Замечания на статью юристов М.Н. Кузнецова и Г.П. Шайряна «Не прекращающее сокрытие следов преступного злодеяния. К 106-й годовщине убийства Царской Семьи»

 

15 и 16 июля этого года на сайте Информационно-аналитического портала «Русская народная линия» («РНЛ») вышел обширный материал М.Н. Кузнецова и Г.П. Шайряна «Не прекращающее сокрытие следов преступного злодеяния. К 106-й годовщине убийства Царской Семьи. Часть 1 и Часть 2», в котором авторы подвергают критике нашу принципиальную позицию по оценке событий Февраля 1917 года, изложенную в авторских статьях на «РНЛ». Между тем критикуемая ими наша статья «Исторический контекст отрицания «екатеринбургских останков. Часть 1 и Часть 2» была посвящена совершенно иной теме – иностранному влиянию на ситуацию с признанием «екатеринбургских останков».

Адвокаты же акцентировали свое внимание на пусть принципиальный, но частный вопрос о престолонаследии, и расширили его до обоснования неправомерности следствия «по екатеринбургским останкам».

Полагаем, что подобная ситуация требует нашего письменного ответа…

Позиция докторов юридических наук М.Н. Кузнецова и Г.П. Шайряна известна давно. В Интернете их имена частенько соседствуют с фамилией В.В. Бойко-Великого, в издательском центре которого вышла их книга поэтому чего-то нового в представленном ими материале нет[1].

В своем ответе постараемся придерживаться (поскольку общаемся с людьми с высокими научными званиями) принципа исторической научности, который определяет, что содержание передачи современного знания должно соответствовать объективным научным фактам, теориям, законам, отражающим современное состояние науки. В данном случае исторической.

Исторический анализ содержания некоторых утверждений статьи.

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян: «…За убийством Августейшей Семьи последовало не прекращающееся до сих пор системное сокрытие следов тайны масонского злодеяния. На эти цели выделяются громадные деньги, задействуются частные возможности заинтересованных лиц и государственные силы. Масштаб сокрытия преступления цареубийства во времени и пространстве не имеет себе равных в российской истории. Предпринимаемые в этом отношении меры существенным образом заслоняют правду, опутывая сатанинским дурманом русское национальное правосознание. Они продолжают калечить духовную жизнь дорогого нам Отечества, провоцируют как никогда опасный церковный раскол и общественный разлад, готовят почву для государственной смуты в опаснейший момент боевого противоборства с разрушительными силам западного военного альянса».

Совершенно правильно написано! И мы с этим полностью согласны.

Далее М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян пишут: «В 1979 г. инспирируется незаконное вскрытие могилы неизвестных лиц, останки которых приписываются Царской Семье, затем их закапывают и повторно вскрывают в 1991 г. Все это делается в нарушении действовавшего на тот период времени уголовного законодательства, запрещавшего вскрытие могилы с целью осмотра трупа без постановления следователя. Совершившие уголовное преступление Г. Рябов и А. Авдонин, подпадающее под ст. 229 УК РСФСР «Надругательство над могилой», до сих пор легендируются как глубокие исследователи цареубийства, сумевшие обнаружить «нужную могилу в правильном месте». Понимая, что костные останки неизвестных людей трудно выдать за царские, делается следующий спланированный шаг».

Действительно, на момент 1979 года действия группы Г.Т. Рябова и А.Н. Авдонина шли «в разрез» с формальными нормами закона.

Однако насколько правомерно ссылаться на ст. 229 УК РСФСР?

Во-первых, доктора юридических наук противоречат сами себе: ведь по их логике могилы не было, а была ее фальсификация?!.

Во-вторых, чтобы говорить о «надругательстве над могилой», надо понимать, что на момент правонарушения она должны была быть обозначена тем или иным способом, как «могила». А этого не было.

Таким образом речь может идти о проведении «незаконных» раскопок, т.е. только о возможном нарушении Законодательства СССР об охране и использовании памятников истории и культуры, что могло подпасть под действие ст.87 Кодекса об административных правонарушениях с соответствующими последствиями. Между тем ст. 38 действовавшего в 80-х КоАП РСФСР сообщает, что «Административное взыскание может быть наложено не позднее двух месяцев со дня совершения правонарушения, а при длящемся правонарушении - двух месяцев со дня его обнаружения.

