О либерально-европейской и революционно-еврейской этнических химерах и Русском бунте 1917 г.

В первой части статьи говорилось о главных признаках болезни Российского суперэтноса: дегенерации российской элиты, расколе русского народа и нарастании субпассионарности во всех слоях общества в начале XX (см. на РНЛ ст. «Болезнь этноса. Что такое фаза надлома…»).

Здесь надо подчеркнуть, что за двести лет европеизации дворянский класс в России был изрядно разбавлен иностранцами, в основном немцами, что привело к образованию русско-европейской этнической химеры. Это обстоятельство ускорило деградацию (потерю идентичности!) значительной части политической, экономической и интеллектуальной элиты (см. три статьи об антисистемах и химерах на РНЛ).

Многие русские аристократы породнились с выходцами из Европы – Канкриными, Бенкендорфами, Дубельтами, Фредериксами, Келлерами, Бунге и многими другими. А затем их потомки перемешались между собой. Похожее этническое смешение происходило и в средних классах общества – буржуазном и служилом. И то, что какая-то часть «немцев» ассимилировалась и обрусела (не до конца, конечно, поскольку генетические культурные коды изживаются веками!) и даже «полюбила Россию», проблемы не снимало.

У Льва Гумилёва это называлось «переусложнением этнической системы» из-за большого прилива иностранцев. Ученый приводил в пример Турцию, где этническое смешение с представителями чуждых суперэтносов было более интенсивным, чем в России, вследствие чего Османская империя («больной человек»») распалась насовсем.

Что касается правящей элиты, то уже при Александре I, либерале и германофиле (да-да! до своего прозрения в последний период правления он наломал много дров!), почти все лучшие должности в управлении были заняты немцами. Известен случай, когда герой 1812 года генерал Ермолов подал рапорт на имя Александра I: «Прошу Ваше Императорское Величество за перечисленные здесь подвиги произвести меня в немцы». А следующий император Николай I, бывший, по отзывам современников «типом прусского офицера», говорил: «русские дворяне служат государству, немецкие – нам».

Именно при Николае I обострилась столетняя борьба немецкой и русской партии в правящей элите (с бироновшины). Немцев в это время возглавлял одиозный министр иностранных дел Нессельроде (отец немец, мать еврейка), который сознательно проводил антипатриотическую, прозападную политику.

Существует убедительная версия, что за организацией травли поэта-патриота А. Пушкина и его убийством стоял не барон Геккерн, а граф Нессельроде и иезуиты. Их прикрытие осуществлял руководитель службы безопасности Бенкендорф. Примечательно, что царь, высоко ценивший Пушкина и знавший о заговоре против него, не принял никаких мер в отношении Нессельроде, Бенкендорфа и др. участников «операции». Все-таки свои – немцы… ну, или почти немцы.

Кроме того, в связи с «романо-германской» проблемой можно вспомнить и Ломоносова, который ожесточенно воевал с немцами, захватившими власть в Российской академии наук. И матушку Екатерину с ее французскими просветителями-масонами и немецкими переселенцами-лютеранами. И первую попытку «либеральной» революции в России по западным лекалам в декабре 1825 г. И много чего еще – вплоть до «масонского заговора» в Феврале 1917 года!

Кто-то может возразить: но ведь и Пушкин, по маме, тоже происходил из чужих. Извините! Не совсем из чужих, поскольку православные эфиопы, хотя и относятся к другой расе, – переходной между черными и белыми, – но нам более комплиментарны, чем вечные враги – англичане, французы и прочие шведы (см. понятие этнической комплиментарности и историю отношений России и Эфиопии). Да и к тому же, одиночные межэтнические контакты вполне допустимы, опасны именно групповые, массированные воздействия на коренное население чуждой ментальности и стереотипов поведения.

Что же касается потомка шотландцев Лермонтова, то здесь все сходится. Если внимательно проследить биографию поэта и вчитаться в его произведения (не только «Демона»), мы обнаружим явные признаки антисистемности. И если Пушкина называют светлым поэтом, то Лермонтова никто так назвать не отважится… (о смешанных типах см. ст. на РНЛ «Больной Серебряный век»).

