Русские патриоты и коммунизм: неразрешенная, но разрешимая дилемма

Продолжение. Часть 1.

И здесь нам необходимо обратиться к самому первоисточнику – «Манифесту Коммунистической партии». Сам Манифест был написан и опубликован в 1848 году в таком известном «центре пролетарского движения и коммунистического духа», как Лондон. При этом перед этим и после этого Маркс поколесил по западной Европе, но отовсюду был выслан властями и, в итоге, был принят только в одном месте – в это самом Лондоне. Где он прожил и протрудился все оставшиеся 35 лет своей жизни и непрестанной революционной деятельности, лишь раз на 4 года отправившись на побывку в Нью-Йорк. Именно в Лондоне, в столице ультраколониалистской Британской империи, Мекке капитализма, классового господства и индивидуалистического духа, в «борце за справедливость, равенство и коллективизм» не увидели никакой угрозы, напротив, предоставив Марксу условия для крайне плодовитой деятельности. В частности, для организации «Международной рабочей ассоциации» («Первого интернационала»), куда вошли всевозможные экстремисты от анархистов до итальянских масонов-карбонариев, в руководстве которых никакими рабочими и не пахло (как и позже в руководстве РСДРП). При этом Маркс при всей нелюбви к русским самым активным образом общался с российскими беглыми богачами-революционерами (Березовскими и Ходорковскими того времени). Жизнь самого «рабочего интернационала» была красноречивой: постоянная склока «собора» поборников «свободы, равенства, братства и коллективизма», не имевших никакого отношения к труду рабочих, плодом которой было бесконечное дробление на разных «меньшевиков» и «большевиков» (представлявших меньшинство), вражда, развалы и переучреждения новых «интернационалов». Речь идёт о людях, претендовавших на построение бесконфликтного общества всеобщего согласия и братства.

«Манифест Компартии» был написан по поручению тайного нелегального общества «Союза справедливых», на базе которого был в Лондоне создан «Союз коммунистов», близкий Ротшильдам и получивший от них красное знамя (Rot Schield). Причём первоначально Манифест назывался без обиняков «Проект Коммунистического символа веры». Перевод на русский язык пролетарского «Манифеста» Маркса-Энгельса был осуществлен таким их соратником по I Интернационалу (вся суть которого наглядно отражена в его эмблеме), сторонником «сильного государства для народа», как аристократ-анархист Бакунин, а опубликована в лондонском журнале «Колокол» еще одного «пролетария», крупного помещика-диссидента Герцена.

Для более ясного понимания всего это парада фарисейства можно вспомнить, что восстание декабристов (прославленное большевиками) осуществлялось исключительно знатными дворянами, вступившими в масонские ложи в Париже (или в созданные первыми филиалы в России), под теми же республиканско-социалистическими лозунгами в рамках тайной организации с характерными названиями – «Союз спасения», далее перекрасившийся в «Союз благоденствия». Можно вспомнить и народнические маневры польских шляхтичей-хлопоманов Калиновского во время польского восстания 1863-1864 гг. Примерно так же создавался и украинский национализм, доктринальную форму которому придал видный масон, агент Австрийского императорского двора, богатый дворянин и будущий руководитель украинизации в СССР «социалист» Михаил Грушевский.

Перед нами банальная формула всех Майданов: обольщение народных масс и использование их для революционного захвата власти и переустройства общества на началах зла, при, разумеется, полном безразличии к реальному благу этих масс. В «Манифесте» об этом прямо сказано (для своих): «На этой ступени пролетарии борются, следовательно, не со своими врагами, а с врагами своих врагов – с остатками абсолютной монархии, землевладельцами, непромышленными буржуа, мелкими буржуа [это теми, что «не революционны, а консервативны, даже более, реакционны: стремятся повернуть назад колесо истории»]. Все историческое движение сосредоточивается, таким образом, в руках буржуазии; каждая одержанная в таких условиях победа является победой буржуазии». Правда, однако, что нет никакой «этой ступени» – просто на другой ступени пролетариев меняют другие «змагары».

