Кровавая заря Ходынки

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 3.2

Часть 4.1а

Часть 4.1б

СКРЫВАЕМЫЕ ПРИЧИНЫ ОБЩЕИЗВЕСТНЫХ СОБЫТИЙ

КРОВАВАЯ ЗАРЯ ХОДЫНКИ

К 125-летию катастрофы Ходынки

СКРЫВАЕМЫЕ ПРИЧИНЫ ОБЩЕИЗВЕСТНЫХ СОБЫТИЙ

Книга 1

ПЕРВАЯ ТОЧКА НА ГРАФИКЕ РЕВОЛЮЦИИ

IV

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

Информация к размышлению

Б. КОМАНДА ПЕТЕРБУРГА

Часть IV-2

Помощники и сотрудники графа Воронцова-Дашкова

СОДЕРЖАНИЕ

КРОВАВАЯ ЗАРЯ ХОДЫНКИ

КНИГА 1. ПЕРВАЯ ТОЧКА НА ГРАФИКЕ РЕВОЛЮЦИИ

IV ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

Информация к размышлению: Б. КОМАНДА ПЕТЕРБУРГА

Часть IV-2

Помощники и сотрудники графа Воронцова-Дашкова

Владимир Владимирович Николя – гражданский инженер

О жизни и творчестве

Консерватория и ее Церковь

Общество гражданских инженеров

Самодеятельность или указания руководства?

Действительный статский советник Николай Николаевич Бер

От Василия Темного…

Увлекался масонством

Родители и дети

Горели леса…

Бер Николай Иванович

Характеристика Бера-папы

Гвардейский ротмистр

Он сделал вдруг блестящую карьеру

Таинственная рука?

Даты и вехи

В Министерстве Двора и Уделов

Эпизод, испортивший немало крови…

Вековая шизофрения

Удивительное все же рядом

Владимир Владимирович Николя – гражданский инженер

Здесь нарушим немного логику повествования о «действующих лицах и исполнителях» по их старшинству, и прежде чем перейти к следующей после графа Воронцова по значимости фигуре петербургской «команды» действительному статскому советнику Беру, скажем пару слов о его помощнике, гражданском инженере Николя.

Архитектор Владимир Владимирович Николя

Больше пары слов сказать действительно сложно: во-первых, потому, что сведения о нем крайне скупы, а во-вторых, судя по совокупности всех доступных данных и сведений, роль его в учиненном на Ходынском поле в ночь с 17 на 18 мая 1896 года была вполне служебной. Как говорится, ему поручили, возможно даже, повелели, он и строил.

О жизни и творчестве

Николя – российские потомки Жака Эвариста Николя Мёнье де Прекура [Meunier de Précourt], попавшего в Россию вместе с наполеоновской армией. Гражданский инженер[1] и архитектор Владимир Владимирович Николя (1852-1901) родился в семье инженера гражданских путей сообщения. В 1877 году окончил Строительное училище в Санкт-Петербурге. Член Петербургского общества архитекторов. Член совета Общества гражданских инженеров, учреждённого в 1894 году.

С 1877 года служил в Контроле Министерства Императорского двора (1877-1886, 1890-е) и в Департаменте уделов (1886-1891). В качестве архитектора Министерства Императорского двора и Департамента уделов участвовал в строительных работах в императорских имениях в Ливадии (1882) и в Кахетии (1886).

В браке с Агнессой фон Кершен (1852-1921) имел десять детей. Крепкий семьянин.

Несмотря на активную строительную практику, Николя с семьей часто испытывал материальную нужду, что подчеркивает его некролог в журнале «Строитель»[2].

Сын Владимир – контр-адмирал (1881-1923), кавалер Георгиевского оружия (Выс. Пр. по Мор. Вед. от 06.02.1917), Начальник штаба Черноморского флота в 1920 году, ушел с последней Русской эскадрой в Бизерту. Несомненный патриот ‒ верный России человек.

Дочь архитектора Николя Ольга была первой женой советского архитектора В.А. Щуко.

Начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал Владимир Владимирович Николя. Севастополь, 22 июля 1920 года

Таким образом, большая часть творческой и просто жизни нашего гражданского инженера была связана с интересующим нас учреждением ‒ Министерством Императорского двора. Так что назначение его архитектором в состав Особого Установления представляется вполне естественным.

Владимир Владимирович участвовал в строительстве и перестройки различных зданий в Петербурге и его окрестностях, а также в Москве.

К наиболее упоминаемым его творениям относят, например, памятник открытию Морского канала на Гутуевском острове, установленный в 1885 году на дамбе, отделяющей Гутуевский корабельный бассейн от реки Невы, у выхода в Морской канал.

