Глава 12
Наступление сионизма. – Сионистское подполье в Институте труда. – Два еврейских «гения». – Вечер в ЦДЛ. – Альманах «Метрополь»
Семидесятые годы характерны наступательной политикой сионизма в мире. Всемирная сионистская организация совершенно открыто проводила политику массового террора с запугиванием всех не разделяющих идеи «избранности еврейского народа». Поддерживаемый США Израиль оккупирует Западный берег реки Иордан, сектор Газа, Голанские высоты, Восточный Иерусалим. Оккупация сопровождается жестокими массовыми убийствами всех женщин и детей. «Мы должны очистить эти земли от гоев, лишить их будущего, уничтожить их женщин и молодежь», – призывал еврейских солдат М. Бегин. Премьер-министр Израиля, вопреки резолюциям ООН, начал заселять оккупированные арабские земли евреями, раздавать им участки в вечное пользование. Вопреки протестам многих стран, Израиль захватил часть территории Сирии, а позже вторгся и в Ливан. Продолжая разбойничью политику, Израиль напал на Ирак, произведя бомбардировки атомного реактора в этой стране. Стремясь не допустить развития атомной энергетики в арабских странах, Израиль при помощи американских специалистов создал оружие массового уничтожения – ядерное. По совершенно секретной директиве правительства Израиля, согласованной с Пентагоном, развертывание этого оружия массового уничтожения «должно осуществляться в направлении арабских стран, СССР и Индии». Об атомном оружии Израиля тогда еще мало кто знал, но институтские евреи знали и очень гордились этим. Израильская доктрина называлась «Армагеддон» – по имени города у подножия горы Кармил, получившего известность как место кровавых битв и умерщвлений. Название этого города употреблялось в Откровении св. Иоанна как символическое наименование какого-либо ужасного события в будущих судьбах Христова Царства. Израильское правительство, подчеркивая антихристианский характер своей ядерной программы, намекало на то, что именно применение ядерного оружия Израилем станет сигналом к сбору всех войск антихриста для последней битвы с христианами (Откр. 16, 16). Правительство Израиля разработало проект «Самсон», предусматривающий, по сути дела, уничтожение всего человечества в том случае, если гои посмеют поднять руку на иудеев. Во второй половине 70-х я впервые услышал от одного из евреев института, что в пустыне Негев, недалеко от Мертвого моря, находится ядерный центр в Димоне, в котором куется оружие возмездия для всех врагов избранного народа.
СССР рассматривался Израилем как главный враг на пути достижения бредовых сионистских идей мирового господства. Сионистская спецслужба «Моссад» в тесном сотрудничестве с ЦРУ организовала несколько террористических структур для работы против СССР, а также с целью ведения против нашей страны информационной войны. Один из бывших американских агентов, порвавший с ней после того, как его начали готовить для совершения убийств русских общественных деятелей на территории СССР, рассказывал мне, как в 1971 и 1976 годах он участвовал в подготовке Всемирной конференции в защиту советских евреев. Деятелей, собираемых на эти конференции, предполагалось использовать не однажды, но привлекать их на постоянное сотрудничество на условиях вербовки. По его сведениям, в связи с организацией этих конференций было завербовано несколько десятков агентов из лиц еврейской национальности. По его утверждению, к подрывной работе против СССР были подготовлены группы сионистски настроенных евреев в советских министерствах и ведомствах, на телевидении, в средствах массовой информации, научных и правительственных учреждениях.
Первым эшелоном наступления на СССР стало создание агентурой ЦРУ и «Моссад» так называемой Московской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР. В нее вошли: Ю.Ф. Орлов (руководитель), Е. Боннэр, П. Григоренко, А. Марченко, А. Гинзбург, А. Щаранский, М. Ландау, В. Рубин, М. Бернштам и др. Вскоре подобные группы возникли на Украине, в Грузии, Литве и Армении. Целью их стала дестабилизация внутриполитической обстановки в СССР. Снабжаемые с Запада множительной техникой и подкармливаемые за счет «гуманитарных» посылок, члены группы вольно или невольно выполняли составленные ЦРУ и «Моссад» планы ведения холодной войны против России и разжигания русофобии.