В своем «Манифесте» Маркс-Энгельс (и стоящие за ними заказчики) вынуждены, конечно, совершать определенные маневры и реверансы, а также высокомерно оправдываться перед «буржуазными» обвинителями. Поэтому некоторые вещи необходимо прояснять. Хотя и не так много: текст «Манифеста» достаточно красноречив и требует скорее простого ознакомления с ним людей.

Преамбула «Коммунистического символа веры», в которой традиционно содержатся высшие руководящие начала, одаривает читателя (или слушателя) тремя базовыми указателями.

А. Коммунизм – это призрак, бродящий по Европе. Если Христианство – это Евангелие, то есть, ангельское благовестие, то коммунизм – это вещание бродящего злого духа, привидения.

Б. Главными врагами коммунизма являются «папа и царь», алтари и престолы.

В. Центром «собирания коммунистов всех национальностей» и «призрачного благовествования» является Лондон (казалось бы, зачем такая подробность для программной доктрины?).

Первый раздел «Манифеста» «Буржуа и пролетарии» представляет собою историософию бродячего призрака. Первородным словом «призрачного Бытия» вместо «вначале Бог создал небо и землю» и «вначале было Слово» таково: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». Вместо первоначального мира – первоначальная война. Нельзя спорить, что в падшем человечестве происходила частая борьба классов – так же, как и борьба наций, корпораций, соседей по лестничной клетке и даже родных братьев со времен Каина и Авеля. Но, во-первых, далеко не только борьба, но нередко и взаимная забота и организация на справедливых началах. Во-вторых, отнюдь не к этому сводится история человечества и не в этом заключается.

Далее происходит марксистская интерпретация предшествующей истории, которая отличается категоричностью и безапелляционностью, но которую всячески может оспорить наука: в частности, тем, что капитализм (а особенно финансовый капитализм) устанавливался не раз в истории человечества, порой совершенно не вытесняя феодализма и уж точно не требуя некоего высокого уровня технического развития и коренных изменений в организации труда и производства. Откровенно волюнтаристичны «научные» тезисы о том, что-де буржуазии (у Маркса – нанимателям платных наёмных работников) удалось «превратить личное достоинство человека в меновую стоимость и поставить на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли», а также «сорвать с семейных отношений их трогательно-сентиментальный покров и свести их к чисто денежным отношениям». Если европейская секулярная буржуазия этому неосознанно и потворствовала, то коммунисты-леволибералы (включая ту же буржуазию) над этим несколько столетий трудятся вполне сознательно. Сама ретроспектива эволюции производительных сил и производственных отношений должна привести к мысли о механическо-детерминистическом движении и будущем переходе от всеобщего капитализма к коммунизму. Дух и нравственность кого бы то ни было здесь вообще ни при чем: всё происходит без участия человеческих сознания и воли, «объективно». В целом, конечно, революционная историософская ретроспектива традиционно представляет собою смесь безусловных достоверностей и примешиваемых домыслов и измышлений, с которыми можно и нужно спорить.

От ретроспективы Манифест закономерно переходит к перспективе – «пророчествам» бродячего призрака о дальнейшей судьбе человечества. Здесь Маркс – безусловный европоцентрист (даже англосаксоцентрист) и прогрессист, убеждённый, что весь историко-формационный процесс всеобще-универсальный (хоть и подвержен регулятивным вмешательствам, а также локальным изменениям общего русла) и не зависит ни от религии, ни от каких-либо культурно-психологических особенностей народа: человек у Маркса – кристальный homo economicus.