Памятник представлял собой гранитный четырехгранный обелиск на высоком прямоугольном постаменте, увенчанный медным золоченым шаром со шпилем общей высотой около 12 метров. В нижней части обелиска были помещены накладные бронзовые золоченые медальоны с коронами и вензелями императоров Петра I, Александра II и Александра III, а также с изображением медали в честь открытия Морского канала.

С четырех сторон постамента укреплены были доски из темной бронзы с золочеными литерами.

Обелиск на ступенчатом основании был окружен узорной чугунной решеткой.

Строительство Морского канала в 1882-1884 годах обеспечило проход крупнотоннажных судов в Петербургский порт. Первая очередь этого капитального гидротехнического сооружения вступила в эксплуатацию в 1882 году, торжественное открытие состоялось 15 мая 1885 года.

В 1931 году памятник, как «пропагандирующий монархию и ее достижения» был уничтожен.

В 1888 году «по проекту архитектора В.В. Николя выстроено новое, более вместительное здание» Охтинского детского приюта. В 1890 году здания типографии и электростанции Министерства уделов на Литейном проспекте. Примерно в те же годы им были выстроены производственные здания Карточной фабрики на нынешнем проспекте Обуховской Обороны.

Вместе с архитектором Н.Я. Потоловым, художником архитектуры А.К. Джиоргули и архитектором Д.Д. Зайцевым в 1883-1884 годах В.В. Николя участвовал в перестройке части Мраморного дворца, предпринятой в связи со свадьбой Великого Князя Константина Константиновича (К.Р.).

В 1891 году Николя руководил расширением здания детского приюта Св. Мефодия.

Не отказывался гражданский инженер и от строительства доходных домов, особняков и помещений особого предназначения, часть из которых сохранилась по сей день. Скажем, здание покойницкой и операционной Евангелической женской больницы на Лиговском проспекте.

Консерватория и ее церковь

Вершиной карьеры инженера-архитектора стала перестройка, а фактически строительство нового здания Санкт-Петербургской Консерватории Императорского Русского музыкального общества.

В 1887 году, к 25-летию первого в России высшего музыкально-образовательного учреждения, Император Александр III повелел перестроить здание Большого театра на Театральной площади для Консерватории.

В конкурсе проектов победила работа Владимира Владимировича Николя. Перестройка здания театра затянулась до 1896 года и обошлась в колоссальную для того времени сумму – около двух миллионов рублей – не меньше полумиллиарда долларов по нынешним ценам.

На третьем этаже консерваторского здания Николя спроектировал концертный зал на 600 мест и назвал его «Залом квартетных собраний». Чтобы добиться особого акустического эффекта, стены зала одели в каркас из еловых досок с отступом от кирпичной кладки − для создания необходимой воздушной «подушки».

«С особой заботой В. Николя проектировал интерьер зала, соединяя в его декоре мотивы раннего классицизма с элементами рококо, симметрию – со свободой изысканных плавных линий. Гармоничное единство с декором составила роспись потолка, изображающая Аполлона-Мусагета, его жену Калиопу и сына Орфея, а также муз Полигимнию и Эвтерпу».

Отдельным выдающимся архитектурным творением Николя считается церковь Рождества Пресвятой Богородицы, спроектированная им как домовая церковь Консерватории. Владимир Владимирович предложил разместить двусветный храм на 800 человек на третьем и четвёртом этажах северного фасада, над главным входом.

Интерьер храма был оформлен в средневековом русско-византийском стиле. Стенные росписи (фриз с фигурами святых) были выполнены художниками Василием Васильевичем Беляевым и Андреем Петровичем Рябушкиным, иконы в двухъярусном иконостасе из мореного дуба также были написаны А.П. Рябушкиным. Окна были украшены витражами.

Главным жертвователем средств на благоустроение храма был действительный статский советник Семен Семенович Викулин.

18 октября 1896 года по благословению митрополита Палладия ректор Петербургской Духовной семинарии освятил храм и новое здание в присутствии Великого Князя Константина Константиновича, как председателя Музыкального общества.

При освящении присутствовал также профессорско-преподавательской состав консерватории, петербургский губернатор граф С.А. Толь, петербургский градоначальник Н.В. Клейтон, товарищ обер-прокурора Св. Синода В.К. Саблер и другие высокопоставленные лица и почётные гости.

Главный и единственный престол храма был освящён в честь праздника Рождества Пресвятой Богородицы, после чего в новоосвященном храме была совершена его первая Божественная Литургия.

Жертвователями и дарителями нового храма были многие знаменитые люди России, среди них братья Петра Ильича Чайковского, протоиерей Иоанн Кронштадтский.