В случае отказа в возбуждении уголовного дела либо прекращения уголовного дела, но при наличии в действиях нарушителя признаков административного правонарушения административное взыскание может быть наложено не позднее месяца со дня принятия решения об отказе в возбуждении уголовного дела либо о его прекращении».

Таким образом, никакой речи об уголовной ответственности Г.Т. Рябова, А.Н. Авдонина и членов их группы идти не может.

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян утверждают: «В 1993 г. прокурор-криминалист В. Соловьев, не имевший необходимых должностных полномочий следователя, в нарушении действующего УПК РСФСР, незаконно возбуждает уголовное дело и начинается расследование, которое сопровождается рядом экспертиз, выводы которых, в силу законодательства РСФСР и РФ не являются законными, а значит, их содержательный контент нельзя считать обоснованным».

Нет сомнений, что доктора юридических наук прекрасно представляют нормы УПК РСФСР, в т.ч. ст. 3, в которой сказано: «Суд, прокурор, следователь и орган дознания обязаны в пределах своей компетенции возбудить уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления, принять все предусмотренные законом меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и к их наказанию».

А также п.8 ст.5 УПК РСФСР, определяющей, что уголовное дело может быть возбуждено и «в отношении умершего» в случае, «когда производство по делу необходимо для реабилитации умершего или возобновления дела в отношении других лиц по вновь открывшимся обстоятельствам».

В постановлении о прекращении уголовного дела написано (Постановление о прекращении уголовного дела № 18/123666-93 "О выяснении обстоятельств гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в период 1918-1919 годов", пункты 1-4.): «Весной 1991 г. доктор геолого-минералогических наук Авдонин А.Н., проживающий в г. Екатеринбурге, обратился в администрацию Свердловской области с заявлением о том, что ему известно место массового захоронения людей. По предположению Авдонина А.Н. в захоронении могли находиться останки членов семьи бывшего российского императора Николая II и лиц из его окружения, расстрелянных в г. Екатеринбурге 17 июля 1918 г.

По заявлению Авдонина А.Н. в период с 13 июля 1991 г. по 18 августа 1993 года старшим помощником прокурора Свердловской области Волковым В.А. проводилась проверка (материал проверки № 13/3-91). В связи с тем, что в ходе проверки окончательно не были идентифицированы личности людей, обнаруженных в массовом захоронении, время и причины их гибели, а для установления этих данных требовалось проведение следственных действий и полноценных экспертных исследований, 19 августа 1993 г. Генеральной прокуратурой Российской Федерации возбуждено уголовное дело № 18/123666-93 по выяснению обстоятельств гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в период 1918-19 гг. по признакам ст. 102 п. «з» (умышленное убийство двух или более лиц). Проведение следствия было поручено прокурору-криминалисту Главного следственного управления Генеральной прокуратуры Российской Федерации Соловьеву В.Н.»

Это подтверждает бывший в 1993 году старшим помощником Генерального прокурора РСФСР А.Г. Звягинцев:[2] «Официально этой проблемой озаботились только в постсоветское время. Тогда Генеральным прокурором РФ был Валентин Георгиевич Степанков, с которым мне довелось работать (я был его старшим помощником), и мы с ним много раз говорили по этому вопросу. Вот он то в 1993 году и дал указание возбудить уголовное дело об убийстве Николая II, членов его семьи и приближённых. Расследование началось и материал мало-помалу набирался. И здесь безусловно следует отметить профессиональную и заинтересованную работу прокурора-криминалиста Прокуратуры РФ Владимира Николаевича Соловьева».

Итак, возбуждение уголовного дела в августе 1993 года, а равно и в сентябре 2015 года происходило в рамках действующего Уголовно-процессуального кодекса при непосредственном участии и контроле со стороны Генеральной прокуратуры России.

Между тем своими выводами авторы статьи «Не прекращающее сокрытие следов преступного злодеяния. К 106-й годовщине убийства Царской Семьи» напрямую создают рисковую ситуацию, затрагивающую честь и достоинство реальных ответственных и уважаемых нами должностных лиц. Полагаем, что они сами найдут возможность и выберут форму ответа М.Н. Кузнецову и Г.П. Шайряну.

