Способен ли совок построить социализм?

Новая статья признанного идеолога православного социализма Николая Владимировича Сомина обращается к важному, но не слишком разработанному аспекту – социально-антропологическому феномену «совка» как строителя и гражданина православно-социалистического общества. Если православный социализм – это дом, который мы собираемся возвести, то совок – это глина, тот строительный материал, из которого мы возводим дом. Совок – это кирпич, на котором сын человеческий начертал город Иерусалим (Иез. 4:1).

Поэтому перед строительством нового общества следует озаботиться вопросом: а достойны ли мы этого общества? Крепок ли будет дом из кирпичей, замешанных на человеческой глине? Выдержит ли он удары стихии и незаметное подтачивание подземных вод? Будет ли согревать в стужу и охлаждать в зной? А главное, поселится ли в нем Дух Святой, что «дышит, где хочет» (Ин. 3:8)?

Прежде всего, Николай Сомин вслед за советским и российским философом А.А. Зиновьевым реабилитирует само слово «совок», превращая пейоративный эпитет в строгий социологический термин. В философском романе «Русская трагедия» Зиновьев определяет совков как социальную общность людей, «которые ностальгируют по советскому периоду, остаются приверженными советской (коммунистической) идеологии и не принимают результаты антикоммунистического переворота горбачевско-ельцинских лет». Совок – это посмертное существование советского человека, когда советское общество, его общество, скоропостижно преставилось, а в постсоветском обществе, чужом обществе, он не видит (а главное, не хочет видеть) своего места.

«Всякое приобретение – потеря, а всякая потеря – приобретение», утверждает английская пословица. Совок, потеряв свое общество, став бомжом и неприкаянным скитальцем в мире наживы и чистогана, умерев для нового мира, приобрел важное качество, которое прозорливо подмечает автор. Он словно бы поднялся над посюсторонней суетой, ему стало невыносимо тесно и душно в плоском, пошлом и безблагодатном царстве мамоны – он обрел посмертный дар прикоснуться к потустороннему горнему миру. Прикоснуться не для того, чтобы покинуть дольний мир без оглядки и сожаления – но для того, чтобы надмирный мир, Царство Небесное, осветил и освятил грешную землю.

Как это может быть? Николай Сомин отвечает и на этот трудный вопрос, не столько в разбираемой статье, сколько в корпусе своих предыдущих работ. Господь среди слуг Своих, а значит, там и только там, где положен предел мамонизму, господству в социальной жизни людей денег и богатства. Подобно тому, как человек есть подобие Бога, социум должен быть подобием Царства Божия, «коммунизм является образом и подобием Царства Небесного на грешной земле», фиксирует Николай Владимирович важный тезис в более ранней статье «О социализме и Царстве Божием». Царствоподобие социума реализуется через осуществление заповеди любви к ближнему, т.е. через отвержение сребролюбия, отца греха и корня всякого зла, ибо ничто так не отдаляет ближних друг от друга как корысть.

Н.В. Сомин допускает небольшую неточность, утверждая, что «лишь однажды (в 1917) в России случился прорыв фронта мамонизма». Конечно, это не так, человечество всю свою христианскую историю настойчиво пыталось построить Царство Божие на земле. Впрочем, автор сам тут же поправляется: «А что касается истории, то там социализм и христианство идут рука об руку – именно коммунизм устроили в Иерусалимской общине все 12 апостолов – верных учеников и продолжателей дела Христова. И нашим «истинно верующим» хорошо бы понять, что Сам Спаситель предложил коммунизм как способ социальной жизни христиан. И далее все коммунистические движения (Томас Мор, Гуситы, Мюнцер, Кампанелла, государство иезуитов в Парагвае, Сен-Симон, Ламмене и пр.) были христианскими. И только последнее движение – марксизм – имело явно богоборческий характер, но, к несчастью, именно оно занесло социализм на Русь».

Советский социализм был одной из многих попыток – в чем-то блестящей (последовательность и системность в установлении пределов мамонизму), в чем-то заведомо обреченной на провал (игнорирование сакрального мира).

О. Павел Флоренский в противовес марксистской линейной схеме смены общественных формаций утверждает их параллелизм, находя фундаментальную общность между рабовладением и капитализмом, между Средневековьем (не путать с феодализмом, который по большей части был этапом длительного разложения Средневековья) и социализмом. Для Флоренского социальный идеал однажды был воплощен в России – это XIV век, время преп. Сергия Радонежского: «Преподобный Сергий – начало и Данте русского средневековья. <…> Преподобный Сергий – русский Данте, совместивший все стороны культуры, всю полноту русской жизни, а не теоретический мыслитель, писатель» (Флоренский П.А. «Культурно-историческое место и предпосылки христианского миропонимания»).

