Глава 20
Путешествие по Русской Фиваиде. – Колыбель русского духа. – Отечественные исихасты. – Судьба северных монастырей
В путешествие по Вологодской земле я взял с собой книгу духовного писателя А.Н. Муравьева «Русская Фиваида Севера», вышедшую в Петербурге в середине XIX века.[1] В ней вологодская земля сравнивалась с Фиваидой, знаменитым местом духовно-нравственных подвигов раннего христианства, чем подчеркивалось ее великое значение в становлении отечественной культуры и развитии духовности. В самом деле, в XV веке многие ученики и последователи святого Сергия Радонежского обосновались именно в этих местах и именно здесь прославились своими духовными подвигами, прочно вошедшими в историю русской культуры под названием «умное, духовное делание», или исихазм. Места эти стали одной из главных колыбелей русской духовности.
Духовный опыт исихастов (и прежде всего Нила Сорского) оказал большое влияние на жизнь России XIV–XV веков, способствовал формированию и кристаллизации высоких духовных понятий, воспитанию культуры мысли и чувства, сдержанности в страстях, развитию «силы любви», отказу от материального стяжательства. А самое главное – формированию неразрывности веры и жизни.
В искусстве подвижничество русских исихастов перекликалось с созданием глубоко духовных образов Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия Глушицкого и других художников этого времени.
«Наша северная Фиваида, – писал исследователь древнерусской духовной культуры И. Концевич, – ничем не уступала своему африканскому прообразу. Насельники девственных лесов Заволжья по духовной силе, мощи святых подвижников, по высоте их достижений были равны отцам первых веков христианства. Но как знойная африканская природа с ее ярким, синим небом, сочными красками, жгучим солнцем и бесподобными лунными ночами отличается от акварельных нежных тонов нашей северной природы, с голубой гладью ее озер и мягкими оттенками ее лиственных лесов с их изумрудной зеленью ранней весной и богатой гаммой золотых красно-коричневых тонов в сентябре, – таким же образом отличается святость отцов египетской пустыни – стихийно бурная и могучая, как лава, извергающаяся из вулкана, эта святость, подобно яркости южной природы, отличается от нашей святости, тихой, величавой и кристально светлой, как светел и ясен лучезарный и тихий вечер русской весны. Но как тут, так и там то же “умное делание”, то же безмолвие».
Почему же Вологодчина стала Русской Фиваидой, почему она так приглянулась последователям «умного делания»? Да прежде всего потому, что в то время здесь было идеальное место, чтобы скрыться от мира в пустыне, уйти в безмолвие, самоуглубление. Более близкие к центру места были уже плотно заселены и «суетны», а заволжские леса представлялись настоящей пустыней.
До того как сюда пришли последователи «умного делания», на Вологодской земле было немного монастырей. Правда, Спасо-Каменный монастырь и великоустюжские обители возникли еще в XIII веке. С приходом учеников Сергия Радонежского, с конца XIV века, монастыри растут один за другим: Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Спасо-Прилуцкий; позднее, уже в XV веке, – Покровско-Глушицкий, Павло-Обнорский, Дионисиево-Глушицкий (Сосновецкий), Лопотов-Пельшемский, Корнилиево-Комельский, Александрово-Куштский, Нило-Сорская и Семигородняя пустыни. К середине XIX века, когда по Вологодчине путешествовал автор «Русской Фиваиды», здесь насчитывалось 37 монастырей.
И вот через 130 лет я решил повторить путь автора «Северной Фиваиды», пройдя по тем местам, которые он описал с теплотой и любовью.
По мнению К. Случевского, русские монастыри на севере России играли такую же роль твердыни, как рыцарские замки в Западной Европе, «и начинались твердыни эти с землянки, с брусяной церковки, с деревянной кельи, владетелями их, “вечными владетелями” были отшельники в овчинковых тулупах и худых одеждах, а не в стальных рыцарских доспехах с широкими перьями на шлемах и по плечам».
Одной из первых таких «твердынь» стал Спасо-Каменный монастырь на маленьком острове Кубенского озера. Добраться туда было нелегко, специальных катеров не было, плывем на перекладных. От старинного рыбацкого села Устья, в котором сохранились, но в неважном состоянии, три церкви, часовня и, главное, старинная планировка центральных улиц, плывем на маленьком катере на Завод, а оттуда – на лодке в монастырь.
Места удивительно живописные. То тут, то там открываются маленькие зеленые острова, сходятся и расходятся протоки – идеальные места для отдыха и размышлений. Задолго до острова показываются монастырская колокольня и неясный силуэт построек. По преданию, монастырь был основан Глебом Васильевичем Белозерским в 1260 году при Иване Калите. При Дмитрии Донском настоятелем монастыря был поставлен святой Дионисий Святогорец († 1425), монах со Святой Горы, введший здесь афонский устав. «Он был первый святитель у нас из земли Заволжской» – писал составитель его жития старец Паисий Ярославов, друг и соратник святого Нила Сорского. Позже Дионисий Святогорец благословил учеников своих Дионисия Глушицкого и Александра Куштского основать на Глушице и на Куште монастыри. В середине XV века совершал в этих краях свой духовный подвиг Иоасаф Каменский из рода князей Заозерских, один из видных подвижников того времени, проповедник «умного делания», самоуглубления, «высокого почитания чувства любви, как высшей добродетели и нестяжательства». Однажды святому Иоасафу явился сам Иисус Христос и сказал ему: «Мир тебе, возлюбленный Мой угодник. Ради тебя Я населил эту пустыню отшельниками, которые восхваляют Мое имя... Заповеди Мои – самое сильное оружие против бесов». Мощи святого Иоасафа сохранялись до 1930-х годов.