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян пишут: «Также как и архимандрит Тихон (Затёкин), в несвойственной для научной дискуссии тенденциозной форме, профессиональный исследователь революционных событий начала ХХ в. и следствия по делу об убийстве императорской семьи д.и.н. Л.А. Лыкова вместе с А.Б. Мощанским постаралась обосновать несуразную идею о законности восприятия монархической власти Великим Князем Михаилом Александровичем, наделив его титулом – Император Михаил II («Исторический контекст отрицания "екатеринбургских останков"», ч. I, II. РНЛ 14.06 2024 и 18.06. 2024).

Не украсили авторов этого сочинения и распространяемые ими дилетантские представления о нормах действующего уголовно-процессуального закона в отношении нелепых выводов о правомерности и юридической истинности судебных экспертиз в отношении «екатеринбургских останков».

Если господа «адвокаты» используют такую форму оценки нашей осмысленной позиции, основанной на исторических реалиях событий, воспоминаниях, действующей официальной атрибуции архивных документов, корреспондирующих друг с другом, как слова «несуразная идея», то что можно сказать об их голом, умозрительном отрицании всего этого комплекса исторических документов, как некой «одиозной фальшивки»?!

В том числе (потому что):

– «подложной телеграммы, выдаваемой за царский манифест» (по ее форме, содержанию, противоречие «закону указание на то, что Престол якобы передается Николаем II Его родному брату Великому князю Михаилу Александровичу в обход Наследника Престола, которым был Великий князь Алексей Николаевич, обладавший титулом Цесаревича» и т.д.);

– форме публикации «манифеста об отречении» в газетах, ссылаясь на будто бы существовавшую возможность «правильного», «законного» оформления манифеста, самих газет, протоколов заседаний Государственной Думы, воспоминаний непосредственных участников;

– «далекости» формы документов «от законодательного нормирования» и т.д., и т.п.

«Несуразной идеей», как раз и является «обоснование» отрицания факта отречения Николая II.

В этой части своего выступления доктора юридических наук почему-то не ссылаются непосредственно на нашу статью «К вопросу о статусе Михаила Александровича Романова» (РНЛ. 17.11.2023). Строки из нее далее ими представлены, а прочитали ли авторы источники? Ведь архивные документы и передают всю трагедию всеобщего предательства Императора Николая II. Любой желающий может найти указанные нами архивные источники и ознакомиться с воспоминаниями свидетелей о событиях предшествовавших подписанию Акта («Манифеста») «об отречении», обстоятельствах его подписания, доставки его в Петроград, устного объявления его, ситуации передачи в СМИ и т.д.

Вместо этого они ссылаются на «исследования Андрея Разумова», который в первоисточнике[3] (делает выводы, что «текст отречения составил не Государь… текст отречения не был написан Государем от руки… Три очевидца: Мордвинов, Шульгин и Данилов, прямо указывают, что текст был напечатан на телеграфных бланках… Из текста отречения видно, что составлен он особым образом: по смыслу и количеству строк разделён на три абзаца…».

Ну и что из этого?!

Статьи 37 и 38 Главы 2 Основных государственных законов Российской Империи (Свод законов Российской Империи. Том. 1) не требуют какой-то особой формы документа отречения, утвержденного законом.

Исследователь А. Разумов, ссылающийся на воспоминания В.В. Шульгина «Дни», генерала Д.Н. Дубенского «Как произошел переворот в Росcии», полковника А.А. Мордвинова «Последние дни императора», Ю.Н. Данилова «Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел. Князе Михаиле Александровиче», С.П. Мельгунова «Мартовские дни 1917 года», А.И. Спиридовича «Великая Война и Февральская Революция 1914 -1917 г.г.», генерала А. Лукомского «Воспоминания в 2 томах», указывает на разночтения авторов по вопросу формы и действий, однако опускает главное: все авторы сообщают о самом факте отречения.

Далее А. Разумов утверждает, что «Подписи на хранящихся в ГА РФ отречениях (или отречении?) Государя от Престола, а также их факсимиле в известных нам большевицких изданиях подделаны».

