Русские патриоты и коммунизм: неразрешённая, но разрешимая дилемма

Тема коммунизма в России некоторое время находилась в спящем режиме, однако ее оживление неизбежно приближается и уже происходит. Причем речь идет и о коммунистической идеологии, и об осмыслении истории коммунистического движения на Руси, и о его перспективах. Несмотря на все внушения и самовнушения, призывы завершить историческое противостояние «белых и красных», оставить его в прошлом ради светлого будущего, ничего не выходит. И пока не выйдет. Причин тому – целый букет, однако фундаментальных, пожалуй, две.

Первая заключается в том, что после развала СССР никакой ясной и развернутой альтернативы коммунистической идеологии предложено не было (а таковой может быть только православная идеология), а установленный «неидеологичный» строй самой народно-государственной жизни так и не стал народным, не вышел за пределы стихийного либерализма и капитализма. В Белоруссии эта история имела смягчённый характер, поэтому коммунистическая идеология в ней не имеет значительной поддержки (скорее наоборот, у достаточно широкого слоя населения силён запрос на либерализм). В Российской Федерации, напротив, правление сформированных при Ельцине и Собчаке элит довело до полного отторжения доктринального либерализма, и социалистические идеи обладают весьма сильными симпатиями, политический потенциал которых сдерживается лишь искусными политтехнологическими приёмами, среди которых главный – личность и имидж Владимира Путина. (На наш взгляд, автор сильно преувеличивает влияние левых идей в среде политической элиты и экспертного сообщества в России. – РНЛ.)

Разумеется, речь идёт не об ортодоксальной коммунистической идеологии и партийной биографии, которые не изучали едва ли не большинство даже российских и белорусских членов Компартии. Речь в основном о тоске по поздней социалистической эпохе, которую называют советской, хотя никакой власти советов там и в помине не было. И вот эту самую тоску, а вкупе и некоторые декларативные коммунистические идеалы, наконец, идейное и историческое невежество явно готовы использовать самые темные силы – те же самые, которые пока не добились вполне успеха в использовании либеральных идеологии и сил в России и националистических идеологии и сил в Белоруссии. Опытным православным верующим хорошо известны пророчества ряда святых о том, что на короткий срок к власти должны вернуться «красные» – причём не мягко-зюгановского и даже не державно-сталинского типа, а самого что ни на есть ленинско-троцкистского – с антихристианским террором. (Опытным православным людям известно, что к пророчествам нужно относиться трезво, не ровён час можно впасть в прелесть. – РНЛ.)

Вторая фундаментальная причина тщетности надежд на стихийное «красно-белое» примирение и предотвращение большевистского реванша заключается в отсутствии полноценной разобранности, «разжёванности» теории коммунизма и его истории в России. Такая разобранность должна была бы вылиться в широкое просвещение сутью вопроса в его полноте, а сам такой разбор по силам исключительно православным ученым – богословам, обществоведам, историкам. Однако такового не состоялось. Если и имеются подобные удачные труды, то они отрывисты и не образуют собою ясную систему, которую можно предложить в качестве средства просвещения. Особенно прискорбно, что от данной темы практически самоустранилась Церковь в лице священноначалия и церковной науки: тема коммунизма там если и затрагивается, так только в контексте гонений на Церковь. Глубокого православного разбора идеологии коммунизма и предложение православного пути отсутствует. Церковь практически самоустранилась от идеологических поисков и споров вообще – в духе достаточно либеральной «Социальной концепции РПЦ», общей установкой которой является «аполитичность» и «деидеологизированность» Церкви: спасаться-де можно при любом строе и при любой идеологии. Спасаться можно, конечно, и в Содоме (в том числе в Евросодоме), да только что-то кроме Лота с семьей (и то не всей) никто не спасся, и едва ли в очах Божьих Евросодом и Святая Русь являются «равными».

«Достойный» вклад вносят и «белые» антагонисты «красных»: последние для таковых коварно свергли «светящийся Третий Рим» и уничтожили «процветающую Святую Русь». Последним ярким свидетельством стали споры вокруг философа Ивана Ильина, который, безусловно, был достаточно глубоким мыслителем и искренним русским патриотом, но конституционным демократом, для которых индивидуальные права и свободы являются высшей святыней (как для коммунистов – равенство материального потребления). Между тем, единственное разрешение спора «красных» и «белых» заключается в «чёрных» – то есть, в православно-патриотических идеологии и движении, во главе которой всегда стояли наиболее выдающиеся подвижники веры и благочестия – русские святые.

