Церковь поет с первых дней своего существования, тому есть немало подтверждений. Но как ей пелось в советскую эпоху? Не было ли в те годы забыто богатейшее наследие предшествовавших времен - духовная музыка? Не стал ли бедным репертуар церковных хоров? Исследование Марины Рахмановой - доктора искусствоведения, специалиста в области русской духовной музыки - убеждает нас в том, что это не так.
Судьбы русского церковного пения в советскую эпоху вообще очень противоречивы и часто неожиданны. В любом случае эта эпоха отнюдь не была «пустой» в певческом смысле. Работа с архивными материалами показала, например, что 20-е годы, особенно годы нэпа, были, при всех трудностях церковной жизни, при всех гонениях, временем расцвета церковного пения - и в исполнительском, и в композиторском смысле. Где-то этот расцвет был качественный - в смысле отличного пения богатых и сложных программ в духовных концертах и широкого, не ограниченного никакой цензурой спектра авторских произведений за службами (что имело и свою изнанку: службы нередко превращались в концерты с заранее объявленным репертуаром). Где-то расцвет был скорее количественный - прежде всего в сфере сочинительской. Но в 1930-х годах храмы закрывались, с монастырями было покончено, епископы, священники, а также причт подвергались жестоким репрессиям, в лучшем случае - лишению разных гражданских прав. На вопрос, что же при таких обстоятельствах происходило с пением, ответить однозначно трудно. Очевидно, в храмах, которые все же оставались действующими, пели так, как могли, и то, что оставалось от предшествующей эпохи. Однако не иссякал и ручеек творчества. Например, благодаря публикации петербургской исследовательницы Карины Щириной стало известно, что композитор Владимир Митрофанович Иванов-Корсунский, один из поздних учеников Балакирева, во второй половине 1930-х годов сочинял по заказу ленинградских регентов новые композиции, и они тогда же исполнялись в действующих храмах, прежде всего в Князь-Владимирском соборе[1].
Таким образом дело шло до 1943 года, когда после ныне всесторонне освещенной встречи Сталина с представителями епископата Церковь получила некую свободу, которая тогда казалась чуть ли не безграничной и принята была с восторгом и священством, и верующими. Полоса словно бы лояльного сосуществования государства и Церкви длилась недолго, но этого времени оказалось достаточно для восстановления многого - и храмов, и монастырей, и образования, и пения в числе прочего. В частности, был создан прекрасный Патриарший хор под управлением Виктора Комарова, который мог служить неким ориентиром для прочих хоров. Начало возрождаться постепенно и пение в Троице-Сергиевой Лавре, сначала обычное, но потом - совсем иного, именно монастырского, вида и стиля.
Конечно, везде пели по-разному и до 1917 года, и после него, однако ясно, что в послевоенную эпоху существовало много ценных творческих явлений в данной сфере. Так, в Музее имени Глинки сохранилась записка старого тамбовского регента и композитора Федора Ефимовича Степанова, который в 1947 году жил в Москве и последовательно обходил действовавшие храмы, прислушиваясь к пению. В целом Степанов высказывается критически (что естественно для 80-летнего регента, помнившего былые времена), но при этом обнаруживается, что один московский хор оказывался в состоянии прилично спеть за службой Литургию Чайковского (весьма трудное в техническом смысле сочинение), в репертуаре другого - много песнопений Кастальского, Рахманинова, Чеснокова, третий - исполняет развернутые композиции Архангельского. А поглядев на сохранившийся репертуарный список такой известной в Москве церкви, как храм во имя Всех Святых на Соколе, где регентом был «синодал» (выпускник Синодального училища) Николай Сергеевич Данилов, мы найдем там чуть не все так называемое Новое направление, то есть вершину авторского духовно-музыкального творчества предреволюционной эпохи. И диаконы 40-50-х годов вызывали восторг у многих мемуаристов своими голосами и своей музыкальностью. Конечно, это были лучшие хоры и диаконы, но все же их было немало. Думается, дело главным образом в том, что тогда еще здравствовали хранители традиций - и в духовенстве, и в регентах, и в певчих, и в прихожанах-ценителях тоже, и, обретя некую свободу, пусть очень ограниченную, они ревностно занялись любимым делом.
