Павел Тихомиров: Владимир, события, сотрясающие ныне Соединённые Штаты, подстегнули (после очередного периода безразличия) интерес к Американской культуре. К сожалению, у нас сегодня Америку принято изображать исключительно в двух версиях.
Либо как Царство Свободы, которое является воплощением мечты всего прогрессивного человечества.
Либо как Империю зла, где мультикультуралисты и расисты взаимно ненавидят друг друга, причём и те, и другие одинаково враждебно относятся всему остальному миру в целом, и к России в частности.
В этой связи мне хотелось бы предложить нашим читателям текст беседы об американской культуре. И если читателям эта беседа придётся по нраву, можно было продолжить.
У всякого образованного русско-советского человека, владеющего домашней мини библиотекой, на полке всегда найдётся место для писателей, представляющих все основные периоды развития американской культуры: начиная от романтиков Ф.Купера и непременной «Хижины…» Бичер-Стоун – и вплоть до современных авторов, в основном, фантастов.
Однако, если о быте американцев конца XIX – начала ХХ века русский читатель имеет неплохое представление, составленное на основе вполне хрестоматийных произведений М.Твена, О’Генри, Дж.Лондона и т.д., то душа американца воспринимается нами по книгам Драйзера, Стейнбека и, конечно же, Хэмингуея.
И получается следующее: в сознании наших читателей формируется такая «Америка», в которой совершенно нет Христианства. Я даже сейчас не о карикатурах М.Твена или горечи Драйзера. Я о том, что герои Дж.Лондона и Хэма – это сильные несгибаемые личности, но это личности, которые во всём и всегда полагаются только на свои собственные силы. Им Бог не нужен. Его нет в их жизни. (И неслучайно то, какой горькой была кончина этих мастеров слова).
И вот как это соотнести с тем, что многие наши соотечественники с удивлением узнают, что Америка несравненно более Христианская страна, нежели Западноевропейские страны?
Где Христианство в культуре Америки?
Владимир Гольштейн: Американская культура была сформирована ранними пилигримами, протестантами и пуританами, которые убежали из Англии в поисках своего Нового Иерусалима. И эти основные формообразующие силы остались, они стали плотью культуры, куда бы она ни двигалась. И поэтому Америка может быть плавильным котлом, принимать людей разных религий, культур и т.д., но на всех них все равно будет лежать этот протестантский налет. Это относится и к Православным, и к Иудеям и к последователям Ислама.
В чем же суть этого налета, этого протестантского отпечатка? Обратим внимание, что Толстой с большим интересом читал американских мыслителей девятнадцатого века, Генриха Торо и Ральфа ВалдоЭмерсона. Индивидуалист Толстой находил в них отклик. Протестанты семнадцатого века, населившие Америку, были людьми веры и видения. Они были против Католичества, против организации, против посредников между человеком и Богом. Отсюда сильное отталкивание от церкви, от церковных ритуалов и обрядов, от икон и литургий. Есть Бог, есть Библия и есть моя совесть, «губернатор Бога в моей душе», как называл совесть один из глубочайших мыслителей Пуританского движения, Джон Милтон, автор «Потерянного рая». Друг Милтона, Роджер Вильямс, является основателем штата, в котором я живу. Род Айланда. Вильямсу не понравился диктат Бостонских богословов, у него было свое видение, и он покинул Массачусетскую колонию и основал наш штат. Причем, ему этот диктат, это посредничество между ним и его Богом, так надоел, что он объявил принцип религиозной толерантности, чем наш штат заслуженно гордится. Первая Американская синагога открылась именно в Род Айланде, в городе Ньюпорт.
Понятно, что такого рода радикальное богословие легко может привезти к расколу и разделению. Поэтому в Америке так много разных направлений, течений и т.д. Именно этого и боялась первая Массачусетская колония, которая, не только подтолкнула Роджера Вильямса к уходу, но и осудила известную Анну Хатчинсон, отказывающуюся принимать решения ее прихода, из-за того, что «Господь ей сказал, нечто другое.» Не будем забывать знаменитые слова Мартина Лютера, начавшие раскол западного Христианства. «Я не могу идти против своей совести. На том стою, и да поможет мне Бог».
Поэтому радикальный индивидуализм, презрение к ритуалам и даже традициям, к разного рода внешним проявлениям веры, упор на личную религиозность и духовность пронизывают многие стороны американской культуры. Если «соборность» является огромной ценностью русской культуры, которая пронизывает все стороны ее жизни –ср. поговорку, «за компанию и ж-д повесился», которая подчеркивает важность коллектива, даже для человека другой веры и традиций, то индивидуализм и упор на внутреннюю веру, на голос индивидуальной совести, отличает культуру американскую.
