На Царьград! Последняя война Святослава

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 4.1

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

СОДЕРЖАНИЕ

НА ЦАРЬГРАД!

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА СВЯТОСЛАВА

Середина земли моей…

На Босфоре тучи ходят хмуро

Последняя война Святослава

«За неправду его»

Феофано – роковая женщина Ромеи

Император Иоанн – информация к размышлению

«За малъмъ бо бе не дошьл [Святослав] Цесаряграда»

Наступление наше остановилось. В исторической перспективе – навсегда!

Доростол

У нас нет обычая бегством спасаться!

Последний бой Святослава

«ИСПАНСКАЯ ГРУСТЬ–2»

Рум и Андалус

Дан приказ ему на Запад…

ИСТОРИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО. ЕВРАЗИЙСТВО И ПРАВОСЛАВИЕ

В РУССКОЙ СУДЬБЕ

Опыт Империи

Пути на Восток были расчищены

Князь Глеб, праправнук Святослава и сын Святослава. Опыт диспута

Святослав Великий – импульс империи

Евразийская идея и Россия

С точки зрения Вечности

НА ЦАРЬГРАД!

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА СВЯТОСЛАВА

Середина земли моей…

В результате ли этого интенсивного обмена письмами, семейными приветами и пожеланиями, и прочими эпистолярными изысками, или просто так случайно сложилось − Бог весть! − произошло следующее.

Весной 967 года армия Святослава подошла к границам Болгарского царства, чтобы детально выяснить, как на Златых Пясцах и прочих Албенах недобитые остатки хазар-разумных загорают и не чинит ли местная обслуга им какой обиды.

Святослав и Дружина. Худ. Вл. Киреев

В тыл же объединенных болгаро-хазарских войск, подкрепленных недоуведенными в Киев ясами и касогами, вышли конные венгерские, а по-тогдашнему – угро-мадьярские − корпуса, что позволило неугомонному киевскому князю поставить точку на разумности самой идеи дальнейшего существования «разумно»-Хазарского каганата.

А заодно практически без боя занять 80 крупнейших болгарских городов, и объявить временной столицей возникшей Русской империи сильную крепость Переяславец ‒ контролирующую устье Дуная[1].

[Здесь с сожалением отметим, что от княжеского ока, равно как от ока его спецслужб, ускользнула «польская» группа разумно-хазарских эмигрантов. К этой группе сумела присоединиться и уцелевшая часть «болгарской» группы. Значение этого, на первый взгляд, незначительного княжеского недосмотра для дальнейших судеб России, да и всего человечества, будет рассмотрено во благовремении].

По счастливому стечению обстоятельств, Переяславец был заодно и крупнейшим международным торговым центром Юго-Восточной Европы.

А поскольку Святослав на текущий момент держал в руках устья Дуная, Днестра, Днепра, Волги, Дона, а также Керченский пролив и весь северо-запад каспийского моря, то все мировые торговые пути в 967 году оказались зажаты в кольчужной боевой рукавице Киевского Великого Князя или, нехай, Кагана, как любил называть его первый русский митрополит Илларион в своем «Слове о Законе и Благодати».

Многим эта зажатость торговых путей русской рукой не понравилась.

«А какого собственно…» − думали они, а некоторые даже говорили − пока еще негромко, в сторону, à part, так сказать. Пусть бы убирались эти страшноватые северные варвары в свои леса и болота, из греков обратно в варяги. А то, не любо вишь этому Святославу сидеть в своем Киеве.

«Хочу жить, − говаривал он за чашей кипрского мускатного, − в Переяславце на Дунае – здесь середина земли моей…».

Слово середина выделено нами не случайно и на наш взгляд является ключевым в этой известной фразе Великого Князя Киевского.

Почему-то большинство историков обращают внимание на ее продолжение: «…туда стекаются все блага:

из Греческой земли – золото и дорогие ткани, вина, фрукты,

из Чехии и Венгрии – серебро и кони,

из Руси же – мех и воск, мед и челядь»[2].

Что-то сомнительным представляется, чтобы блага земные так уж манили аскета и воина Святослава. А вот в походы ходить он любил, и ребят в войско таких же набрал.

Так вот в этом самом контексте, слова: «… здесь середина земли моей…», наводили на размышления, от которых в холодный пот бросало дипломатов и генштабистов сопредельных Руси Святославовой стран.

Это что ж получается! (см. любую карту)! Вверх на север от «середины» − полторы тысячи верст Русской земли до Балтики и далее до Белого моря, вправо − на Восток – не хилая территория до Западного берега Каспия и вверх на север − практически до Северного Урала.

Уже в этих габаритах, первая Русская Империя, как любят называть ее историки Евразийской школы − Г.В. Вернадский, П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой и другие, − превышала своими размерами Империю Аттилы, не говоря уже о Священной Римской Империи старого доброго Carolus`a и остатках Византийско-Ромейской.

И при этом Переяславец на 967 год отнюдь не был центром этого условного квадрата, а левым нижним концом его.

Спрашивается − куда же еще должны были дойти княжеские легионы, чтобы новая столица действительно стала серединой – центром новой империи? Кому не лень − возьмите циркуль или линейку, да и померяйте по карте.

Впечатляет?

А ведь Святославу в этот момент было всего 27 лет – самый творческий рассвет его полководческого дара, а считать слово «середина» − случайной оговоркой нет никаких оснований. Вот проговоркой – пожалуй!

Слова же о стекающихся «благах» были, скорее всего, отмазкой для строгой мамы Ольги, да Киевских, Новгородских и прочих бояр и купцов. Чтоб свой интерес тоже ощущали.

На Босфоре тучи ходят хмуро

Так что Босфор и Дарданеллы весьма могли стоять на очереди в княжеских планах. При этом отнюдь не как последняя остановка.

Калокир – тот самый – который, оказывается, очень хотел занять трон византийских базилевсов, опираясь на ему одному известные, династические права, сулил златые горы новому другу Святославу за поддержку в этом благородном начинании и отмщении его сиротских обид.

Однако Великий Князь колебался. Уже четверть века, с договора 944 года, Империя и Киевский каганат соблюдали дружественный нейтралитет, иногда приобретавший формы прямого военного сотрудничества.

