Царь Иван IV, вошедший в историю как Грозный, родился 7 сентября 1530 года. Пять веков без пяти годков. Это был мудрый и жёсткий правитель, раскрывший стратегический горизонт России как империи, мыслитель власти как покорения территориального конгломерата.
Свою миссию он видел в том, чтобы удерживать целостность народа и веры, не позволяя внешним силам расчленять и внутренним кланам дробить её. В этом контексте ликвидация Казанского и Астраханского ханств была не актом внешней экспансии, а логикой возвращения пространства естественному центру. Казань была не просто трофеем, а символом прорыва России в положение державы, объединяющей восточных и западных славян, финно-угров и тюрков под властью Третьего Рима. «Кто владеет Казанью, тот владеет сердцем Волги», — говорили современники. Астрахань открывала дорогу на Каспий, соединяла Россию с Персией и Востоком, закладывая основы будущей евразийской линии.
Ливонская война стала для Ивана попыткой выхода к Балтике. Важность этого направления заключалась не только в торговых путях, но и в ощущении равновесия сил: Россия не могла оставаться запертой, ибо стратегическая логика требовала выхода к морю. И хотя эта попытка завершилась неудачей, сама постановка задачи прорваться к морским коммуникациям стала программой-боем, реализованной Петром I.
К 1565 году в стране сложилась критическая обстановка, которую обычными административными методами уже было не разрешить. Боярские кланы в упорстве сохранения своих родовых привилегий тем самым мешали государеву проекту: тормозили мобилизацию ресурсов и угрожали целостности государства. Эти центробежные очаги сопротивления реализации воли царя надо было сломить ещё и потому, что часть элиты могла действовать в интересах чужих сил, через свои родственно-династические связи способствуя врагам Руси.
Для решения этой системной проблемы Иван IV создал силовой аппарат преданных «государевых псов» — праобраз карательных «троек ЧК» «именем революции». Так устранялись угрозы централизации, формировалась лояльная власти элита — поддерживался сбалансированный порядок. В этом смысле опричнина была инструментом имперского служения нации. Она выполняла роль внутренней опоры государства, аналогично тому, как янычары обеспечивали лояльность султану в Османской империи, НКВД реализовывал волю Сталина в СССР, а СД и СА — Гитлера в нацистской Германии. В каждом случае речь шла о создании управляемого силового аппарата, способного защищать центральную власть от внутренних и внешних угроз.
Именно в этом и заключается сущность опричнины как феномена — создание управляемого силового аппарата, способного защищать центральную власть от внутренних и внешних угроз. Но если в России XVI века этот механизм был прямым инструментом консолидации и имперского роста, то на Западе XXI века аналогичные практики приобрели иной извод: прикрываясь лозунгами демократии, власть там формирует собственные «опричнины» — механизмы подавления народного волеизъявления.
Так, президент Франции Эммануэль Макрон опирается на статью 49.3 Конституции Пятой республики, позволяющую обходить парламент и фактически блокировать приход к власти национально ориентированных оппозиционеров, даже если они выигрывают выборы. Или взять «Альтернативу для Германии». Она получает значительную поддержку. Но на федеральном уровне искусственно создаются «санитарные кордоны», лишающие правую партию доступа к реальным рычагам власти. Более того, против лидеров и активистов внелиберальной доминанты возбуждаются уголовные дела — что уже вызвало недовольство даже у части американских наблюдателей, прямо указывавших на несоответствие таких методов демократическим нормам.
Не менее показателен пример Молдавии: там потенциально побеждающий оппозиционный кандидат просто снимается с выборов по уголовному предлогу, открыто лишая миллионы граждан права выбора. Подобная практика — это прямое извращение принципа народного суверенитета и узурпация власти под вывеской «евроинтеграции».