По мере приближения к острову усиливаются недоумение и горечь. Оказывается, живописная колокольня вся в трещинах и накренилась, а неясные силуэты построек по мере нашего приближения превращаются в циклопические руины.
Спасо-Преображенский собор монастыря был первым каменным храмом на Русском Севере, послужившим прообразом для храмов других северных монастырей. Его строительство вели в 1478–1481 годах ростовские зодчие на вклад удельного князя Андрея Меньшого, который владел Вологдой, Кубеной и Заозерьем.
Построенный из кирпича с использованием белокаменного декора, собор отражал влияние древнемосковского и ростовского зодчества – четырехстолпный, трехапсидный, крестово-купольный храм на невысоком подклете. Над тремя ярусами кокошников возвышались две главки: большая и малая (над приделом), стены, апсиды; барабан глав покрывал богатый декор из керамических рельефных плиток, поребрика, бегунца и нишек.
Монастырь (прежде всего Преображенский собор) был взорван в 30-е годы с целью использовать его на кирпич. Однако разобрать строение не удалось. Огромные глыбы не поддавались, а только крошились. Погибли Преображенский собор, все церкви, трапезная, кельи. Колокольня накренилась.
Лет двадцать назад на острове жил сторож рыбзавода, который охранял, конечно, не руины монастыря, а базу рыбаков, но порядок на острове поддерживал. Потом ставку сторожа упразднили, дом, где он жил, сожгли. На остров стали приезжать рыбаки-«частники». Они жгли костры где попало, сжигали все, что найдут, били бутылки. Раз в год на острове собирались после выпускного вечера школьники-выпускники, «оттягиваясь» до упора, ломая все, что попадалось под руку.
Не так далеко от Спасо-Каменного монастыря находился еще в 20-е годы, тоже на острове только другого маленького озера, Балавинский монастырь XVII века. От его двух храмов сохранились лишь фундаменты, густо заросшие деревьями.
В 8–10 км от Спасо-Каменного монастыря находится другой известный монастырь, связанный с именем святого подвижника Александра Куштского, ученика Дионисия Святогорца, пришедшего в эти дикие болотистые места в начале XV века. Места эти тогда входили во владения удельных ярославских князей Дмитрия и Симеона, которые взяли Александра Куштского под свое покровительство. Окрестных крестьян святой Александр Куштский своим примером учил доброте и нестяжательству. Значительная часть построек монастыря разрушена в 1930-х – ограда, древнее кладбище, до неузнаваемости перестроена Николаевская церковь XVIII века, в которой находились под спудом мощи святого Александра Куштского. Теперь здесь баня (!). В 60-е разобрана колокольня, увезена в Вологду шатровая деревянная церковь (сейчас она отреставрирована и стоит на территории Спасо-Прилуцкого монастыря). Сохранившиеся, сильно перестроенные здания монастыря занимает Усть-Кубенский дом-интернат для престарелых и инвалидов.
Был рядом с Кубенским озером и четвертый монастырь, основанный в начале XVI века, – Сямский. В 1544 году 14‑летним подростком этот монастырь посещал будущий царь Иван Грозный. Обитель постигла общая участь. Великолепный собор 1764–1777 годов, значительная часть ограды с двумя воротами и башнями были разобраны на кирпич. Сохранившиеся постройки – колокольня, дом настоятеля, две оставшиеся башни – превращены в руины. В 20-е годы на территорию монастыря свезли дома раскулаченных крестьян и устроили поселок-коммуну «Искра». Местные жители вспоминают, как коммунары варили самогон и каждый день ходили пьяные. Окрестности г. Грязовца в древности были связаны с именем двух учеников святого Сергия Радонежского – святых Павла Комельского и Сергия Нуромского, а в XIX веке – с именем Игнатия Брянчанинова.
Святой Павел Комельский (Обнорский) родился в Москве. Тайно оставив дом отцовский, где принуждали его вступить в брак по расчету, скрылся на Волге, постригшись в монахи в 22 года в одном из монастырей. Несколько лет был своего рода «личным секретарем» Сергия Радонежского, а затем близ Троицы в пустыни провел 15 лет в уединенном безмолвии. Получив одобрение Сергия, Павел несколько десятилетий странствовал по Руси и, наконец, пришел в эти места, где три года жил в дупле липового дерева в Комельских лесах на реке Грязовице, а позднее, в 1414 году, на реке Нурме основал Павло-Обнорский монастырь, в котором, по преданию, прожил до возраста 112 лет.