Во-первых, парадоксально, но вывод он это делает исходя из того, что: «При сравнении подписей мы видим, что, за исключением росчерков, в целом они совпадают. Однако об уникальной устойчивости росчерков говорить не приходится»…

Во-вторых, каким образом большевики (раз речь идет о фальсификациях «в большевицких изданиях») оказались 1 марта 1917-го года в Петрограде и Могилеве?!. Ведь они никакого участия в «Февральском перевороте» не принимали!

Наконец, А. Разумов пишет: «заверяющая (контрассигнирующая) надпись Министра Императорского Двора графа Фредерикса на отречении также сделана карандашом, а затем обведена ручкой. Сама оригинальная подпись Фредерикса на документе ГА РФ отсутствует».

При этом он ссылается на ГА РФ: «Согласно описанию документа отречения Государственным Архивом РФ…» и публикацию С.П. Мельгунова «Судьба Императора Николая II после отречения».

Во-первых, хочется спросить: «Господа доктора юридических наук, с какого времени архивное описание документа является экспертным заключением»?!

Во-вторых, Мельгунов пишет: «Все присутствовавшие, за исключением престарелого гр. Фредерикса, рассказали обстановку, в которой произошло формальное отречение от престола царствовавшего Монарха» (С.П. Мельгунов Мартовские дни 1917 года) на основе этих слов, а также того, что по А. Разумову: «три подписи Фредерикса – это копии одной и той же подписи, сделанные с какого-то четвёртого документа. Что это за документ, где он сейчас находится и жив ли он вообще – ещё предстоит узнать. Всё это – мелочи и технические детали. Главное заключается в том, что заверительные подписи Фредерикса на «отречениях» – дёшево подделанные копии».

Стоит адресовать читателя к протоколу допроса графа В.П. Фредерикса 2 июня 1917 года из Стенографических отчетов допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства[4], в котором достаточно четко показано психическое состояние бывшего Министра Двора:

«…Председатель. – Вы помните, что тотчас после отречения среди придворных и военных образовалось настроение к вам враждебное, требование вашего ареста и вашего отозвания?

Фредерикс. – Не знаю. Я был уже болен и теперь очень болен. – Эта моя жизнь – это прямо моя могила…(…)

Председатель. – Вы помните, что генералу Иванову было приказано идти на завоевание Петрограда, на борьбу с восставшим народом?

Фредерикс. – Я даже это не знал. В первый раз слышу.

Председатель. – Вечером 27-го февраля, в присутствии государя, Алексеева, вас и Воейкова было маленькое заседание, на котором бывший император хотел узнать мнение о событиях наиболее близких к нему людей?

Фредерикс. – Я не знаю, или я по старости все путаю. Я не помню, чтобы было у меня в квартире.

Председатель. – Не у вас в квартире, а в ставке, может быть, в вагоне?

Фредерикс. – Не помню. Я чистосердечно говорю – не помню… (…)

Фредерикс. – Нет. Государь всегда не любил говорить за столом о политических вопросах. Он всегда говорил с тем министром, который докладывал.

Председатель. – А во время прогулок не было бесед?

Фредерикс. – Во время прогулок… я не мог ходить. Я никогда во время прогулок не сопровождал государя. Государь молодой человек, а я старик, мне будет 79 лет, куда мне… А государь бежит так скоро, как лошадь. Я оставался, скучал дома. У меня развивалась нервная болезнь, которая теперь дошла до высшей степени. Я вам ничего интересного сказать не могу…».

Наконец существуют прямые подлинники документов, в которых написано о событии отречения не военными-заговорщиками, не кадетами и прочими сторонними лицами, а стороной «потерпевшей». Это: «Записка министра Императорского двора графа В.Б. Фредерикса об объявлении Николаем II о своем отречении» (ГА РФ. Ф.1467. Оп.1. Д.728. Л.4-5(с об.); «Камер-фурьерский журнал» (РГИА. Ф.516. Оп.1(I доп.). Д.25. Л.9-10(с об.); Дневник Императора Николая II (ГА РФ. Ф.601. Оп.1. Д.265. Л.66-67 и др.

С ними может ознакомиться любой желающий на сайте ГА РФ.