В научной среде Москвы, с которой по долгу службы я был связан, существовали многие десятки личностей, живших за счет «гуманитарных посылок» и выполнявших задания антирусских сил. КГБ знал о существовании этих, по крайней мере, косвенных сотрудников ЦРУ, но ничего серьезного не предпринимал. Позиция, занятая руководством этой организации, носила откровенно антирусский, антипатриотический характер. Кадры КГБ были засорены откровенными русофобами, такими как сам шеф КГБ СССР Андропов, и просионистски настроенными типами вроде генерала Бобкова, отвечавшего за борьбу с идеологическими противниками, а позднее открыто перешедшего на службу к сионистам. Верхушке КГБ СССР были ближе евреи-сионисты, а не русские патриоты. Если в отношении сионистов борьба только имитировалась, то в отношении русских патриотов велась самым жестоким образом. В Институт труда почти одновременно со мной пришел Валера Фокин, увлеченный исследователь и «на свою беду» русский патриот, не скрывавший национальных взглядов и неприязни к сионистам. Очень скоро у него произошел конфликт с местными сионистами, а чуть позднее его арестовали за антисоветскую агитацию по доносу институтского сиониста Коробчинского.
В Институте труда сионисты чувствовали себя вольготно, их представителями были заняты главные руководящие должности, они составляли абсолютное большинство в парткоме института. О главарях сионизма в масштабе института я уже говорил, но особо следует упомянуть самого идейного сиониста – Н. Владову. Она почти не скрывала своих сионистских взглядов, хотя состояла в парткоме. Своей откровенностью она даже вызывала у меня симпатию. «С 1917 года, – убеждала меня Владова, – евреи хотели превратить Россию в идеальное государство, многие из них отдали за это жизнь. Не их вина, что русский народ оказался не готовым к этим прогрессивным переменам». – «А разве вас просили это делать? – спрашивал я Владову. – Как бы отнеслись евреи ко мне, приедь я в Израиль и попытайся перестроить его исходя из своих православных убеждений?» В ответ Владова что-то нечленораздельно пробурчала, а выражение ее глаз говорило больше слов: «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку» – что можно еврею, нельзя русскому. Как любой идейный сионист, она нисколько не сомневалась в исключительных правах своих соплеменников быть «носителями прогресса». Она любила поговорить о последних достижениях науки, как правило, сводя их к констатации особой одаренности и гениальности евреев. По ее мнению, науку двигают еврейские умы. Справедливости ради следует отметить, что Владова много читала, но ее стремление к знаниям было удивительно односторонним. Чаще всего это было «произведение» очередного еврейского «гения», которого она с жаром рекламировала всем окружающим. Среди ее знакомых встречались известные люди. Особенно она гордилась знакомством с А. Яновым, известным русофобом, эмигрировавшим в США и на деньги ЦРУ выпустившим там в 1980 году книгу «Россия и 2000 год». В книге делалась попытка доказать неспособность русского народа к «нормальному» развитию. Тезис этот обосновывался фактами неудач всех западных либеральных реформ в России. Либерализм как детище Талмуда рассматривался Яновым как высшее выражение цивилизации. Но он не был способен понять, что в лице либерализма русский человек отвергал Талмуд. Вообще вся религиозная сторона конфликта между Россией и Западом была недоступна последователям сионизма, ибо для них существовала только одна их вера, а христианство рассматривалось как предрассудок и заблуждение. Для сиониста единственно верна только своя идейная точка зрения, никаких других – национальных или универсальных – он всерьез не принимает и лишь иногда использует их в своих целях для утверждения собственных же интересов. В этом абсолютный тупик сионизма, делающий евреев чуждыми для всех, не способными на христианскую всечеловечность.