Обрисовав, по необходимости крайне бегло, картину церковно-певческой жизни православной России советских времен, перейду к церковно-певческой деятельности архиепископа Сергия (Ларина; 1908-1967). Не останавливаясь на сложных поворотах биографии архиепископа Сергия[2], отмечу, что в послевоенный период он занимал целый ряд епископских кафедр в разных областях России, в частности в Одессе, Ростове, Астрахани, Перми и Ярославле. Безусловно, в наши задачи не может входить оценка этой интереснейшей и в некотором отношении противоречивой личности в целом, в общем контексте церковной истории: речь пойдет только о церковном пении. Все же приведу отзыв о нем такого уважаемого человека, как епископ Василий (Родзянко), записанный в 1990-х годах:
«Это был человек, который, несомненно, был безгранично предан своей православной вере, Церкви и который, если нужно, был готов отдать все за это, что он и сделал впоследствии. В то же самое время он был очень мудрым и очень хорошо разбирался в обстановке и в людях. Он старался максимально использовать эту обстановку для того, чтобы помочь тем, кто невинно страдал»[3].
И надо сказать, что воспоминания владыки Василия вполне согласуются с документами, опубликованными недавно в книге протоиерея Алексия Марченко «Религиозная политика советского государства в годы правления Н. С. Хрущева и ее влияние на церковную жизнь в СССР» (М., 2010). Написанная в большой мере по документам провинциальных епархий, в частности Пермской, где служил владыка Сергий, книга эта содержит целый ряд посланий, с которыми владыка обращался к советским властям по поводу разных чинимых ими притеснений церковной жизни. Как правило, эти документы содержат ссылки на Конституцию, на действующее законодательство и отличаются смелостью тона: епископ не просит, а требует справедливости. И это в 1961-1962 годах, в эпоху хрущевских гонений на Церковь! Неудивительно, что его пребывание во главе Пермской епархии ограничилось полутора годами...
Решительно все мемуаристы пишут об исключительной любви владыки Сергия к пышности и торжественности - и в службах, и в повседневной жизни, в которой он неизменно осознавал и «позиционировал» себя как «князь Церкви». На этот счет немало критических откликов зафиксировано в материалах о владыке, помещенных на сайте Астраханской епархии, а также в воспоминаниях одного из самых почитаемых людей русского церковного мира - М. Е. Губонина (автора ныне изданного огромного собрания документов Патриарха Тихона)[4]. Однако и в наиболее недоброжелательных откликах признается, что уверенное поведение владыки в послевоенные десятилетия в сочетании с личной смелостью позволяло ему отстаивать важные церковные интересы.
Пение, по-видимому, всегда играло в деятельности владыки Сергия выдающуюся роль.
Приведем в этой связи высказывание очень компетентного судьи - регента (в недавнем прошлом регента Храма Христа Спасителя) Николая Георгиевского, семья которого была близка Патриарху Алексию (Симанскому); приводимый далее текст входит в воспоминания Георгиевского о в высшей степени почтенном иерархе - митрополите Несторе (Анисимове), апостоле Камчатки, после войны попавшем в советские лагеря, а затем некоторое время жившем на отдыхе в Одессе (конец 40-х - начало 50-х годов):
«Дом Патриарха на Черном море, под Одессой организовал архиепископ Никон (Петин). С большой помпой служил владыка Никон в Одессе, продолжая деятельность епископа Сергия (Ларина), который считал, что если папа Римский имеет в 300 человек хор, то православному епископу стыдно иметь менее 30. И хор при нем в кафедральном соборе Одессы под управлением профессора консерватории [Константина] Пигрова в 70 человек был лучшим, и порядок был отменным. Епископ Сергий (Ларин) по своим знаниям - настоящий профессор, русский интеллигент, личность столь интересная, что с удовольствием с ним общался маршал Г. К. Жуков, которого Сталин сослал в Одессу после всех побед и почестей. Архиепископ Никон лишь продолжил то, что начал епископ Сергий, однако тоже очень талантливо» (цит. по: Фомин С. Апостол Камчатки Митрополит Нестор (Анисимов). М., 2004. С. 306).
Процитируем кстати характеристику деятельности владыки Сергия с сайта «Православная Одесса»:
«На его долю выпало восстановление разрушенной войной епархии. Епископ открыл три монастыря в Одессе, один в Балте и один в Чигирине и добился выделения им земли для огородов. Он освятил верхний храм Успенского собора, преобразованного в кафедральный (так как Спасо-Преображенский кафедральный собор был взорван большевиками), и открыл в 1945 году пастырско-богословские курсы, через год преобразованные в семинарию. При Епархиальном управлении были организованы и открыты магазин, мастерская церковной утвари и свечная мастерская».
