Одним из ключевых элементов в «национальном инжиниринге» был, конечно, язык. Язык – душа всякого народа. Еще раз отметим, что общерусский язык для белорусов был и является своим родным: предки белорусов (как и малороссов) приняли живейшее участие в создании высокого русского койне в XVII веке, белорусы же XIX века совершенно ясно его понимали и принимали, органично сочетая своё белорусское деревенское наречие с языком Пушкина и Достоевского, петербургско-московской аристократии. Язык белорусов усердно изучали великоросские этнографы, а вскоре – и сами белорусы во главе с отцом белорусистки академиком Евфимием Карским, который научно изучил, описал и доказал белорусский язык как наречие общерусского языка, а белорусов с их культурой – как этнической ветви общерусского народа. За что подвергался травле вначале со стороны «адраджэнцев» (националистов), а вскоре – со стороны русофобской большевистской номенклатуры.
Но это, очевидно, совсем не то, чего от языкового вопроса ждали (и доселе ждут) в Лондоне, Париже, Вене и Варшаве. Поэтому усилиями польско-католической шляхты даже не на белорусских землях, а в польском Вильно, была проведена работа по созданию «нацыянальнай мовы» на основе диалекта обрусевших балтов-католиков Виленского края с полонизированным говором и обильным насыщением полонизмами (особенно в плане высокой лексики). Естественно, первоначально на польской латинице. Тогда проект сразу научно раскусили: «Задача изданий деятелей круга “Нашей Нiвы” заключалась не в том, чтобы дать белорусской народной массе полезное чтение на понятном ей языке, а в том, чтобы создать новый вид русского языка из смеси белорусских наречий с польским языком и поддержать мысль об обособлении Белоруссии». В целом же, «идея отщепления от общерусского ствола его белорусской ветви и создание из нее особой белорусской нации вынырнула из недр PPS (польской социалистической партии) и первоначально нашла воплощение в “белорусской громаде”, фактически служившей здесь, на почве Белоруссии, филиальным отделением PPS. “Белорусинство” пользуется поддержкою и защитою поляков, которые использовали естественную и понятную любовь каждой округи, не говоря уже о народной разновидности, к своему наречию, к своему быту в антирусских целях. Именно польские радетели о благе белорусов пытаются выработать хоть подобие, хоть видимость общего белорусского литературного языка». Так еще в 1907 году писал ученый-славист Платон Кулаковский, сын священника из Паневежиса Ковенской губернии.
Следует сразу отметить, что этот проект, продолженный далее «адраджэнцами» из тех же шляхетско-католических кругов, полностью провалился: даже ко времени революции издания на «мове» читал круг людей численностью в рамках арифметической погрешности, такой же была и доля сторонников шляхетской «Белорусской Социалистической Громады» – alma-mater отцов БНР, членов Центральной Рады и «Второго Всебелорусского конгресса» во время гитлеровской оккупации, позднесоветского БНФ и Координационного БЧБ-совета: все поколения русоненавистнических прозападных коллаборационистов. Как достоверно известно исторической науке, православные белорусы (как и малороссы), в подавляющем большинстве священники и крестьяне, едва ли не поголовно поддерживали «правые» русские православно-монархические политические движения, а, как жаловался тот же Довнар-Запольский, белорусские крестьяне были, наряду с кубанскими и донскими казаками, самым непробиваемым верноподданным классом во всей пестроте Российской Империи.
Однако, к сожалению, захват власти масонами-февралистами, а потом их продолжателями большевиками положил начало описанному выше разрушительному процессу извращения народного самосознания. Причём главное в нем было – именно лишение религиозного ядра народного духа, за которым легко утрачиваются все ориентиры народа – как исторической памяти, так и нравственные и политические. Хотя белорусы оказались и более стойкими, чем малороссы-украинцы, секуляризация и долгое воздействие ложных учений и течений сильно сказались и на них. Особенно деструктивной является корпоративная среда историков и филологов (речь, разумеется, о белорусской истории и филологии), преобладающая её часть: в ней со студенческих скамей воспитывается именно прозападно-националистический дух (враждебно настроенный к русской государственности, русскому языку и весьма часто, порой латентно, к Русской Церкви), который через системы образования (в том числе школьного) и культуры транслируется далее в широкие народные массы и влияет на государственную политику, самосознание и дух всего народа, – сея в нём неприязнь к Православию, Русскому миру и тягу на Запад, подрывая само народное единство белорусов и распахивая врата перед «ценностями» либерального глобализма.