Идеи Янова Владова и другие институтские сионисты разделяли безоговорочно. Среди институтских сторонников сионизма особое значение имели два молодых «еврейских гения» – Гриша Явлинский и Саша Шохин. Они стояли на «линии продвижения». Эта фраза однажды вырвалась у Владовой, когда она курила на лестнице, а я с интересом исследователя стоял рядом и слушал ее. «Что это значит?» – спросил я. «Линия продвижения – это когда умные люди поддерживают умных людей, считая их перспективными и полезными для своего круга». «То есть, – уточнил я, – вы хотите сказать, когда евреи поддерживают евреев?» Владова рассмеялась.
Оба «еврейских гения» пришли в институт по сионистским каналам и рассматривали его как одну из ступенек, которую надо миновать на долгом пути вверх. Как исследователи, они ничего не значили и даже избегали говорить на научные темы, опасаясь показать свою некомпетентность. Широкая реклама, устроенная им местными сионистами, заинтриговала меня. Попытки пообщаться с ними, найти в них что-то свежее и интересное, что я всегда пытался найти в новых людях, вызвали у меня глубокое разочарование. Ни самостоятельных мыслей, ни эрудиции, ни просто человеческого тепла я в них не нашел. И Гриша, и Саша представляли собой хорошо известный мне еще по советским министерствам тип чиновников, рассматривающих всех и вся как средство для своей карьеры, чуждых науке и лишенных каких-либо проблесков духовной жизни. Оба они быстро вписались в правила игры институтского руководства по имитации науки, были вежливы со всеми, но общались только с соплеменниками.
Внешне проявляли они себя по-разному. Саша сидел «серой мышкой» (на которую он и был похож) в маленькой комнатке, как манекен, воспринимающийся в единстве со стулом, – своего рода человек в футляре. Гриша на месте не сидел, а чаще всего стоял в коридоре, беседуя с кем-то из «своих». Что он им рассказывал, неизвестно, ибо когда кто-то из русских подходил к собеседникам, он замолкал или переводил разговор на другую тему. Одессит Мошенский рассказывал мне, что Явлинский – родственник еврейской чекистки Доры Явлинской, которая в 1919–1920 годах своими руками расстреляла 400 русских офицеров. Насколько высок был авторитет Гриши среди сионистов, настолько плохо к нему относились все другие. Большинство считало его прохиндеем. Он всегда хитрил и ловчил. Классической была одна история с написанием научного доклада. Сам не способный поправить этот доклад, Гриша рассчитывал, что это сделают его сотрудники, а он только поставит свое имя. Однако они этого не сделали. Чтобы избежать скандала на ученом совете, Гриша надолго «заболел». Его болезнь стала «притчей во языцех»: по институту ходили слухи, что у Гриши фальшивый больничный, выписанный ему сочувствующим соплеменником.
Помню еще один случай, когда ряд сотрудников института подготовили письмо в защиту институтской библиотеки, которая по невежественному решению руководства института подвергалась уничтожению. Библиотека эта была одной из лучших научных библиотек Москвы, в ней хранилось множество редких изданий. Движение за ее сохранение было частью борьбы за сохранение русской культуры. Я попросил Явлинского подписать письмо в защиту библиотеки, а он категорически отказался. «Послушай, старик, – по-свойски сказал он мне, хотя в таком тоне раньше со мной не разговаривал, – не хочу ссориться с начальством, мне скоро в партию вступать». Вступив в ряды КПСС, Гриша почти сразу перешел на работу в Госкомтруд. Его протеже в этом учреждении был сионист Борис Моисеевич Сухаревский, создавший ему все условия для дальнейшего продвижения. Сухаревский входил в группу консультантов Брежнева и обладал широкими связями. Именно он вставил неудавшегося ученого Явлинского в политическую обойму, сделав его одним из «идеологов» разрушения СССР, идущих рука об руку с западными спецслужбами, справедливо считавшими его своим агентом влияния.
