Чудный вождь Потёмкин

Знаменитый публицист и литературный критик Виссарион Белинский писал: «Много величавых образов украшает блестящий век Екатерины, но Потемкин всех их заслоняет в глазах потомков своею колоссальною фигурой. Его и теперь все так же не понимают, как не понимали тогда: видят счастливого временщика, сына случая, гордого вельможу, – и не видят сына судьбы, великого человека, умом завоевавшего себе безмерное счастье, а гением доказавшего свои права на него. Потемкин – это одна из тех титанических натур, которых душа вечно пожирается ничем не удовлетворяемою жаждою деятельности, – для которых перестать действовать значит перестать жить, — которым, завоевав землю, надо делать высадку на луну или умереть… В самих его странностях было что-то таинственно высокое, и все смотрели на него со страхом и любопытством».

Очень точная характеристика великого Потёмкина и справедливая, увы, оценка отношения к Русскому Герою, которого и до сих пор не понимают, а многие уже и не знают о его подвигах и трудах во имя России.

Будущий князь Таврический обречён был получить имя Григория, поскольку родился он 30 сентября (все даты здесь и далее во избежание путаницы даются по юлианскому календарю, по которому Россия жила до 1918 года) 1739 года в день памяти сщмч. епископа Григория, просветителя Великой Армении (ок. 335) и прп. Григория Пельшемского, Вологодского чудотворца (1442). Родился в имении Чижово Смоленской губернии в семье среднего достатка дворянина, отставного подполковника Александра Ивановича Потемкина и Дарьи Васильевны, урождённой Кофтыревой. Был он единственным сыном, кроме него в семье было еще пять девочек. Грамоте отрока Григория учил не то местный дьячок, не то запасной штык-юнкер. 

С ним связана одна забавная, но прекрасно характеризующая Потёмкина история. Когда он стал уже знатным вельможей, к нему явился его детский учитель, который уже постарел и обнищал. Старик попросился на какую-нибудь должность. Был он немощен, почти глух и плохо видел, поэтому Потёмкин не мог предложить ему никакой должности. Но понимая, что получать милостыню тот ни за что не согласится, он приставил его сторожем к памятнику Петру I «Медному всаднику», который незадолго до того был открыт. Старику вменили в обязанность каждое утро, когда Потемкин будет в Петербурге, докладывать о том, стоит ли памятник на месте. А жалованье ему Потемкин распорядился платить из собственных денег. Старик так до самой смерти и смотрел за памятником, полагая, что он состоит на службе, а не кормится из милости, получая пожалование.

После недолгого обучения в Смоленской семинарии (впрочем, этот факт некоторыми исследователями ставится под сомнение) Потёмкин в 1751 году переехал в Москву, где жил в доме двоюродного дяди и своего крёстного отца президента камер-коллегии Григория Матвеевича Кисловского, с сыном которого Сергеем он учился в частном пансионе профессора Литкена в Немецкой слободе. Как и подобает дворянину, Потёмкин был записан в лейб-гвардии Конный полк.

В 1753 году умер его отец, и мать с сёстрами тоже переехала в Москву, где у Потёмкиных был собственный дом на Большой Никитской. Семья Потёмкиных была прихожанами Вознесенской церкви, которая располагалась рядом с домом, позднее в ограде церкви были похоронены три сестры Потемкина. Кстати, знаменитая церковь была перестроена по инициативе Потёмкина после его смерти потомками, и ныне алтарь церкви Большое Вознесение (так она стала называться после перестройки) находится как раз на месте дома Потёмкиных. По преданию в алтаре храма хранились и венцы тайного бракосочетания Потёмкина с Екатериной II. На них были эмалевые изображения святого Григория и великомученицы Екатерины. Есть предположение, что именно эти венцы держали над головами А.С. Пушкина и Н.Н. Гончаровой во время свадебной церемонии 18 февраля 1831 года. Известный московский издатель и библиограф П.И. Бартенев писал, что «великолепный храм в нынешнем виде своем есть памятник благочестию князя Потемкина-Таврического (выделено мною. – А.С.)». 

