Полемика о православном социализме на РНЛ длится давно, но итоги её никак не просматриваются. Потому как сама тема содержит в себе противоречия, которые неустранимы, о чем статья Владиславы Романовой нам напомнила.
Если зреть в корень, то это противоречия между общественным, коллективистским, и личным, индивидуальным, всегда присутствующие в обществе.
При этом нельзя упускать из виду, что благодаря противоречиям общество развивается и живёт.
Только личность несёт в себе новизну, которую воспринимает общество, коллектив, обновляемые вслед за личностью. И только общие интересы, подчинённость порядку, установленному в этих общих интересах, поддерживают среду, в которой личность может гармонично развиться.
Чувство меры самое поврежденное из всех человеческих чувств.
То личность занесёт в противостоянии с обществом, чем-то не устраивающим индивидуальность. То общество, раздражённое или напуганное непонятой активностью личности, начинает её чрезмерно ограничивать.
А чувство меры вытекает из веры. Нет веры – нет и меры. Повреждена вера – неправильна и мера. С несовершенной мерой мы пытаемся как-то устроить мир.
Пробуем привести к согласию тех, кто с небрежностью неофитов пугает своё окружение, не приемлет ограничений, и не может разговаривать с теми, кого лидерское положение со временем ослабляет, вынуждая отсев потенциальных конкурентов.
Если личность способна что-то поменять в обществе, претендуя на роль лидера, то она трезво осознаёт, что любое лидерство предполагает и преимущество в уровне потребления. Лидер, не принимающий потребления как мерило своей эффективности – лидер ненадолго.
Пока идёт борьба за смену парадигмы общественной жизни, действующих правителей и элиты обоснованно обвиняют в несправедливом и завышенном потреблении в ущерб потреблению населения.
В эту пору равенство потребления является признаком новой культуры и воспринимается образом нового устройства жизни. Но эта культура существует лишь пока равенство привлекательно на фоне вопиющего неравенства.
После смены элит новые лидеры, подтверждая свой статус, должны выделяться потреблением, которое не может быть ординарным. В России так повелось, что смена лидеров предполагает и передел собственности.
Слой людей богатых, которые уровнем потребления могли бы равняться лидеру, у нас долго не живёт. Потому для нас характерно пренебрежение к собственности, как основе потребления. Но не от того, что мы народ безсеребренников. А от того, что собственность у нас не вечна и даже не длительна. И формируется чаще методом передела, чем упорным вековым накоплением.
В русском архетипе всегда был человек нестяжатель, сторонник умеренного потребления, нормального для выживания и продолжения рода. Этот тип сформировали условия жизни и отсутствие возможности накопления в результате сурового климата и низкой производительности сельскохозяйственного труда, который долгие века был основой национальной экономики.
Но с научно-технической революцией и возможностью быстрого накопления капиталов наш традиционный тип умеренного потребителя естественно и быстро меняется.
Пока мы жили в условиях глубоко идеологизированного государственного капитализма, разрешавшего накопления только государству, ограниченный в потреблении советский человек воспроизводил вековой национальный архетип жителя полосы рискованного земледелия. В ментальном смысле социалистический период нашей истории глубоко соответствует докапиталистическому периоду.
Но личности людей активных, наблюдавших более высокий уровень потребления забугорья, не могли смириться с лишением их пятисот сортов колбасы против наших трех-четырех, да и тех в дефиците.
Когда говорят о борьбе всякого рода диссидентов за права и свободы против тирании партии, жесткой идеологии, обслуживавшей экономику госкапитализма, я не верю этим «светлым» порывам. Диссидентствующие страстно хотели не политических прав, в которых мы до сих пор не особенно чего понимаем, а комфорта и потребления уровня западных кинофильмов. С автомашинами, барами, пляжами, модами, бытовым комфортом.
Всё это вместо занятости с восьми утра у заводского станка с последующим возвращением в убогую коммуналку, в которой, как свидетельствует поэт, «на тридцать девять комнаток всего одна уборная».
Конечно, были 140 000 000 миллионов бесплатно полученных у государства квартир, были бесплатные санатории и музыкальные школы, но уровень бытового потребления, безнадёжно отстававший от западного, повседневно искажал представления населения.
Вступив на путь «непрерывного роста благосостояния советского народа», СССР, как носитель госкапитализма, запустил демонтаж идеологии социалистического потребления, ограниченного на уровне гарантированного выживания. Сломал механизм сосредоточения капиталов только в государстве, допустив накопление капиталов частника. Сначала номенклатурного, а затем любого, кто может, кто более предприимчив.
Православный социализм, против которого В.Романова обоснованно возражает в части культуры и религии, в сфере экономики предполагает возврат к государственному капитализму.
На практике это означает национализацию крупных, а возможно, и средних, правдами и неправдами накопленных частных имуществ, а также возврат к основному признаку православного социализма – ограничению потребления до уровня гарантированного выживания.
А вот это уже вопрос политической борьбы!
Потому как добровольно никто не согласится отказаться от потребления на уровне мировых стандартов. Такие стандарты могут быть либо по каким-то причинам снижены, либо они могут стать в политическом плане преступны. Второй вариант уже проходили и к нему нельзя вернуться.
Первый исключает независимую политику одного государства. Он предполагает всемирную, общую практику по снижению стандартов потребления.
Это в России Н.Сомин может писать свои любопытные сочинения. В мире его просто не поймут.
Мотивы снижения стандартов потребления могут быть только всемирными и только рациональными, без всяких идеологических изысков и ретроспективной тоски. Вот такие проекты реалистичны и насущно нужны. Но в системе одного государства ничего нельзя создать, потому что нет замкнутых систем и быть не может.
Павел Иванович Дмитриев, правовед, православный публицист
4. Ответ на 1, Брат:
3. «Один из них был правым уклонистом - другой, как оказалось, ни при чем»?
2. Ответ на 2, Александр Волков:
1. «…никак не ожидал он - такого вот конца»? (из детской песенки)