Когда сюда пришел Павел, места эти были «леса черные, блата, мхи и чащи непроходимые». Около него постоянно селились другие взыскующие отшельничества, и составлялось пустынническое братство. Как писал Ключевский: «По задачам иночества монахи должны были питаться от своих трудов», «свои труды ясти и пити, а не жить подаяниями мирян». Общежительный монастырь под руководством деятельного основателя представлял собой рабочую общину, в которой занятия строго распределялись между всеми, каждый знал свое дело и работы каждого шли на «братскую нужду». Распорядок монастырских занятий представлял собой «чин всякого рукоделия»: кто книги пишет, кто книгам учится, кто рыболовные сети плетет, кто кельи строит; одни дрова и воду несут в поварню, другие готовят хлеб и варево. Так было в Павло-Обнорском монастыре, так было и в других пустынных монастырях.
Трудовой характер пустынных монастырей стал твердой основой их дальнейшего развития. Более чем за 500 лет руками монахов на месте землянки Павла вырос настоящий «град небесный».
Павло-Обнорский монастырь был расположен в живописной долине, сжатой со всех сторон отлогими горами. Троицкий собор воздвигнут в 1516 году, по преданию, в нем сохранялись иконы Дионисия (Ферапонтовского). С северной стороны к собору примыкала церковь Иоанна Предтечи, с южной – Казанская церковь с приделами Павла Комельского и Сергия Радонежского. Чуть поодаль располагалась теплая Успенская церковь, бывшая в древности трапезной, с примыкающими к ней настоятельскими покоями. Над ее алтарем возвышалась высокая трехъярусная колокольня.
Монастырь был обнесен высокой каменной стеной с башнями, по бокам монастыря с востока и запада возвышались два огромных холма, насыпанные монахами при расчистке русла реки Обноры и обсаженные красивыми елями. На восточном холме был воздвигнут обширный двухэтажный скитский храм; на западном холме, называемом «Голгофа», устроена деревянная часовня, внутри которой находилось художественно выполненное скульптурное изображение Христа.
У самого моста тоже была часовня, в которой стояло ведро воды с почерпалом для утоления жажды путников в знойный день. На стене находилась икона, изображающая Павла, в руках которого был свиток с надписью: «О если бы ведали всю силу любви».
В 30-е и последующие годы все постройки и стены монастыря были взорваны или разбросаны, разорены древние кладбища, утрачена могила Павла Комельского. Никаких часовен и в помине не осталось. Сохранились в аварийном состоянии остатки Успенской и скитской церквей и кельи. Долгие годы сооружения монастыря использовались под детский дом, место получило название «Поселок “Юношеское”». Бледные, плохо одетые дети, разбитые рогатками окна, загаженные помещения остатков Успенской церкви, собака с подбитой лапой, шарахающаяся от каждого шага людей, – такова «мерзость запустения».
Неподалеку от Павло-Обнорского монастыря сохранились руины собора другой обители, созданной еще одним учеником Сергия Радонежского – Сергием Нуромским, греком по происхождению, пришедшим на Русь с Афонской горы, похороненным в своем монастыре. Его мощи сохранялись здесь до 30-х годов. В шести километрах от огорода Грязовца, на слиянии двух рек – Нурмы и Таницы – до 30-х годов ХХ века существовал огромный Корнилиево-Комельский монастырь, основанный в 1497 году cбежавшим в пустынь святым Корнилием Комельским (из ростовских бояр), впервые поселившимся здесь в покинутой разбойниками одинокой избе. Для основанной им обители святой Корнилий Комельский написал особый устав, в котором использовал уставы святых Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, как бы пытаясь объединить в одном документе идеи «стяжателей» и «нестяжателей». Введенский собор монастыря был построен в XVI веке, Воскресенская церковь с настоятельскими покоями, ризницей и библиотекой возведена в XVII веке, а также еще четыре церкви, три часовни и целый ряд других сооружений. В окрестностях монастыря обнаружили минеральные источники и устроили лечебницу для паломников и больных.
Место это, как и многие другие места на Руси, связано с преданиями, сохраняемыми местным населением. Рассказывают, что при нашествии татар в первой половине XVI века монахи во главе с Корнилием удалились из стен монастыря, прося Бога пощадить обитель. Когда татары подошли, то обитель им показалась большим городом с массой войск, и они в страхе бежали.
В 30–40-е годы все церкви, и стены, и другие сооружения монастыря были взорваны и разобраны на кирпич для строительства льнозавода. Пропали и мощи святого Корнилия Комельского. Сохранившиеся отдельные постройки использовались в войну как лагерь для военнопленных, позднее – как школу механизаторов, а затем как помещения психиатрической больницы.
В окрестностях Грязовца, недалеко от впадения реки Коктыш в реку Лежу (ныне усадьба совхоза «Бушуиха»), находился Арсениево-Комельский монастырь, основанный святым Арсением Комельским, игуменом Троице-Сергиевой лавры, откуда он ушел в 1529 году в комельские леса, ища уединения. Все постройки и стены монастыря (кроме келий) были разрушены в 30–40-е годы, Ризоположенский собор XVIII века снесен уже в 70-е. Та же участь постигла все сооружения Николо-Озерского монастыря, основанного в 1520 году святым Стефаном Комельским, мощи которого хранились здесь под спудом. Монастырь был устроен по повелению самой Богородицы, которая явилась святому Стефану и указала ему место будущей обители.
