет нелегко. Ну и, как мы уже раньше договаривались, на твоё имя по разумной цене было арендовано место для склада в порту. А благодаря помощи управника таможни были наняты и четыре вооружённых стражника, которые несут вахту по шесть часов в день. На складе есть и помещение для сделок, где девушка будет готовить кофе и заботиться о чистоте, а её брат поможет быстро и конфиденциально доставить документы, сообщения и покупки для повседневных нужд. Твою домашнюю прислугу я подбирал сам. Все - из наших людей. Домоправитель Нэда Матович из Фочи, который живет со своей семьей в пристройке, а его жена и две дочери будут заботиться о чистоте и заниматься кухней. В конюшне всегда есть два отличных верховых коня, о которых заботится Нэда. Кстати, он был опытным, многолетним курьером республики, которого мне порекомендовал твой отец Лука и который в случае необходимости будет твоим вооружённым телохранителем. Знаю его как человека ловкого, знакомого с оружием и, самое главное, бесконечно преданного. И умеющего держать язык за зубами. Здесь это чрезвычайно важно. Надеюсь, будешь доволен!
Выехав с пристани, Сава с интересом впитывал впечатления от увиденного.
По закоулочкам, закусочным, кафанам, чайханам, брадобрейням кипело как в улье. Толкались старики в тюрбанах, молодёжь, ободранные попрошайки, элегантно одетые карманники, пьянчуги и уличные девки, впечатляюще накрашенные гетеры, носильщики, рабыни, дервиши в высоких белых колпаках, фокусники, глотатели огня, заклинатели змей и босоногая чумазая детвора с восхитительными огромными очами, изо всех сил пытавшиеся стянуть какую-нибудь снедь с вопящих об изобилии прилавков. Приметил, как шайки мальчишек заговаривают зубы продавцу, в то время как ушлые их подельники живо набивают торбу тем, что оказывается в пределах их досягаемости, после чего испаряются в толпе.
Старая часть города, Хобьяр, была застроена многочисленными домами из твёрдых материалов, просторными складами: как контролируемыми державной управой, так и частными, как в гавани, так и за её пределами. Для отдыха торговцев и путешественников иностранцев в городе есть два больших караван-сарая, которые, помимо приюта, предлагают хорошую кухню, а также конюшни для размещения лошадей, мулов и верблюдов. Тут также темница и казармы для отряда янычар, которые контролируют и охраняют гавань, а также пять публичных домов к услугам многочисленных международных и местных клиентов. А вокруг – насколько хватает глаз - множество минаретов больших и малых мечетей, и, конечно же, самые большие у Святой Софии и у Голубой мечети.
На одном из семи берегов Стамбула, над пристанью, возвышалось импозантное укрепление, Царский дворец Топкапы, с чудным видом на Босфор из Багдадского павильона и всех четырёх дворов.
Наконец они остановились перед домом, который Савве сразу понравился. Он принадлежал каймакаму в качестве подарка от султана за услуги, оказанные государству и образцовое поведение во время военных походов в Диярбекире. За соответствующую сумму дом был снят на год вперёд.
Осматривая внутренний двор, полный цветов, опьяняющих весенними ароматами, обратила на себя внимание высокая стена, которая обеспечивала полную тишину и спокойствие домочадцам, а также надёжную защиту от посторонних глаз.
Интерьер, за исключением фонтана в центре дома с верандой на пёстрых мавританских колоннах, украшен восемью комнатами с изысканным рельефным потолком из окрашенного дерева и многочисленными кушетками, а также мебелью из Испании и Венеции.
Все было проникнуто восточным чувством гармонии форм и цветов, что было Савве по нраву. Это напоминало ему о его поездках в Геную, Венецию, Марсель, и о пребывании в домах известных патрициев и купцов, которые в значительной степени находились под эстетическим влиянием Востока. Он также вспомнил услышанную в Марселе историю о том, как первый посол Турции привёз в Париж обычай пить кофе, который сразу же стал популярным, а также турецкую моду, принятую французами, а затем голландцами. Это влияние вскоре можно было увидеть на приёмах и торжествах, которые незамедлительно были «задокументированы» на полотнах известных художников того времени.
Обходя роскошно обставленную диванхану на первом этаже, он зашёл в кабинет с библиотекой и встал, как вкопанный. Возле окна, рядом с табернаклем, подарком семьи Соранцо, отправленного из Венеции вместе с некоторой мебелью и книгами из его библиотеки в Дубровнике ещё до прибытия Саввы в Царьград, стоял большой глобус на позолоченной дорогой стойке, который, по его убеждению, родом происходил из Испании. Глобус был подарком от республики Дубровник. Лука Барка привёз его накануне переселения Владиславича в город.
Савва крутанул его в поисках Черного моря, которое в то время для европейских держав было «Террой инкогнита». Как следствие невежества картографов Запада, море было изображено неверно. А невежество было следствием того, что высокая Порта заблокировала Босфор для иноземных судов.
Горя желанием познакомиться с городом как можно скорее и более подробно, Сава попросил Луку Барко стать его гидом, учитывая обширный опыт и отличное знание им города, обычаев и людей. За ними последовал Джерко, вооруженный до зубов личный телохранитель Луки. Верховая езда оказалась длинной и утомительной.
Из-за неописуемой толчеи в некоторых частях города им приходилось спешиваться и, ведя коней на поводу, продираться сквозь шумную толпу, где всякий норовил всучить свой товар, извлекая его из тюков, расположенных на спинах верблюдов, мулов, лошадей или на телегах, где высоко сложенные грузы товаров достигают второго этажа деревянных домов. Лука особенно обратил внимание на то, чтобы остерегаться карманников, срезающих кошельки, которых в случае ограбления было бы совершенно невозможно преследовать в этой толчее.
15. Чудесный город
Константинополь в основном состоял из деревянных домов, за исключением многочисленных мечетей, общественных зданий, дворцов вельмож и Египетского базара, а также, разумеется, Капала Чаршии. Чаршия – это центральная часть любого османского города, место торговых и административных учреждений. Савва часто потом любил бродить по переулкам, покрытых навесами, которые представляли собою маленький городок.
