Глава 26
Уголовный характер «прорабов перестройки». – Активизация темных сил. – Борьба с жидовстующими в Обществе охраны памятников. – Изгнание бесов. – Оживление патриотической работы. – Ожидание вождя. – Смена власти в «Памяти». – Дмитрий Васильев
Чем больше лет проходит с так называемой перестройки, тем сильнее убеждаешься, что ты был свидетелем величайшего преступления, задуманного против народа, сохранившего в ХХ веке хоть какие-то остатки христианской духовности. Строго говоря, никакой перестройки не было, ее название стало ширмой, за которой скрывались государственная измена и предательство. В реальной жизни не существовало и «реформ», а их названия были камуфляжем, прикрывающим преступные деяния по расхищению народного богатства. Поэтому, вспоминая сейчас людей, руководивших тогда перестройкой, я, как историк, не могу их рассматривать как общественных или государственных деятелей, а вижу в них уголовных преступников. Живи они в Российской империи XIX века, их деяния подпадали бы под статью уголовного кодекса, за которую полагалась бы виселица или каторга.
В разное время я так или иначе сталкивался с основными деятелями перестройки или располагал уникальной информацией о них от людей, близко их знавших. Яковлев, Афанасьев, Попов, Бурбулис, Гайдар, Собчак, Станкевич, Явлинский, Шохин и др. (о некоторых из них я еще расскажу) по своим способностям и творческим возможностям были люди далеко не выдающиеся, известные как интриганы и карьеристы, с лакейской предприимчивостью обслуживающие власть. В «прорабы перестройки» их выдвинула все та же темная сила – тайный союз внешних и внутренних врагов России[1]. Все известные мне «прорабы перестройки» были так или иначе связаны с западными спецслужбами и прошли инструктаж и разные курсы, организованные в то время под видом «гуманитарного диалога» Запада и Востока. Людей, отобранных для особой «миссии» спецслужбами на территории СССР по специальным спискам, переданным в разные фонды – «Свобода», «За мир и демократию», «Права человека» (под их крышей действовали те же спецслужбы), приглашали посетить ту или иную страну «для участия в конференции или симпозиуме». Участникам выплачивались огромные суточные, большие гонорары за выступления – это были своего рода 30 сребреников за продажу родины.
Лично мне известно, что на подобные мероприятия в середине 80-х годов в Нидерланды (или Бельгию?), а затем в США выезжал Явлинский. Целый ряд таких поездок совершили Шохин, Гайдар, Станкевич и другие перечисленные выше лица. Хорошо известный мне еще по контактам с Московским университетом Гавриил Попов в смысле поездок на инструктаж побил все рекорды, и вообще Попов был, пожалуй, самой одиозной личностью даже среди не отличавшихся нравственностью «прорабов перестройки». Его коллеги рассказывали, что он тащил из университета все, что можно было украсть, начиная с бумаги и карандашей и кончая стульями с кафедры. Его вынуждены были терпеть, так как он писал кандидатские диссертации для «деток» высокопоставленных чиновников ЦК. Его прохиндейская манера вести себя, вкрадчивый говорок, выражение лица с сальной заискивающей улыбочкой, создавшей ему образ персонажа плутовского романа, и были предметом постоянных насмешек ученых мужей. Таким запомнился он и мне. Позднее князь тьмы выдвинул его мэром Москвы, и тут он развернулся во всю силу, став своего рода символом взяточника и расхитителя государственного имущества. Американский посол Штраус, хорошо знавший Попова, говорил о нем так: «Попов – старый сукин сын. Он способен украсть все, что не прибито гвоздями»[2]. Уместно добавить, что, став мэром, Попов выбрал себе в ближайшие помощники Станкевича, родственную ему душу. Станкевича этого еще до того, как он стал «прорабом перестройки», я знал внештатным инструктором одного из московских райкомов КПСС. Числясь научным сотрудником в научном институте, он больше стремился к партийной карьере. С ним я познакомился случайно, узнав, что он готовит диссертацию о механизмах власти в США. Так как тогда я занимался сходными научными проблемами, то позвонил ему, чтобы уточнить некоторые моменты. В ответ я получил несколько уклончивых фраз в