Вот недавно я смотрел интересную серию, под названием, «Не-Ортодокс» (Un-Orthodox). Это четыре фильма о жизни еврейской девушки, которая бросила своего мужа и свою бруклинскую секту Сатмар - крайне ортодоксальных евреев, вроде Хассидов - и уехала в Берлин заниматься музыкой. Серия основана на реальной биографии реальной женщины. С одной стороны, этот очень популярный фильм повествует об уходе от веры. Но, с другой, он очень американский. И явно связанный с американской религиозностью. Героиня услышала голос и последовала ему. «Здесь я стою и не могу иначе.» Ни, в общем то, хороший муж, ни история евреев в Германии, ни семья и традиции, не смогли ее остановить.
Этот упор на индивидуальность, на личное решение и верность внутреннему голосу, пронизывает лучшие американские фильмы, книги и т.д. Например, классика американского кино, фильм, «Эта прекрасная жизнь» (It is a Wonderful Life), который американцы смотрят под Рождество, с таким же упорством, как в России смотрят «С лёгким паром» под Новый Год. Фильм, кстати прекрасный и повествует нам о хорошем честном человеке, который вполне разочарован в своей жизни. Что толку, всё идет плохо, он бьётся как рыба об лёд, а улучшений не видно. И вот пока он смотрит в воду, с мыслями о самоубийстве, ему является его ангел хранитель и говорит: «Вот, ты думаешь, что твоя жизнь бессмысленна, и добра не приносит. А давай посмотрим на жизнь твоего городка и твоих близких, если бы тебя не было». И мы видим гораздо более страшную картину, где все злодеи, с которыми боролся герой, торжествуют, и намного больше обижают, притесняют и т.д. Как мы видим, опять упор на личный вклад, на личный героизм, на серию незаметных, но важных поступков, которые часто не принимают громких форм, но оказывается не менее эффективным, чем разные громкие фразы или деяния.
Поэтому, если мы будем искать религиозность или духовность американскую через призму православия, то есть, через такие понятия, как жертвенность, страдание, соборность, чувство вины и ответственности за всех и за все, или упор на «красоту, которая спасет мир»,мы может многого и не увидим.
У Фолкнера есть замечательный рассказ, «Высокие люди» (“Tall Men”), который описывает настоящих героев и патриотов, не понимающих, что им надо регистрироваться для того, что бы их призвали в случае нужды в армию. Действие происходит накануне войны с Гитлером. За то, что они не зарегистрировались, им грозит арест. Тем не менее, чиновник, который сначала хотел их арестовать как уклонистов и дезертиров, убедился насколько силен их патриотизм, что они считают унизительным для себе регистрироваться и проявлять свои чувства и свою любовь к родине разными внешними и дешевыми проявлениями.С полностью изменившимся сознанием, чиновник уезжает и оставляет этих морально «высоких людей» в покое. «И умереть мы обещали, и клятву верности сдержали вы в Бородинский бой». Лермонтов уважает этот патриотизм в Русских. Фолкнер в американцах.
Вот эту «скрытую теплоту патриотизма», которую Пьер Безухов увидел в русских людях под Бородино, и старается описать Фолкнер и другие думающие американцы, которые ставят себе целью воспроизвести внутренний духовный мир своих героев. Именно эта скрытая теплота, внутренняя убежденность, избегающая внешней шумихи и внешних проявлений, обрядов, ритуалов, и является тем интересным моментом американской религиозности, которые так легко не заметить.
П.Т.: Владимир, я согласен, что Фолкнер в целом, и рассказ “Tall Men” в частности, - очень близки нашему менталитету. Вот это «Благодать превыше Закона» - это нам очень близко. Причём в поведении шерифа по отношению к следователю нет ни бунтарства, ни даже гадкой провокативности, тотально присущей нынешнему поколению. Зато есть внутренняя сила, такт, который характеризует жителей «глубинной Америки» как людей, чуждых язве хамства.
Всё это есть в американской культуре. Точнее, всё это было в американской культуре. И запас прочности был неплохой.
В качестве примера мне хотелось бы привести экранизацию «Аэропорта» Хэйли. Я не случайно говорю именно об экранизации, потому что сам роман – при всех его очевидных высоких достоинствах – мне пришёлся не по нраву. Имею в виду то, что антиабортная тема в романе ведётся с нарочито нерелигиозных гуманистических позиций. Подчёркнуто нерелигиозных. А в фильме этого нет. И тема, которая в романе, вероятно, развивалась в контексте некой коньюнктуры, в картине прозвучала совсем иначе. Сработал, на мой взгляд, «запас прочности».