Основан он был завоевателем города Мехмедом II Фатихом ещё в 1461 году для того, чтобы предоставить торговцам безопасное место для выполнения своих ежедневных сделок. Теперь этот крупнейший в Османском мире рынок с восемнадцатью воротами, шестидесяти пятью улицами и двумя товарными складами, семью фонтанами, шедрваном для омовения и бунаром - колодцем для питья, состоял из четырёх тысяч торговых лавок. На ночь его закрывают, а вооруженные стражники патрулируют до самого утра.
Савва поддавался очарованию пестроты витрин магазинов и ремесленных мастерских всех профилей: ювелиров, чеканщиков, филигранников, граверов, портных, сапожников, меховщиков, кожевников, маляров. Немало было ткачей ковров, гобеленов и покрывал, мастеров, плетущих циновки и верёвки… Эти магазины Владиславичу были особенно по душе: он подолгу любовался как коврами с ворсом, так и гладкими ткаными килымами, доставляемыми из самых удалённых уголков огромного царства.
Именно здесь торговцы заверили его, что первый ковер был соткан именно в Турции, а не в Персии, как считалось. Ясное дело, он сразу же приобрел десяток ковров, чтобы разместить по дому, наслаждаясь их чарующей красотой, которая особенно проявлялась в переливах шелковистых узелочков, оттенки которых меняются в зависимости от освещения и времени суток. В этом доме одна стена диванханы была завешена большим ковром, украшенным висящими на нём драгоценно отделанными ятаганами, саблями и пистолетами.
У турок, как и других народов Востока, есть обычай украшать стены коврами, а в лучших домах на них вешают дорогостоящее оружие как выражение власти и богатства.
Савве, однако, нравилось упиваться всей этой изысканностью, уютно устроившись в Венецианском кресле с бокалом холодного красного вина или ликёра из бергамота в одной руке, и длинной трубкой, набитой лучшим герцеговинским табаком – в другой.
Из Венеции ему Джакопо раз в три месяца присылал ящик с шестью бутылками драгоценного ликёра, приготовленного в старом городе Бергамо из особого турецкого сорта груш.
Как-то возле Капали Чаршии Савва встретил эфенди-Али, владельца большой лавки книг и рукописей. Несколько месяцев спустя, изучив турецкий и арабский языки, он будет часами просиживать тут, рассматривая разнообразные рукописи на греческом и арабском языках, любуясь мастерством муджелитов (переплётчиков) и хататов (каллиграфов миниатюр). Со временем эти посещения книжного магазина и кофе в компании скромного, образованного и приятного собеседника станут еженедельным ритуалом. Жажда новых знаний никуда не ушла, напротив, давила на него с неослабевающей силой.
С любопытством обошёл он некоторые чисто сербские общественные достопримечательности города:
Белградская махала (квартал), белградские ворота и белградский лес над городом, - вот лишь некоторые неоспоримые свидетельства насильственного переселения его народа ударами янычарской плети, ещё одно горькое воспоминание о слишком долгой истории сербского рабства. От Неди он узнал, что ранее существовала Сербская православная церковь, которая исчезла в результате пожара.
Блуждая и таким образом постигая этот город, Савва обратил внимание на бесчисленные здания и руины, сохранившиеся ещё со времён Византии. Задолго до турецкого нашествия крестоносцы сильно разрушили, разграбили и осквернили этот прекрасный город. Как новые завоеватели и властелины, османы строят сотни мечетей и дворцов, роскошь которых поразительно контрастирует с теми кварталами, где обитает обычный люд. Это были, по большей части, деревянные постройки с унаследованными основными направлениями улиц в старом центре и ускоренным хаотичным расползанием во все стороны: ведь население росло из года в год.
Однако с военной точки зрения город как с моря, так и особенно с материка, из года в год тщательно укреплялся. Турки отреставрировали и усилили старые городские стены Византийской эпохи, повреждённые осадами, достраивали башни, дабы в случае осады и нападения обеспечить надёжную защиту.
Завоёванные территории были обеспечены гарнизонами в городах по всем направлениям, поэтому никакой захватчик не смог бы добраться до столицы, не увязнув по мере продвижения в битвах с этими гарнизонами.
Через неделю Недо вручает ему только что полученное письмо.
- Вот, господин Савва, послание от учителя турецкого языка. Его слуга стоит у ворот и ждёт вашего ответа.
Савва распечатал свиток и увидел текст, написанный, к его радости, на сербском языке, несколько вычурным – с завитушками – почерком. Это было приглашение с расписанием уроков турецкого языка и указанным адресом дома аги в Галате.
- Скажи, что я согласен с предложенным расписанием часов, и что я приеду к нему сегодня вечером точно в указанное время.
Савву обрадовало то, с каким темпом его жизнь – сразу же по прибытию – стала организовываться в соответствии с задуманными ещё в Дубровнике планами и поставленными целями.
***
Первые месяцы пребывания в Стамбуле пролетели быстро.
Савве не хватало дня на то, чтобы переделать всё задуманное.
Познакомился с градоначальником, каймакамом, который его, как уважаемого купца из Дубровника, пригласил на ужин. Разговор вёлся на сербском языке, поскольку собеседник Владиславича был его земляком по происхождению и никогда не забывал родную речь. Каймакам рассказывал ему, что Сулейман Величественный после завоевания Белграда угнал сербское население - 15 000 душ, и поселил их в городе и таким образом разбавил местное греческое население.
Огромный лес, лежащий за городом, по направлению к черноморскому побережью, носит название Белград-Ормани, Белградский Лес. В этом лесу расположено несколько водоёмов и источников воды. Сербам было поручено поддерживать в надлежащем состоянии водную систему. Водохранилища пополнялись из многочисленных источников в лесу, и вода отправлялась в город по акведуку.
Другие стали мастерами на судоверфи, кто-то прислугой в домах вельмож из державной управы. Тогда и была построена небольшая православная церковка для окормления недавно переселённого народа.