Так, совсем недавно, в 960 году именно бешенная атака русской рати, в составе греческого десанта, помогла очистить – в буквальном смысле − от арабо-берберских пиратов Крит и вернуть его Византии. Да и в Болгарии, формально говоря, Святослав оказался по приглашению византийского правительства, переданным ему хитроумным Калокиром.

У Константинополя были свои счеты с хазарами, и с болгарами тоже.

Но чрезмерные военные успехи русского князя встревожили Царьград. В отличие от чрезмерно благородного Кагана Киевского на Босфоре не стали долго рассуждать – союзник там, не союзник – тем более, много лишнего говорит, а отреагировали сразу. Калокир, несмотря на все свои связи – чирикнуть не успел.

Соответствующие денежные вливания развернули, вчера еще союзную русам, печенежскую конницу на Киев. Святославу пришлось срочно спасать «отчину», мать и сыновей.

Гепард прыгнул на север. Только услышав его грозный рык, печенеги почувствовали ностальгию по родным степям. Из-под Киева их как ветром сдуло.

Но все планы на 968 год пришлось корректировать. В Киеве Святослав задержался − сильно захворала мать, и вскоре отошла в Небесные селения, завещав похоронить себя по Православному обряду.

Из Болгарии приходили недобрые вести. Византийская дипломатия сумела склонить на свою сторону верхушку болгарского общества.

Столица первой русско-евразийской империи Переяславец, где командующим был оставлен воевода Волк, оказалась в плотном кольце блокады болгарских войск, многократно превосходящих численностью русский гарнизон.

Хорошо еще греческих войск не было − верные угры нанесли отвлекающий удар по Фессалоникам, ибо «с угры же он [Cвятослав] имел любовь и согласие твердое[3].

Но положение наших в Переяславце все же казалось безнадежным. Слава Богу, воевода Волк «крепко во граде оборонялся».

Почти год длилась осада, предвосхитившая оборону Севастополя и Порт-Артура.

А когда исчерпался запас продовольствия, да плюс к тому верные люди сообщили, что «некоторые граждане имеют согласие с болгоры» − т.е. в городе назревает заговор против русского ограниченного контингента, воевода Волк тайно вывел войско из города. До сих пор кажется сказкой, как он мог обмануть осаждавшую армию и уйти почти без потерь вниз по Дунаю[4].

Русский генерал и разведчик Волк, по прародительской фамилии – князь Ашина − из ушедших после Гражданской войны из Хазарии и нашедших новую Родину на берегах Днепра − откроем эту маленькую тайну, − подтвердил старую славу династии.

Князья Ашина были действительно мастерами маневренной войны, а, присоединившаяся к степной, русская кровь помогала стойко, до последней возможности держать оборону.

В устье Дуная – весной 970 года − воевода Волк, во главе вверенного ему отряда, встретился со спешившим к нему на выручку Святославом. Войска соединились.

И по-братски обнялись два простых обычных русских человека и патриота − потомок викингов Святослав и потомок степных удальцов − Волк-Ашина − соратники и сотрудники в создании первой русской лесостепной империи.

Последняя война Святослава

«За неправду его»

Святослав быстро восстановил утраченные позиции. Болгарское войско под Переяславцем было наголову разбито − «бысть сеча велика», как отмечает «Повесть временных лет»[5]. Город был взят сходу штурмом, а изменники преданы смерти[6].

От болгарских пленных Святослав узнал, что на мятеж болгар «возмутили» греки – формальные союзники Руси. Коварство ромеев, послужило тем последним толчком, которое направил острие русского мяча на Константинополь.

Было послано посольство к царю с объявлением войны «за неправду его»[7].

В это время цареградский престол занял красавец Иоанн Цимисхий, по происхождению армянин, любовник императрицы Феофано, молодой и сексуальной жены престарелого императора Никифора Фоки, дяди Иоанна – между прочим.

Никифор Фока

Феофано – роковая женщина Ромеи

Неверная жена по крайней мере двух императоров Феофано оставила по себе столь яркий след в истории, что просто необходимо посвятить этой даме несколько строк.

По свидетельству известного нам Льва Диакона, она была «наиболее прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью».

Красота ее была ослепительна, необычайна, божественна.

«Красотой и изяществом, ‒ говорит современник, ‒ она превосходила всех женщин, какие только были тогда». «Красота ее, ‒ пишет другой летописец, ‒ была несравненна, являлась истинным чудом природы».

Где-то на рубеже XIX и XX века образ Феофано, «великой грешницы, чары которой имели роковое влияние, и которая последовательно возбудила к себе любовь трех императоров», был представлен читающей публике знаменитым французским историком-византологом Леон-Гюставом Шлюмберже. И забытая царица снискала европейскую славу.

Ее заочными поклонниками стали такие люди, как всем известный Ги де Мопассан, и менее известный, но не менее замечательный путешественник, писатель, историк литературы, литературовед и дипломат Эжен Мельхиор виконт де Вогюэ. Стоит отметить, что Вогюэ семь лет провел секретарем французского посольства в Петербурге, был женат на сестре знаменитого генерала Михаила Анненкова (строителя Закаспийской, сейчас конечно уже не русской, железной дороги), и стал в 1888 году академиком Французской Академии за книгу «Русский роман» о наших великих тех лет. Именно ему, виконту де Вогюэ оказывается принадлежит фраза: «Все мы вышли из гоголевской Шинели» ‒ «Nous sommes tous sortis du Manteau de Gogol». И вот – поди ж ты, перед Феофано не устоял!

Да и многие другие, не только Ги и Эжен, не смогли противостать чарам ромейской красавицы, «взволновавшей мир столько же, сколько Елена, и даже больше». Так, в романе Гюга Леру Феофано предстает «женщиной красоты необычайной, с чертами камеи, заключавшими в своей гармонии силу, волнующую мир». Говорят, именно ее образ вдохновлял Альфонса Муха, когда от творил портрет «Византийской блондинки».

Ее судьбу можно было счесть вариантом судьбы Золушки, но без какого-либо намека на добродетель. Дочь трактирщика из сомнительного района Царьграда, и похоже, столь же сомнительного поведения, Анастасия – урожденное имя Феофано, ухитрилась в 956 году влюбить в себя наследного принца Романа.

