Дорогие друзья и уважаемые коллеги! Благодарю Анатолия Дмитриевича Степанова за возможность выступить перед вами с докладом по поводу эссе «Размышляя об Адаме из Эдема и не только…», выложенному Вконтакте 25 августа и 15 ноября.
К началу подготовки доклада пришёл отзыв нашего коллеги, заведующего кафедрой религиоведения Курского государственного университета Владимира Михайловича Меньшикова, из которого он разрешил процитировать вот эти слова: «Прочитал Вашу книгу… Конечно, Ваш анализ – это далеко не канонический анализ. Как Вы знаете, есть каноническое изображение сюжетов Священного Писания – иконопись, а есть неканоническое – изобразительное искусство. Вы работаете не в каноническом жанре… в любом случае это очень интересное видение проблемы управления».
Именно эти слова привлекли внимание к проблеме неканоничности в связи со Священным Писанием, что и отражено в названии доклада. Точнее, не к одной проблеме, а к трём. Первая касается неканонических терминов в обычном языке, вторая – жанров обращения к сюжетам Писания, третья, самая сложная – неканоничность (небоговдухновенность) некоторых текстов Писания.
По-видимому, самым неканоничным в обычном языке является слово «воскресенье» в качестве обозначения дня недели, а также слова «неделя» в качестве обозначения семидневного цикла, а не одного из его дней перед понедельником.
Не знаю, когда и почему великороссы, и только они, решили вне церковной ограды отказаться от употребления термина «седмица». Точнее, так: они решили пожертвовать этот количественный ветхозаветный термин, чтобы сохранить в обычном мирском языке качественный, можно даже сказать сакральный, термин «неделя».
Почти во всех славянских языках неделей и сейчас называется последний день семидневного цикла. И только у славян есть чёткое разделение, если не противопоставление названий будничных дней («второй», «средний», «четвёртый», «пятый») и двух дней, имеющих отношение к Богу. Суббота – копия названия седьмого дня у иудеев: «день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела…» (Исх. 20:10, 4-я заповедь Декалога). Неделя – просто перевод слова «суббота» («ша-баш»).
Почему-то только великороссам этого оказалось недостаточно, и они как бы нарушили канон: заменили «неделю» на «воскресенье». Понятно, Чьё воскресение при этом имеется в виду. Понятно и почему можно встретить слова: «Воскресенье – малая Пасха». Но понятно это только тем, кто знаком хотя бы с азами православной культуры. Все остальные понятия не имеют о том, насколько глубоко носители нашего языка погружены в православную «культурную матрицу», очень часто не отдавая себе в этом отчёта.
Мирское отступление от канона в использовании слов «воскресение», «неделя», «седмица» не вызывает возражения со стороны служителей церкви, и проблемой на самом деле не является.
Сложнее обстоит дело с неканоничностью жанров обращения к сюжетам Писания. Владимир Михайлович привёл в качестве примера каноничности/неканоничности пару иконопись/живопись.
О том, насколько опасным с духовной точки зрения может быть обращение к сюжету Писания, поведал на своём собственном примере сто лет назад отец Сергий Булгаков в связи с картиной «Сикстинская Мадонна» в очерке «Две встречи» (1924 год). При первой встрече он увидел в ней икону: «мне глянули очи Царицы Небесной, грядущей в небесах с Предвечным Младенцем… Я (тогда марксист!) невольно называл это созерцание молитвою и всякое утро стремился попасть в Zwinger». Через четверть века восприятие очень изменилось: «К чему таить и лукавить: я не увидал Богоматери. Здесь — красота, лишь дивная человеческая красота, с её религиозной двусмысленностью… Ведь это же есть свидетельство духовного состояния западного мира, более подлинное и убедительное, чем все фолианты богословия».
Иначе говоря, дело не в неканоничности самой по себе, а в её качестве. Она может быть самой разной. Неканоничность может быть как кощунственной, богопротивной, так и наоборот. Оставаясь в рамках живописи, достаточно упомянуть здесь «Явление Христа народу» нашего соотечественника Александра Андреевича Иванова.
Мой – управленческий – подход к анализу текстов Писания Владимир Михайлович определил как неканонический. Возможно, так и есть. Но он не анти-канонический.
