Настоятель Успенского храма в Ивангороде игумен Довмонт (Беляев) вспоминает о своей встрече со старцем Павлом (Груздевым), благодаря которой он принял решение стать иноком. Отец Довмонт рассуждает и о том, что за кажущейся грубостью подвижника на самом деле стоит искренняя любовь и забота о душе человека. А вот за лоском вежливых «администраторов», по убеждению и печальному опыту многих, особой любви не видно. Общение с настоящими пастырями Христовыми оставляет в душе свет, с наемниками - холод и отчуждение.
- Отец Довмонт, вы встречались с нашими подвижниками благочестия, среди них - с отцом Павлом (Груздевым). Как и почему это произошло?
«Блат» отца Павла и помощь юному чтецу
- Мне Бог помог очень сильно, потому что Он, когда я только пришел в Церковь, начал открывать вот таких священнослужителей, которые были настоящими подвижниками. Может быть, не все из них были старцы, но то, что это были ревностные священники с большим жизненным опытом и опытом деятельной молитвы, точно. А первый старец, которого я встретил и который, можно сказать, предопределил всю мою жизнь наперед, был архимандрит Павел (Груздев), который служил в Ярославской епархии. Тогда я помогал отцу Александру Мискину, уже будучи крещеным, - я и на клиросе пел, и читал, ну и как художник помогал чем-то. Он меня просил подреставрировать какие-то иконы, поновить что-то. Это было в милом сердцу селе Чамерово Тверской области.
Я туда много ездил. Мы подружились с его семьей. И вот однажды, это была весна, ранняя еще, март, Великий пост, ему надо было что-то спросить у батюшки Павла, посоветоваться с ним. Так он решил съездить к отцу Павлу (Груздеву), это было недалеко: граница Ярославской области, близ Рыбинского водохранилища. И он меня взял с собой. Меня и еще потом двух бабушек, которые отца Павла почитали; и мы поехали.
- А до этого вы его видели?
- Ни разу. Ну вот, приехали в его Верхне-Никульское, а батюшки нет. Вышла псаломщица, бабушка, говорит: «Батюшка в больнице». Там недалеко был закрытый комплекс медицинский, для каких-то высокопоставленных чинов, по-моему, что-то связано с «оборонкой», что ли, санаторий, кажется. Отца Павла туда взяли подлечить.
- А как он там оказался?
- Какие-то его чада духовные устроили «по блату». Но то, что это была не простая клиника, я точно помню: мы ехали через сосновый бор, корпуса стоят такие красивые, многоэтажные. И я помню, как сейчас, когда мы зашли в фойе этого корпуса, где он лежал, а он лежал на третьем или четвертом этаже, - первое, что было, это мы услышали его голос. Он пел стихиры Кресту Господню, это была как раз Крестопоклонная неделя, и он пел песнопения. Голос у него был высокий, тенор такой. Батюшка говорит: «Мы правильно попали - здесь отец Павел».
«Мордатый Лёха» и прочие шуточки-пророчества
Его вид и манера, в которой он начал со мной разговаривать, меня обескуражили
Пошли к нему в палату, и, конечно, его вид и манера, в которой он начал со мной разговаривать, меня полностью обескуражили. Потому что я до этого никогда не видел ни прозорливых людей, ни юродивых, ни старцев. В палате он лежал один, был в подряснике, в скуфье, сидел на кровати, держал палочку, ноги свесив. Ноги у него не доставали до земли. Вот так он сидел. Роста он был невысокого, маленький такой.
Увидел нас и говорит: «Вон придурки-то понаехали». Такой фразой нас встретил. Потом заходим, и отец Александр говорит ему: «Со мной приехал молодой человек, он хочет в семинарию поступать». Тот: «В семинарию? Денег да (цензура)... захотел?» Я не знаю, что и сказать, стою, не знаю, как на это реагировать. Потом он: «Леха! - меня по имени называет. - Ты чего такую морду-то раскормил?» А я всегда был полный, я с детства такой. Я не знаю, что ответить, стою, молчу. Он потом мне: «Ну ладно, садись».
Посадил меня рядом с собой на кровать, и стали они с отцом Александром обсуждать какие-то там вопросы. У отца Александра была дочка молоденькая, и он: «Может, женить его? - на меня показывает. - Мы ему матушку найдем». Отец Павел смотрит, а у него еще очки с такими стеклами, отчего глаза кажутся огромными, - смотрит так и говорит: «Матушка? Да-а, спасет его матушка!» А потом обнял меня за плечи: «Мы с Лехой в монастырь пойдем, монахами станем». Вот так.
А потом меня спрашивает: «Ты давно покрестился-то?» Я говорю: «Нет, недавно, в 1987-м году». А это было все в 1990-м году, когда мы с ним беседовали. Потом он сказал о семинарии: «Тебя там, Леха, обманут. Не ходи, обманут тебя».
Оправдание пророчеств
- Как это понять?
