Продолжаем публиковать фрагменты романа сербского художника Велимира Ивановича «Подзорная труба Савва Владиславича». Книга выдержала уже два издания в Сербии, теперь готовится переработанное издание у нас.
Перед вами, как уже указывалось ранее, не совсем роман. Точнее, не роман, а, скорее, художественно-документальная повесть. Текст, который, возможно, мог бы послужить основой для художественно-документального телесериала, где повествование о славном – и, увы, полузабытом – сподвижнике Петра Великого перемежались бы сценками бытового характера: сражениями с пиратами, битвами, интригами и т.д.
Предлагаемый вниманию русского читателя текст несколько отличается от оригинальной сербской версии. Кое-что, малоизвестное зарубежному читателю, но хрестоматийное для нашего читателя решено было убрать; кое-что – напротив, снабдить пространными комментариями, которые не выносились в примечания, а встраивались в ткань повествования.
19. Литературные исследования
Любознательность и необходимость как можно лучше узнать исламскую культуру и словесность привели его к частым посещениям книжной лавки, неподалёку от входа в Капалли Чаршию.
Сначала он нашёл книгу выдающегося персидского правоведа и философа Абу Хамида эль-Газали «Пороки души и нафса (плоти)» в прекрасном драгоценном переплёте. Затем его внимание привлекла «Зафирнама», книга, повествующая о военных триумфах, в том числе о победах турок над русскими и поляками. Было также много экземпляров Корана, с замечательными миниатюрами, которые украшали каждую суру отдельно, напоминая Савве о старинных сербских книгах в монастырских библиотеках.
По пути добрый и разговорчивый продавец, увидев в Савве большого любителя книг, поведал ему много занимательного об искусстве изготовления книг: и о том, как правильно приготовить клей из кости, крахмала и мёда; как полировать отшлифованные морскими перламутровыми раковинами страницы смесью яиц и крахмала.
Обыскивая переполненные полки, он находит «Сурнаму» - книгу о праздниках и «Кьяфетнаме» - настоящий исламский каталог одежды, работу, иллюстрированную известным художником-миниатюристом Накишем Османом для покойного султана Мурата третьего.
Это книга очень пригодится Савве. Ему скоро понадобится маскировка, дабы внешне соответствовать именно тем, среди которых ему бы не хотелось как-то выделяться.
Поскольку настало время обеда, хозяин предложил ему по ближневосточному обычаю вначале сладкое: маджун[i] и марципановый хлеб, а затем плов с мясным пирогом финджан-буреком.
После обеда любезный владелец отвёл его в комнату за магазином, где достал из старого шкафа крупных размеров книгу в богато украшенными корешком и обложкой. Молча ушёл, оставив Савву полистать книгу в уединении.
Это был редкий, с пожелтевшими от времени страницами дорогой альбом разнообразных эротических рисунков, детально и мастерски изображённых, с надписью: «Только для очей мужчин и женщин сладострастных. Богатства души и тела». Живописные эротические картины были работой известного художника Сиявуша, а самой книге было уже больше ста лет.
Савва выяснил, что у владельца книжной лавки есть ещё два экземпляра этого альбома, все они – произведения знаменитой художественной мастерской в Эрзеруме, и что он уже продал несколько экземпляров членам Дивана.
Такие дорогие и редкие книги, доступные только для состоятельных людей, были, по оценке Саввы, отличными инвестициями в его деле. Их можно будет использовать в качестве уникальных подарков тем чиновникам Османского государства, с которыми он планировал сблизиться. Приценившись, он купил все три альбома.
На следующий день, облачившись в турецкую одежду, он уже совершал абдест - ритуальное омовение - перед мечетью Баязета, и присоединяется к молящимся, совершающим джум-намаз (полуденные молитвы). Хутбу, праздничную проповедь, лично совершил великий муфтий.
Савва разулся и осторожно вошёл в мечеть, незаметно поглядывая по сторонам, дабы проверить, нет ли кого-нибудь из знакомых. После чего расположился в последнем ряду у двери. Своим видом и манерой держаться он не вызвал никакого подозрения. Это была его любимая тренировка - незаметное растворение и слияние с окружающими.
20. У мадам де Ферриоль
По вечерам, в те дни, когда Савва не был в разъездах по своим купеческим делам, он оставался дома и готовил шифровки для Дубровника и Венеции.
Однажды, уже довольно поздно вечером перед домом Владиславича в Пери остановилась карета. Служанка мадам де Ферриоль передала Савве записку, из которой следовало, что муж её уехал в Париж, и она горит желанием встретиться прямо сейчас.
Нельзя сказать, что молодой Владиславич, который жил без молодой жены уже довольно долго, остался совершенно бесстрастным, прочитав это пахнущее духами письмо.
Перед похотливой француженкой Савва решил предстать одетым «ориентально»: шёлковые шаровары, мягкие туфли, широкий турецкий кафтан, в глубоких карманах которого была припрятана скляночка со снотворным порошком из той самой полученной в Венеции шкатулочки «специального назначения», а также связка отмычек. Он давно уже ждал этого приглашения. Если французская мадам, изнывающая от безделья, видит в нём потенциального любовника, то Савва намеревался использовать этот визит для достижения прежней цели: получить доступ к секретным документам, хранящимся у французского посла.
Дом де Ферриолей был расположен в Пери, где все важные державы имеют свои дипломатические представительства.
Интерьер представлял собою смешение французского стиля и турецкой традиционной мебели. Окна были занавешены шторами из тяжелой парчи, полы – устланы шелковыми коврами. Многочисленные фонари и свечи создавали приглушённое освещение.
Слуга ввёл его в салон, где Мари де Ферриоль уже ждала его. Хозяйка отпустила слугу, велев ему передать всей прислуге, что на сегодня все могут быть свободны.
Было ясно, что мадам настроена решительно. И пока она шла, чтобы затворить дверь за вышедшим слугой, Савва высыпал ей в бокал изрядную дозу усыпляющего порошка. Вернувшись, Мари буквально набросилась на предмет своего вожделения, но тот вовремя решил перехватить инициативу ради возможности контролировать ситуацию.
Наконец, вино выпито.
Но снотворное подействует только через час, а то и позже.
Поддерживать куртуазную беседу мадам даже и не пыталась, недвусмысленно предлагая от слов перейти к делу.
Пришлось перейти.
Всему, рано или поздно, приходит край, и вот неверная жена французского посла начала проявлять признаки сонливости. А спустя ещё совсем короткое время, наконец, погрузилась в глубокий здоровый сон существа, которому неведом стыд и угрызения совести.
Савва осторожно встал с кровати и направился по полуосвещенному коридору к рабочему кабинету месье посла.
Попробовал ручку.
Естественно, заперто.
Не беда. Отмычка делает своё дело безукоризненно. Войдя в тёмный кабинет, берёт со стола подсвечник, ставит его на пол и зажигает две свечи. Так, чтобы этот свет не был виден с улицы, в том случае, если кто-то шпионит за домом посла.
А вот с сейфом пришлось изрядно повозиться. Наконец, после долгого напряженного прослушивания замок щёлкает, и дверь, наконец, бесшумно отворяется.
Быстро просмотрев стопку финансовых документов, Савва на самом дне сейфа находит то, что искал! Это было уже кое-что! Договор о союзе Франции и Турции; планы по изготовлению новых орудий большого калибра; списки французских офицеров и мастеров, которые составляют контингент согласно пунктам договора о военной помощи. Контракты были в двух экземплярах: на латыни и на арабском.
Но это не всё.
Чёрное море. Копии географических и навигационных карт Пири Реиса.
«А ведь чтобы заполучить вот эти несколько свитков бумаги с очертаниями неизвестного европейцам моря, французский двор, надо полагать, выделил неслабый мешочек золота. Который перекочевал какому-нибудь вельможе из Высокой Порты или писарю из канцелярии султана», размышлял Савва, внимательно рассматривая копию рисунка великого Пири Реиса.
Савва аккуратно собирает в стопку важные документы, а всё остальное возвращает на своё место. Убедившись, что хозяйка спит мёртвым сном, поспешил к главным воротам, где разбудил сторожа, объясняя, что ему нужно ненадолго отлучиться домой.
Примчавшись домой, Владиславич при свете полудюжины свечей приступает к переписыванию секретных документов.
Подумать только! Вот уже почти двести лет, как Османы заключили тайный союз с Францией.
Чертежи пушек, а также карту Чёрного моря Савва перестеклил. Сделал это таким образом. Положил на стулья стекло в раме, а под стеклом на полу разместил четыре небольшие свечи. Затем на стекло раскладывал чертежи, а сверху – чистые тончайшие листы бумаги, на которых и обводил просвечивающиеся контуры копируемых изображений.
«Теперь будет, что показать Русскому Царю», удовлетворённо размышлял благородный похититель секретов.
Ему удалось нарисовать контуры до тех пор ещё неизвестного Чёрного моря, подписать названия портов и обозначить глубину морского дна. Это была серьёзная морская карта, ценный документ в руках любого опытного моряка.
Перед рассветом он галопом прискакал к воротам резиденции французского посла, разбудив дремлющего сторожа, который впустил его во двор и, привязав своего вороного, стремительно проник в дом. Документы возвращены на то место в мирно хранящейся в сейфе стопке бумаг, из которой они и были извлечены. Сейф заперт. Полусгоревшие свечи заменены. Кабинет заперт. Можно выдохнуть свободно!
Но вот тут, когда азарт авантюрный угас, в душе появились мысли совсем иного характера.
«Мария».
Нет, не де Ферриоль.
А та Мария, которая родила ему маленького Луку.
«Почувствует ли она то, что Савва изменил ей?
Наверное, почувствует. Но, что делать. Цель оправдывает средства. Ведь цель – очень высока. И ставки высоки».