И когда мы раз в год всей семьёй пересматриваем эту прекрасную, на мой взгляд, картину, то я своим детям не устаю повторять одно и то же: «Посмотрите, какой была Америка всего лишь 50 лет назад!»
Была.
А что теперь. Куда подевался запас прочности старой американской культуры?
Жителям остального мира, привыкшим воспринимать Штаты даже не по политическим скандалам и военным столкновениям, а по произведениям массовой культуры, в первую очередь по кинофильмам, очень трудно поверить в то, что «глубинная Америка» до сих пор является в целом значительно более религиозной, нежели Европа и РФ.
Далеко ходить не нужно за примерами. Даже в жанре фантастики полвека тому назад был Саймак и Брэдбери, а сегодня – всякая бесовщина и «Игры Престолов».
Как Христианская Америка воспринимает тот факт, что весь мир судит о культуре Штатов по подобному «развлекательному контенту»?
В.Г.:То, что мы видим на поверхности –Голливуд, музыка, злоупотребления и протесты, конечно же, не отражают всю Америку. Многих американцев вся эта развлекательная шелуха отталкивает. Многие считают, что детей развращает уже школа, и они предпочитают давать детям образование дома. Мне случалось преподавать таким детям в университете, и на них нельзя нарадоваться. Думающие, читающие, не подающиеся на мишуру.
И, кстати, говоря об университетах. Интерес к религии, к тем писателям, которых религиозные темы интересовали, совсем не падает. Даже наоборот. Молодёжь, которую реалии американский школ лишили религиозного образования, стремится восполнить пустоту, оставшуюся в душе. Понятно, что на поверхности в современном американском прогрессивном обществе, принято осуждать «религиозный фанатизм». Но, тем не менее, я вижу как зажигаются глаза у детей, когда я говорю о Данте, Мильтоне или Достоевском. Им это интересно, и они этим занимаются.
Есть огромное движение внутри разных церквей, мечетей и синагог, которое включает благотворительность, но идёт дальше её. В частности, такую фигуру как Мартин Лютер Кинг, одного из самых крупных, если не самого крупного и влиятельного мыслителя Америки последних десятилетий, невозможно представить без влияния как конкретной традиций верующих афро-американцев, так и без мирового Христианства. Влияние Кинга огромно, и до конца не освоено. Он не просто призывал к смирению и следованию урокам Ганди и Толстого. Он активно критиковал американский империализм, агрессию, бесчеловечный капитализм и т.д. Так что риторика Кинга и его связь с так называемой «теологией освобождения» (liberation theology), с которым, кстати, связывают напрямую и Мильтона и Достоевского –продолжает волновать и вдохновлять сердца и души миллионов американцев.
Кстати, благотворительность очень важная черта американской культуры, которая тоже идет от Протестантства и от индивидуализма. На церковь и на государство надеяться не приходится. Поэтому человек, если он преуспел, с удовольствием жертвует. Такой уровень пожертвований невозможно представить ни в одной другой стране. Университеты, например, имеют огромные бюджеты в основном за счет пожертвований. Образование стоит огромных денег, но эти деньги покрывают в среднем 50-60% бюджета. Остальное –от пожертвований, которые поддерживают музеи, театры, оперу и т.д.
Так же, я бы не спешил полностью отметать поп-культуру. Которая тем и сильна, что касается мощных пластов подсознания: страхов, неуверенности и т.д.
Она является тем самым «горнилом сомнений», которое преодолел Достоевский.
Понятное дело, Достоевский преодолел, а поп-культура к этом не стремится, а может и не способна, но зато она очень хорошо показывает этот первый этап.
Не Осанну, а именно горнило сомнений.
В «Идиоте» Достоевского герои много размышляют о Гольбейновском Христе в гробу. Мощная картина, от которой, как утверждают в романе, «можно и веру потерять». Но не обязательно. Достоевский не потерял, а наоборот, преодолел и утвердился. Так вот, безусловно поп-культура запада любит смаковать мрачные детали гольбейновского полотна. И не только поп-культура, знаменитая писательница, католичка Фланнери О'Коннор, тоже этим не брезгует. Но понятно, что видеть за этой темнотой просто безбожие не совсем верно. Именно поэтому и Мильтон и Достоевский так обожали Книгу Иова. Там - тоже - на поверхности полный мрак.