Папой Романа был Константин VII Багрянородный, весьма достойный монарх, но сын вырос, как бывает и в царских дворцах редкостным разгильдяем. Любопытно, что в 957 году, уже обзаведшись потомством, Роман и ставшая Феофано Анастасия, были на приеме, устроенном в честь будущей Равноапостольной Княгини Ольги, крестницей Константина.

Детей же у Феофано и Романа было трое, и все они станут в той или иной степени героями и героиней нашего правдивого рассказа: императоры Василий II Болгаробойца (976-1025) и его младший брат Константин VIII (1025-1028), а также принцесса Анны, ставшая женой внука Ольги и сына Святослава Великого Князя Киевского Владимира Святославича.

[Так что оказывается мои любимые князья-покровители Борис и Глеб, ‒ первые русские святые, признанные причем даже в католической Европе, ‒ внуки Феофано.

Все же любопытно тасуется колода карт крови, как говорит герой известного романа].

Царствовал Роман после безвременной кончины папы в 959 году всего четыре года, и в 963 году отошел в мир иной то ли от неумеренности, то ли от поднесенного любящей супругой яда. Разные есть мнения. Новым мужем стал лучший генерал империи Никифор Фока. Но и храбрый солдат, вдобавок сильно не молодой, скоро надоел активной женщине.

В ночь с 10 на 11 декабря 969 года слуги императрицы открыли заговорщикам двери во дворец, и император был убит в своей спальне. Сюжет, к сожалению, типичный для Ромеи и не только. Кстати, Никифор Фока причтен к лику святых, и память его как раз в эти дни.

Император Иоанн – информация к размышлению

Став императором, Цимисхий немедленно расправился с непосредственными убийцами, сделав естественное исключение для себя, любимого, а красотку Феофано сослал под строгий надзор подальше от столицы. Вот должно быть бедняжка удивилась!

Иоанн был невелик ростом, но одарен большой силой, храбростью и, что более важно, полководческими дарованиями и деятельным умом. Вообще был личностью не однозначной и противоречивой.

Иоанн Цимисхий

Взойдя столь недостойным образом на престол, Иоанн немедленно предался делам милосердия и благочестия. Причем не формально ‒ действительно раздал все свое имущество бедным и устроил больницу для прокаженных. Вдобавок часто лично навещал ее, и, что достойно уже изумления, сам перевязывая больным раны.

Лев Диакон, подчеркивая человеколюбие Цимисхия, говорит, что никто из просителей не уходил от него обиженным, и вообще, если бы премьер-министр евнух Василий Лакапин не оттягивал Иоанна за уши, то всю госказну тот раздал бы бедным. Не выдержав такого мотовства, Лакапин на всякий случай и отравил Иоанна в 976 году. Так что правил тот тоже недолго.

Цимисхий был успешен в войнах и делах управления, в этом смысле достойно продолжив царствование убиенного им дяди. Иоанн снизил налоги для страдавших от неурожаев территорий и обезпечил стабильные поставки хлеба. Повысил жалованья всем служилым людям. Про личное состояние уже было сказано.

Важным и благим шагом императора было подавление всех сепаратистских выступлений знати. И, представьте, Иоанн быстро заслужил уважение и любовь народа.

Так что был мал [ростом] да удал. Кстати о малом росте говорит само его прозвище Цимисхий, ‒ это греческое произношение армянского слова «чмушк» ‒ «туфелька, тапочек», как обзывали в Армении людей невеликого роста. А император был из армян.

Малый рост Иоанн компенсировал силой, ловкостью и отвагой. Тот же Лев Диакон описывает его так: «Он был малого роста, но с широкой грудью и спиной; в нем таилась гигантская сила, руки обладали ловкостью и непреодолимой мощью...

Говорят, он выстраивал в ряд четырех скакунов и, птицей мелькнув над тремя из них, садился на последнего.

Он так метко направлял дротик в цель, что тот пролетал через отверстие величиной с кольцо...

Он клал кожаный мяч на дно стеклянной чаши и, пришпорив коня, проносился на полном скаку, ударяя по нему рукоятью копья так, что мяч подпрыгивал и устремлялся в воздух, чаша же оставалась целой и не двигалась с места».

Вообще, по мнению летописца, единственным дефектом Цимисхия была любовь – чрезмерная на взгляд Льва Диакона – к выпивке и женщинам. Ну, что ж! Вполне мужские грехи. И конечно, как всякий греко-армян, Иоанн был хитроумен. Весьма.

Вот такой человек противостоял Святославу.

«За малъмъ бо бе не дошьл [Святослав] Цесаряграда»

Для отпора Святославу Цимисхий приказал собрать войска со всей империи, оголив даже всегда беспокойную восточную границу. Следует отметить, что середина X века была достаточно удачной для Византии и военно-экономическая мощь империи стояла на высоте, во многом благодаря как усилиям императора Никифора, так и самого Цимисхия.

Но не даром за Святославом укрепилось прозвище – Александр Македонский Восточной Европы! Святослав смог привлечь к военному противоборству с Византией, помимо давних союзников венгров, вновь согласившуюся пойти на «дружественный контракт» печенежскую конницу и присоединить к войску отряд из расположенных к Руси болгар.

По данным византийских авторов киевский князь вел за собой летом 970 года 60 тысяч человек, не считая союзников. Впрочем, авторы эти всегда страдали преувеличениями. Русские и союзные войска перешли в широкое наступление по всей северной границе Византийской империи. Они перешли Балканы и оказались в «Долине роз» бассейна Марицы.

В решающей битве с войсками Цимисхия Святослав одержал победу.

Именно в этом сражении, когда наши отряды на мгновение дрогнули под натиском ромеев, прозвучали бессмертные слова:

«Не посрамим земли русской, но ляжем костьми. Мертвые сраму не имут…».

С боя был взят Филиппополь (современный Пловдив), и союзники дошли до Аркадиополя.

«За малъмъ бо бе не дошьл [Святослав] Цесаряграда».

До Царьграда оставалось всего четыре дня пути по равнине[8].

Наступление наше остановилось. В исторической перспективе – навсегда!

