Болезнь этноса

История учит, что она ничему не учит (народная мудрость)

Прежде чем переходить к заданной теме, необходимо вкратце напомнить, в чем суть теории Л.Н. Гумилева. Этносы, как и люди, рождаются и умирают. Срок жизни этноса, суперэтноса – группы близких этносов – составляет 1200-1500 лет. Хотя бывают исключения, например: евреи-2, армяне-2. После этого этнос исчезает, или радикально обновляется: китайцы-4, индийцы-3(4), арабы-2 (суперэтнос), евреи-2(3) (суперэтнос) (евреи-3 – хасиды) и др.

Иногда этнос превращается в реликт – малый народ-долгожитель с нулевой пассионарностью (эвенки, эскимосы, бушмены и т.п.). В редких случаях пассионарность этноса «консервируется» в замкнутых диаспорах, которые существуют за счет вмещающих этносов (суперэтносов), вследствие чего продолжительность их жизни увеличивается.

Пассионарность – это сила, избыток энергии этноса. Она может быть высокая, средняя, низкая или отрицательная – ниже нуля – в период разложения цивилизации-суперэтноса. Классические пассионарии – это люди, наделенные избыточной энергией, способные на любые жертвы ради своей цели. Их в составе этноса немного, но они представляют собой тот каркас, на котором все держится. (У пассионариев – своя «иерархия».)

Субпассионарии – это люди с отрицательной пассионарностью (не путать с антисистемщиками!) – паразиты на теле этноса – бомжи, мелкие преступники, тунеядцы и пр. «расслабленный» и асоциальный элемент.

Большинство в здоровом этносе составляют люди гармоничные (нормальные). Часть из них может иметь немного повышенную, «деловую» пассионарность (их установка: «стремление к благоустройству без риска для жизни»).

В процессе этногенеза этносы (суперэтносы) последовательно проходят фазы: подъема, акматическую (перегрева), надлома, инерции (цивилизации), обскурации. Первые 500-600 лет пассионарность растёт – народ воюет за место под солнцем; на пике пассионарности, в акматической фазе этнос неодолим; в надломе (150-200 лет) этнос болеет, пассионарность резко снижается до среднего уровня; в инерции (250-300 лет) наступает стабилизация, затем медленный спад: «этнос жиреет и постепенно слабеет» (Др. Рим в I-II вв.; Зап. Европа с кон. XVII в. – до кон. XX в.); в обскурации происходит окончательное угасание и разложение (плюс-минус 200 лет). Иногда конец предваряется регенерацией (Византия, кон. XIII-XIV вв.).

Это известная науке кривая разгорающегося и остывающего костра.

Данная закономерность – самая общая. Индивидуальные этногенезы могут быть предельно разнообразными, с зигзагами и отклонениями от усредненной кривой. (См. Кривую этногенеза.)

Фаза этнического надлома – очень болезненная фаза, приходящаяся на середину жизни этноса. В это время этнос теряет внутреннее единство, т.е. системные (родственные) связи, которые повышают сопротивляемость любым ударам, как извне, так и изнутри. Происходит раскол этноса на две-три части, которые начинают люто враждовать и воевать между собой. В Европе это католики и протестанты (XVI в.); в Византии иконоборцы и иконопочитатели (VII – IX вв., мягкий вариант); в Древнем Китае – это эпоха семи «Воюющих царств» (IV в. до н. э.); в Древнем Риме – гражданские войны и восстания (I в. до н. э.); в России – красные и белые, реформаторы и консерваторы и пр. В периоды обострений брат идёт на брата, народ начинает уничтожать сам себя.

Но это не все. В фазе надлома резко уменьшается количество пассионариев и увеличивается число субпассионариев. Субпассионарии в составе этноса есть всегда, но при наличии пассионариев они не видны. Они проявляют себя, когда этнос теряет былую силу – резко в надломе (от максимума), медленно в инерции, и вновь резко в обскурации (до нуля и ниже).

«Субпассионарии затрудняют, а то и сводят на нет усилия людей творческих и патриотичных, которых они зачастую просто убивают», – писал Гумилёв о фазе обскурации. В то же время самим субпассионариям, которые от безнаказанности становятся все более агрессивными, никто не мешает размножаться. «Идеалы патриотизма, ревности к вере, влюбленности в культурную традицию утрачиваются, что делает этносоциальную систему беззащитной».