П.Т.: Владимир, я, как раз сейчас не о собственно религиозном искусстве. Мне бы не хотелось провоцировать к проговариванию каких-то вещей, которые почитаются у вас, за Океаном, в качестве неполиткорректных.
Но ведь ваш Брауновский университет считается одним из самых серьёзных центров исследования цивилизационных кодов. Поэтому, если мы хотим в чём-то приблизиться к решению некой проблемы, имеющей духовно-нравственное и культурно-эстетическое измерение, то мы просто обязаны проблему эту поместить в некий контекст, который был бы отличен от контекста, сформированного певцами мультикультурализма.
Для начала анекдот из моей студенческой жизни.
Немногим менее тридцати лет назад в нашу андерграундную компанию попал молодой американский пастор. Их тогда много появлялось на просторах рухнувшего Союза. Пастор немного говорил по-русски, мы – немного по-английски, нас протестантизм не интересовал от слова «совсем», а пастору необходимо было, видимо, в числе прочего, сделать объективный отчёт об уровне религиозности постсоветского населения или что-то в этом роде. Но в итоге, он как-то признался, что он, дескать, собирался общаться с наивными язычниками типа каких-нибудь туземцев, а тут его «придавили интеллектом».
Нас, в свою очередь, интересовала американская культура, причём не актуальная попса, а, условно говоря, Вудсток.
И вот по итогам нашего довольно плотного общения мой институтский товарищ Сергей Дистрянов выдал фразу, которую я с тех пор нередко использую в качестве эпиграфов к своим материалам, посвящённым тому, что не всё в рок-музыке так уж ужасно, как полагают некоторые православные общественные деятели старшего поколения.
Афоризм звучит так:
«В попсовых песнях про Jesus-а не надейтесь услышать ничего, кроме пошлости, а в рок-н-ролльных – ничего, кроме ереси».
Пастор, в свою очередь, запомнился своим сетованием на то, что его искренне удивляет тот факт, что люди, которые знают Писание и Русскую религиозную философию, могут всерьёз воспринимать творчество наркоманов типа Джима Моррисона.
Так вот, прошло много лет, но я нередко вспоминаю этого пастора как воплощение вовсе не примитивности – как это казалось тогда нам, «продвинутым» студентам,- не примитивности, а целомудрия.
Целомудрия – т.е. целостного мудрования.
Как мне кажется, в современной американской религиозности утрачено как раз именно это качество – целостность.
Я вынужден согласиться с обидным для жителей Штатов штампом, согласно которому «Люди в воскресение веруют в Спасителя, а в понедельник – в индекс Доу-Джонса».
И причина тут как раз в протестантском цивилизационном коде.
(Я сейчас произнесу очевидные вещи, но, полагаю, они необходимы для того, чтобы мы пришли к какому-то предварительному выводу).
Западноевропейская религиозная мысль развивалась в контексте правовой культуры. В числе прочего это привело к тому, что сам подвиг спасения души для Жизни Вечной осмыслялся уже не как дело исцеления души (с Божьей помощью) от порабощённости страстям, но как дело оправдания перед Высшим Судиёй своих грехов путём предоставления фактов своих добрых дел. И если на Христианском Востоке спаситель понимается как Врач, то на Христианском Западе – как Судия. Это, как мы помним, привело к тому, что Церковь на Западе превратилась в, пардон, «биржу, которая конвертировала добрые дела кающегося грешника в некие заслуги ради спасения», и против всего этого восстал Лютер и его последователи.
Теперь уже Церковь оказывается и вовсе не нужна, поскольку с т.зрения протестанта человек вообще ничего не сможет сделать сам ради своего спасения, человек – это камень, и спасти его душу может один только Спаситель. Следовательно, любые «дела спасения» тщетны.
Но люди искренне хотят нести доброближним своим. Вон, сколько у вас в Америке замечательных и искренних благотворителей. (Не верю, что делают они это из фарисейских каких-то мотивов, нет, верю в их искренность).
Однако, встаёт вопрос: «А что такое добро?» «Каковы его критерии?»
Нет, я не про классическую «дать удочку вместо того, чтобы постоянно давать рыбку», о чём постоянно говорят ваши Республиканцы. Тут, как раз есть свой резон и немалый.
Я об осмысления добра в контексте понимания спасения – как исцеления грешника от страстей.