А насчет папы Римского и численности его хора можно привести характерный документ из книги отца Алексия Марченко:
«Вопреки постановлениям Архиерейского Собора 1961 года, оставившего за духовенством право регулировать богослужебную деятельность, староста [кафедрального собора Перми] И. Ф. Байдаров неоднократно отказывал архиепископу Сергию в возможности по своему усмотрению контролировать прием и увольнение певчих архиерейского хора, на что церковный совет во главе со старостой возражал: "Хор не ваш, а собора. Деньги певцам платим мы, и мы... А если считаете их своими, то платите сами..."» (С. 119).
Надо полагать, что владыка Сергий именно так и поступал; во всяком случае, в той же книге по документам прослеживается, как он постоянно и щедро помогал священникам и всем епархиальным служащим (что тоже ставилось ему «на счет» местными уполномоченными).
И в Одессе, и в Ростове, а затем и в Астрахани епископ Сергий имел дело с выдающимися хорами и выдающимися регентами.
Так, одесским хором после Пигрова руководил крупный мастер и духовный композитор Николай Вирановский. Многие службы, а также и духовные концерты (закрытые, конечно) шли там в присутствии Патриарха Алексия и его гостей, часто зарубежных (в Одессе располагалась летняя резиденция Патриарха).
В Ростове, где владыка Сергий служил позднее, имелся не менее замечательный соборный хор под управлением Ивана Коваленко, выпускника Придворной капеллы. И епископ Сергий, и иеромонах Пимен, будущий Патриарх (а в то время иеромонах, секретарь владыки Сергия), этим хором много занимались.
В Астрахани в соборе пел исключительно сильный хор под управлением
сначала регента Сергея Кузнецова, потом регента Бориса Зайцева, - хор,
созданный предшественником владыки Сергия - архиепископом Филиппом
(Ставицким), горячо любимым в Астрахани и бывшим там правящим архиереем в
20-х и потом, после разного рода репрессий, в 1944-1952 годах. Этому
хору был под силу огромный сложный репертуар, о чем может
свидетельствовать, например, телеграмма регента Кузнецова в адрес
владыки Сергия, датирующаяся уже мартом 1967 года, когда Кузнецов
трудился в Куйбышеве/Самаре:
«Сердечно
поздравляю днем рождения. Дорогой Владыка никого я так не любил и не
почитал как Вас. Вспоминаю двухорные концерты произведения Сарти Галуппи
Кастальского Гречанинова Бортнянского Чайковского Варгина многих
других. Даже не верится. Душевно Вам желаю здоровья благополучия. Всегда
Ваш Сергей Алексеевич».
А вот письмо владыке Сергию от регента Зайцева из Астрахани, тоже 1967 года:
«Ваше глубокое знание основ церковного пения, музыкальная одаренность, исключительно тонкое понимание произведений таких композиторов, как А. Кастальский, С. Рахманинов, А. Никольский, Н. Черепнин, П. Чесноков, П. Чайковский и др., известны многим архипастырям и регентам в Советском Союзе. Поэтому мне и архиерейскому хору приятно слышать Ваше высококвалифицированное мнение об исполнительском мастерстве нашего хора в последнее Ваше посещение Астрахани. Ваше прекрасное служение доставило всем нам глубокое удовлетворение и воодушевило на преодоление трудностей в освоении высот певческого мастерства».
И можно полагать, что это не пустые комплименты. От астраханских времен сохранились две яркие проповеди владыки Сергия, посвященные русским композиторам-классикам, Римскому-Корсакову и Гречанинову, с широкими обзорами их творчества вообще и духовно-музыкального в частности. В обоих случаях Литургии памяти композиторов были исполнены хором под управлением Кузнецова исключительно песнопениями этих авторов. Гречанинов являлся, судя по всему, любимейшим духовным композитором владыки Сергия. Еще в одном сохранившемся репертуаре астраханских времен он вновь представлен очень убедительно. Это - репертуар торжественного архиерейского богослужения, состоявшегося в Неделю Православия (9/22.03.1959) в Покровском кафедральном соборе.