Примечание. Можно сказать, что надлом характеризуется первой массовой дегенерацией населения (его части) в ходе этногенеза. Причина, вероятно, кроется в накоплении отрицательных мутаций в популяции (субпассионарии плюс антисистемщики), в первой половине жизни этноса, т. е. через 500-700 лет от начала этногенеза, или обновления этноса.

Последняя волна дегенерации (большинства населения) приходится на фазу обскурации. Примеры – Древний Рим в период разложения и упадка, и Западная Европа в недалеком историческом будущем. Признаки разложения этноса (суперэтноса): сексуальные извращения, феминизм, крайний индивидуализм, массовые неврозы, психозы и т.п. – на фоне поголовного безбожия (в т.ч. у язычников) и распространения антисистемных идеологий (гностического типа). Сегодня все это – с поправкой на глобализацию и технизацию, ускоряющую процессы разложения.

Вследствие обвального снижения пассионарности в надломе снижается и сопротивляемость этнической системы. Фаза надлома самый тяжёлый период в жизни этноса, это эпоха внутренних кризисов, гражданских войн, революций. Хуже – только в обскурации.

Если при этом больной этнос окружён пассионарными соседями, то велика вероятность захвата его жизненного пространства и (или) ослабления изнутри с помощью антисистем. Когда организм ослаблен – микробы найдутся.

Если же раскол этнического поля сопровождается активным проникновением чуждых культурных влияний и идей из других суперэтносов, то отрицательная нагрузка на этнос возрастает.

Выход из надлома – переходный, «шизофренический» период – всегда очень болезнен и нередко растягивается на долгие годы. (Его-то, судя по всему, мы и переживаем в последние два десятилетия; см. на РНЛ ст. «Теория Л. Гумилева о современном состоянии России».)

В Европейском суперэтносе надлом выпадает на вторую пол. XV – первую пол. XVII вв. – «длинный шестнадцатый век». Пик приходится на эпоху Реформации (XVI в). Гражданские войны в этот период ведутся под религиозными знамёнами. Западная Европа раскалывается на два лагеря – католиков и протестантов. В течение многих десятилетий между ними идёт жуткая резня. Последней из надлома выходит Германия, которая теряет за тридцатилетнюю войну (1618-1648 гг.) около 70 процентов (!) своего населения. (Демографические спады на выходе из надлома – это нормально.)

После этого Западная Европа выздоравливает и благополучно вступает в стабильную фазу инерции, она вновь становится неуязвимой и агрессивной, «но очень мало похожей на саму себя в предшествующий период. Из рыцарской она превращается в торгашескую».

А что же Россия? О фазе надлома в России Гумилёв почти ничего не писал, только в нескольких интервью, данных в последние годы жизни, он кое-что сказал об этом периоде. Попробуем, не претендуя на всеохватность, применить метод Гумилёва к истории России XIX – нач. XX вв.

Россия (не Русь!) вступает в фазу надлома в первой половине XIX века, приблизительно в 1820-30-е гг. Напомним, что разница в возрасте с Европой у нас составляет 450-500 лет.

Первым звоночком было восстание декабристов в 1825 году. К середине XIX века проявляются первые симптомы болезни национального организма: непорядок во власти, непорядок в умах, непорядок в отношениях между классами (социальное «развитие» идет с некоторым отставанием от этногенеза, иногда коррелируя с ним; см. ниже).

Неожиданное для всех поражение в Крымской войне 1853-1855 гг., после двухсот лет побед в акматической фазе, а так же череда крестьянских восстаний конца 1850-х, явилось следствием этого нарастающего системного кризиса.

В это время становится заметным самый яркий признак надлома – раскол этноса на враждующие группировки с резко отличающимися стереотипами поведения и ментальностью. Начало этого раскола было положено декабристами, затем продолжилось противоборством западников и славянофилов, потом борьбой либералов и консерваторов, ну а там – пошло-поехало… вплоть до революций 1905-1917 гг. и Гражданской войны между белыми и красными в 1918 - 20 гг.