В 1923 году церковь была закрыта. То, что удалось спасти из ее имущества от ревнителей сбора церковных ценностей, было передано в Никольский Морской собор на Крюковом канале.

Храм был переделан в учебные помещения, и хотя уже в 1997 году в части его возобновились службы, вопрос общей реконструкции к первоначальному виду остается открытым. «Говорят», что в 2015 году начался капитальный ремонт здания консерватории, предполагающий также восстановление её храма... Дай Бог!

Общество гражданских инженеров

В 1894 году, в память 50-летия со дня основания Института гражданских инженеров (ныне Архитектурно-строительный университет), в Петербурге было основано Общество гражданских инженеров. В Совет Общества, состоящий из четырех человек, вошел и В.В. Николя.

Общество проводило ежегодные конкурсы архитектурных и инженерных проектов, присуждало медали за лучшие работы. На заседаниях Общества рассматривались вопросы инженерно-технического обеспечения строительства зданий и сооружений, причем особое внимание уделялось внедрению новых технологий и изучению новых строительных материалов. Обществом вырабатывались проекты обязательных постановлений по строительной части.

Выпускались «Известия общества гражданских инженеров». В № 6 «Известий» за ноябрь-декабрь 1901 года был помещен и Некролог В.В. Николя.

Как и многое хорошее в России, Общество было упразднено в 1917 году.

Самодеятельность или указания руководства?

Как видим, Владимир Владимирович Николя был вполне почтенным представителем инженерно-архитектурно-технического сословия Российской Империи. В период подготовки коронационных торжеств в Москве 1896 года, наряду со строительством на Ходынском поле, Николя был задействован на работах в Кремле. Он был ответственен за ремонт и реконструкцию помещений Большого Кремлевского и Малого Николаевского дворцов.

Там же в Москве в 1896-1897 годах вместе с архитектором Николаем Петровичем Басиным и молодым Иваном Владиславовичем Жолтовским Владимир Владимирович Николя принял участие в строительстве «главного корпуса с машинным залом и котельными» главной московской электростанции на Раушской набережной.

Честно говоря, я с трудом допускаю мысль о его самодеятельности в деле строительства и расположения аттракционов и павильонов на Ходынском поле. Есть у меня чувство, что руководящие указания поступали не ниже, чем от уровня руководителя Особого Установления действительного статского советника Бера, как в случае пятиугольной формы павильонов.

Вот к рассмотрению жизненного пути Бера 1, как именует его постановление о Ходынской катастрофе, мы и переходим.

Действительный статский советник Николай Николаевич Бер

Как уже было сказано выше, информацию по «игрокам» петербургской команды изыскивать существенно труднее, чем московской.

Николай Николаевич Бер

Первые более или менее содержательные сведения о Бере 1, даже скорее о его родителях, обнаружились в статье кандидата филологических наук И. Грачевой, посвященной «героям портретов Василия Андреевича Тропинина»[3]. Отрывок из этой статьи, разбив его на главки с заголовками, позволю себе привести.

От Василия Темного…

«В XV веке великий князь московский Василий Тёмный пожаловал служилым дворянам Протасьевым “в кормление” наделы в Мещере, и с той поры имена представителей старинного рода служилых русских дворян неразрывно связаны с историей Рязанского края. К их вотчинам принадлежало и село Угол (впоследствии названное Протасьев Угол), − им Протасьевы владели двести с лишним лет, с середины ХVII века до революции 1917 года.

В конце ХVIII века одним из совладельцев Угла был Фёдор Михайлович Протасьев …, надворный советник в отставке, женатый на небогатой местной дворянке Анне Васильевне − она принесла ему в приданое 26 крепостных душ в рязанском селе Строевском. Фёдор Михайлович старательно увеличивал своё состояние, прикупая земли и живую собственность. К 1811 году за ним с супругой числилось в Угле и Строевском 480 душ мужского пола (не считая их семейств)…

Старший сын Фёдора Михайловича, носивший родовое имя Михаил, родился около 1778 года, в юности начал службу унтер-офицером в Преображенском полку, а в 19 лет перевёлся в армию прапорщиком.

Однако мечты о дальнейшем продвижении по службе рухнули в тот же год. Неизвестно, чем не угодил юный офицер императору Павлу, только что вступившему на престол, но в 1797 году Михаила исключили из полка “по высочайшему приказу”».

Увлекался масонством

«Но при дворе у него нашлись тайные покровители, и, как только Павел скончался, Михаил Фёдорович оказался причисленным к собственному кабинету нового императора. И Александр I, словно стремясь вознаградить его за прошлое, исправно повышал в чинах.

К 33 годам Протасьев уже статский советник и награждён орденом Святой Анны IV степени.