Иоанн был вынужден срочно заключать мир на любых условиях. А они, как поминалось, были со стороны русского князя таковы: либо огромный выкуп за завоеванные русскими войсками города, либо уход греков из Европы, «им не принадлежащей», в Азию.

В противном случае Святослав грозил поставить свои шатры «пред Цареградскими воротами». И щитов пока еще в русском войске хватало.

Но хитроумный византиец в дипломатической игре сумел переиграть Святослава.

Иоанну надо было любой ценой выиграть время. Оно однозначно работало на него. Военные ресурсы империи отнюдь еще не были исчерпаны, а за зиму вообще могли увеличиться чуть ли не втрое.

Дружина же Святослава, измотанная непрерывными 6-летними походами и боями − вспомним только 8-ми тысячеверстный путь за спиной! − таяла, а пополнить ее было нечем. Мобилизация случайных союзников, а тем более наем «контрактников», формально увеличивая княжеское войско, безнадежно понижали его качество.

«Наемник – бежит, потому что наемник!» − предупреждает Евангелие [Ио.10,13].

Поэтому базилевс обещал все – во всяком случае − дань, ну, не всю сразу, разумеется – надо же время, чтобы поскрести по сусекам. Но крупные суммы были выплачены на месте и наличными. Были признаны и все приобретенные русами позиции на Дунае.

Военные действия были прерваны.

Наступление русских легионов на Царьград остановилось. Как оказалось – навсегда! ‒ c точки зрения на Босфор и Дарданеллы в исторической перспективе.

Доростол

Русские отряды вернулись на Дунай. Союзники за зиму разбрелись.

В пасхальные дни 971 года Цимисхий, совершив молниеносный марш-бросок через никем почему-то неохраняемые горные перевалы, и отнюдь не объявляя, подобно русскому варвару, «Иду на Вы!», обрушился во главе своих «безсмертных» − лучшей в Европе панцирной конницы – на оставленное союзниками русское войско.

Некоторое время война шла с переменным успехом, но, в конце концов, сказалось подавляющее численное превосходство противника и отсутствие конницы у русов. Остатки наших войск были осаждены в крепости Доростол (ныне Силистрия) на Дунае.

Выход из Дуная запирало 300 кораблей имперского флота, вооруженных греческим огнем.

Это был конец – по всем известным канонам войны.

Можно было только обсуждать более или менее почетные условия сдачи, и надеяться, что торжествующий победитель их выполнит. Это было бы разумно и цивилизованно.

Именно этого ожидал, вероятно, два с лишним месяца, Иоанн Цимисхий безуспешно осаждая Доростол. Дикие русы, не имеющие видно никакого правильного понятия о ведении войны, не только не желали сдаваться, но вновь и вновь выходили за пределы крепостных стен, пытаясь прорубиться сквозь бронированные ряды византийской конницы и пехоты.

И хотя ряды русов раз от разу редели, осаждавшим эти выходки тоже на пользу не шли и здоровья не прибавляли. Лишних войск у базилевса больше не было. Даже в Сирии.

После вылазок славяне устраивали погребальные костры для павших воинов − сюжет знаменитой картины Генриха Семирадского, − среди которых были и женщины.

Верные русские подруги не оставили своих парней до конца.

Впрочем, чему ж удивляться. Еще в XIX веке, после двух веков крепостного права, в обычной русской деревне, каждая вторая − то коня на скаку остановит, то еще чего похлеще выкинет, да и в наше мутное время сохранились такие, что лучше с танком или с БМП столкнуться на узкой дорожке.

Тризна под Доростолом. Генрих Семирадский

Надо думать, каковы были русские дамы на заре нашей истории.

У нас нет обычая бегством спасаться!

Свой последний отчаянный прорыв русы начали в день Перуна, 22 июля 971.

Вечером 21-го, накануне, Святослав созвал комент − военный совет.

На нем некоторые военачальники наши, зная, что нет практически никакой надежды победить ромеев (численное превосходство минимум в три раза), советовали Святославу воспользоваться темной ночью и уплыть на ладьях.

Святослав ответил ‒ запомните!

«Погибнет слава, сопутница Русского оружия, без труда побеждавшего соседние народы и, без пролития крови, покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим римлянам.

И так, с храбростью предков наших и с тою мыслью, что Русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу.

У нас нет обычая бегством спасаться в Отечество, но или жить победителями или, совершив знаменитые подвиги, умереть со славой»[9].

Начало битвы так отобразил Лев Дьякон, отнюдь не симпатизировавший русам:

«В шестой день недели, 22 июля при заходе солнца [русы] вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг…».

Натиск русов, предводительствуемых самим князем, «с бешенством и яростью стремящегося на наших воинов – продолжает Лев Дьякон – и ободряющего полки свои», был столь стремителен, что ромеи дрогнули.

И тогда Иоанн Цимисхий, сияя золотом доспехов, сам повел своих «безсмертных» в атаку.

Святослав был ранен в этом бою. Но решительной победы не было ни у кого.

На другой день на берегу Дуная – Истра греческих хроник − произошла личная встреча императора ромеев с прославленным киевским князем, описанная Львом Дьяконом и упомянутая нами выше.

Напомним только, что, Иоанн, стремясь поразить славянского полководца великолепием царского убора, был не менее поражен простотой одежды Великого князя и всем его сумрачно-величавым обликом.

По мирному договору Святослав освобождал Болгарию и уходил с Дуная, но все остальные его завоевания в Причерноморье и Поволжье оставались за ним – за Русью.

Ромея даже соглашалась выплачивать Руси обычную дань согласно договору 944 года, заключенного еще при князе Игоре – папе нынешнего князя.

Последний бой Святослава

Византийцы пропустили русские ладьи с Дуная, но к холодам дружина смогла добраться только до устья Днепра, где и состоялась последняя зимовка – голодная и холодная. Только небольшой отряд, во главе с воеводой Свенельдом ушел в Киев за подкреплениями.

До сих пор много неясностей окружает покровом тайны последнюю зиму князя-воина и его верных солдат.

Не вдаваясь в разбор гипотез, скажем только, что во время прорыва в Киев весной 972 года, в районе днепровских порогов, где ладьи приходилось тащить волоком, оставшихся храбрецов поджидала печенежская засада.

