Апокалиптический конфликт трёхаспектен: библейско-эсхатологический – суд Божий и конец света; философский – обнажение скрытых закономерностей и истины; военно-стратегический – последняя война, глобальный ядерный конфликт, раскрытие предельного смысла противостояния. Это крайний сценарий, где решается выживание государств и цивилизаций.
Апокалиптическая война в военной стратегии – глобальный ядерный конфликт с применением стратегических вооружений, ведущий к разрушению цивилизации. Это системный крах миропорядка с переходом в «пост-историческую фазу» обнулённых цивилизационных структур. Такого развития событий следует избегать, но к нему необходимо быть готовым для сдерживания противника. «Si vis pacem, para bellum» / «Хочешь мира – готовься к войне». То, что ныне в России военспецы называют чёрным по белому – «последней войной» или «войной всеобщего уничтожения», в СССР смягчали эвфемизмом – «глобальная ядерная катастрофа». В США – «Mutual Assured Destruction (MAD)» и «Armageddon scenario».
Примерный сценарий Армагеддона: эскалация регионального конфликта до глобального уровня, ядерный обмен ударами (превентивным или ответно-встречным), неприемлемый ущерб; «сдерживание через апокалипсис» – демонстрация решительной готовности на «конец света» как гарантия баланса сил противостояния.
Апокалиптическая война в своей сущности представляет собой системный коллапс, при котором разрушается существующий миропорядок и утрачивают значение любые политические и идеологические конструкции. Единственным критерием становится выживание государств и цивилизационных структур. В отличие от глобальной войны, измеряемой территориями, ресурсами и балансом сил, апокалиптическая война измеряется сохранением народа и целостности государства как субъекта истории. В этом формате война перестаёт быть инструментом политических целей и превращается в механизм системного разрушения. Она лишена клапанов сброса давления: каждое действие влечёт необратимые последствия, каждая ошибка ведёт к параличу институтов, инфраструктуры, экономики и деформации общественного сознания. Дипломатия исключается из уравнения войны: переговорный ресурс исчерпан, пауза капитуляционна.
Характерными признаками такой войны являются масштабные ядерные удары, комплексные кибератаки, разрушение критической инфраструктуры и энергетики, связи, транспортных систем, использование природных и техногенных факторов в качестве инструмента давления, а также тотальное психологическое подавление общества и командных структур. Цель – блокирование способности противника к самостоятельным действиям и сохранению стратегической устойчивости.
Развязка апокалиптической войны сводится к полному уничтожению противника и лишению его жизненного пространства. Последствием становится обрушение цивилизации: города превращаются в руины, социальные системы деградируют до племенных форм «нулевого социума», остаётся лишь грубая сила и примитивная адаптация к хаосу. Конец истории в этом контексте означает возврат человечества в доисторическое состояние, где единственным критерием является биологическое выживание. Как сказал классик: «и к быту первых дикарей мечта потомков обратится».
История человеческой цивилизации показывает, что выживание определяется контролем над критически важными ресурсами, коммуникациями и стратегической инициативой. Мечта потомков неизменно возвращается к базовым условиям существования – к быту первых дикарей, где обладание ключевыми точками влияния решало судьбу племён. В современном мире аналогичные узлы определяют стратегическую устойчивость государств, и именно поэтому особое внимание уделено трём ключевым рубежам России: Калининграду, Севастополю и Арктике.
Калининград выступает форпостом на границе с НАТО, контролирует Балтийское море, блокирует окружение и атаки интегрированной ПВО, морских и сухопутных сил, служит плацдармом для проекции силы на западном направлении; потеря Калининграда меняет баланс сил в Северо-Восточной Европе и уменьшает стратегическую глубину России.
Севастополь – база Черноморского флота и форпост Черноморской мощи, концентрирует флотские силы, артиллерию и сухопутную интеграцию, обеспечивает управление Чёрным морем и южными коммуникациями, стратегическую мобильность и оборону южного фланга; утрата лишает контроля Южного направления и разрушает снабжение южных регионов.