Похожий путь по сионистским каналам проделал и Шохин. Последний сумел найти себе покровителя в лице идейного масона и патологического врага России Э. Шеварднадзе, сделавшего Шохина одним из связных с мировой сионистской и масонской закулисой, а в дальнейшем продвигавшего его в правительство Ельцина, нуждавшегося в подобных пособниках. Шохин незаконно подписал ряд документов, требующих серьезного расследования, и в частности разрешение на передачу сионистам-хасидам ценной коллекции книг, являющейся национальным достоянием России.
Сионистская «линия продвижения» сделала и Гришу, и Сашу настоящими государственными преступниками, в частности участниками антирусского переворота Ельцина в сентябре – октябре 1993-го. Помню перекошенное от ненависти и страха лицо Явлинского, требовавшего с телеэкрана беспощадно уничтожить защитников Белого дома.
Впрочем, то, что Гриша и Саша – враги России, я понял еще тогда, в конце 70-х – начале 80-х. Мы вежливо улыбались друг другу, но в их глазах была холодная враждебность. Случайно встречаясь вне института, мы даже не здоровались. Самое интересное, что и тот и другой были на крючке КГБ, из всех институтских сионистов органы интересовались прежде всего ими. Мне известно, что сотрудники КГБ опрашивали ряд сотрудников института. Со мной разговаривал известный мне человек из комитета, придерживавшийся патриотических взглядов. Из его расспросов я понял, что оба «гения» имеют какие-то подозрительные контакты с иностранцами, вероятнее всего, агентами западных спецслужб, открыто говорилось об их связи с Яновым, «известным сотрудником ЦРУ». Последняя беседа с известным мне сотрудником КГБ состоялась уже когда Явлинский и Шохин уволились из института и стали работать: один – в Комиссии по экономической реформе, второй – в Министерстве иностранных дел. Сотрудник КГБ высказывал предположение, что эти люди, занимающие отчетливо сионистские позиции, могут отрицательно влиять на принятие важных государственных решений. Я ответил: «Конечно, могут и, конечно, влияют». Судя по некоторым откровенным словам моего собеседника, связь обоих «гениев» с представителями западных разведок была установлена, однако никаких действий по их нейтрализации тогда не последовало – видимо, сионистское подполье в КГБ прикрыло «своих».
В начале 80-х годов для меня окончательно развеялся миф о КГБ как об эффективной организации, способной защитить Россию. С детских лет, как патриот и государственник, я был убежден в необходимости и благотворности сильных и влиятельных спецслужб для борьбы с врагами русского государства, но почти каждый последующий опыт общения с представителями КГБ все больше разочаровывал меня. Представители комитета были среди друзей моего отца, среди моих знакомых в Кооперативном институте, ЦСУ СССР и Институте труда. С некоторыми из них, русскими патриотами, у меня сложились дружеские отношения. Но большинство удивляли чиновничьим духом и прохиндейством. Последние держались с особым «понтом»: мы, мол, из «конторы глубокого бурения» (так не раз представлялись они), все видим на 100 метров под землей. Были они недалеки, малообразованны и не способны ответить на тревожные вызовы нашего времени. Разговаривая с ними, я почти физически ощущал ту неповоротливую, но самодовольную систему, в рамках которой существовали сотни тысяч людей, больше думающих о звездах на погонах, чем о борьбе с врагами, прямо под их носом подрывавшими корни государства. Таких в КГБ была большая часть. Именно в их среду проникали сионисты, становясь влиятельной силой, парализующей способность к борьбе за безопасность государства.
