Новая сущность миссии России в XXI веке как альтернатива «западнизму»

Недавно вышла в свет коллективная монография «Россия – Запад – Восток: новая формационно-цивилизационная конфигурация мира». Издание вышло под научной редакцией д.э.н., профессора И.М. Братищева под эгидой Международной славянской академии (Кирилло-Мефодиевское отделение славянского просвещения) и Международного славянского института. В монографии, ставшей результатом международной научно-практической конференции (2017) и круглого стола (2020), исследуется проблема «Россия – Запад – Восток» в ее формационно-цивилизационном, ценностном и мировоззренческом осмыслении, в контексте современных реалий. Анализируются основные мифологемы и идеологические разногласия в полемике «славянофилов» и «западников». Сквозь призму противостояния цивилизаций формулируется новая сущность миссии России в XXI веке. Авторами монографии стали: архимандрит Феофилакт (Безукладников), наместник Ново-Иерусалимского мужского монастыря, член Исполкома Международной славянской академии, президент Кирилло-Мефодиевского отделения славянского просвещения; Глазьев С.Ю., академик РАН; Бабурин С.Н., д-р юрид. наук, профессор, главный научный сотрудник Института государства и права РАН, Президент Международной славянской академии; Братищев И.М., д-р экон. наук, профессор, Первый заместитель Председателя ЦС РУСО, член Исполкома Международной Славянской академии; Багдасарян В.Э., д-р истор. наук, профессор, эксперт Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования; Джерелиевская И.К., д-р филос. наук, профессор, Председатель Центра этики и эстетики Русского мира и другие. Предлагаем вниманию читателя одну из глав монографии, подготовленную нашим постоянным автором доктором экономических наук, профессором Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики Леонидом Сергеевичем Гребневым.

***

Аннотация. Рассматривается воздействие трёх альтернативных типов перехода от первичного кочевого образа жизни к оседлому – восточного, западного и в России – на особенности функционирования и развития соответствующих цивилизаций, которые стоит принимать во внимание при поиске решений социально-экономических проблем, связанных с очередной технологической революцией и обновлением сущности миссии России.

Введение: постановка проблемы

Уже много веков миссия России описывается одним словом: «Удерживающая». Сначала это проявлялось в основном в виде вооружённого сопротивления чуждым христианству нашествиям – язычникам с востока, еретикам с запада. Затем, на рубеже XV–XVI вв. от Рождества Христова, добавилась защита православия, выраженная формулой «Москва – третий Рим». Если именно она выражает сущность миссии России на протяжении пяти веков, то неизбежно возникает вопрос, вытекающий из формулировки четвёртой части монографии («Битва цивилизаций и новая сущность миссии России в XXI веке»): в чём состоит новая сущность этой миссии, как она соотносится с предыдущей – отменяет, дополняет, развивает?

Попытаемся найти на него содержательный ответ.

В русском языке греческое слово λόγος (логос) имеет два очень различающихся смысла с одним и тем же калькой-корнем. Один из них уже не одну сотню лет принадлежит виртуальному миру мыслей, идей: логика. Второй у нас совсем недавно, несколько десятилетий назад, появился в реальном мире вещей: логистика.

Роднит их ориентация на движение, динамику, а не статику. В первом случае, логики, речь идёт о связности мыслей, перехода от одного утверждения к другому. Во втором, логистики, – об оказании транспортных услуг, в том числе о перевозке и временном хранении благ. Поэтому в простом (без кальки) переводе λόγος означает и «слово», и «путь».

Первое из них присутствует в синодальном переводе Евангелия от Иоанна, которое начинается словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин 1:1). А можно ли без ущерба для смысла оригинала заменить «слово» на «путь»? скорее всего... да. На это указывают слова Бога-Сына: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин 14:6). Разумеется, это слово в данном – сакральном – случае надо писать с заглавной буквы: «В начале был Путь, и Путь был у Бога, и Путь был Бог».

Рис. 1. Янь-инь

Здесь уместно отметить, что понятие «Путь/Дао-道» имеет фундаментальный характер в древнейшей (около пяти тысяч лет) – китайской – цивилизации. Изображённая на рис. 1 фигура в очень наглядном и лаконичном виде иллюстрирует «единство противоположностей» активной (ян) и пассивной (инь) «частей» в вечном всеобщем движении, динамичном единстве многообразия. Противоположность символизируется контрастом цветов (обычно это белый/чёрный), а единство включением в каждую часть кругов противоположного цвета. Вечное движение – круговоротом переходов «одного в другое».

Очень близко по смыслу к только что написанному выражение «абсолютное движение становления»^[1]. Этими словами Карл Маркс описал своё представление о коммунизме в рукописях, впервые опубликованных на языке оригинала только в 1939–1941 годах, а на русском в полном виде в 1968 году.

Нас не должна удивлять близость описаний самого главного в самоопределениях цивилизаций, разделённых многими тысячами километров и не одной тысячей лет: «…Диалектический идеализм вместо умный; метафизический, неразвитый, мёртвый, грубый, неподвижный вместо глупый» [2. Т. 29. С. 248].

Но «глупым», метафизическим, может быть не только материализм, но и идеализм, если продолжить разговор на языке только что процитированного автора. Прошло примерно две с половиной тысячи лет после возникновения китайской цивилизации, и на другом конце континента Евразия, появились культуры, в которых активная и пассивная части единого целого оказались разделёнными и противопоставленными как субъект (S – subject) с одной стороны и объект/ы (O – object) с другой. (Латинские символы S и O выглядят как осколки китайского символа «ян-инь», см. рис. 1.) Это противопоставление намечается уже в первых строках Ветхого Завета: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет…» (Быт 1:3), но в развёрнутом виде сложилось в античных Греции и Риме с их делением людей на свободных и рабов – «говорящих орудий»: «Для нас важно скорее то, что этот чувственно-материальный ограниченный космос есть только предельное обобщение исходного представления о человеке как о телесно-ограниченной вещи и как об интеллекте, который этой вещью управляет. А такая исходная интуиция — чисто рабовладельческая» [3].