Продолжая линию особенностей великорусского языка, можно отметить, что общеславянское слово «Господь» на великорусский язык переводится как «Хозяин». Это, можно сказать, сугубо управленческое понятие. Хозяин хозяйствует – принимает и воплощает в жизнь определённые решения, направленные на сохранение жизни своего хозяйства. В хозяйстве находятся люди, которые ему подчиняются, разнообразная живность и просто вещи в условиях ограниченности доступных средств (факторов, особенно связанных с пространством, и ресурсов, начиная с энергии) и частичной неопределённости среды.
Все мы принимаем решения, в том числе и хозяйственные (как минимум, в рамках ведения своего домашнего хозяйства), поэтому уверены, что неплохо разбираемся в управлении. Однако это не так. Достаточно упомянуть о конфликтах внутри того же домашнего хозяйства между членами семьи, особенно разных поколений. Причина их во многом – как раз управленческие ошибки родителей.
В прежние времена управленческая культура была, по сути дела, тайной за семью печатями, да и сейчас во многом остаётся таковой. Не только древнеегипетское жречество тщательно берегло управленческие секреты, но и КПСС.
Сейчас времена меняются. Вслед за всеобщей грамотностью, совсем недавно по историческим меркам лишившей грамотеев возможности получать вознаграждение за посреднические услуги в переписке, приходит грамотность управленческая, основанная на «цифре». Её приход, можно сказать, был напророчен в позапрошлом веке. Например, вот такими словами: «Вместо того чтобы быть главным агентом процесса производства, рабочий становится рядом с ним», «человек относится к самому процессу производства как его контролёр и регулировщик…Тем самым рушится производство, основанное на меновой стоимости» (это размышления Маркса о том, что вытеснение человека из рутины производства материальных благ ведёт к исчезновению рыночной экономики).
Маркс ошибся. Меновые отношения – следствие ограниченности средств обеспечения конфликтующих интересов – существуют в нашей жизни всегда.
Тем не менее, в структуре хозяйственной деятельности происходит всё более заметное увеличение доли умственного труда и сокращение доли труда физического. Говоря языком управленцев, растёт вовлечённость подчинённых в принятие хозяйственных решений и сокращается их вовлечённость в исполнение рутинных действий. «Умные вещи», если запрограммированы правильно, с рутиной справляются быстрее и с меньшим количеством ошибок.
Для управленцев главная головная боль: как обеспечить необходимую для успешного хозяйствования обратную связь между принятием решений подчинёнными и их ответственностью за результаты этих решений. Для того, чтобы хозяйствование было эффективным (или хотя бы оставалось жизнеспособным), такая связь быть должна. А на деле зачастую она отсутствует.
Интерес современных управленцев к рассказу об Адаме и его жене связан именно с тем, что в нём описана типичная ситуация: подчинённый самовольничает, но вины своей не признаёт, перекладывает ответственность на других. Грамотный управленец текст «про Адама» будет рассматривать в контексте. Как минимум, посмотрит, что написано непосредственно перед ним (Шестоднев), и что написано сразу после него (рассказ об убийстве Каином, старшим сыном Адама, своего брата Авеля). Как максимум, прочитает и то, что написано и в других текстах, включая Новый Завет.
Интерес управленца к любому тексту не «чисто познавательный» («кто виноват?»), а управленческий («что делать?»). В случае, когда автор текста – Хозяин (Моисей не свою волю выкладывал соплеменникам), управленец при чтении хотя бы на подкорке имеет вопрос «зачем?». Или так: «что Автор хотел сказать, сказав нечто? Что Он на самом деле имел в виду? Что и почему/зачем осталось не сказанным (зачем умолчал Говоривший)?»
Текст управленца – это приказ. Он – про должное (то есть про то, чего ещё нет), а не про сущее. Только при таком восприятии текста можно надеяться на его понимание в полной мере. Приказ (директива) может сопровождаться пояснительной частью («констатация»). Он может быть и краткосрочным, и долгосрочным…
Скорее всего, в течение нескольких тысяч лет глаза были удержаны от того, чтобы читать Священное Писание именно так. В частности, практически полностью выпадала из внимания комментаторов самая первая (последняя воля Творца в Шестодневе, обращённая к жизни людей – питаться плодами трав и дерев, сеющих семя, имеет прямую связь с заветом Бога-Сына причащаться Его Плотью и Его Кровью: «И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша [есть] Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» [Лк. 22:19-20]) воля Творца: и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле (Быт 1:28, 26).