Сербские юноши были отобраны и отправлены в военные школы, где воспитывались будущие офицеры и визири, которых на то время было в общей сложности шесть в положении Великого Визиря. Все, таким образом, по происхождению – сербы. Также неизбежно упоминается Сокол Мехмед-паша, родом из сербской герцеговинской семьи Соколович. Его правление в положении Великого визиря, до тех пор самое продолжительное из всех предыдущих, внесло огромный вклад в развитие империи, стало целой эпохой.
Всё это, как и окружающая среда, в которую он был погружён целыми днями, казалось необычным. На каждом шагу сербский язык был слышен наравне с греческим и турецким. Что же касается последнего, то Савва уже так хорошо изучил его, что без проблем общался в городе вне дома.
Однажды хмурым утром, в воскресенье на Преображение, Савве сообщили, что, согласно предварительной договорённости, для «ремонта» мебели прибыл столяр. Поприветствовав и представившись, тот подмигнул Савве и сказал:
- Уважаемый господин, я пришел починить скинию, потому что некоторые ящички заклинило во время перевозки морем. Сделаю быстро. Как только я закончу, позову Вас посмотреть работу. Да. Скажите, пожалуйста, как здоровье вашего отца, господина Луки?
Савва прекрасно помнит ответные слова пароля:
- С хорошим уходом будет ещё лучше.
И с улыбкой вышел из комнаты.
Serenissima послала своего «мастера» так, как и было оговорено. Вскоре он позвал Савву, сидящего перед шедрваном для омовения во дворике, и задумчиво перебиравшего чётки. Те самые, из адриатического коралла, с которыми он не расставался.
Когда Владиславич вошёл в кабинет, столяр тихо прикрыл дверь. Указав на стоящий в углу комнаты табернакль, промолвил вполголоса:
- Привет от сеньора Джакопо!
Затем посланец Джакопо подходит к скинии для реликвий и нажимает на скрытый рычаг, вынимая ящик, на дне которого было потайное укрытие, достаточно большое, чтобы вместить маленькие документы. Савва повторяет операцию и находит в тайном укрытии бумагу, копию шифра, который он носил на серебряном кресте на шее.
«Итак», подумал он, «начинается "Венецианская игра"».
Проводив «мастера», а, по сути, венецианского шпиона, выдающего себя за столяра, он вернулся в кабинет и написал письмо для его Святейшества, патриарха Иерусалимского Досифея. К этому письму он прикрепляет также письмо иеромонаха Ефтимия из монастыря Савина, в котором излагается просьба содействовать Савве.
Владиславич приглашает Нэда, передаёт письма и настаивает на том, чтобы сугубо позаботиться о безопасности. Необходимо отнести письма в греческий квартал Фанар. Необходимо соблюсти все меры предосторожности и секретности, и передать письмо греку Янису, владельцу харчевни в закоулочке при входе в Патриархат.
- Но, когда будешь туда идти, необходимо, чтобы надёжный человек следовал в отдалении. И следил за тем, чтобы никто не напал на тебя сзади. Этот человек должен быть вооружён и в состоянии защитить тебя.
Савва прекрасно помнил внушаемые ему отцом наставления о необходимости проявлять сугубую осторожность, которая только и может – с Божией помощью – стать залогом выживания в исполненном коварства городе на Босфоре.
***
Давным-давно, задолго до того, как покинуть Дубровник, он решил, во что бы то ни стало, найти время и возможность совершить паломничество в Хиландар на святой горе Афон. Встретить там упоминавшегося в разговорах в монастыре Саввина иеромонаха Пахомия. Который поддерживал связи и с сербскими монастырями в Герцеговине, и со Вселенским патриархатом в Царьграде и с Русской Православной Церковью. Кроме того, внимательно изучая деятельность папства, много путешествовал по Европе, посещал итальянские, испанские и польские города.
16. Свидание с семьёй
Через пару месяцев Савве, всё-таки, удалось вырваться в Дубровник и остаться там до рождения маленького Луки. Мария быстро поправилась и была счастлива, что родов ждали все вместе. И все вместе дождались крестин, которые устроили в Герцег-Нови, в той же церкви Святого Георгия на Топлой, где когда-то был крещён и Савва.
Находясь в Дубровнике, Савва обратился к власти Республики, чтобы получить свидетельство о княжеском титуле семьи Владиславич, которое ему нужно было представить в Царьграде и в других местах. Это подтверждение было получено в виде официального акта Республики. Он решил по возвращении в Стамбул добавить к своей фамилии «-Рагузинский», дабы производить на иностранцев, с которыми он поддерживал частные и деловые контакты, ещё большее впечатление. Долго спорил с Марией, убеждая её, что они оба переедут в Стамбул навсегда только когда ребенку исполнится два годика. А пока он будет использовать всякий подходящий момент, чтобы побыть с ними дома.
Впрочем, он прекрасно понимал, что такой план вряд ли осуществим, учитывая огромные обязательства и частые поездки в отдалённые порты, что отнимает очень много времени. Помнил и о том, насколько опасно для младенца оказаться в той среде, где медицинская помощь намного слабее, чем в Дубровнике или Герцег-Нови. Единственные толковые и надёжные врачи были в кругу придворных султана. Ну, ещё некоторые послы, по необходимости, вызывали таковых из Европы. Но Савва здраво рассудил, что для него такая возможность малодостижима.
Он ещё не установил с двором султана столь тесные связи, как это планировалось. С одной стороны, на него давила потребность быть со своей семьёй как можно чаще, но с другой – он трезво оценивал то, что для Марии невыносим будет сам уклад в стамбульской среде, где женщины ведут затворническую жизнь. И любой выход с ребёнком за ворота дома потребует услуг вооружённого телохранителя.
Осознавал и все опасности, которые несёт в себе участие в политике, дипломатических играх и шпионаже. И что семья будет именно тем «слабым звеном», на которое проще всего будет надавить недругам.
Чем больше обо всём этом рассуждал Владиславич, тем больше укреплялся он в убеждении, что переселение Марии и маленького Луки необходимо отложить на пока ещё неопределённое время.