«Divide et impera» («Разделяй и властвуй») – традиционно эту формулу относят к временам Римской империи («Первого Рима»?), она считается её внешнеполитическим принципом. Но, по сути дела, разделение, оно же по-гречески ανάλυση (анализ) – это отличительная черта античной культуры в целом. «Крупнейшие философы античности Платон и Аристотель, давшие максимально законченную картину диалектических синтезов, как раз отличаются неимоверной приверженностью к рассудочным изысканиям и прямо-таки упоением бесконечными различениями тончайших рассудочных категорий» [3].

Если правы Г. Гегель и комментировавший его В.И. Ленин^[2] [10], то можно предположить, что главное «орудие труда» (точнее, разбоя) античных средиземноморских кочевников/пиратов^[3] – острый нож – сыграл не последнюю роль в аналитической направленности греческой философии. Как и аналитической философии уже Нового времени – визитной карточки англо-саксонской ветви большого Запада. Символично в этом контексте решение проблемы Гордиевого узла учеником Аристотеля – Александром Македонским.

Разделение – вплоть до противопоставления – в мышлении субъектов и объектов закономерно привело к автономизации в этой цивилизации религии, философии и науки как частей (институтов, говоря метафорически – голов Змея Горыныча), специализирующихся на, соответственно, субъект-субъектных (S–S), субъект-объектных (S–O) и объект-объектных (O–O) связях, отношениях, взаимодействиях.

Истинность управленческой формулы, неоднократно повторявшейся в почти одних и тех же словах Бога-Сына (см., напр.: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то» – Мк 3:24), весьма наглядно проявилась в трёх длительных периодах истории западной части Евразии. Началось с доминирования философов в античной Греции, особенно в виде преемственной линии Сократ – Платон – Аристотель, продолженной военными походами Александра Македонского и закончившегося легионами Рима, не устоявшими в войнах с варварами. Затем, в Средние века, настал черёд доминировать религии в виде жёсткой иерархии римской католической церкви, которая отнюдь не избавила от длительных войн, вплоть до Столетней. Протест против неё привёл к фетишизации в Новое время третьей головы этого Змея – науки. Теперь войны дошли до мировых и «благодаря» науке появилось оружие, способное прекратить жизнь на нашей планете. Причём оно не только появилось на Западе, но и было применено против гражданского населения одной из стран Востока в середине прошлого века. Применено не в последнюю очередь для того, чтобы продемонстрировать свою военную силу нашей стране.

Как известно, Россия, тогда называвшаяся Советским Союзом, смогла удержаться от возможного военного поражения сама и удержать весь мир от развязывания войны, самоубийственной для рода человеческого. В последние годы у нашей страны появились дополнительные технические возможности для предупреждения такой войны, надёжного обеспечения её миссии Удерживающего от самоуничтожения вида Homo Sapiens. Но только физического, плотяного самоуничтожения.

Намного сложнее дело обстоит с духовной «составляющей» жизни людей в мире в целом и на территории нашей страны в частности. Или, точнее, не с духов ной (S–S: «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3: 8), в нём «нет ни Еллина, ни Иудея» (Кол. 3: 11)), а с душевной (S–O): «душа в смертном теле, а тело – в деле». Продолжительность жизни наряду с образованием и среднедушевым доходом входят в состав индекса человеческого развития (ИЧР), который уже более тридцати лет публикуется в рамках Программы развития ООН. Однако именно она, по сути дела является наиболее общим показателем качества жизни каждого человека в отдельности. Ведь повышение и уровня образованности, и обеспеченности материальными благами способствует росту продолжительности жизни.

Однако динамика этого показателя с начала 1960-х годов до конца прошлого века весьма различается у двух групп европейских стран: западных и восточных, если руководствоваться географическим принципом (О–О), и капиталистических, и социалистических, если пользоваться социально- экономической (S–O) терминологией того времени (рис. 2) [5].

Нетрудно заметить, что в начале этого периода средняя продолжительность жизни мужчин в этих двух группах различалась незначительно. Разве что в худшую сторону выделялась Португалия. Но затем в первой группе стран наблюдается рост этого показателя, особенно устойчивый во Франции, а у второй заметна тенденция к сокращению продолжительности жизни мужчин, особенно в России – и по величине, и по продолжительности – с заходом в следующий век.

Заметный «всплеск» повышения продолжительности жизни во второй половине 1980-х, в период активной антиалкогольной кампании в СССР, наводит на мысль, что в целом негативный тренд в первую очередь связан с тенденцией роста потребления спиртных напитков: «больше пить – меньше жить». Однако это не так (рис. 3) [6].

Рис. 2. Средняя продолжительность жизни мужчин в разных странах Европы

Рис. 3. Зарегистрированное потребление алкоголя в России

(литров чистого спирта на человека в год)

«При Брежневе» продолжительность жизни сокращалась несмотря на то, что именно на этот период пришлись годы многократного повышения мировых цен на нефть, экономика в целом тоже развивалась, хотя и медленнее, чем в предыдущие десятилетия. И, внимание: потребление алкогольных напитков в 1970 годах в целом не росло, а снижалось. Тогда как потом, после смены долгосрочного негативного тренда динамики продолжительности жизни на позитивный в 2005 году (данные Росстата за 2010-е годы подтверждают устойчивость этой тенденции даже несмотря на стагнацию реальных доходов после глобального кризиса 2008 года), она сопровождается продолжением роста потребления алкоголя, причём на заметно более высоком общем уровне, чем в 1970 годах.

О чём может свидетельствовать эта эмпирическая информация, какое может иметь отношение к новой сущности миссии России в современном мире? Почему первый перелом тенденции – с повышательной на понижательную пришёлся на начало 1960-х годов, то есть, пришёлся на период, когда благодаря усилиям наших ученых и инженеров стала невозможной война, подобная второй мировой: наша страна обзавелась не только водородной «царь-бомбой», но и средством доставки её в любую точку планеты? Для поиска ответов на эти вопросы нам опять придётся вернуться в далёкое прошлое. Точнее даже, в самое далёкое прошлое, доцивилизационное.

Не повторяя сказанное, важно отметить, что в основе формационного подхода лежит повышенное внимание к объектной стороне жизни обществ (на языке символов это можно отразить в таком соотношении размеров: s–O), а в основе цивилизационного – к субъектной стороне (S–o).