Следует отметить, что западноевропейская секулярная элита и мысль (формально приверженная голому рационализму, но почти вся включенная в тёмную масонскую мистику) занималась не просто «созданием новых наций» и изобретением национальных мифологий, но попыталась изменить само понятие о народе (нации – от лат. natio – племя, народ; nasci – рожать; natura – природа). Хотя народы (нации, роды-племена) существовали тысячелетиями, происходя от описанного в Библии Вавилонского столпотворения и сочетая в себе кровное и духовное (язык, религия, культура) начала, западные учёные (точнее идеологи-манипуляторы) выдвинули тезис о том, что нации появились-де только в Новое время в условиях капитализма и буржуазной демократии: то есть, традиционные «непросвещённые» сословия христианского священства и книжников, аристократии и особенно «тёмного» крестьянства национального самосознания якобы не имели.
На самом деле, повторимся, в эпоху «Просвещения-Модерна» европейские нации не возникли, а религиозно заменили в собственных глазах Бога и Церковь и через это самопоклонение стали на путь вырождения и, уже в наше время, успешного растворения в интернациональном глобализме. Закономерно, что все «белорусские националисты» (адепты идеи «белорусы – нерусская нация») являлись и являются идейными западниками, глобалистами и вкупе последователями указанной западной «теории наций» в русле англосаксонской школы социального конструктивизма (или нацбилдинга) в духе постхристианского западного Модерна: безбожно отрицая Божественный Промысел и библейскую онтологию народов, они отрицают и Крещение (и просвещение) Руси как источник бытия триединого русского народа.
При этом в модерновую религию национализма вошёл догмат о необходимости для наций создать, помимо само-льстивой мифологии, ещё и свои исключительно национальные государства (с националистической идеологией), которые должны прийти на смену многонациональным христианским империям как союзам народов (в идеале, духовно единым) во главе с народом-ядром. Причём на первом, националистическом, этапе речь шла о максимальном растворении всех субэтнических особенностей в национальном моноядре (а заодно и поглощении всех зависимых наций вплоть до нацистских практик в апогее). А вот на втором, интернационалистическом, этапе речь пошла уже о растворении государствообразующего народа (нации) во всех окружающих (с доминированием англосаксонства) – создания «политических наций граждан», сливающих в одну максимально обезличенную и секуляризированную массу все народы, религии, языки, культуры, – чтобы на следующем этапе из новообразованных структур осуществить завершающее неовавилонское всесмешение (глобализм). Квинтэссенцией судьбы всех «политических наций» стала история французской, – рождённой сатанинской «Великой французской революцией» и превращённой к настоящему времени в «радужное месиво».
И если Украину прочно провели по первому этапу (вплоть до нацизма) с выходом на второй, то Белоруссии, в которой не удалось повторить украинский проект, стали настойчиво навязывать сразу второй путь: дескать, белорусский народ – это толерантная «политическая нация», в которой «сливаются в культурном равенстве белорусы, русские, украинцы, поляки, евреи» (логично продолжить: киргизы, таджики и, пожалуй, с учётом опыта 1940-х, немцы), а также «православные, католики, униаты, мусульмане, иудеи, протестанты, атеисты, язычники».
Вспомним ещё раз политическую программу польской партии краёвцев (для Кресов Всходних) начала XX в.: «Идеология краёвцев получила название “краёвость” (или “краёвая концепция”, “краёвая идея”) и базировалась на идее нации граждан, согласно которой все коренные жители литовско-белорусского региона (земель бывшего Великого Княжества Литовского), независимо от их этнической и культурной принадлежности, являются “гражданами края”». Эта польско-католическая программа «мультикультурной толерантности» предназначалась исключительно для режима «в оппозиции» для подавления православно-русского духа белорусов и общенародного подъёма и процветания: как только через несколько лет краёвцы-кресовцы оказались вместе с Западной Белоруссией в составе II Речи Посполитой, вся толерантность исчезла, а на её место вышла программа польской фашистской санации, этноцида белорусов.