А в работе «Троице-Сергиева Лавра и Россия» Флоренский доводит свой тезис до афористической отточенности: «Идея Пресвятой Троицы для преподобного Сергия, была, в порядке общественного строительства, заповедью общежития. «Там не говорят: это мое, это – твое; оттуда изгнаны слова сии, служащие причиною бесчисленного множества распрей», – писал в свое время св. Иоанн Златоуст о современных ему общежительных монастырях. Общежительство знаменует всегда духовный подъем: таковым было начало христианства. Начало Киевской Руси также было ознаменовано введением общежития, центр какового возникает в Киево-Печерской лавре вскоре после крещения Руси; и начало Руси Московской, опять-таки приобщившейся новому духовному созерцанию, отмечено введением в центре Руси Московской общежития, по совету и с благословения умирающей Византии. Идея общежития, как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве, назовется ли она по-гречески киновией, или по-латыни – коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней, как вожделеннейшая заповедь жизни, была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой лавре преподобным Сергием и распространялась отсюда, от Дома Троицы, как центра колонизации и территориальной, и хозяйственной, и художественной, и просветительной, и, наконец, моральной».

История России дала нам две блестящие попытки построения близкого к христианскому идеалу общежительного строя – попытки столь же грандиозные по замыслу, сколь и однобокие по воплощению. Попытка монахов-подвижников толком так и не вышла за пределы монастырской ограды в дольний мир, а попытка совков так и не открыла свои очи миру горнему. И будучи однобокими, обе попытки закономерно не увенчались успехом. Закономерно, а не в результате трагической случайности или злобного заговора.

К сожалению, в своей оде совку Николай Сомин не находит места для вынесения ему приговора. Тогда как вина совка безмерна. Если могильщиком капитализма был пролетариат, то могильщиком советского социализма стал… сам совок!

Совок, главный герой романа «Русская трагедия» Александра Зиновьева, делает страшное признание: «Я принадлежал к числу таких, с совкового молчаливого согласия которых был разрушен Советский Союз и советский социальный строй в России и других частях бывшего Советского Союза. До сегодняшнего дня я боялся признаться себе в этом, разделяя и выдумывая сам всяческие оправдания тому, что произошло у нас в горбачевско-ельцинские годы». И размышляя о причинах гибели Советского Союза, Зиновьев от имени главного героя честно и мужественно выносит приговор самому себе: «Как и почему это произошло?! Кто в этом повинен?! Ты сам и повинен в этом. Как ты реагировал на горбачевскую перестройку? Ты приветствовал её. Как ты реагировал на ельцинскую "революцию" в августе 1991 года? Ты приветствовал её. Как ты реагировал на расстрел Верховного Совета в октябре 1993 года? Ты одобрил его. Вот ты и получил то, что тебе и следовало получить за свою глупость, легкомысленность, если не сказать нечто большее о твоем поведении, – за предательство и в лучшем случае за попустительство предательству».

Либералы набили оскомину принуждением совка к покаянию. Но если задуматься, совку на самом деле есть в чем покаяться и подобно Мартину Лютеру воскликнуть: «Mea culpa!». Совок накосячил дважды – в первый раз, когда самонадеянно отвернулся от Бога, и во второй раз, когда вместо того, чтобы исправить допущенную ошибку в строительстве общего дома еще на этапе проектирования, бросил стройку совсем. Теперь совок сам должен исправить ошибки, потому что кроме него это не сделает никто. Только совок бережно хранит в памяти социализм как величайшую драгоценность, и только он верит в успех этого почти безнадежного предприятия. Это и будет его истинным покаянием.

Статью Николай Сомин заканчивает следующим тезисом: «Можно кратко сказать, что православный социализм состоится, когда совок восстановит социализм, а Церковь – откажется от поддержки мамонизма». Это хорошо, но этого недостаточно. Озабочен ли совок построением действительно православного социализма или лишь тщетно надеется «восстановить» «СССР 2.0»? Православный социализм состоится, когда будут два встречных движения – Церкви к социализму и совка в лоно Церкви.

Костерин Андрей Борисович, православный публицист, г. Владимир