Теперь – о евреях. В конце XVIII – начале XIX вв. после всех разделов Польши в состав империи вливается многочисленное еврейское население – это жители Белоруссии, Правобережной Украины и исторической Польши.

Примечание. После Киевского погрома 1113 г. и призвания киевлянами Владимира Мономаха, евреев в Россию не пускали. Отдельные евреи начинают проникать и закрепляться только в XVII в., при первых Романовых. При Петре I некоторые из них делают успешную карьеру и входят в круг аристократии: Шафиров, Дивьер и др.

Это массовое вхождение польских евреев создает дополнительную напряженность в этнической системе, поскольку иудеи сохраняют свою замкнутость, и активно сопротивляются всяким попыткам властей включить их в общее дело. Приобщаться к русской жизни, в отличие от тех же немцев, они не желают; особенно не желают заниматься земледелием и служить в армии. Это еще больше «переусложняет» российскую суперэтническую систему и без того ослабленную надломом (с 1830-х гг.; см. первую часть).

Гумилёв не отказывал евреям в этничности и называл их «блуждающим суперэтносом». Но в то же время он говорил и о превращение части еврейства из этноса в «общественный слой», то есть в жесткую, точнее – «полужесткую систему», не имеющую возраста (см. на РНЛ ст. «О Хазарском каганате»). Очевидно, что в процессе своего передвижения по миру, начиная с вавилонского плена, значительная часть евреев просто выпала из природного этногенеза, и превратилась в надэтничную социальную группу, сохранив при этом характерный стереотип поведения и старое название. Что, собственно, и вводило в заблуждение многих исследователей «еврейского вопроса».

Это разделение евреев на национальных (ортодоксов), реформистских (с ослабленной идентичностью) и безнациональных стало особенно видимым в России в начале XX в. Когда одна часть евреев оторвалась от своих этно-религиозных общин и устремилась в русскую революцию (интернационалисты), две другие поехали в Америку («бизнесмены» и хасиды-ортодоксы), а четвертая – занялась созданием государства в Палестине (сионисты).

Именно первые, «химерные» евреи составили костяк ведущих революционных партий в России, и на первом этапе возглавили русский бунт 1917 г. (Как их не отговаривали от этого некоторые дальновидные ортодоксы.) После чего, евреи заняли в правящей элите место освобождённое «немцами». Ненадолго. До сталинских чисток 1930-х…

Вывод: влияние этно-химер на русскую историю выразилось в том, что «химерные» либералы за двести лет генетической и идеологической европеизации подготовили свержение царя в Феврале 1917 г., а «химерные» евреи оседлали Русский бунт 1917 – 1921 гг.

Тут может возникнуть вопрос: а почему это вы Октябрьский переворот и Гражданскую войну – вплоть до Кронштадтского мятежа и Тамбовского восстания 1920-1921 гг. – называете Русским бунтом? Чтобы ответить на этот вопрос нам следует обратить внимание на настроения народных масс и низовое революционное движение в России в начале XX века.

В это время во всех слоях русского общества накапливается острое недовольство и раздражение. И тому виной не только массовая бедность крестьян и рабочих. (После «золотой» финансовой реформы 1897 г. калорийность пищи крестьян снижается на 20-25 %. Реализуется лозунг: «Недоедим, но вывезем!».) Вызывает негодование то, что раньше называли «неправдой жизни», а сегодня – «системным кризисом». Бывают времена, когда жить вроде бы можно, но жить нехорошо. (Ничего не напоминает?) Ситуацию усугубляет поражение России в Русско-японской войне, показавшее всю гнилость «старого режима». В начале века всё больше и больше русских людей испытывают ощущение исторического тупика, поэтому ждут революции как очищения.

Примечание. Для тех, кто не понял, что такое этнический надлом поясняем, что в течение этой фазы (150–200 лет) хорошо не бывает. Бывает плохо, очень плохо и иногда, в перерывах, – удовлетворительно.