17. Вновь в Царьградее
Возвратившись в Царьград, довелось пригласить в гости управника таможни Рустем-агу, который, ужиная в доме Саввы, рассказывал о своих сербских корнях, о разделённой семье, часть которой живет в Турции, а другая - на своих вековых православных очагах в родном краю.
Беседа протекала незаметно, в непринужденной дружеской обстановке. Савва произвел необычайное впечатление на собеседника своими меткими наблюдениями за торговлей в Средиземном море. И, в конце концов, Рустем-ага рассказал ему, что его отец Лука, когда жил в Стамбуле, всегда был его желанным гостем.
Савва, скрывая улыбку поглаживанием усов, подумал: «Э, матёрый лис!»
А позже, при встречах, непременным атрибутом которых будет передача кисета с золотом, всегда будет согласовано «правильное заполнение» протоколов таможенного оформления судовых грузов.
Кисет с золотыми поменяет хозяина, а пошлина на груз товаров с корабля Владиславича уменьшится на тридцать процентов! «Крутимся!»
В канцелярии Рустема-аги в гавани главным писарем работал Никос Иоанидис, молодой образованный грек. После нескольких встреч и бесед с ним Савва решил, что молодой человек может быть надёжным источником уведомления о прибывших судах под иностранными флагами и их грузах, которые бы далее развозились караванами по городам страны.
Эти данные важны для получения более широкой картины функционирования городского порта, объёма и структуры товаров в обращении. Встретив его на воскресной литургии в храме Вселенского патриархата в Фанаре, Савва пригласил Никоса пообедать в греческую таверну в переулке за церковью. Ожидая, пока их обслужат, Владиславич решил несколько поднять настроение Иоанидису, и вручил ему подарок для жены и дочери. Конечно, это обрадовало молодого грека.
- Кир Савво, я в растерянности! Чем я и моя семья заслужили такое внимание!?
- Не удивляйтесь, Никос, мы, православные, должны держаться вместе и помогать друг другу. И я благодарен Вам за то, что Вы всегда быстро и вне очереди завершаете все наши дела в гавани, в то время как остальные вынуждены ждать.
Владиславич легонько хлопнул по лежавшей на столе сумочке, которая всё ещё не была взята Никосом.
- Здесь, наряду с кое-какой приятной для женщин мелочёвкой, моё скромное приношение за те облегчения моего дела, которое становится возможным именно благодаря вашему участию.
Кисет с серебром Савва не стал выкладывать на стол, а положил Никосу прямо на колени.
- Ну, если мы не примемся за обед, то всё остынет!
В ближайшие месяцы было несколько таких встреч, после чего в портовую канцелярию Саввы начали регулярно поступать разнообразные отчеты и уведомления. Их содержание дало полную картину судоходства в городской гавани: вес, характер и происхождение грузов, новые пункты назначения отчаливавших судов, а также имена владельцев товаров. Грек был убеждён, что всё это делалось исключительно с целью улучшения торговых операций, производимых Саввой.
Советы, полученные Саввой от Владиславича-старшего, а также Луки Барко, оказались не напрасны. Опыт показывал, что подкуп важных и менее важных чиновников на всех уровнях власти воздавался сторицей. Благодаря тому, что контакты эти были взаимно выгодны, число «сотрудников» росло из месяца в месяц.
На городской верфи, во время короткого ремонта своего «Святого Николы», он встретил земляков, занимавшихся ремеслом плотников, которые также станут частью будущей разведывательной сети Саввы. Сообщения о деятельности французских офицеров, решавших задачи, связанные с модернизацией турецкой армии, поступали с разных сторон. Как с верфи, до которой – рукой подать, так и от литейщиков, которые работают на находившихся во внутренних районах страны военных заводах.
Выстраивание системы контактов Саввой, как всегда, шло своим чередом. Турецкие чиновники видели в нём источник удовлетворения их корыстных аппетитов, а, поскольку быстро распространились слухи о том, что молодой торговец из Рагузы, владелец большой каракки «Святой Никола», успешно приобретает добротные товары для клиентов в Стамбуле и других портах, то его общество становится весьма желанным как для европейских торговцев, так и для дипломатических представителей.
Обеды у английского и французского послов были отличной возможностью поделиться разнообразными сведениями и завоевать доверие и репутацию у влиятельных людей, которые на этих приёмах были постоянными и уважаемыми гостями. Вскоре во всех кругах, в которых вращался Владиславлевич, он стал известен как «конте Рагузинский», уважаемый купец из Дубровника, обладающий безукоризненной репутацией.
Посол Франции де Ферриоль, любезный хозяин в возрасте хорошо за шестьдесят, любитель осушить бутылку-другую, коллекционер редких книг, нашёл в Савве замечательного собеседника, с которым можно было бы обсудить множество самых занимательных тем.
На последнем приеме, после обильного ужина для многочисленных гостей, посол де Ферриоль, сопровождая гостей, пригласил конте Рагузинского в свой рабочий кабинет. Когда хозяин разливал в бокалы вино, Савва развалился в уютном кресле, и между делом во время разговора цепким взглядом осмотрел полки со сложенными документами и обратил особое внимание на внушительный стальной сейф в углу. Вспоминая свои уроки в Венеции, пришёл к выводу, что и этот сейф также из Нюрнбергской мастерской «Шнайдер».
Во время разговора де Ферриол, убеждённый в том, что говорит с подлинным дубровчанином, похвастался тем, что владел одним конфиденциальным отчётом придворного агента Де Ла Ви. Шутливым тоном, вполне доверительно, ибо Савва, по-видимому, весьма пришёлся ему по нраву, передал ему содержимое этого документа, комментируя это следующими словами:
- Дорогой мой конте Рагузинский, - начал свой монолог уже порядком подвыпивший посол, - мы внимательно следим за деятельностью иностранных торговцев и дипломатов, работающих на территории Турции и Средиземноморья. Для экономики нашей страны это очень важно. Мы считаем, что рагузинцы – это… честные люди. Моряки! Но.
Посол, похоже, уже «поплыл», поэтому речь свою выстраивал при посредстве весьма и весьма лаконичных предложений.
