История своим течением и фактурой неумолимо принуждает к формулировке закономерностей, выявленных в ходе событий.
На первый взгляд эти закономерности не очень то и нужны, как не нужны в повседневности пушки и бомбы. Но рано или поздно наступает момент, когда эти вещи начинают определять жизнь обществ и отдельных людей.
Закономерности истории выявляют отчётливо развитие и угасание стран, народов и цивилизаций. Есть подробные описания процессов возникновения, мужания, иссякания сил в этносах, народах и странах. При том, что ведущим фактором, несомненно, является этнос.
Трудно быть оригинальным в таких размышлениях. Но осмысление идёт непрерывно, и свою лепту считаю важным внёсти.
Общества крепнут не столько по мере возрастания внешних проявлений развития, сколько по мере укрепления их внутренней, нравственно-духовной силы (пассионарной энергии), возникающей в ячейках общества.
К таковым относится всегда и везде семья, местные общины и крупные сообщества, которые общественную энергию аккумулируют, вкладывают в новые поколения, формулируют в виде насущных запросов, транслируют на уровни управления и в их элитарное окружение, определяющее принятие решений. Таким образом, состояние семей, низовых общин, как основы, предопределяет состояние общества в целом.
Сегодня всем очевидно, что мир и его основы, включая семью и общины, находятся в кризисе. Это называют по-разному, например кризисом перехода из постиндустриального технологического уклада в цифровой. Кризисом традиционных ценностей и отношений между полами. Еще кризисом семьи. Также демографическим кризисом вследствие перенаселения мира. И одновременно кризисом низкой рождаемости.
Это выражение хаотизированного сознания индустриального общества, исчерпавшего потенциал развития в ситуации тупика роста потребления и возможностей сохранения накопленных прибылей.
Индустриальное общество или капитализм устроены на банковских кредитах, на ссудном проценте, не случайно некогда запрещенном в христианских обществах раннего средневековья. Двигателем индустриального капитала является непрерывный приток денег, основным источником которых являются банковские кредиты, а также государственные заказы. Банки как первопричина индустриального роста являются и главными выгодополучателями в виде процентов по кредитам. Именно потому рост экономики является основным показателем экономического развития – прежде всего, это рост банковского капитала.
Финансовые организации Запада, как первопричина индустриального развития, уже давно находятся в кризисе – не получают прибыли, выдают кредиты под проценты, схожие с температурой около ноля, а накопленную прибыль, которую в условиях рынка уже невозможно использовать, аккумулируют во вторичные или третичные ценные бумаги.
Население Запада как заёмщик и источник прибыли банков также в существенной степени исчерпало потенциал потребления. Психология непрерывного обновления потребностей и соответствующие им затраты упёрлись в отсутствие новизны. Ведь рост потребления основан на обновлении потребностей. Но все труднее обновлять предложения товаров на рынке. Вскоре это будет до невозможности сложно.
И за этим стоит проблема выживания западной модели финансов, фактически управляющей сегодня миром. Капитализм банкиров пытается разрешить проблему снижения спроса трансформацией самого человека, создавая множество полов, бесконечное разнообразие нетрадиционных отношений и ценностей. Это предполагает скачок в потреблении, так как ведёт к необходимости производства, к примеру, не только женских и мужских трусов, но и белья для представителей ещё десятков или сотен, а может быть и тысяч новых непрерывно изобретаемых полов в соответствии с признаками и нюансами разврата, в который нации Запада необратимо погрузились.
Скачок западной экономики, прогнозируемый в связи с искажением человеческой природы, предполагает скачок кредитования производства и потребления.
А в основе всего интерес банков. Огромные капиталы, накопленные некоторыми группами финансовых особей на Западе, создают проблемы реализации этих денег, вовлечения их в эффективный экономический оборот. И решения здесь могут быть любыми, самыми бесчеловечными. Ведь большие деньги несовместимы с чувствами, традициями, интересами простых людей, религиями государствами и нациями. Большие деньги в определенный период их накопления становятся попросту опасны для людей в ситуации огромных частных накоплений оборотных средств, не обеспеченных оборотом реального рынка товаров.