Таким образом, западная а-ля «опричнина» — это удержание власти любыми средствами, игнорирование результатов демократического волеизъявления народов и подавление инаковости конкурентов по власти. Этот прогресс регресса — политический беспредел, замаскированный под демократию «конца истории». В России же опричнина была осознанной стратегической необходимостью: «лес рубят — щепки летят». Великие свершения во имя империи и её народа никогда не бывают без сопутствующих потерь, но именно они создают фундамент для будущего государственного величия.
Опричнина для России была стратегическим механизмом обеспечения целостности державы, инструментом реализации русской геостратегии «от моря Балтийского до океана Тихого». В данном нарративе опричнина предстает актом геополитического переустройства внутреннего пространства Руси. В условиях, когда амбициозная патриархальность боярских кланов сопрягалась с удельной раздробленностью страны и втягивала Москву в орбиту чужих интересов, Государь Иван IV опричниной выжег очаги крамольной центробежности и создал государственный центр, соразмерный масштабам великой страны.
В Европе XVI века бушевала «охота на ведьм» — массовая чистка общества от мнимых и реальных врагов в логике религиозных войн. Россия отвечала на вызовы по-своему: вместо костров инквизиции возникла опричнина — хирургическое вмешательство в тело государства. Это был способ мобилизации нации через гангреноусечение омертвевших частей ради создания имперской конфигурации будущего.
В стратегическом плане Иван IV предвосхитил ту же мысль, которую в XX веке сформулировал Збигнев Бжезинский: «Без Украины Россия перестаёт быть империей, с Украиной — она автоматически превращается в империю» («The Grand Chessboard», 1997). Царь Иван IV понимал значение присоединения к Руси южных земель — в пограничном пространстве между Литвой, Польшей и Крымом. Его политика в отношении степных окраин была ясной: Россия не могла оставаться без контроля над Днепровским направлением. Поэтому постоянные войны с Крымом, строительство оборонительных линий и борьба за влияние в Литве и Речи Посполитой были частью той же программы — закрепления за Москвой ключевых территорий для массива имперской целостности.
Сегодня Россия вновь стоит перед той же стратегической развилкой: либо контролировать Киевскую ось, либо быть вытесненной в региональную нишу. Россия без «южных ворот» — это не проекция Ивана Грозного, а западно-масонский «новый мировой порядок».
Царь Иван IV, как геополитик, рассматривал Россию не просто в пространственных границах, а как цивилизационный центр. «Москва как Третий Рим» — не отвлечённая богословская формула монаха Филофея, а стратегическая программа, воплощённая Иваном Грозным: от духовного предвидения — к политическому действию. Филофей дал сакральный код («два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не бывать»), а «Иван Васильевич» сделал этот код реальностью — венчался на царство как православный император, учредил опричнину как аппарат защиты «Рима» от внутренних предателей и внешних врагов, превратив мессианскую идею в орудие имперского строительства. Москва стала не просто центром власти, но и оплотом всемирного Православия, а опричнина — стражей этой миссии.
Геостратегическая миссия России, обусловленная самими бескрайними просторами, требовала незыблемой централизации — ради скрепления единого монолита и удержания его от распада. Государство осмыслялось как атом — неделимый и цельный, а царь становился его ядром, источником внутренней энергии и гарантом сохранности целого. Эта образность, как ни странно, удивительно современна: атом может быть колоссальной силой лишь тогда, когда ядро прочно связывает орбиту частиц; разрыв же этой связи — катастрофа распада. Так и Россия XVI века — при всей разнородности своих социальных страт — могла существовать лишь в состоянии их внутреннего сцепления.
Современники Ивана Грозного оставили немало свидетельств о его стратегической линии. Английский посол Джером Горсей писал о нашем Иване Великом: «Он рассматривал своё государство как стражу всего Востока против нашествия Запада, и всего Запада против вторжения Востока». В этих словах отразилась миссия России как щита и балансирующего ядра между цивилизациями — того, что было выражено формулой «Москва — Третий Рим». Стратегия Самодержца концентрировалась в трёх ключевых направлениях: закрепление за Россией Волги и Каспия как опорного пространства; выход к Балтике как к окну в Европу; удержание контроля над южными степями — имперская перспектива Малороссийского вектора.