Литургия:
1. «Хвалите Господа с небес» (встреча) - Чеснокова;
2. «На гору Сион» - Андрусенко;
3. «Свыше пророцы» - Глаголевых;
4. Великая ектения и 1-й антифон - Гречанинова;
5. 2-й антифон - Гречанинова;
6. «Во царствии» - Гречанинова;
7. «Единородный Сыне» - исполняет левый хор;
8. Аллилуарий и проч. - Гречанинова;
9. Сугубая ектенья - Гречанинова;
10. «Херувимская» - Калинникова;
11. Просительная ектенья - Гречанинова;
12. «Отца и Сына» - партесное, исполняет левый хор;
13. «Верую» (соло альт) - Гречанинова;
14. «Милость мира» - Гречанинова;
15. «О Тебе радуется» - исполняет левый хор;
16. «Отче наш» - с народом;
17. «Хвалите Господа с небес» - Гречанинова;
18. «Кто Бог велий» (двухорный концерт) - Бортнянского;
19. Конец Литургии - Гречанинова.
На молебствии:
20. «Царю Небесный» - Грибовича;
21. «Верую» - всенародно, с участием обоих хоров и духовенства;
22. «Вечная память» - Киевская, лаврская;
23. «Вечная память» - Мясникова;
24. «Вечная память» - Шишкина;
25. «Вечная память» - Кубаевского;
26. «Вечная память» - Архангельского;
27. «Во блаженном успении» - по усмотрению регента;
28. «Многолетие» - Кастальского;
29. «Многолетие» - старообрядческое 1-е;
30. «Многолетие» - старообрядческое 2-е;
31. «Многолетие» - Зиновьева;
32. «Многолетие» - Архангельского;
33. «Многолетие» - Скрыпникова;
34. «Многолетие» - Васильева;
35. «Многолетие» - Бортнянского (большое);
36. «Многолетие» - Речкунова (двухорное).
После молитвы:
37. «Слава в вышних Богу» (двухорный концерт) - Бортнянского.
Сразу после отпуста молебна: «Аминь» и концерт-догматик.
38. «Всемирную славу» - Веделя и
39. «Исполла» (большое).
К этой службе есть комментарий присутствовавшего там Михаила Губонина:
«Замечательный - один из первых по качеству в России - архиерейский хор в составе восьмидесяти человек, под управлением регента Сергея Алексеевича Кузнецова, был не только на высоте положения, но и выше всяких похвал.
Левый хор, в количестве тридцати человек, также очень мощный по своим вокальным и техническим данным, в ходе богослужения в потребных случаях соединялся с правым, архиерейским, хором, под единым руководством С. А. Кузнецова. Как собор, так и соборный двор были переполнены молящимися, среди коих, впрочем, как говорили, было немало людей и неверующих, пришедших специально лишь для того, чтобы послушать необыкновенную и редкую музыку, подобную которой нигде, конечно, услышать в наше время нельзя.
Задолго до этого торжественного богослужения репертуар был подобран Преосвященным, обсужден во всех деталях с регентом С. А. Кузнецовым (немалым знатоком своего дела, приглашенным в свое время из Одессы, но, к сожалению, страдавшим "русской болезнью"!) и тщательно разучивался хором в течение длительного времени, с нередким посещением спевок Его Преосвященством, не стеснявшимся, конечно, делать регенту и певцам свои замечания, если находил это нужным»[5].