Частные владельцы этих накоплений ради их сохранения, готовы превратить в продукт и товар всё, что может иметь цену. Проще всего превращать в товар человека, его тело, его душу, его потребности. Эта опасность для людей и человечества в целом, исходящая от владельцев больших денег, населением мира пока что не осознана...
Однако власть сходящих с ума финансистов ещё не повсеместна. Страны входят в финал индустриальной экономики не синхронно и в разной степени повреждённости с негативом периода угасания позитивной энергии индустриального технологического уклада.
Состояние современных обществ России и совокупного Запада, к которому следует отнести и Украину, можно оценить через соотношение кризисов основ этих обществ. Кризисное состояние Запада в нравственно-духовном смысле настолько очевидно, что не нуждается в доказательствах.
Россия, как более молодая цивилизация, и соответственно более пассионарная, на сто лет позднее вступившая в эпоху капитализма и еще отставшая в нём на исторический период существования СССР, в меньшей степени подверглась кризисным воздействиям общества потребления и соответствующей бездуховности, каким капитализм на стадии своего расцвета и угасания несомненно является.
В этом смысле большевистский переворот 1917 года по масштабам наступивших последствий, конечно, является революцией. Так как во власти сменилась не просто элитарная группа олигархов, а сменилась элита в целом. Элита стала умеренно обеспеченной и не могла в рамках социализма (социального госкапитализма) изменить ситуацию. Это повлекло существенную смену культуры, общественных стереотипов, стереотипов сознания, тотальную смену способов формирования общественного и частного богатства, порядка формирования элит, взаимодействия элит и остального населения, структурированного в семьи и общины.
Россия вступила в 19 веке на путь частного капитализма, а потом, после 1917 года, на путь капитализма государственного, оставаясь глубоко крестьянской страной, веками жившей правилами сельских общин, смыкавшихся по составу с общинами религиозными. Общественные, во многом схожие с семейными, основные цели и правила сельских и религиозных православных общин составляли особенности русского сознания и были оболочкой обеспечивающей условия для процветания традиционных семейных ценностей.
Исторически быстрый по факту, но медленный в сознании период индустриализации и перетекания населения из сёл в города с перековкой образа жизни с сельского на городской после 1917 года сопровождался политически мотивированным критическим снижением числа религиозных общин. Вместо них формировались идеологические суррогаты в виде партийных организаций.
Сельские общины, которые можно назвать и трудовыми, как существовавшие на личном труде селян, по мере перетекания населения в города трансформировались в трудовые коллективы на местах работы людей. А оставшиеся на земле селяне перетекали в колхозы, имитировавшие общинное землепользования, но с прежними общинами не имевшие ничего общего, кроме навыков коллективного труда.
Религиозные общины, как уже сказано, сменились общинами партийных организаций с их систематическими собраниями, уподобленными протестантским литургиям, и жёстким контролем нравственности партийцев, обязанных придерживаться перефразированных заповедей Моисея, несмотря на запрет религии. Но с поклонением кумирам, непрерывно изобретаемым и сокрушаемым партийной элитой с ловкостью фокусников.
Рухнувший в конце 20 века социальный госкапитализм не устоял перед жаждой личного обогащения партийной элиты, уставшей имитировать общественные интересы в условиях бесконтрольного обладания национальным богатством. Он быстро трансформировался в капитализм частный, без тотальной смены элит.
Ввиду отсутствия подготовленной в недрах всё до пуговиц планировавшего социализма новой элиты частных владельцев ее место естественно заняла старая партийная элита. А всё, что занять не смогла она, занял всегда присутствующий в обществе, и всегда активный его слой – криминал.
С таким управлением новой партийно-криминальной элитой российское общество, дезориентированное семью десятилетиями активного гипноза атеизмом и психологией общинного коллективизма без имущественных прав, вступило в тесное взаимодействие с Западом.
Наш общинный менталитет, тем не менее, сохранился и служил защитной оболочкой семьи и традиционных ценностей.
Западное общество исторически дольше варилось в котле индустриального периода. Капитализм переформатирует общество постоянно, всегда требует перемен и отмены традиций. В этом его суть – изменять людей для изменения их экономических потребностей в целях развития рынка и экономики, в конечном счёте в целях роста банковского капитала. В этом контексте западное общество можно рассматривать как в большей мере утратившее общинное и религиозное сознание.