С дорогами в Вологодской области очень плохо, далеко не все райцентры связаны между собой хорошими шоссе, а уж села да деревни и подавно. Поиск почти каждого монастыря и дорога к нему по огромным колеям и ямам превращаются в экзотическое путешествие с приключениями. Но особенно ужасен путь к монастырям в Кадниковском районе.
Семь километров от Кадникова до Григорьево-Пельшемского монастыря, основанного в 1426 году святым Григорием Пельшемским из рода галичских бояр Лопотовых (предание рассказывает, что он прожил 127 лет), мы преодолевали на гусеничном тракторе (даже мощные грузовики типа «Урал» здесь не проходят). Приближаясь к реке Пельшме, ощущаешь зловоние и видишь белые потрескавшиеся мертвые берега, лишенные всякой растительности, черную воду без признаков жизни. Трактор то падает в яму, то, сильно накреняясь вбок, идет вдоль реки. Местные рабочие рассказывали, что река погибла уже в 70-е годы из-за сбросов в нее вредных химических веществ Сокольского целлюлозно-бумажного комбината. Жители деревень, расположенных вдоль реки (Дор, Лопотово), давно покинули их, и они стоят, чернея разрушенными избами.
Постройки древнего монастыря XVII–XVIII веков разрушены еще до войны, их остатки лежат в руинах, вся территория заросла бурьяном в человеческий рост, деревьями и крапивой. Мощи святого старца исчезли, как пропали и святыни, связанные с его почитанием в этих местах, – железные вериги и кольчатая рубашка, которую надевал святой, умерщвляя свою плоть. По преданиям, в монастыре сохранялись иконы святого Дионисия Глушицкого, с которым Григорий Пельшемский дружил и у которого в Сосновце прожил десять лет, занимаясь переписыванием книг. В советское время в монастыре был детский дом, позднее переехавший отсюда в другое место, но сохранивший территорию монастыря для нужд подсобного хозяйства.
Также на тракторе нам пришлось добираться до другого монастыря Кадниковского уезда – Семигородной пустыни, основанной в XV веке среди густого леса и болот монахами Дионисиево-Глушицкого монастыря. Семь небольших гор с селениями на них в древнее время дали название волости «Семигородная», а по волости – и обители. Главную святыню и достопримечательность обители составляла чудотворная икона Успения, написанная, по преданию, известным иконописцем святым Дионисием Глушицким.
Другой достопримечательностью обители был очень изящный ковчег больших размеров и оригинальной формы, хранившийся в ризнице на особом столе. Дверцы ковчега украшали живописные изображения Неопалимой Купины и Архистратига Михаила работы В. Боровиковского.
От огромного монастыря (жители его называли городом) почти ничего не сохранилось. Большевики до основания уничтожили все церкви и высокие стены с башнями, сохранились лишь кельи (в них устроили психинтернат). Ни икон, ни ковчега с живописью Боровиковского не сохранилось. Куда они пропали, никто не знает – ни местные жители, ни областные музейные работники. Старожилы рассказывают, что в 30-е годы, когда «очищали» церкви, книги, иконы, кресты бросали в большие костры на территории монастыря. Один из них вспоминает, что сам разбирал монастырскую церковь на кирпич для своего дома.
Заоникиева Богородицкая пустынь, основанная св. Иосифом в XV веке в 14 км от Вологды, потеряла значительную часть своих сооружений, а оставшаяся находится в руинах – собор, теплая церковь, стены, башни лежат, как после бомбежки. Пропали мощи св. Иосифа и камень преподобного Серафима Саровского. Между руин бродят дети, воспитанники детского дома, который расположился в бывших кельях. В 30-е годы, по рассказам старожилов, в монастыре располагался спецпоселок, где содержались сосланные крестьяне с западнорусских земель, которых местное население называло «крестоватики». С питанием в поселке было плохо, «крестоватики» пухли от голода и тихо умирали, находя последний покой в общей могиле в «веретье», недалеко от пустыни.
Ни один «крестоватик» на родину не вернулся. Местные жители, которые пытались им помочь, подвергались репрессиям.
Еще в 20-е годы на изгибе высокого берега реки Мологи, среди соснового бора, стоял основанный купцами Строгановыми Николаевский монастырь, обнесенный каменной стеной с башнями, являя собой со всех сторон сказочное зрелище. Первые упоминания о монастыре относятся к XV веку. Сохранившиеся в 20-е годы постройки монастыря относились к XVI – началу XIX века. Старожилы рассказывают, как в 30-е годы по окрестным деревням ходили приезжие из города члены Союза воинствующих безбожников и требовали подписать письмо о ликвидации монастырских церквей, а равно и тех, кто подписать откажется, грозя объявить таких кулаками или подкулачниками со всеми вытекающими отсюда в то время последствиями. Люди были так парализованы страхом, что большинство письмо подписали. Сооружения монастыря (кроме келий) были взорваны и потихоньку разбирались на кирпич. В 60–70-е годы еще сохранилась каменная ограда, внутри которой располагались длинные корпуса братских келий. С западной стороны к зданиям келий примыкали настоятельские покои с деревянной светелкой наверху. На ее фасаде, выходящем на монастырский двор, располагалась веранда, украшенная резьбой. Тут же находилось здание поварни, трапезной.