лозунгово-партийном духе и сразу понял, что Станкевич темой не владеет. Снова столкнулся я с ним на выборах 1989 года, когда он, используя грязные методы, рвался в народные депутаты СССР. Самоуверенный, с наглой улыбкой, он стал одним из первых, ощутивших на себе «золотой дождь» из-за океана. Патронируемый ЦРУ Американский центр международного лидерства удостоил его крупной денежной награды «за большой вклад в развитие общественно-политической мысли в своей стране». Став первым помощником мэра Москвы Попова, Станкевич сделал взяточничество неотъемлемым атрибутом своей новой должности. О его поборах знали все, и частные фирмы исправно платили ему взятки за предоставление выгодных заказов. Несколько раз он попадался, но его «отмазывали» как ближайшего соратника Ельцина. Но однажды в период болезни пьющего президента Станкевич был взят с поличным и привлечен к суду, однако бежал от него в США. Примерно в то же время был уличен в крупной взятке (в виде большой квартиры от частной фирмы) еще один «прораб перестройки» Собчак. Последний скрылся от суда во Францию. Груду доказательств уголовного характера «прорабов перестройки» венчает история Г. Старовойтовой и Юшенкова. Удивительно, что два этих очень антипатичных по манерам и поведению человека смогли играть общественную роль в нашей жизни. Они не вызывали симпатий даже у своих. Несколько раз я был свидетелем их публичных выступлений. Косноязычие, антирусская агрессивность, призывы к расправе с русскими патриотами просто «перли» из их выступлений. Соратникам очень импонировал этот антирусский настрой, за который они могли простить их неталантливость и занудство. Старовойтова и Юшенков стали жертвами внутренних разборок за владение «черным налом» – деньгами, которые они получали от своих тайных покровителей за проведение антирусских акций... Отказавшись поделиться, были убиты своими же.
Михаила Горбачева я видел два раза в больших аудиториях. Наяву, не по телевизору, особо ощущались его бездушие, фальшь, а главное – сатанинская пустота в глазах, а точнее, в эдаких впадинах вместо глаз, с какими на русских иконах изображали сатану.
В середине 80-х годов я, как и многие другие русские, задумывался над тем, сможет ли Горбачев стать национальным лидером, и с ужасом осознавал, что в русской истории произошло что-то непоправимое, явился еще один выразитель антихриста, помеченный его печатью. Скоро стало ясно, что Горбачев был абсолютно чужд русскому народу и русской культуре. Лишенный национального сознания и, более того, агрессивно враждебный всему, что составляло национальную суть России, ее традиции и основы, Горбачев представлял собою идеального космополита. Продукт антирусских фракций коммунистической системы, он отдал всю свою сознательную жизнь восхождению на вершины коммунистического руководства и на этом пути выхолостил из себя все человеческие чувства и реакции. Политикан в американском смысле этого слова, Горбачев, по мнению его космополитических сотрудников, был личностью, мыслящей по-западному, и именно поэтому легко нашел общий язык с такими известными антирусскими деятелями, как Тэтчер и Буш, Коль и Миттеран.
По большому счету неумный, ограниченный, поверхностно образованный (а фактически малообразованный, особенно в области политики и экономики), до глупости тщеславный, до безрассудства злопамятный, Горбачев стал довольно легкой добычей западных политиков, умело игравших на всех перечисленных выше слабостях советского лидера. Позднее, уже втянутый в работу мондиалистских структур, он полностью показал свое настоящее политическое ничтожество, став своего рода послушным рядовым нового мирового порядка.
Не обладая даже зачатками национального русского сознания, этот манкурт проявил себя идеальным проводником космополитических идей и взглядов. Причем в силу уже отмеченной ограниченности и малообразованности Горбачев, выступая с тезисами о «новом политическом мышлении», не мог осознать, что, по сути дела, повторяет идеологические идеи космополитизма и мондиализма. В силу этих своих особенностей Горбачев стал для нашей страны роковой фигурой, особенно опасной в период резкого усиления тайной войны Запада против России.