Савва тихонько раздевался, пытаясь пробраться в постель мадам де Фериоль до того, как она пробудится ото сна. Посмотрел на похотливое лицо спящей женщины, и вдруг почувствовал неведомую ранее пустоту внутри.
«А если цель не оправдывает средства? Господи, прости мне, сладострастнику, вот эти попытки припрятать свой срам высокими целями…»
21. Архангельск. Рождение Русского Флота
Наибольшее впечатление на молодого царя Петра Алексеича оставили голландцы, среди которых был профессор Франц Тимерман, царёв учитель по таким предметам, как строительство фортификаций, арифметика, геометрия и баллистика. Огромный интерес Петра к судостроению сводит его с Карстеном Брандтом, корабельным плотником, которого нанял ещё покойный отец царя. Был также близкий царёв друг, Андрей Виниус, голландец по отцу, а по матери русский, который научил молодого царя фламандскому языку.
Летом 1693 года Пётр с многочисленной свитой и отрядом стрельцов с полковником и тремя капитанами отправился на север, в Архангельск, бывший в то время единственными воротами России для контактов с Западом.
Время пути было рассчитано исходя из того, что на севере период навигации довольно короткий: Архангельск по полгода всегда подо льдом, как и все дороги к нему. Заморские суда едва поспевали добраться до единственного на то время русского порта, выгрузить своё добро, загрузиться русскими товарами и вернуться в свою тёплую Европу. А потому Пётр Алексеевич всё рассчитал так, чтобы застать приход заморских купцов.
Стезя вела их великим русским путём через Троицкую лавру, Переславль-Залесский, дальше до Вологды. Там уже пеший путь завершился, и все перегрузились на семь стругов и отправились речным путём – Сухонью до Двины. Ненадолго останавливались в Холмогорах, погостить у вернейшего соратника в грядущем деле преобразований – почитаемого на севере Руси архиепископа Афанасия.
30 июля Пётр на карбасе прибыл в Архангельск.
Впервые в своей жизни молодой царь увидел море. Впервые в жизни он услышал шум морских волн, вдохнул морской воздух.
Такого потрясения выросший в лесной стороне Пётр Алексеевич не испытывал ни до того, ни после.
Потешная флотилия на некогда поразившем воображение московского юноши озере близ Переяслава, хождение на карбасе по русским рекам… всё это оказалось лишь этапами паломничества царя-корабела к встрече с настоящим морем.
В Архангельске Пётр застал караван английских и голландских купцов, которые должны были уже через неделю возвращаться домой. Эта неделя была плотно наполнена многочисленными встречами с моряками и длительными беседами, в ходе которых царь подробно расспрашивал о судоходстве и кораблестроении, выясняя из первых рук всё, связанное с материалами, характеристиками кораблей и принципами выбора судов, исходя из назначения оных. Пользуясь случаем, Пётр жаждал детально изучить всё то, что пригодится ему в деле развития российского флота.
Заморские купцы из Лондона, Гамбурга, Амстердама и других портов привозили вино, медь, золотые и серебряные монеты, шёлк, бельгийское кружево, химикаты и красители для сукна и кожи, клеи, рулоны шерстяной и хлопковой ткани, а также дорогой фарфор из Китая. В то же время по чисто товарному обмену вывозили копчёное мясом лосося и сёмги в рассоле, редкие и дорогие меха, икру, мёд и воск, пшеницу, а также огромное количество древесины и изделий из железа. Всё это свозилось из разных уголков России. Глава Архангельской таможни обрадовал государя, сообщив ему, что число прибывших заморских купцов значительно увеличилось по сравнению с предыдущим годом.
Бродя целыми днями по порту, Пётр был очарован специфическими запахами пиломатериала, мокрых снастей и горячей смолы, которой ловкие руки ремесленников покрывают корпуса судов, вытащенных на берег. Одетый в простую черную капитанскую форму, в шляпе-треуголке и длинной трубкой в руке, он быстрым шагом обходил город, весело приветствуя прохожих, которые, конечно, с непривычки таращились на такое невиданное диво – свободно разгуливающего молодого царя.
А его острый глаз впитывал всё, что происходило в гавани и вокруг неё, до мельчайших деталей. Царь регулярно приходил на ужин в два трактира, где в обществе прибывших капитанов и купцов проводил время в бесконечных дискуссиях, затягивавшихся до глубокой ночи. И особое внимание он уделял закалённым морским волкам, с лицами, испещрёнными шрамами, которые под командованием знаменитых голландских адмиралов сражались с французской военной армадой. В знак уважения Пётр распорядился, чтобы в городе дозволено было построить две кирхи – лютеранскую и голландскую реформаторскую – для духовых нужд заморских купцов. Повеление Московского царя было встречено жителями местной «Немецкой слободы» с неподдельным восторгом.
А на праздник Преображения Господня на литургии в переполненной церкви святого Илии-Пророка горожане с благочестием слушали пение своего государя, который красивым сильным голосом подпевал архимандриту Афанасию.
Настало время прощаться с гостями заморскими.
Пётр решил проводить их до самого выхода в Студёное море – в Ледовитый океан. На яхте «Святой Пётр», построенной весной этого года голландскими мастерами, молодой государь-мореплаватель прошёл всё неспокойное Белое море.
Вернувшись в Архангельск, на только что основанной Державной верфи в Соломбале лично принял участие в закладывании трёхмачтового 24-х пушечного торгового судна – «Святой Павел». Царь-моряк проявил себя как Царь-кораблестроитель, работая вместе с мастерами над килем строящегося корабля.
В то же время своим ближайшим соратникам - Лефорту и Виниусу - было приказано заказать полностью оборудованный фрегат непосредственно у бургомистра Амстердама Николааса Витсена, известного картографа и опытного специалиста по судостроению. В молодости Витсен бывал в России, и результатом его пребывания стала достаточно подробная для того времени карта «Тартарии», а также записки о быте «Московитов». Пётр исключительно высоко ценил труды Николааса по судостроению, и, к тому же, бургомистр Амстердама возглавлял прорусски ориентированных политиков и купцов Голландии.
Весной следующего года в сопровождении почти трёхсот человек на двадцати баркасах, гружённых недавно отлитыми в Вологде 24 орудийными стволами для оснащения строившегося корабля, а также парой тысяч мушкетов, множеством бочек с порохом и пивом, Пётр снова прибывает в Архангельск.
Царь-корабел с нетерпением ожидал прихода заказанного в Амстердаме фрегата. Ожидание решил скрасить паломничеством в Соловецкий монастырь, которое было им задумано уже давно. И 1 июня государь со своими приближёнными и архангельским архиепископом Афанасием на яхте «Святой Пётр» отправился в направлении Соловецкого архипелага.
Поначалу ветер был вполне благоприятный, но за Унской губой внезапно разразился жестокий шторм. Все, кроме самого Петра и матроса-кормчего, утратили присутствие духа. Казалось, гибель была неминуема.
Архиепископ Афанасий, бывший на борту яхты, принял краткую исповедь готовившихся к неумолимо надвигавшейся кончине пришедших в чрезвычайный ужас товарищей по несчастью, в том числе и молодого государя. Пётр, удостоившись причастия святых Таин, с весёлым видом стал приободрять всех причастников. После чего встал у кормила вместе с Антипой Пановым и стал указывать ему (запятая, тире не нужно) как править яхтой.
Простецкий моряк-помор, между тем, оборвал Петра Алексеевича довольно бесцеремонно:
- Не трожь, Ваше-ство! Знам, куда править! Ходил тут, все камни ведаю!
Впрочем, было не до церемоний.
Однако, Антипа, благополучно проведя «Святого Петра» в Унскую губу, наполненную подводными камнями, пристал у Пертоминской обители.
Выйдя, наконец, на твёрдую почву берега, государь подозвал к себе Антипу.
- А помнишь ли, брат, какими словами ты отпотчевал меня на яхте?
Помор упал в ноги Петру и взмолился о помилования.
Государь поднял его, встряхнул и, трижды поцеловав, изрёк:
- Ты, друг мой, ни в чём не виноват. Это я - и все мы - обязаны тебе!
Затем снял с себя мокрый кафтан и нахлобучил его на согбенного Антипа и повелел «назначить ему пенсию до гробовой доски».
Владыка Афанасий с подоспевшей братией обители сотворили благодарственный молебен. Спасшиеся от неминуемой погибели провели в монастыре четыре дня, ожидая, пока море наконец успокоится. Не привыкший сидеть сложа руки Пётр срубил своими руками крест в полторы сажени вышиною, на котором собственноручно сделал голландскую надпись: «DAT KRUUS MAKEN KAPTEIN PITER VAN A CHR. 1694». («Сей Крест поставил капитан Питер Первый, в лето Христово 1694»). Затем взвалил его на плечи, и, перенеся на то место берега, где ступил после бури, сам же тот крест и установил.
Облагодетельствовал спасённый государь и заштатный монастырь, основанный, кстати говоря, ещё при Иване Грозном, повелев построить каменные кельи и ограду с угловой башней.
Прибыв 7 июня на Соловки, Пётр повелел рядом с монастырским причалом также соорудить часовню и водрузить большой крест. По свидетельству монастырской летописи, «в течение трёхсуточного пребывания в монастыре младый Самодержец, с нежной юности воспитанный в страхе Божием и благочестии, упражнялся в молитве и благомыслии».
Так, 10 июня, пустились в обратный путь, а 13-го уже подошли к одной из пристаней Архангельска.
В истории России это было первое плавание её властелина в открытом море.
Морское крещение Петра, слава Богу, закончилось благополучно.
***
Наконец, спустя пять недель, 21 июля в Архангельск из Голландии под командованием капитана Флама прибыл долгожданный 44-пушечный фрегат «Святое пророчество». Горевший от любопытства Пётр с воодушевлением обшаривал каждый уголок этого произведения утончённого голландского кораблестроительного искусства. Любящие комфорт европейцы предусмотрели всё – начиная от комплекта карт и оканчивая парчовыми шторами и драгоценными коврами в каюте капитана. Оплата регулировалась договором и царским Указом о российско-голландской торговле, где российская сторона оплачивала стоимость корабля бартером: зерном, древесиной, тальком, смолой и дорогими мехами.
