Субурбия в России. А стоит ли мечтать?

Коронавирусная самоизоляция обострила вопросы о жизненном пространстве в России и справедливо оголила болезненные проблемы жилищного строительства. Поскольку в последние годы стало принято импортировать в страну абсолютно всё, то также предлагают перенять опыт американской субурбанизации — малоэтажного пригородного строительства. В этой статье мы попробуем бегло разобраться, так ли успешен этот опыт и какими позитивными и негативными сторонами он обладает. Писать об этом не сложно, потому как из-за всеобщей вестернизации мы все стали немного посвященными в тему и соприкоснулись с проявлениями западной культуры в той или иной мере.

В советской академической науке часто присутствовал красивый термин «историческая необходимость». Именно вызреванием исторической необходимости можно объяснить то, что в Соединенных Штатах Америки после Второй мировой войны произошёл бум строительства индивидуального жилья. Следует подчеркнуть, что вместе с определённым технологическим развитием строительного процесса органично присутствовала не прерывавшаяся культура частного строительства, когда знания о строительстве передавались из поколения в поколение, а человек был не далёким от земли. Технический прогресс (конвейерное производство, новые инструменты и материалы) видоизменял этот процесс и вселял оптимизм, позволяя строить дешевле и быстрее. В 1920 году вышла немая комедия «Одна неделя» с участием каскадёра Бастера Китона, в которой сатирически обрисованы реалии американской молодой семьи, силящейся выстроить собственный дом. Как бы ни был смешон герой Бастера Китона, он не боится держать в руке молоток и не унывает в случае неудач. Оптимизм определял лицо эпохи, если угодно — пассионарность (несмотря на баснословие этногенеза по Л.Н. Гумилёву в целом, тот ввёл очень удобное слово, которое мы будем понимать как коллективный настрой, суммарное настроение).

Оптимизм складывался из предощущения, что не только сегодня, но и завтра будет (или появится) заработок и жильё, безопасность и комфорт будут выше, а питание и вещи станут доступнее. Не только американская пропаганда рисовала красивую картинку, но жизнь тогда действительно чувствовалась интересной и меняющейся к лучшему, иначе бы любые словесные интервенции руководства страны не помогли. Возникли знакомые нам теперь вещи — холодильник, телевизор, радиоприёмник, кондиционер, электроинструмент и кухонная электротехника, автомобиль, фотоаппарат, супермаркеты самообслуживания. Всё было доступно под недорогие кредиты: купи сейчас, плати потом. Из каждых девяти долларов семейного дохода один доллар находился в залоге у компаний, занимающихся продажами в рассрочку (A. Sinclair «A Concise History of the United States», 1984). Товары и вещи сформировали собою «world of things», которым наслаждался рядовой американец (страсть к изобретениям и склонность к рационализаторству хорошо показана в линейке коротких мультфильмов от «Metro Goldwin Meyer» про дом [1949], машину [1951] и ферму [1954] завтрашнего дня). В новейшей истории подобное мы пережили в докризисные 2000-е годы, когда повсеместно открывались сетевые магазины, стремительно насыщавшие изголодавшееся население, а мобильные телефоны и персональные компьютеры входили в обиход (на протяжении же второй половины 2010-х годов, напротив, в воздухе стойко ощущалось неумолимое иссякание всякой пассионарности). Средняя продолжительность жизни белого американца достигла 70 лет, а рабочая неделя сократилась до 38 часов по сравнению с 60, которые были в Викторианскую эпоху.

На вышеописанном фоне в США развивалось малоэтажное строительство. В нём активно участвовали частные строительные компании, самая известная из которых «Levitt & Sons», бизнес семьи Левитт, проектировала крупные пригородные комплексы. Например, в 1952 году в Пенсильвании был спроектирован городок Левиттаун, численностью свыше десяти тысяч частных домохозяйств. Предполагалось, что в соседние Филадельфию и Трентон жильцы будут ездить на автомобилях или железной дорогой. Стоимость дома не превышала 10 тысяч долларов (эквивалент 100 тысяч долларов сегодня) при среднегодовом семейном доходе 3 тысячи долларов. Основными покупателями домов поначалу были ветераны Второй мировой войны, вернувшиеся с полей сражений и создавшие семьи. Их жёны быстро смекнули, что в сложившихся условиях быть домохозяйкой приятно: заработка мужа хватает, а вести хозяйство помогает множество разных изобретений. В результате феминистские бредни были отодвинуты до 1960-х, когда немногочисленные маргинальные активистки устали от стабильности и начали идейную перестройку женской половины американского общества (с нарастающим успехом продолжающуюся до сих пор).