Далее красочно описываются многочисленные репетиции, которые проводил владыка с хором, регентом, диаконами и всеми сослужащими при подготовке торжественных служб. Можно добавить, что так владыка Сергий поступал всегда: сохранившиеся репертуары его служб более поздних времен, пермских и ярославских (написанные им самим или продиктованные регенту или машинистке), содержат массу указаний богослужебного порядка для всех занятых в богослужении. Например:
10 марта 1965 года Ключарю Феодоровского кафедрального Града Ярославля собора О. Протоиерею Алексию Скобей В воскресенье в Неделю Православия совершу Божественную литургию. Ризница желтая парадная, проповедь буду произносить лично, на запричастном стихе, после концерта и пения левого хора. Иконы на молебен изнесем сами из алтаря и положим их на аналогии. Во время Литургии «Верую» и «Отче наш» петь хору. На молебне Символ веры петь всей церкви, начиная с меня. Слово «Веруем» возглашает протодиакон. Второй протодиакон руководит пением, начиная со слов: «Во единого Бога Отца...». Петь не замедленным темпом, но и не ускоряя. Порядок многолетий и прежде возглашений с вечной памятью поручаю установить о. протодиакону с учетом вокальных возможностей отцов диаконов. Иподиаконам снова выйти со светильниками на чтение второй молитвы, после многолетий, перед отпустом. Священников вызвать я указал канцелярии. Регенту при встрече спеть обычно: «От восток» и «Восшел еси во церковь», далее: «Тон деспотин» и «На гору Сион». На облачение прошу спеть догматик 5-го гласа, знаменным роспевом. На Литургии «Верую» спеть муз. Березовского, а «Отче наш» - муз. [Федора] Иванова. Концерт: «Воскликните Господеви» Гречанинова. На молебне вечную память и многолетия - разные и в соответствии с моими указаниями на заседании 9 марта. После второй молитвы спеть: «Аминь» и Великое славословие муз. Зиновьева или в крайнем случае - Велеумова. После отпуста концерт: «Се ныне благословите Господа» (соло тенор). Примечание: после отпуста не надо делать большой паузы, а сразу почти после «Господи, помилуй» начинать концерт. Благословлять не буду персонально всех. Сергий, Архиепископ Ярославский и Ростовский. |
Встречаются в репертуарах разных служб и прямые воззвания владыки к своим регентам. Например:
16 октября 1965 Ключарю Феодоровского кафедрального Града Ярославля собора О. Протоиерею Алексию Скобей § 1 Прошу Вас разъяснить всем регентам церквей, где мне Бог приводит служить, чтобы они не форсировали голоса и не пытались исполнять композиции, явно их хоровым коллективам непосильные. Так бывает иногда в соборе, так было в Троицкой церкви села Толгоболь 14 октября сего года. Пусть поют просто, умилительно и слаженно, не кричат, не путаются в порядке службы, не замедляют темпа пьесы, если этого не требует автор ее. Малые хоры лучше пусть поют просто, но умилительно и музыкально грамотно. Такие разъяснения дайте до службы или, еще лучше, при предварительном совещании о порядке службы. <...> Архиепископ Ярославский и Ростовский Сергий. |
Или такое примечание:
«Прошу регента хора не замедлять темпы композиций, кои у авторов написаны быстрее, но и заведомо не растягивать те из них, кои написаны в темпе "аллегро". Я очень ценю дирижеров, точно отражающих мысли и чувства композиторов, написавших то или иное произведение. Право дирижера (регента) интерпретировать произведение автора в своем понимании, но нельзя совершенно изменять идею автора, до неузнаваемости. Интерпретация хотя и носит несколько творческий элемент, но сохраняет за автором композиции основную мысль, выраженную в том или ином произведении, в частности в музыке. Нельзя изменять совершенно вещь. Можно дать ей несколько яркую или бледную окраску, говоря фигурально. Но там, где указано петь "форте", нельзя петь "пиано". Например, у композитора П. Г. Чеснокова в его окончании Литургии "Благословен Грядый", при Причащении, является интродукцией к дальнейшему развитию темы, которая завершается апофеозом перед отпустом. Я это привел как пример, дабы произведения, предлагаемые нашему вниманию (я имею в виду всех верующих, духовенство и себя), были исполняемы в стиле тех мыслей, кои заложены в композиции». |
Из переписки владыки с регентами следует еще один важный вывод: он целенаправленно занимался формированием регентских библиотек там, где служил, а регенты разных городов охотно переписывали для владыки запрошенные им композиции; если же не имели их в своем распоряжении, то списывались с коллегами и получали от них. Пересылка шла большая, по всей стране; такое впечатление, что лучшие регенты образовывали своего рода лигу и знали, где кто находится и у кого что есть. Это подтверждается и материалами сохранившихся регентских библиотек той эпохи: часто на переписанных от руки нотах встречаются пометки, от кого, откуда и когда был получен оригинал для переписки. Знали, конечно, регенты, и где какая обстановка, с кем из архиереев можно хорошо работать, в том числе в творческом смысле, а кто относится к пению небрежно. В начале 60-х годов, в трудную для Церкви пору, случались в судьбах регентов тяжелые испытания. Например, кировоградский регент Сергей Чернецкий писал владыке Сергию в 1966 году:
Глубокоуважаемый Высокопреосвященнейший Владыка! Сегодня получил от Вас весточку и очень благодарен, что вспомнили обо мне. Как регента хора положения у меня нет никакого, так как уже четвертый год я не служу в храме. Еще перед смертью нашего Владыки Нестора [Анисимова], с «благословения» уполномоченного, власть в соборе захватила кучка проходимцев (староста, пред. церк. прав., казначей), которые создали церковнослужителям такие условия, что в скором времени все разбежались. Настоятель прот. Петр Тарановский уехал, протодиакон от волнения стал болеть да так и не поднялся - умер, а я перешел в Ковалевскую церковь хористом. Под управлением Ник. Ман. Драканчула пел там несколько месяцев до закрытия этого храма (в настоящее время там продовольственный склад). И хотя в соборе долгое время не было регента, мне пришлось, не имея гражданской специальности, искать работу. Поступил на курсы кочегаров и, получив удостоверение, устроился на мебельной фабрике кочегаром. Работа была каторжная, но постепенно втянулся. Второй год, как я здесь же перешел на другую работу - компрессорщиком. Это уже не тяжелая, но и зарплата не большая - 70 рублей. В соборе у нас сейчас хороший епископ, другое, приличное церковное правление, хором управляет женщина, которая часто бывает «под мухой». Я хожу как молящийся. В Кировограде свой дом. С большим удовольствием я бы приехал к Вашему Высокопреосвященству, но не знаю, как это устроить, так как в отпуске был в декабре месяце и сейчас не отпустят. Надо до лета ждать другого отпуска или вообще рассчитаться. Дорогой Владыко! Сообщите, пожалуйста, куда у Вас требуется регент, какой состав хора и условия. Церковный хор - это моя жизнь, но по Воле Божьей я пока управляю компрессорами, которые только шумят и гремят. <...> Земно кланяюсь и прошу Вашего Святого Благословения. С уважением, С. Чернецкий. |
В ответ владыка Сергий писал: «Очень жаль, что Вы работаете не по желанию и призванию и вместо хора управляете компрессорами, мне кажется, что Вам надо работать с хором», - и приглашал регента в Ярославскую епархию, что по разным причинам не состоялось.
Особенно интересны и многочисленны репертуары Пермской епархии. В Перми был налицо молодой и образованный - с московским духовным академическим образованием! - регент Александр Тарантин (впоследствии в течение многих лет протодиакон местного собора и других храмов города), который и должен был разучивать подобные репертуары либо составлять их самостоятельно и представлять на одобрение владыки. По-видимому, в отличие от южных городов, где хоровое дело было поставлено очень хорошо, здесь многое приходилось устанавливать заново. В том числе и порядок служения, и собственно пение, относительно которого владыка очень заботился о расширении репертуара. Есть ряд репертуаров, особенно праздничных, в которых отмечено, что хор должен исполнить впервые, и доля этого нового бывает очень велика.
Регенту моего хора А. Д. Тарантину 15 июня 1962 С удовлетворением могу констатировать успехи хора, руководимого Вами, в смысле строя, нюансировки и аккордов, но на успехах успокаиваться нельзя. Надеюсь, что по своим вокальным возможностям хор и впредь будет совершенствоваться. Прошу принять к исполнению следующий перечень пьес, кои Вам мною 14 июня переданы. Список их следующий. Тропарь Рождеству Христову - муз. о. Ф. Киселева, Тропарь всем святым Российским - муз. его же, Великие прокимны: «Дал еси» и «Не отврати» - его же, Тропарь Пятидесятнице - его же, «Отца и Сына» и литийные «Господи, помилуй» - его же, Тропарь св. Иоанну Златоусту, обработка валаамского роспева - М. Балакирева, «Достойно есть» - Ф. Степанова, «Да возрадуется душа твоя» - П. Богданова, Ектения великая - М. Глинки, Концерт «Камо пойду» - Викт. Калинникова, «Восшел еси во церковь» - о. М. Сприпникова, Великое славословие - [Ф.] Войленко. Полагаю, что все эти произведения хор может освоить не позднее 30 сентября сего года. Одновременно предлагаю Вашему вниманию следующие песнопения: Тропарь Преподобному Сергию - муз. о. Киселева, «Свете тихий» № 2 - его же, «Хвали душе моя» - Литинского, Херувимская - И. Ельцова, «Отче наш», соло сопрано - о. М. Скрипникова. Эти вещи можете исполнять, если найдете нужным. Призывая на Вас Божие благословение, желаю Вам и хору успехов. Архиепископ Пермский и Соликамский. |
О том, как происходил выбор песнопений для той или иной службы, можно только догадываться: либо владыка свободно читал нотный текст (что возможно, поскольку он происходил из культурной, обеспеченной семьи и мог обучаться музыке в детстве), либо держал в памяти огромный объем произведений, либо регенты проигрывали ему песнопения. Старейший петербургский мастер церковно-хорового дела Михаил Иванович Ващенко, служивший с владыкой Сергием, в разговоре с автором статьи утверждал, что владыка помнил весь этот непомерный репертуар наизусть. И, так же как ярославцы, помнящие владыку в последние годы его жизни, Михаил Иванович говорил о нем с большим уважением и даже с нежностью.