Весь этот инфернальный постмодернизм, разумеется, не имеет ничего общего ни с действительностью, ни с благом для белорусского народа (как и для великороссов в Российской Федерации). Белорусский народ – это ветвь русского народа, столетиями пестовавшаяся Православной Церковью и культурой (последняя и сберегла народ от смерти в мрачную эпоху польско-католической оккупации XVI-XIX вв.). И это никак не отменяет того, что в белорусском государстве (как и в российском, а также Союзном государстве России и Беларуси) в качестве его равноправных граждан могут максимально мирно проживать представители разных народов (диаспор) и разных вер, языков и культур, образующих политический союз (государство).
Межнациональный мир и гражданское равноправие не требуют никаких химер в виде «многонациональных народов», «многонародных наций» и, наконец, «многонациональных наций». Беларусь – страна, в которой около 95% (на основной части – более 99%) составляют представители триединого русского (или «восточнославянского») народа, говорящие на одном языке, а потому является мононациональной. Что никак не отменяет дружелюбного отношения, равных гражданских и внутригрупповых культурных прав представителей национальных диаспор – не важно, составляют ли они 3% или 0,03% от численности населения. С одним условием: дабы таковые диаспоры не посягали на сам государствообразующий белорусский народ, его самосознание, духовный код, полноценное духовно-культурное возрождение, развитие и процветание. И сугубо – на историческую память белорусов: как это происходило в Беларуси до 2020-го, в частности, в отношении воссоединения народа в 1939 году: в угоду «дружбе» с Польшей и всем Западом.
Точно так же некогда в СССР были административно «забыты» преступления бандеровцев и разных других национальных нацизмов: под тем же предлогом «дружбы народов» – с самыми печальными последствиями. Подлинная же дружба народов и прочный межнациональный мир в государстве строится на правде, включая осуждение зла и покаяние, а не на её искажении, угодливом умалчивании, забвении народной памяти, смешении народов в «политические нации» и прочих «хитрых планах» и «стратегиях».
Но и сейчас белорусская историко-культурная память в Беларуси ещё сильно полонизирована. А во влиятельной (особенно на молодёжь) «негосударственной сфере» (ныне в Интернете), «свободу» которой тщательно оберегают и тёмные силы в российской и белорусской элитах, кресово-хлопоманская парадигма доминирует. В частности, до сих пор в Белоруссии государственно не культивируется память о Кревской, Городельской, Люблинской и Брестской униях как об исторических трагедиях и источниках бед народа Белой Руси, а создание Великого княжества Русского, народное восстание во главе с Богданом Хмельницким и освободительный поход (СВО XVII века) царя Алексея Михайловича, воссоединительные разделы Речи Посполитой 1772, 1793 и 1795 годов, воссоединение униатов с Церковью в 1839 году и политика деполонизационного возрождения народа 1860-х в Беларуси всячески «забываются». Между тем, последствия данного забвения ничем не отличаются от забвений воссоединения 1939 года, коллаборационизма 1940-х и народного подвига и Победы в Великой Отечественной войне.
Абсурдность же концепта «политической нации» легко устанавливается на примерах. Из неё следует, что получивший в Минске белорусское гражданство иммигрант-киргиз или литовец является для белоруса из Витебского района представителем своей нации, а проживающий несколько километрами восточнее (притом в условиях прозрачных границ) житель Смоленской области – представителем чужой нации. Меняет ли свою национальную принадлежность армянин, переехавший из Москвы в Минск? Чаще всего политическая «смена национальности» происходит (подобно гендерной) только с разного рода янычарами. И речь не идёт о приобщении представителей одного народа высоким ценностям, духу и целям другого, включая язык и даже религию (что характерно как раз для империй, а не национальных демократий). Так, армянин Петр Багратион и немка святая преподобномученица Елизавета вполне могли позволить осознавать себя русскими (причем по духовным, а не юридическим соображениям) без отказа от своих корней. Но точно невозможно считать представителями «белорусской нации» Януша Радзивилла, Адама Мицкевича или Марка Шагала, которые сами себя никогда к ней и не относили.