Арктика открывает доступ к ресурсам будущего и Северному морскому пути, обеспечивает стратегическую глубину и контроль северных морских путей и месторождений, критически важный для выживания государства и развёртывания сил; потеря арктических позиций открывает противнику пространство для манёвра и подрывает экономику.
Эта тройка уникальна тем, что решения, принимаемые на каждом из этих рубежей, способны переломить ход всей системы — от локального баланса сил до глобального стратегического равновесия, делая их примером концентрации конфликтных интересов и точек максимального риска. Конфликт развивается именно на этих узловых рубежах, где каждая сторона измеряет свои действия не территориями или ресурсами, а способностью сохранять власть, управлять ситуацией и обеспечивать выживание государства.
Объединение контроля над этими узловыми рубежами с дисциплиной народа и исторической памятью формирует полноценную систему выживания, способную предотвратить распад государственной и военной структуры. Любая ошибка мгновенно запускает цепь системного разрушения и ставит под угрозу безопасность всего государства. Противники с высокой технологией, но без опыта экстремальной мобилизации, ломаются первыми: техника оказывается бессильна, когда рушится психика личного состава и общества. Россия интегрирует стратегию, психологию и организацию в единый поток скоординированных действий, удерживая динамику конфликта под полным контролем и сохраняя способность переломить ход событий в свою пользу.
Апокалиптический конфликт развивается в двух фазах: предъядерной и послеядерной. На предъядерной фазе ведётся игра нервов, наращивание сил и выявление уязвимых мест противника; здесь решаются возможности стратегического контроля и сдерживания. После ядерного удара рушатся государственные и военные структуры: формируются радиоактивные зоны, разрушаются инфраструктуры, ломается психика личного состава и общества. Государство в прежнем виде исчезает; остаются обломки сообществ, выжженная земля и сильнейшие, прошедшие суровую «дарвиновскую селекцию».
Русское стояние до конца – сохранение воли, дисциплины и способности действовать в условиях катастрофы. Память о голоде, войнах и внутренних смутах формирует устойчивость к хаосу и мгновенную перестройку действий. Гедонистическое западное сознание, не закалённое борьбой за существование, оказывается бессильно: техника и ресурсы не заменяют психику. Россия интегрирует стратегию, психологию и организацию в единый поток действий, удерживая динамику конфликта под полным контролем.
Апокалипсис выступает экзаменом цивилизации: выживает не материально сильнейший, а тот, кто сохраняет субъектность, контролирует хаос и предотвращает цепную реакцию разрушения. Каждый шаг, демонстрация силы, мобилизация и распределение ресурсов – элемент стратегии выживания, удерживающей порядок на краю хаоса. Россия формирует систему, где дисциплина, историческая память и управляемая динамика действий становятся ключевым фактором сохранения государства и цивилизации в условиях экстремальной угрозы.
Российская стратегия держится на трёх столпах: упреждение, устрашение и мобилизационный перезапуск. Упреждение позволяет выявлять угрозы и нейтрализовать их до того, как они станут критическими. Устрашение демонстрирует готовность к немедленным и непропорциональным мерам, сдерживая противника и ограничивая его свободу действий. Мобилизационный перезапуск обеспечивает способность концентрировать силы, ресурсы и население для экстремальной мобилизации в условиях кризиса, удерживая динамику конфликта под контролем.
При этом стратегическая инициатива является интегрирующим элементом, соединяющим эти три столпа: она позволяет России не только реагировать, но и опережать противника, формировать сценарий развития событий в свою пользу, контролировать темп и направление конфликта и создавать условия, при которых каждый шаг противника оказывается предсказуемым или нейтрализуемым.
В совокупности эти элементы создают систему, в которой дисциплина, историческая память, психология и организация становятся единым потоком стратегических действий, обеспечивая выживание государства и сохранение контроля в условиях экстремальной угрозы.
Сценарии противников – НАТО, США, Китай – прогнозируются и нейтрализуются через контроль узловых точек, мгновенное перераспределение сил, психологическое воздействие и синхронизацию армии с населением. Апокалипсис превращается в управляемый сценарий: хаос – ресурс, разрушение – инструмент стратегии, инициативная позиция – гарантия выживания народа и государства.