Левиттаун, Пенсильвания, 1950 год. Американский рай для семей и... автомобилистов.

Законы о жилье 1934, 1937 и 1949 годов помогли быстро преодолеть последствия Великой депрессии и войны, сделав жильё более доступным для небогатых семей (срок ипотеки вырос с 5 до 30 лет). В городах вследствие концентрации богемы и темнокожего населения имелась повышенная преступность, поэтому белые американцы были вынуждены выехать в пригороды, растягивая их на многие километры, что было названо «suburban sprawl». Там в пригородах представители среднего класса чувствовали себя в безопасности в окружении себе подобных.

Прежде основным способом организации улиц была «grid» («сетка»), но в эпоху строительного бума был спроектирован новый тип, получивший название «cul-de-sac» («тупик»). В нём предпочтение отдавалось Y-образным перекрёсткам, а дороги ветвились плавно, оканчиваясь тупиками на концах. От внешнего мира жилое комьюнити отделялось дополнительной полосой зелёных насаждений. Эта организация, при которой отсутствовало сквозное движение, кардинально снизила преступность. До сих пор у некоторых американцев бывает, что они, уходя на целый день на работу, забывают закрыть за собою дверь и возвращаются вечером в нетронутый дом (подробнее о жизни в таком доме можно прочитать у Н.В. Злобина в книге «Америка... Живут же люди!»).

Оборотной стороной планировки cul-de-sac является стимулирование автомобилизации и неудобство для пешеходов. Магазины расположены редко, и до них проблематично дойти пешком (то есть нет того преимущества, которое есть в наших многоэтажках, когда в тапочках можно спуститься до «Красного и Белого»). Каретам скорой помощи необходимо больше времени, чтобы добраться до пациента. В каждом домохозяйстве требуется иметь по две машины: когда муж на работе, супруга должна иметь возможность съездить в магазин, парикмахерскую, в церковь (три из пяти человек тогда посещали службы). Плотность населения низкая, поэтому возникает необходимость в школьном автобусе. Требуются более высокие налоги на поддержку инфраструктуры, чем если бы все жили плотно в одном многоэтажном здании. Чтобы разрулить потоки машин, строятся огромные автомобильные развязки. В наших погодных условиях новые российские посёлки, построенные по подобию cul-de-sac, сталкиваются с проблемой уборки снега зимой: тупики вообще не убираются.

Пересечение дорог I-710 и I-105 в пригороде Лос-Анджелеса.

Массовое малоэтажное строительство стало возможным вместе с массовым строительством хороших дорог. Национальные акты об автомагистралях 1944, 1952 и 1956 годов субсидировали строительство и укрепляли значение шоссейных дорог. Но ещё раньше в 1930-е годы И.А. Ильф и Е.П. Петров, путешествуя, хвалили американские дороги (очерк «Одноэтажная Америка»). Доступные качественные автомобили и дешёвый бензин способствовали обживанию обширных пространств американского континента. Потому тема автомобиля и дороги — излюбленная в американском искусстве. В современных российских реалиях такое невозможно, потому как стоимость бензина высока и полностью выкошен сегмент недорогих массовых моделей (таких как «Ока» и «Семёрка»).

К середине 1970-х половина американцев проживает в собственных домах. Осмысление такой жизни происходит постепенно. Мы видели эту жизнь через кинофильмы, пришедшие с Запада с запозданием в 1990-е и 2000-е годы, и удивлялись, почему они живут в таких просторных, красивых домах (построенных, как мы теперь знаем, обыкновенно в 1950-е годы). Издаются телевизионные ситкомы о жизни американских семей. Однако так получилось, что те же самые американские частные дома стали декорацией для многочисленных фильмов ужасов в 1980-е и 1990-е. Стоит задуматься, почему это стало с новыми родовыми гнёздами, призванными стать рассадниками любви и семейственности?