Но, возвращаясь к России периода социализма (социального госкапитализма), следует отметить, что хотя трудовые коллективы в городах и на селе в колхозах по имущественной сути не имели ничего общего ни с трудовыми артелями, ни с сельскими общинами, они несли в себе коллективистскую психологию. Это предопределялось как прежней общинной жизнью, так и наступившей ураниловкой в оплате труда, в сочетании с минимализмом в личном имуществе.
Этот опыт народов СССР и, прежде всего, опыт России, при всей его противоречивости, наложенный на опыт сельских общин и артелей, неожиданно создал, как часто бывает у русских, не очень изящный, но необычайно прочный сплав традиций взаимопомощи и жертвенности, последствия которых исторически проявлялись, проявляются сейчас и, в полной мере проявятся, как следует ожидать, на наших глазах в текущей российской истории.
Именно благодаря периоду отсутствия частного богатства в СССР смогла сформироваться мощная прослойка советских людей, определяющая государство как власть тех, кто предпочитает богатству благосостояние на уровне достатка. Однако дальнейшее развитие этого социального достижения в СССР прервалось по причине банальной корысти элитарных советских кругов.
Однако это социальное явление получило развитие в практике коммунистического Китая. Китай, как цивилизация древняя и мудрая, осознал, что в рамках индустриального общества существующего в ситуации непрерывного роста экономики, такой рост невозможно обеспечить без свободы частной инициативы. Крах нашего Госплана тому отчётливое доказательство. Только сочетание частного капитализма и капитализма социально-государственного, названного у нас социализмом, может дать возможность обществу, отнявшему политическую власть у олигархов, развиваться динамично, устойчиво, разумно и долговременно.
Так в Китае возникла наиболее гармоничная форма социализма, в которой политическая власть принадлежит активным бедным, а в развитии экономики широко участвуют активные богачи. Бедность, предполагает ограниченность потребления и является естественной оболочкой нравственности. В условиях сверхпотребления нравственность не выживает.
Несмотря на фактический захват власти олигархами, Россия осталась преимущественно страной людей бедных или живущих в скромном достатке. На фоне исторического опыта общинности и сохранения традиционных ценностей Россия стала естественным экзистенциальным врагом Запада, так как стоит на пути целей управляющей миром элиты финансистов, стремящихся сохранить свои накопления путем развития рынка в сфере нетрадиционных отношений и новых, соответствующих им экономических потребностей. Россия скалой встала на пути этого процесса, притормозив общемировой тренд изменений человека традиций в рыночное животное.
Но следует понимать, что этим противостоянием ограничиваться нельзя. Чтобы изменить ситуацию, следует аннулировать его причины. Чисто политически – причины в группе мировых финансистов. Но, даже уничтожив эту группу, первопричины общемирового тренда расчеловечивания человека в индустриальном обществе отменить не удастся. Несколько исправленная ситуация в той же экономической парадигме вновь станет ухудшаться через некоторое время.
Уже приходилось писать о том, что миру необходима новая модель экономики с естественными ограничениями потребления и личного накопления. И, останавливая мировое зло сейчас посредством СВО, и, возможно, более радикальными средствами, необходимо уже сейчас планировать это будущее.
Социальная основа такого будущего создана вековым историческим опытом общинных отношений во множестве стран мира, религиозно-нравственным опытом авраамических религий и конфуцианства, историческим опытом периода управления России (СССР) и КНР коммунистическими партиями.
Разумеется, это будущее не могут планировать люди, имеющие прямое или косвенное отношение к олигархии национальной и транснациональной. Уже понятно, что в будущем неиндустриальном обществе успешность экономической деятельности будет определяться не рынком, а соответствию разного уровня государственным и общественным планам. Вот когда опыт Госплана СССР в силу актуальности, на входе цифровой экономический порядок будет востребован.
Кстати, автоматизированную систему планирования пытались внедрить в СССР ещё в 60-е годы прошлого века. Но это поколебало бы власть партийной номенклатуры. И проект не состоялся. А в основе его динамичный, практически мгновенный учёт разумных потребностей, определённых набором принципов.
И, разумеется, планирование оборотных средств, их минимизация. Так что, для того чтобы стать богатым, Ротшильду нужно будет стать обладателем склада чугунных болванок...
Павел Иванович Дмитриев, правовед, публицист
