Нынешнее положение русской литературы в обществе, подавленной «рынком», к ней вообще неприложимого, а также её состояние, не может не волновать людей, к ней так или иначе причастных. Не может не порождать реакцию на это беспрецедентное вытеснение литературы из общественного сознания, всё ещё продолжающееся: «После 1991 года власть, пожалуй, впервые в истории российского государства отвернулась от литературы, избрав самую примитивную тактику: "своих" авторов вознести в классики, "не своих" пустить по миру» (Анатолий Салуцкий, «Смена матрицы», «День литературы», 10.10.2025 г.). А потому защита русской литературы, её апология в условиях «катастрофы словесности» естественна, закономерна и своевременна. Правда, понимается эта апология по-разному. И само её наличие ещё не говорит о действительной борьбе за русскую литературу, как форму народного самосознания, хотя и носит её внешние признаки.
Заведующий кафедрой зарубежной литературы и сравнительного культуроведения Кубанского государственного университета Алексей Татаринов на сегодня, пожалуй, самый активный апологет литературы, судя по его статьям в блоге, в газетах и журналах, выступлениям на конференциях. Более того, он автор монографии «Апология литературы». Всё это и его последние статьи: «О нашей пипеточной литературе», «Апология литературы», «О сложных контекстах Большого стиля», вплоть до статьи «Апология литературы» («Завтра», № 43, 2025), понуждает рассмотреть его методологию защиты литературы.
Всё, как и положено в научных обсуждениях, у него начинается с терминов, но довольно умозрительных, не характеризующих действительное положение в литературе: «Пипеточная литература», «Большой стиль». Терминах броских, с явным признаком эпатажа. Что касается первого термина, нацеленного, вроде бы, на уничижение существующей псевдолитературы, то он малоприменим к литературе, хотя бы уже потому, что не говорит о том, что же находится в этой «пипетке», может быть, там есть и что-то ценное. Но в таком случае можно только посетовать на его малое количество. И потом, пипетка – медицинский предмет, предназначенный для лечения, не вызывает негативного ощущения.
Что же касается «Большого стиля», то и сам автор сомневается в его существовании: «Есть ли вообще Большой стиль?» Его действительно нет, хотя вроде бы, должен быть. Но на этом понятии, обозначающем нечто несуществующее, автор строит свою апологию литературы. Для учёного это не только странно, но недопустимо, ибо как в терминологии, так и в аргументации у него должно быть всё точно. На эту грандиозность замысла с «Большим стилем», не имеющего под собой никакой основы, можно сказать словами талантливого критика первой половины ХIХ века, преемника В. Белинского по отделу критики в «Отечественных записках» Валериана Майкова: «Признак мелкого таланта – страсть к колоссальным трудам» (Критические опыты (1845-1847), издание журнала «Пантеон литературы», С-Петербург, 1891). Хотя декларативно, А. Татаринов точно определяет стратегические задачи «новейшей словесности», связывая их «с давно ожидаемым поворотом литературного процесса от клановых проектов к народности». Но это – декларативно. А как на самом деле, на так сказать, метафизическом уровне?..
И можно понять критика, его жёсткие суждения о современной литературе, если, по его словам, вокруг «лишь устаревшая классика и никому не нужные современные книги» («Наш современник», № 4, 2018). Слышать от филолога об «устаревшей классике» странно, ибо это свидетельствует о каком-то кардинальном непонимании природы художественной литературы. В таком случае, что он от неё ждёт и побуждает к этому читателей? «Современности»? Но современность можно почерпнуть и из других, более надёжных источников. Истинная литература даёт нечто иное.
Ну допустим, что и Алексей Варламов со своим «Одсуном» и Андрей Дмитриев с его «Ветром Трои» – это оппозиция пока не существующему Большому стилю и ничего более, а потому «неполиткорректный, кризисный разговор о таких успешных книгах совершенно необходим». А где не оппозиция? Беглое перечисление имён авторов, приобретших в информационном пространстве определённую «репутацию», нисколько не задумываясь о том, соответствует ли эта «репутация» их творчеству. Вот и всё. На этом разговор А. Татаринова собственно о литературе заканчивается. Далее идёт, по его же словам, «позиция критика, публициста, идеолога литпроцесса», каковым автор, безусловно, является.
И тут, по А. Татаринову, главным губителем литературного процесса особенно являются патриоты, «правый фланг», «где под разными знамёнами собираются традиционалисты» («О нашей пипеточной литературе», «Литературная Россия», 16 апреля 2024 г.). Без всяких, хотя бы самых общих аргументов и доказательств этого. Да, есть у «правого фланга» свои грехи. Они нередко впадают в догматизм, и даже в некое, я бы сказал, «патриотическое сектантство». Но разве эти грехи сопоставимы с грехами тех, кто проповедует «умную ненависть к России», кто Россию «ненавидит сердцем и умом, ждёт поражения Москвы и суда над нами»? Но это профессору А. Татаринову не претит так, как традиционалисты. Это вовсе и не разрушители литературного процесса. Хотя такая позиция – за пределами и литературного процесса, и литературы, и какой бы то ни было поэтики…
Более того, он оправдывает иноагентов, так как с ними ему всё ещё не «всё ясно»: «Дело ведь не только в высказываниях о России. Важны их поэтика и дидактика, которые помещают человека в кокон неповторимой агрессивной и любимой самости, перемещают из страны, народа, и государства. Перемещают куда? Я бы назвал это место камерой гностических неврозов». Как видим, признакам формальным – «поэтика и дидактика» – отдаётся предпочтение пред признаками сущностными, смысловыми. Но эти «поэтика и дидактика» и привели их к ненависти к России. Это и есть идеология предательства, смердяковщины, открытая ещё Ф.М. Достоевским. Что пред этим утверждение критика, что для него Большой стиль – это «презрение к бессмертию нашей души, с превращением литературы в коммерческий проект»? Ровным счётом это ничего не значит, ибо из этой декларации никак не выходит апология иноагентов.