С одной стороны, причина не более чем в психическом расстройстве киноделов. Однако для этого нездоровья были некоторые предпосылки. В новых домах люди не только рождались, но и, к сожалению, умирали, о чём пропаганда умалчивала. Чем более крепки семейные узы, тем большим ударом оборачивается смерть кого-то из близких. Вне православия, вне христианского образа жизни смерть непонятна человеку, и нет никакой надежды на посмертную радость (к 1990 году 14 миллионов или почти 6% были нерелигиозными). Впрочем, и для людей верующих это является большим испытанием. И такая непонятная, неумолимая смерть была одним из мотивов американских фильмов ужасов. Она чрезвычайно больно ударяла в уютные родовые гнёзда. В частности во времена Корейской и Вьетнамской войн. Смерть была непонятна и страшна, и не было, казалось, на неё управы.

Новые дома были практически без наделов земли, да и посадка хозяйственных растений, как известно, в США не приветствуется. Отсутствие контакта с землёй тоже вносило вклад. Странно жить на земле и не иметь с ней отношений. Вместе с тем, и земля стала непонятна для новых частников, а ведь «земля еси и в землю отыдеши, аможе вси человецы пойдем». Из земли состоит наше тело, поэтому тот, кто работает с землёю, на опыте понимает и чувствует чуточку больше мироздание, круг жизни и смерть.

Смерть членов семьи породила и страхи перед пустыми пространствами домов. Вместе с тем, достаточно было позвать Господа и наполнить эти пространства искренней молитвой, как всё было бы по-другому. Без этой наполненности, а нипаче наполненности душ, пространства домов стали гнетущими (заметим, у протестантов, составляющих большую часть населения Америки, отсутствует молитва за усопших).

Ещё один страх, сопровождающий киноделов и выраженный в их фильмах ужасов — страх вторжения. Обыкновенно в американских домах отсутствует забор (в лучшем случае есть живая изгородь). Двери и стены домов настолько тонкие, что их можно прорубить одним ударом топора. У домов два входа: передний парадный и основной черный с заднего двора. Если остаёшься ночевать один дома, то придётся как-то контролировать оба входа. Возникает чувство незащищённости. Кинематограф сублимирует это в слэшерах — фильмах о маньяках-психопатах. Однако достаточно было при строительстве огораживать дом хотя бы лёгким забором, как стены дома сразу не казались бы столь уязвимыми. И опять же, надо иметь веру и Бога в сердце, Который как-нибудь защитит, управит. Господь в силах сделать так, чтобы дождь не намочил ни одной головы на свете! Если бы мы только были верными и просили Бога, чтобы давал путникам сухую дорогу. Таким образом, Господь в православной вере разбивает все страхи. В свете её все фильмы ужасов оказываются просто демоническими страхованиями.

Для субурбии характерна низкая вовлечённость жителя в общественные процессы, высокая разобщённость соседей (в чём отличие от русской деревни). Вместо городских маленьких квартир-ячеек, поставленных друг на друга, они живут в больших загородных домах-ячейках, сохраняя во многих вопросах философию города. Спустя годы субурбия не избежала по местам упадка и разрухи (как в Детройте). В том же Левиттауне на сегодняшний день 17.8% домохозяйств представлены одинокими владельцами. В таких условиях не надо недооценивать уныние — колосс, с которым приходится бороться, где бы ни жил человек. Главный певец уныния потерянного поколения-X Курт Кобейн родился-таки в одноэтажной Америке. В российском опыте присутствует ещё проблема пьянства, которая вкупе с унынием опустошает деревни средней полосы.

В последние два года многие русские блогеры в Америке даже не сигналили, а буквально кричали о том, что Америка совсем не та, что была (Назар Илишев, BN, Вегабонд, Алекс Брежнев, отчасти Samsebeskazal Denis и другие). Было удивительно и забавно слышать от них многие вещи. Но совсем не забавно стало, когда накопленные противоречия вылились в антирасистский BLM-путч. Президент Дональд Трамп хочет вернуть Америке то величие, при котором прошло его детство и молодость. Однако пока ему не удаётся второй раз прыгнуть в реку времени. В России пока тоже не обнаруживается деятеля уровня Петра Столыпина, чтобы провернуть новую земельную реформу (реформу — в положительном смысле этого слова). Эффекта от проекта дальневосточного гектара пока не чувствуется, хотя первоначально он был воспринят немалым числом людей с умеренным энтузиазмом, потому как в памяти всплывала аграрная реформа 1906 года.