Патриотическая партия в советских спецслужбах была невелика, настроения в ней царили утопические. Не раз из уст ее представителей я слышал примерно такие рассуждения: после смерти Сталина органы безопасности были в упадке. Нас считали за собак. Но пришел Андропов, и влияние КГБ возродилось. Он является единственным органом, который в настоящее время может сдержать рост коррупции и разложение государства. «КГБ, – убеждал меня другой сотрудник Комитета, – должен вербовать людей достаточно добросовестных, подготовленных и нравственных с тем, чтобы, внедряя их в руководящие органы государства и содействуя их продвижению вверх, проводить свое влияние на все стороны жизни».
Сколько часов я потратил на споры с этими утопистами из КГБ, убеждая их, что Андропов как сионист и космополит по своему духу не сможет стать вождем в борьбе за очищение страны! Мысли, которые они высказывают, намеренно распространяют среди сотрудников КГБ (скорее всего, с подачи самого Андропова), как полезный миф для улучшения атмосферы в организации и укрепления ее положительного имиджа. Если Андропов и хочет усилить мощь КГБ, то только для того, чтобы бороться с русским патриотическим движением – главным врагом сионизма и космополитизма. Дальнейшие события подтвердили мою правоту. Сразу же после прихода к власти Андропов направил свои основные усилия против зарождающегося патриотического движения. Одновременно была дана зеленая улица сионистским кумирам вроде Жванецкого – выразителя местечковой пошлости. Его сальная улыбочка стала символом надвигавшегося развала. Зато сам Андропов этого комедианта любил.
Вспоминаю сцену в ресторане ЦДЛ в 1983 году: пьяный «чувак» лезет за наш стол с предложением выпить за здоровье Жванецкого. Я отмахиваюсь от него. Он настаивает, вопя что-то вроде: «Мы любим блюз, мы любим рок, мы любим то, что поперек». «Поперек чего?» – спрашиваю я. «Поперек этой поганой страны», – отвечает он и немедленно получает кулаком в морду. Из носа чувака течет кровь. Хватаю своего приятеля за руку, быстро уходим.
В нашем Институте труда среди местных сионистов ходили книги и журналы выпущенные в Израиле. В них нередко обсуждалось будущее СССР. Сионисты, способствуя продвижению сионистской идеологии и влияния в нашей стране, предрекали, что сделают ее трамплином для будущего возвышения Израиля над всем человечеством. Один из известнейших сионистов того времени Михаил Агурский[1] писал, что Израиль, «получив в лице этого государства СССР сильнейшую опору, мы можем поставить перед собой новую национальную задачу, а именно – неслыханно усилить еврейское влияние на мировую цивилизацию... Израиль должен стать.. .духовным и культурным центром всего человечества... светочем всех народов...» (Сион, №19, 1977 (Тель-Авив)).
Наступление сионизма ощущалось повсюду – и на работе, и в обыденной жизни. Помню, как в конце 70-х я ехал в такси домой. На полпути таксист взял еще двух пассажиров-попутчиков: женщину-еврейку лет сорока с дочерью. Мать была сильно пьяна, смеялась, хвалилась, что работает в торговле. Вдруг ни с того ни с сего начала объяснять таксисту, что «все евреи любят торговлю, это любимое занятие евреев». Ее как будто прорвало: «Я горжусь, что я еврейка, – вещала она, – нам принадлежит первенствующее значение в мире и СССР. Мы вас всех в черный мешок посадим и веревкой завяжем. Правильно, дочь?» – спросила она. Дочь смутилась, не зная, что ответить. Я и таксист были поражены этими откровениями. Проезжая мимо стоявшей у обочины милицейской патрульной машины, я предложил таксисту сдать пассажирку в вытрезвитель. Нахалка испугалась, сникла, пролепетав: «Извините меня». Весь остальной путь она молчала.
О том, как обнаглели сионисты, свидетельствует чудовищный случай в ресторане «Славянский базар», видевшем в своих стенах лучших русских людей. На этот раз хозяином его и всего русского чувствовал себя некий Брайнин, сотрудник «Литературной газеты». Напившись в честь своего праздника «Пурим», негодяй остановил оркестр, игравший русскую музыку, и провозгласил на весь зал голосом победившего оккупанта: «Русь, сдавайся!» Пьяного сиониста стащили со сцены и набили ему морду, а московские евреи заговорили о погромах.