Как известно, собственно политэкономические «пророчества» Манифеста Маркса полностью провалились. Вспомним хотя бы главное, завершающее Манифест: «Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир». Спустя почти 200 лет никакого мира пролетарии нигде не приобрели. Более того, необратимая и массовая пролетаризация населения («опускание средних сословий в ряды пролетариата») в капиталистических обществах не состоялась. Класс капиталистов не скукожился до минимума с превращением в беззащитную жертву пролетарского гнева. «Железный закон заработной платы» (о ее устремлённости к уровню животного воспроизводства рабочей силы), – сформулированный политэкономическим учителем Маркса – Рикардо и доведённый другом того, пастором Мальтусом, до людоедской доктрины народонаселения, – никогда не бывший универсальным и прежде, окончательно «отменился»: рабочие в ряде европейских стран получали всё более достойную оплату труда и рабочее законодательство. Причем лучше всего дело обстояло не в «прогрессивных» либерально-демократических республиках с олигархическим правлением, а как раз в «отсталых» христианских монархиях, традиционно заботившихся о всех своих подданных (хотя и ослабляясь шляхетской социальной доктриной католицизма). Одним из наиболее передовых рабочих законодательств и благоприятных условий труда в начале XX века обладала Российская Империя, медленно оправлявшаяся после XVIII века шляхетства и западничества. К началу революции российское крестьянство владело около 80% всей и более 90% пахотной земли, не нуждаясь ни в каких «декретах о земле»: оно же позже было закономерно объявлено большевиками главным реакционным классом, подлежащее новому закрепощению.

Как бы то ни было, но в капиталистических странах (в которых власть революционно взяли не пролетарии, а масонская элита, включая старую аристократию) рабочим стало житься всё более и более хорошо (не без влияния сталинского СССР). Труд становился всё более комфортным и безопасным, зарплата достойная и обеспечивающая семью. Унылое однообразие индустриального конвейера стало размываться и смягчаться новым производственным мастерством, «массы рабочих, скученные на фабрике, организуемые по-солдатски» (при Марксе), ушли в историю. К тому же сам рабочий класс стал планомерно таять в доле трудового населения в силу значительного технологического роста производительности (и обратного снижения стоимости продукции). Жадность крупного капитала (особенно финансового) никуда не делась, но получила некое внешнее и самоограничение, достаточное для упразднения описываемого Марксом мрака. В конечном счете, рабочий класс (в частности, в США) стал главной классовой опорой не «левых» политических сил, а их условных «правых» антагонистов – не революционных сил, а консервативных и даже традиционалистских. Для бродячего призрака он превратился из главного союзника в пусть не главного, но врага. Между делом, «рабочие партии» в Европе незаметно испарились, а вместе с ними – и сказки про неизбежную классовую консолидацию, победу и диктатуру пролетариата. «Буржуазия» (капиталистическая элита) не «произвела своего собственного могильщика», а использовала, поставила под контроль и позже заменила на создаваемые ею же более «прогрессивные» революционные классы.

Помимо прочего, никакой власти пролетариата (в частности, через власть советов) не возникло и в самой «стране победившей социалистической революции»: никаким государством рабочие с заводов в СССР не управляли: во власть могли войти выходцы из рабочей среды, но для этого они должны были пройти партийную (марксистско-ленинскую) инициацию, полностью изменив образ жизни, превратившись в представителя класса партийной номенклатуры. «Ренегат» Сталин попытался сломать систему партократии, однако в итоге система сломала Сталина и задуманное им обновление советской элиты («ленинградское дело»): даже опричнина из Министерства госбезопасности была понижена до уровня комитета в распоряжении ЦК (который впоследствии использовал его для демонтажа государства). В «бесклассовом» обществе правящая элита и так никуда не исчезала с самой победы революции, возглавленной крайне честолюбивыми, властолюбивыми и сластолюбивыми людьми. А со времён «оттепели» Хрущева (какие-то 35 лет после революции, да еще и с 25-леткой сталинских и военных «заморозков»!) из партноменклатуры вообще стала быстро формироваться чисто буржуазно-капиталистическая (особенно по духу) элита, какой никогда не видывала Русь! Последние 10-15 лет СССР все ее мысли были о том, как свой политический капитал (должности) перевести в экономический (собственность), повыгоднее продав страну и народ. Притом, отметим, партийные выходцы из рабочей элиты (не говоря уже о потомственных партократах) не проявляли ни малейших признаков «классовой сознательности» и трудовой солидарности и вполне себе мечтали стать буржуями-эксплуататорами.