Возможно, здесь не обошлось без протекции братьев М.А. и А.А. Ленивцевых, известных лидеров масонского движения, имевших в то время большой вес в придворных кругах.

Михаил Фёдорович, как и многие его современники, увлекался масонством.

Позднее в Москве он вступил в ложу “Ищущих манны”, в которую входило немало рязанских землевладельцев. Даже после правительственного запрещения в 1822 году масонских организаций эта ложа продолжала тайно действовать.

Любопытно совпадение: Ленивцевы, опекавшие находившегося в Петербурге сына рязанского помещика П.Н. Дубовицкого, Александра Петровича, в 1808 году устроили его брак с Марией Ивановной Озеровой. А на следующий год 18-летняя сестра Александра, Елизавета Петровна, пошла под венец с Михаилом Фёдоровичем Протасьевым...

В 1810 году у Протасьевых родился первенец Дмитрий. А на следующий год Михаил Фёдорович, пренебрегая возможностями успешной карьеры, подал в отставку, решив всецело посвятить себя заботам о семье.

Зимой они жили в Москве, летом − в тамбовской деревне Липовке, которую Елизавета Петровна получила от родителей в приданое. Постоянно заезжали они погостить то в рязанское Стенькино к Дубовицким, то в Угол − к родным Михаила Фёдоровича.

Его отцу, Фёдору Михайловичу, невестка очень полюбилась... Фёдор Михайлович скончался в 1821 году.

Михаил благодаря полученным по наследству и купленным имениям к 1844 году вместе с женой имел в Рязанской губернии 450 крепостных душ, в Тамбовской – 1 070 и в Подольском уезде под Москвой, в деревне Мешково, − 40.

В это время Протасьевы и познакомились в Москве с Тропининым, который взялся написать их парные портреты…

Путь деятельного добра, указанный масонской философией, стал жизненной программой Михаила Фёдоровича, хотя при необходимости он мог проявить твёрдость, требовательность и деловитую энергичность. Такое сочетание радушия и внутренней собранности и попытался запечатлеть на полотне Тропинин.

Но особенно удалось художнику выражение лица Елизаветы Петровны. В этом портрете не только проступает её чувствительная, вечно за кого-то тревожащаяся душа, но словно слышатся характерные интонации её речи, переданные письмами…»

Родители и дети

«Кроме Дмитрия (1810-1852), у Протасьевых были сыновья Фёдор (18I2-1860), Александр (1818-1839), дочери Надежда (1814-1891), Екатерина (1816- ?) и младшая Анночка (родившаяся в 1819 году, она умерла в раннем возрасте).

Родители очень заботились об образовании своих детей, с шести лет учили их французскому и немецкому языкам. Михаил Фёдорович, вопреки семейной традиции, не собирался отдавать сыновей в военную службу и готовил их к поступлению в университет.

Особенно тяжёлыми выдались для семьи 1839-1840 годы. Зимой 1839 года в Москве разыгралась эпидемия болезни, которую врачи весьма невразумительно называли «горячкой». Тяжело заболели Дмитрий и Александр… в конце марта Александр скончался. А затем опасность нависла над заразившейся от братьев Катенькой. Беспокоилась Елизавета Петровна и о вышедшей замуж Наденьке, которая ожидала родов в далёкой Саратовской губернии, где служил её муж.

Домашние невзгоды, казалось бы, должны были всецело поглощать внимание Елизаветы Петровны. Но в её письмах этой поры более всего переживаний по поводу небывалых бедствий, обрушившихся на русское крестьянство».

Нам, пережившим лето 2010 года, не составит труда эти бедствия ощутить наглядно.

Горели леса…

«Летом 1839 года в центре России стояла страшная засуха, погубившая посевы и покосные луга. Повсюду забушевали пожары: горели леса, деревни, маленькие городки. Приехав в Липовку, Елизавета Петровна писала матери: “Вся деревня выгорела, <...> ничего не осталось, а у двенадцати дворов и скотина, и весь хлеб начисто погорели”.

От бескормицы погибал скот. В деревнях начались голод и эпидемии…

Протасьевы заново отстраивали свои погорелые деревни, тратя последние средства, кормили более полутора тысяч крепостных, к весне дали им зерно на посев.

Повзрослели сыновья и стали помогать родителям хозяйствовать в имениях: Фёдор − в Подмосковном, Дмитрий − в Строевском.

Дмитрий, как и его родители, отличался добросердечием и был нежно внимателен к близким…

Дмитрий не отличался здоровьем: сказалась перенесённая в юности опасная болезнь. Но чем более старели родители, тем более домашних забот он самоотверженно возлагал на свои плечи. Был постоянно в хлопотах, то и дело куда-то ездил, мок под дождями, застревал со сломанной коляской в непролазной грязи на безлюдных просёлках...