Увидев на корме развевающийся голландский флаг, Пётр подошел, поглядел на сине-бело-красное полотнище, и загадочно улыбнулся.
Пётр незамедлительно вышел на фрегате в море – провожать уходивший с товарами караван голландских и английских судов. Корабль шёл под учреждённым 2 года назад «штандартом царя Московского» - бело-сине-красным флагом с российским орлом посередине. «Святое пророчество» сопровождали недавно спущенный на воду «Святой Павел» и многострадальная яхта «Святой Петр». Царь построил все свои корабли суда в кильватер и управлял ими посредством принятых на этот случай условных сигналов. Вместе с иноземцами дошли до выхода из Белого моря, но у мыса Святой Нос на Кольском полуострове Пётр пожелал гостям счастливого плавания и повёл свою флотилию обратно, к устью Двины.
Такой серьёзный боевой корабль требовал качественной, самостоятельной и выученной команды. Необходимо было организовать постоянную отправку способных молодых людей на обучение в Амстердам, Венецию, Пераст. Нужно было получить такое количество обученных кадетов, чтобы лучшие из них создали ядро офицерского состава будущего военно-морского флота царской России. И как бы не горел нетерпением молодой царь-реформатор, он отдавал себе отчёт в том, что это дело нелёгкое. И не быстрое.
***
Вернувшись в Москву под сильным впечатлением от новых событий на севере, Пётр собирает своих ближайших соратников для оценки ситуации на юге, где воевода Голицын дважды безуспешно ходил на войну против турок. Два похода с большими жертвами и неудачами в Азове подтолкнули к мысли о том, что будущие военные действия необходимо организовать по водному пути, а не по суше.
Все предыдущие походы показали, что наибольшие потери войско несло не от стрел и сабель татар, а от того нечеловеческого изнурения, которое приходилось терпеть, преодолевая необъятные степные безводные пространства. Особенно тяжело приходилось, когда татарские войска поджигали степь, лишая кавалерию подножного корма.
Решение о третьем походе на Азов созрело как на основе оплаченных кровью уроков четырёх неудачных попыток, так и по весьма прагматичным политическим причинам.
Турки и татары после частых вторжений и грабежей в южных районах сумели продемонстрировать иностранным послам в Стамбуле около пятнадцати тысяч душ, взятых в рабство, хвастаясь при этом, что якобы русский царь платит им ежегодную дань. И они, дескать, беспрепятственно врываются и забирают рабов всякий раз, когда того пожелают. При этом они подчёркивали, что Россия - всего лишь бедное, вассальное государство, неспособное противостоять воле и силе Османской империи.
Планам Петра также отвечала открытая пропаганда похода со стороны его союзника Яна Собеского, который даже пригрозил, что если русские не двинутся на Османов, он заключит с ними сепаратный мир.
После долгих консультаций со своими ближайшими сподвижниками Пётр принимает безотзывное решение о срочном создании первой серьезной верфи. Верфь должна будет отвечать всем потребностям державы, намеревающейся вести серьёзную морскую войну. В качестве основной задачи рассматривался выход на Азовское и Чёрное моря. Россия слишком долго была изолирована и удалена от морских путей к Европе, Средиземноморью и азиатскому пространству, а проблемы на севере с Англией, Швецией, Пруссией и Данией на Балтике и в Северном море станут предметом решения после завершения Азовской операции.
Обеспечение южной, а затем северной границы, реформа армии и создание сильного военного флота - как на севере, так и на юге - были для Петра главными стратегическими и государственными задачами, которые он ставил перед собой.
22. Воронеж – Азов
Воронеж был определён Петром главной верфью Азовской флотилии из-за близости лесов для судостроения и благоприятного положения по отношению к будущему театру военных действий. Старая верфь была расширена, и по целому царству, так же, как и по всей Европе – через посланников - было объявлено о приглашении на работу мастеров своего дела. Там было быстро собрано около тридцати тысяч человек, для которых сразу же построили полное поселение с кухнями, банями, избами для жилья целой армии мастеров и их помощников.
Управа занималась детальной разработкой планов строительства, рубкой леса, распилкой, сушкой брусов и досок, приобретением и изготовлением на месте инструментов, а также судового оборудования и вооружения. Правда, первые 22 галеры строили – к ужасу голландских мастеров - из присланных из мастерской в подмосковном селе Преображенском деталей, сделанных из …мёрзлого непросушенного дерева.
Пётр лично участвовал в принятии решений по текущим вопросам, контролировал работу. Видели его то тут, то там, в рабочей одежде, с засученными рукавами принимавшегося за работу на том стапеле, где по каким-то причинам дело стопорилось.
Строительство кораблей осуществлялось по голландским чертежам. Были изготовлены масштабные модели, что также помогало русским мастерам овладевать искусством строительства незнакомых ранее типов судов. Опытным и искусным голландским мастерам достались весьма старательные и толковые ученики.
К началу мая на воду со стапелей Воронежа были спущены 23 двухмачтовые парусные галеры, 4 брандера, а также 36–пушечный корабль «Апостол Пётр» и 2 парусно-гребных галеаса. Кроме того, в распоряжении стремительно созданного Азовского флота было множество струг, мореходных лодок и плотов. Второй Азовский поход оказался удачным: 19 июля Азовская крепость сдалась.
Вернувшись с триумфом в Москву, Пётр размышлял о том, что теперь, «прорубив окно на юг», нужно будет это «окно» уберечь. Турки не смирятся с утратой крепости, а потому наверняка предпримут попытки отбить Азов.
Необходимо создавать полноценный флот, способный не только к осаде и десанту, но и к настоящим морским битвам. Теперь уже галерами было не обойтись. Нужно было строить линейные корабли.
Для этого нужно уже иметь значительное количество мастеров, и не только из Голландии, но также из Англии и Венеции.
Нужно было иметь команды, способные к мореходству и баталиям. Без собственной Навигацкой школы воспитывать военных моряков невозможно.
Кроме задач практического характера, Пётру необходимо было решить и важные дипломатические задачи: заручиться поддержкой ряда европейских держав как в продолжавшейся войне с Османской империей, так и в грядущем столкновении со Швецией.
Для решения всей совокупности первостатейных задач необходимо было царю самолично ехать в Голландию, и глубоко изучить всё Адмиралтейское дело, причём изучить изнутри.
Уже в марте следующего, 1697 года из Москвы в Европу выдвинулось «Великое посольство» в составе трёх высокопоставленных государственных мужей – генерал-адмирала Лефорта, генерал-комиссара Головина и думного дьяка Прокофия Возницына. В свите было около 20 одних только дворян. Царь путешествовал инкогнито, под видом урядника Преображенского полка Петра Михайлова.
23. Венские интриги. Прокофий Богданович Возницын
Оказавшись в Вене, Пётр убедился, что европейцы воевать с турками сами не собираются, но Россию всячески к этому подталкивают.
Англичане дали своему представителю инструкции содействовать заключению мира между Австрией и Турцией, дабы перенаправить внимание австрийского императора на Францию, ибо Европа была накануне войны за испанское наследство. Для того, чтобы обезопасить себя на восточных рубежах, австрийские интриганы поддерживали в турках надежды на то, что Европа не признает за Петром прав на завоёванный выход к Азовскому морю. А ведь Петру остро необходимо было покорить Керчь, дабы добиться выхода в Чёрное море.
Ситуация была и неприятной, и непростой. Усугублялась тем, что, получив тревожные вести о новой стрелецкой смуте, Пётр вынужден был покинуть Вену, и переговоры пришлось вести одному из трёх великих послов – Прокофию Богдановичу Возницыну. Он, пожалуй, лучше прочих подходил для исполнения этого дела.
За время своей продолжительной карьеры ему доводилось толковать и с людьми султана, и с людьми кесаря, и с турками, и с польской шляхтой. А проведённые бок о бок с царём месяцы в ходе Великого посольства позволили ему постигнуть стратегические намерения государя.
Прокофий Возницын был дипломатом старого толка. Он и внешне выглядел совсем даже не европейцем. Огромного роста, дородный, двигающийся с боярской осанкой, облачённый в соболью шубу, шапку, украшенную алмазами, на шее – полдюжины золотых цепей, а на пальцах – столько же перстней. Настоящий боярин из отечественного эпоса и европейских анекдотов.
Но несмотря на то, что внешне Возницын производил впечатление эдакого «неуклюжего медведя из Тартарии», дипломат сей умом обладал гибким и быстрым. Что позволяло ему избегать ловушек, расставляемых интриганами, и находить выход из дипломатических тупиков.
А положение московского представителя было нелёгким.
Впервые представители Государства Российского подвизались в дипломатической игре такого уровня. Никаких союзников у Москвы не было. Все стороны – так или иначе – были за изоляцию «полуазиатов».
Спешно удалившись в Москву, Пётр наказал Порфирию Богдановичу строго придерживаться принципа сохранения за каждым того, что уже завоёвано, и ничего не отдавать. В крайнем случае - отложить мирный договор, ограничиться кратким перемирием.
Австрия требовала у Турции всей Трансильвании и большей части Венгрии. Венеция, в свою очередь, стремилась сохранить завоёванные районы в Далмации и Эгейском море, в то время как Польша искала определённые территории к северу от Карпат.
Турки, согласившись уступить весьма обширные земли кесарю, хотели при поддержке Венского Двора получить обратно то, что они потеряли в войне с Россией. И в этом туркам помогали посредники - Англия и Голландия.