Тотем и табу: исходная форма сакрального

На языке метафор суть формационного подхода выражена хорошо известными в нашей стране (по крайней мере, тем, кто получал образование во времена СССР) тремя словами Ф. Энгельса: «Труд создал человека». Начало положили ручные орудия, созданные сначала из камней (от палеолита до неолита), а потом из различных металлов (первичная формация, доиндустриальные общества), затем основой экономики стали сделанные из металлов машины (вторичная формация), сейчас, в эпоху так называемой «Четвёртой промышленной революции» [7] (в немного других «единицах измерения» – к шестому технологическому укладу [8]) над реальной экономикой быстро растет виртуальная «экономика цифры».

С кратким описание сути цивилизационного подхода дело обстоит несколько сложнее, поскольку «де-юре» сами цивилизации, начиная с китайской, если говорить о существующих и сейчас, намного моложе, чем вид Homo Sapiens. Ему предшествовал далеко не одну тысячу лет период разнообразных родоплеменных сообществ, ведущих кочевой (или полукочевой) образ жизни в рамках первичной присваивающей экономики (охота и собирательство). Такие сообщества ещё и сейчас обитают в укромных уголках нашей планеты почти нетронутыми цивилизацией.

Рискну предположить, что к сути цивилизационного подхода, относящегося и к доцивилизационному периоду ближе всего седьмая заповедь Дека лога, регулирующая брачные отношения. Наверное, самым авторитетным свидетельством того, что эта суть намного старше любой цивилизации, является монография Эмиля Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии», впервые опубликованная более ста лет назад (1912) [9]. Он застал в этой стране в живом виде обычаи аборигенов, близкие к тому, что археологи обнаруживают практически везде.

А именно: тотем – это сакральное животное (реже – растение, совсем редко – что-то неодушевлённое^[4] каждого автономно живущего первобытного рода (клана)^[5]. Его (и поэтому своих сородичей) нельзя убивать, с ним нельзя вступать в брак^[6].

Общий знаменатель седьмой заповеди и первобытного запрета на вступление в брак близким родственникам – существование табу, культурного, а не телесного ограничения на взаимодействия индивидов, обеспечивающие смену поколений в автономно существующих сообществах. Именно с него, по сути дела, начинается реальная, подтверждаемая разнообразными фактами, история вида Homo Sapiens.

Для целей данной работы необходимо отметить несколько важных моментов, связанных с тотемом. Во-первых, чем бы ни был конкретный тотем, определённым животным, растением или явлением природы, он представляет нечто чувственно воспринимаемую (обычно – просто видимую) ипостась невидимого – циклического процесса смены одних поколений людей другими в рамках определённого сообщества (клана, рода). Корпускулярно-волновое видение явлений природы было освоено нами «почти вчера», если мерять историю тысячелетиями, поэтому нет ничего странного в том, что наши далёкие предки именно в чувственных (видимых) явлениях, вещах воспринимали свою принадлежность к сверхчувственным^[7] «вещам» – циклическим процессам смены поколений.

Во-вторых, табу на инцест порождало необходимость обмена людьми между тотемами, кланами. Это имело два следствия – духовное и материальное. Духовное состояло в том, что тотемов должно быть заведомо больше чем один (чем больше, тем лучше, что видно по уже приведённой ссылке на более 500 имён тотемов в Юго-Восточной Австралии). При этом духовным свойством этого множества обменивающихся людьми родов неизбежно было «многобожие» при строгом «однобожии» в каждом отдельном роде. Наконец, сам этот массовый регулярный обмен означал, что примерно поло вина людей меняло свою причастность к сверхчувственному, своё становилось чужим, а чужое – своим. И это было нормально.

Материальное следствие обмена людьми между родами связано с трудностью прямого бартера людьми (например: «мы вам свою невесту, вы нам свою») из-за сравнительной малочисленности кровнородственных общин, ведущих полукочевой образ жизни и вытекающим из этого у каждой из них конфликтом интересов между текущим поддержанием жизни, для чего нужны рабочие руки, которые уже выращены внутри неё, и продолжением жизни общины в долгосрочном периоде, для чего обладатель этих рук непригоден из-за табу. Отсюда берёт начало до сих пор существующая во многих странах практика выкупа невесты как оплаты альтернативных издержек, компенсирующих потерю рабочих рук. Обмен хозяйственными ценностями, ничего личного: «человека на человека», «человека на вещь», «вещь на вещь», «вещь на деньги», «деньги (сейчас) на деньги (потом)».

Поэтому вряд ли был прав Карл Поланьи: «Рыночное общество заслуживает критики не потому, что оно основывалось на экономике – последняя представляет собой в известном смысле необходимый фундамент любого общества, – а за то, что в основе его экономики лежал принцип эгоизма» [10]. На самом деле принцип эгоизма (над-индивидуального, тотемного) существовал с самого начала и проявлялся в обмене носителями генов (ненужных на нужные). Устойчивая прямо-пропорциональная связь между временем труда по обеспечению будущей жизни и самой жизнью дополнила этот долгосрочный тип обмена краткосрочным уже на базе ручного труда. Такие общества были уже рыночными «в-себе», говоря языком Гегеля. Промышленная революция сделала их рыночными «для себя». На языке Маркса почти об этом же можно сказать, что формальное подчинение общества рынку дополнилось реальным подчинением.

В-третьих, каждая община была разнородна по культурному составу – значительная часть взрослых её членов была воспитана в других тотемах. Поэтому существовала проблема сохранения цельности её духа и в этом смысле единомыслия как условия эффективного хозяйствования, делания одного общего дела. Не будет большой натяжкой сказать, что полукочевая община – это что-то вроде «коллективного животного», озабоченного выживанием в среде, полной разнообразных неопределённостей.

С управленческой точки важно отметить специфику иерархичности организационного строения тотема. Сама по себе иерархичность – свойство, широко распространённое среди животных, ведущих коллективный образ жизни. У высокоразвитых можно даже наблюдать приёмы управления, которые описал Николо Макиавели^[8]. В тотеме над естественной «пирамидой власти» появляется принципиально новый уровень иерархии – сверхъестественный (религиозный или, точнее, квазирелигиозный, просто сакральный). Поэтому на альфа-позицию в хозяйственной иерархии тотема больше шансов попасть у тех, кто в нём же рождён и воспитан. В мире живой природы индивиды – это средство существования соответствующего вида, их служебная, инструментальная роль обеспечивается инстинктами. А здесь, во-первых, табу на инцест – это культурная норма, которой в случае необходимости можно пренебречь («И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца своего» Быт 19:36), и, во-вторых, тотем – это далеко не весь наш вид.