С 1860-х гг. в России начинает бурно развиваться капитализм. В отличие от Европы, у нас он растёт резко и с большими перекосами. Главное противоречие, с точки зрения этногенеза, заключается в том, что капитализм уже появился и требует быстрого развития, а подходящих для этого строя людей – накопителей буржуазного типа (кулаков) в русском этносе ещё недостаточно. Они преобладают в следующей, сытой и стабильной фазе инерции (с поправкой на природно-климатические и геополитические особенности цивилизации, в нашем случае – крайне неблагоприятные для «развития капитализма»).

Капитализм и начавшаяся глобализация резко обостряет развивающуюся естественным путем этническую болезнь. В середине XIX века в России появляются первые революционеры. Они возникают всегда, когда этническая система выходит из состояния равновесия. Именно этническая! Социальная система валится следом, как надстройка. Революционеры – за радикальное лечение. Вопрос о выборе подходящей идеологии решается очень быстро. На Западе уже давно изобретены все необходимые идеологии: социализм, марксизм, анархизм, либерализм. Выбирают по вкусу.

По поводу заимствования чужих идей Гумилёв писал: «Идеологические воздействия иного этноса на неподготовленных неофитов действуют подобно вирусным инфекциям, наркотикам, массовому алкоголизму. То, что на родине рассматривается как обратимое и несущественное отклонение от нормы, губит целые этносы, не подготовленные к сопротивлению чужим, завлекательным идеям»…

Дряхлеющее самодержавие в лице Победоносцева, а затем, Столыпина пытается остановить нарастающий распад, приструнить либералов и подавить революционеров. (Победоносцев: «Россию надо подморозить, чтобы она не гнила!») Но защитникам самодержавия не на кого опереться – правящий дворянский класс стремительно дегенерирует. Наиболее яркие признаки этого гниения верхов: отрыв от национальной почвы, безбожие, безответственность и кумовство. Позорное поражение в русско-японской войне 1904-1905гг. – яркое тому подтверждение.

В высших классах общества процветают разврат, пьянство, спиритизм. В моду входит наркомания (кокаин), выходят из тени гомосексуалисты.

В нижних слоях не намного лучше – растёт бытовая преступность (новое явление – хулиганство), дешевая проституция и алкоголизм.

Количество субпассионариев заметно увеличивается во всех социальных слоях. Сверху вниз – от промотавшихся дворян и «ноющих интеллигентов» – до люмпенов и бродяг на дорогах (у субов – тоже своя «иерархия».) Меньше субпассионариев наблюдается в деревне, среди крестьян, особенно по окраинам империи, гораздо больше в историческом центре и крупных городах, где скапливается огромное количество бомжей и уголовников. Дикий капитализм только подстегивает этот естественный процесс размножения субпассионариев. Достаточно почитать русскую литературу конца XIX – начала XX века, от Горького и Чехова до Куприна и Гиляровского, чтобы увидеть эту не очень весёлую картину.

Весьма показательно, что к началу XX века снижается религиозное напряжение (термин Гумилёва). Православная Церковь теряет свое влияние. В верхах общества распространяется атеизм и оккультизм. Внизу – народное сектантство. Хлысты, скопцы, бегуны, молокане и пр. призывают бежать от неприятной действительности в свои «антимиры».

Гумилёв писал: «Идеологическая система, как религиозная, так и атеистическая, будучи создана на ранней стадии этногенеза, превращается в символ. Символ становится индикатором этноса, исповедание его – частью стереотипа поведения… Отрицание символа означает выход из этноса или раскол этнического поля». Это – важнейшее положение у Гумилёва!

Безбожие русской интеллигенции и дворянства, а так же части народа (!) означало не только раскол на враждебные лагеря, но, что хуже, – выпадение из этноса «иванов не помнящих родства». Это к вопросу о русской эмиграции, как добровольной (с 19 в.), так и вынужденной (после 1917 г., см. ниже), а также о современных «иноагентах», «релокантах» и прочих «испуганных патриотах» с русскими фамилиями…

У Чехова есть один весьма показательный рассказ. Называется «Свирель». На первый взгляд ничего особенного, но он о том самом времени (конец XIX в.), когда надлом уже вышел из скрытого периода, и наступила «пассионарная депрессия» (термин Гумилёва).