Мы согласны с М.Н. Кузнецовым и Г.П. Шарьяном в части их оценки ситуации Февраля 1917-го. Они пишут, что «попытка принуждения Николая II к отречению была частью заранее спланированного государственного переворота, сомнений уже давно не вызывает. Достаточно указать на то единство действий и мнений заговорщиков, которое они продемонстрировали. Следует упомянуть и о мгновенно осуществлённом вбросе в периодическую печать ложного сообщения об отказе Императора Николая II от осуществления Им Царской власти российского монарха, который оказаться на поверку не добросовестным оповещением населения о важнейшем событии исторической важности, а ложным по форме и по содержанию пропагандистским ухищрением».

Однако их пассаж о том, что «в результате, в спешке были сфабрикованы многочисленные юридически ничтожные и канонически немыслимые документы, создававшие превратное представление о событиях 2(15) марта 1917 г. и участии в них Николая II. Сегодня не существует ни одного исторически обоснованного, юридически правомерного и нормативно обоснованного документа, который бы в совокупности с другими источниками мог убедительно, без уловок апологетов о неизбежности народовластия, откровенных и скрытых ненавистников русской монархии или поверхностных исследователей, указать на законную передачу верховной власти от Самодержца к Временному правительству… (…)

Практически все имеющиеся в открытом доступе документы, которые как бы с разных сторон подтверждают факт отречения Cвятого Царя от прародительского Престола, являются сфальсифицированными с различной степенью их подложности. Мемуары, которые якобы подтверждают версию «отречения», либо написаны заинтересованными лицами, либо содержат мнения их составителей, которые ничем документально не подкреплены» – свидетельствует о передергивании контекста на совершенно иное (советское) время и создание умозрительной «теории заговора», перечеркивающей «де факто» уже состоявшуюся историю нашей великой Державы, в пользу иностранному влиянию, как обычно, имеющему агентов во всех политических движениях: от либерально-демократических до национально-консервативных.

В качестве риторического приема авторы применяют раннее высказывание Л.А. Лыковой, данное в интервью православному изданию «ПравМир.ру»: «Как пояснила доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории Л.А. Лыкова, «Я не знаю, зачем нужно было в такой спешке публиковать эти документы на сайте Госархива... Например, на сайте появился пресловутый "Акт об отречении Николая II". Между тем, есть доказательства, что этот документ фальсифицирован. О том, что документ не подлинный, говорят и текстологические, и исторические свидетельства»… (…)

В связи со сказанным, вызывает недоумение вывод, который делает Л. Лыкова спустя десять лет, оставляя без внимания свое собственное мнение о телеграмме как о фальшивке. Вместе с А. Мощанским, анализируя фальшивку как правомерный документ Императорской воли они пишут следующее. «Стоит обратить внимание читателя на ту часть Акта Николая II об отречении от 2 марта 1917-го, где говорится об организации работы с законодательными учреждениями, на тех основаниях, "кои будут ими установлены"». То есть, в своем важнейшем историческом акте Николай II уже изменил форму монархии, определив принципиальную возможность смены начал государственности, минуя решение самого Императора, то есть отказался от принципа самодержавия, закрепленного ст. 4 Основных государственных законов (СЗ РИ) и исполнил политические требования кадетов. Обладал ли он такими полномочиями?..

Да, обладал! – пишут авторы. Статьи 8-11 СЗ РИ позволяли ему это… (…) Теперь, по новой логике Л. Лыковой и присоединившегося к ней А. Мощанского подложная «телеграмма» стала «Актом Николая II об отречении от 2 марта 1917г.» и «важнейшем историческим актом». Получается, что на основании этой фальшивки Император, применив нормы ОГЗ РИ, «изменил форму монархии… отказался от самодержавия». При этом, авторы не понимают, что нормы ст.ст. 8-11 ОГЗ РИ относятся к установлению порядка законодательной инициативы (ст.8) и порядка правления (ст. 9-11), а не к праву менять форму правления и верховной власти. Более того, изменение формы верховной власти, которой является самодержавие, указывало бы на отказ от царского служения Богу. Русский юридически безответственный монарх ответственен перед Создателем за врученную Ему власть, которая в своей самодержавной форме является единственной, отвечающей задаче христианского спасения царских подданных, врученных Ему при вступлении на Престол и короновании.