- Но вы же платите Порте дань! Прячетесь под защиту турок. А сами их боитесь. Боитесь! Знаю. А Венецию ненавидите. Любите испанцев. Ну, хорошо любить на расстоянии кого-то, это понятно. Хотя нас, французов, не любите, а просто терпите. Да-да, не надо любезностей! Я знаю, что вы, рагузинцы, никому не доверяете.
Потом уставился на Савву и выпалил вопрос:
- Ну как. Разве я не прав? Только не врите!
Савва поставил пустой бокал на стол и неторопливо начал:
- Ваше превосходительство, Вы знаете, что я - гражданин республики Дубровник, сербского происхождения из Герцеговины. Знаете, что я получил образование в Collegium Raguzinum. В Ваших словах, безусловно, много правды. Дубровник окружён соседями, которые относятся к нам не особенно приятельски. Вот такое окружение и воспитало в нас те черты характера, на которые Вы обратили внимание в своём проницательном слове. Недоверчивость? Да. Но и осторожность. Хитрость? Да. Но и изобретательность. Конкуренция и жизнь, исполненная опасностями, сделали наших моряков столь отважными профессионалами, что вы можете встретить моих земляков во всех средиземноморских, английских, французских и голландских портах.
Савва встал из кресла и взволнованным голосом продолжал свою речь, ощупывая быстрыми и точно рассчитанными внимательными взглядами содержимое стеллажей.
- Будучи столь информированным человеком, Вы ведь в курсе того, что качество парусных судов, которые мы строим, просто исключительно! Корабли, построенные из той древесины, которой мы пользуемся, служат до сорока лет! До сорока! Это, в среднем, на пятнадцать лет больше, чем у других. На пятнадцать!
Поскольку посол не сводил глаз с Саввы, который с возбужденным видом мерил шагами кабинет, тот решил усесться в своё кресло. Всё, что нужно было увидеть, Владиславич уже увидел.
Де Ферриоль молча наполнил бокалы, давая понять, что он весь - внимание.
- Ваше превосходительство, Вы можете рассчитывать на моё полное понимание того, что такое конфиденциальность.
Посол отпил с удовлетворённым видом.
- Сочту за честь делиться с Вашим превосходительством теми своими размышлениями, которые могли бы заинтересовать французский двор.
Теперь, проговорив то, что ожидал от него де Ферриоль, Савва решил сворачивать разговор.
- Хочу поблагодарить Ваше превосходительство за оказанную мне честь, поучительный разговор и гостеприимство. Но теперь я вынужден откланяться, ибо рано утром меня ждут безотлагательные дела в порту. Желаю Вам доброй ночи!
Молоденькая женушка посла, Мари де Ферриоль, и во время предыдущих визитов не отрывала глаз от Саввы. Теперь же она буквально «стреляла глазами» в его сторону. К крайнему её неудовольствию старый муж увёл красавца в свой кабинет и морочил тому голову своей политикой. А она, Мари, вынуждена была то покусывать свои чувственные губы, то сладострастно их облизывать, сгорая от нетерпения вновь увидеть обворожительного конте Рагузинского. Сейчас она буквально подкарауливала Савву, мгновенно отреагировав на тот момент, когда отворилась дверь из мужниного кабинета.
Закрыв за собой дверь в кабинет посла, Савва увидел в полумраке коридора прямо перед собой женскую фигурку.
Мари вальяжно ухватила Савву под руку и проводила его вниз по лестнице. Дойдя до совершенно неосвещённого места, она внезапно прильнула к нему всем своим телом и, впившись горячими губами в уста, с бесстыдством уличной женщины принялась шарить смелыми руками по телу молодого мужчины.
Владиславич попытался отстранить от себя разгорячённую желанием француженку, но та страстно выдохнула ему прямо в ухо:
- Конте Рагузинский, мой муж стар, болен и часто пьян. Его частенько нет дома. Я уже больше не могу без тебя! Изнемогаю! Осталось ждать недолго! Жди весточки. Как только появится возможность, я позову тебя!
Погладив его по щеке, повернулась и, покачивая бёдрами, скрылась в полумраке колоннады.
Её нескрываемо похотливое поведение, вкупе с приторным ароматом тяжёлой восточной парфюмерии, взволновали тело молодого мужчины. Венецианская одежда этого волнения скрыть не могла в принципе (не для того шита, чтобы что-то скрывать), поэтому, чтобы не привлекать лишнего внимания к себе, Савва снял камзол и перебросил его через руку.
Двое слуг и французский агент Де Ла Ви пытались погрузить в коляску пьяного голландского посла. Савва изобразил походку выпившего человека, и попрощался с де ла Ви.
Тот со смехом схватил его под руки.
- Конте Рагузинский, похоже, прекрасное французское вино неплохо Вас согрело!
- Э-э, дорогой мой де ла Ви, мы, приморцы, обожаем доброе красное вино. И то, что вы подаете… - это нечто exceptionnel! N’est ce pas monsieur?
Он дружески потрепал француза по плечу и влез в карету, где, удобно свернувшись калачиком, похрапывая, сладко спал Нэдо.
- Восстань, сокол, разве я, безоружный, справлюсь со всеми этими французами!
Нэдо рывком вскочил на ноги и – не рассчитав спросонку габаритов кабины – треснулся головой о низкий потолок. Молниеносно выхватил пистолет из-за пояса, взвёл курок и глянул на Савву, который расхохотался, глядя на своего сонного телохранителя.
- Да, каюта этой сухопутной ладьи не рассчитана на твои, Нэдо, размеры! Но как ты на меня пялился! Я боялся, как бы ты спросонку не пальнул в меня.
Но, чтобы не сказать лишнего и того, что могло бы показаться уже обидным для верного слуги, добавил спокойным тоном:
- Ну, давай, пускай наших вороных. Хочу скорей домой. И спать.
18. У Патриарха
Наконец Савва получил долгожданное приглашение от Иерусалимского патриарха Досифея. В предстоящее воскресенье на литургии в храме при Вселенском патриархате в Фанаре предстоятель будет сослужить с прибывшим из Хиландара монахом Пахомием. После богослужения будет возможность побеседовать обо всём в спокойной атмосфере за обедом.