Моя тетка Марина Ивановна, по должности инспектировавшая торговые базы в Ставропольском крае еще до того, как Горбачев стал знаменит, передавала мне рассказы местных кооператоров о его необычайной жадности. В Ставрополе у него было прозвище «Мишка-пакет» за склонность принимать подношения.
Жена будущего генсека не брезговала посещать торговые базы, отбирая себе лучшие товары, оплачивая их из бюджета крайкома.
Приход Горбачева к власти первыми почувствовали русские организации. В Общество охраны памятников, многие члены которого состояли тогда одновременно и в «Памяти», зачастили с проверками. Запрещаются некоторые патриотические лекции (например, о Сергии Радонежском, Иоанне Кронштадтском). В коридорах появились юноши, по-хозяйски пытающиеся влиться в работу ВООПИК, считавшие чуть ли не первоочередной задачей Общества борьбу за установление в Москве памятников Мандельштаму и Марку Шагалу. У нас их сразу назвали «жидовствующими». Главой их был некто Мохнач, приходивший в общество читать лекции по сюжетам Ветхого Завета с трактовками, близкими к талмудическим. С Мохначом постоянно крутились его соратники К. Парфенов, Бызов. Жидовствующие пытались убедить нас, что в Обществе охраны памятников необходимо провести «перестройку», сменить старое, «консервативное» руководство и заменить его новым, «демократическим».
Повсюду велись бурные дискуссии «за» или «против» «перестройки». К чести моих соратников, почти никто не поддался на агитацию «жидовствующих», сразу увидев в них духовных наследников тех, кто с 1917 года убивал русских, разрушая их святыни, грабил их достояние.
Мы видели, как под видом борьбы за «перестройку» и гласность велось откровенное очернение всей русской истории, ее выдающихся деятелей и великих событий.
Главными героями «жидовствующих» становятся справедливо репрессированные Сталиным «бойцы ленинской гвардии», и прежде всего знаменитые еврейские большевики Троцкий, Свердлов, Каменев, Зиновьев и другие. Кровавые палачи русского народа объявляются носителями самых идеальных человеческих качеств.
Из тайных клоак извлекаются антирусские «произведения» и публикуются массовыми тиражами. Издаются книги, являющиеся прямым оскорблением русского народа, и в частности «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Прогулки с Пушкиным» Синявского (Абрама Терца).
«Русская душа, – невежественно заявлял в своем романе еврейский писатель Гроссман, – тысячелетняя раба, девятьсот лет просторы России были немой ретортой рабства. Подобно тысячелетнему спиртовому раствору, кипело в русской душе рабское, крепостное начало. Развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России оплодотворялось ростом рабства».
Роман Рыбакова «Дети Арбата» выражал ностальгию наследников большевистских комиссаров по времени, когда им принадлежала абсолютная власть над русским народом, а всякое проявление русского национального сознания каралось как контрреволюционное выступление. Испытывая досаду на русских людей, которые все же сумели стряхнуть с себя ненавистных комиссаров, автор вдохнул в роман острую ненависть ко всему русскому и в отдельных местах не гнушается прямых оскорблений русских людей – например, при изображении сибирских крестьян.
Еврейские писатели-сионисты с особой ненавистью нападали на русские святыни, чернили Русскую Церковь, оскорбляли великих русских писателей, композиторов, художников.
После ухода Сафонова журнал «Огонек» стал одним из главных центров русофобии и морального растления. Местечковая сальность, удивительная неталантливость авторов, компенсируемая страстью к скандалам, дешевым сенсациям, наглым нахрапом в духе пошляка Жванецкого. Коротич, «прославившийся» выпуском нескольких агитационных книжек по заказу партийных властей, собрал вокруг себя таких же прохиндеев и русофобов, готовых за деньги писать что угодно, служить кому угодно, – А. Караулова, А. Боровика, А. Минкина, В. Юмашева, А. Радова, Ф. Медведева и других. Имя им легион. Они превратили журнал, бывший при патриоте Сафонове органом российской государственности, в бульварный листок с идеологией государственной измены. Со страниц «Огонька» оплевывались и ошельмовывались русская история, литература, армия, все, что любил и чем дорожил русский народ.