26 апреля 1755 года в Москве в здании главной аптеки у Воскресенских ворот, на том месте, где теперь находится Исторический музей, был торжественно открыт университет, а при нем учреждена Благородная гимназия с двумя отделениями – для дворян и для разночинцев. Г.П. Кисловский записал туда своего сына и двоюродного племянника. Вместе с Потёмкиным учились многие впоследствии знаменитые в русской истории люди: будущий крупный русский дипломат (долгое время посол в Константинополе) Яков Иванович Булгаков; поэт, переводчик Вергилия и Мильтона, педагог, будущий придворный библиотекарь императрицы Екатерины II Василий Петрович Петров; первый переводчик на русский язык гомеровской «Илиады», поэт Ермил Иванович Костров; издатель, критик, собиратель древностей, один из главных русских масонов Николай Иванович Новиков; поэт, будущий редактор «Санкт-Петербургских ведомостей», руководитель государственного архива Ипполит Федорович Богданович; поэт, будущий директор Петербургской академии наук Сергей Герасимович Домашнев; будущие знаменитые архитекторы Василий Иванович Баженов и Иван Егорович Старов, построивший Таврический дворец для Потемкина; братья Фонвизины Денис Иванович (известный литератор, секретарь главы русской дипломатии Н.И. Панина) и Павел Иванович (будущий сенатор и директор Московского университета). Кстати, в 1782 году Потёмкин оказался на премьере фонвизинского «Недоросля». Пьеса так ему понравилась, что после окончания спектакля он сказал ее автору: «Умри теперь, Денис, или хоть больше ничего не пиши, но имя твое останется бессмертно по одной этой пьесе!». Впоследствии фраза эта превратилась в известное крылатое выражение: «Умри, Денис, лучше не напишешь».

В июле 1757 года Потёмкин окончил гимназию с золотой медалью, особо отмечали его знание древних языков. Кстати, характеризуя великолепную память и познания юного Потёмкина С.Н. Глинка писал: «Переводчик „Илиады“ Костров рассказывал, что однажды Потемкин взял у него несколько частей истории Бюффона и возвратил ему их через неделю. Костров не верил, что можно так скоро перечитать все взятые части, а Потемкин, смеясь, пересказал ему всю сущность прочитанного».

В числе лучших учеников гимназии Потёмкин был отправлен в Санкт-Петербург, где представлен ко Двору, сначала графу И.И. Шувалову, а затем самой императрице Елизавете Петровне. Государыне рослый красавец и бойкий на язык юноша понравился, и Потёмкин был пожалован чином капрала Конной гвардии. Вероятно, во время представления Императрице Потёмкин впервые увидел супругу наследника престола Екатерину Алексеевну, будущую императрицу Екатерину Великую и будущую его венчанную супругу, которую потом любил всю жизнь.

Во время учёбы в университете Потёмкин не только напитывался знаниями, но и приобрёл ценный духовный опыт и познания в области истории Церкви и современного состояния христианства. Дальний родственник Потёмкина Карабанов писал: «Привязанность молодого Потемкина к духовенству была беспредельная. Он часто убегал к умному священнику церкви Николая Чудотворца, что в Воробине, толковать Священное Писание и обряды духовенства, а в церкви, прислуживая ему в алтаре, раздувал кадило и вынашивал свечу перед Евангелием и Святыми Дарами». «Умного священника» звали иеромонах Дорофей (Возмуйлос). О нём рассказывал племянник Потёмкина, будущий генерал-прокурор Правительствующего сената граф А.Н. Самойлов (1744-1814): «…Нашед в иеродиаконе Греческого монастыря Дорофее великие дарования и совершенное сведение в церковной истории и в елино-греческом языке, прилепился он к сему просвещенному иноку… и через наставления Дорофея мог разуметь Гомера… В истории же духовной приобрел он такое познание, что никто из современников не мог в том с ним сравниться». Впоследствии Потёмкин не забыл друга-священника и способствовал возведению его в сан епископа Феодосийского (епископ Дорофей скончался за год до смерти своего друга в 1790 году в Таганроге).

Потёмкин интересовался церковными проблемами. Так французский посол в России граф Л. Сегюр, близко знавший Потёмкина, писал: «Бывало, непременно привлечешь его внимание, если заговоришь с ним о распрях греческой церкви с римскою, о соборах Никейском, Халкедонском или Флорентийском».