Дальнейший текст этой статьи приносит не менее абсурдные примеры комментариев к юридическому содержанию ОГЗ РИ».

Вероятно, речь идет о документе, который хранится в ГА РФ. Ф.601. Оп.1. Д.2100а. Л.5. Об этом документе можно полагать, что угодно. Историческая его атрибуция – это одно, но для того и существует следствие, которое вправе назначить экспертизу для окончательного вывода о подлинности экземпляра, его копии или подложности именно этого документа, но никак не о событии в целом.

Имеются фактические записи в дневнике Николая II.[5]: «2-го марта. Четверг. Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 21/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот[орыми] я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!».

Таким образом, признание указанного документа подлинным «актом отречения» или, наоборот, его копией никак не повлияет на общую картину событий Февраля 1917 и растиражированный текст «отречения». Ведь сам Император Николай II в своем дневнике свидетельствует о согласии подписать именно присланный из Ставки проект манифеста, его фактическом подписании и передаче его прибывшим А.И. Гучкову и В.В. Шульгину.

В.В. Шульгин в 1925 г. записал встречу с императором Николаем II.[6]: «Гучков окончил. Государь ответил. После взволнованных слов А.И. голос его звучал спокойно, просто и точно. Только акцент был немножко чужой – гвардейский:

– Я принял решение отречься от престола… До трех часов сегодняшнего дня я думал, что могу отречься в пользу сына, Алексея… Но к этому времени я переменил решение в пользу брата Михаила… Надеюсь вы поймете чувства отца…

Последнюю фразу он сказал тише…

К этому мы не были готовы. Кажется А.И. пробовал представить некоторые возражения… Кажется я просил четверть часа – посоветоваться с Гучковым…Но это почему-то не вышло… И мы согласились, если это можно назвать согласием тут же. Но за это время столько мыслей пронеслось, обгоняя одна другую…

Во-первых, как мы могли не согласиться?.. Мы приехали сказать царю мнение Комитета Государственной Думы… Это мнение совпало с его собственным…а если бы не совпало? Что мы могли бы сделать? Мы уехали бы обратно, если бы нас отпустили… Ибо ведь мы не вступили на путь «тайного насилия», которое практиковалось в XXVIII веке и в начале XIX-го… Решение царя совпало в главном… Но разошлось в частностях… Алексей или Михаил перед основным фактом – отречением – все же была частность…».

Ю.В. Ломоносов в своей книге «Воспоминания о Мартовской революции 1917 г.»[7] уже через четыре года опубликовал фотографии актов Николая II от 2 марта 1917-го и Михаила Александровича от 3 марта 1917-го о которых ведут спор М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян. Вот, что он написал о том, как документы получили свои названия (С.70): «4 марта. Полночь застала нас за этим спором. Наконец, около 2 часов ночи соглашение было достигнуто. Набоков написал на двух кусочках бумаги названия актов (представлено фото – авт.).

«I Акт об отречении Государя Императора Николая II от Престола Государства Российского в пользу Вел. Кн. Мих. Ал.».

«II Акт об отказе В.К. М.А. от восприятия Верховной власти и о признании Им всей полноты власти за Временным Правительством, возникшим по почину Гос. Думы».

Над этими строками можно поставить заглавие: «Результат первых шести часов работы первого Временного правительства»…

Таким образом, речь идет не об умозрительном юридическом представлении «как должно быть де юре», а состоявшихся «де факто» исторических событиях. Отрицать эту данность по меньше мере – бессмысленно…

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян пишут: «Впрочем, о том, что Михаил Александрович подписал «Акт» доказательства отсутствуют. Никто почерковедческой экспертизы росписи от его имени не проводил. По воспоминаниям секретаря Великого Князя Н. Джонсона, которые приводит П.В. Мультатулли в своей книге «Россия в эпоху царствования Императора Николая II», «он рассказал журналисту о событиях 3 марта: "После беседы с общественными деятелями, из которых, как известно, одни стояли за отречение от Престола, а другие – за принятие власти, было решено, что на другой день (4 марта) все отправятся к военному министру (т.е. Гучкову), и там вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезопасной. Я отправился вперед, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем к министру, не явились. Великий Князь отправился к министру один, и результатом их беседы было окончательное отречение от Престола"». «Таким образом, – делает справедливый вывод П.В. Мультатулли, – 3 марта Великий Князь Михаил Александрович никак не мог подписать следующий текст…» (текст Акта – авт.)».