Взаимная чуждость, можно сказать, безразличие, свойственно соотношению жизни любого вида и соответствующих индивидов. Виду «всё равно», как живет тот или иной конкретный индивид, главное с его «точки зрения», чтобы их количество в каждый момент времени было достаточно для продолжения жизни вида. Индивид, со своей стороны, живёт так, как «предписывают» ему инстинкты. Думать об «интересах вида в целом» у него нет никакой необходимости. Впрочем, это взаимное безразличие свойственно любому циклическому процессу. Например, волне (скажем, звука) «всё равно» в какой среде она движется, лишь бы она была звукопроводящая, а молекулам веществ, из которых состоит среда, «нет никакого дела» до того, существует эта волна, или нет.

В нашем виде эта взаимная чуждость переносится на пару вид – тотем, а внутри тотема она отсутствует: «мы с тобой одной крови». Это чувство причастности, как отмечено Дюркгеймом, поддерживается ритуальным умерщвлением соответствующего животного и его коллективным съедением, то есть, в целом это жертва «бога», а не жертва «богу»: «Книга III. Основные ритуальные установки. Глава II. Позитивный культ. Элементы жертвоприношения… Вторая фаза: ритуальное употребление в пищу тотемного растения или животного. Истолкование церемонии в целом – второй обряд заключается в пищевом причастии» [9, с. 9–10].

Наконец, четвёртая, особенность рассматриваемой ситуации – сугубо служебная роль спонтанности (самопроизвольности действий), свойственной индивидам, по отношению к тотему: внутренняя изменчивость как средство приспособления к изменчивости внешней среды. В этом отношении она повторяет спонтанность на уровне клеток: случайные отклонения от точного копирования при их делении в процессе размножения одноклеточных организмов повышают выживаемость вида при неожиданных изменениях условий жизни. Например, победа с помощью пенициллина над болезнетворными бактериями оказалась пирровой: некоторые из них стали устойчивыми ко всем разработанным антибиотикам. Поэтому врачи сейчас стараются минимизировать использование таких лекарств, особенно новых, чтобы увеличить срок их эффективного применения.

Учёные уже не одно десятилетие изучают роль таких мутаций в формировании существующего многообразия живой природы, но есть один вопрос, на который невозможно найти определённый ответ, отвечающий принятым в науке критериям: всегда ли слеп случай? Кто-то верит, что случай слеп всегда [12], кто-то – что не всегда. И то, и другое недоказуемо. Именно на вере, что случай может быть совсем не слепым, а проявлением воли Творца, основывалось применение жеребьёвки в ответственных ситуациях церковной жизни.

Здесь уместно привести три случая. Первый описан в Пятикнижии Моисея: «И говорил Господь Моисею… и бросит Аарон об обоих козлах жребии: один жребий для Господа, а другой жребий для отпущения» (Лев. 16:1,8). Второй – в Новом Завете: «И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия; и помолились и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и Апостольства» (Деян 1:23-25). Третий – избрание патриарха Тихона в 1917 году: После четырёх туров голосования Собор избрал кандидатами на Первосвятительский Престол архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого), архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого) и митрополита Московского Тихона (Белавина). Патриарха предстояло избрать жребием, и он пал на митрополита Тихона [13].

Особенность положения каждого человека в тотеме как минимум в двух аспектах не согласуется с волей Творца, выраженной в самом начале Ветхого Завета и относящейся к отличительным свойствам человека: быть творцом (по подобию Ему) и владычествовать («над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» – Быт. 1: 28).

Речные цивилизации Востока: «кузница мировоззрений»

Спонтанность, о которой выше уже говорилось по отношению к действиям людей, это проявление именно творческого начала, проявление субъектности в мире объектов. Его исключительную важность понимают и признают не только верующие в Бога, но и убеждённые атеисты, включая К. Маркса^[9] и В. И. Ленина^[10]. Однако, между тотемическим миропониманием и зафиксированным в Книге Бытие лежат несколько тысячелетий существования различных речных цивилизаций Востока, от Дальнего, если смотреть из Европы, до Ближнего.

Их главное отличие с точки зрения хозяйствования, помимо перехода от присваивающей экономики к производящей, – появление государств, в функцию верхов которого входило создание крупных долгосрочных ирригационных сооружений и распределение запасов воды между множеством теперь уже оседлых соседских, а не кочевых родовых, общин в рамках годового цикла. Образно говоря, «коллективные животные» уступили место «коллективным растениям». Появилось естественное, технологически неизбежное, разделение* между местом, где люди живут (в семьях), как сами того хотят (субъектно, разнообразно – S), и местом (О), где им приходится работать, либо производя из года в год хлеб насущный и другие средства существования, либо выполняя определённые функции на разных этажах хозяйственной пирамиды государства в целом.

* Пространственное и временнỏе разделение жизни людей в условиях производящей экономики на «царство свободы» в рамках домашнего хозяйства и «царство необходимости» вне его стен способствовало взаимному обособлению субъектного и объектного «начал» этой жизни, но при сохранении их единства. Вот как об этом сказано в первоначальном варианте «Капитала»: «Идентичность потребления и производства проявляется, следовательно, трояко:

1. Непосредственная идентичность: производство есть потребление; потребление есть производство…
2. Каждое из этих двух выступает как средство для другого, одно опосредствуется другим, что находит своё выражение в их взаимной зависимости друг от друга…
3. …Каждое из них есть не только непосредственно другое и не только опосредствует другое, но каждое из них, совершаясь, создаёт другое, создаёт себя как другое» [Т. 46. Ч. I. С. 29].

Наверное, не составит большого труда заметить в этом описании не только влияние Гегеля, но и близость к пониманию взаимосвязей ян и инь, представленных на рис. 1.