Все это было утрачено в 60–70-е годы, ибо памятники находились без присмотра. Нижняя часть построек была использована для фундамента огромного здания базы отдыха Череповецкого металлургического завода.
Из Моденского монастыря мы направляемся к местечку Сосновец, где, по данным старого путеводителя, находились мощи святого Дионисия Глушицкого.
В Большой советской энциклопедии (3-е издание) о нем сказано: «Дионисий Глушицкий (1362–1437), русский живописец, резчик по дереву, книгописец, игумен ряда монастырей, основанных им на берегу реки Глушица».
До нашего времени дошло несколько произведений художника. В Третьяковской галерее находится известная, наверное, всем любителям русского искусства икона, один их выдающихся образцов русского иконописания, школа-портрет «Кирилл Белозерский» (1424). В Вологодском краеведческом музее можно увидеть иконы «Успение» и «Иоанн Предтеча в Пустыне». Искусство Дионисия пронизывают удивительная теплота и человечность образов.
Родился Дионисий близ города Вологды, но кто были его родители и как он провел детство и юность, неизвестно – не сохранилось никаких сказаний. По его поступкам и творчеству можно судить, что натура эта была тонкая, мятущаяся, деятельная, не знавшая покоя и жившая в постоянном молитвенном напряжении. В Спасо-Каменном монастыре на Кубенском озере начинается подвижническая жизнь святого Дионисия. Его учителем становится святой Дионисий Святогорец.
Ища уединения, Дионисий Глушицкий перебирается на другую сторону озера и в местности под названием Святая Лука возводит храм (позднее Святолуцкий монастырь). Но вокруг вновь собираются люди, и подвижник уходит в глубь лесов на реку Глушицу, где близ села Устья в 1402 году основывает Глушицкий Покровский монастырь, получивший в 1407 году статус Лавры, ставший центром развития иконописания, живописи и книгописания. Суета жизни вновь стала тяготить инока, и, бросив все, он тайно ушел из монастыря и поселился в удивительно красивом лесу, среди болот, под толстой сосновой кущей, отчего это место прозвали «Сосновицы». Тут и был основан Сосновецкий Глушицкий монастырь, мощи святого Дионисия были положены в церкви Иоанна Предтечи. Всю свою жизнь Дионисий Глушицкий писал иконы, резал по дереву, шил одежды, переписывал книги и даже ковал. Все созданное им он рассылал по окрестным храмам и монастырям, многие из которых были построены им же.
Всего преподобный Дионисий создал пять мужских монастырей и один девичий – во имя святителя Леонтия Ростовского – для своих учениц и руководил ими всеми. Сам же он дважды посещал своего авву, архиепископа Ростовского Дионисия, бывшего игумена Спасо-Каменного монастыря, в епархию которого входила и страна Вологодская. Святитель благословил его иконой Божией Матери и снабдил новые монастыри церковной утварью. Среди учеников преподобного Дионисия прославились святостью жизни своей: преподобные Макарий, Амфилохий и Тарасий, Григорий Пельшемский и Филипп Рабангский. После кончины преподобного в лавру поступил преподобный Стефан Комельский.
Учеников своих преподобный Дионисий учил ничего не называть своим, непрестанно молиться и помнить о часе смертном, особенно учил их послушанию. Одному иноку, который наловил много рыбы без благословения, преподобный велел эту рыбу выбросить, говоря: «Сеющий от благословения, благословение и пожнет; послушания хочет Бог, а не жертвы!» У одного брата после его смерти нашли несколько монет; преподобный велел деньги эти выбросить вместе с телом этого ослушника и не сразу разрешил его похоронить, чтобы страхом навсегда уничтожить ослушание.
После правого поворота на отворотку через сто метров дороги, ведущей к нашей цели, обрывается асфальт, а дальше идет сплошное месиво проселочной дороги, прочерченное глубокой и широкой колеей. Еще в 100 метрах находится место, где в древности стоял один из центров искусства и книгописания – Покровский монастырь. Надев резиновые сапоги, перебираемся через грязь.
Река Глушица спустя 500 лет сильно оскудела, и заросла, и далеко отошла от монастырского холма, на котором сейчас живописно, но сиротливо стоит небольшая деревянная церковь, окруженная современными скромными могилами. От древних построек, которые здесь еще стояли в 1920-е годы, – Покровского собора, колокольни, двух корпусов келий, красивой деревянной ограды и древнего кладбища, не осталось и следа.