Т.е. мы сегодня уже столкнулись с тем, что понятия морали и нравственности признаны относительными. Как реагировать на это «Губернатору Бога в моей душе»? Если нет никаких критериев доброго и пагубного, то очень легко искреннему человеку стать жертвой умелых манипуляторов, которые в качестве добра обозначат нечто такое, что ещё полвека тому назад понималось как нечто, находящееся за гранью.
Мне тут хочется привести в качестве примера старую известную песню Грейс Слик «Dont you want somebody to love?» Песня, в общем-то, о естественном желании найти любимого и единственного, а перекрутили всё так, как будто это - гимн «свободной любви»…
Так что люди, пытающиеся смотреть на культуру Америки вполне доброжелательно, задаются вопросом: «Не является ли сегодняшнее состояние Штатов просто закономерным итогом вот этого самолюбования своим индивидуализмом и демонстративным пренебрежением каких бы то ни было канонов?»
В.Г. Вопросы Вы задаете правильные, и не уверен, что на них так легко ответить. В свое время, Достоевский вел полемику с Кавелиным, и говорил, что быть верным своим принципам, это честность, но совсем еще не нравственность. Что в добавок, свои принципы надо сверять с Высшими, с теми, что заповеданы нам Христом. Возражение Достоевского существенно.
Но к этому стремился и индивидуалист Мильтон. К тому, что бы сверять свои убеждения с Высшими.Так вот Мильтон, например, написал знаменитый трактат о разводе, где он апеллировал к духу Христианства, а не к его букве. И доказывал, что пусть развод и не разрешен прямо ни в каком тексте, но Христос не хотел бы чтобы мы жили по принуждению с нелюбимым человеком, и таким образом разрушали свою душу и тратили её на злобу или обиды. Больше того, Мильтон утверждал, что только возможность уйти, оставит людям возможность вернуться. То есть, по Мильтону, многие должны пройти путь Блудного Сына. Самому искать, самому найти. Мильтон знает, где Правда, но именно поэтому, он не хочет навязывать её другим. Как жаждущие животные, мы сами найдем путь к водоему. И в данном случае, ошибки, ереси, и заблуждения – это естественные преграды, который человек может и должен преодолеть. А вот гнать его на правильный путь представлялось Мильтону и протестантской традиции не правильной.
Однако, и это стоит подчеркнуть, это то, что у Мильтона, и многих протестантов был свой мощный стержень веры и определённые ресурсы. У них была Библия, у них были замечательные пасторы. Вспомним Алёшу Карамазова. У него наступил момент сомнения после смерти Зосимы. В ход пошли и богохульства Ракитина, и колбаса, и шампанское, и прелести Грушеньки. Однако, Алёша нашел себя. Как пишет Достоевский, он упал на землю ребенком, а встал настоящим бойцом. О таких бойцах и мечтал Мильтон. Проверенных в бою, вернувшихся из заблуждений.
Именно такие люди и должны становиться пасторами и наставлять свою паству, тех, кто слушает Джима Моррисона и неправильно толкует слова Грейс Слик. Боюсь, что Ваш молодой пастор не был готов к этой роли. Не уверен, что его целомудрием стоит восхищаться. Наивность и закрывание глаз на зло, ереси, и соблазны не признаки бойца. Это не целомудрие Зосимы.
Что, к сожалению, произошло в Америке, с массовой культурой в частности, что людей оставили без Зосим, а с Иванами Карамазовыми. Конечно, у многих верующих в Америке есть примеры таких праведников как Зосима, и многие себя находят. Хочу подчеркнуть, что меня до сих пор поражает идеализм и активное желание делать добро, которое я вижу у американской молодежи.
Но когда религия поставлена на поток, когда Американцы не читают Библии и Праздники отмечаются едой, а не размышлениями об их смысле, когда им вместо вечных истин, день и ночь вбивают в голову истины политкорректности, то потеряться очень легко.
Но, тем не менее, людей веры в Америке очень много, именно таких, которые обращаются к Христу как к Врачу – взять хотя бы чернокожую Америку. И даже если их голос порой тих, и заглушён какофонией всяческой бесовщины, промывающей им мозги с утра до ночи, мне хочется верить, что раньше или позже люди захотят вернуться именно к таким людям веры, а не к надоевшему материализму, цинизму, или дешёвым и модным лозунгам.
Справка: Владимир Гольштейн уехал из России в 1979, учился в Колумбийском и Йельском университете, автор книг и статей о Лермонтове, Достоевском, Блоке, Цветаевой, Тарковском и Чехове. Сейчас преподаёт в Браунском университете, где в настоящее время заведует кафедрой Славистики.