Россия использует опыт Второй мировой, Чеченских кампаний и Сирии, превращая каждый город, каждую семью, каждый институт в элемент системы выживания и стратегического контроля. Русский народ сохраняет дисциплину и коллективную память катастроф, что обеспечивает устойчивость и способность мгновенно адаптироваться. Выживают сильнейшие, прошедшие дарвиновскую селекцию.
Апокалиптический конфликт – не гипотеза, а экзистенциальная граница народа и государства. Как писал Карл Ясперс, «в пограничных ситуациях мы сталкиваемся с тем, что не можем изменить… они открывают человеку его подлинное существование». Для России апокалипсис становится экзаменом: дисциплина, воля и мгновенный перезапуск системы решают исход. Каждая ошибка или пауза способна запустить цепь необратимых разрушений, превращая управляемый конфликт в хаос.
На этом рубеже раскрывается миссия России: превращать конец истории в её продолжение, катастрофу – в новый исход, апокалипсис – в очищение. Она выступает не как жертва, а как «катехон», сила, удерживающая порядок и стратегический контроль до восстановления цивилизации, подтверждая своё призвание хранителя исторических смыслов.
Закрепим смыслы. Стратегия принятия решений в условиях апокалиптического конфликта концентрируется на системных параметрах ядерно-порогового противостояния, психологии лидерских решений в экстремальных условиях, инструментах стратегического сдерживания и координации, прогнозах и моделировании сценариев выживания. Анализ строится на стыке геополитики, теории игр и системной безопасности. Цель – выявление механизмов рационального управления рисками, когда привычные правила международной политики бессильны, а любая ошибка может стать последней.
Современный мир балансирует на краю новой эпохи. Не локальные войны, не региональные кризисы, а системная, ядерно-пороговая, глобальная эскалация – ближайшая реальность. Каждое неверное движение, каждое промедление может обернуться катастрофой. Война – продолжение политики и шахматная доска с нулевым запасом времени. Лидеры балансируют на грани апокалипсиса, управляя не только силами армии, но и психологией противника, менталитетом народов, собственной системой сдерживания. Россия, США, Китай, Индия находятся в состоянии стратегического оцепенения. Никто не может допустить ошибку. Кто первый – решает не тактика, а рациональность и дисциплина командного ядра.
В апокалиптической войне решения не подчинены бюрократии. Лидеры опираются на интуицию, опыт, историческую память и оценку системных рисков. Русский менталитет устойчив к кризису, ориентирован на долгую перспективу, коллективизм и миссию государства. Американский – прагматичен, технологичен, подвержен краткосрочному давлению. Китайский – терпелив, стратегичен, ориентирован на контроль ресурсов и территорий. Асимметрия стратегии неизбежна. Побеждает не сила, а способность интерпретировать намерения противника и управлять рисками эскалации.
Апокалиптическая война – многоуровневая матрица. Ядерное и стратегическое оружие сдерживает, но не решает все. Киберпространство и информационные операции разрушают коммуникации, дестабилизируют мораль, создают иллюзию победы или поражения. Экономическая и социальная мобилизация обеспечивает мгновенное перенастроение производства и моральный подъем населения. Дипломатическая гибкость позволяет использовать союзников и нейтрализовать потенциальных оппонентов без прямого конфликта. Недооценка хотя бы одного уровня ведёт к системному поражению.
Стратегические решения строятся по схеме «оценка угрозы – расчёт последствий – контроль эскалации». Оценка угрозы – понимание целей и ресурсов противника, геополитики и ментального контекста. Расчет последствий – моделирование вторичного и третичного эффекта, вероятностных сценариев. Контроль эскалации – условия, когда противник боится выйти за пределы допустимого, а собственная страна готова к любой провокации. Русско-американское сдерживание XXI века основано на постоянном балансе: угроза ядерного удара плюс активное использование информационной и киберсферы.