Прокофий Богданович, убедившись в том. что все вокруг ведут между собой тайные «конфиденции», также решается на интригу. Пожаловав турецких посланников собольими шубами, пытается убедить их в том, что Порте Блистательной совсем ни к чему особенно поддаваться давлению кесаря. Ибо тому необходимо думать о войне с «галлами», стало быть, никуда эти «швабы» не денутся, но вынуждены будут учитывать интерес Царьграда.
Собольи шубы не сделали отношения турок к Возницыну более тёплым. Они уже договорились с австрийцами, что в обмен на уступку кесарю Трансильвании и Венгрии, Вена не признает за Москвой прав на Азовское море. Имея в руках пожалованную просвещёнными европейцами синицу, людям султана не было дела до обещанного московитом журавля.
Рассерчав на напудренных маркизов, настроивших басурман столь решительно, Возницын и сам стал действовать напролом. В новом проекте мирного договора он требует признания за Державой Российской не только завоёванного Азова и днепровских городков, но и передачи ей Керчи. И не только Керчи! Далее Возницын потребовал свободного плавания по Чёрному морю, включая права прохода через проливы; признания покровительства над православным славянским населением Османской империи и, наконец, передачи Святых мест в Палестине.
Турецкие послы, как услышали такое, так – по словам Возницына – «в великое изумление пришли и вдруг в образе своём переменились и, друг на друга поглядя, так красны стали, что больше того невозможно!»
Англичанин лорд Пэджет, человек обычно сдержанный и флегматичный, узнав об отказе русского посла подчиниться унизительным требованиям, утратил хвалёное британское присутствие духа, и, вновь процитируем воспоминания Прокофия Богдановича, «тогда злояростным устремлением, молчав и чернев, и краснев много, испустил свой яд аглицкий» и говорит:
- Уж де это и незнамо что...
А русский посланник спокоен.
Видя «наглость и делу поруху», Возницын просит голландского посла, чтоб тот унял британца.
Это был риск. И немалый. Возницын знал, и знал прекрасно, что Петру во что бы то ни стало нужен мир с турками. Но пошёл на риск и решительно объявил, что Россия готова продолжать войну. И тогда турки уступили.
В результате продолжительного, достойного стамбульского базара торга, турки уступают Азов, а Возницын - Керчь. Приднепровские городки он туркам не отдал, вопрос остался открытым. А потому вместо мирного договора заключили временный «мирок».
Вот так, благодаря твёрдости и точному расчёту меры возможного давления, Возницын в январе 1699 года подписал перемирие на два года, предоставив Петру время, чтобы завершить подготовку к войне, учитывая, что Азовский флот ещё не был готов к масштабным боевым операциям.
Расчёт отчасти обоснован был на своевременно поставленных Саввой через патриарха Досифея и российского посланника ценных разведданных. В этих отчётах содержались самые свежие сведения о силе турецкого флота в Чёрном море, а также об атмосфере, настроении и взглядах Порты относительно Карловацких переговоров, о планах султана, а также обо всех подробных инструкциях английского, французского и австрийского двора для их послов на переговорах.
Курьерами были монахи сремского монастыря Бешеново, что на Фрушкой горе. Иноки этого старинного монастыря неоднократно совершали паломнические поездки в Россию. А теперь братия пополнилась иноками монастыря Витовница, пострадавшего от мести турок. Монахи поддерживали связь с патриархом Досифеем. А старец Георгий, брат этой обители, сумел познакомить Возницына с турецким драгоманом Маврокордато.
Роль драгоманов (толмачей) в турецкой дипломатии весьма велика, поскольку османские послы общаются с иноземными миссиями не напрямую, а через переводчиков. Это делает миссию драгомана весьма специфической, и европейские послы сами стараются всяческими способами выстроить неформальные отношения с исполнителями этой функции.
Инок Георгий переодевшись в мирское платье, тайными тропами, минуя заставу австрийских солдат, пробирался к туркам и служил курьером между Возницыным и Маврокордато.
Иерусалимский патриарх с нетерпением ожидал вестей, поскольку не оставлял упования на то, что в результате переговоров православные вновь обретут святые места в Иерусалиме. И тогда владыка мог бы наконец вернуться на свою кафедру, с которой его убрали десять лет назад, в 1689 году, передав святые места под юрисдикцию католиков.
В Москве в Посольском приказе были благодарны патриарху Досифею за полученную от него информацию, щедро пожаловав его соболями и прочими дарами. При этом Пётр, обещая и дальше «радеть о святых местах», всё-таки трезво оценивал международную обстановку и во что бы то ни стало стремился сохранять с турками мир.
Царю было передано предложение отправить в Царьград постоянного посла, который решал бы напрямую с султаном те вопросы, которые на переговорах в Карловцах и в Вене решить было невозможно. Посла следовало отправить Чёрным морем на крупном фрегате в сопровождении эскадры. Решено было поручить столь важное и непростое дело Емельяну Игнатьевичу Украинцеву, человеку немолодому и многоопытному.
В подробном отчёте, подводя итог, Возницын напишет Петру: «Я, сие покорно доношу и очень твоей государевой милости молю: помилуй грешного своего.., а лучше я сделать сего дела не умел...»
А вот самого Прокофия Богдановича позже оклеветали. Тот же Украинцев выставил Возницына в глазах молодого государя в качестве дипломата неискусного, не способного отстаивать интересы державные. И хотя старый боярин, служивший верой и правдой трём государям Всероссийским, пытался подробно описать все перипетии интриг Карловацких, от опалы его это не спасло, и положение своё он утратил безвозвратно.
24. Шок на Босфоре
Между тем именно Возницын вкупе с Головиным втолковывали Украинцеву многие тонкости, касаемые тех задач, которые необходимо было решить в Царьграде. Помимо официального наказа, были разработаны тайные инструкции по существу дела. Учитывая опытность посланника, десять лет руководившего Посольским приказом, границы самостоятельности были достаточно широки. В тексте наказа, утверждённого, кстати говоря, государем, вникавшим в дела дипломатии лично, нередко повторялись формулировки: «учинить по своему рассмотрению, только чтобы дело было сделано».
По совету Возницына, Пётр повелел отправить посольство на боевом корабле! Сопровождать фрегат до Керчи будет весь Воронежский флот. Это будет великолепная демонстрация силы и решимости.
Во главе эскадры, выдвинувшейся 27 апреля из Воронежа к Азову, был поставлен Головин. Но, конечно же, подлинным руководителем похода 12 кораблей и множества вспомогательной мелкоты был шкипер Пётр Михайлов, т.е. сам государь.
Что же являла собою международная обстановка накануне прибытия Украинцева в Царьград?
Война за испанское наследство считалась неотвратимой, поэтому и Австрия, и Англия с Голландией стремились во что бы то ни стало связать Турцию войной с Россией, дабы ничто не мешало кесарю бороться с французским королём. Каждая из сторон – и Франция, и её недруги – старались заполучить в свой стан Швецию. Поэтому никто не был заинтересован в том, чтобы воинственный Карл XII отвлекался на «московскую кампанию». Избежать этой «кампании», по согласному мнению, можно было, лишь связав Россию войной с Турцией. Вот почему дипломаты европейских держав неустанно подстрекали османов к столкновению с «московитами». И Пётр опасность этого понимал прекрасно.
Послу Украинцеву предстояло начать в Царьграде переговоры с целью превращения двухлетнего «мирка», выхлопотанного Возницыным в Карловцах, в некий многолетний «вечный мир».
А чтобы у посла появились достаточные аргументы, Пётр и устроил эту демонстрацию, призванную убедить султана и его Диван в том, что теперь война против России будет предприятием небезопасным.
4 августа на борт фрегата «Крепость» взошёл чрезвычайный посланник думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев. «Морской караван» генерал-адмирала Головина снялся с якоря и отправился из Таганрога в Керчь, появившись там на следующее утро совершенно неожиданно для турок.
Русские требовали, чтобы корабль с послом был немедленно пропущен, если, конечно, паша не желает, чтобы в Стамбул отправилась вся эскадра.
Однако, турецкие власти всячески противились этому. Присланный из Константинополя для сопровождения посланников капычи-баша Мегмет-ага настаивал на том, чтобы посольство следовало в столицу сухопутной дорогой. Русские были непреклонны, и турки в конце концов согласились, но просили, чтобы российская эскадра покинула воды Керченского пролива. Как только подул попутный ветер, Украинцев послал сообщить Мегмет-аге, что корабль скоро выйдет в открытое море и что османскому чиновнику надлежит прибыть на «Крепость». А если он не прибудет, то «Крепость» уйдет без него.
Капычи-баша ответил, что пусть, дескать, русские выходят в море, а он-де их догонит.
Но… не тут-то было!
Как только Крым остался позади, капитан фрегата «Крепость», опытный Питер фон Памбург приказал на всех парусах идти в сторону Царьграда, оставив турецких моряков далеко позади, опередив их более, чем на сутки.
Пётр кого попало на службу не принимал!
***
Это был момент незабываемый! Впервые в истории русский военный корабль с развевающимся царским стягом в одиночку, без конвоя, рассекал волны того самого моря, которое султаны веками считали «своим озером»! Вечером 3 сентября 1699 года, когда русский фрегат с полномочным посланником Емельяном Игнатьевичем Украинцевым на борту появился у входа в Босфор, Константинополь был просто обескуражен и потрясён.
Закалённый дипломат, имеющий за плечами богатейший опыт на посту посланника в Дании, Швеции и Голландии, Украинцев был с 1689 года во главе Посольского приказа, а значит у руля российской дипломатии. Пётр сделал верный выбор, решив отправить в Турцию Емельяна Игнатьевича, личность сильную и незаурядную.
Султан отреагировал с уважением, отправив приветствие и предложив прислать к борту корабля лодки-каюки для доставки на берег посла со свитой. Украинцев согласился, но попросил разрешения кораблю прибыть непосредственно в город. На следующий день посольский корабль бросил якорь напротив дворца султана. Впервые за почти восемь веков – ещё со времён великой Византии - русский боевой корабль бросил якорь у стен Царьграда.