В 1905 г. страна взрывается. Складывается странная ситуация, когда «господа борются за свободу, а мужики борются с господами». По России прокатывается волна крестьянских бунтов. Ненависть к барину-чужестранцу находит выход в страшных погромах дворянских усадеб в 1905-1907 гг. Когда крестьяне не только грабили, но и, как казалось, в каком-то диком безумии уничтожали культурные ценности: сжигали библиотеки, резали картины, рубили топором рояли.

Отчего? От того, что тогда взорвалась не только социальная, но и этническая бомба, которая была заложена еще в XVIII веке, когда произошел раскол народа на две части: «европейскую» – дворянство, и русскую – весь остальной народ. Недаром первую массовую вспышку ненависти к «нерусскому барину» мы наблюдаем уже в восстании Пугачева в 1770-х, когда мужики убивали всех, кто носит «немецкое платье», и не только немцев. Тот бунт, заметим, сильно напугал наше «просвещённое» дворянство. («Я не ворон, а воронёнок, – скажет Пугачев перед казнью, – ворон еще летает»…)

После массового расстрела рабочих 9 января 1905 г. в Петербурге и подавления Декабрьского восстания в Москве происходит самое страшное – теряет доверие и уважение сам царь. В глазах значительной части народа, в том числе многих монархистов, он уже не царь-батюшка, а царь-неудачник, неспособный навести порядок в собственной стране. Русский человек верит в «доброго царя» до-последнего, но когда разуверивается, то всё – быть смуте… И попробуй тут объясни ему, что дело не в царе, а в «комплексе объективных исторических причин», приведших к катастрофе…

Таким образом, если выделить главное, то в ходе русской революции 1905-1907 гг. мы обнаруживаем открытую Гумилёвым (в т.ч. на примере Реформации в Европе) важнейшую закономерность фазы надлома: когда «каждый толком не зная, за что он, точно знал, против кого он».

Теперь – о сути «Октябрьской катастрофы» 1917 года. Гумилёв писал о механизме надлома: «Поскольку пассионарный спад ускоряется и, следовательно, социальная перестройка за ним не поспевает, возникает стремление к радикальным решениям».

Эта закономерность полностью применима к революционной ситуации в России. Все понимают, что в стране непорядок, что надо всё менять, но расходятся с выбором путей и средств. Все торопятся и толкаются. При этом многие не осознают, что главный непорядок у них – в головах.

Одни выступают за возврат к «доброму старому времени» (акматическая фаза). Это наши консерваторы-монархисты, идейные наследники славянофилов и почвенников. Таких идеалистов в начале XX века уже немного.

Другие выступают за «цивилизованную жизнь», как «у всех нормальных людей», т.е. европейцев (инерционная фаза чужого суперэтноса). Таких наивных либералов-западников среди образованной публики большинство.

Третьи видят выход в том, чтобы разрушить всё до основания и построить совершенно новый мир. Это большевики, эсеры, анархисты. Их немного, но они пользуются инстинктивной поддержкой простого народа, который в политике мало что понимает, но чует – скоро «грянет буря»! Ведь мужики точно знают – «против кого» они!..

В конце концов, всё разрешается в 1917 году. Либералы подкапывают под бессильное самодержавие и в феврале 1917 г. свергают царя, которого никто и не думает защищать. Под их бездарным управлением в обществе нарастает анархия, страна идёт в разнос.

В октябре 1917 г. власть закономерно захватывают большевики. Почему закономерно? Потому, что и консерваторы, и либералы ошибаются в выборе путей преодоления кризиса.

Консерваторы зовут назад в дворянскую монархию – что само по себе противоестественно, так как старая элита, практически, кончилась.

Либералы же предлагают полностью сменить тип культуры на европейский (!), и при этом ещё перескочить через фазу этногенеза! Это ещё более противоестественно и граничит с идиотизмом!

После революции 1917 г. этническая система окончательно раскалывается на три части: «красных», «белых» и «зелёных». Начинается страшная гражданская война, в которой активное участие принимают всё те же пассионарии. Они убивают друг друга три года. Потери огромны.