Но из всего этого совершенно не следует, что авторы «Манифеста Компартии» глубоко заблуждались, а призрак коммунизма напрасно бродил по Европе. Достаточно помнить о том, что вся политэкономическая часть Манифеста, как и вся история коммунизма – это лишь манипулятивное прикрытие для совершенно иных целей, где немецкий пролетариат, украинские националисты, грузинские бармены и белорусские IT-шники являются всего лишь штурмовой пехотой (впрочем, как и высокоумная гуманитарная интеллигенция). Поэтому сложно даже определённо сказать, верил ли сам Маркс в нарисованный им «образ будущего». Точно также речь совсем не идёт, что капитализм и технократия Запада, всё его «Просвещение» перестали работать на дегенерацию людей многообразными способами. Не перестали, а только усилили, – но другими способами и при самом активном вкладе в это последователей Маркса, в частности, в «стране победившего социализма», что ясно научно доказал осознавший это бывший эсер, выдающийся отечественный социолог Питирим Сорокин, а наглядно показала эпоха Перестройки и постсоветской экзаменации человека «эпохи социализма».

Цели «Манифеста Компартии», или, точнее, заповеди «призрака коммунизма», его эсхатология, раскрываются во втором разделе «Пролетарии и коммунисты». Эти цели, заповеди и эсхатология поистине инфернальны и раскрывают в Марксе, его последователях и особенно стоящих за ним комбинаторах и архитекторах несомненных сатанистов. Общей их сутью является уничтожение Христианства и всего старого, традиционного порядка, – прежде всего, в странах христианского мира: христианских нравственных устоев личной и общественной жизни, самой христианской личности как таковой, – и замещение их «новым мировым порядком», «новым человеком», являющимся антагонистом христианину. В самом «Манифесте» нет какого-либо позитивного описания этого «нового порядка» (кроме «общей собственности») и этого «нового человека». Более того, не появится его и в последующих трудах Маркса (включая «Капитал») и его последователей.

Весь пафос апокалипсиса Манифеста и коммунистического учения как такового заключается в разрушении – в декларации того, что должно быть разрушено в обществе и в самом человеке. И вот этот отрицательный образ заключён в понятии пролетария, – где под образом «наёмного рабочего» скрывается «новый человек» и, более того, трансгуманистический проект «нового человека», который реализуется у нас на глазах (и авангардом которого являются леволибералы, марксисты-троцкисты), – в то время как «рабочий-пролетарий» времен Маркса канул в лету. Этот «новый человек» неолиберализма, posthuman, должен стать безвольным рабом глобального антихристианского Рейха, который ныне изображается в «инклюзивном капитализме» троцкиста, потомка Ротшильдов и вкупе элиты гитлеровского СС Клауса Шваба и у его соратника иудея Юваля Харари с проектами «Homo Deus» и «новой религии от искусственного интеллекта». Первый коммунистический гимн «Интернационал», переведённый на русский язык А.Я.Коцем, закономерно начинается с молитвы богу этой «новой религии»: «Вставай, проклятьем заклеймённый», под руководством которого должен быть «до основания разрушен весь мир», а затем будет построен «новый мир», в котором «кто был ничем, тот станет всем».

