Критика философии с позиций глубинного Православия

Прочитав в «Русской народной линии» статью Юрия Герасимовича Уткина «Философия как шлагбаум на пути к Православию», я хотел бы изложенный Уткиным концепт рассмотреть сквозь призму глубинного Православия, видя его сеченную правоту и, одновременно, неполноту его методологического основания. Автор, безусловно, верно ощущает экзистенциальную угрозу, исходящую от философии, позиционируя её как «шлагбаум» на пути к Православию. Его интуиция схватывает ключевую проблему секуляризации: подмену духовной реальности набором человеческих «моделей» и «умствований» («мощным шлагбаумом философия загородила для многих путь к Православию, заменив духовное развитие человека на суррогат – отражающий выдуманный мир и затеняющий мир реальный»).

Однако стратегическая слабость его позиции, с точки зрения бескомпромиссного глубинного Православия, состоит в его недостаточной теологической радикальности, которая не позволяет ему довести борьбу до онтологического конца. Уткин, будучи кандидатом технических наук, неявно сохраняет приверженность светскому рационализму, допуская, что «действительные науки» («физике, химии, биологии и т.д.») могут быть мостом к вере («Человек через познание «многих наук» может прийти к Православию»), а его критика философии сводится в основном к морализаторству (ad hominem о Ницше, Фрейде и Канте) и социальным последствиям («религиозным охлаждением»).

Настоящая, глубинная Православная стратегия требует полного деобожествления (десакрализации) всего светского знания, которое не опирается на Божественное Откровение. Ошибка Уткина в том, что он видит в философии лишь «выдуманный мир» и личное высокомерие «избранных персон» («наука» для особо одарённых и избранных персон, считающих себя – «избранными»). Но с точки зрения Святых Отцов, философия – это не просто ошибка логики или социальный суррогат; это, прежде всего, гордыня падшего разума, пытающегося создать собственный свет и познать мир автономно, без благодати Божией. Таким образом, философия, в её светском понимании, коренится в первородном грехе мысли, в древнем гностицизме, и является орудием Апостасии (отступления) и духовного разложения. Это гносеологический корень всех заблуждений: когда человеческий разум, ограниченный грехом, претендует на постижение абсолютной Истины без Откровения.

Святые Отцы исходят из того, что после грехопадения Адама человеческая природа была повреждена, и это повреждение затронуло не только волю и чувства, но и разум (нус). Изначально, разум был чистым «оком души», способным к непосредственному созерцанию Бога. После греха же, разум помрачился и сосредоточился на тварном. Как говорит Святой Иоанн Лествичник: «Ум, отторгшись от Бога, стал блуждать во многих мыслях, а блуждая, стал пристрастен к материи». Светская философия утверждает автономию разума как главного инструмента познания, что является прямым повторением греха Адама. Разум провозглашает себя критерием Истины, а не ее смиренным преемником. Когда падший разум пытается познать мир, он неизбежно создает «модели», которые являются лишь отражением его помраченных категорий, замещая собой живого Бога. Рациональные системы — это попытки построить Вавилонскую башню мысли, не нуждаясь в благодати.

Критику Уткина, согласно которой философы «создают «модель» мироустройства» и отвлекаются от «реальной жизни», блестяще иллюстрируют русские классики. У Достоевского эта гордыня разума порождает идеологическое преступление: Родион Раскольников создаёт рациональную «модель» Сверхчеловека, которая, будучи оторвана от совести и Откровения, ведет к убийству, совершенному «по теории» (подчёркнуто автором: «недоучившийся студент»). Это прямое воплощение того, как «немного логики и умствования» позволяет сконструировать «свой мир». Иван Карамазов доводит это до философского предела, создавая модель, которая возвращает Богу билет – акт высшей рациональной гордыни, что приводит его к безумию (встрече с чёртом, являющимся проекцией его отравленного, автономного разума). У Льва Толстого эта гордыня проявляется иначе: он создает суррогат («можно обойтись без религии»), пытаясь просеять Евангелие через сито собственной светской логики, отвергая всю духовную и догматическую полноту Православия в пользу моральной этики. Это идеальная иллюстрация того, как философия, будучи «шлагбаумом», подменяет духовное развитие.

Критиковать Канта за «пунктуальность», а Фрейда за «гиперсексуальность» – это уступка либеральной, моралистической полемике. Как надо – это осуждать их учения за их догматический вред: за претензию Канта наложить рациональные рамки на познание Бога, и за сведение Фрейдом духовной жизни и греха к биологическим инстинктам. Философия должна быть осуждена не за то, что она отвлекает от «реальной жизни» (хотя Уткин об этом и пишет), а за то, что она является духовной ересью, ставя человека, а не Христа, в центр мироздания (гуманизм). Более того, даже те научные аргументы, которые приводятся в комментариях (о невозможности флуктуационного возникновения информации и необходимости «разумного конструирования»), лишь подтверждают онтологическую несостоятельность «глиняного» фундамента случайности и хаоса, доказывая необходимость Трансцендентного Разума (Творца) как источника всякого порядка и информации, что также опровергает секулярный философский взгляд.

Следовательно, стратегический нарратив должен быть не о «шлагбауме», который можно поднять, а о стене отчуждения, возведённой врагом рода человеческого из камней гордыни и умствований, чтобы окончательно отгородить душу от света Предания. Уткин прав, говоря о «глиняном» фундаменте («духовный «каменный» фундамент страны был заменён большевиками на «глиняный»»), но этот фундамент – не просто результат революции 1917 года, а кульминация многовекового отступления Запада, начавшегося с папизма (ереси filioque), затем породившего Реформацию («Реформация в Европе... посодействовала внедрению в учебную практику нового предмета – философии»), и лишь после этого – секулярную философию и, наконец, революционный атеизм.

Таким образом, для возвращения к «каменному» фундаменту России («пора возвращаться к уже проверенному в веках духовному фундаменту») необходимо не просто осудить философию, но полностью отвергнуть всю Западную цивилизационную парадигму как исток духовного тления и революционного вируса. Истинное познание достигается только смирением и очищением сердца. Истинное «любомудрие» (Philosophy, или любовь к мудрости) – это не кабинетные размышления, а исключительно аскетический подвиг и жизнь по Евангелию (как учили Святые Отцы, называя монашескую жизнь высшей «философией»), что и должно быть единственным критерием для познания, осмысления и построения тысячелетнего Русского Царства. Единственный Богослов – это тот, кто чисто молится, а не тот, кто жонглирует логикой, ибо, как наставляет Евагрий Понтийский: «Богослов есть тот, кто чисто молится, а кто чисто молится, тот богослов». Это не призыв к невежеству, а призыв к преображению разума от орудия гордыни к орудию созерцания и смирения.

Евгений Александрович Вертлиб / Dr.Eugene A. Vertlieb, Член Союза писателей и Союза журналистов России, академик РАЕН, бывший Советник Аналитического центра Экспертного Совета при Комитете Совета Федерации по международным делам (по Европейскому региону) Сената РФ, президент Международного Института стратегических оценок и управления конфликтами (МИСОУК, Франция)