Русский отряд был окружен и в неравном бою уничтожен. Святослав, естественно, по тылам не ховался и, как полагается, погиб в бою.

Печенежский вождь, с хорошим печенежским именем, Куря, сделал из его черепа чашу, оковав в золото и украсив прочей бижутерией. Видно думал, чудак, стать таким же великим воином.

Хотя конкретно ему – Куре ‒ чаша эта счастья не принесла и Куриную жизнь его надолго не продлила.

Но это уже другая история.

Таков был конец Святослава, а с ним и первой русской имперской мечты.

А почти тысячу лет спустя, при строительстве Днепрогэса, в районе днепровских порогов археологи нашли на дне Днепра немало русских прямых мечей, так хвалимых иностранными специалистами, – молчаливых свидетелей последней битвы и безсмертной славы первого великого полководца Великой России и его воинов.

Перед боем. Павел Рыженко

Недавно автору довелось слышать от сведущих людей, о возможном тайном крещении Святослава перед последним возвращением на Дунай.

Не считая возможным и уместным обсуждать сдвиг в душе Великого Князя Святослава, отметим только, что этот факт − буде он имел место – позволяет в совершенно ином ключе объяснить и его последнюю голодную зимовку, и отсутствие подкреплений из Киева, и последний бросок на север весной 972 года.

ИСПАНСКАЯ ГРУСТЬ – 2

Рум и Андалус

Но что любопытно, история Дружины еще имела свое продолжение. Оставался гарнизон Святославовых дружинников в Киеве из числа тех, что привел воевода Претич в 968 году, спасая город от печенегов, и Свенельд осенью 971 года.

Стояли войска в Тьмутаракани, Белой Веже и других городах.

Со смертью своего вождя и кумира, многим из них показалось слишком тихо и скучно на Руси, да и новые лидеры не всегда ценят заслуги ветеранов. Короче, зашумел в ушах ветер дальних странствий, а в душе вновь шевельнулась испанская грусть. Дорога на Запад была известна давно – вспомним бросок на Севилью 844 года.

Да и с боевыми друзьями встретиться захотелось. Теми, кто, выполняя тайный приказ Святослава, еще в конце 60-х отправились в «Рум и Андалус», как свидетельствуют многие заинтересованные, или, может быть, затронутые этими отправившимися, историки[10].

«Опять зашевелились проклятые ал-Маджус ал-Уржани, и по своему обыкновению[11] устремились к западным берегам ал-Андалус» − пишет арабо-испанский историк Ибн ал-Идари. Задумано − сделано.

Командование с пониманием восприняло прошение изнуренных “службой” ветеранов Дружины о долгосрочном отпуске для поправки здоровья в южных краях.

Рум и Андалус – не правда ли звучит поэтически? А если ввести современную географическую терминологию, то Рум-Византия – это солнечные Кипр и Крит, Эгейское море, знаменитые Мармарис и Анталья и прилегающие районы Малой Азии, куда так любили византийские императоры отправлять прибывающих северных витязей для поправки здоровья и настроения.

Конечно, в те мало культурные времена, когда не было ни VISA-cards, ни системы «all inclusive», прежде чем сесть на террасе отеля – по-тогдашнему замка – с бокалом фалернского или рейнского в руке, и безмятежно переводить взор с печеных лангустов перед носом, на изумрудно-зеленое − по мнению Гомера − море и вершины снеговых гор – ну, допустим по правую руку, приходилось изрядно потрудить эту самую руку, да и левую тоже. Как сказал поэт:

«Наточил он свой меч боевой;

И покрыт он щитом; и топор за седлом

Укреплен двадцатифунтовой».

Ну что ж, даже общение с красавицами «Тысячи и одной ночи» и хороший коктейль перед сном, настоящий мужчина должен завоевывать в непрестанной борьбе с жизненными сложностями.

Но нет, ни золотые пески Анталии, ни красоты Эгейского моря, ни развалины дворца Миноса с остатками древнего Лабиринта на Крите, который примерно 10 лет назад отбили вместе с византийцами у арабов, не влекли на сей раз суровых ветеранов Святослава. Опять охватило варяжско-запорожские сердца знакомое с 844 года чувство. Оставив небольшую группу во вновь дружественной Византии, основная часть отряда направила носы моноксилов дальше к Геркулесовым Столпам, в далекий Андалус.

Напомним ещё раз, что по единодушному свидетельству всех историков, русы были великолепными моряками, в отличие от арабов и персов. Сень стяга Святого Андрея Первозванного уже тогда осеняла наши корабли. Проплыв Геркулесовы Столбы, челны повернули направо, и, не останавливаясь в занятых мусульманами областях, высадили русский десант на северо-западе Испании, в христианской Галисии.

Что потянуло наших предков в Галисию доподлинно неизвестно. Может обида на земляков-христиан в Киеве, а может, и какой-то секретный приказ выполняли. Ведь в руководстве армии и разведки со времен княгини Ольги было немало тайных христиан.

Вот и захотели проверить, где и как изучают богословие испанские клирики, и почему из Испании уже не одна ересь за Пиренеи пролезла, а пресловутое «Филиокве» даже в римский Символ веры угодило.

Фактом остается, что в Галисии в течение трех лет, по старому русскому обычаю, справляли бойцы тризну по любимому князю, подобно тому, как много лет спустя, справлял «поминки по Остапе» в ляшских монастырях и костелах их дальний потомок – русский богатырь и запорожский козак Тарас Бульба.

Массу внимания к себе при этом привлекая.

Может, опять же искали встреч с кем-то. Кажется вот мне, что не мог бесследно уйти в никуда первый русский десант на Пиренеи 844 года.

Во всяком случае, беспристрастные источники свидетельствуют о том, что после трех лет бесплодных переговоров, то с бешено-веселыми − в боях, то задумчиво-грустными − на пирах и тризнах интуристами, герцогу Гонсало Санчесу удалось придти с ними к приемлемому консенсусу.

После чего, русы в полном составе погрузились на корабли и уплыли в неизвестном направлении. Некоторые, впрочем, остались. Но дальнейшее присутствие свое предпочли не афишировать.