После литургии в старой церкви Святого Георгия, наполненной разноплеменным православным людом: греками, грузинами и сербами, Савва обождал, пока верующие разойдутся, и вошёл в здание патриархата во дворе за церковью. Со входа его направили в большую трапезную, где уже сидел патриарх в обществе священника богатырского сложения, которого он представляет как афонского иеромонаха отца Пахомия из сербского монастыря Хиландар. Совершая паломничество в Россию, он только что прибыл в Царьград на встречу с Патриархом.
Разговор за обедом проходил на сербском и греческом языках. Седобородый патриарх с черными пронзительными глазами, затенёнными глубокими морщинами и густыми бровями, был похож на отца Евфимия из монастыря Саввина, а манерой общения напоминал начальника разведки Serenissime.
О Савве уже получили уведомления через сербских курьеров, которых Лука Владиславич регулярно отправлял в Царьград Луке Барко, но также и по церковным делам во Вселенском патриархате, предупреждая о запланированном переселении в Турцию. Патриарх Досифей рассказал Савве, что Русская православная церковь и московские цари исключительно почитают Вселенских патриархов, как владык, несущих непростое бремя защиты и сохранения Православия в Османской империи.
- Скажите, господин Владиславич, - обратился к Савве патриарх Досифей. - Какие новости Вы сообщите нам о событиях в сербских краях на Балканах?
- Ваше Святейшество! Ваше преподобие отец Пахомий! - Савва закурил длинную голландскую трубку и начал свой рассказ:
- Я получаю регулярные сообщения от капитанов и доверенных лиц, которые курсируют между Дубровником, Венецией, Герцег-Нови и Котором по морю, а также по суше изъездили Герцеговину, Боснию, Сербию и Косово.
Затем продолжил, тщательно подбирая слова и памятуя о том, что «и у стен имеются уши»:
- Ситуация стала, можно сказать, невыносимой. Местные турецкие беглербеги, паши, аги и беги Румелии отходят от проведения в жизнь политики султана и его законов. Вместо того, чтобы делать жизнь подданных султана вполне приемлемой, они озабочены только лишь установлением своей неограниченной власти, которая превращалась бы в удобный инструмент непрерывного обогащения. В погоне за обогащением они попрали всякую законность и совершают насилие. Угнетение, которому нет конца, стало невыносимым. Об этом Высокой Порте, наверняка, известно. Может быть известно далеко не всё. Так или иначе, но ничего не делается. Население влачит жалкое существование – на грани выживания. Налоги неподъёмны. Высокомерие, жестокие злодейства, чинимые представителями власти, толкают людей уходить в лес и горы. Где эти мстители пополняют ряды гайдуков. Грабят турок, при случае отбирая всё, что можно отобрать. Что-то раздают обездоленным, ушедшим в отдалённые горные края. Ну, себя, конечно, тоже не забывают, что уж там. Но это ещё не всё.
Савва крепко затянулся.
- Помимо турок есть ещё Венеция. Население Приморья, Далмации, части Герцеговины и Боки Которской, пребывающее под их властью, постоянно испытывает на себе. Цель – обратить сербов в католичество. Как это уже произошло на территории Дубровника.
- Но разве Венеция не гарантирует местному населению основные права? – спросил патриарх. – Права имущественные, свободу вероисповедания? Разве Венеции мало того, что они уже настроили против себя греков Кипра и Крита? И навсегда потеряли эти острова!
- Слова, слова, слова…, - саркастически заметил Савва, а затем продолжил:
- Единственным фактором соборности народа является Сербская православная церковь. Но ведь монашество находится под постоянным давлением угнетателей. Что азиатов, что европейцев. Впрочем, не мне вам об этом говорить.
Савва выразительно посмотрел на иеромонаха Пахомия и продолжил:
- Чтобы устрашить народ, священников нередко обвиняют в каких-то абсурдных вещах, затем мучают на самый свирепый начин и убивают. А что может сделать обезглавленный народ? Никаких шансов.
Савва вновь раскурил погасшую трубку.
- Вот почему мы, купцы, имея возможность свободно передвигаться, имеем представление о том, кому именно, где именно и что именно можно и нужно сказать. Кого чем поддержать. Чтобы оставалась возможность, хотя бы то гипотетическая, как-то влиять на ситуацию. Наши взоры и наши надежды давно направлены на православную братскую Россию. В ней мы видим единственную возможную опору. Там только может быть понимание. Оттуда только можно ждать помощь. Сегодняшняя политическая ситуация в Европе, как Вам известно, очень непроста. Есть противопоставление интересов, территориальные претензии, тайные союзы, борьба за превосходство на море. Европа видит в России неисчерпаемый источник сырья, но видит и растущую силу. Столкнувшиеся между собой кальвинисты и паписты, каждые из них, будут стараться использовать Россию в своей игре.
Патриарх, знавший о соперничестве кальвинистов и католиков за влияние на христиан османской империи не понаслышке, молча кивнул. И дал Савве знак продолжать.
- Я получил образование в Collegium Raguzinum в Дубровнике. Лично являюсь свидетелем того, какие методы используются папством в их коварной игре. Кик они используют бенедиктинцев и иезуитов. Это – к вопросу о политике Ватикана в отношении Православия.
Патриарх Досифей, кашлянув, начал говорить.
- Россия, господин Савва, имеет давнюю проблему с Турцией и их вассалом, Татарским ханством на юге. Часто воевали в прошлом, и до сих пор Порта не собирается позволять московитам открывать торговые морские связи через Чёрное море. Которые турки считают исключительно своим внутренним озером. Выход России на Азов и Черное море важен не только для развития торговли и морских путей, но и для защиты пространства, населённого православными жителями. Болгария, Валахия, Молдавия, Грузия. Да и Армения нам не чужда, несмотря на те исторические обиды, которые армяне никак не могут нам, грекам, простить.