В 1951, 1952 годах памятники архитектуры XVIII века – Покровский собор и красивая колокольня – были проданы сельсоветом председателю колхоза Николаю Филипповичу Щепину на кирпич для строительства фундамента скотного двора. Подрядили несколько колхозников, и они решили разрушить церковь, уронив на нее колокольню. Подрубили основание колокольни, но не рассчитали, и она упала раньше времени, похоронив под собой нескольких богоборцев. Погибло двое, а кирпича добыть не сумели. Крепкий известковый раствор так связал кирпичи, что они при попытках извлечения просто ломались. Под руинами остались мощи учеников святого Дионисия – преподобных Тарасия и Макария. Пропали рукописи XV–XVIII веков.
До Сосновецкого Глушицкого монастыря, где хранились мощи святого Дионисия, по тяжелой проселочной дороге (даже грузовая машина здесь пройти не может) семь километров. Нам повезло. В Сосновец, где находится психоневрологический интернат, едет единственный возможный в этих местах вид транспорта – мощный гусеничный трактор с прицепом.
Прицеп болтается с одного бока на другой, попадает в ямы и резко из них выбирается, еле удерживаемся за борта двумя руками. Дорога удивительно живописная: поля, затем молодые сосновые леса с разнотравьем, временами болотные топи.
Вот поворот, невольно ожидаю увидеть появление сказочной обители великого святого Древней Руси такой, какой она изображена на фотографиях начала ХХ века (в 1920 году было торжественно отмечено 500-летие монастыря). Но за поворотом, на месте монастыря, в бесформенно разросшейся зелени дикого леса, вновь наступившего на когда-то отвоеванное у него пространство, сохранились только небольшое здание настоятельских покоев и кельи в сильно перестроенном виде.
В 1930–1960-х годах монастырь потерял почти все свои постройки – великолепный собор и церковь 1745 года, высокую колокольню, надвратную Входоиерусалимскую церковь, ряд келий, древнее кладбище, высокую каменную ограду с величественными башнями по углам. Часть икон и утвари была увезена из монастыря еще до войны и, как рассказывают, передана за границу, остальное было просто расхищено или погибло.
Сейчас всюду какие-то ямы, груды кирпича, бурьян, крапива, деревья, растущие где попало, равнодушные лица психически больных людей.
Нельзя сказать, что память о Дионисии Глушицком стерлась из памяти жителей окрестных деревень. Имя его известно всем старожилам. До 70-х годов нашего века в деревнях Рыкуля и Пустыня 14 июня и 15 октября, на День святых Дионисия Глушицкого и его ученика Амфилохия, жители варили пиво и приглашали к себе на праздник всю округу. Сохранились в памяти и отдельные предания. Один из старожилов рассказал трогательное предание о лошади Дионисия, которая не хотела сдвинуться с места с телом покойного хозяина, и пришлось впрягать другую, чтобы отвезти его к месту захоронения.
Пытаемся вместе со старожилами найти место, где под спудом хранились мощи святого Дионисия Глушицкого. Одни показывают здесь, другие – там. Самый авторитетный старожил останавливается возле недавно построенного голубого деревянного павильона. Здесь?! Молча останавливаемся и читаем молитву.
Рассказывая о Сосновецкой Дионисиево-Глушицкой обители, нельзя не вспомнить еще одного ее монаха, святого Игнатия Брянчанинова – выдающегося русского религиозного мыслителя. Вся жизнь Игнатия Брянчанинова связана с Вологодчиной. Здесь, в селе Покровском Грязовецкого уезда (дом его сохранился, в нем сейчас помещается санаторий), он родился, начал свою духовную жизнь в Новозерской обители. Некоторое время жил в Оптиной пустыни. После пострижения в монахи в Сосновецком монастыре становится строителем Григорьево-Пельшемской обители. Как отмечает И. Концевич: «В жизнеописании Игнатия Брянчанинова сплетаются имена и традиции древнего заволжского старчества его родины, и сам он является одним из видных представителей нового возрожденного старчества». «Умное делание», внутреннее подвижничество Брянчанинова сродни деяниям выдающихся русских исихастов XV века. Закончил свою жизнь Брянчанинов в Николо-Бабайском монастыре на Волге. В 30-е годы мощи его были утеряны, а после канонизации в 1988 году разысканы под полом жилой комнаты детского санатория, в который была превращена бывшая церковь. В 1990-е годы мощи святого Игнатия были перенесены в Тологский монастырь.
Следующая наша дорога по Русской Фиваиде – паломничество в Нило-Сорский монастырь, находящийся в 20 км от г. Кириллова.
Нил Сорский родился за четыре года до упокоения святого Дионисия Глушицкого в семье московского боярина Майкова и в юности занимался перепиской книг. Он рано поступил в Кирилло-Белозерский монастырь, где духовно сблизился с его настоятелем Паисием Ярославовым, который в свое время отказался от митрополичьего сана.