Назначение почерковедческой экспертизы – это право следователя. Однако доктора наук не только отрицают правомерность современного следствия, но одновременно ставят вопросы, выходящие за его рамки. Ведь следствие В.Н. Соловьева и М.В. Молодцовой занимается событиями гибели членов Дома Романовых в 1918 году. И вопрос назначения экспертиз по Актам от 2-го и 3-го марта 1917 г. может быть связан только лишь с проверкой версии об убийстве Государя Императора Николая Александровича и членов Его семьи, а также других Представителей Императорского Дома Романовых, именно по политической составляющей, т.е. с легитимным правом «занятия» верховной власти в государстве того времени. Если же доктора юридических наук изначально отрицают право Михаила Александровича на «верховную власть» и он «Всероссийский Императорский Престол, получаемый в порядке престолонаследия ближайшем к нему первородным агнатом сразу после кончины императора в силу закона, не воспринимал и исключительным государственно-каноническим правовым статусом царствующего императора никогда не обладал. Отказаться от прав на верховную царскую власть, которую он не получал, как и передать отсутствующие права на нее в пользу Временного правительства он не мог», то зачем назначать эту экспертизу?!

Исследование авторов наполнено внутренними криминологическими противоречиями именно из-за их «странного» стремления опровергнуть реальную цепь исторических событий некой «нормативной» схемой, якобы должных быть формальностей.

В отношении свидетельства Н.Н. Джонсона (Жонсона) о событиях 3-4 марта 1917 года можно сказать, что дневник Великого князя Михаила Александровича[8] ничего подобного не сообщает:

«3 марта. В 6 ч. ут[ра] мы были разбужены телеф[онным] звонком. Новый мин[истр] юст[иции] Керенский мне передал, что Совет Мин[истров] в полном его составе приедет ко мне через час. На самом деле они приехали только в 9% [ч.]

Петроград и Гатчина. 4 марта, суббота.

В 11 ч. Дж. и я поехали на Балт[ийский] вокзал, нас сопровождали двое офицеров, а в другом моторе ехали двое юнкеров с винтовками. По дороге к нам присоединился Юзефович. Вокзал был переполнен ниж[ними] чин[ами], всюду были пулеметы и ящики с патронами. Мы поехали с экстренным поездом, – со мною ехали Юзефович и Дж. У вагона находилась рота, с кот[орой] я здоровался, а при уходе поезда собравшаяся толпа меня приветствовала. Около 1% [ч.] мы приехали в Гатчину. Я вздохнул с облегчением, когда, наконец, приехал домой. [Великий князь] Георгий М[ихайлович] живет у нас уже со вторника (он прибыл с фронта и решил остаться пока здесь). К завтраку пришли также адъютанты Георгия – кн. Эристов и [К. Д.] Нарышкин, живут они в вагоне на Варш[авском] вок[зале]. Днем и вообще весь день мы оставались дома, и все время разговаривали, тем было много. К обеду Эристов и Нарышкин опять пришли. Погода была днем солнечная, ут[ром] вьюга, около 7°. Порядок постепенно устанавливается».

О каком-то визите к «военному министру» нет и речи…

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян пишут об агнатском и когнатском порядке престолонаследия, с чем мы вполне согласны. Точно также, как и они, мы полагаем, что на период 1922 года законный порядок признания «местоблюстителя» был нарушен. Законными наследниками являлись сначала Ксения Александровна, а затем Ольга Александровна, а совсем не Кирилл Владимирович или Николай Николаевич.

Вопрос же правомерности отречения Николая II за своего сына Алексея и передачи власти своему брату Михаилу Александровичу не может определяться толкованиями специалистов по «государству и праву», какой бы высокий научный статус они не имели, не может он определятся и комиссионно, а также в рамках назначения экспертиз. Это компетенция Конституционного суда.