21 декабря 1977 года, в день рождения Сталина, в Центральном доме литераторов прошло знаменитое собрание группы российских писателей, выступивших с резкой критикой еврейского засилья в русской литературе. Самыми сильными были выступления С. Куняева, Ю. Селезнева, П. Палиевского и В. Кожинова. Впервые за многие десятилетия русские критики, писатели осмелились назвать вещи своими именами, восстали против руководящей роли евреев в русской культуре. «Мы не имеем права забывать годы, когда (евреи. – О.П.) учинили погром в русской литературе», – декларативно произнес критик Ю. Селезнев, вызвав одобрительную реакцию большей части зала и возмущенные крики нескольких сионистов. Должен отметить, что слово «евреи» тогда Селезневым произнесено не было. Но по контексту всего сказанного раньше, по его особому выражению все поняли, что речь шла именно о них. Сионистская часть зала действовала по отработанной схеме: в президиум поступила «антисемитская записка», которую ведущий Е. Сидоров зачитал. Сионисты рассчитывали, что тон записки испугает присутствующих в зале и еврейская тема будет снята с обсуждения. Однако грубая сионистская провокация не удалась. Обсуждение продолжалось. Впервые публичной критике были подвергнуты Багрицкий, Мандельштам и другие еврейские поэты. Творчество Багрицкого, сказал Куняев, враждебно русской поэзии. В этот вечер наибольшее впечатление произвела речь Селезнева, который сумел незримо соединить еврейский вопрос с опасностью, которой подвергается наша страна. «Мы все ждем, когда будет или не будет Третья мировая война, ведем борьбу за мир... Но Третья мировая война идет давно, и мы не должны на это закрывать глаза. Третья мировая война идет при помощи гораздо более страшного оружия, чем атомная или водородная бомба. Здесь есть свои идеологические нейтронные бомбы, свое химическое и бактериологическое оружие. И эти микробы, которые проникают к нам, те микробы, которые разрушают наше сознание, гораздо более опасны, чем те, против которых мы боремся в открытую. Русская классическая литература сегодня становится едва ли не одним из основных плацдармов, на которых разгорается эта Третья мировая идеологическая война. Она должна стать нашей Великой Отечественной войной за наши души, за нашу совесть, за наше будущее, пока в этой войне мы не победим».
Зал был наэлектризован до предела. Волны здорового русского национального сознания разбивали мифы сионистской избранности и исключительности. Идеологи сионизма, сидевшие в зале, осознавали, что теряют считавшиеся незыблемыми руководящие позиции в русской литературе. Для большого зала неформальными лидерами были уже не они, а настоящие русские поэты и писатели – продолжатели традиций Пушкина, Тютчева, Есенина.
Несмотря на то что нигде в печати информации об этом собрании дано не было, слухи о нем быстро разошлись по всей Москве (а может быть, и по России), взбудоражив как патриотов, так и сионистов. Помню, как возмущалась наша «сионистская партия», привычно обвинив Куняева и Селезнева в антисемитизме. Владова же, узнав, что я был на этом вечере, долго расспрашивала о подробностях, а в конце разговора назидательно сказала: «Будьте осторожны, Олег Анатольевич, антисемитам нет места в порядочном обществе! Все порядочные люди отшатнутся от вас».