По рассказам, в музее Сапожка хранился автопортрет Тропинина с неразборчивой надписью: “Для Дмитрия Пр...”. Но после пожара, случившегося во время Великой Отечественной войны, уцелел лишь сделанный Тропининым скромный портрет Дмитрия. С полотна с доброжелательной полуулыбкой смотрит 33-летний человек, очень похожий на Михаила Фёдоровича. Но в его худощавом лице чувствуется какая-то преждевременная усталость… Дмитрий ушёл из жизни в 1852 году, не оставив детей…»

Бер Николай Иванович

«Тропинин написал и камерный портрет Н.И. Бера, мужа сестры Дмитрия, Наденьки.

Но более известен парадный тропининский портрет супругов Беров. На нём Надежда Михайловна в изящном белом капоте, с ниткой крупного жемчуга на шее. Супруг скромно поместился за её креслом, с предупредительным вниманием глядя на жену.

Видимо, такую композицию художник использовал неслучайно. Той роскошью, которая окружает семейную пару, Николай Иванович был всецело обязан своей избраннице. Он познакомился с Надеждой в Москве, где служил с 1834 года ординатором в Мариинской больнице для бедных. Любопытная деталь. Там же в это время служил и М.А. Достоевский, отец будущего писателя, вынужденный до конца своих дней считать каждую копейку.

Судьба Бера сложилась иначе. Протасьевы, сами непритязательные в быту, ничего не жалели для счастья дочери. Даже после того, как она, выйдя замуж, должна была всецело перейти на иждивение мужа, родители в добавление к отданным ей в приданое землям в Саратовской губернии прикупили в 1843 году на её имя ещё деревню за 65 тысяч.

А в послужном списке Бера говорилось: “У самого его ни родового, ни благоприобретённого имения нет”.

И всё же Тропинин стремился подчеркнуть, что основа их брака − взаимная любовь...

В то время в светской культуре был распространён условный “язык растений”, широко использовавшийся в литературных произведениях, в частной переписке, в альбомных зарисовках и особенно − при составлении букетов.

Согласно таблице, старательно записанной в дневнике А.А. Олениной, дочери президента Академии художеств, плющ означал “взаимную нежность”, а зелень без цветов – “надежду”.

Портрет Николая Ивановича Бера (1803 – после 1857 года) с женой Надеждой Михайловной, урожденной Протасьевой.

Возможно, изображая Наденьку на фоне густой зелени плюща, Тропинин таким образом зашифровал её имя и в то же время характеризовал отношения супругов. Цветы в вазе также связаны с любовной тематикой. Ветка сирени рассказывала о зарождении первых сердечных влечений (у обоих брак был первым), розы — о расцвете любви. Лилия — эмблема женской чистоты — соотносилась с героиней в белом наряде.

Едва заметным диссонансом в букете стали цветы жёлтого нарцисса, означавшего самолюбие. Видимо, это относилось к характеристике Бера».

Характеристика Бера-папы

«Николая Ивановича Бера, внука “рижского уроженца” из небогатых дворян, по окончании медицинского факультета Московского университета определили “для практики” в местный военный госпиталь.

Получив затем назначение лекарем в захолустный Козьмодемьянск, Бер тут же подал прошение о переводе его в ведение Военного ведомства, − его прикомандировали к Сумскому гусарскому полку.

Начало было незавидным, но он с честолюбивым упорством одолевал одну за другой ступени карьерной лестницы, стремясь добиться видного положения в обществе. (Не напоминает ли он вам одного из героев романа Л. Толстого “Война и мир” − Берга, жениха, а затем мужа старшей дочери Ростовых, Веры?)

С действующей армией он побывал и на Русско-турецкой войне (с 1829 года), и на подавлении польского восстания 1830-1831 годов, получив “за отлично усердную службу” очередные повышения.

После женитьбы на Наденьке Протасьевой, владелице родового имения в Саратовской губернии, его прошение о зачислении на службу в канцелярию саратовского губернатора вполне объяснимо.

В щегольски одетом, холёном человеке, изображённом Тропининым, трудно узнать бывшего полкового лекаря, жившего на скромное жалованье. На левой руке Бера вместе с обручальным кольцом − крупный перстень, выставленный напоказ…

Особого призвания к медицине Бер, видимо, не имел.

Его послужной саратовский формуляр испещрён самыми разными поручениями: он служил в приказе общественного призрения, в комитете попечения о тюрьмах, в комитете губернского коннозаводства.

Несколько лет был окружным начальником, исполняя, в сущности, полицейские функции.