В «Огоньке» велась назойливая реклама скандальных литераторов, особенно Евтушенко и Вознесенского. Коротич дошел до того, что объявил их классиками русской литературы. Верно об этих «классиках» сказал поэт Ю. Кублановский:
Хорошо вам не знать недосыпа,
Хитрый Межиров, глупый Евтух,
Вознесенский, валютная липа...
Не великие тени беречь
Вам дано за павлиньей террасой,
А коверкать родимую речь
Полуправды хвастливой гримасой...
Святое чувство, которое владело практически всеми членами нашего общества, – патриотизм, подвергалось глумлению и оскорблениям. Перестройщики пытались доказать нам, что патриотизм присущ только отсталым, неразвитым личностям. «Патриотизм, – заявлял кумир “жидовствующих” литератор Ю. Черниченко, – это свойство негодяя». Патриотизм, презрительно вторил ему другой кумир Б. Окуджава, – зоологическое чувство, которое присуще даже кошкам.
В 1986 году еврейский писатель Д. Гранин опубликовал повесть «Зубр», в которой рассказал о Н.В. Тимофееве-Ресовском, ученом-генетике, осужденном за измену Родине – за сотрудничество во время войны с фашистами (попытка создания оружия массового поражения против СССР). В этой повести изменник Родины показан как невинно осужденный, как жертва сталинского режима. Книга Гранина широко пропагандировалась и нашими «жидовствующими».
Они пытались навязать нам мысль о неизбежности расчленения страны. Помню, с подачи «жидовствующих» обсуждали популярную передачу тех лет «Взгляд» с сюжетом из Калининграда. Ее ведущий Любимов намеренно называл этот город Кенигсбергом, всячески подчеркивая его немецкое происхождение и с одобрением указывая на то, что Калининградская область (до войны часть Восточной Пруссии) уже начала заселяться немцами.
Ярким примером разжигания межнациональной розни деятелями «малого народа» стала постановка пьесы «Поминальная молитва» Г. Горина на сцене Ленкома (главный режиссер М. Захаров – зоологическое существо, для которого высшее достижение «культуры» – Голливуд). Обычный для этого театра китч с плясками и песнями отличался особой русофобской направленностью. В этом спектакле русские показаны тупым и диким быдлом, готовым чуть что – громить евреев. Толпа пьяных русских мужиков, ведомая дамой, с криком: «Вперед, истинно русские патриоты!» – врывается в еврейский дом на свадьбу и топорами убивает маленьких детей, громит, рушит все, что попадается на пути. Цель этой постановки – восстановить евреев против русских, создать условия для развития сионизма и русофобии.
Провоцирование сионистских настроений среди евреев стало одной из краеугольных установок антирусской коалиции, рассматривающей еврейское движение как главную силу по расшатыванию страны и созданию в ней оппозиционно-подрывных центров. В такой оппозиционный центр «жидовствующие» пытались превратить ВООПИК.
Началась подпольная закулисная возня «жидовствующих», выступавших за полное переизбрание руководства ВООПИК и назначение на их место сионистских интриганов. Подпольщики составили своего рода «теневое правительство», в которое вошли Мохнач, Парфенов, Бызов, Кагарлицкий, Гриша Пельман (племянник известного афериста, агента влияния США Заславского). Действовали они нагло, с нахрапом. Распространяли о самых авторитетных руководителях патриотического движения клеветнические слухи. Старались привлечь на свою сторону актив организации, обещали им бесплатные путевки в международные лагеря отдыха, приглашали на распродажи дефицитных тогда книг и товаров. Помню плутовские глаза Парфенова и Бызова (их называли «сладкая парочка», поговаривали, что они гомосексуалисты), мелькавшие то здесь, то там, они особенно активно распространяли самые нелепые слухи. Идейная борьба в МГО ВООПИК кончилась мордобоем «жидовствующих». Возмущенные наглостью этих юношей, несколько ребят из шефской секции, по просьбе В.Д. Ляпкова, затянули «сладкую парочку» под лестницу и по-мужски с ней поговорили, попросив ее передать о проведенном уроке политкорректности остальным «жидовствующим».