- Вот он так сказал. Я потом понял, что он имел в виду, потому что тогда в семинарию было очень трудно поступить. Тогда семинарий у нас всего было три - Московская, Одесская, Питерская. Да, тогда было три семинарии, и надо было получить архиерейскую рекомендацию. И был еще такой вариант: устроиться рабочим в Московскую духовную академию, в Сергиеву лавру, там поработать, и потом тебя могли зачислить задним числом, как трудника. И потом отец Александр меня познакомил с экономом МДА. Я потом так и понял, с чем было связано пророчество отца Павла - с этой ситуацией. Тот говорит: «Да-да, приезжай, мы тебя возьмем работать». Ну, и в результате ничего не вышло: никуда они меня не взяли, сказали, что мест нет...
- «Спасибо за работу, всего хорошего»?
- Да. Получилось, что официально меня никто не взял. Отец Павел, видимо, это и имел в виду, когда говорил: «Тебя обманут». Ну, ничего! Другое его предсказание - «Пойдем в монастырь и монахами станем» - исполнилось. Он это говорил в 1990-м году, а тогда я в монастырь-то и не собирался: просто служил, помогал в том храме, где крестился каких-то три года назад.
«Изаура» отца Павла
От него исходила такая любовь, причем не на словах, а как атмосфера вокруг него
- Вы, человек интеллигентный, художник, близко принимающий все к сердцу, вдруг слышите от старца, который должен бы в облаках витать, такие резкие слова, грубые. Могу представить, что вас берет оторопь, потрясение. Как это все воспринималось? Как хамство?
- Трудно было это назвать хамством, потому что, несмотря на резкие, даже грубые слова, не было с его стороны никакой ни агрессии, ни злобы, ни раздражения, а наоборот - любовь. Это было сказано с какой-то шуткой. От него исходила такая любовь, причем она исходила не на словах, а как атмосфера вокруг него. И на него обижаться было невозможно: сидит такой гном, свисают его ноги в носках шерстяных, не достающие до пола. И еще нас умилило: зашла медсестра, ему должны были укол сделать в заднее место, говорит: «Ой, отец Павел, у вас гости, я попозже зайду». А он: «Не-не, ...опу не жалко». Тут же задрал подрясник, задницу выставил, тут же ему сделали укол, а потом говорит: «Вот какие у меня ангелы летают». Красивая женщина была.
- Если она его отцом Павлом называла, значит, какое-то почтение к нему было.
- К нему все очень уважительно относились. А потом, когда он с отцом Александром поговорил, с бабушками, которые к нему приехали, - он со мной стал вплотную общаться уже. Взял меня под руку: «Пойдем, - говорит, - гулять». И мы пошли с ним по коридору. А он мне стал все показывать: «Мы тут, Леха, едим, у нас тут столовая...». Потом повел меня туда, где у них телевизор, в фойе: «А тут, Леха, мы ‟Изауру" смотрим». Тогда шел этот сериал. Все были помешены на этой Изауре. Еще он рассказал несколько эпизодов из своей жизни. Они сейчас записаны в книжках о нем.
Рассказал эпизод с крысой, которая якобы упала в бочку с медом, когда он был в женском монастыре. Он ведь вырос в женском монастыре, в Мологе, которую затопили, - там он работал вместе со всеми. И молодых монахинь он называл «девки». «Мы с девками работали, а пост был Петров, захотелось меду, чего-нибудь вкусного, а мать экономка была очень такая строгая. Девки говорят: ‟Попроси у неё, может, она даст мёду". Ну, я пошел, попросил, а она: ‟Недавно целый котелок давала, что, сожрали уже?" Я вышел, пошел мимо склада, где мед, смотрю: кот поймал крысу, тащит ее, - я отбил у кота эту крысу, медом ее намазал и пошел к экономке: ‟Матушка, смотри, я мимо проходил, вижу, что-то плещется в бочке с медом, подхожу, а туда крыса упала". Она: ‟Ой, грех-то какой! Это же осквернение, есть-то нельзя. Выбросить свиньям или куда?" - ‟Ты, матушка, бочку-то мне отдай, я найду, куда ее определить". - ‟Ну, забирай, сейчас пойдем вместе к матушке игумении докладывать, что такой грех случился: бочка, считай, пропала". Пришли к игумении, та говорит: ‟Ну, пусть Павел забирает, ничего не поделаешь". А я сразу пошел к духовнику каяться, стучусь, а он тоже уже старый был: ‟Что ты пришел среди дня, что не работаешь?" - ‟Да вот, согрешил". - ‟Что ты согрешил, монашину полюбил, что ли, какую?" - ‟Да нет, бочку меда украл". - ‟Как украл?" Я ему рассказал все, а он мне: ‟Прощаю, разрешаю, а мне вечером ведро меда принесешь". Вот так всех медом накормил. Всех сестер». Вот такой рассказ.