В тот самый 1840 год, когда Елизавета Петровна, соболезнуя крестьянским бедствиям, всячески пыталась им помочь, Николай Иванович получил от министра государственных имуществ благодарность “за возвышение дохода с оброчных мирских статей”.

Как удалось ему добиться такого, когда крестьяне семьями вымирали вследствие крайнего голода, остаётся только гадать.

Но когда в саратовском имении Беров заполыхал пожар, уничтоживший и усадьбу, и соседнюю деревню, у Елизаветы Петровны не было сомнений: кто-то из мести подпустил им “красного петуха”.

Через два года Бер предпочёл оставить слишком хлопотливую должность – “за расстроенным здоровьем”».

Гвардейский ротмистр

«В 1860 году скончался холостым второй брат Надежды, Фёдор.

Надежда и её сестра Екатерина (в замужестве Романович) стали единственными наследницами всего семейного состояния.

Надежда имела в Саратовской губернии 316 крепостных душ и 1 920 десятин земли, в Тамбовской − 186 душ, в Рязанской (селах Строевском, Хлебове, Макееве с деревнями) − 584 души, в Московской − 20 душ “и при них земли около 7 000 десятин”.

Беры жили большей частью в Петербурге, а рязанские имения Надежда передала сыновьям, Анатолию и Михаилу. Первый пошел по военной, второй − по статской службе.

В 1878 году после кончины двоюродного брата, Ф.В. Протасьева, Надежде, недавно овдовевшей, досталась четвёртая часть владений в селе Угол, которую она передала сыну Николаю, гвардейскому ротмистру».

Он сделал вдруг блестящую карьеру

Сыном Николаем, гвардейским ротмистром был, соответственно, Николай Николаевич Бер, будущий руководитель «Особого Установления по устройству коронационных народных зрелищ и увеселений» в майской Москве 1896 года. Продолжим прерванную цитату.

«Он вышел в отставку, женился на Марии Александровне, урождённой Лансере, и в 1884 году в Спасской церкви Протасьева Угла крестили его дочь Елену. Усадьба Бера располагалась недалеко от протасьевской, у оврага.

Недолго прослужив в местном земстве, он сделал вдруг блестящую карьеру: от чиновника особых поручений при министерстве императорского двора и уделов (с 1888 года) до шталмейстера[4] (с 1901-го).

Будучи страстным лошадником, он устроил у себя конный завод, прославивший Протасьев Угол. В географическом справочнике «Россия» за 1902 год говорилось, что это село «замечательное по находящемуся здесь обширному конскому заводу (арденской и першеронской породы 44 матки), принадлежащему Н.Н. Беру».

Таинственная рука?

Когда я впервые – не имея под рукой иных материалов о Николае Бере-младшем – прочел строки о вдруг сделанной «блестящей карьере», то, не буду скрывать, подумал – вот оно! Действительно: непонятно быстрая карьера провинциального дворянина и «давно бывшего» гвардейского ротмистра в престижном петербургском министерстве. Какая таинственная «рука» изменила его судьбу?

Однако ничего сверхстранного и тем более сверхъестественного в «блестящей карьере» Николая Николаевича не было. Просто у него была «рука» в Министерстве Двора. И не чья-нибудь, а самого всемогущего министра, графа Воронцова-Дашкова.

Все дело в том, что гвардейским ротмистром Николай Николаевич стал в рядах того самого лейб-гвардии Гусарского полка и в те годы, когда полком этим командовал Илларион Иванович.

Для внесения ясности в вопрос, приведем некоторые данные из биографии и «послужного списка» Н.Н. Бера[5].

Даты и вехи

Николай Николаевич Бер (08.05.1844-22.09.1904) был вторым сыном Николая Ивановича Бера и Надежды Михайловны, урожденной Протасьевой.

«02.09.1863 поступил в Константиновское военное училище (02.09.1863-08.02.1864).

08.02.1864 переведен в Николаевское военное училище (08.02.1864-7.08.1865).

07.08.1865 выпущен в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк корнетом.

27.03.1866 поручик гвардии.

29.01.1866-30.04.1867 полковой квартирмейстер.

17.04.1870 штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка (VIII класс Табели о рангах).

30.08.1870 награжден орденом св. Анны 3 степени.

23.04.1871 – 13.05.1871 командующий 3 эскадроном.

16.04.1872 ротмистр гвардии (VII класс, следующий чин полковник VI класс)[6].

21.09.1872 уволен от службы тем же чином».

Живя в Царском Селе, Бер близко сошелся с Евгением Александровичем Лансере, известным скульптором-анималистом, на сестре которого он женился в 1876 году, несмотря на то, что мать его прочила ему более знатную невесту.