Однако почему бы сейчас не прочитать Священное Писание глазами управленца? Напоминаю процитированные слова Владимира Михайловича: «в любом случае это очень интересное видение проблемы управления».
Что очень удивит читателя-управленца, озабоченного обременением подчинённых ответственностью за результаты их решений? Отсутствие искомого ответа непосредственно в рассказе об Адаме. Более того, в одной из книг Пятикнижия он увидит повеление Господа людям перекладывать свои грехи на козла и затем отпускать это домашнее животное «на волю», на корм диким хищникам. Выражение «найти козла отпущения» и сейчас хорошо известно и широко практикуется.
И вот здесь мы встречаемся с неканоничностью, присутствующей непосредственно в Ветхом Завете. Речь идёт о книгах синодального издания, помеченных звёздочкой как неканонические, то есть небоговдухновенные, хотя и полезные для чтения.
В Православной энциклопедии отмечается, что общеупотребительным термин «неканонические книги» стал только после 2-го издания Библии Московской Патриархией в 1968 году. До этого они назывались по-разному: и второканоническими, как у католиков, и апокрифическими, как у протестантов. Главное – в канон Священного Писания они не входят именно потому, что небоговдухновенны. Поэтому логично, что в современном переводе Библии, осуществлённом Российским Библейским обществом, их нет, и, следовательно, ссылок на них из Нового Завета тоже нет.
С проблемой неканоничности может столкнуться управленец, решивший максимально полно познакомиться с контекстом рассказа об Адаме, включая Новый Завет. Он встретит упоминания обоих сыновей Адама и очень важные слова Христа о сатане: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44).
Но никаких следов рассказа о том, что натворили Адам и его жена в райском саду, нет ни в Евангелиях, ни в «Деяниях…», ни в посланиях апостолов, кроме одного, Павла. Он единственный, кто не был рядом с Иисусом Христом до Его распятия, и кого Он отправил проповедовать Благую Весть язычникам. Все послания Павла входят в канон Нового Завета, но его учение о грехе Адама, которым смерть вошла в жизнь всего живого, имеет единственную содержательную связь – с неканонической Книгой премудрости Соломона: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал всё для бытия, и всё в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле. Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть» (Прем. 1:13-15); «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем. 2:23-24).
Формула «именно грех рождает смерть» встречается в посланиях только апостола Павла: «…как одним человеком грех вошёл в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, [потому что] в нём все согрешили» (Рим. 5:12). Только в его текстах прямо увязаны Адам из Эдема и Христос: «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор. 15:25).
Не понимаю, почему даже в учебниках по богословию цитаты из Книги премудрости Соломоновой не сопровождаются указанием на её неканоничность (см., напр.: «В Священном Писании понятие премудрости Божией часто имеет энергийный характер. В Книге Премудрости Соломоновой (см.: Прем. 7:14; 9:17) о премудрости говорится как об одном из высших даров Святого Духа» протоиерей Олег Давыденков Догматическое богословие). Может быть, стоило бы «звёздочкой» отмечать и ссылки на места в посланиях апостола Павла, которые перекликаются с такими источниками или вряд ли совместимы с Символом Веры? Например, Бог-Сын в том же послании коринфянам назван Краснозёмом (в переводе с иврита): «последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1 Кор. 15:45-46). И это написано про «Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век».
Почему так получилось, что только этот «поручик идёт в ногу», и именно на его умозаключениях, иногда неудобовразумительных, по признанию апостола Петра, оказалось основано очень многое в богословском образовании и обрядовой практике, а все остальные, начиная с Бога-Сына – нет? У меня нет развёрнутого ответа на этот вопрос, который в таком явном виде и не задаётся в эссе.
Могу только предположить, что у апостола Павла была практически невыполнимая задача: не «донести Благую Весть» людям, уже во многом подготовленным к её восприятию всей своей предыдущей жизнью, с младенчества пропитанной духом Ветхого Завета, его мудростью, в том числе чисто бытовой, житейской, а обратить в христианство язычников – взрослых мужчин, прежде всего, глав семейств, озабоченных в первую очередь благополучием их семей.
Говорить им про то, что надо делиться с просящими всем, в чём они, по их словам, нуждаются? Что Бог есть любовь? И надо не только ближних любить как себя самого, но и врагов любить? Что нет больше той любви, чтобы отдать жизнь за друзей своих? А как же семья, её благополучие, если её глава всё раздаст другим, да и с жизнью расстанется ради них?