После войны пассионарный потенциал российского суперэтноса снижается. С одной стороны это плохо, но с другой – этническая система приводится в состояние относительной устойчивости. Происходит это, во-первых, вследствие «выгорания» избыточных субпассионариев, которых просто уничтожают за ненадобностью. И, во-вторых, – за счёт смены старой элиты на более сильную и мотивированную, в основном из народа (окончательно – уже при Сталине, который к концу 1930-х разогнал верхушку «космополитов»). Но главное – из этноса удаляется мешающий, инородный элемент – так называемые белые (либералы) ставшие чужестранцами в собственной стране.

Поэтому простой народ, который, собственно, и делает историю в такие эпохи, нутром почуял, что красные – ближе. Эти болтать не будут (см. цикл статей «О роли народа в истории» на РНЛ).

Тут важно еще раз подчеркнуть, что в революциях начала XX в. социальное переплелось с этническим. Вражда бедных к богатым на почве дикого капитализма соединилась у нас с острой неприязнью к онемеченной элите и «образованному барину», который в результате интенсивной европеизации мозгов, и смешанных браков с иноземцами, перестал быть русским. Народной жизни «барин» не знал, в церковь не ходил, и смотрел на мужика как на какого-то дикого туземца. А если и говорил с ним, то о чем-то непонятном: прогрессе, эмансипации, свободе слова и пр.

Конечно, справедливости ради надо заметить, что не все «баре» были либералами (часть из них перейдёт к большевикам). Да и многие офицеры-белогвардейцы были достойными людьми и, по-своему любили Россию. Но!.. Но они хотели переделать русских в европейцев. А так не бывает!

История, которую и сегодня плохо понимают многие «образованные» люди, в том числе и некоторые историки, учит, что «переделать», а тем более «поменять народ», который еще не растратил свою пассионарность – невозможно. Однако можно поменять ту часть народа, которая оторвалась от родной почвы и перестала быть народом.

Как говорится, ничего личного – чистый этногенез: решает большинство.

И если, вдруг, кто-то не согласен с такой народной демократией, то он или заблуждается, или просто не любит «этот» народ...

Делаем вывод. Если посмотреть на все революционные события начала XX в. не с привычных позиций социально-экономической истории, а под углом зрения теории этногенеза, то мы увидим, что в череде революций 1905-1917 гг. и Гражданской войне слились три фактора – этнический, социальный и культурно-идеологический. На раскол этноса, усугублённый вторжением западной идеологии и вмешательством этно-химер, наложились острейшие классовые противоречия. Это были три революции в одной!

И здесь была своя закономерность. Именно в надломе появляется и начинает бороться за свое будущее новый, буржуазный человек. Ведь надлом – это растянутое во времени противоборство двух стереотипов поведения – религиозно-традиционного и прагматично-буржуазного (сегодня уже доминирующего у нас). Поэтому социальная борьба в этот период всегда обостряется. То же самое было в Европе в эпоху Реформации.

Фаза надлома этим и характерна: вследствие резкого снижения пассионарности в этнической системе происходит непрекращающаяся перестройка системы социальной. Именно поэтому «глобалистская» теория Маркса, в своей коллективистской части, оказалась у нас на какое-то время востребованной. Еще раз повторим – сначала конфликт стереотипов и мироощущений больших групп людей, потом драка, и только затем – социальная перестройка! В России в XX веке так было дважды: после 1917 г. и в 1991-1993 гг.

Заметим в связи с этим, что если вдруг(!) гладкого выхода из надлома – через долгожданную «революцию сверху» – у нас не получится, и внутренний конфликт по линии элита – народ вновь произойдёт, то это будет связано уже не со снижением пассионарности, а с ее повышением в начале фазы инерции (см. кривую этногенеза). И тут уже – без всяких шансов для либерально-олигархической «элиты» и ее лакеев. Почему? Потому, что сегодня наш народ точно знает – «против кого» он!..

P.S. Когда сегодня белые патриоты-антисоветчики (о «белых» русофобах, имеющих мутное происхождение, разговор отдельный), в т.ч. в церковной среде, говорят о «процветании Царской России», которую «уничтожили большевики», они очень напоминают тех наивных интеллигентов начала XX века, которые совершенно не понимали ни прошлого, ни настоящего своей страны…

Увы, история опять учит, что она ничему не учит.

Евтушенко Евгений Альбертович, историк, Красноярск