Несмотря на недюжинный способности и успехи в 1758 году Потёмкин был исключён из Московского университета за «леность и нехождение в классы». На деле, причиной стала не лень студента Потёмкина, а конфликт с профессором математики А.А. Барсовым (1730-1791), на которого, похоже, Потёмкин написал эпиграмму. Позднее, уже став влиятельным сановником, Потёмкин, проводя ревизию университета и встретив своего учителя, напомнил ему о том событии. Барсов нашёлся, что ответить, сказав: «Тогда Вы, этого заслуживали, Ваше Сиятельство». Возможно, такой достойный ответ вкупе с благородством Потёмкина привели к тому, что князь предупредил, чтобы Барсова не притесняли по службе в угоду ему, взял математика под покровительство и время от времени справлялся, не отчислен ли профессор из университета. Более того, иждивением Потёмкина была издана барсовская «Арифметика». 

На момент отчисления из университета Потёмкин числился в штате Конной гвардии с отсрочкой службы до окончания университета и должен был отбыть в полк. Видимо, мать хотела, чтобы он уладил конфликт и продолжил учебу, и не дала ему денег на поездку в Санкт-Петербург к месту дислокации полка. Но Потёмкин нашёл понимание и поддержку у своего духовника и друга их семьи Московского архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского), который поддержал его решение и занял Потёмкину немалую сумму в 500 рублей, которая нужна было новоиспечённого конногвардейцу на обустройство в полку. Владыку Амвросия растерзала толпа во время чумного бунта в Москве в 1771 году. 

В Санкт-Петербурге у Потемкина жила родня – старшая сестра Мария, которая была замужем за капитаном армии Н.Б. Самойловым. Их сын, племянник Потёмкина, уже упомянутый Александр был на 5 лет моложе дяди. Кстати А.Н. Самойлов впоследствии усыновил сироту-чеченца, будущего русского генерала Александра Чеченского. Вероятно, поначалу Потёмкин поселился в доме зятя.

В 1761 году Потёмкин был произведён в вахмистры Конной гвардии, а в марте 1762 года, уже при императоре Петре III, был назначен ординарцем дяди императора командира Конной гвардии, принца Георга Людвига, герцога Шлезвиг-Голштинского. Принц по-русски совсем не говорил, поэтому Потёмкин, бойко говоривший по-немецки, был ему незаменимым помощником. Карьера вроде бы пошла вверх, но Потёмкин примкнул к заговору супруги Петра III Екатерины Алексеевны и братьев Орловых.

28 июня 1762 года (в канун праздника апостолов Петра и Павла) произошёл гвардейский государственный переворот, который привёл к власти Екатерину II. Двадцатидвухлетний вахмистр Потёмкин был одним из активных участников заговора. Собственно, в Конной гвардии в заговор были вовлечены только он и секунд-ротмистр Ф.А. Хитрово, но они вдвоём сумели привести Конную гвардию для присяги Екатерине. 

Потёмкин участвовал и в походе Екатерины на Петергоф для ареста Петра III. С Екатериной выступили около 12 тыс. гвардейцев (Петра охраняли около 1,5 тыс. голштинцев). В этой связи известна красивая история, которую рассказывал французский посол Л. Сегюр якобы со слов Потёмкина. Будто бы, призывая гвардию в поход, Екатерина выхватила из ножен саблю, но на рукоятке клинка не оказалось положенного по уставу офицерского темляка – узкой атласной ленты с кисточкой. «Темляк, темляк!» – пронеслось над полками. Вперёд выехал конногвардеец Потёмкин и, спасая государыню от конфуза, предложил ей свою ленточку. Пока темляк перевязывали, лошади заигрались, и, когда Потемкин тронул поводья, чтоб вернуться в строй, его конь не двинулся с места. Время было дорого… «Ну что ж, молодой человек, едемте вместе, – обратилась к нему Екатерина, – видно, не судьба вашему жеребцу отходить от моей кобылы».

29 июня Потемкин вместе с пятью офицерами-преображенцами под командованием А.Г. Орлова сопровождал свергнутого императора Петра в Ропшу, но в убийстве 2 июля Петра Федоровича он не участвовал, хотя и присутствовал при этих событиях. За это его не любил будущий император Павел Петрович, и в случае прихода к власти Павла Потёмкину грозила опала, как случилось с графом А.Г. Орловым.

Судя по всему, Екатерина вовсе не хотела убийства своего мужа низложенного императора Петра, понимая, что не нее падёт подозрение. Насчёт убийства Петра есть много версий, чаще всего его убийство приписывают братьям Орловым, конкретно А.Г. Орлову. Однако наиболее убедительная версия – оно было организовано Н.И. Паниным и К.Г. Разумовским, которые хотели возвести на престол Павла Петровича при формальном регентстве, запятнавшей себя убийством мужа, Екатерины и при реальном управлении страной ими. Но Екатерина сумела переиграть царедворцев и сохранить власть.