Здесь участие в осуществлении общего дела уже не требует единомыслия. «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей». Эти слова Дэн Сяопина, сказанные в 1973 году [14], удачно отражают особенности отношения людей внутри хозяйственной вертикали при взгляде на неё сверху вниз. Верхний уровень при этом занимает субъектную позицию – принятия решений, а нижний, исполняющий их – объектную. Если на верхнем уровне принимаются правильные решения, а на нижнем они неукоснительно выполняются, то никого не интересует, кому какие мысли приходят в голову за пределами общего дела. «Кончил дело – гуляй смело» – эта русская пословица имеет похожий смысл, но при взгляде снизу. В целом, на смену единомыслию тотемной формы жизни пришло свободомыслие. Разумеется, за пределами общих дел, в личной жизни.

Разделение в хозяйствовании производства жизненных благ (государственно-общинного) на основе водного единства и их потребления (семейно- личного) по сути дела устранило сакральность, которая была свойственна тотему. Базовая ценность здесь вода, можно даже сказать – живая вода^[11]. Но это ценность именно хозяйственная, управляемая людьми и ими же потребляемая.

Но, как известно, свято место пусто не бывает. Исчезновение тотемной сакральности открыло возможность поиска иных, намного более высоких – выше уровня государства с одной стороны, но и ближе к конкретным людям – умелым пользователям своим собственным телом^[12]. Логичным итогом развития свободной мысли мудрецов Востока стало принятие на его западной окраине, Ближнем Востоке, подарка Бога-Отца – Бога-Сына^[13] и Его Благой вести, религии свободной личности^[14], коротко выражаемой парадоксальным на первый взгляд выражением «Раб Божий».

Известная из школьного курса истории формула «Вассал моего вассала – не мой вассал» отражает азбучную истину любой управленческой иерархии. Поэтому раб Божий – ничей больше не раб, свободная личность. Кроме того, наши современные представления о том, кто такой раб, вряд ли можно совместить с такими словами Иисуса Христа: «Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдёт бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и, подходя, станет служить им» (Лк 12:37).

В период земной жизни Иисуса Христа его божественная (субъектная) и телесная (объектная) природы существовали как одно целое, являя нам пример для подражания, включая отдание самой жизни за друзей своих (Ин 15:13). Можно также отметить символичный синтез двух последовательных стадий развития экономики – присваивающей и производящей – в том, что первыми его учениками стали рыбаки, результат труда которых зависел далеко не только от их собственных усилий.

Это дважды очень наглядно показал им Иисус Христос – в самом начале общения с ними: «Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» (Лк. 5: 4-5); и затем в самом конце: «Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет. Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить [сети] от множества рыбы» (Ин. 21: 5-6).

А в Его плоть и кровь в таинстве евхаристии претворяются плоды труда земледельцев^[15] – хлеб и вино^[16].

Христианство оказалось непригодным «для целей хозяйствования». По-другому и быть не могло, если верно написанное выше об особенностях речных цивилизаций древности. С утилитарной точки зрения – это его недостаток, слабость. Но это именно с той точки зрения, что верования человека могут и должны приносить ему «пользу» в его земной жизни.

Христианство ориентирует человека иначе. Возможно, оно предлагает завышенные требования к человеку – не столько «думать» о Творце, о Его бытии или отсутствии, сколько «жить по-Божески», отдавая жизнь «за д руги своя» и даже за недругов, таких же «образов и подобий», не создавая при этом кумиров ни из вещей, ни из людей, включая самых родных и близких, ни из человеческого рода. Однако подобные «завышенные» требования «впору» для того, чтобы человек мог трезво ориентироваться в современном мире, быть не объектом чьих-то манипуляций, а субъектом, для которого творчество – это образ жизни, а не средство существования («Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» А.С. Пушкин) или экзотика.

Запад: «разделяй и властвуй» – доминанта кочевой ментальности

Но вернёмся из современности в прошлое. «Верхи» в государствах Востока не нуждались в христианстве как средстве своего существования – им хватало воды, которая бралась из рек. Совсем другая ситуация сложилась на западной окраине Евразии. Здесь растениеводство было не поливное.

Вода – не из соседней реки, а с неба.

Ирригационные системы при это не нужны, а значит, не нужны и соответствующие хозяйственные иерархии. Вместо этого нужен альтернативный речной, богатой илом, воде источник пополнения плодородия почвы. Им стали отходы животноводства в рамках по сути дела самодостаточных натуральных хозяйств семей. Технологический цикл «навоз – зерно» стал здесь основой их телесной жизни людей, а также низовой, общинной демократии: все (главы семейств) равны. Чего таким ячейкам общества не хват ало по сравнению с первобытными тотемами, так это безопасности, защиты от пришлых чужаков. Причин было две: небольшое количество взрослых мужчин – защитников и привязанность к своей земле, невозможность воспользоваться «стратагемой 36»: «взять ноги в руки» и бежать в поисках более безопасного места жизни («Бегство – лучший приём». См, напр. [15. Т. 2. С. 907]).

Поэтому логичным дополнением таких семей (третьего сословия традиционного средневекового общества) стали их профессиональные защитники – второе сословие. Первым сословием было духовенство. Исходно – римско-католическая иерархия (Первый Рим). Можно сказать, что в западной части нашего большого континента вместо одной – хозяйственной – иерархии традиционного Востока появились две: растущая «снизу», из интереса телесного спасения, военная иерархия (светская аристократия), и изначально присутствующая «сверху» церковная иерархия, ориентированная на духовное спасение, вечную жизнь.

У каждого из сословий был свой вполне земной, утилитарный интерес к христианству. Представители третьего сословия могли апеллировать к нему в защите священности права на самостоятельное, свободное ведение своего собственного хозяйства и присвоение получающихся результатов производства. («Все равны перед Богом», «трудящийся достоин пропитания» (Мф. 10: 10.) Представителям второго сословия очень нужно было сакральное основание своей власти над подчинёнными: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13: 1). Первое сословие существовало за счёт церковной десятины и других поступлений, обусловленных выполнением священниками треб мирян.

Быстрый переход к оседлой жизни кочевников в этой части континента не потребовал от них полного отказа от ранее сложившихся шаблонов мышления. Прежде всего это относится к стремлению к единомыслию. Разумеется, оно не распространялось на хозяйствование – теперь оно было мелким, семейным, – но уже ближайший надсемейный уровень, сельская община, была религиозно однородной («кто не с нами, тот против нас»^[17]).