Очевидно, что репертуары владыки Сергия «всеядны». Есть и произведения XVIII - начала XIX века: кроме общеобязательных Бортнянского и Дегтярева, также Сарти и Давыдов, например. Достаточно много классиков - Чайковского и Римского-Корсакова, представлен Балакирев, но при этом относительно мало Рахманинова. Новое направление, кроме Гречанинова, представлено неплохо, но не очень обильно, отдельными композициями Кастальского, Чеснокова, Калинникова, Шведова, Черепнина. Еще менее значима монастырская традиция, хотя встречается изредка знаменный роспев унисоном. Особенно много композиций ХХ века, в том числе так называемых «регентских», разных школ, с преобладанием южнорусской. Обильно представлены произведения с солистами, по крайней мере в праздничных службах, - что вполне типично для того времени. Говоря коротко - полная эклектика.
Но надо отдать должное владыке Сергию: сколь бы пестрыми в стилистическом отношении ни представлялись ныне его репертуарные списки, они неизменно существуют, как уже говорилось, в контексте той или иной службы и всегда содержат указания не только для регента (вернее, регентов обоих клиросов), но и для иереев, диаконов и всех вообще участвующих в службе, даже для прихожан (в смысле их участия в пении), включая описание богослужебных действий самого архиерея, включая наряду с пением и чтение, и передвижение по храму. Этот «синтетический» характер делает репертуары особенно интересными, ибо отражает и богослужебную практику эпохи, и - в некотором смысле - ее дух.
О том, как обеспечивалось исполнение сложных репертуаров, оставил воспоминания М. Е. Губонин - описывается астраханский период:
«Как особо положительную сторону архипастырской деятельности Преосвященного, справедливости ради, следует указать на его неизменное попечение о церковном богослужебном порядке и, главным образом, пении. Что касается первого из этих аспектов, то в строе богослужения интересует его, в первую очередь, не уставная, а помпезно-ритуальная сторона: ее слаженность, ритмичность, общая срежиссированность и взаимосвязь участвующих в богослужении лиц...
Никакой ляпсус и никакая оплошность здесь совершенно не терпятся!
Промахнувшийся - кто бы он ни был - немедленно слышит грозный окрик, нередко и с прибавлением весьма хлесткого прилагательного.
Особо торжественные богослужения заблаговременно репетируются в пустом соборе, "дверем затворенным", под непосредственным смотрением Его Преосвященства, руководящего с кафедры, где для этой цели ставится ему кресло. Здесь особенно достается на орехи, конечно, о. ключарю, иногда довольно солидному и почтенному протоиерею.
Лихо приходится и дьяконам, особенно за отсутствие ритмичности во время парного каждения. Разучивается эта мизансцена иногда долго и мучительно.
Отцы дьякона с пустыми кадилами с обреченными физиономиями становятся на солее, у Царских врат в трепетном ожидании.
- Пошли! - раздается грозная команда с кафедры, и Преосвященный с четкостью метронома отбивает такт ногою и ладонями.
- Раз-два!.. раз-два!.. раз... отставить! Снова. Безобразие!
Отцы дьякона возвращаются на исходную позицию.
- Пошли!.. раз-два!.. раз-два!.. раз-два!.. Лучше, но все-таки скверно. Еще раз...
Все начинается снова, и так... "дондеже".
Все присутствующие пребывают в предельном напряжении и, по окончании, возвращаются по домам, как из бани.
Ничего не поделаешь: служба! "Владыка любит порядок... спаси его, Господи!" - добавляют наиболее смиренные и благочестивые. Что думают про себя другие - неизвестно.