Там старик-пастух рассуждает о скорой гибели мира. Вначале он сетует, что в природе все стало хуже – зверя и птицу повыбили, леса свели, реки сохнут, «всякая растения на убыль пошла…» И в небе непорядок – затмение было. В общем, все к одному клонится…

«Зато народ лучше стал... умней», – замечает собеседник. «Умней то умней, да только что толку? – отвечает старик, – Бог человеку ум дал, а силу взял. Слаб народ стал, до чрезвычайности слаб. К примеру меня взять… Грош мне цена…, а все-таки, паря, сила есть… мне седьмой десяток, а я день-деньской пасу, да еще ночное стерегу за двугривенный и спать не сплю, и не зябну; сын мой умней меня, а поставь его заместо меня, так он завтра же прибавки попросит или лечиться пойдет… Я кроме хлебушка ничего не потребляю… а нынешнему мужику и чаю давай, и водки, и булки… и всякое баловство».

С господами еще хуже: «Нынешний барин все превзошел, такое знает, чего бы и знать не надо, а что толку? Поглядеть на него, так жалость берет… Худенький, мозглявенький, словно венгерец какой или француз, ни важности в нем, ни вида… Нет у него сердешного, ни места, ни дела, и не разберешь, что ему надо. Али оно с удочкой сидит, рыбу ловит, али оно лежит вверх пузом и книжку читает, али промеж мужиков топчется и разные слова говорит, а которое голодное, то в писаря нанимается… Прежние баре наполовину генералы были, а нынешние – сплошной мездрюшка…».

В ответ на это, погрустневший собеседник начинает было жаловаться старику на свою тяжелую, беспросветную жизнь, но – потом машет рукой и резко заканчивает: «Коль погибать миру, так уж скорей бы! Нечего канителить и людей попусту мучить…» А старик ему отвечает: «Жалко, братушка!… Пропадёт все ни за грош. А пуще всего людей жалко!»

В этом маленьком рассказе – всё.

Чехов очень тонко чувствовал свое время. А время было больное. Поэтому он и мечтал о том, какая славная жизнь наступит у нас лет через сто. В своем прогнозе Чехов немного ошибся, через сто лет оказалось всё то же самое, даже хуже (1990-е). (Правда, в промежутке было несколько энергичных десятилетий – сталинская радикальная терапия, а затем брежневский «санаторный период» – до нового расслабления «всех членов» в 1980-е.)

Но главное – Чехов чувствовал, что эта болезнь рано или поздно должна пройти (выздоровление в фазе инерции!). Чехов говорил Гиляровскому, который был типичным пассионарием: «Твои герои – в прошлом, сильные, могучие, с порывами (акматическая фаза); а мои нынешние все кислота, киснут и скулят…. Да ведь так гнить без конца нельзя…» Когда-нибудь должно наступить выздоровление. И далее Чехов заканчивает: «Всё повторится, что было… Только мы с тобой не доживём до этого… Не вовремя ты родился. Или опоздал на триста лет, или раньше явился на сто».

Вот вам и фаза надлома!..

Но все-таки первым из писателей почуял неладное Достоевский. Он показал главную беду надлома – нарастающее разъединение русского общества, или по Гумилёву, – раскол этнической системы. Устами старца Зосимы Достоевский говорит: «… все-то в наш век разделились на единицы, всякий уединяется в свою нору, всякий от другого прячется, прячется и, что имеет, прячет, и кончает тем, что сам от людей отталкивается и сам людей от себя отталкивает».

«Братья Карамазовы» – это роман о разъединении. Раскол и вражда в семье Карамазовых – это раскол и вражда в самом русском этносе. Деляга и мерзавец Карамазов-отец, рационалист Иван, анархист Дмитрий, богоискатель Алеша и, наконец, антисистемшик Смердяков – все они уже давно не семья, а какие-то осколки. Люди остались, и пассионарность осталась, а семьи-системы – нет!

Достоевский увидел в современной ему действительности (1870-е гг.) то, что неспособны были увидеть ни либеральные мыслители-западники, которые оперировали поверхностными понятиями «прогресс – отсталость», ни революционные публицисты, упиравшие только на классовый антагонизм: «богатые – бедные». Достоевский увидел наступление тяжелой этнической болезни, когда в русском «коллективном бессознательном» возникает когнитивный диссонанс, вызванный какофонией несовместимых мировоззрений и стереотипов поведения. (Подробнее о фазе надлома см. в моей кн. «Пассионарная теория этногенеза Л. Н. Гумилёва…» в интернете.)

Продолжение следует

Евтушенко Евгений Альбертович, историк, Красноярск