Этого не осознали и не признали в большинстве ни церковные иерархии, ни государственное руководство Российской Империи, что и стало непосредственной причиной катастрофы. Более того, общественное сознание и даже наука (вплоть до сего дня) смешали по западным лекалам «черносотенцев» (именование религиозно-православных патриотов их противниками) с «правыми» – то есть, просто консерваторами, среди которых преобладали охранители не высоких идей и идеалов (понимающих, что Русь необходимо лечить, во многом хирургическими методами), а классовых и индивидуальных интересов, которым соответствовал (или не соответствовал) тогдашний status quo. В результате «черносотенцы» (среди которых, к слову, было много рабочих и особенно крестьян) оказались в одном «правом» котле с «русскими националистами» (где преобладали дворяне и купцы с зачастую чисто прагматичными расчётами) и даже умеренными либералами-конституционалистами (водимыми «передовой» интеллигенцией), в решающий момент закономерно примкнувшими к революционному «прогрессивному блоку». Именно массовая теплохладность (включая священство) привела тогда к тому, что вековой русский идеал справедливости и народности оседлали «народники» (в лице либеральных разночинцев), выросшие в социал-революционеров во главе с коммунистами, установившими в итоге режим отрицания справедливости и аннигиляции русской народности. С тех пор на идеологическом фронте едва ли что-то изменилось в лучшую сторону.

Нынешнее коммунистическое движение на Руси имеет в своей политэкономической составляющей мало что общего со столетней давностью и с ортодоксальной доктриной Маркса-Ленина. Уже давно нет никакого промышленного пролетариата: промышленные рабочие давно прочно вошли в состав среднего класса и не горят особым желанием бороться за собственность (и особенно ее управление). Политэкономическая доктрина КПРФ (и выступления ее видных представителей) уже не требует даже массовой национализации, не говоря уже о всеобщей экспроприации: большей частью речь идёт о решениях и преобразованиях, укладывающихся в классическое кейнсианство (и даже на порядок мягче современной модели скандинавского социального капитализма). Внеэкономическая повестка КПРФ вообще противоположна коммунистической ортодоксии и базируется на «традиционных ценностях», включая прославление многовековой русской истории и даже защиту Православия. В Республике Беларусь Компартия на протяжении многих лет вообще не притрагивается к политэкономической теме, изображая существующий строй как едва ли не идеальное воплощение социально-экономической справедливости, полностью игнорируя скопившиеся (особенно в период ползучей либерализации 2010-х) элементы рыночного капитализма.

В итоге, весь пафос современной сугубо коммунистической пропаганды на просторе Союзного государства сводится к прославлению «Великой Октябрьской социалистической революции» и «вождя мирового пролетариата» Ленина с яростной критикой всей дореволюционной России. Причем критикой это назвать сложно: скорее речь идет о грубом шельмовании при полном отсутствии способности к взвешенной полемике. В итоге, просматривается явный функционал коммунистического движения в глазах тёмных сил на данном этапе: подавлять русское православно-патриотическое движение, приватизировав тему справедливости и развития во благо всего народа, и тем расчищать дорогу для самих темных сил. Впрочем, нельзя сказать, что этот функционал сильно изменился за столетие: достаточно ознакомиться с трудом мужественного американского ученого Энтони Саттона «Уолл-стрит и большевистская революция» или допросом троцкиста Раковского в «Красной симфонии». Существенное отличие сейчас заключается в отношении к нравственным ценностям – преимущественно традиционалистском характере установок Компартий России и Беларуси. Однако этот «недостаток» исправим: особенно по мере замещения в них уходящих поколений ностальгирующих по СССР на поколения молодых жертв ЕГЭ, ЦТ и Tik-Tok.

Безусловно, диалог православных патриотов с коммунистами (и одновременно просвещение и идеологическое направление народа) не должен строиться на исходной конфронтации: в его основе должно лежать осознание того, что среди вторых есть много благонамеренных, хоть и заблуждающихся. Заблуждение это отнюдь не поверхностно, ибо идеологические коварства секулярной либерально-гуманистической западноевропейской цивилизации глубоки: его жертвами стали многие глубокие умы и горячие сердца. Причем особая роль здесь должна принадлежать Православной Церкви, которой следует отказаться от распространённой ереси «аполитичности» и «идеологической нейтральности».