Патриарх замолчал, но никто из присутствовавших не дерзал нарушить тишины. Наконец, он продолжил:
- Чёрное море важно для установления прочного мира и чётко установленных границ между двумя царствами - Русским и Турецким. После того, как генуэзцев выбросили из Тавриды, после того, как мы, эллины, вообще лишились всего…
Патриарх вновь умолк, но, на сей раз ненадолго.
- После всего этого пространство Азовского и Чёрного морей стали землёй неизвестной для европейцев. Нет данных о силе и структуре турецких военных сил, их размещении, гарнизонах, складах, производстве оружия и судостроении, а также о силе военного флота. Нет даже географических карт, уж молчу о картах навигационных. Я точно знаю, что это еще в 1513 году турецкий картограф Пири Рейс создал карты и навигационные руководства, в которых были уже обозначены очертания Америки и Антарктиды. Карта мира в строжайшем секрете хранится в канцелярии писарей Дивана.
Савва не удержался, и стал яростно тереть кончик своего носа. Воспитание и почтение к сану патриарха не позволило ему начать спор, указывая патриарху на то, что сведения об этой чудо-карте… несколько преувеличены и мифологизированы. Конечно, легендарный турецкий мореход и картограф Пири Реис был учёным мирового уровня. Владиславлевич слышал о том, что Пири Реис сумел соединить воедино древние греческие планисферы, арабскую карту побережья Индостана и несколько европейских карт с изображением фрагментов побережья западной Африки, южной Америки и островов Карибского бассейна. Причём, объединив разрозненные фрагменты изображения поверхности в едином масштабе, он создал столь точную карту мира, что корабелы той поры не могли и мечтать о такой.
«Однако», размышлял Владиславлевич, «говорить о том, что сей учёный муж был столь могуч и осведомлён, что составил карту Америки спустя двадцать лет после того, как Колумб наткнулся на острова, принятые им за Индию… это уже просто перебор. Увы, не всегда хватает нам, православным, рациональности в выводах».
- Не забывайте, - продолжал патриарх, - спустя всего лишь полвека после этого, турецкие корабли под командой Мурата Реиса-младшего захватили британский остров. И этот остров стал их военно-морской базой в Северной Атлантике для нападений на Шетландские острова, датское и норвежское побережье. Этот же флот в 1627 году разграбил берега Ирландии и Швеции…
- Ваше святейшество, простите! – На этот раз Савва не сдержался. – Человек, который именовал себя Муратом-Реисом младшим, на самом деле, был обыкновенным голландским пиратом. По имени Ян Янсон. Он орудовал со своей флотилией в северных морях и западном Средиземноморье, но никого отношения к турецкому флоту никогда не имел. Да, он поднимал турецкий флаг, когда нападал на суда близ берберийского побережья, но с Турцией его связывает разве то, что так он ненавидел Испанию, католическую веру, что кальвинизма ему казалось мало. Вот и принял веру магометанскую. Ну, бывает.
Савва знал о том, что один из предшественников патриарха Досифея, патриарх Кирилл Лукарис так ненавидел Ватикан, что в борьбе с латинством увлёкся кальвинизмом. Причём в такой степени, что Катехизис, составленный им, по едкому замечанию критиков, получился не столько «православным с примесью кальвинизма», сколько «кальвинистским с примесью православия». Это всё принесло много искушений, и патриарх Досифей вынужден был написать несколько подробных исследований, опровергающих ошибки Кирилла Лукариса.
- Был он турком или голландцем, который отуречился… Это не столь важно. Важно другое. Он нападал под турецким флагом, а, значит, тоже раздувал этот страх. Страх европейцев перед турками, - возразил патриарх.
И продолжил:
- Османское царство – держава очень серьёзная. На протяжении истории бывали, конечно, у них падения, как, например, совсем недавно, при великом визире Кара-Мустафе. Но они умеют подняться на ноги, умеют держать удар. Прошлогодняя катастрофа армий Священной лиги – тому яркий пример. Мы имеем дело с крепким и опасным государством, чьи устремления и аппетиты никуда не делись.
После того, как православные поддержали воинов Священной лиги, отношение турок к нам резко изменилось. Раньше они считали, что нам достаточно того, что султан защитил православных от происков Ватикана. И что мы будем лояльны Порте. Теперь они разочарованы. Теперь они будут мстить. Теперь они будут следить за каждым нашим шагом с утроенной силой и рвением.
Патриарх, наконец, подводил собеседников к самой сути разговора.
- Каждый мой шаг тщательно контролируется. Переписка с Московским двором и Русской Церковью осуществляются через десятые руки, всё это сопряжено со многими рисками. Курьеры должны преодолеть Болгарию, Молдавию и – что самое опасное – Окраину Речи Посполитой, земли, населённые казаками. Наши российские друзья ценят те комментарии, которые я высказываю относительно интересующего их круга вопросов. Но этого недостаточно, чтобы начать более серьёзные действия. От Вашего отца я получил самые благоприятные рекомендации, а потому могу говорить начистоту. Давайте послушаем отца Пахомия, учитывая, что он уже несколько раз ездил в Россию. И успел исколесить европейские католические страны. Брат Пахомий, мы вас слушаем.
Пахомий привстал, затем уселся в кресле поудобнее и необычайно глубоким голосом обратился к своим собеседникам:
- Ваше Святейшество, уважаемый господин Савва, добро, что мы получили возможность встретиться перед моей поездкой в Россию. Цель моего визита - собрать деньги и другую помощь для Хиландара и некоторых других братских монастырей на Святой Горе. А также повторить попытку воззвать Русскую Церковь и двор к состраданию мукам православных христиан Турецкого царства. Прошлые поездки в Россию не дали ожидаемых результатов, так как Русской Церкви, сотрясаемой расколами, сейчас не до того. Но так будет не всегда. Скоро Москва переболеет своими болезнями и там поймут, что для выживания необходимо закрепиться на берегах Чёрного моря. И тогда возникнет у них нужда в том, чтобы понимать: что происходит внутри Османского царства. Как оно устроено? Турция для Москвы такая же неизведанная земля, как бассейн Чёрного моря – для европейских мореплавателей. Если мы хотим, чтобы Русский Царь пришёл нам на помощь… всерьёз… То мы должны показать ему, что мы готовы помочь разобраться с некоторыми вещами, касающимися знания внутренних пружин сложного механизма по названию Высокая Порта.