Á propòs, читатель должен представлять себе к какому типу войск принадлежал, и какими боевыми качествами обладал воинский контингент, который после трех лет непрерывных боев в полном отрыве от своих баз, сохранил практически полностью личный состав, оружие и транспортные средства? А насчет неизвестного направления… Для противника оно и должно быть неизвестным. А так – не бином Ньютона!

Дан приказ ему на Запад…

До Геркулесовых Столпов эскадра дошла без приключений, а у Гибралтара, после недолгого совещания командного состава, разделилась на две неравные части. И поплыли эти части в диаметрально противоположенных направлениях.

Меньшая – повернула налево, на восток, и через две недели, не привлекая к себе лишнего внимания, очутилась в тихой безлюдной бухте западного побережья Италии. Здесь личный состав высадился на берег и растворился среди местного населения. Благо − за три года в просвещенной Европе − и языки успели освоить, помимо привычных русского и греческого, и прикиды с прическами поменять.

Так что первоначальное внедрение прошло без сучка и задоринки.

Теперь предстояла привычная трудная работа. В замке на Старокиевской ждали информацию о тайнах папского двора.

Вторая часть эскадры развернулась на запад и будущим маршрутом великого генуэзца отправилась в будущую Америку. В тот период, в определенных русо-варяжских кругах, известную как Винланд.

Видимо именно в этой группе посланцев далекой, но близкой Руси, оставались самые упертые «перунисты», поскольку именно с этих пор появляются свидетельства о культе Перуна на Американском континенте.

Отсюда же берут начало легенды о белокожих бородатых богах, приплывших с Востока, и по сей день хранимые в Центральной и Южной Америках от Мексики до Перу. Об этом упоминают как первые испанские хронисты походов Кортеса и Писарро, так и многочисленные современные авторы, в числе которых известный и уважаемый автор «Кон-Тики» Тур Хейердал.

Лев Николаевич Гумилев, вопреки собственному признанию распространения культа Перуна по ту сторону Атлантики, считает почему-то, что западная часть экспедиции не достигла своей цели из-за частых в то время года штормов, и остатки ее покоятся на дне океана.

С этим утверждением уважаемого и любимого мэтра позволю себе не согласиться. Достигла, будьте уверены, в полном составе и благополучно!

И сказала свое веское слово от Атцекии до Инкляндии. А что следов лишних не оставила – так какая нормальная разведка оставляет следы?[12]

И хотя по всей человеческой логике это был поистине «forlorn hope», в английской военной терминологии – «отряд, выполняющий особо опасное задание, или обреченный на верную гибель» − с потомками его у нас уже была встреча на Юкатане.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО.

ЕВРАЗИЙСТВО И ПРАВОСЛАВИЕ В РУССКОЙ СУДЬБЕ

Опыт Империи

Пути на Восток были расчищены

Многое из рассказанного выше звучит непривычно, да и источники прямо скажем, не то, что на дороге не валяются – в архивах днем с огнем не сыщешь.

Однако задача исторический науки, как справедливо заметил Л.Н. Гумилев, состоит не только в том, чтобы констатировать известные факты, но еще, и особенно, в том, чтобы путем анализа и синтеза устанавливать факты неизвестные, и в источниках не упомянутые.

Этому принципу мы постараемся следовать и впредь.

Краткое, но блистательное княжение Святослава до сих пор в полной мере не оценено в его значении для дальнейших судеб России.

Результаты даже первого Восточного похода 964-966 годов совершенно исключительны по своему всемирно-историческому и геополитическому значению.

Огромная паразитарная нео-Хазарская Империя, державшая в своих руках все выходы из Восточной Европы на Восток и обратно, была разгромлена и навсегда стерта с политической карты Евразии, а Русь-Россия надолго − до последних времен − была освобождена от угрозы нео-«хазарского» нашествия.

Даже неуспех Святослава закрепиться на западном побережье Черного моря не изменил конечного грандиозного результата[13].

Пути на Восток были расчищены. Перестала быть враждебным заслоном Волжская Болгария. Саркел и Тьмутаракань, два важнейших города Юго-Востока Европы стали русскими центрами.

А русский язык надолго стал международным языком всей причерноморской степи.

Так Ал-Беруни − арабский географ XI века − утверждал, что главнейшие из племен севера говорят по-русски, называя среди них печенегов, половцев и остатки хазар – неразумных[14].

Князь Глеб, праправнук Святослава и сын Святослава. Опыт диспута

Изменилось соотношение сил в полувизантийском, полухазарском Крыму, где Керчь – Корчев − стала русским городом.

Спустя сто лет в 1067 году князь Глеб, праправнук Святослава и сын Святослава, но Ярославича – второго сына Ярослава Мудрого, измерял шагами замерзший Керченский пролив, и оставил знаменитую запись о том, как он «мерил море по льду от Тьмутаракани до Корчева», как бы отмечая 100-летний юбилей великой русской победы[15].

К слову сказать, этот князь Глеб был вообще славный малый и душа общества с большим чувством юмора.

Так, будучи переведен отцом из Тьмутаракани на княжение в Великий Новгород, он в 1071 году принял участие в научном диспуте с главой местных волхвов, неожиданно вылезших из своих нор по всей земле русской и подбивавших народ на мятежи против Церкви и властей.

Во время дискуссии Глеб Святославич задал кудеснику вопрос, знает ли он будущее.

‒ «Знаю все» – гордо ответил тот.

‒ «А что будет с тобой сегодня?» − спросил князь.

‒ «Чудеса великие сотворю» − пророчествовал волхв.

Тогда Глеб вынул из-под плаща топор и, под бурные аплодисменты присутствующих, зарубил волхва, доказав тем самым, что ясновидцем тот был хреновым.

Отрукоплескав, «люди разошлись» − по свидетельству летописца, − вылавливать и тащить на правеж подельщиков неудачливого диспутанта, дабы не обманывали впредь народ, и не вводили в соблазн.

Так, благодаря остроумным и решительным действиям власти, намечавшийся мятеж был подавлен – в буквальном смысле − обезглавлен, в зародыше[16].