История показывает, что мощь государства не гарантирует выживание. Наполеон, Гитлер, США в Корее, Вьетнаме, Афганистане и на Украине – примеры системного провала. Ключевое – умение поместить военную мощь в стратегический контекст, учитывать психологию и географические факторы. Россия использует эти преимущества, США полагаются на технологическое превосходство, недооценивая глубинные культурные и ментальные ресурсы противников. Китай строит долгосрочную стратегию, сочетая экономику и военную силу. Побеждает тот, кто комбинирует силу, психологию и стратегию, а не просто оружие.
Сценарии апокалиптического конфликта делятся на локальную эскалацию с контролем, региональный хаос и системный апокалипсис – полный выход контроля, когда срабатывают ядерное, экономическое и информационное оружие одновременно. Стратегическое ядро стремится не допустить сценария полного коллапса, используя локальные и региональные кризисы для усиления позиции без самоуничтожения. Каждый шаг проверяется на эффективность, сдерживание противника и минимизацию потерь. Все действия синхронизированы с политикой, экономикой и информационным фронтом. Внутри государства действует принцип максимальной мобилизации и адаптивности с резервами и планами на случай выхода ситуации из-под контроля.
Апокалиптическая война – не гипотеза, а элемент системной реальности. Выигрывает рациональный лидер, способный учитывать менталитет, психологию и ресурсы противника. Сдерживание и контроль эскалации важнее демонстрации силы. Менталитет народа определяет долгосрочную устойчивость. Стратегические решения должны быть рублеными, точными, с прогнозируемыми последствиями, как на военной карте Генштаба.
Сценарии стратегического поведения ключевых мировых акторов формируют многоплоскостную систему управления конфликтами и ресурсами.
НАТО действует через три основных механизма: демонстрацию силы, локальные конфликты и экономико-информационное сдерживание. Демонстрация силы выражается в активизации войск, проведении учений и патрулировании морских и воздушных маршрутов. Локальные конфликты реализуются через проекцию сил на ключевых рубежах и взаимодействие с союзниками. Экономико-информационное давление охватывает санкции, блокировку ресурсов и кибероперации. Инструменты включают интегрированные вооружённые силы, системы ПВО и ПРО, союзную инфраструктуру, информационно-психологические операции.
США строят сценарий на глобальной проекции силы, технологическом и киберпреимуществе, а также экономическом и дипломатическом сдерживании. Фазы включают переброску войск и авианосных групп, удары дальнего радиуса, разведку и удары по критическим коммуникациям и инфраструктуре, дезинформацию и кибероперации. Экономическое и дипломатическое сдерживание реализуется через санкции, изоляцию и координацию с союзниками. Инструменты: технологическое превосходство, глобальная разведка, информационно-психологические кампании, экономическое влияние.
Россия опирается на интеграцию стратегии, психологии и организации, синхронизацию армии с обществом и управление инициативой. Фазы включают контроль узловых точек, мгновенное перераспределение сил, адаптацию к хаосу и поддержание системной устойчивости. Инструменты: вооружённые силы, стратегические резервы, мобилизационные механизмы, психологическая и информационная координация, историческая память и дисциплина общества.
Китай реализует долгосрочную стратегию через экономическое расширение, стратегическое соперничество и региональный контроль. Экономическое расширение охватывает инвестиции, инфраструктурные проекты и контроль над ресурсами и торговыми маршрутами. Стратегическое соперничество выражается через демонстрацию военной готовности и контроль над критическими регионами. Региональный контроль включает дипломатические союзы, партнёрства и подготовку к потенциальной конфронтации. Инструменты: экономика, дипломатия, стратегическая терпеливость, сочетание военной силы и контроля ресурсов.
В совокупности эти сценарии создают сложную многоплоскостную среду, где ключевым фактором становится способность акторов координировать действия по различным уровням: стратегическому, оперативному, психологическому и информационному. Управляемое распределение ресурсов, синхронизация действий и удержание инициативы формируют основу выживания государства в условиях глобальной неопределённости и апокалиптической эскалации.