«25.09.1872. Мировой судья 5 участка Сапожковского уезда Рязанской губернии (до 1875).

20.09.1876. Почетный Мировой судья Белгородского уезда Курской губернии на трехлетие до 1879».

В 1878 году Н.Н. Бер получает от матери доставшуюся ей в наследство после смерти двоюродного брата Федора Васильевича Протасьева, четверть села Протасьев Угол. Он продает свое имение Нескучное в Харьковской губернии Евгению Александровичу Лансере и поселяется окончательно в Протасьевом Углу.

29.09.1880. Почетный Мировой судья Сапожковского уезда Рязанской губернии. На должности участкового (либо почетного) судьи многократно переизбирался.

15.12.1887. Участковый мировой судья этого уезда на очередное трехлетие.

15.12.1887 зачислен в Министерство Императорского двора и уделов чиновником для особых поручений при Министре с переименованием в статские советники (15.12.1887) (V класс)».

Министром Двора был граф Воронцов-Дашков, бывший командир Бера. Напомним, что граф командовал лейб-гвардии гусарским полком с октября 1867 по октябрь 1874 года, после чего ушел на повышение командиром 2-й бригады первой гвардейской кавалерийской дивизии.

Обращает внимание «переименование» Бера в статские советники. Этот чин, не имевший в ту пору аналогов среди военных, был средним между полковником и генералом. Так что чин VI класса Бер благополучно перешагнул.

Здесь отметим, что и командир, и его бывший ротмистр были страстными любителями лошадей и коннозаводчиками. И хотя размах Бера, по понятным причинам, не сравним с Воронцовским, зато похоже, что разведением лошадей тяжелых пород граф занялся именно с легкой руки своего подчиненного. Тем паче, что имения и заводы их по российским понятиям были невдалеке друг от друга: Новотомниково расположено на севере Моршанского района, в 25 км к югу от Шацка, а Протасьев Угол – к северо-западу от Шацка, также примерно в 25 км.

Так что предложение перейти на службу в Министерство Двора вполне могло исходить от самого Воронцова-Дашкова: свой гусарский офицер рядом – поди-ка плохо. Тем более гвардейские связи сохранялись обычно на всю жизнь. Отсюда и прыжок через чин и класс – надо было подвигнуть человека, привыкшего к размеренной сельской жизни, на жизнь столичную, беспокойную.

[Для полноты картины отметим, что в Министерство двора Николай Николаевич привлек и своего младшего брата Виктора Николаевича Бера (1845-1901), в прошлом симбирского вице-губернатора (14.1. 1888 ‒ 20.10. 1889).

Младший Бер также служил в Гусарском полку в период командования им графа Воронцова, ‒ однополчане собрались, одним словом.

С Ходынкой Виктор Николаевич никак не связан, будучи с 1894 года по 15 января 1901 ‒ помощником начальника Главного управления уделов в чине действительного статского советника и должности Егермейстера двора Е.И.В. В 1900 году стал тайным советником, а я январе 1901 года почил. В отличие от вольнодумца брата был очень верующим человеком, и всеобщим любимцем].

В Министерстве Двора и Уделов

По-видимому, к временам службы Николая Николаевича на новом поприще относятся следующие отзывы и мнения о нем и его служебной деятельности.

«Николай Николаевич Бер был очень высокого роста, плечистый, некрасивый. Он был умный, живой, начитанный и культурный человек и считался вольнодумцем, как в политических, социальных и религиозных взглядах, так и в воспитании своих детей».

В вольнодумстве Бер также вполне мог сходиться со своим главным шефом, особенно в религиозном вольнодумстве. Граф Илларион Иванович, говорят, до конца сохранял свои симпатии к оккультизму, ведущие начало от сеансов незабываемой Елены Блаватской в Тифлисе в гостеприимном доме генерала Фадеева.

«За время своей службы в Уделах Николай Николаевич проявил большую энергию и предприимчивость.

Он управлял имением Великого Князя Михаила Александровича (брата Государя) Островы Ченстоховского уезда Петроковской губернии[7].

Положил много труда и впервые успешно начал орошение Мургаба в Туркестане на землях, принадлежащих Удельному ведомству.

Рационально поставил лесные эксплуатации в Архангельской и Вологодской губерниях, где по его инициативе были построены лесопильные заводы.

Постоянные разъезды, между прочим и в Лондон [для организации поставок северного леса − АБГ[8]], которых требовало управление всеми этими имениями, не помешали ему вести свое хозяйство».

Успешная деятельность сопровождалась повышениями в чине и наградами. С 1 января 1889 года ‒ действительный статский советник. Это уже чин IV класса Табели о рангах, соответствующий генерал-майору.