В благодарность за участие в перевороте Потёмкин 30 ноября был произведён личным решением императрицы сразу в офицеры – в подпоручики (перепрыгнув звание прапорщика), пожалован придворным чином камер-юнкера, 10 тысяч рублей и 400 душ крепостных. Он стал дежурить при Дворе, в связи с чем рассказывали забавный эпизод, характеризующий его смелость и независимость суждений. Однажды во время обеда, когда он сидел напротив императрицы, Екатерина что-то спросила у него по-французски. Потёмкин ответил на русском, чем вызвал нарекание «некого знатнейшего чиновника», который одернул его: «На каком языке государь предлагает речь подданному, на том самом он должен и ответствовать». Без смущения Потемкин возразил: «А я напротив того думаю, что подданный должен ответствовать своему государю на том языке, на котором может вернее мысли свои объяснить; русский же язык я учу с лишком 22 года».

В сентябре 1762 года в Москве проходили пышные коронационные торжества, куда отбыл из столицы Двор. Однако весной 1763 года в Москве же был разоблачён заговор среди гвардейских офицеров против братьев Орловых, из-за обострившихся слухов, что императрица намерена обвенчаться с Г.Г. Орловым (слухи возникли не на пустом месте, на самом деле Григорий Григорьевич этого активно добивался). В заговор были вовлечены офицеры, участвовавшие в возведении Екатерины на престол, среди них сослуживец Потёмкина конногвардеец Ф.А. Хитрово, с которым они вместе поднимали Конную гвардию. Офицеры были недовольны возвышением Орловых и хотели даже их убить. Расследование выяснило, что за заговором стояли влиятельные сановники Н.И. Панин, К.Г. Разумовский, Е.Р. Дашкова, З.Г. Чернышёв, после чего Екатерина спустила дело на тормозах, офицеров просто выслали в отдалённые уголки империи. Потёмкин в заговоре не участвовал. 

Судя по всему, именно в это время Потёмкин лишился глаза. По этому поводу ходили слухи, что глаз он потерял в результате того, что братья Орловы сильно избили пытавшегося ухаживать за Екатериной Потёмкина. Но это только слух. На самом деле как раз перед коронационными торжествами Потёмкин простудился и слёг с сильным жаром. Лечиться он не любил, врачам не доверял, пригласил знахаря, который обмотал ему голову и глаза какими-то примочками. Испытывая нестерпимую боль, Потемкин сорвал повязку, но было поздно, на правом глазу образовалось бельмо. В итоге он лишился правого глаза, что привело его к сильной депрессии. Потёмкин удалился от света, никуда не выезжал, ни с кем не желал видеться и подумывал об уходе в монастырь.

По возвращении Двора в столицу в июле 1763 года Екатерина хватилась молодого и образованного офицера. Завистники сообщили ей, что он хандрит и не хочет являться ко Двору. Тогда она послала Григория и Алексея Орловых, чтобы они проверили сведения и доставили Потёмкина ко Двору, после чего и выяснилась истинная причина его пренебрежения придворными обязанностями. Потёмкин вернулся на службу.

В это время Екатерина затеяла церковную реформу, для осуществления которой ей нужен был доверенный и толковый помощник. Реформу церковного землевладения и ревизию состояния монастырей инициировала еще императрица Елизавета Петровна, но дело шло ни шатко ни валко. Петр III незадолго до своего свержения, желая ускорить процесс, подписал указ, предусматривавший передачу церковных земель и имущества в Коллегию экономии и прекращение дотирования монастырей, не способных обеспечить себя самостоятельно. Екатерину достался уже запущенный процесс реформирования церковного землевладения. Для реализации реформы в июне 1763 года императрица назначила обер-прокурором Св.Синода потомка последних императоров Константинополя Палеологов грека И.И. Мелиссино (1718-1795), который был до того директором Московского университета. Мелиссино был знактоком церковных вопросов, но был пропитан идеями просвещения и предложил императрице не ограничиваться земельными реформами и наведением порядка в монастырском хозяйстве, а пойти дальше и провести реформы в европейском протестантском духе (отменить посты, разрешить браки епископата, сократить богослужения и т.д.). Екатерину такой подход явно не устраивал, она хотела только лишить монастыри поместий и крепостных крестьян. Чтобы уравновесить рвение Мелиссино, а заодно приободрить окривевшего Потёмкина в августе 1763 года императрица, зная о его компетентности в церковных вопросах, назначила Григория Александровича помощником обер-прокурора Св. Синода с правом личного доклада государыне. При этом с военной службы он не был уволен, получая жалованье. 