Кроме того, присваивающий тип хозяйствования, единственно возможный для кочевого образа жизни, включал в качестве первых действий по присвоению лишение жизни не ими созданных животных (отсюда же и вивисекция, без которой, кажется, до нашего времени немыслима значительная часть науки) и растений, их последующее разделение (ανάλυση) на части. Поэтому шаблон «разделяй и властвуй» стал не только органичным для языческой оседлости античного средиземноморья (о чем здесь уже говорилось), но и средневекового мышления в целом, хотя и противоречил христианскому принципу единства: «Я в Отце Моём, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14: 20); «да будут всё едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, [так] и они да будут в Нас едино» (Ин. 17: 21).

Ещё одна особенность этого типа цивилизации – абсолютизация иерархичности, превращение её в фетиш, кумир вопреки даже не христианству, а второй заповеди Декалога («Не делай себе кумира» – Исх. 20: 4). Сам же Иисус Христос не только многократно говорил о том, что первые будут последними и наоборот (см, например: «И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними» – Лк. 13: 30), но и ученикам своим в Чистый четверг омовением им ног показал пример служения («Пётр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною» – Ин. 3: 8). Как известно, вопреки словам Бога- Сына, от Отца рождённого, о том, что Дух Святой также именно от Отца исходит (Ин. 15: 26^[18]), католики добавили в Символ Веры слова «и от Сына» (принцип Filioque). Цель простая: вслед за Святой Троицей, «выстроенной по ранжиру», на следующую, четвертую позицию поставить обычного, плотяного человека – главу своей церкви, Римского папу, избираемого конклавом кардиналов по определённой процедуре, без жребия.

Логично дополняет все сказанное упор на телесное, его значимость, также берущий начало в тотемической стадии бытия. Формула «по одежке встречают» исходно имела тот смысл, что одежда в целом или её элементы выполняли роль удостоверения личности: у каждого тотема – свои признаки отличия (эта функция одежды в значительной мере сохраняется, например, в военной форме. «Дресс-код» во многих современных организациях – это тот же принцип). Средневековый Великий шёлковый путь в своё время обслуживал демонстративное потребление, поставлял верхам Запада восточные «товары Веблена» (см., напр., [16]). Трудности этой сухопутной логистики, в том числе связанные с отсутствием толерантности к исламу, привели в конце концов к Великим географическим открытиям и Промышленной революции.

Однако базовой основой этого технологического переворота был все тот же цикл «навоз-зерно», без которого обходились в речных цивилизациях древности. Этот цикл вкупе с достаточным поступлением воды из Атлантики по воздуху как нигде в других регионах обеспечивал высокую стабильность количественной связи между затратами труда на производство благ в рамках семейных хозяйств и получаемые результаты. Урожайность при этом была значительно ниже, чем в речных цивилизациях («сам-5», «сам-7» в отличие от «сам-30», «сам-60», «сам-100»: «…иное упало на добрую землю и дало плод, который взошёл и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят, и иное сто» (Мк. 4: 8), но зато намного устойчивее. Можно сказать, что результат труда был прямо-пропорционален его затратам. А поскольку результат в основном – это средства для продолжения жизни, то можно говорить об определённой, пропорциональной связи между временем труда людей как средством и временем их жизни как конечным результатом.

Эта новая ситуация в хозяйствовании вела к нескольким важным последствиям как в нём самом, так и далеко за его границами. Первое – потребность в страховых запасах благ значительно сократилась и управление ими спустилось с самого верха^[19] на уровень семей. При оседлом образе жизни «запас карман не тянет», что создаёт предпосылки к обмену излишками, трансформации чисто натуральных хозяйств в полунатуральные. Вытекающее из этого второе следствие – развитие местных рынков, начиная со стыка «крестьяне – ремесленники» («село – город»). Прямо-пропорциональная связь затрат и результатов в каждом конкретном процессе производства благ обеспечивала устойчивость меновых пропорций и порождало иллюзию независимой от людей жизни вещей на рынке, которую К. Маркс назвал товарным фетишизмом^[20], хотя точнее было бы назвать товарно-денежным фетишизмом^[21].

Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что устойчивая прямопропорциональная связь времени труда и времени обеспечиваемой им жизни способствовала к десакрализации мировосприятия как минимум телесной стороны жизни. Пожалуй, многие европейцы самого разного рода занятий могли, да и сейчас могут, подписаться под словами Лапласа «в этой гипотезе я не нуждался». Каждый – сам себе хозяин, кузнец своей судьбы, в пределе – сам себе бог (представляется очень точным термин «человекобожие». См., напр., [17]): «что хочу, то и ворочу», «Тварь ли я дрожащая или право имею…» (Достоевский Ф. М. Преступление и наказание^[22]) [18, с. 14–15]; «запрещается запрещать» (лозунг майских событий 1968 года во Франции), «зачем мне мир, если меня в нём не будет?» Вместо этого чем дальше, тем больше происходила фактическая сакрализация «количества» в самых разных видах, включая рейтингование как совмещение принципа иерархии и всё более изощрённых математических средств сравнения субъектов и их как бы объективного^[23] выстраивания в линию, многомерность вырождается в одномерность.

Эта десакрализация распространилась и на время, предназначенное для общения с Богом: «Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх. 20: 8-10).

Оно превратилось просто во время досуга, доля которого стала медленно, но неуклонно увеличиваться за счёт технологических изменений, основная цель которых, (неважно, явная или нет) состояла в вытеснении самого человека из производства материальных благ, необходимых для его жизни, через замену одних технологий другими: либо повышающих производительность труда, либо просто сокращающих включённость людей в эти процессы.

Проще всего людям с неизжитой кочевнической ментальностью заниматься разделением. Об этом здесь уже не раз говорилось. В данном случае речь идёт о разделении труда. Именно так называется первая глава, можно сказать, сакрального текста для экономистов-теоретиков (см.: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов)^[24].