Святослав Великий – импульс империи

Но мы вновь отвлеклись. Вернемся от достойного правнука к пращуру − Святославу I Великому. Именно при нем власть киевского князя усилилась настолько, что он самовластно распоряжался на огромной территории, что не снилось его предшественникам, и что, увы, не смогли долго удерживать в руках его потомки, пока в их чреде не появились упрямые московские князья.

Только благодаря этой власти смог Святослав выставить на Дунай большую армию. Только располагая силой всей русской земли, мог он выдержать трехлетнюю войну на Дунае с сильнейшим европейским государством Византией[17].

Грандиозность планов Святослава превышала − и многократно! − тогдашние возможности Русской державы, но именно его походы дали импульс, вылившийся в конечном итоге в расширение границ России от Балтийского моря до Тихого океана и от гор Памира до океана Ледовитого.

Возникший при этом субконтинент принято сейчас обозначать словом Евразия, не только потому, что он объединяет огромные территории, как Европы, так и Азии, но также потому, что он представляет географическое единство, столь же отличное от Европы, как оно отлично от нероссийских частей Азии. Это географическое единство может быть характеризовано, как единство приполярной, лесной и лесостепной зон к Востоку от 0° изотермы января – т.е. примерно к востоку от Вислы[18].

Евразийская идея и Россия

Успехи Святослава в создании первой русской евразийской империи, равно как и трагический финал его усилий, заставляет задуматься о необходимых условиях существования любой устойчивой Евразийской государственности.

Великие евразийцы первой волны Г.В. Вернадский, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий и развивший их идеи уже в наши дни Л.Н. Гумилев отмечали, что в исторической ретроспективе государства, охватывающие собой сколько-нибудь значительные пространства Евразии, необходимо имеют общие черты внутреннего политического строя.

А именно.

1. Освоение больших пространств – притом пространств − степных или лесостепных − требует крепкой государственной организации, сильной и жесткой правительственной власти.

Только исключительно крепкая государственность могла держаться в Евразии в течение веков на сколько-нибудь значимом ее пространстве.

Всякий раз, когда на евразийской почве вырастала государственность иного типа, подобно «федерации» русских княжеств после Ярослава Мудрого, да еще с вечевой формой правления, ее ждали неизбежные внутренние розни и скорый военный крах перед лицом мало-мальски серьезного противника.

2. Устойчивая евразийская форма государства и власти − форма военной империи.

Таковыми были державы Скифская, Гуннская, Монгольская. Такими были Московское царство и Всероссийская империя.

3. Крепка и жизненна, Евразийская держава оказывалась, однако, тогда и только тогда, когда правящая верхушка не отрывалась от народной массы, и ее почвенные силы питали власть.

С внутренней стороны обязательным условием этого единства является наличие единого и целостного мировоззрения. Только такое мировоззрение способно сохранить нерушимым литургическое сознание народа, в широком смысле понимаемое как творение народом общего дела.

С внешней стороны – достаточно гибкая организация, обеспечивающая возможность диалога правительства и народа, типа монгольского курултая и Земских соборов Московской Руси.

4. Организация евразийского государства – в соответствие с пространственными его размерами – тесно связано с военной организацией. Организация армии превращается в глубокую социальную проблему. Изменение форм военной организации часто совпадает с социальными сдвигами, и наоборот[19].

Об актуальности евразийской идеи для настоящего России, и ее значимости для нашего будущего, если мы хотим сохранить эту страну, а русскому человеку без нее не жить, свидетельствует бешенство – не побоимся этого слова – охватывающее нынешних властителей дум и средств массовой «информации», при любом публичном упоминании этой идеи. Даже, а может быть, тем более, если упомянувший является Президентом России[20].

Например, 10 октября 2000 года Владимир Путин, выступая в Университете имени Льва Гумилева в дружественной тогда Астане, имел неосторожность сказать доброе слово о самом Гумилеве и, что хуже того, о той самой евразийской идее.

В частности, он сказал:

«Льва Николаевича Гумилева многие называют великим евразийцем нашего времени. Он и историк, и этнограф, поэт, человек энциклопедических знаний. Лев Николаевич обо всем судил по высокому счету истории.

Его научные труды стали ярким вкладом не только в развитие исторической мысли, но и в утверждение идей вековой общности, взаимосвязанности народов, населяющих огромные пространства Евразии: от Балтики и Карпат до Тихого океана.

Инструктивный заряд, который несут в себе евразийские идеи, особенно важен сегодня».

Президента немедленно одернули. Как нашкодившего школьника.

Так, «популярный деловой журнал» «Профиль» в №45 от 27 ноября 2000 года, в статье «Великий шелковый Путин», устами одного из своих авторов – шибко умного и образованного небось, с претензией даже на некоторое остроумие – строго указал Президенту на его − анти-либеральное и не прозападное высказывание.

Правда, постарались найти и смягчающие вину обстоятельства. Основным из них было то, что идею эту, ложную и вредоносную, в президентскую голову (по мнению «Профиля» − видно пустую по природе) «начитанные референты и спичрайтеры» подсунули.

Допускалось также, что захотелось «отставному чекисту» в годы перестройки какую-нибудь книжку прочесть, а ей, как назло, Гумилев оказался. Первой любовью стал. Ничего не попишешь. Но просветить Путина все же «Профиль» постарался.

Что и историк-де Гумилев никакой. И мыслитель аховый. И евразиец-то второй свежести. А сами эти евразийцы – волки позорные! – изначально были помесью (гибридом) коммунистов российских и фашистов итальянских, (а после и германских – само собой!). Красно-коричневые отродясь. Вдобавок – православные.

Ну, нелюди просто!

Слова же Президента: «В России с особой теплотой чтут память Льва Николаевича Гумилева», − вызвали к жизни пассаж, что де «чтут ее главным образом читатели газеты “Завтра” и журнала “Наш современник”». Сейчас, должно быть и РНЛ бы добавили.

Надеется, надеется «Профиль» и иже с ним, что кроме указанных читателей русских людей в России не осталось.

Радует, однако, что не на всех окрики «профилей» действуют.

Например, в учебнике русской истории для Финансовой Академии при Правительстве РФ, во Введении содержится такой абзац:

«Среди современных ученых [выделяется] уже упоминавшийся профессор Л.Н. Гумилев (1912-1992), выдающийся историк, евразиец, в трудах которого изложена теория этногенеза и пассионарности.