Любовь – чувство сердечное. Очень личное, можно сказать, семейное. Говорить про неё с взрослыми отцами семейств – дело почти безнадёжное. Не к сердцам их приходится обращаться, а к головам, к рассудку. А рассудок, в первую очередь, озабочен смертью. Точнее – телесной смертью самого носителя головы. Именно связка «грех-смерть» представляется самой доходчивой, убедительной в общении с такой будущей паствой.
Если посмотреть, насколько часто встречаются в разных текстах Нового Завета слова «грех» и «смерть», то нетрудно убедиться в том, что лидерство с большим отрывом (по «удельному весу», рассчитываемому по количеству упоминаний на объём текста в печатных знаках) у посланий апостола Павла.
Читая первые главы Книги Бытия, профессиональный управленец заметит, что в Шестодневе описана только вторая стадия стандартной целесообразной деятельности – поэтапное продвижение к достижению определённой цели: сотворить вид «Человека разумного», индивиды которого наделены способностью творить по образу Его, а вид в целом со временем примет на себя бремя владычествования над всей землёй по подобию Ему.
Пять раз оценка соответствия результата промежуточной цели ставится «хорошо», шестой раз – «хорошо весьма». После чего – отдых, о котором сказано в начале следующей главы. А сразу после этого управленец видит описание полного цикла целесообразной деятельности. Сначала коротко изложена первая, виртуальная стадия – «от проблемы к средству её решения», а потом подробно вторая – поэтапное создание средства и самое начало его применения.
Проблема: даже трава не растёт на земле, потому что нет человека, чтобы её возделывать. Хотя только что управленец прочитал в Шестодневе, что не только трава и другая растительность на земле произрастают, но и всякая живность ею питается, плодя и наполняя всю землю, и даже человек уже сотворён. Понимает он и то, что возделывание земли руками индивидов – необходимый первый шаг на пути к соборному владычеству над всей землёй.
Что он думает об Авторе-Хозяине? Что тот вполне может показать, что любое реальное хозяйствование начинается с обнаружения проблемы и разработки плана её решения.
Показывает это на условном примере, имея в виду, что читатель-управленец уже запомнил конечную цель деятельности, описанную в Шестодневе (владычество всего человечества над всей землёй) и понимает, какое тяжёлое бремя возлагается на всех людей, живущих на планете здесь и сейчас. Бремя принятия и реализации решений по сохранению жизни на нашей планете под свою собственную ответственность не только перед Ним, но и перед потомками. Разумеется, для этого мы должны уметь не только различать добро и зло, выбирать в качестве добра наименьшее из зол, но и делать это именно сообща, соборно.
Для управленца, занимающегося хозяйственной деятельностью, очевидно, что в Шестодневе описана пищевая пирамида – кто/что за счёт кого/чего живёт, как устроена эксплуатация. Он видит четыре уровня прямой эксплуатации – «сверху вниз» – и три уровня обратной (инверсной, паразитической – см. рис. 2.1 в эссе).
Видит управленец и неизбежное возникновение конфликта бытийных интересов («быть или не быть?») между предками и потомками, как только процесс размножения упрётся в пространственные границы: земля наполнена. Справедливый принцип «живи и жить давай другим» в условиях ограниченности пространства неизбежно принимает вид: «пожил сам – уступи место другим».
Всё это управленец понимает и читает рассказ об Адаме и его жене как очень важную, поучительную притчу, немного замаскированную под быль упоминанием реки Евфрат.
Смысл притчи об Адаме и его жене трагичен. Чем больше мы погружаемся в самостоятельную разнообразную деятельность по возделыванию земли и сохранению её самой и всего живого, а в перспективе, заданной Творцом, втягиваемся и во владычество над всей землёй, применяя дарованную Им способность действовать спонтанно – творить, по сути дела, паразитируя на ней, тем дальше мы от Него же, тем больше угроза рабства сатане.
Каин-земледелец тому пример.
На то, что тяжкий путь к конечной цели человечества на нашей планете начинается не просто с возделывания земли, а с орошаемого земледелия, указано уже в рассказе об Адаме: «Из Едема выходила река для орошения рая».
В эссе довольно много внимания уделяется трём этапам перехода человечества к оседлости – восточному, затем западному и, наконец, незавершённому в северной части Евразии у нас в России.
Леонид Сергеевич Гребнев, доктор экономических наук, профессор