Соответствующие экзекуции происходят и на хоровых спевках.
Церковное пение является самым "больным местом" Преосвященного и неизменным предметом его ревностных забот и попечения. На всех своих многочисленных кафедрах комплектование архиерейских хоров и приискание соответствующего предъявляемым высоким требованиям регента - являлось первоочередной заботой Его Преосвященства, на которую не жалелись соборные средства и затрачиваемые усилия»[6].
Несмотря на иронический тон мемуариста, по прочтении этого текста возникает горькое сожаление, что подобная служба не была записана, желательно и видеокамерой. И почему, собственно, так предосудительны репетиции с отцами диаконами и всеми прочими в особо трудных и ответственных литургических случаях?
Пушкино (Московская область)" title="Могила архиепископа Сергия (Ларина) на Звягинском кладбище города Пушкино (Московская область)" width="262" height="350" align="left" />Ответ на вопрос ясен: Церковь в эти годы жила, как и страна, очень трудно; недостатки были во всем, прежде всего в пище, одежде, жилье. И на таком фоне - вдруг подобное «роскошество», с точки зрения мемуариста не обязательное в смысле духовном, скорее «помпезно-ритуальное». И даже не уставное, хотя устав в службе владыки Сергия, судя по репертуарам, соблюдался. Вероятно, не уставное в смысле - не петое обиходными или древними роспевами, к чему неустанно призывал в то время Патриарх Алексий (Симанский).
Однако вопросы эти не столь просты. Если уже внешнее поведение владыки Сергия, описанное выше, приносило определенную пользу Церкви, то его церковное служение тем более должно было утверждать высокий образ. Да и как еще - кроме прекрасного церковного служения - могла Русская Церковь в ту пору утверждать свое достоинство перед внешним миром? Ведь все остальные виды деятельности (кроме «внутреннего делания», конечно) были закрыты.
Что же касается собственно певческих репертуаров, то можно констатировать, что многие представленные в них композиции и сегодня живут на наших клиросах, - достаточно заглянуть на соответствующие сайты, чтобы найти ноты или записи. Другое дело, что сейчас существует много разных стилей пения, в том числе глубоко контрастных эклектике. Высокий идеал сейчас - скорее образ пения, который в течение десятилетий создавался хором Троице-Сергиевой Лавры и был закреплен деятельностью такого гениального регента, как приснопоминаемый архимандрит Матфей (Мормыль). Но и эклектика - наше наследие, наше достояние, которое еще предстоит осмыслить.
Важный момент - стремление владыки создавать, в меру своего вкуса, цельное певческое оформление той или иной службы, не в смысле использования цикла одного композитора, а в смысле подбора определенных хоровых композиций. Сейчас подобная идея - темпоритма каждой службы и его певческого решения - разрабатывается в разных учебниках по регентскому делу, а идет она из еще более ранней эпохи, чем послевоенная, из 20-х годов. Но это - особая тема.
Автор этой статьи, как человек с консерваторским образованием, с юности изучавший крюковое пение, а потом долгое время занимавшийся деятелями Нового направления, - сначала относился к эклектическому репертуару с долей иронии и недоумения. Однако теперь, изучая мемуаристику советской эпохи, я вижу, как эта эклектика была дорога глубоко преданным Церкви людям, в том числе людям с безусловно очень высоким образовательным уровнем и, несомненно, с воспитанным художественным вкусом. Что заставляет взглянуть иначе на певческие репертуары владыки Сергия (Ларина).
[1] См.: В. М. Иванов-Корсунский. Противостояние. Воспоминания, дневники / Сост.
К. Щирина. СПб., 2006.
[2] Желающие могут найти ее в наиболее достоверном виде в следующем издании: Новые документы к жизнеописанию архиепископа Сергия (Ларина). Воспоминания епископа Василия (Родзянко) и М. Е. Губонина / Публикация и примечания Н. А. Кривошеевой // Вестник ПСТГУ. 2009. Вып. 11:1. М., 2009. С. 124-125. Далее при цитировании - Вестник.
[3] Вестник. С. 134.
[4] Вестник. С. 140.
[5] Вестник. С. 148-149.
[6] Вестник. С. 147-148.
Журнал «Православие и современность» №28 (44)
http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/roskoshestvo-cerkovnoe