Заместитель председателя Московского отделения Общества охраны памятников С.В. Королев рассказывал мне, как к нему явился некто Сатановский (Сатуновский?) с предложением организовать в ВООПИК секцию еврейских памятников и создать особый список памятников еврейской культуры. Сатановскому было отказано под предлогом «интернационализма». Сатановский не обиделся и продолжал посещать Общество, естественно, поддерживая «жидовствующих».
Кульминация столкновения патриотов и «жидовствующих» происходит в период выборов нового руководства Московского отделения ВООПИК. Главными пунктами программы «жидовствующих» на этих выборах были требования, во-первых, полностью переизбрать руководство Общества, как реакционное, сталинистское и антисемитское, а во-вторых, запретить членам ВООПИК состоять одновременно в организации «Память». На этих выборах «жидовствующие» были разгромлены наголову. Им не удалось провести в Совет Общества ни одного своего человека. Большую роль в организации этой маленькой, но очень важной победы русских патриотов играл С.В. Королев[3], сумевший очень грамотно организовать съезд Общества, последовательность выступлений на нем. Помню, скоординированными были даже реплики. Вокруг самых бессовестных «жидовствующих» сидели крепкие парни, чтобы при необходимости «охолонуть» их. Последнее на деле не понадобилось, ибо подпольщики находились в подавленном состоянии, оглушенные силой общественного мнения, которое единодушно было на стороне патриотов.
Изгнанные из Общества охраны памятников «жидовствующие» начали писать на нас жуткие доносы в ЦК КПСС, Народный контроль и даже в КГБ, выдвигая обвинения в антисоветизме, антисемитизме и даже в тайной антигосударственной деятельности. По мнению Мохнача и других «жидовствующих», ВООПИК вообще следовало бы разогнать, как гнездо зловредной «Памяти», и создать вместо него другую организацию. Несколько месяцев в общество приходили разные партийные проверяльщики и мрачные личности из КГБ, подробно расспрашивали активистов о деятельности Общества, намекали некоторым из наших на возможность возбуждения уголовных дел за экстремизм.
Несмотря на то что «жидовствующие» наслали на наше Общество кучу проверяющих, жизнь у нас била ключом. Наверно, никогда прежде в Обществе не решалось столько разных дел, как в середине 80-х. На субботниках по восстановлению памятников в Москве в некоторые дни собирались сотни людей. Отдельные субботники превращались в летучие митинги, на которых зачитывались исторические документы и антисионистский памфлет «Сионские протоколы», раздавались листовки, открывавшие многим глаза на произвол, царивший в стране после 1917 года. Я, например, ходил на субботник по восстановлению Даниловского монастыря. Большевики, превратив многие его здания в руины (у них там была тюрьма для малолетних), потом «великодушно» вернули его Церкви. Много суббот подряд мы очищали подвалы древнего собора, превращенного последователями Талмуда в помойку, чтобы осквернить находившиеся там захоронения. Прямо над захоронениями был устроен общественный туалет. Из подвала, кроме разного ненужного хлама, мы вынесли огромное количество водочных бутылок, комья грязи, спрессовавшиеся тысячи папиросных окурков, презервативов и крышек от пивных бутылок. В одном из дальних углов под грудой хлама мы нашли человеческие кости с дыркой в черепе.
Много суббот мы проводили на восстановлении Хотьковского монастыря недалеко от Троице-Сергиевой лавры. Здесь были похоронены родители прп. Сергия Радонежского. При большевиках на их могилах тоже была устроена помойка. Членам Общества охраны памятников пришлось потрудиться и над уничтожением туалета, который построили на фундаментах алтаря Казанского собора на Красной площади. Строительство отхожих мест в церквях, особенно в алтарях, было частью особого ритуала осквернения христианских святынь. Идею этого ритуала в 20-е годы широко озвучивал уже упомянутый мной хасидский изувер, сатанист, большевик Яков Блюмкин, который рекомендовал своим соратникам «сносить церкви и строить на их месте общественные туалеты». Сам он, разъезжая по Москве на машине, в случае нужды останавливался у православного храма и демонстративно мочился у его стены.