Молодым человеком он совершил паломничество на Афон, где стал ревностным последователем учения исихастов, учеников святых Григория Синаита и Григория Паламы. Целью жизни, говорили его учителя, является достижение «первобытной чистоты». Этому препятствует «чувственность», делающая душу «плотского человека» вожделяющей и «страстной». Возвратить «потерянное» можно лишь посредством «созерцания» божественной энергии. Человек обнаруживает энергию в себе самом при помощи обрядового «самоуглубления», безмолвия. Наряду с безмолвием исихасты практиковали также своебразную йогу: «слезы теплые» и «удержание дыхания». Это, на их взгляд, позволяло собрать ум в «единовидную стяженность», приучить его не отвлекаться на окружающее, сделать способным к «сосредоточению на едином».
По возвращении на Родину Нил Сорский основал первый в России скит в глухом лесу среди болот на реке Сорке, где ввел особый строгий скитский устав по образцу афонского с обязательным участием монахов в производительном труде, чему он показывал личный пример. Чтобы построить скит, монахам пришлось наносить целую гору земли. Скитяне, числом 12, жили в маленьких тесных кельях на большом расстоянии друг от друга и только в канун воскресного дня и на праздники собирались вместе. Трудовой характер русских пустынных монастырей обрел при Ниле Сорском новое дыхание. Святой настаивал на монашеской нищете во исполнение обета нестяжания, считал, что монастырь не должен иметь никакой собственности.
Творчески развивая учение исихастов, Нил Сорский уделял особое внимание вопросам психологии человеческих страстей. Его учение легло в основу русской психологии, он предлагал свою научную схему развития страстей, разрабатывая формы их регулирования. Он учил, что усилием воли и переменой внешнего образа жизни человек должен преодолевать свои страсти на ранних стадиях их развития.
В качестве идейного главы нестяжателей Нил Сорский поддерживал политику, направленную на лишение монастырей земли, выступал за реформу монашества на строгих началах скитской жизни, рекомендовал отказаться от насилия и гонений по отношению к еретикам, предлагал перевоспитывать их силой убеждения.
Деятельность Нила Сорского оставила глубокий след в культурной жизни Древней Руси и продолжилась в трудах его учеников Вассиана Патрикеева и Артемия Троицкого. На Соборах 1490 и 1503 годов Нил Сорский осудил ересь жидовстующих.
В поселок Пустынка, как сейчас называется Нило-Сорская пустынь, ведет скользкая глинистая дорога. Основные постройки монастыря сохранились, хотя многие из них сильно перестроены для приспособления к нуждам психоневрологического дома-интерната. В 50-е годы были полностью разрушены сооружения скита.
Монастырь представляет собой сомкнутый в квадрат комплекс сооружений, выполняющих одновременно роль стен с башнями по углам, надвратной церковью с западной стороны и собором и настоятельским корпусом во дворе квадрата.
Колокольня не сохранилась, сильно перестроен главный собор, уже с улицы чувствуется сильный запах мочи, в центральной части собора стоят 80 коек для слабоумных лежачих больных, со всех сторон в тебя упираются десятки бессмысленных взглядов. Состояние построек неудовлетворительно. Мощи святого Нила Сорского, почитавшиеся вплоть до 20-х годов, утрачены. Старожилов в этих местах не сохранилось, окрестные деревни (Бутово, Ершово, Кузьминки и др.) полностью обезлюдели. Приезжие сотрудники психинтерната, живущие в поселке, на вопрос о месте захоронения мощей неуверенно указывают на место возле северной части алтаря. Неподалеку сохранилось опрокинутое надгробие одного из последних игуменов монастыря с надписью: «Здесь покоится тело раба Божьего игумена Нило-Сорской пустыни Амвросия. Мир праху твоему Христолюбивый труженик».
Машина медленно едет, в некоторых местах соскальзывая в кювет по глинистой дороге, возвращается к асфальту, в ушах слышатся крики безумных больных, тяжелая грусть переполняет душу...
В более или менее удовлетворительном состоянии в Русской Фиваиде сохранились только четыре монастыря: Кирилло-Белозерский (основан в XIV в.), Ферапонтов (основан в XIV в.), Спасо-Прилуцкий и Михаил-Архангельский. Но только два первых сохранили свои интерьеры (да и то частично).
Кирилло-Белозерский монастырь основан в XVI веке учеником Сергия Радонежского Кириллом Белозерским на берегу Северского озера и похож на целый город, с сотнями помещений. Это одна из крупнейших на Русском Севере обитель, ей удалось избежать горькой участи многих своих «собратьев», сохранить мощи своего основателя Кирилла Белозерского. Сразу же после закрытия в 1924 году монастырь использовался под музей, хотя преобладающее количество его художественных ценностей было вывезено. Огромный комплекс, почти полусотня архитектурных сооружений, требует повседневной реставрации и ремонта, между тем часть зданий не ремонтировалась почти с начала ХХ века. Работы ведутся вот уже несколько десятилетий, а отреставрировано не более пятой части строений. Центральные памятники монастыря закрыты для посещения, а когда откроются – никто не знает. Музейные работники жалуются на качество реставрационных работ.
В 20 км от Кирилло-Белозерского монастыря, среди живописных озер стоит Ферапонтов монастырь, связанный с именем святого Мартиниана Белозерского († 1483), мощи которого покоятся здесь. Этому монастырю Н. Рубцов посвятил свои стихи:
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты небывалой досель.