Та же самая ситуация наблюдается и с религиозной принадлежностью народа. Как бы ни говорилось, что белорусы – «поликонфессиональная нация», это не соответствует действительности. По свежим данным БИСИ, православными себя считают порядка 85% белорусов, в то время как католиками – около 6%. Притом около 3% (то ест, половину от католиков) составляют поляки. Еще 1-2% составляют протестанты, а большинство из оставшихся – атеисты. В Польше также около 1,5% православных граждан (включая этнических поляков), что не делает Польшу поликонфессиональной нацией и государством.
И совершенно справедливо называть католический Костел в Беларуси не белорусским, а польским (совсем недавно католицизм на Белой Руси всеми и назывался польской верой): он исторически пришел из Польши и был неразрывно взаимосвязан с полонизацией; вся многовековая история католического Костёла в Белоруссии – это история польская, польских национальности, языка и культуры. Костёл мечтал о возрождении Речи Посполитой весь XIX век, боролся за самосознание белорусов (за его полонизацию) с Православием в начале XX века, безраздельно радовался восстановлению Польши (вместе с Восточными Кресами) после революции 1917-го, горячо поддерживал полонизацию и окатоличивание западных белорусов до 1939-го, продолжив свой вековечный курс с крушения СССР до сего самого дня, лишь вынужденно частично заменив польский язык Костёла на близкую ему полонизированную его же чадами мову Богушевича-Тарашкевича. И сейчас белорусские ксёндзы после начального духовного образования проходят длительную формацию в Польше (реже в Италии). В свою очередь, принадлежность к протестантизму автоматически связывает его последователей с англосаконской культурой, языком и, как правило, политической ориентацией.
В Белоруссии хорошо памятна и позиция католического Костёла и протестантских общин в критический период 2020-го: тогда вся демагогия о «надконфессиональном и наднациональном единстве гражданской нации» мгновенно растворилась как дым. И вполне закономерно: религиозно-цивилизационный инстинкт и тягу в человеке никто не отменял и никогда не отменит. Их можно лишь заменить, – например, на тягу к германо-романскому или англосаконскому миру, на другую религиозно-цивилизационную принадлежность.
Для Костёла сакральна вся его многовековая история на белорусских землях, включая «духовный выбор» Ягайлы-Иакова-Влади́слава и боярства-шляхты, успехи ордена иезуитов, униатство и непосредственно озверелый душехват и гонитель православных белорусов и Церкви «святой» Язафат Кунцевич, в честь которого создан и ряд парафий в Беларуси. В жизни и деятельности римско-католического Костела в Беларуси неизменно сквозит тоска по временам I и II Речи Посполитой, скорбь по четырём их разделам имперской и советской властями, по неудавшемуся Евромайдану в 2020-м. Им лелеется униатство, он болеет за униатско-прозападный украинский режим и свято чтит волю апостасийного Ватикана (даже после папской легализации ЛГБТ-содомии). И в целом он служит западной цивилизации (как и на Украине, в Молдове, Армении, на Балканах, в самой Российской Федерации), будучи её частью и, более того, истоком – даже в современном антихристианском состоянии таковой. Католицизм, польский Костёл в Беларуси, как и ряд иных субъектов западничества в ней, необходимо принять, – однако точно не давать им равнозначный вес в определении духовно-культурных скреп, политических целей и судьбы белорусского народа. Конечно, существует и польско-католическое русофильское (и, соответственно, пробелорусское) меньшинство, в том числе и в самой Польше. Но меньшинство это весьма малое: не более, чем сторонников социально-ориентированной экономики среди коммерческих банкиров.
Дмитрий Валерьевич Куницкий, православный публицист