Большая работа велась и в Общественной инспекции по охране памятников. Здесь у нас сложился коллектив в два десятка человек, которые регулярно выезжали на осмотр и составление актов на большое количество памятников, доведенных большевиками до аварийного состояния. Среди этих памятников были преимущественно церкви, которые требовали срочной консервации и реставрации. Наша деятельность приводила в ярость городских чиновников во главе с Савиным – официальным инспектором по охране памятников, превративших свою службу в место сбора взяток и спокойно наблюдавших за разрушением русских святынь. Мы завалили прокуратуру исками на злоупотребления чиновников, хотя реально мало чего добились.
В стенах Общества охраны памятников впервые в советское время возникает общественное движение за восстановление разрушенных еврейскими большевиками храмов. На заседаниях Общественной инспекции составляются списки утраченных церквей и монастырей, собираются материалы по их истории. В 1984 году начинает выходить самиздатовский сборник «Китеж-град», посвященный изучению утраченных сокровищ России (вышло три сборника тиражом по 30 экз.). Составителем и главным автором этого сборника был я. С самого начала наше движение пытались запретить. Со мной беседовал чиновник из ЦК и передал «мнение старших товарищей», которые «не рекомендуют заниматься этой темой». Сказав чиновнику, что мы подумаем, я даже не передал содержание этого разговора нашим соратникам. Работа продолжалась. К осени были составлены три обращения с призывом начать восстановление разрушенных в 20-е – начале 30-х годов Казанского собора на Красной площади, Храма Христа Спасителя, а также Сухаревой башни. Начав сбор подписей, нам удалось в короткое время собрать более тысячи под каждым обращением. Обращения зачитывались на многих вечерах ВООПИК и «Памяти».
Самый большой «урожай» подписей нам удалось собрать 4 октября 1985 года на вечере «Памяти» в Доме культуры им. Горбунова (здесь я зачитал обращение с призывом восстановить Храм Христа Спасителя). Зал был забит до отказа, многие стояли между рядов. Тема вечера была «Москва... как много в этом звуке...». На вечере выступали последователи П.Д. Барановского – В.А. Виноградов, О.И. Журин, Г.Я. Мокеев. Впервые в такой широкой аудитории зачитывались обширные куски памфлета «Сионские протоколы», а деятельность «ленинской гвардии» рассматривалась как подрывная в связи с закулисной войной «Сионских мудрецов» против русского народа. Виновниками плачевного состояния русских святынь и памятников объявлялись еврейские большевики, открывались имена виновников разрушения исторической Москвы – от Л.М. Кагановича до современных еврейских чиновников Главного архитектурно-строительного управления Москвы. Информация произвела потрясающее впечатление на аудиторию. По всей Москве пошли слухи об этом вечере.
Местью сионистов за откровения этого вечера стало нападение 25 октября 1985 года на председателя правления «Памяти» Елену Сергеевну Бехтереву. Ее подобрали на улице жестоко избитую, с пробитой головой, после чего она стала инвалидом (сионистская пропаганда пыталась объяснить это преступление инцидентом на почве ревности).
В конце 1985 года председателем Совета «Памяти» был избран Ким Андреев, а Дмитрий Дмитриевич (или, как мы его звали, Дим Димыч) Васильев стал секретарем и фактическим руководителем объединения. Видное место в руководстве занял Алексей Григорьевич Гладков. После этого часть старых руководителей «Памяти» выходит из организации и образует новые объединения – сначала «Поиск», затем «Русь» (Э.Н. Дьяконов и др.).
А.Г. Гладков
8 декабря 1985 года на вечере «Борьба двух миров» Васильев выступил с политической речью. Обвинив сионистов в террористическом акте против Е. Бехтеревой, он прочитал со сцены и прокомментировал выдержки из «Протоколов Сионских мудрецов» и под аплодисменты собравшихся призвал всех «остерегаться антисемитизма и сплотиться вокруг Коммунистической партии Советского Союза, ее ленинского Центрального Комитета во главе с Генеральным секретарем Михаилом Сергеевичем Горбачевым».