Фрески Дионисия в соборе Рождества Богородицы (построен в 1490 г.) Ферапонтова монастыря – одно из высших достижений русской и мировой культуры – долгое время находились под угрозой разрушения из-за аварийного состояния помещения. В 70-е – начале 80-х годов отмечались неоднократные случаи попадания воды и снега внутрь собора и на них. Шум, который подняло Общество охраны памятников, позволил добиться ремонта помещения. Реставрация фресок Дионисия велась много лет, скрыв их от многих посетителей монастыря.
Один из лучших монастырей Русской Фиваиды – Спасо-Прилуцкий, основанный в 1371 году. С приходом к власти большевиков монастырь до 70-х годов занимала тюрьма, что делало его недоступным для посетителей, да и для реставраторов. Здания монастыря сильно обветшали, многие из них находились в аварийном состоянии, интерьеры утрачены. В 70-х годах развернулась реставрация, благодаря которой монастырь хоть и медленно, но все же стал приводиться в порядок.
В Горицком женском монастыре, основанном в 1544 году вдовой удельного князя Андрея Старицкого (родного дяди Ивана Грозного) Евфросиньей Владимировной на берегу реки Шексны, в начале 1930-х большевики устроили погром. Монахини были либо расстреляны, либо утоплены. На многие годы обитель превратилась в скотный двор, опустевшие храмы стояли в окружении груд навоза.
Пройдя сотни километров, я проследил судьбу всех монастырей Русской Фиваиды. Каковы же итоги? Всего после 1917 года из 37 вологодских монастырей XIII–XVII веков, бывших общенациональными святынями, 25 оказались разгромлены полностью или почти полностью, семь монастырей хотя и сохранили свой облик, но находились в аварийном и неудовлетворительном состоянии, и только четыре монастыря остались в первозданном виде. Во многих случаях были утрачены мощи великих русских святых, на поклонение которым в течение веков шли тысячи паломников.
Да только ли монастыри пострадали на древней земле? Русская Фиваида по своим пространствам значительно больше таких западноевропейских государств, как Дания, Швейцария, Нидерланды, взятых вместе. По моим подсчетам, к началу ХХ века на этой огромной земле было накоплено культурное наследие, по своему потенциалу превышающее культурные ценности большого европейского государства, – не менее восьми тысяч памятников архитектуры и истории, в том числе более двух тысяч церквей и часовен, великолепные усадьбы, тысячи деревянных строений, украшенных прославленной вологодской резьбой. Десятки тысяч икон, картин, скульптур, предметов прикладного искусства, колоколов. Смерч еврейской революции, пронесшийся над Русской Фиваидой, смел более половины этого колоссального богатства, было разрушено не менее четырех тысяч памятников архитектуры и истории. Из сохранившихся большая часть – в неудовлетворительном (нередко и аварийном, руинированном) состоянии и не в состоянии выполнять свои духовные и культурные функции. Всего из культурного фонда Русской Фиваиды было выведено три четверти памятников архитектуры и истории, которые являлись не просто драгоценным материальным наследием, но духовным итогом жизнедеятельности десятков поколений русских людей на этой земле. Отчуждение драгоценной культуры предков, отказ от духовных итогов их жизнедеятельности привели к страшным результатам. На многие сотни километров стоят тысячи покинутых сел и деревень, потерянная земля ощерилась сорняками и чертополохом. То, что поднималось и культивировалось веками, вернулось в первобытное состояние.
Из паломничества по Северной Фиваиде я вернулся особенно расстроенным и удрученным. Преступления, совершенные в этом краю русских святынь еврейскими большевиками, были особенно чудовищны. Погром русских святынь осуществлялся как особый ритуал. Множество рассказов старожилов и музейных работников рисовали в моем сознании образ еврейского погромщика. Одним из таких характерных персонажей был во второй половине 20-х годов Карп Рафаилович Шершевский, начальник Вологодского НКВД. Пробыл он здесь недолго, но старожилам запомнилось, как он лично с группой чекистов ездил, сжигая церкви, стрелял по иконам, сам расстреливал монахов. Парикмахер по профессии, имея образование два класса еврейской школы, он настаивал на немедленном закрытии музеев Вологодской области как контрреволюционных учреждений. Фотографию этого изверга я видел в Вологодском краеведческом музее. Меня поразило, насколько внешне он был похож на Ю.В. Андропова, нового генерального секретаря ЦК КПСС.
После Ленина Андропов был первым евреем, занявшим высший государственный пост. Приехав в Москву из Северной Фиваиды, я почти физически ощутил радость всех антирусских сил, приветствовавших приход к власти в России еврейского кадра. Воспряли отпрыски выкорчеванной Сталиным «ленинской гвардии». По зарубежным радиоголосам давали почти хвалебные отзывы о новом генеральном секретаре, перемежаясь с усилившейся критикой русских патриотов.
[1] Через 30 лет я в Институте русской цивилизации осуществил переиздание этой ставшей чрезвычайно редкой книги.