После того, как гулкий голос учёного монаха умолк, позволил себе высказаться и Савва:
- Господа, вы знаете, что я часто путешествую по Средиземноморью, и, само собой, бываю в портах Османской империи. Будучи гражданином республики Дубровник, а также подданным Османской империи, я защищен в своих делах фирманом, который султан лично заверил своей печатью, что очень облегчает мое движение. Таким образом, имею идеальную возможность собрать важные сведения в портах, с которыми связан повседневной рутиной. По прибытии в Стамбул я сразу же начал связываться с важными турецкими чиновниками, как всегда падкими на золото. Когда речь идёт о торговле, о получении прибыли, то эти расходы окупаются с лихвой. Собираюсь посетить главного писаря султана Истреф-агу, серба по происхождению, которому я несу подарки от его племянника, торговца из Требинье. Который, кстати, обязан жизнью моему отцу, спасшему его пять лет назад на море у Кипра. Истреф-ага - это человек, через руки которого проходят все документы султана и членов Дивана, все межгосударственные договоры, законы, приказы, фетвы и фирманы. Его близким сотрудником в канцелярии является талантливый грек, который занимается переводом документов на несколько языков. У меня есть сведения, что предлагаемое золото не будет отклонено, просто нужно всё сделать деликатно, чтобы не спугнуть их, чтобы всё было тихо. В отличие от других людей, близких к Дивану и двору, которые обогатились в битвах и походах, а ещё больше – после них, Истреф ага работает и живет только на одно государственное жалование. Мой план состоит в том, чтобы получить через них документы, раскрывающие тайные отношения Османской державы с европейскими силами и которые, безусловно, имеют стратегическую важность для России. Я уверен, что российский двор, как, кстати, и другие государства, вообще не имеет морских и географических карт Чёрного моря, пространства неоценимого военного и политического значения. На днях я отправляюсь на судне в несколько черноморских портов, и моей бокельской команде поручено использовать навигационные инструменты, измерения и наблюдения, чтобы составить основную географическую и морскую карту Черного моря, введя в неё все прибрежные поселения, укрепления, верфи и гарнизоны. До сих пор, имея дело в главном торговом порту города, я установил многочисленные контакты с интересными людьми различных профессий и происхождения, сербами, греками, армянами, грузинами, арабами, венецианцами, генуэзцами, голландцами, турками и испанцами, которые всегда являются источником полезных уведомлений для нас.
- Извините, что прерываю вас, господин Савва, - сказал Пахомий, - но помимо этих полевых уведомлений, согласитесь, важны и прямые контакты в кругу дипломатических представителей. А не только с турецкими чиновниками. Как Вы замышляете проникнуть в этот круг? Учитывая все известные препятствия и атмосферу подозрительности со стороны властей?
- На сегодняшний день, уважаемый брат Пахомий, я уже вхож в круг турецких сановников, близких к Дивану и Султану, и неоднократно встречал французского посла де Ферриоля и английского, барона Педжета на приёмах и частных посещениях их домов.
Савва слегка запнулся, но продолжил:
- Жена французского посланника Шарля де Ферриоля, который часто путешествует по различным миссиям, показывает мне недвусмысленные знаки внимания. Через неё я постараюсь добраться к драгоценным данным или документам. Конечно, тогда, когда посла не будет дома. Хочу хорошенько перетрясти кабинет французского посла в его отсутствие. Задача будет не из простых, но именно так откроется возможность проникнуть в суть особых связей Франции с Османской державой. Десять дней назад на приёме у французского посла узнал, что их литейщики, специалисты по орудийным стволам, уже прибыли в Турцию и помогают изготовить по современным технологиям пушки большой дальнобойности. Кроме того, прибыло двадцать офицеров для совершенствования боевой подготовки в турецких военных школах. В их числе лучший ученик Вобана, известнейшего инженера по строительству и разрушению укреплений. Я осознаю риски и опасности, с которыми сталкиваюсь, но постоянное желание достичь поставленных целей даёт мне силы и волю, чтобы преуспеть в этом.
Последняя фраза показалась самому Владиславичу несколько, быть может, чрезмерно патетической, поэтому он поспешил сделать очень важную оговорку:
- Не беспокойтесь. Я достаточно детально знаком с турецкими методами сыска. И, если меня обнаружат турецкие шпионы, готов претерпеть пытки. Вы, Ваше Святейшество, упомянули о возможности встречи с русским посланником. В этом смысле я верю, что лучше всего эту встречу организовать в тот момент, когда у меня будет достаточное количество конкретных сведений, весьма полезных для наших славянских братьев русских.
С этими словами он встал.
- А теперь позвольте мне попрощаться с вами. В надежде, что на следующей встрече мне будет, чем поделиться.
Савва глубоко поклонился своим собеседникам, поцеловал руку Патриарху, и, прежде чем расстаться, обратился к святогорцу Пахомию:
- Давно мечтаю совершить паломничество на святую Гору Афон. Надеюсь, что когда-нибудь это осуществится, уважаемый отче, и, пользуясь представленной возможностью, хочу пожелать Вам доброго здоровья и успехов в трудной поездке в матушку Россию. Я понял, что прошлые контакты нашего духовенства с Русской православной церковью не дали удовлетворительных результатов. Ну, кроме материальной помощи и просьб взаимного поминовения. По моим оценкам для того, чтобы дело решать, необходимо выходить напрямую на Самодержца. Только Русский Царь сможет изменить нашу долю!
- Господь только может что-то изменить, - тихо поправил взволнованного Савву патриарх. – А Русский Царь может стать орудием Промысла Господня. Если будет на то Его святая воля.
- Аминь.
Савва покинул трапезную воодушевлённым, наполненный мыслями о том, что ради того, чтобы показать Русскому Царю – на что мы способны, он, с Божьей помощью, добудет такие бумаги! Не бумаги, а броню!