Воззрение Гумилева – сложная система, в которой взаимодействуют не только локальные объекты (человек, народы, государства, этносы, суперэтносы), а Космос и Биосфера Земли в целом.

Это высшее достижение современной науки в области истории человечества»[21].

Радует также и то, что Президент наш оказался вполне устойчив в своих симпатиях.

В своем выступлении на Евразийском форуме 18 июня уже 2004 года он сказал, что идеи Льва Гумилева овладевают массами. «А массы потом претворяют их в жизнь».

Сказанное вызвало раздражение на сей раз уже у почтенного «Коммерсантъʹа» в №109 от 19 июня того же года.

Так что не сомневайтесь господа-товарищи!

Евразийство – один из компонентов будущего России, если оно у нее вообще будет. Доказательство от противного вам приведено.

С точки зрения вечности

В связи с высказанным, представляется уместным поставить вопрос о Евразийской государственности в более общей форме. Так сказать «Sub specie aeternitatis» − с точки зрения вечности.

Поскольку целью и смыслом жизни христианина является подготовление себя земными трудами к Царству Небесному, то очевидно небезразличным представляется устройство Царства Земного, в котором эти труды воплощаются.

И тут на первый взгляд парадоксальным и вместе с тем очевидным образом, оказывается имманентная связь Империи на просторах Евразии, с ее неизбежным напряжением сил и определенным ограничением прав граждан (подданных), и Православия, как наполняющего Империю миросозерцания.

Мы говорим именно о Православии, поскольку только оно до сих пор (в идеале!) не потакает человеческим слабостям (грехам), а выправляет их (или указывает пути к этому), то есть тоже в определенном смысле умаляет права тех самых граждан, в то же время, не лишая их воли.

Следовательно, для подданных этой гипотетической Евразийской Империи естественной государственной идеей, обеспечивающей ее – Империи − внутреннее духовное единство, является Православие и наоборот.

Для земного воплощения Православия идеальной устойчивой государственной формой является именно форма Евразийской Империи.

Поэтому Россия – до 1917 года – случайно или нет – являлась настолько же идеальной формой для земного воплощения Православия, насколько она уже в наши дни не годится в члены Всемирной Торговой Организации, что так убедительно показал А.П. Паршев в своей замечательной книге «Почему Россия не Америка».

В рамках указанной парадигмы представляется естественной следующая периодизация русской истории, начиная с ее первого имперского воплощения:

− 1-й период: Святослав – создание геополитического образования с начатками евразийского самосознания – империи, но без имперской идеологии. Следствие: распад со смертью вождя. (Аналог: Империя Александра Македонского);

− 2-й период: Владимир Святой – Ярослав Мудрый – наполнение геополитических рамок державы Святослава (в урезанном виде) духовным содержанием. Однако новая идеология не становится задачей и целью государства, оставаясь частным делом граждан;

− 3-й период: потомки Ярослава до Московских князей ‒ de facto: федерация или конфедерация с православной идеологией. Результат: военный крах;

− 4-й период: Московское княжество, начиная со Святого Даниила, перешедшее в Московское царство до Петра I.

От Александра Невского до Алексея Михайловича – время целостного миросозерцания; власть глубоко ощущает свои исторические задачи. Идеология Православия, создавшая Империю. Синонимами становятся слова: русский и православный. Москва – Третий Рим. Русь − хранительница Православия, а значит и Вселенной.

Период фактически окончен, оборван реформами Алексея-Никона 1653-1666 годов, вызвавшие непреодоленный в полной мере до сих пор раскол литургического сознания русского народа[22].

Помимо религиозного аспекта был сменен вектор геополитики с Амура и Тихого океана на Босфор, что закрыло России возможность выход к теплым морям уже в XVII веке;

− 5-й период: Петр I − 1917 год. Воссоздание разрушаемого расколом царства, прорыв хотя бы к Балтийскому морю и создание Империи, 300-летие которого будем отмечать в следующем году.

Рост внешнего могущества Империи. К концу XIX века Государство Российское охватывает почти всю Евразию.

Но Православие перестает быть смыслом существования Империи. Остается только одним из средств достижения земных целей. Причем вина в этом отнюдь не Петра Великого, на которого действительные виновники как обычно «перевели стрелки».

Результат – потеря иммунитета перед заразой враждебных идеологий. Самораспад. Только русский народ, отступившись от Православия, смог погубить Россию. Но и помощничков добровольных было не счесть;

− 6-й период: СССР: 1922-1991 гг. Химера. Искусственная, чуждая идеология в готовом теле Империи. Вариант нео-Хазарии. Попытка Сталина реализовать «русский вариант» большевизма была оборвана XX съездом и естественно возникшем вслед за ним застоем.

Победа в Отечественной Войне и прорыв в Космос – последние победы русского народа − инерция Империи и несомненная заслуга Иосифа Виссарионовича Сталина.

Крах и распад в результате измены правящей коммунистической верхушки. Не могла не изменить – так с 1953 года подбиралась;

− 7-й период: Эр Эф-ия Ельцина: 1991-2000 гг.

Смешение худших черт 3-го и 6-го периодов в максимально губящих страну и народ сочетаниях: полуконфедерация с антисистемной идеологией.

Вариант Химеры. Нео-Хазария в практически чистом варианте.

Независимыми социологами давно отмечено, что, происшедшая в нашей стране приватизация «по-Ельцину-Чубайсу», имеет единственную в мировой истории аналогию.

Аналогией таковой является раздача завоевателями древности и средневековья собственности покоренного чужого, подчеркнем, государства «верным» соратникам и сподвижникам.

Выводы делайте сами господа. Если время будет;

− 8-й период: РФ сейчас. Камо грядеши, Русь?

Но это все ждет Святославову Русь в будущем.

А сейчас от великого отца, создавшего тело первой Русской Империи, перейдем к великому сыну − Владимиру Святославичу, сумевшему влить в намеченные геополитические рамки мощное идейное содержание – миросозерцание Восточного Православия[23].

Впереди – Крещение Руси!

Ваше слово, князь Владимир.

Продолжение следует