Подведём итоги. Опыт американской субурбанизации 1940-х-1950-х гг. может и должен тщательно изучаться. Он имел много достоинств, но также хранил в себе недостатки, над нивелированием которых тоже следует хорошо подумать. К воплощению этого опыта в России есть несколько объективных препятствий. В частности, присутствует высокая закредитованность населения: по состоянию на 2019 год заёмщики отдавали в среднем 43% своих доходов, в то время как в лучшие годы в США семьи отдавали только 11% доходов (1 доллар из каждых 9). Высока стоимость бензина, высоки цены на покупку и обслуживание автомобилей. В качестве альтернативы в рамках жилого комьюнити можно было бы перемещаться, например, до магазина на недорогом транспорте (велосипед, электросамокат, гироскутер). Дорожная инфраструктура потребует анализа и корректировки в связи со строительством массового загородного жилья.

При строительстве городов надо избегать крайностей: в городах должна быть застройка разной этажности, а американский опыт не должен быть универсальным. В современных реалиях наиболее массовым сегментом могли бы стать квартирные пятиэтажки, совмещающие в себе преимущества низкого и высокого жилья, как в Европе (пример — немецкий город Мюнстер). Может присутствовать часть более высоких квартирных домов, часть домов пониже и часть частных 1-2-этажных домов. Пожалуй, никакой сегмент не должен занимать абсолютного большинства (по количеству жильцов), чтобы не возникало диспропорций в развитии городов. Категорически не должна возникать ситуация, когда частный дом обкладывается по периметру хищными многоэтажками, словно хижина дяди Тома («Uncle Tom’s Cabaña», 1947).

Опыт Соединенных Штатов локально мог бы быть применён в регионах с благоприятным климатом. Однако в целом климатические условия в России обуславливают строительство более дорогого утеплённого жилья, чем в Америке. Вместо «канадской технологии» в холодных регионах могут возводиться дома, например, с помощью технологии 3D печати, если государство вложится в соответствующую госпрограмму. Если же государство пренебрежёт технологией 3D-печати, то в обозримом будущем не удастся сделать рывок в частном строительстве, а фирмы, работающие у нас в стране, окажутся, в основном, импортными.

При стремительном сокращении сельского населения у нас возникли проблемы с трансфером культуры строительства. Слишком много людей живут в городах, но городской человек утерял культуру строительства дома. Произошёл культурный разрыв. Если мы не возглавим строительную революцию в 3D-печати домов, то потенциал для строительства малоэтажного жилья останется только за малочисленным ныне сельским человеком, потому что на селе не прерывалась культура частного строительства и знания передавались от поколения к поколению. Выстраданная столетиями структура крестьянского дома с его многочисленными клетями и подклетями интуитивно понятна сельскому человеку. Конечно, между крестьянским домом и пригородным частным домовладением есть существенная разница, и последний похож, скорее, на большую квартиру с наделом земли, но в нулевом приближении они могут рассматриваться как одно и то же. И те, и другие нуждаются в программе господдержки, причём больше усилий следует прилагать к поддержке села, для которого возлагаемая миссия естественна.

Очевидно, что нам не подходит американская мотивация жизни в частном доме («prosperity», то есть процветание), иначе, во-первых, через десятилетия мы получим те же самые проблемы, что и они (уныние, ветхость). Во-вторых, при высоком социальном неравенстве, как сейчас, и низких доходах жизнь на земле будет казаться сущим крепостным правом. Сельские так и продолжат рваться за удобствами в квартирные 25-этажки, а те, кто там давно живут, продолжат мечтать о деревенской пасторали. Поэтому, с одной стороны, надо преодолевать имущественное неравенство в обществе. С другой стороны, работать над смыслами. Нам необходимо возвращение к искомому русскому пониманию сельской жизни, пространства в доме и вокруг него, а также тому, что изложено об этом в православном учении.

Дмитрий Николаевич Габышев, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник, г. Тюмень