Само по себе разделение труда, прежде всего, по полу и возрасту, существует в любом социуме, да и не только в мире людей. А здесь исходным пунктом была ремесленная мастерская, трансформированная в мануфактуру: ручной труд, разделённый по операциям между разными исполнителями. Её радикальное отличие является социальным и опирающимся на вроде бы христианское представление о каждом отдельном человеке как самостоятельном, автономном существе. Речь идёт о труде по найму как массовом явлении^[25].

Вместо принципа традиционного общества «функция под человека» здесь стала применяться обратная: «человек под функцию». По сути дела, мануфактура была «живой машиной», состояла из множества деталей, легко заменяемых другими, взятыми с рынка труда. Последующая замена таких живых деталей неодушевлёнными стало во много делом, зависящим от «цены вопроса»: что дешевле – технология с большим вовлечением людей или с меньшим, но более эффективной технической вооружённостью.

Сокращение вовлечённости людей в производство благ прошло много этапов и уже в середине XIX века был виден закономерный конец: «То, что было деятельностью живого рабочего, становится деятельностью машины... Вместо того чтобы быть главным агентом процесса производства, рабочий становится рядом с ним» [1. Т. 46. Ч. II. С. 212, 213]^[26] и относится к производственному процессу «как его контролер и регулировщик» [1. Т. 46. Ч. II. С. 213]». На самом деле действительность намного превзошла этот смелый для своего времени прогноз: функции контроля и регулирования в разных сферах жизни, включая производство благ, уже не одно десятилетие перекладываются на внешние устройства. Уже давно стало понятно, что любая рутина, определённость быстрее и точнее выполняется не людьми (S), а внешними устройствами (O). Здесь, как и в физических процессах, замена – только вопрос цены.

Субъектность при этом, по сути дела, элиминируется как источник неопределённости, потенциальной или реальной угрозы. Пожалуй, апофеозом определённости являются цифровые компьютеры, сейчас уже нет настольной игры, в которой такой компьютер не выигрывал у людей. В отличие от аналоговых, в них нет ничего приблизительного, случайного, спонтанного. Но имитация случайного, конечно, есть. Без этого невозможно моделировать процессы, происходящие в реальной жизни.

Здесь надо сделать одно важное уточнение. На определённости вполне определенно настаивал Иисус Христос: «да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5: 37). По сути дела, речь идёт об определённости принимаемых нами решений, и, как следствие, об ответственности за получающиеся результаты их реализации. Это и есть позиция субъекта – сам решил, сам отвечаю. Адам как раз его и нарушил, когда ответил: «жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3: 12). Нежелание субъекта нести ответственность хотя бы за самого себя, свои собственные действия – это на самом деле отказ быть субъектом, подобием Творца.

Десакрализация жизни общества в целом, а не только производства материальных благ, возможно, является причиной того, что не сбылось в роде бы очень логичное предвидение Маркса: исчезла прямо-пропорциональная связь между временем труда (средством обеспечения жизни) и временем жизни → исчезает рыночный механизм координации хозяйственной активности, люди очень мало времени затрачивают на поддержание жизни и в основ ном занимаются разнообразным творчеством^[27]. «Креативность» сейчас, пожалуй, самое востребованное слово в интернет-поисковиках. Но складывается ощущение, что такая заинтересованность сродни интересу Старухи к Золотой Рыбке в известной сказке А.С. Пушкина.

Кроме того, возможно, сторонники трудовых теорий основы относительных рыночных цен (начиная, возможно, со Смита и заканчивая Марксом) недостаточно внимания уделяли фактору ограниченности в мире объектов, необходимых для жизни субъектов. Это странно, потому что в первой же главе Библии этот фактор упоминается неоднократно в виде указания: «наполняйте». Наполнить можно только то, что имеет определённый объем: вода («И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле» – Быт. 1: 22) или площадь: земля («И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» – Быт. 1: 28).

Смысл выделенного в последней цитате слово «владычествуйте» не трудно понять из предписанного буквально в следующем предложении: «И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; — вам [сие] будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, [дал] Я всю зелень травную в пищу. И стало так» (Быт. 1: 29-30.). Смысл этот состоит в том, что растительная пища – это возобновляемый, но ограниченный ресурс и со временем потребность в нём начинает превышать возможность её удовлетворения живыми душами, от пресмыкающихся до людей. Возникает жизненно важный вопрос, который на языке экономистов называется «альтернативные издержки». В данном случае: «чтобы кому-то жить, надо кому-то умереть». Кому именно выпадает та или иная судьба – дело случая, слепого или не очень: на всё воля Божия. Или того, кому Он, как Своему подобию, делегирует часть полномочий в виде владычества. Человеку, следовательно, предписано – под собственную ответственность перед Господом – творить добро в виде выбора из нескольких зол наименьшего.

Всё это, по сути дела, описано в самом начале Ветхого Завета. В следующей главе тема владычества в S-аспекте переходит в тему двух деревьев: в первую очередь – жизни и только во вторую – познания добра и зла, а в О-аспекте – предписания возделывать всю землю (Быт 2:5), а не только небольшую её часть на берегу Евфрата (Быт 2:14). Но это нас здесь интересовать не будет. Главное – ограниченность факторов (начиная с поверхности Земли) и ресурсов (начиная с хлеба насущного) отнюдь не исчезает даже в случае полного высвобождения людей из труда по обеспечению себя средствами существования. В этом смысле рай на земле невозможен, людям придётся принимать решения по рациональному использованию ограниченных благ до самого конца.

Однако финансовый капитал (маммона) абсолютно не годится на роль вершителя судеб даже независимо от отсутствия в нём сакральности: денежные пропорции будущего – это адаптивные ожидания прямо-пропорциональных соотношений технологий прошлого. На адекватность они могут претендовать исключительно краткосрочно, причём, чем выше скорость обновления технологий, тем короче их применимость. Все инфраструктурные проекты должны рассматриваться на иных, экологически ориентированных принципах.

Теперь, после краткого обзора особенностей древних восточных и вторичной по отношению к ним западной цивилизации, пора остановиться на особенностях нашей.

Россия: жизнь в условиях неопределённости

Как и в двух предыдущих случаях, уместно начать с особенностей перехода от кочевого образа жизни к оседлому. Здесь оно похоже: на восточных соседей языческими представлениями о сакральном (S), а на западных – неполивным земледелием (O).