Апокалиптический конфликт проверяет государство и народ на способность сохранять контроль, инициативу и выживание в условиях полной неопределённости. В битве мозгов побеждает тот управляющий хаосом, кто умелее синхронизирует стратегию, психологию и ресурсы, превращая каждый узловой рубеж, институт и гражданина в элемент единой системы выживания и стратегического контроля. Любая ошибка или промедление в реализации решений запускает цепь необратимых разрушений; успешная же координация усилий – сохраняет государство и цивилизационные основы. Историческая память и коллективная дисциплина формируют мгновенную адаптацию к экстремальным условиям, превращая хаос в ресурс, а катастрофу – в механизм трансформации и обновления. Стратегическая инициатива и контроль узловых точек становятся критическим отличием между выживанием и распадом.
Апокалипсис проверяет государство на способность сохранять себя: выживает тот, кто умеет действовать быстро, рационально и решительно, когда привычные правила рушатся. Сдерживание, мобилизация и психологическая координация создают систему, которая удерживает порядок на грани разрушения, где каждое решение и каждый шаг определяют судьбу государства, народа и истории. Победа в таких условиях достигается через точное управление, взвешенную оценку рисков и готовность действовать в хаосе, превращая самую катастрофу в инструмент сохранения цивилизации.
Заключение: стратегический дуализм как инструмент глобальной стабилизации. В перспективе возможна попытка устранить фундаментальные предпосылки апокалиптического противоборства крупнейших мировых акторов. Поскольку геостратегические проекции США и России на глобальный порядок диаметрально противоположны, возникает потенциал выявления «общего знаменателя» их национальных ориентаций через концепцию дуализма нового мироустройства, где каждая сверхдержава выполняет роль «сфер полумира» – Левиафана и Катехона.
В трактате Томаса Гоббса «Левиафан» суверен представлен как абсолютная власть, необходимая для поддержания порядка и предотвращения состояния «войны всех против всех». Суверен обеспечивает контроль и предохраняет систему от хаоса, одновременно оставаясь инструментом стратегического арбитража: Левиафан не выступает агрессором, а гарантирует глобальное равновесие и устойчивость международной системы.
Концепция Катехона, описанная во 2-м послании к Фессалоникийцам апостола Павла и детально развиваемая Карлом Шмиттом, формулирует силу, способную удерживать конец света и сдерживать хаос. В международной практике роль Катехона может выполнять государство или союз, обладающий достаточной стратегической мощью для стабилизации глобальной нестабильности.
Таким образом, США и Россия, реализуя функции Левиафана и Катехона одновременно, могут формировать управляемую систему противостояния. Локальные конфликты гасятся до эскалации, стратегическая автономия акторов сохраняется, а глобальная система получает структурированную предсказуемую стабильность. Исторически повторяющаяся типология противоборства Запада и Востока позволяет преобразовать хаотическую динамику в диалектическое единство противоположностей, превращая стратегическую конкуренцию в управляемый баланс и создавая условия для структурированного миропорядка с сохранением инициативы каждой сверхдержавы.
Если же последней войны не миновать, русская пропасть небытия неминуемо воздаст супостату должное. Это предельный закон истории, вшитый в самую ткань русского существования. Система «Периметр» лишь облекает его в техническую оболочку, превращая метафизическую правду в алгоритм возмездия.
Враг может мечтать о молниеносном обезглавливании, о параличе управления, о сжигании центров российской государственности в первом ударе. Но он должен помнить: даже если все российские командные пункты исчезнут в огне, сама земля, сама экзистенция русского духа, сама разверзшаяся «пропасть небытия» сработает ответом судьбы русской цивилизации, в которой алгоритм заменит волю убитых русичей и станет смертным приговором «новому мировому порядку» антихриста.
Это синтез двух постулатов: древнего, сакрального – «Азъ воздам», и современного, государственного – «зачем нам такой мир, если в нём не будет России». Они образуют замок и ключ к Апокалипсису: если Россия исчезнет, мир сгинет вместе с ней. Ведь Россия «при исполнении» божественной катехонной миссии – удерживать человечество от сползания в прельщение антихристом и блюсти глобальный порядок и справедливость. Всеобщее небытие – финал Последней войны.