Нет, утверждает А. Татаринов, теперь мы должны заняться исключительно разбором и анализом того, «как устроено мышление от нас уехавших». Наконец-то заняться не истинными писателями, поэтами, кто устоял в «катастрофе словесности» и которым это досталось ох как непросто, а продолжать барахтаться в «гностических неврозах» уехавших, продолжая удерживать их в информационном пространстве, отравляя сознание читателей. Хотя сам же автор говорил «о нашей реакции на вызовы вполне состоявшихся врагов» (12 апреля 2024). А теперь сетует на то, что о них говорить неприлично: «Но нам говорить о них опасно. Курсовые и дипломные работы с разбором их грехов? Лучше не надо! А в диссертациях? Поставить звёздочку? Нет. На всякий случай убрать». Это мол, уже цензура… То есть, студенты должны быть заняты разбором реальных грехов уехавших, оправданием иноагентов и ничем более… И это – апология литературы? Нет, это – оправдание предательства, вроде бы, на литературном поле.
Таким образом, А. Татаринов декларативно, вроде бы, осуждает иноагентов, их «гностические неврозы» и в то же время говорит, о якобы драгоценности их воззрений по причине «поэтики и дидактики». Как это может совмещаться, неведомо.
Но истинных писателей, поэтов во все времена не было много. Вспомним Н. Некрасова:
Попробуй, усомнись в богатырях
Доисторического века,
Когда и в наши дни выносит на плечах
Всё поколенье два-три человека.
Дело критика в том и состоит, чтобы выявлять этих немногих, но истинных писателей, а не пребывать в ядовитых мировоззренческих поветриях, в «гностических неврозах». Это и было бы действительной апологией литературы. Но этого в многочисленных статьях А. Татаринова нет (за исключением упоминания об Андрее Антипине), несмотря на их заголовки об апологии литературы.
«Есть такой вопрос, – пишет А. Татаринов, – Россия – это антизападная крепость или спасительный для всех шаг к всемирности?». Нет такого вопроса, – отвечу на это я со всей ответственностью. То, что Запад в очередной, уже в который раз объявил нам войну на уничтожение, и уже ведёт её, в которой погибают наши лучшие люди, вовсе не значит, что новые поколения школьников и студентов не должны читать «Божественную комедию» Данте Алигьери, «Дон Кихота» и многое другое, что было прекрасно издано (и ныне издаётся) и находится в библиотеках для неленивых и любопытных.
Нет, утверждает критик. – Надо создать «Русский канон всемирной литературы», словно это возможно, по его же словам, при нынешней «катастрофе словесности». И далее – уже вовсе не о литературе, а об идеологии и политике: «Христианский запад – наш сложный союзник, сейчас он тоже под ударом». И предлагает нечто, что как литературной «алхимией» назвать невозможно, словно истинные писатели творили и творят по таким «рецептам»: «Если в стандартный курс европейского Средневековья добавить библейский пролог и византийские сюжеты, Запад сделает шаг навстречу Третьему Риму. Он начнёт работать на Русскую идею». Но Запад шаг уже сделал – на наше стратегическое поражение. Уже идёт «война с Западом на Украине, имеющая признаки Отечественной» (Константин Затулин, «Литературная газета», № 42, 2025).
О некой «всемирной литературе», даже «с русским вектором движения», с доктором филологии как-то и говорить неудобно, так как никакой «всемирной литературы», как и «общечеловеческого искусства» не бывает. Разве что в воспалённых и неисправимых головах глобалистов, хотя пытались ведь такую литературу делать: «Из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература» (К. Маркс, Ф. Энгельс, «Манифест Коммунистической партии»). Но из этого так ведь ничего не вышло и не может выйти. Когда в советские времена выходила прекрасная многотомная серия «Библиотека всемирной литературы», она хотя и называлась так, представляла национальные литературы, а не какую-то «всемирную литературу».
«А может с Западом и не нужно бороться? Да я и не против, ведь десятки лет преподаю литературы Европы и Америки, являясь внуком известного американиста-литературоведа», – пишет А. Татаринов. Но разве из того, что автор преподаёт зарубежную литературу, следует вывод о том, вести или не вести нам войну с Западом, тем более, что не от нас, не от России это, как и всегда, зависит? Нет, не следует. Но каков эгоцентризм!..
Сама же русская литература в её вершинных творениях, в том числе и нашего времени, постигала и понимала это соотношение с Западом совсем иначе, чем его толкователи, чем это представляется теперь даже в условиях войны А. Татаринову. Приведу стихотворение выдающегося поэта нашей эпохи Юрия Кузнецова с надеждой на то, что доктор филологии, не посчитает эту уже новую классику, «устаревшей классикой», вдруг обернувшейся поразительным пророчеством. Стихотворение, написанное почти полвека назад в 1980 году, когда поэт был ещё молод, а апологет литературы, можно сказать, юным:
Для того, кто по-прежнему молод,
Я во сне напоил лошадей.
Мы поскачем во Францию-город
На руины великих идей.
Мы дорогу найдём по светилам,
Хоть светила сияют не нам.
Пропылим по забытым могилам,
Прогремим по священным камням.
Нам чужая душа – не потёмки
И не блеск Елисейских Полей.
Нам едино, что скажут потомки
Золотых потускневших людей.
Только русская память легка мне
И полна, как водой решето.
Но чужие священные камни
Кроме нас, не оплачет никто.
Пётр Иванович Ткаченко, литературный критик, публицист, прозаик