Иван Грозный был первым, кто осознал: Россия не может быть только восточной или только западной. Она должна быть синтезом, Евразией. Он открыл дорогу в Сибирь походом Ермака, поддержанным Москвой, что стало началом нового стратегического измерения. Тем самым Россия раздвинула свои границы до Урала и дальше.
Жестокость Ивана Грозного была соразмерна действовавшим в социуме законам силы и фанатической веры и встроена в имперски мотивированный стратегический расчёт. Он созидал империю в мире, где Европа той же эпохи жгла оппонентов на кострах и уничтожала города во исполнение доктрин. «С волками жить — по-вочьи выть»: не действовать в этой логике было невозможно. Но возможно было превратить энергетику «вихрей враждебных» в глобальный русский стратегический позитив — Империю.
Монарх воспринял от Орды идею жёстко централизованной и сакрализованной власти, но наполнил её православным содержанием — во спасение народа и государства. Если хан держал власть ради самой власти, то русский царь осуществлял её ради миссии — возвысить и раскрыть предназначение Руси в масштабе истории. В этом заключался синтез ордынской государственности и византийской священности, из которого рождалась особая русская форма власти. Россия никогда не была лишь Византией и никогда — лишь Ордой: она стала новым, самостоятельным типом цивилизации, сплавившим оба начала. Иван IV был первым, кто воплотил этот сплав в реальности.
Историческое величие Ивана IV в том, что он стал первым архитектором геоимперии, превратив Русь в Россию и задав форму будущей Империи. Он не ограничивался ответом на вызовы — он ставил сверхзадачи: целостность пространства, движение во все пределы, удержание миссии. Уже тогда угадывалась дилемма, актуальная и ныне: Россия либо собирает вокруг себя все узлы своей истории, включая земли, которые позднее будут называться Малороссией и Украиной, либо теряет смысл быть державой.
Коронация 1547 года утвердила Россию наследницей византийской вселенской идеи. Иван осознавал себя носителем особой судьбы: «Мы поставлены Богом хранить царство православное», — писал он Курбскому. Его жёсткость исходила не из личной тирании, а из служения миссии. Здесь зародился код русской политики — власть как служение вере и народу.
Иван IV превратил Московию в евразийскую державу от Балтики до Каспия, сформировал образ врага (Запад, Орда, Османы) и образ миссии (православное царство, Третий Рим), создал прецедент интеграции народов на основе веры и подданства. Он впервые утвердил субъектность России: ни Польша, ни Запад, ни Восток уже не могли видеть в ней окраину. Более того, те земли, которые позже станут Малороссией и Украиной, воспринимались не как отдельность, а как эмбрион единого русского целого. Иван Грозный задал эту перспективу: Россия — не фрагмент, а центр, не окраина, а Империя.
Его государственность — это стратегия духа. Россия не может быть малой: её судьба — самораскрытие через пространство, укрепление веры, закона и порядка. Иван Грозный первым уловил этот закон и превратил его в действие. «Царство моё — есть дело Божие», — утверждал он. В этом суть его геополитики: власть не личное обладание, а инструмент миссии. Поэтому фигура Ивана IV остаётся ключом к пониманию, как Русь стала Империей, а народ — народом-державой, государством-цивилизацией, исповедующим православную веру, единым в законе и готовым к защите святой земли, воплощая рьяный дух традиции Уварова: «Православие — Самодержавие — Народность».
Евгений Александрович Вертлиб / Dr.Eugene A. Vertlieb, Член Союза писателей и Союза журналистов России, академик РАЕН, бывший Советник Аналитического центра Экспертного Совета при Комитете Совета Федерации по международным делам (по Европейскому региону) Сената РФ, президент Международного Института стратегических оценок и управления конфликтами (МИСОУК, Франция)