До задействования системы «Периметр» предполагается одновременный запуск Россией автономных ударных комплексов: «Посейдон» по территории США и «Сарматы» по Великобритании и Франции, обладающим ядерным потенциалом. По проекту академика Андрея Сахарова, на месте США образуется «пролив имени товарища Сталина» – географическая и символическая метка полной ликвидации инфраструктуры и прибрежных объектов.
Если же опережающе-встречного удара Русского Стояния не произойдёт и единственной гарантией праведного возмездия останется система «Периметр», то необратима «воронка» конечных событий. Алгоритмы автоматически оценивают состояние всех командных пунктов и линий связи, и любая попытка агрессора достичь целей против России запускает полный автоматический ответ, реализуя неизбежное возмездие.
Именно в этом состоит ввод системы «Периметр»: не как первоочередное оружие, а как последняя линия сдерживания, гарантирующая, что ни один агрессор не сможет стереть Россию с лица земли без того, чтобы не быть уничтоженным вместе с собой. В этой логике каждая система – «Сарматы», «Посейдон» и «Периметр» – становится инструментом исполнения неизбежного закона, который реализуется через действия России и её сакральную волю: Азъ воздам.
Запуск процедуры проходит незаметно для противника. В шахтах и командных бункерах на боевое дежурство заступает система автоматизированного управления. Внутренние алгоритмы фиксируют три уровня параметров: физические признаки удара (сейсмическая активность, радиация, мощные электромагнитные всплески), обрыв связи с Генштабом и Главнокомандующим, а также подтверждение о старте ракет противника, поступающее от радаров СПРН.
Через считанные минуты первый эшелон агрессии достигает целей. Москва, Санкт-Петербург, основные узлы управления и связи поглощены термоядерным пламенем. Централизованная система командования уничтожена. Человеческая воля государства, казалось бы, обрублена. Но именно в этот момент включается алгоритм возмездия. «Периметр» распознаёт условия полного обрыва управления и запускает цепочку командных ракет, которые, поднимаясь в воздух, транслируют сигнал на все уцелевшие пусковые установки, подводные ракетоносцы, мобильные комплексы и авианосители ядерного оружия.
Молчавшие до этого шахты оживают. В считанные минуты десятки, затем сотни межконтинентальных баллистических ракет стартуют по заранее рассчитанным траекториям. Огненные столбы пронзают ночь, идущие в стратосферу боеголовки разделяются на десятки целей каждая. Ответный удар накрывает индустриальные центры агрессора, столицы, военные базы, узлы энергетики и инфраструктуры. Никакая система ПРО не способна перехватить столь массированный залп. Через полчаса на планете больше не остаётся целостных государств в том виде, в каком они существовали до начала конфликта.
В этот момент сбывается апокалиптический сценарий, которого боялись и политики, и генералы на протяжении всего ядерного века: мир испепеляется. Но противник не добился своей стратегической цели – уничтожения без возмездия. Даже в условиях полной катастрофы государственное сознание и его последняя воля реализовались через систему «Периметр».
Ополченцы у Толстого надевают чистые белые рубахи, готовясь к последнему бою; каждое плечо выпрямлено, каждая грудь готова принять удар, и в этом движении слышен ритм, который превращает смерть в торжественный акт служения Отечеству: умирать – так с музыкой. Так звучат слова из песни: «Выпьем за армию нашу могучую, выпьем за доблестный флот». В этом лейтмотиве обретают своё место все инструменты последнего возмездия: «Сарматы», «Посейдон» и «Периметр». Смерть, принятая с песней, становится символом катехонной миссии России и воплощением сакрального закона: Азъ воздам.
Мир, который отвергает Россию, сталкивается с неизбежной катастрофой, а сама Россия остаётся неприступным метафизическим замком, через который невозможно пройти без разрушительных последствий.
Евгений Александрович Вертлиб / Dr.Eugene A. Vertlieb, Член Союза писателей и Союза журналистов России, академик РАЕН, бывший Советник Аналитического центра Экспертного Совета при Комитете Совета Федерации по международным делам (по Европейскому региону) Сената РФ, президент Международного Института стратегических оценок и управления конфликтами (МИСОУК, Франция)