В том же 1891 году Бер становится кавалером ордена Св. Владимира 3-й степени, а в 1894 году – Св. Станислава 1-й степени.

Награжден он был также орденами Болгарии, Китая, Румынии, Сиама и Японии, что было достаточно обычным делом в те времена, особенно для крупных чиновников.

Не считая сравнительно быстрого пути от ротмистра до генерал-майора, в полученных Бером чинах и званиях нет ничего удивительного для столь дельного и предприимчивого человека, каким он сразу зарекомендовал себя на ниве Министерства Двора и Уделов.

Как нет ничего удивительного в том, что именно его поставили весной 1895 года во главе организации, занявшейся подготовкой к коронационным торжествам мая следующего года.

Дадим вновь слово И. Грачевой.

Эпизод, испортивший немало крови…

«В биографии Николая Николаевича Бера был эпизод, испортивший ему немало крови.

В 1896 году по случаю коронации Николая II он (в чине действительного статского советника) ведал подготовкой народного гулянья на Ходынском поле.

И хотя руководил всеми коронационными торжествами московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович, причастность к ходынской трагедии легла тяжким бременем на совесть Бера.

Он скончался в своей усадьбе в 1904 году “от припадка сердечной астмы”[9].

Знаменитый конный завод вскоре пришёл в упадок. Повзрослевшая Елена в связи с революционными событиями предпочла перебраться в Москву».

Вековая шизофрения

Как видим и здесь сочувствие автора статьи на стороне «команды Петербурга». Хотя все-таки логику поклонников этой «команды» понять трудно.

С одной стороны:

«Весной 1895 года на Воронцова-Дашкова были возложены все распоряжения по приготовлению к торжествам коронации Императора Николая II», и тогда же д.с.с. Н.Н. Бер 1 становится главой «Особого Установления по устройству коронационных народных зрелищ и увеселений», в обязанности которого входило, в частности: «обезпечение порядка при народных гуляниях»[10].

Как единодушно свидетельствуют все компетентные лица, Москва была отстранена даже от контроля над этим устройством.

А с другой:

«Воронцов-Дашков ушел в отставку в 1896 после Ходынской катастрофы. Собственно, прямой вины Воронцова-Дашкова и его ведомства в катастрофе не было, но он предпочел по долгу верноподданного взять всю вину на себя»[11].

Как трогательно!

А про Бера Н.Н. не менее трогательно пишут его потомки: «После трагедии на Ходынском поле имел много неприятностей, испытывал чувство вины, хоть и не был виноват (обезпечение порядка на Ходынском поле не входило в его обязанности).

После Ходынки здоровье его было полностью подорвано, он утратил интерес к родным, к жизни вообще. Хозяйство его пришло в упадок. Всем распоряжались дочери»[12].

И длится эта шизофрения насчет ответственности Бера за «обезпечение порядка» уже сто двадцать пять лет.

Удивительное все же рядом

Если до времен коронационных торжеств и Ходынской катастрофы ничего особенного и чрезвычайного в судьбе Бера и нюансах его карьеры невооруженным взглядом не наблюдается, то после этих событий удивительное все же происходит.

Николай Николаевич Бер в Варшаве. 1890-е годы

Так, в 1898 году, уже после ухода его командира и патрона Воронцова-Дашкова в отставку с поста Министра Двора, д.с.с. Н.Н. Бер становится кавалером ордена Св. Анны 1-й степени.

А в 1901 году производится в чин шталмейстера, III класса Табели о рангах, соответствующий уже генерал-лейтенанту.

Учитывая, что даже в весьма предвзятом Постановлении о Ходынской катастрофе вина Бера в случившемся показана как несомненная и одна из решающих, то награждения эти выглядят не то, что странно…

Это равносильно тому, как если бы генерала Стесселя за сдачу Порт-Артура вместо заслуженного суда и наказания, произвели бы в следующий чин и дали Георгия.

Так что, какая-то не засвеченная до сих пор «рука», помимо руки Воронцова-Дашкова, у Бера была. Причем в самых верхах. А то, что после Ходынки «здоровье его было полностью подорвано, он утратил интерес к родным, к жизни вообще», может свидетельствовать лишь об одном: какие-то действия, связанные с катастрофой Ходынки, Бер совершал и не по своей воле, совершенно не ожидая того результата, который имел место.

И вот это уже выводит нас на следующий виток размышлений о Ходынской катастрофе: кому она могла быть полезна, кто как на нее отреагировал у нас и не только у нас, и что общего есть у нее с другими несчастьями и катастрофами и без них нелегкого царствования Николая Александровича.

Равно как и другими известными и не очень катастрофами новой и новейшей истории.

Продолжение следует