История с церковной реформой, которая, по меткому слову прот. Валентина Асмуса, «лишила монастыри сомнительной привилегии быть крепостниками», связана с активным протестом члена Св.Синода митрополита Ростовского Арсения (Мацеевича), который в 1763 году в неделю Торжества Православия, анафематствуя ереси, провозгласил также «анафему, обидчикам церквей и монастырей». 14 апреля 1763 года Екатерина встретилась с митрополитом в присутствии нескольких сановников, обличение владыкой императрицы дошло до того, что она заткнула уши, а ему закляпили рот. В тот же день митрополит Арсений был лишён сана Синодом, извергнут из монашества и предан светскому суду за оскорбление императрицы. Однако Екатерина повелела оставить его в монашестве и сослать в отдалённый монастырь. Однако в 1767 году он все-таки был лишён монашества и заточён в Ревельский равелин, где скончался с именем «Андрей Враль» в 1772 году. В 2000 году митрополит Арсений был канонизирован как священномученик Архиерейским Собором Русской Православной Церкви.

26 февраля 1764 года был издан манифест о секуляризации церковных земель. Бывшие монастырские и архиерейские владения передавались в управление Коллегии экономии, из собранных с них доходов и выплачивались деньги на содержание духовенства. Бедные и маленькие монастыри упразднялись. Около полутора миллионов крестьян из состояния монастырских крепостных были переведены в статус государственных, они освобождались от барщины и оброка и платили только налог.

Возвышение Потёмкина породили зависть сановников и ревность Орловых. Тем паче, что Екатерина любила беседовать с образованным офицером на разные темы. А сам он был остёр на язык, давая нелицеприятные характеристики сановникам. Екатерина писала позднее о Потёмкине: «Никогда человек не обладал в такой степени, как он, даром остроумия и умением сказать словцо кстати».

Кроме того именно в это время 24-летний Григорий, как говорили, использовал любой момент, чтобы делать знаки внимания императрице и объясниться ей в любви. Якобы Потёмкин написал песню – объяснение в любви Екатерине, которая ходила по петербургским салонам, её текст приводил французский мемуарист: «Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной. Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви. Любовь покоряет все сердца и вместе с цветами заковывает их в одни и те же цепи. Боже! какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать, ту, которая никогда не может быть моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее столь прекрасной? Зачем ты создало ее столь великой? Зачем желаешь ты, чтобы ее, одну ее я мог любить? Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст, ее прелестный образ никогда не изгладится из моего сердца». Это был явный вызов. Однако императрица была не готова к разрыву с Григорием Орловым, хотя и симпатизировала Потёмкину.

В итоге от греха подальше Потёмкин был временно удалён от Двора под предлогом выполнения совершенно неважной дипломатической миссии. Ему надлежало отправиться в Швецию с личным письмом императрицы. Это произошло, видимо, как раз в 1764 году. Однако и там Потёмкин сумел отличиться – не дал спуску язвительным шведским комментаторам. Когда участников русского посольства повели представляться к шведскому двору, один из тамошних вельмож показал им зал, где висели старые штандарты. «Вот знамена, которые наши предки взяли у ваших под Нарвой», – гордо бросил он. На что Потёмкин немедленно отозвался: «А наши отобрали у ваших еще больше земель и городов, какими и посейчас владеем». 

По возвращении из дипломатической поездки Потёмкин уже не имел влияния при Дворе, однако получил повышение по службе – 19 апреля 1765 года он был произведён в поручики Конной гвардии, затем стал казначеем полка.

В 1767 году императрица Екатерина начала осуществлять грандиозный проект созыва Уложенной комиссии, которая предназначалась для кодификации законодательства после Соборного Уложения 1649 года (во время царя Алексея Михайловича). Одновременно предполагалось в соответствии с духом идей века Просвещения придать сословно-представительный характер самодержавию. Екатерина составила лично основательный Наказ для работы комиссии, которая открыла свои заседания 31 июля 1767 года в Москве. В Комиссию помимо Наказа Императрицы было представлено 1066 наказов с мест (от дворянства, городских обществ, крестьянства, казаков, духовенства), отражавших региональные проблемы и нужды сословий, избраны члены комиссии были со всей страны.