Украинцев был принят на высочайшем уровне. На пристани его встретили от имени султана вельможи, предоставив ему великолепного рысака, на котором посол отправился в предоставленные ему на самом берегу апартаменты для высоких гостей.
Выполняя приказ Петра, капитан фон Памбург немедленно разрешил всем интересующимся осмотреть корабль вблизи. 8 сентября визирь обошёл «Крепость» на каюке, а на следующий день подобный же осмотр совершил сам султан. После этого удовлетворить любопытство смогли уже и многие жители Царьграда.
Турки были поражены военным кораблем столь невиданных размеров, не в силах поверить в то, что его строительство вообще было возможно на мелководье Дона.
- Кто смог построить такой корабль!?
- Как умудрились мелкими водами из-под Азова выйти в Черное море?
- И так скоро без турецких вожжей-лоцманов пройти черноморскую пучину?
Чтобы как-то утешить уязвлённое самолюбие, турецкие корабелы сразу же принялись выдумывать всякую всячину про то, что корабль, якобы, плоскодонный, и, как таковой, крайне неустойчив при сильном ветре, волнении морском и при залпах артиллерии.
Посетители, с нескрываемым любопытством изучали морского великана, были восхищены и ошеломлены. За всем этим внимательно следили переодетые в турецкую традиционную одежду шпионы Венеции, Англии, Франции и Швеции. Прячась в толпе любопытствующих на берегу, они глаз не спускали с видных персон.
Савва же послал на борт корабля Нэда, который выглядел как обычный носильщик с корзиной фруктов. Верный и толковый помощник Владисоавича должен был изыскать возможность вручить лично в руки послу России записку с паролем, означающую, что агент просит о встрече.
Было очевидно, что внезапное прибытие Украинцева, помимо паники, вызвало в Порте разнообразные реакции и среди дипломатов, о которых Савва была подробно проинформирован. Оценив ситуацию, Владиславич решил, что необходимо действовать решительно и устанавливать прямой контакт с Украинцевым, поскольку патриарху Досифею, в рамках общения с представителями Русского Двора, скорее всего будет не до отстаивания интересов сербского народа на Балканах.
Когда ночной густой туман сделал плавание по Босфору практически невозможным, Савва добрался до «Крепости» на малой лодочке, оставаясь незамеченным для турецких наблюдателей на берегу. Он решил безотлагательно использовать возможность встретиться с полномочным посланником Петра и известить его о деятельности западных дипломатов, а также о реакции Порты на внезапное прибытие русского посольства.
Получив возможность выговориться, Савва подробно рассказал о тяжёлом положении православных христиан на Балканах. Подчеркнув особо, что все они уповают на милость русского властелина и силу его войска. Хотя он, Владиславич, прекрасно понимает, что на сегодняшний день задача русского посла – добиваться устойчивого мира с Портой.
Турки не торопились с началом переговоров, и в ожидании прошло три месяца. До июня 1700 года Украинцев провел 23 сессии переговоров, пока компромисс не был достигнут. Между тем, шпионская сеть Саввы выведала все подробности об общих и самостоятельных попытках Австрии, Венеции, Англии, Дании, Голландии и Франции воспрепятствовать сближению России и Турции. Опасаясь, что это повлияло бы на их внешнюю политику в Средиземноморье и Черноморском пространстве, лишив прав на торговлю и транспортировку товаров морскими путями.
Иерусалимский патриарх Досифей, неизвестно по каким причинам, посетил посла Украинцева только через три недели после его прибытия в Царьград. Передал русскому посланнику полученные им от Саввы «самые свежие сообщения» о направленной против России деятельности европейских дипломатов в Порте. Конечно, он не знал, да и не мог знать, что эти сообщения были в руках Украинцева ещё двумя неделями ранее.
- Ваше Превосходительство, благодарю Вас, что изыскали возможность встретиться, ибо уверен: сообщения, которые Вы получаете от меня, могут быть нелишними в подготовке к переговорам с Портой. Безусловно, о том, какую значительную и незаменимую помощь в обретении ценной информации нам оказывает серб Савва Владиславич Рагузинский, Вы осведомлены были ещё дома. Его широкая и надежная сеть информаторов регулярно предоставляет полезные и неоценимые данные и о настроениях турецкого Двора, и о действиях иностранных дипломатов и их политики, проводимой ими здесь в интересах своих государств. Самые свежие новости говорят о сильном давлении, оказываемом послами Австрии, Нидерландов, Дании, Венеции, Франции и Англии, включая татарского хана (запятая) на турецкий Двор с целью недопущения любого мирного соглашения между Турцией и Россией.
В их игре до сих пор отдельным членам Дивана давали значительные взятки. Как просто деньгами, так и дорогими подарками и большими обещаниями. Появление русской армады в Азове и Керчи, и Ваше прибытие на военном корабле в Царьград разожгли страх и ревность турок. Да и европейцев тоже. Ведь всё это указывает на то, что Россия становится в ряд суверенных и сильнейших держав Европы. Подробности приведены в этом отчёте, который передаю Вам с приветствием нашего господина Саввы Владиславича.
Украинцев, этот старый опытный волк, закалённый в сложных и опасных дипломатических играх с европейскими государствами, принял отчет Саввы:
- Ваше Святейшество, принимаю эти драгоценные для нас данные с благодарностью и восхищением за усилия, которые Вы и уважаемый господин Савва прилагаете в интересах Русского государства. Уверяю Вас, царь России оценит по достоинству тот вклад в дело защиты наших державных интересов, который вносите Вы лично, Ваше Святейшество, и Ваши верные помощники.
Было ясно, что появление такого фактора экспансии – каковым становился вырастающий буквально на глазах Русский Военно-морской флот – вызовет ответную реакцию правящих Дворов Европы.
Лютовал и татарский хан Девлет Гирей, остро реагировавший против какого бы то ни было договора с Россией, поскольку одним из важных пунктов соглашения было то, что он не смеет больше отправлять свои орды в грабительские походы на Украину. И ежегодная дань, приходящая из Москвы, будет отменена.
Наконец турки согласились с тем, что завоёванные территории остаются в руках тех, кто их завоевал. Азов с областью отходил Российскому государству, за которым оставались также вновь построенные городки: Таганрог, Павловский город, Миюс. А вот договориться по поводу свободного плавания русских торговых судов в Чёрном море не удалось.
Достигнутое соглашение было Договором о перемирии, заключённым на 30 лет. Нерешённым оставалось многое. Из чего следовало, что многое из этого может быть решено в будущем только войной.
Кроме того, Украинцев смог добиться разрешения православным христианам паломничать к святыням Иерусалима. Порта приняла запрос России о присутствии постоянного посла в Стамбуле на том же уровне, что и Англии, Австрии, Голландии и Франции. Это было ещё одно фундаментальное доказательство окончательного признания России одной из великих европейских держав.
Данные о силе, обеспечении и количестве людей, вовлечённых турецкой стороной, а также о деятельности иностранных дипломатов в Порте, собранные сетью информаторов Саввы, станут первым конкретным вкладом, способствовавшим как успеху российской дипломатии, так и морским победам на юге. Это было важным доказательством того, что без своевременной качественной разведывательной работы вряд ли можно достигнуть поставленных целей.
Наконец, Пётр подписал мирный договор с Турцией. В достижении этой дипломатической победы неоценим вклад посла Украинцева, использовавшего информацию, подготовленную Саввой на основе анализа того массива информации, который был доступен Владиславичу благодаря обширным связям с министрами Дивана, зарубежными посольствами и османскими военачальниками.
После этого Пётр принимает решение отозвать Украинцева из Царьграда и отправляет на его место Дмитрия Михайловича Голицина. Основная задача недавно назначенного посла состояла в том, чтобы добиться права на свободное плавание и торговлю для русских судов в Чёрном море.
25. Новый посол России
Вскоре после назначения новый посол России 35-летний Дмитрий Михайлович Голицын прибыл в Царьград для решения ряда вопросов. Помимо ратификации мирного договора необходимо было решить вопрос о торговле с Высокой Портой. Против торговли как таковой турки были не против. Но Петру важна была не столько торговля, сколько возможность вывода флота из Азовского в Чёрное море.
Несмотря на многочисленные попытки, предпринимаемые этим молодым, но настойчивым и умудрённым опытом дипломатом, великий визирь оставался непреклонен. И тон, которым великий визирь озвучивал категорическую позицию, не оставлял никаких надежд на возможность достижения задачи, которую Пётр поставил перед Голицыным.
Патриарх Досифей и Савва Владиславич сумели убедить Дмитрия Михайловича в том, что дело …гиблое. Турки чрезвычайно чувствительны к этому вопросу, справедливо полагая, что выходом русских купцов в Чёрное море дело не ограничится. И закончится всё распространением господства русского царя, подрывающего турецкий суверенитет на том пространстве, которое османы привыкли считать своей вотчиной.
Более того, министры выдвинули султану предложения построить на выходе из Азовского в Чёрное море, помимо существующей, ещё одну крепость у Керчи и полностью перекрыть пролив для прохода любым кораблям. А если русские не прекратят надоедать своей назойливостью, то Турция немедленно начнёт подготовку к войне.
Но война с Турцией в планы Петра не входила. Хватало и Швеции.
***
К этому времени Пётр потерял двух своих ближайших сподвижников: швейцарца Франца Лефорта и шотландца Патрика Гордона. Оба были похоронены с высочайшими государственными почестями – по протоколу, соответствовавшему прощанию с членами царской семьи.