В начале 1980-х годов одним из наиболее признанных вождей русского возрождения был Юрий Иванович Селезнев, авторитет его был высок и непререкаем, а боевая напористость притягивала к нему сотни русских патриотов. «Он был похож на воина, на витязя Древней Руси. Высокий, подтянутый, со слегка откинутой назад головой, обрамленной густой кудрявой волной волос и аккуратной острой бородкой. А главное – глаза! Удивительно ясные, чуть прикрытые, устремленные вдаль. Ни дать ни взять – витязь в дозоре, озирающий рубежи родной земли». С духовной прозорливостью он предсказывал грядущие потрясения нашей Родины, пытался разбудить пребывающее в летаргии национальное сознание русского народа. Нельзя терять ни минуты, торопил Селезнев, каждый, кто способен постоять за державу, должен быть мобилизован. Третья мировая война началась в идеологической сфере, и первой ее жертвой может стать Россия, если патриоты не сумеют мобилизоваться. «Быть русским человеком – значит быть патриотом». С Селезневым я несколько раз встречался на мероприятиях в Телешовке.
Русские патриоты возлагали на Селезнева большие надежды. Мы считали, что именно такие люди могут по-настоящему изменить положение дел в нашей стране. Зато противники тоже не теряли времени. Селезнев подвергался постоянным гонениям и травле, на него шли доносы, его уволили с поста заместителя главного редактора «Нашего современника», запретили публиковаться. В июне 1984 год Селезнев умер, не дожив и до 45 лет, оставив много неопубликованных произведений.
После дискуссии в Союзе писателей расслоение в обществе усилилось. Меня и моих друзей в это время удивил писатель В. Катаев, выпустивший в «Новом мире» рассказ «Уже написан Вертер». В нем рассказывалось о зверствах большевиков в годы революции: преследования чекистами-евреями всех несогласных, издевательства, пытки, беспощадное мучительство над арестованными, творившееся в ЧК соратниками Троцкого, превратившими страну в концлагерь, управляемый садистами и палачами. Рассказ был написан хорошим литературным языком и сразу стал шедевром русской прозы. В библиотеках за журналом, в котором был напечатан рассказ, стояли очереди. Мне этот журнал дали только на ночь. Я был потрясен прочитанным! И очень удивлен. Мы раньше считали Катаева юдофилом. Было известно, что он преследовал нашего кумира – писателя Ивана Шевцова. И вдруг такая честность, правдивость и даже бесстрашие.
С Иваном Михайловичем Шевцовым в с. Богородское. Август 2002 года
Сионисты, да и все еврейские круги объявили честный рассказ Катаева антисемитским произведением, а самого автора стали травить, на него посыпались доносы. С. Куняев показывал мне письмо в Московскую писательскую организацию, полученное летом 1980 года от одного из возмущенных евреев.
«Дела Курчавого Маркса бессмертны и сейчас, преклоняясь перед ним, миллионы людей совсем не интересует шепелявил он или картавил. И когда он писал свой великий лозунг “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”, то он не думал, что его заменят на “Бей жидов, спасай Россию!”, а по вашему, по-интеллигентному, как написано в вашем бреде сивой кобылы “Будьте Вы все прокляты”. Троцкизм хоть и безусловно ошибочное течение, но в таком тоне о нем писать просто глупо и изображать евреев, как гитлеровцев, это значит быть ими самому... И хоть у Вас вполне арийское лицо, через 50‒100 лет Вы канете в вечность, а они, губастые, носастые, останутся в веках, пока будет существовать этот мир...»
Читая это письмо, невольно задумываешься, чего здесь больше – возмущения автором или ненависти и высокомерия ко всему нееврейскому миру?
В 1981 году в стенах нашего института по рукам пошел скандально известный альманах «Метрополь». Его авторами были уже почти забытые кумиры 60-х годов Окуджава, Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина и т.п. литераторы. Альманах удивил русское общество отсутствием таланта, безвкусицей, графоманией, самохвальством, игнорированием высокого нравственного уровня, достигнутого великой русской литературой – от Достоевского и Толстого до Распутина и Белова. В альманахе приняли участие все «столпы» еврейской литературы и, кроме уже перечисленных выше, Ф. Искандер, Ю. Алешковский, В. Ерофеев, А. Битов, В. Аксенов и тому подобные личности. Стремясь идти вровень с «высокой американской культурой», авторы альманаха поместили в нем «произведения», чуждые и враждебные вековым духовным традициям русского народа. Ориентируясь на задворки западной масскультуры, участники «Метрополя» как бы декларировали «порнографию духа». Основное направление альманаха было вульгарно-фрейдовское, рассчитанное на бесстыдную рекламу и эпатаж. «Свобода и раскрепощенность» выражались не в художественных формах, а в обилии гнусных, пошленьких, физиологических описаний, нагромождении грубых непристойностей. Как справедливо отмечал писатель С. Залыгин: «...целый ряд авторов этого альманаха просто не являются писателями и не могут делать профессиональную литературу. Это не литература, это нечто другое».