К работе Комиссии был привлечён и Потёмкин, который был направлен в Москву во главе двух рот Конной гвардии. В ходе работы комиссии он был опекуном депутатов от иноверцев, а также состоял членом духовно-гражданской комиссии, которой предстояло разработать свод законов о положении Церкви и правах духовенства. Также Потёмкин участвовал в заседаниях Большой и Дирекционной комиссий. Ему удалось свести широкие знакомства в среде делегатов с мест и сдружиться с маршалом Уложенной комиссии влиятельным вельможей, генералом А.И. Бибиковым (1729-1774). Успешная работа в Уложенной комиссии вновь подтолкнула карьеру Потёмкина, Екатерина, следившая за работой комиссии, опять захотела увидеть его в числе придворных. И 22 сентября 1768 года по случаю очередной годовщины коронации он был пожалован чином камергера. А в ноябре по воле императрицы его отчислили из Конной гвардии, как состоящего при дворе. Однако придворная жизнь Григория Александровича вскоре вынужденно прервалась.

В ноябре 1768 года началась русско-турецкая война. К конфликту привели интриги Франции и Австрийской империи, которых не устраивало усиление позиций России в Польше, где королём в 1764 году был избран ставленник России и бывший фаворит Екатерины Станислав Понятовский. Россия поставила Понятовскому условие уравнять в правах православных с католиками в Речи Посполитой, в состав которой входили западнорусские земли. Франция организовала против России оппозицию – конфедерацию шляхты, выступавшей против уравнивания в правах православных. Король Станислав пытался лавировать и игнорировать требование России. В результате Россия ввела войска на территорию Польши для борьбы против конфедератов. Русской армии помогали отряды казаков-гайдамаков. Один из отрядов сражаясь с конфедератами, захватил и разорил город Балту, принадлежавший Крымскому ханству (протекторату Турции). Султан Мустафа III, подзуживаемый Францией и снабженный французскими деньгами потребовал от российского посла в Константинополе Алексея Обрескова очистить территорию Польши от русских войск, прекратить поддерживать православных на территории Польши. Обресков резонно возразил, что Россия провела расследование и уже наказала виновных в самоуправстве гайдамаков, но ультиматум принять отказывается. Русский посол был арестован и посажен в каземат Семибашенного замка. Это было объявление войны России. 

Любопытный штрих: однокашник Потёмкина по университету, один из лидеров российского масонства, которого часто называют «русским просветителем», Н.И. Новиков, работавший тоже в Уложенной комиссии и состоявший офицером гвардии, заявил, что «война угнетает человечество» и вышел в отставку. Потемкин же отправился на фронт. Как видим и тогда были внутренние релоканты.

2 января 1769 года с соизволения императрицы Потёмкин добровольцем отправился на войну. В мае он прибыл в корпус генерал-майора князя А.А. Прозоровского в польской крепости Барр, откуда 24 мая написал письмо императрице: «Всемилостивейшая Государыня! Беспримерные Вашего Величества попечения о пользе общей учинили Отечество наше для нас любезным… Я обязан служить Государыне и моей благодетельнице. И так благодарность моя тогда только изъявится в своей силе, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь пролить. Сей случай представился в настоящей войне, и я не остался в праздности. Теперь позвольте, Всемилостивейшая Государыня… быть в действительной должности при корпусе князя Прозоровского… не включая меня навсегда в военный список, но только пока война продлится… Склонность моя особливо к коннице, которой и подробности, я смело утверждать могу, что знаю. Впрочем, что касается до военного искусства, больше всего затвердил сие правило: что ревностная служба к своему Государю и пренебрежение жизни бывают лучшими способами к получению успехов… Усердие мое к службе Вашей наградит недостаток моих способностей, и Вы не будите иметь раскаяния в выборе Вашем».

Поскольку Потемкин был в придворном звании камергера, императрица распорядилась принять его в армии в соответствующем придворному чину звании. Так Потемкин был произведён сразу в генерал-майоры и назначен командиром кавалерийского отряда. 

Продолжение следует.

Анатолий Дмитриевич Степанов, главный редактор «Русской народной линии», историк, член Союза писателей России