Гордый шотландец Патрик Гордон был закалённым воином, служившим трём Русским Самодержцам. Лефорт обучал Петра верховой езде, стрельбе из лука и пистолета, участвовал в первой Азовской кампании. Объяснял молодому Петру важность открытости по отношению к Западу ради получения знаний и технологий, столь необходимых для развития России, организуя грандиозное путешествие «Великого посольства». Во многом благодаря именно его усилиям молодой правитель, энергичный, но нетерпеливый и неопытный юноша стал завоевателем, правителем, способным к огромным изменениям ради достижения далеко идущих целей.
26. На Черноморском побережье
Заходя в течении нескольких лет на своём корабле в черноморские порты, Савва смог неплохо изучить побережье Чёрного моря. Иностранцам не было доступа в Килию, Зонгулдак, Синоп, Самсун, Киресун, Трапезунд, Платан, Батуми, Сухум-кале и Анапу. Но золото решало многие проблемы.
Для того, чтобы у высокопоставленных чиновников Порты не закралось ненужных мыслей – как относительно рода деятельности Владиславича-Рагузинского, так и относительно своих служебных нарушений – Савва обставил всё дело таким образом, что и каймакам, и капудан-паша были включены в долю, т.е. имели определённый барыш с оборота.
Команда верных Савве бокельцев во время плавания усердно занималась измерением глубины моря вдоль побережья. Отмечались некоторые расхождения с теми данными, которые были на турецкой карте.
Наконец Владиславич смог вздохнуть с облегчением. Кропотливая, дорогая, сложная и опасная работа подходит к концу. Вдвойне внимательным приходилось быть поблизости тех мест, неподалёку от которых стояли на рейде боевые корабли.
В Трапезунде под предлогом «поиска специалиста по ремонту судового руля» удалось связаться с уроженцем Дубровника Марином, главным мастером местной верфи.
Во время неспешной трапезы в прохладной капитанской каюте Матье Ивановича Марин детально раскрывает Савве данные об организации сигнализации между турецкими отрядами на суше и на море. Рассказывает о строящихся судах. Этот агент, когда-то завербованный Лукой Барко, теперь стал ещё одним элементом разведывательного аппарата Владиславича.
Проверка этих уведомлений проводится в Зонгулдаке, где они задерживаются на несколько дней, чтобы выгрузить товары и забрать новый груз. Владиславич посетил Якуба, торговца коврами и килимами, приобретавшим товары по всей Персии и Закавказью, и, кроме моря, путешествовавшим по городам обширной Османской империи.
Ещё в Стамбуле Савва был проинформирован о том, что этот потурченец из Требинье, как и многие его соотечественники в Турции, поддерживает через сербских курьеров республики Дубровник контакт со своей семьей на родине и, как вечный путешественник, знает множество занимательных вещей.
Принимая гостей в своем роскошном доме, потчуя добрым вином и соответствующими угощениями, Якуб, несомненно, хотел произвести впечатление на Савву и капитана Ивановича. Желая усилить впечатление, наговорил за столом много такого, что в иных обстоятельствах могло бы стоить головы.
Когда наши «подпольные картографы» вернулись в Царьград, Нэдо сообщил последние новости, поступившие к этому времени с разных сторон. Сеть и дальше работала бесперебойно, буквально под самым носом у турецких и прочих шпиков, и никто из сотрудников Саввы никогда не был обнаружен.
27. Третий посол России в Царьграде
Посол Голицын по решению Петра покинул Стамбул и отправился в Москву, дабы в конце ноября 1701 года на его место прибыл третий полномочный посол в Высокую Порту, граф Пётр Андреевич Толстой, на этот раз открывая постоянную миссию.
В то же время губернатором Азова Пётр назначил его брата Ивана.
В молодости царь Пётр Алексеевич относился к Петру Андреевичу крайне настороженно, ибо тот был близок в своё время к людям царевны Софьи. Однако, после участия в Азовских походах, и особенно – после поездки в Европу - своё отношение к Толстому царь переменил. Шутка ли: пятидесятидвухлетний государев муж, пренебрегая заслуженным спокойствием, отправляется вместе с молодёжью «в заграничное учение».
Во время своего пребывания в Амстердаме Толстой посетил знаменитые открытые анатомические уроки, совершаемые в помещении гильдии хирургов. Происходило нечто подобное тому, что мы можем видеть на известной картине Рембрандта ван Рейна «Урок анатомии доктора Тульпа», наделавшей в своё время много шума. Хотя, конечно, все понимают, что Рембрандт написал парадный портрет, а вскрытие – как лабораторная работа, обучающая хирургии – происходило совсем не так.
Толстой также некоторое время находился в известной морской школе Марка Мартиновича в Перасте, Боке Которской, изучая морское ремесло вместе со своими товарищами из дворянских семей. Там он довольно хорошо изучал изучил сербский язык. Там же познакомился с целым рядом знаменитых бокельских капитанов и их семьями, в том числе с молодым Матией Змаевичем, с которым быстро подружился. Затем был отправлен на доучивание в венецианский Арсенал, выдающуюся морскую академию Serenissime, где он – в числе прочего - превосходно выучился итальянскому языку.
Савва вскоре получил приглашение встретиться с графом Толстым, который был подробно извещён перед отъездом из Москвы канцлером и предыдущим послом как о самом Владиславиче, так и о его работе.
От царя также был лично оповещён о значимости и ценности разведывательной сети Саввы. Отрекомендовав получаемую от него информацию и оценки, как «точные и надёжные, на которые всегда можно положиться».
Встречи графа Толстого и Владиславича происходили в Патриархии в Фанаре. Во время этих разговоров Савва изложил самые свежие знания о настроении, которое царит среди членов Дивана, а также множество подробностей о жизни, привычках и взглядах Султана и его ближайшего окружения. От посла он узнал, что работа посольства находятся в затруднительном положении из-за нехватки денег, которые никак не поступят из Москвы.
Сейчас речь зашла о завершении работ над «Тайным описанием Чёрного моря» со всеми стратегическими данными, имеющими решающее значение для русского Генерал-Квартирмейстерства.
- Ваше Превосходительство, уважаемый граф, как уже, конечно, сообщали Ваши предшественники, я давно активно работаю над перепроверкой и сбором соответствующих данных о Чёрном море, а также составлением географических и морских карт. Мы собираем отчеты о турецких верфях, типе судов и планах по строительству новых. Об укреплениях, планировке и силе гарнизонов, системе оповещения и сигнализации, курьерской службе турецкой армии. О внутренней организации, проводимой французскими инструкторами. Типе и количестве вооружений сухопутных и морских сил, работе литейных заводов, изготавливающих орудия по французскому образцу. А также о складах и резервах.
Поверьте, дело идёт к завершению. Очень скоро «Тайное описание Чёрного моря» будет готово. Должен сказать, что недавно за мной установили постоянную слежку. Своими многочисленными контактами с иностранными персонами и турецкими вельможами я привлёк излишнее внимание к своей особе. Это осложняет наше общение и может угрожать Его святейшеству нашему патриарху Досифею.
В этой связи я придумал новый способ обмена сообщениями посредством курьеров, которым можно полностью доверять. Чтобы нас как можно реже видели вместе. Дабы избежать провала, предлагаю использовать ваш шифр на русском языке, который я, благодаря жертвенности отца Тимофея, хорошо освоил. Помимо своего Нэдо, у меня есть ещё трое людей, на которых можно положиться. Они, изображая прислугу или торговцев, будут передавать сообщения в оба конца.
Особо впечатлило меня то, насколько хорошо вы владеете сербским языком. Что облегчает наше общение, ибо я пока ещё только учу русский язык. Хотя, ведь вы прекрасно говорите по-итальянски!
- Уважаемый господин Савва, я изучил сербский язык ещё в Перасте у Марко Мартиновича. Вы же знаете, я обучался в его Морской школе.
Но искусный царедворец не хотел останавливаться на себе, и заговорил о Савве:
- Просто поражён количеством и качеством донесений, которые Вы нам доставляете! Ваша сеть сотрудников, очевидно, блестяще работает под самым носом турецких шпионов и дипломатов тех стран, которые не расположены по отношению к нам.
Затем Толстой продолжил уже несколько смущённо:
- Неделю назад от Вас через курьера Нэдо получил достаточно денег для работы посольства и просто не знаю, как Вас благодарить. Без средств наше существование было бы под вопросом.
Проговорив это, с облегчением перешёл к следующему вопросу:
- Поддерживаю Вашу идею добавить к фамилии и Рагузинский, что наряду с княжеским титулом подчёркивает видное дубровницкое происхождение. Ещё раз хочу поблагодарить Вас за то, как Вы выручили нас.
Савва попрощался и незаметно покинул патриархат через чёрный ход, затем свернул в переулок и очутился в греческой харчевне, давно уже облюбованным местом передачи секретных документов.
28. Новые шпионские методы
Перед следующей встречей с российским послом Савва провёл ряд тайных встреч в старом караван-сарае на окраине города. Там, одетый в дорогой кафтан из тяжёлого шёлка, свободно говорящий по-турецки без акцента, он всегда останавливался в качестве проезжего торговца и выслушивал донесения от своих информаторов из разных уголков великой империи.
После одного совместного визита к отуреченным родичам Нэда, лесникам Белградского леса, Савва получает возможность реализовать одну из своих старых задумок о способе передачи зашифрованных сообщений при посредстве тайников, расположенных в городе, минуя непосредственный контакт с людьми. Дупло в стволе старого гнилого дуба, глубоко в лесу вдали от дороги, превращено было в тайный «почтовый ящик».
Агенты сети Владиславича, облачённые в рубища нищих, терпеливо ожидали, пока патруль конных янычар завершит регулярный обход леса, чтобы можно было спокойно добраться до тайника. Наименее рискованно было сделать это перед рассветом или в сумерках, поскольку в это время никто больше в лес не заходил. Два других укрытия были в сарае сгоревшего еврейского дома в Бахчекапи и в дымоходе полуразрушенного склада в Казанджийской махале. В обоих концах города после сильных пожаров и землетрясений было много заброшенных ветхих зданий, куда забредали только бродячие собаки, а также некоторые нищие, спасавшиеся в руинах от зимней непогоды.