Однако с помощью зарубежных голосов псевдолитература, представленная в альманахе, объявлялась на весь мир вершиной российской прозы и поэзии, а его в основном бездарные и непристойные авторы – самыми талантливыми писателями СССР, преследуемыми антисемитской властью.
Впрочем, были и другие евреи, которые использовали свою национальность в целях карьеры и продвижения по службе своих соплеменников. Таким, например, был главный редактор «Литературной газеты» Чаковский. О нем рассказывал на одном из вечеров в середине 1990-х бывший крупный работник Главлита В.А. Солодин: «Когда Чаковского назначали на пост главного редактора “Литературки”, он говорил: “Дайте мне набрать евреев, и я сделаю самую патриотическую газету”. Дали ему такую возможность. Потом я ему звоню, мол, такие-то у них огрехи. Чаковский: “Ну, я же с жидами работаю! А этого еврея я уволю”».
Потом Хрущев поехал в Америку, взял его с собой. А там местные сионисты стали визжать против зажима евреев в СССР. Чаковский: «Я член ЦК. Депутат Верховного Совета СССР. Главный редактор крупной газеты – еврей! И это несмотря на мою недвусмысленную внешность!»
Сионистские мотивы, развивавшиеся в России в 1970‒1980-е годы, заметно отравляли общественное сознание духом потребительства, двуличия, двойных стандартов, верой в торжество зла, во всесилие денег и блата, восхищением зарубежным образом жизни, презрением к честному труду и справедливости. Это была своего рода психологическая подготовка к горбачевской перестройке, поддерживаемой западными спецслужбами и антирусскими спонсорами.
Обычного человека этот мерзкий дух удручал, разлагал нравственные основы и бытовую мораль, особенно среди молодежи. Тем не менее в обществе чувствовался протест, существовала потребность в справедливости, правде, противостоянии злу наживы и потребительства. Очень характерным для этого времени стало увлечение молодежи и значительной части взрослых сделанными в ГДР при финансовой поддержке СССР фильмами с участием Гойко Митича. Этот серб сумел создать убедительный образ борца за справедливость и против носителей зла. Фильмы создавались на материалах о жизни американских индейцев, боровшихся против агрессии американских поселенцев, захвата ими индейских земель, массового убийства индейских вождей и воинов. В фильме добро побеждало зло, осуждались жестокость, вероломство и коварство белых поселенцев.
В конце 1970-х – начале 1980-х возникают своего рода общины последователей индейских фильмов с Гойко Митичем. За ними зорко наблюдал КГБ, который явно не поддерживал борьбу за справедливость, предпочитая ей сионистский дух потребительства и стяжательства.
Здесь с КГБ было солидарно американское правительство, которое запретило показ фильмов с Гойко Митичем как антиамериканских, так как эти фильмы раскрывали жестокие и вероломные методы белых против индейцев. Американские власти заявили, что герой Гойко Митича разжигает ненависть индейцев к белым. Считается, что эти фильмы стали причиной восстания американских индейцев против правительства. Эти восстания были жестоко подавлены. Так выпущенные с антиамериканской целью фильмы ГДР и СССР приобрели широкий резонанс и в СССР, и в США и были даже запрещены во время горбачевской перестройки.
[1] О нем мне много рассказывал хорошо его лично знавший С.Н. Семанов.