Сейчас мне трудно без эмоций говорить о новом руководителе «Памяти», но тогда он всем нам казался вождем, многие русские патриоты были готовы пойти за него и в огонь, и в воду. Принимая желаемое за действительное, мы ждали вождя, который объединил бы нас и твердой рукой повел по пути Святой Руси. Дим Димыч Васильев – превосходный оратор, умевший выступать по любому поводу с зажигательными речами, многих очаровал. Постоянно делая намеки на какие-то огромные дела, совершаемые им втайне от нас во имя общего блага, Васильев все чаще и чаще повторялся. Каждый вечер с его участием превращался в многословный митинг. Мы ждали конкретных дел, а получали театр одного актера. На Васильева не раз выходили национально мыслящие люди из ЦК, КГБ, армии, предлагая ему серьезные совместные акции, но он либо отказывался от контактов с ними, либо требовал от них невозможного. Подчеркиваю это особо, так как сам однажды был посредником на готовившихся переговорах, которые в конце концов по вине Васильева оказались сорванными. По-моему, Васильев просто боялся взять на себя ответственность за принятие важных решений. Его вполне устраивало быть первым лицом в театре одного актера, которому внимали несколько десятков одетых в черные рубашки молодых людей. Патриотическую борьбу Васильев превратил в дешевый фарс. Помню, когда начались трения между ним и Московским обществом охраны памятников, Васильев, чтобы показать свою силу, явился в «Телешовку» на одно из наших мероприятий. «Явление» это было обставлено так: напротив нашего дома на Покровском бульваре остановился автобус «Икарус», из него молча вышли одетые в черное три десятка молодых людей и заняли места в зале, а последним вошел Васильев, одетый в ослепительно белый костюм.
Ближе всего к «вождю» стояли Гладков и Андреев. Очарованные Васильевым, они не желали видеть его недостатков. Закрывали глаза на многие его сомнительные поступки и темные дела. По-человечески они в корне отличались от «вождя». Это были честные и порядочные люди, беззаветно преданные идее служения России и выполнявшие за Васильева всю черновую работу. Оба они были бессребрениками и совершенно бескорыстно отдавали все свое время и скромные доходы на развитие «Памяти». Благодаря Киму Андрееву, работавшему слесарем на авиамоторном заводе, организовывались записи всех патриотических вечеров «Памяти», через него же эти записи расходились по всей России. Если Андреев был простым рабочим, то за плечами Гладкова – два высших образования и трехгодичные курсы иностранных языков. Важной заслугой Гладкова в строительстве «Памяти» стало создание сельхозкооператива «Теремок», вокруг которого развивалась жизнь «Памяти», регистрация газеты «Память» и радиостанции «Память» под Екатеринбургом.
К.Н. Андреев
«Цель деятельности “Памяти”, – писал Гладков, – пробуждение национального сознания русского народа. Прежде всего, возрождение в России Православия и традиционного уклада жизни. “Память” действует личным примером, словом и делом».
За критику Васильева Гладков был исключен из «Памяти» и подвергнут зверскому избиению по приказу «вождя».
В отличие от Васильева Андреев и Гладков постоянно ходили на субботники по возрождению православных храмов, постоянно посещали почти все патриотические мероприятия, проводимые в Москве. Если бы во главе «Памяти» стоял человек с качествами Андреева или Гладкова, история «Памяти», а может быть, и история нашей страны могла сложиться иначе. Однако Гладков и Андреев при всех их положительных качествах не были самостоятельными фигурами и не обладали харизмой лидера.
[1] Подробнее о этом см. мою книгу «Государственная измена» (М., 2004; переиздавалась несколько раз в период 2005–2016 гг.), в которой я использую уникальные источники информации и личные наблюдения.
[2] Мне рассказывали, что у американского посла на приеме он украл дорогую ручку с золотым пером.
[3] С.В. Королев подавал большие надежды как руководитель патриотического движения. Я много лет относился к нему с большой симпатией, как к по-своему тонкому, интересному человеку, искренне любившему памятники Отечества. К сожалению, впоследствии (не знаю, по какой причине) он внутри сломался, стал попивать и, как тогда говорили, морально разлагаться, потеряв доверие среди патриотов.