Одним из ценных помощников Саввы была известная сефардская еврейка, торбарка-мешочница Мириам из Еврейской махалы.
Одетая в розовое платье в качестве знака своего происхождения, она целый день болталась по городским переулкам, таская огромную торбу, полную шёлковых рубашек, позолоченных поясов, кашемировых шарфов, женских рубашек, украшенных кружевом, шерстяных носков, а также небольшую сумку с разнообразными украшениями из злата-серебра.
При это она оглашала округу пронзительными зазываниями:
-Торбаркаааааа! Торбаркаааааа!
Она свободно входила во все дома: и в жилища бедноты, и во дворцы, в бани и гаремы. Идеальный для Саввы курьер и шпион.
Она получила свою долю товаров прямо от него, что также было наградой за её труды. Турецкие и прочие шпики не обращали на неё никакого внимания, а карманники – даже и избегали, поскольку ходили слухи, что она серьёзно ранила нескольких, обороняясь длинным ножом, с которым не расставалась.
Мешочница беспрепятственно входила во двор гарема, доставляя заказы для евнухов, женщин и слуг султана, используя возможность узнать последние сплетни, интриги и события при дворе и вокруг него. Так что в сети Саввиных шпионов была она человеком с наибольшим доверием.
Научившись не доверять на слово всему услышанному, она перепроверяла информацию обо всех новостях, используя для этого свою недюжинную смекалку и житейский опыт.
Оговорив с Саввой то: кому, где и при каких условиях необходимо подбросить ту или иную сплетню, она всегда с немалым артистизмом и чувством меры исполняла эти ценные указания своего руководителя.
Была настоящим мастером в том, чтобы настроить своих собеседников на тот лад непринужденной беседы, когда в обмен на крошечные подарки, а то и просто потакая тщеславию, выбалтывалось много такого, на основе чего Савва получал более ясное и широкое представление о сложных и запутанных отношениях при Дворе султана. Об уровне влияния на него тех или иных вершителей турецкой политики.
Ещё одно укрытие было найдено для передачи сообщений на кладбище в Эйюпе. Путь к нему шёл через знаменитую Эдирне Капи (Адриатические ворота), вниз по грязной дороге, которая извивалась к Эйюпу и Золотому рогу. Нэдо было поручено облачиться в турка, чтобы позаботиться об этом «почтовом ящике». Шествуя мимо вечно дымящих труб разнообразных ремесленных мастерских, распространявших кстати, малоприятное «амбрэ», Нэдо – с торбой на плече – отнюдь не выглядел праздно шатавшимся.
Смрад, источавшийся прилепившимися к городским стенам скотобойней и кожевенными мастерскими, не достигал, однако, кладбища. Ибо это священное место, где желали быть погребёнными многие вельможи Османской империи, было опоясано плотной стеной кипарисов.
В углу кладбища, скрытого кустарником, Савва устанавливает ещё один тайник для обмена сообщениями. Обнаружив пустоту в кладбищенской стене рядом с надгробием старого торговца из Фочи, он прикрыл этот «пенал» обтёсанным камнем, который теперь превратился в крышку.
Сеть шпионов, друзей и тайных помощников Саввы насчитывала уже более семидесяти человек различных занятий и общественного положения. Финансирование этой сети осуществлялось за счет торговых доходов Владиславича, а также золота, получаемого от венецианцев и французов. Всякий раз, когда граф Толстой предлагал об оплате этих расходов из российской царской казны, Савва решительно отвергал эти предложения. Каждое полученное уведомление проверялось по крайней мере ещё одним независимым источником. Да и территория действия была огромной, поскольку она охватывала не только Стамбул, но и более важные города, а то и самые отдаленные районы, находящиеся под управлением Османской империи.
29. Смерть подстерегает
Однажды хмурым утром, когда весь город был затянут туманом, Савва получил от Истреф-аги, главного писца султана, записку, в которой была назначена встреча в караван-сарае в пригородном районе Ортакой после второго намаза.
После долгой поездки верхом Владиславич оказался перед хорошо известным ему домом, где он годами проводил тайные встречи со своими людьми. Этот караван-сарай сдавался внаём богатым торговцам, а также чиновникам турецкой государственной администрации, которые, помимо своей работы, активно занимались торговлей, а также спекуляциями с продажей полезных уведомлений, в которых были заинтересованы как клиенты местные, так и представители других стран. В караван-сарае была так называемая «глухая комната», скрытая от глаз большинства гостей, где подслушивание, любимая работа турецких шпионов, было невозможной.
Вербовка Истреф-аги должна была состояться, и для этого Савва разыграл умелое и хитроумное представление. Изначально причиной их знакомства стала дружба семьи Владиславича с родственниками Истреф-аги на родине и оказание услуг со стороны Саввиной родни. Затем он закрепил отношения одалживанием денег на свадьбу сына Истреф-аги, а также различными мелкими подарками, за которыми последовала сделка «услуга за услугу», которая гарантированно наполняла пояс-кошель аги свежим золотишком от Саввы.
Во время последней встречи Истреф-ага обещал, что, когда появится подходящая возможность, он предоставит переписывание межгосударственных договоров Османской империи. Об этом должен будет позаботиться его помощник, талантливый писарь-переводчик, православный грек с Кипра.
Между тем, (запятая лишняя) Савва не терял времени, но придумал план, как преподнести себя в качестве полезного и вполне верноподданного Османского государства. Он решил передать султану, великому визирю и командующему турецкого флота капудан-паше планы Арсенала Serenissime по строительству военных кораблей.
Чтобы добиться успеха в этом, он долгое время от своих информаторов собирал турецкие проекты по строительству военных кораблей, которые затем передал в Секретную службу Венеции.
У Якоба он получил намеренно «доработанные» эскизы проектов для строительства венецианских кораблей, которые через Истреф-агу должны были быть преподнесены капудан-паше как выражение верности Саввы Высокой Порте.
Истреф-ага убедил командующего турецким военным флотом в том, что граф Рагузинский имеет неплохие связи с соотечественниками, работающими в венецианском Арсенале. Которые, корысти ради, будут приворовывать оттуда копии документов.
Заключительным актом этой долгой и тщательно подготовленной пьесы должна стать аудиенция при дворе султана. Вот почему у Саввы не осталось ничего другого, кроме как терпеливо ждать «оригинальных» документов и мастерски сыграть роль верноподданного, хотя и гяура. «Неверного» в смысле вероисповедания.
«Глухая комната» расположена на краю здания, перед ней гудит вода устроенного каскадами ручья, окруженного пышными ароматными цветами. Кроме того, атмосфера наполнена звуками зурны, тимпанов и струнных: сазы и шаргии, аккомпанирующих гнусавому пению. Для постороннего глаза встреча напоминала просто дружеское застолье, а подслушивание практически исключалось.
Истреф-ага, придя на встречу, склонил голову перед своим благотворителем, который любезно обратился к нему по-турецки:
- Башун саг олсун (да будет здорова твоя голова) добрый мой Истреф-ага. Я надеюсь, что ты уже знаешь, что когда Султан примет меня, я воспользуюсь возможностью вручить ему венецианские проекты кораблей. Которые, я полагаю, принесут большую пользу турецким судостроителям. Надеюсь, я получу обещанные копии державных договоров? Как мы договорились, на арабском и латыни.
Истреф-ага ответил:
- Достум саг олсун (здрав буди, боярин)! Тебя ждут на Диване при Дворе послезавтра, за обедом. Султан отправит придворную стражу встретить тебя. В знак приветствия и признательности. Все из окружения султана, кто отвечает за судостроение, ждут с нетерпением обещанной документации Арсенала. По приказу нашего капудан-паши, ещё до Рамадана было заложено 30 карамусалов по старым чертежам, строительство которых на данный момент приостановлено.
Как мы и договаривались, я проинформировал капудан-пашу о тех преимуществах нашего судостроения, которые мы получим, обретя секретные планы из Венеции. Венеция – не шутка! Самый большой и самый лучший военный флот во всем Средиземноморье! Я передал ему объяснение причин, по которым ты передаёшь планы венецианских кораблей в пользу турецкого государства. Это прекрасно вписывается в реформу армии, которую своевременно начал великий визирь Хусейн-паша.
Беря в пример европейские державы. Особенно, Францию. Тебя проведут с Главных Ворот, Баб-и-Ху-маджун до Эндеруна, третьего двора, где султан принимает посетителей вместе с личной гвардией белых евнухов. Эта встреча организована в Стамбуле, а не в Эдрене, где султан ожидает прибытия нового министра иностранных дел Франции в эти дни.
Затем Истреф-ага продолжил:
- Через две недели будет свадьба моего Алии, и моя семья и я остаёмся должниками по гроб жизни за всю ту доброту и помощь, которую ты нам оказываешь. Своим присутствием на свадьбе ты украсишь наш праздник.
Затем он подтолкнул Савве кожаный чехол для документов с крышкой и ремешком для ношения через плечо.
- А вот копии контрактов. Как мы и договаривались.
Детально просмотрев доставленные документы, Савва откинулся на мягкую шёлковую спинку диванчика.
- Прекрасно, друг мой! Всё обещанное исполнено. Я очень доволен нашим сотрудничеством. Что же касается свадьбы, будьте уверены, для меня особая честь и удовольствие быть вашим гостем на свадьбе.
Затем принесли заказанное Саввой отменное угощение изысканными турецкими блюдами. Вначале - дымящиеся шашлыки прямо с углей и горячий пиде (турецкий хлеб). Затем – в качестве закусок - хрустящая кожица скумбрии, отделённая от тушки; рыба, фаршированная орехами и специями; буреки с начинкой из белого сыра и укропа; мидии со смесью семечек сосны и специй; маленькие баклажанчики, фаршированные пряным ягнёнком; и, наконец, в маленькой миске кабачки. Всё было обёрнуто в виноградные листья.