Разумеется, наёмные рабочие или крестьяне разных времён и народов не были заклеймены никаким проклятьем – таковым является сам проклятый и скованный в аду Христом сатана, а «бывшие ничем» – его слуги, бесы (само название которых означает ничтожество), и их многовековые тайные служители на земле (впрочем, как мы видим, например, по Евровидению, время утаения окончилось). Сатанинский «Интернационал» прямо исповедует, что «никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь», однако «добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой». Это – богохульный гимн бесов для чёрной мессы. Причём рафинированный сатанизм кумира эпохи СССР является секретом только для тех, кого не интересует даже самая поверхностная правда. Достаточно ознакомиться не только с политэкономическими изощрениями Маркса, но и с его обильной поэзией. Начиная с такого: «Это искусство Бог не хочет, ни желает, Оно прыгает в мозг из черного тумана Ада. До сердца заколдованного, до катушки чувств: С Сатаной я заключил мою сделку». И такого у апостола коммунизма с избытком: «Адские испарения поднимаются и наполняют мой мозг, Пока не сойду с ума, и моё сердце в корне не переменится. Видишь этот меч? Князь тьмы продал его мне»; «Богоподобный, я смогу ходить Победоносно по руинам разрушенного Царства. Каждое моё слово – ад и раздор, И почувствую себя равным Создателю». И так далее.

Однако вернемся к главе Манифеста о «Пролетариях (то есть, рабов нового мирового порядка) и Коммунистах (его вождей)». В нём чётко указаны главные цели для революционного уничтожения столпов «старого порядка», где частная собственность занимает достаточно скромное место: Церковь, христианская мораль, этнокультурная идентичность, государство и семья. Одного этого достаточно, чтобы Маркс и его «наследие» были внесены в России и Белоруссии в список ультраэкстримистских материалов, несущих угрозу всему существующему порядку (точнее – всей его здоровой части). Конечно, Маркс пытается демагогически прикрыть эти цели приклеиванием ко всему перечисленному ярлыка буржуазного: буржуазная мораль, буржуазное государство, буржуазная семья. Только про «буржуазные» религию и Христианство он ничего не пишет: они – безусловный враг и объект уничтожения. Поэтому ярлык «буржуазного» следует прямо заместить на «христианское». Тем более что Маркс нигде не указывает на альтернативу буржуазным морали, семье и государству: все таковые – в Германии ли или в России – «буржуазные», «реакционные», «антипролетарские». Заметим, что сразу после победы «Великой Октябрьской революции» адептами Маркса в России началось последовательное исполнение заповедей Манифеста. Причем меньше всего в 1920-е пострадала именно частная собственность. А вот под главный удар попали именно христианская мораль, христианская семья и христианская русская государственность (вместе с историей и культурой).

Еще в первой главе Маркс даёт описание своего «пролетариата», в котором мы видим не реальный образ, а проектный – то, что требуется от «пролетариата» сейчас, и то, каким он должен быть потом: «У пролетария нет собственности; его отношение к жене и детям не имеет более ничего общего с буржуазными семейными отношениями; современный промышленный труд, современное иго капитала, одинаковое как в Англии, так и во Франции, как в Америке, так и в Германии, стерли с него всякий национальный характер. Законы, мораль, религия – все это для него не более как буржуазные предрассудки, за которыми скрываются буржуазные интересы». «У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить всё». «Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество».

Данное описание (и задание) не имеет ничего общего с большинством наёмных рабочих ни XIX, ни XX веков. Тем более Маркс тут же особо выделяет люмпен-пролетариат, который лишь дискредитирует «пролетариат» коммунистов. Речь – именно об обездушенных «солдатах революции» настоящего и постчеловеках будущего! Про себя и иных вождей («коммунистов») Маркс пишет прямо: «В борьбе пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности интересы всего пролетариата»; «у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения», у них нет ни малейшего желания улучшения условий труда и жизни рабочих, но только «формирование пролетариата в класс» и «завоевание пролетариатом политической власти» (точнее при помощи пролетариата). Это – теневые жрецы всеохватывающей революции и «нового мирового порядка».

Дмитрий Валерьевич Куницкий, православный публицист, Минск