Оба эти обстоятельства имели большое влияние в течение многих веков как по отдельности, так и совместно. Первое привело к тому, что уже в наше время, в XX веке, было названо двоеверием^[28]. Второе – как раз к попытке использовать «верхами» по аналогии с соседями с запада использовать христианство как инструмент управления «низами». Эта многовековая попытка оказалась в конечном итоге неудачной даже в преимущественно крестьянской стране и поэтому другими «верхами» для управления «низами» в течение большей часть прошлого века использовался «научный коммунизм».

Ключевое отличие нашего поливного земледелия – крайне высокая степень неопределённости причинно-следственных связей между затратами труда и его результатами вследствие того, что снабжение водой происходило по остаточному принципу из-за особенностей розы ветров.

Поэтому, во-первых, типичная средняя урожайность зерновых – «сам-3» (невысокая урожайность в растениеводстве во многом была связана с невозможностью полноценно восполнять плодородие земли за счёт органических отходов животноводства – скота для этого не хватало.). Это практически в два раза ниже, чем у западных соседей при аналогичной структуре «пищевой пирамиды»: всех кормят «низы». При этом все хотят жить, «как там», в соответствии всё с тем же эффектом Веблена. Отсюда более высокая напряжённость социально-экономический отношений «по вертикали» и специфическая функция удерживающего у самого верха управленческой пирамиды: защита им «низов» от чрезмерной эксплуатации теми, кто выше них. По сути, это самодержавие, как бы оно ни называлось.

Во-вторых, отсутствие устойчивой прямо-пропорциональной О-связи затрат и результатов (основы особенностей западной цивилизации) сохраняло и даже усиливало исходное упование на S-силы^[29].

В целом, по-видимому, можно сказать, что миссия Удерживающего в течение многих веков, включая как минимум половину прошлого века, опиралась на связку «самодержец»-«низы». Однако, затем эта связка исчезла. Три ключевых события 1960-х годов внутри страны и одно вне её в самом начале 1970-х стали своеобразной точкой перелома.

Два из них здесь уже назывались: полет Ю.А. Гагарина 12 апреля 1961 года и успешное испытание водородной бомбы накануне XXI съезда КПСС в конце того же года. «Верхам» перестали быть нужны «низы» (чем больше, тем лучше) в качестве «штыков»[30]. Третьим стало открытие того, что тогда называл ось «третьим Баку»: Самотлор и другие крупные месторождения нефти, а также газа в Сибири и за полярным кругом. Вскоре события на Ближнем Востоке привели к многократному росту мировых цен на нефть и газ, которые в корне изменили социально-экономические отношения «по вертикали».

Теперь у «верхов» появились средства существования, независимые от «низов», а значит, отпала необходимость использовать квази-сакральный инструмент управления. Скорее, наоборот: «низы» стали экономически зависеть от «верхов». Во многом именно этим объясняется нынешний интерес к новостям о мировых ценах на нефть и курсе рубля. В СССР похожий интерес вызывали прогнозы погоды. Можно сказать, идеократически ориентированные «низы» осиротели, оказались травмированы, во многом потеряли смысл жизни, её продолжительность стала сокращаться. Всё это заняло около сорока лет, а примерно с 2005 года наблюдается устойчивый рост ожидаемой продолжительности жизни, которые был прерван только 2020 году ковидом.

По-видимому, можно сказать, что в России начал формироваться новый уклад. Его отличие от предыдущих (имперского и советского) – десакрализация мирской жизни, точнее, сферы производства материальных благ. Это напоминает ситуацию, давно уже сложившуюся на Востоке. По сути дела, движение в эту сторону неизбежно и на Западе. Причина простая: удельный вес затрат на инвестиции в факторы (инфраструктуру) устойчиво возрастает по сравнению с затратами на потребляемые ресурсы.

В этом нет ничего нового.

Новое – совсем в другом: от человека с каменным орудием труда совершенно не зависела судьба вида Homo Sapiens. Сейчас, в наступающей «эпохе цифры», мы приблизились к противоположной ситуации: существование нашего вида, и не только него, но и всего живого, все в большей степени начинает зависеть от того, насколько высоко развито чувство причастности каждого человека к жизни человеческого рода в целом.

Такого никогда раньше не было.

Можно сказать, что в реализации предписания Творца «возделывать и хранить» (Быт. 2: 15) стараниями западной цивилизации произошёл перекос в сторону «возделывания» с явным ущербом для «хранения», угрозой исчезновения всего живого, смерти не только духовной, но и телесной.

Поэтому новая сущность миссии России видится как сопротивление этой угрозе, гармонизация интересов развития каждого и достойного существования всех.

Список литературы:

1. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд.
2. Ленин В.И. Полное собрание сочинений.
3. Лосев А.Ф. Философия культуры // Вопросы философии. 1984. № 1 https://www. gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Losev/filkult.php].
4. Гайдар Е.Т. Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории М.: Corpus Литагент, 2015.
5. https://geoclab.ru/raznoe/srednij-uroven-zhizni-uroven-zhizni-v-rossii-gde-luchshezhit.html.
6. https://alko-planeta.ru/zdorove/alkogolizm/v-rossii.html.
7. Шваб К. Четвертая промышленная революция / Пер. с англ. М.: Эксмо. 2016.
8. Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. М.: ВлаДар, 1993.
9. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии / пер. с франц. М., 2018.
10. Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени / Пер. с англ. Royallib.ru.
11. Валь Фр. де Политика у шимпанзе: Власть и секс у приматов пер. с англ. М.: ИД ВШЭ, 2016.
12. Докинз Р. Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной / Рус. пер. 2014.
13. http://www.patriarchia.ru/db/text/671310.html.
14. https://dslov.ru/pos/38/p38_174.htm.
15. Зенгер Х. фон Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. М.: Эксмо, 2006.
16. Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.
17. Прот. Сергий Булгаков Религия человекобожия у Л. Фейербаха. https://azbyka.ru/otechnik/Sergij_Bulgakov/religija-chelovekobozhija-u-l-fejerbaha/
18. Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. М.: Институт русской цивилизации, 2009.
19. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 1998.
20. Гребнев Л.С. 12 апреля 1961 года как точка перегиба нашей истории // Высшее образование сегодня. 2011. № 4. С. 66–67.