Хотя бы терпеть друг друга
На клиросе две монахини поют, - одна говорит: я лучше пою, другая - нет, я.
А еще он мне в своем стиле - грубоватом, но добром - интересное пророчество сказал насчет монастырской жизни, ведь он меня в монастырь благословил. Говорит: «На клиросе две монахини поют, - одна говорит: я лучше пою, другая - нет, я. Одна говорит, что у нее голос лучше, другая - что у нее. В общем, разругались они. Вот служба идет: всенощная, вечерня. И одна канонаршит на ‟Господи, воззвах", стихи читает: ‟Мене ждут праведнии дондеже воздаси мне", а другая: ‟Угу, ждут тебя праведные, да плевали они на тебя!" Я сначала-то не понял, подумал, что шутка, а потом, когда уже сам служил в монастыре, до меня дошло. Меня Господь сподобил - я семь лет в монастыре прожил. Два года жил в Пушкинских Горах, там меня постригали, а потом - в Александро-Невской лавре. И потом на своей шкуре испытал, какие бывают между монахами нестроения. Как говорил отец Иоанн (Крестьянкин): «В монастыре главное - не любить, а хотя бы научиться терпеть друг друга». Это правда, так всё и есть.
- Из своего куцего опыта паломника могу только подтвердить это. Проверено общением с другими паломниками. Еще лучше проверено тихой, безмятежной и исполненной взаимной любви приходской жизнью. Мда.
- Люди все вместе живут. Когда одни и те же лица видишь каждый день, все под одной крышей, конечно, могут возникать какие-то раздражения друг на друга.
Отцы и администраторы
Игумен Довмонт (Беляев)
Но очень много зависит от настоятеля монастыря, наместника или настоятеля прихода. Потому что, если он сам как отец относится к братии, то, конечно, это чувствуется. И братия стараются себя вести, относиться к нему как к отцу, и всех стараются как-то помирить, объединить, как в семье. А сейчас такое явление возникло, начиная с конца 1990-х годов, когда Церковь более или менее окрепла после советских гонений, - возникло такое понятие, как «церковный администратор нового формата». Один настоятель монастыря в интервью в ответ на вопрос: «Как вы считаете, для кого нужны монастыри, кто идет в монашество, кто принимает, кому оно нужно?» сказал странную фразу, на мой взгляд: «Это неудачники по жизни, люди со сломанной жизнью, которые разочаровались в жизни. Они и идут в монастырь». Было такое ощущение, что берут интервью не у наместника монастыря, а у врача психиатрической больницы.
- Может быть, у него задача была отпугнуть людей? Что называется, «искус»?
- Не знаю, какая у него была задача, тем не менее когда его спросили: «Кем вы себя считаете?», он ответил: «Я себя считаю прежде всего администратором».
- Звучит отталкивающе.
- Да. Такое сейчас появилось «администрирование», это есть, и, конечно, это печально. Потому что там, где старые монастыри - Псково-Печерский монастырь, например, - там отношение к братии другое.
Сейчас возникает такая тенденция, особенно в новых монастырях: там, если монах, не дай Бог, в чем-то провинился, напился или еще что-нибудь, его стараются сразу за ворота, чтобы общую картину не портил. А в старых монастырях - нет! Я знаю людей, которые могли и запить или еще что-нибудь, но их оставляли, их старались вылечить...
- Раз это семья...
- Да, в том-то и дело. Чем отличается администрирование от семьи? Администратор относится как наемник, вот и всё. В комсомольские времена, помнится, - чтобы все цвело и пахло, «красный уголок» был оформлен, чтобы все одинаково были подстрижены, все были в одинаковой форме и никто не выделялся. А когда семья - тут совсем другое отношение. Я знаю людей, которые даже умирали от этого дела, выпивали сильно, в тех же Печорах, но их терпели. Это немощь брата. Или еще какие-то проблемы у кого-то. До последнего боролись. Помню, один инок женился. Так отец Иоанн (Крестьянкин) и письма ему писал. Казалось бы, кто? - Иоанн (Крестьянкин), к которому каждый день толпы людей приезжали, руководитель государства приезжал, - а он писал письма оступившемуся брату. Вот что значит старец. Старец - это человек, который каждого, как свое дитя, любит и заботится, переживает о нем.
- Как отец?
- Да. И такая любовь у них! А почему? Да потому что они в своей жизни столько испытали злобы, гонений. Они же все были гонимы, они же все сидели в тюрьмах. И отец Павел (Груздев) отсидел в лагерях, и батюшка Иоанн (Крестьянкин) сидел, и отец Николай (Гурьянов). Все они прошли очень тяжелый путь. Когда люди видели столько зла и несправедливости и остались живы после этого, я их понимаю: они не могли нарадоваться белому свету. Им все казалось хорошо. Впрочем, не казалось - было. Они умели благодарить Бога. Хорошо бы нам у них поучиться.
С игуменом Довмонтом (Беляевым)
беседовал Петр Давыдов