На это ей прямо указывает великий русский святитель XIX века Феофан Затворник: «Что ж? Сидеть поджавши руки? Нет! Надо что-нибудь делать! Злые начала вошли в науки и в жизнь; у нас нет книг, читая которые можно бы образумиться тем, кои еще способны к образумлению… Нужны жаркие книги, защитительные против всех злостей. Следует нарядить писак и обязать их писать. Молчащее пастырство что за пастырство?» При этом он тут же и указывает, против чего необходимо направить жар: «Что у нас? У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы еще не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства выражается свободно. И вот выходит, что и мы на пути к революции».

Важно при этом помнить, что церковное слово идеологии должно основываться на полной (а не частичной) правде: критике и разоблачению должна подвергаться вся секулярная гуманистическая идеология, включая либерализм и ее следствие – капитализм. Борьба большинства пастырей Церкви в к. XIX – нач. XX в. сугубо против революционно-социалистического движения с преимущественно обхождением молчанием «почтенных охранителей» и их идеологии стало (легко критиковать неугодных власти и тяжело имеющих вес!) одной из ключевых причин того, что немалая часть народа примкнула к «левому» движению, заразилась недоверием к «официальной» Церкви, вышла на Майданы, в итоге чего революционное движение победило и начались гонения на саму Церковь.

Что же должно стать исходным основанием для диалога с «левыми патриотами» и обличения западного коммунизма? Правда! Неопровержимые факты и непререкаемое их истолкование. Из которого вытекает то, что коммунизм на Руси (как идеология и как историческая эпоха) должен быть подвержен беспристрастному исследованию, а итогом последнего – отделение зёрен русского идеала общинности от плевел западного коммунизма: его необходимо, наконец, начать. Прежде всего, для русского патриота не могут быть приняты за родные сами западные термины коммунизма и социализма, не говоря уже об отце коммунистической идеологии Карле Мойзесе Мардохее Марксе – немце еврейского происхождения, потомке древнего рода раввинов и муже германской баронессы, люто ненавидевшем славян вообще, Россию и русских в частности, и свою деятельность беспрепятственно осуществлявший из Лондона, в частности, горячо поддержавший «пролетарскую» Британскую империю в Крымской войне, в которой шла речь об освобождении угнетённых (в том числе, социально-экономически) народов Балкан от Османского ига.

Приведём лишь несколько красноречивых высказываний Маркса: «У Европы только одна альтернатива: либо подчиниться варварскому игу славян, либо окончательно разрушить центр этой враждебной силы – Россию». «Славяне – контрреволюционная раса, раковая опухоль Европы». «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала виртуозом в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином». «Великороссы не славяне… Настоящие московиты, то есть жители бывшего Великого княжества Московского, большей частью монголы или финны и т.д., как и расположенные дальше к востоку части России и ее юго-восточные части… Название Русь узурпировано московитами» (а мы еще ищем корни украинизма в XX веке!). Даже своего лондонского соратника Герцена он отверг только по одной причине: «Маркс сказал, что он не имеет никакого частного обвинения, но находит достаточным, что я русский».

Что заключено в термине «коммунизм»? Ничто иное, как смысл общего (от лат. commūnis – «общий») и общинности (фр. commune – община). Разве эти понятия противоречат тысячелетним русским христианским идеалам? Или идеологии православных патриотов «Православие – Самодержавие – Народность»? Очевидно, что не только не противоречат, но содержатся в них. Но далее начинаются многочисленные и многообразные нюансы, связанные с воплощением этих идеалов, а также реальными мотивами разнообразных типов коммунистов – от идеологов и вождей до простых «тружеников фронта и тыла». Философам хорошо известен диалектический закон: как ложно понятая (или превратно преподнесённая) общность ведет к тотальному разобщению, а коллективизм – к крайнему индивидуализму.

За примерами далеко ходить не надо: внутрипартийная жизнь ВКП(б) и КПСС во всю эпоху СССР представляла собою преимущественно подковерную схватку бульдогов наверху и покорное исполнение директивного произвола сверху (нередко откровенно вредительского характера) низами; или предельная степень отчуждения соседей, скученно проживавших в коммунальном жилье, а потом в однообразных многоквартирных домах. Дружба, согласие, «дух общности» на коммунистических предприятиях и в учреждениях царили только в агитационной продукции (и то не всегда). А уж во что превращалась «дружба народов» со времен политики «коренизации» 1920-х и вплоть до взрыва всеобщей национальной вражды на исходе каких-то 70 лет экспериментов – и говорить грустно.