Затем, в качестве основного блюда, прибывает гуляш из ягнятины и чернослива с маслянистым пловом.
Истреф-ага был полностью очарован этими деликатесами, некоторые из которых он никогда не имел возможности даже попробовать. Трапеза была для него просто царской, а Савву он начал воспринимать как своего рода Посланника Аллаха, который был послан специально, чтобы угодить ему и сделать его богатым. Дрожащими руками Истреф-ага взял сумку с золотом, и трижды поклонился.
После хорошего вина и кофе мокко, поданного в фарфоровых стаканчиках – филджанах – встреча была завершена, и Савва мигом оказался в седле своего арабского скакуна, и галопом помчался в город. Ветер трепал цветастые края шёлкового кафтана и крепко повязанного тюрбана с драгоценной добычей, комплектом всех межгосударственных договоров Османской империи. Ничем не отличался он от какого-нибудь респектабельного высокопоставленного турка.
Его отменные манеры, соответствующий гардероб и безупречное знание турецкого языка были восприняты и помогли ему завоевать симпатии многочисленных важных людей в турецком государственном управлении, таможне, войске, при дворе и среди дипломатов европейских держав в Турции. На приёмах у французского и британского послов Савва всегда появлялся в венецианском костюме по последней моде, но при выполнении повседневных дел среди турок – как в этот раз - облачался в турецкую одежду.
Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он мог одеться в скромную одежду и незаметно исчезнуть в толпе прохожих на шумных улицах большого города.
Обычно Владиславич не пользовался услугами телохранителей, но кортик и два пистолета, спрятанные под широким платьем, всегда были в его распоряжении. По пути он лихорадочно размышлял о том, насколько провокационным будет его появление на Диване, учитывая, что он долгое время находился под наблюдением различных европейских шпиков.
«Это у нас», подумал Савва, «называется „играть с огнём“! Выкопали, значит, для медведя «волчью яму». Деваться некуда. Но ничего. Мишка не попадётся. Ещё и прихватит с собой бочонок с мёдом!»
Окраины города он достиг уже в сумерки. Тем не менее, сразу же отметил цепким взглядом, что вокруг перегородившей дорогу кареты, наклонённой из-за снятого колеса, возятся три крепыша с военной выправкой. Что-то в их поведении было странным. Необъяснимо странным. То, что под одеждой у них скрывалось оружие, было понятно сразу, но Савва обратил внимание на дорогую мягкую обувь, совершенно недоступную обычным горожанам. В сторонке стоял осёдланный конь с упряжью, которая указывала на то, что хозяином коня является человек очень небедный. Но поблизости никого разнаряженного видно не было.
Итак, засада!
Двое делали вид, что увлечены починкой и, якобы, не обращают ни малейшего внимания на подъезжавшего Владиславича. А вот взгляд третьего был столь выразителен, что выдал с потрохами всю компанию.
Рука его потянулась к поясу с пистолетом, но реакция у Саввы оказалась лучше. Остановив коня, он выстрелил вначале в того, кто сам тянулся за оружием, а затем уложил выстрелом практически в упор одного из «ремонтников кареты» - того, кто стоял поближе. Третий пытался было бежать, но Савва, пришпорив коня, рубанул тщетно надеявшегося убежать, и, не раздумывая, бросился диким галопом прочь от этой засады.
Добираясь до дома, он трижды менял направление, проверяя: нет ли «хвоста»? И размышляя: «кто же может стоять за этой засадой?»
Прискакав домой, позвал Нэда:
- Послушай меня, Нэдо! Попал в засаду. Едва остался цел…
Спрыгнул с коня и продолжил:
- Судя по тому, как они были одеты… Это не грабители. Кто-то хорошо приплатил им за мою голову.
Отдышавшись, высказал вслух то, о чём размышлял во время скачки:
- Сомневаюсь, что это янычары. Которым – только заплати как следует – и отцу родному глотку перережут. Так что придётся тебе с этого момента стать моей тенью. Будешь всегда вооружён, будешь прикрывать спину.
Поглаживая уставшего коня, продолжал инструктировать помалкивавшего Нэдо:
- Ну, не мне тебя учить, как нужно будет растворяться в толпе, чтоб не отсвечивать особенно.
Похлопав коня по загривку, воскликнул в сердцах:
- Нет, вот мне что интересно: почему именно сегодня? Почему именно после того, как я получил кое-какие бумаги? Кто мог знать о том, что там происходило в караван-сарае? Получается, что и на Истреф-агу охотятся? Ну и задача!
Савва протянул Нэду разряженные пистолеты и продолжил:
- Прошу тебя, где бы ты ни был: следи за тем, чтобы не было никакого «хвоста». За тобой! За тобой. За тобой тоже теперь будут следить.
- Не беспокойтесь, хозяин. Я своё ремесло знаю. Университеты прошёл ещё дома, в гайдуках. Хоть в лесу, хоть в этих переулках, не успеют они рот разинуть, как я исчезну. Стрелять на улице опасно – зачем создавать лишний шум. А вот ятаган у меня всегда под кафтаном. И пара кинжалов, которыми я могу с двадцати шагов в яблочко под горлом попасть.
Отпустив Нэдо, Савва спрятал документы в тисненый потолок своей рабочей комнаты, где он самостоятельно, без ведома «мастеров» Джакопо, создал более просторный незаметный снизу тайник для большего количества документов.
Рельефные резные украшения в виде цветов и птиц с исламскими орнаментами, окрашенными и позолоченными, были прекрасной маскировкой. Знания столярного ремесла, полученные в Дубровнике, оказались весьма кстати.
Он был уверен, что за ним следят уже несколько последних месяцев. И на это неоднократно указывал ему сам патриарх Досифей.
Проблема была в том, что он не знал, на кого работают эти преследователи. Ясно было, что это – никакие не грабители. Но уверен он был и в том, что это – не турецкие шпионы. Займись им турки – он бы уже попал в лапы палача в заплесневелом подвале пыток зловещей крепости Эди-куле.
Осталась дилемма: руки чьей дипломатической политики подбираются к его горлу? И кому он начал столь серьёзно мешать?
30. Договор в посольстве Франции
Агент французского двора в Стамбуле де ла Ви, получив от Саввы ценные сообщения о событиях в Порте и деятельности других дипломатов в городе, получил согласие Парижа на оплату этих услуг ежемесячным вознаграждением и гарантированной защитой в случае необходимости. Новый статус имел особое значение для Саввы, поскольку давнее союзничество Франции и Турции в случае его проблем с турками было бы более чем кстати. Французский двор на основе представленных отчетов оценил Саву как способного, ловкого сотрудника, хорошо «вплетённого» в ткань высшего турецкого общества. Чувствовалось знание положения дел в кругу военных, дипломатов, придворных и торговцев. Последующий разговор свидетельствовал о том, что услуги Владиславича для французской дипломатической и разведывательной службы в Босфоре способствовали достижению очерченной цели.
- Граф Рагузинский, для меня большая честь сообщить Вам, что французский двор готов вознаградить Ваши разведывательные и консультационные услуги ежемесячным гонораром на уровне дипломатического советника нашего посольства. Его Превосходительство де Фериоль и я очень довольны Вашей работой в интересах французского государства.
- Я благодарю за то доверие и честь, которые Вы оказываете мне. Уверяю Вас, что в будущем я предоставлю Вам и послу все те мои знания, которые могут оказаться полезными для Франции. Место передачи сообщений, полагаю, может остаться тем же – моя контора в порту. там постоянно толкутся десятки разных агентов по торговой части. А также через капитана Луи Дибо, представляющего интересы французской торговой палаты в городе. Мы оставляем турецким шпионам возможность увидеть нас в обществе только здесь, в посольстве, за которым они регулярно надзирают, а также на дипломатических приемах в городе, где мы всегда постоянные гости.
Этот разговор состоялся в канцелярии де ла Ви на первом этаже французского посольства, где Савва сразу же обратил внимание на большой стальной сейф, очень похожий на тот, с которым он познакомился в резиденции посла де Фериоля. В непринужденной обстановке под старый французский коньяк и несколькими видами вкусного сыра, свежей дыней и копчёной говяжьей ветчиной долго обсуждались различные темы.
Савва – в свою очередь – отблагодарил своего собеседника ценными подарками, преподнеся ему бутылку итальянского бергамота и драгоценную табакерку, работы венецианских мастеров, облицованную полудрагоценными камнями в серебряной филиграни.
Де ла Ви был восхищён и искренне благодарен.
Вообще же манера держаться как власть имеющего, а не просителя, вкупе с харизмой и наполненными драгоценным содержанием советами и донесениями, создавали у всякого собеседника впечатление, что именно он делает одолжение, а не наоборот. Этот талант вовлекать потенциально важных личностей в свои шпионские комбинации был основан на той мысли старого Луки, которую Савва услышал очень давно, и запомнил накрепко:
- Для каждой рыбы нужна своя приманка. В ваших руках сети, чтобы вытащить её!
[i] Маджун – сладкая паста из трав и специй, которые смешиваются с мёдом, также служившим (служащим) для сохранения продукта. Полагалось, что маджун обладает терапевтическим эффектом, придающим силы и успокаивающим дух. Исламские врачи придумали сотни видов маджуна: с бергамотом, сливами, розовыми листами, мятой, корицей и т.д. Подавались и употреблялись как в качестве лекарства, так и в качестве кондитерских изделий.
я паста из трав и специй, которые смешиваются с мёдом, также служившим (служащим) для сохранения продукта. Полагалось, что маджун обладает терапевтическим эффектом, придающим силы и успокаивающим дух. Исламские врачи придумали сотни видов маджуна: с бергамотом, сливами, розовыми листами, мятой, корицей и т.д. Подавались и употреблялись как в качестве лекарства, так и в качестве кондитерских изделий.