Тем не менее нельзя отрицать и следующего: вне зависимости от реальных принципов и намерений отцов-теоретиков и практиков «русского» коммунизма, лозунгами и идеями «общности», будущего «Морального кодекса строителей коммунизма» прониклось огромное число людей, а особенно искренне – в период возрождения державности в 1930-е, в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период. И, соответственно, многое из того, что делалось, строилось и создавалось, в той или иной степени двигалось именно таким духом общности. И не бесплодно! И не просто, но крайне необходимо доказать, что этот дух был по происхождению христианским, а не марксистско-ленинским. Наоборот, – противоположным последнему, наполненному гордостью, враждой, ненавистью, лживой клеветой, властолюбием, склочностью и мятежностью.

Более 10 лет назад была опубликована статья ученого-биолога, русского православного патриота и видного члена петербургского отделения КПРФ Сергея Строева «Коммунисты и традиционные ценности». В ней обоснованно доказывается наличие в историческом коммунистическом движении двух прямо противоположных и несовместимых до враждебности направлений и блоков: условно «левого» и «правого», «нигилистического» и «традиционалистского», «троцкистского» и «сталинского» или, например, «машеровского» и «горбачевского». Ясное дело, что не всё так просто: речь идет не о течениях внутри самой западной секулярно-гуманистической теории и доктрины коммунизма, а скорее о людях, так или иначе связанных с коммунизмом (а кто во времена СССР мог не быть с ним так или иначе связан?). Однако если бы этой дихотомии не было в действительности, то не было бы вообще никаких споров, противоречий и пищи для них.

Однако есть три ключевых постулата, которые так или иначе должны быть преподнесены «коммунистическим традиционалистам» (патриотам и радетелям всего доброго) и приняты ими, что одновременно может служить и критерием их нелицемерной приверженности «правому» крылу.

1. Указанная дихотомия имеет (да и имело) значение исключительно для Русского мира. Для всего остального мира такой дихотомии не существует: в нем коммунизм и коммунистическое движение представлено исключительно в форме неотроцкизма, «левачества», антихристианского глобализма. Причём речь не только об англосаксонском мире с его неоконами, не только о послевоенном западном «коммунизме» – от борцов с де Голлем (к слову, под водительством ЦРУ) до Хавьера Соланы, Франсуа Олланда и Клауса Шваба с папой-социалистом Франциском, – но и о Восточной Европе. Таковым был коммунизм Йозефа Броза Тито (хорватско-словенского троцкиста, задолго до руководства Югославией связанного с англо-американскими спецслужбами), такова вся коалиция левых вокруг СИРИЗА в Греции. Совершенно самобытны и не имеют крайне мало общего с марксизмом-ленинизмом и нынешние «коммунизмы» Дальнего Востока. Всякий «левый интернационал» – это леволиберальное троцкистское движение с нигилистическо-трангуманистической идеологией.

2. Революционное движение ленинской Компартии, начиная с I съезда РСДРП в 1898 году в Минске в составе Шмуэля Каца, Арона Кремера, Абрама Мутника, Бориса Эйдельмана, Натана Вигдорчика, Казимира Петрусевича, Степана Радченко, Александра Ванновского и Павла Тучапского (среди коих не было ни одного рабочего), продолжая революцией 1917 года во главе с самим Лениным с последующим Красным террором, на всём протяжении 1920-х и в значительной мере до конца 1930-х (с разгромом мощного ядра троцкистов в ВКП(б) и НКВД) – было целиком и полностью «троцкистским», «леволиберальным» с безоговорочными планами уничтожения Церкви, христианской морали, крайней русофобией, отрицанием всей русской культуры и истории (не считая разного рода бунтарей и революционеров без разбора) вплоть до массового «всесоюзного» уничтожения храмов, разграбления святых мощей, разрушения памятников и ликвидации кладбищ. Весь этот и прочий сатанизм, включая расказачивание, легализацию абортов и однополых союзов, сексуальную революцию проводился не как «революционный перегиб», а как ядро изначальной программы большевиков и их вождей. Если у кого-то возникнут сомнения, то можно обратиться к базовым документам самих большевиков. В свою очередь, православно-патриотическим ученым следует подготовить и систематизировать всю фактологию по данной теме для мгновенного и всенародного обращения к первоисточникам.

3. Наконец, следует признать «начало начал». Главным и неоспоримым представителем «леволиберального», «троцкистского» течения в коммунизме является его основатель, отец и верховный учитель – Карл Маркс. А его «Манифест Коммунистической партии», являющийся непререкаемым авторитетом ортодоксального западного коммунизма, является также и символом веры и катехизисом указанного «леволиберального» глобализма, троцкизма, марксизма-ленинизма.

Дмитрий Валерьевич Куницкий, православный публицист, Минск