Таким образом, представленные авторами рассуждения на эту тему – не более чем их толкование, пусть и подкрепленное соответствующим диссертационным исследованием, признанным ВАК.

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян высказывают суждение: «Признание факта отречения влечет за собой смену фундаментальных догматов православной веры, отказ от святоотеческих представлений о земных и неземных целях христианской государственности, что порождает коренное искажение всей картины Божественного домостроительства, и прежде всего, роли и места в ней русского, наследственного, самодержавного монарха как одновременно Царственного самодержца и Главы Церкви в трактовке этого понятия, которая дана в ст. 64 ОГЗ Российской Империи: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния» (Ст. 64 ОГЗ РИ: 1721 Янв. 25 (3718) ч. I, введ. – В сем смысле Император, в акте о наследии Престола 1797 Апр. 5 (17910) именуется Главою Церкви. – 1906 Апр. 23, собр. Узак., 603, ст. 24). Обладая исключительным государственно-каноническим правовым статусом Помазанника Божьего Особы Священной и Неприкосновенной, на воцарившемся монархе лежит главная ответственность перед Богом за создание благоприятных государственных и церковных условий для спасения Его подданных во Христе Иисусе. Иначе говоря, государственная задача православного монарха, в отличие от задач иных правителей другой веры и других интересов, не ограничивается обстоятельствами земного бытия и выходит за их рамки, поднимаясь до небесных высот».

Мы согласны с М.Н. Кузнецовым и Г.П. Шайряном о главенстве Императора после таинства «миропомазания» над Русской Православной Церковью, о чем и написано в нашей статье «Исторический контекст отрицания "екатеринбургских останков"». Однако авторы забывают, что далеко не большевики, первыми предали царя.

Это были генералитет и члены Синода Русской Православной Церкви синодального периода. Поэтому пассаж о том, что «при признании факта отречения легализуется отказ от Божественного источника верховной власти русских государей и узаконивается насильственная смена формы правления, произошедшая 2(15) марта 1917 г., подтверждается отказ от многовекового царского самодержавия в пользу неестественных для исторической России последовавших форм правления, которые возникли в условиях откровенно богоборческого большевистского политического режима, советского и сменившего его либерально-демократического государственного устройства, при котором открытые формы геноцида русского народа заменены на политику перманентных правительственных обещаний будущих благ при одновременном снижении уровня жизни и численности населения России, увеличении пенсионного возраста» – является «подтасовкой», переводом вины с международного масонства на большевиков, не имеющих к последнему никакого отношения. Что по факту является вольной или невольной поддержкой «мировой закулисы» – тех самых масонов.

М.Н. Кузнецов и Г.П. Шайрян пишут: «Признание факта отречения легко ведет к доказательству юридической легитимности и религиозной обоснованности передачи Верховной Самодержавной власти, полученной Царем и Помазанником от Бога, который, как писал Иоанн Златоуст, «учредил не народное правление, а царское» (подр. см.: Логиновский С.С. Отцы Церкви о формах правления // Вестник ЮУрГУ, № 10(296), 2012), к народу и к установлению народовластия, которое с точки зрения христианской веры идеалом вовсе не является… (…) Главное – всеми доступными способами навязать признание факта отречения в его любом варианте. Тогда поругание Царя и Помазанника Божьего последнецарствовавшего Государя Императора Николая II можно будет продолжать, Бога хулить и Россией править. Впрочем, все это до поры до времени».

Странное утверждение авторов, декларирующих свою приверженность личности Николая II и одновременно категорически отрицающих его останки.

Обряд «венчания на царство» пришел на Русь из Византии сначала в XV веке, а в конце XVI века к нему добавилось «миропомазание царя». В 1498 году был повенчан по византийскому обряду Димитрий – внук Ивана III, а в 1547 году по чину венчания Димитрия – Иван Грозный. Существует мнение, что миропомазание царя тогда не было совершено, а первым миропомазанным царем стал в 1584 году Феодор Иоаннович.

Факты истории свидетельствуют о том, что помимо многих цареубийств ситуация отречения от императорской власти Николая II, даже с учетом «венчания на царство» и «миропомазанием» для России не является уникальной:

– 11 апреля 1502 года Иван III аннулировал решение о назначении «венчанного на царство» Дмитрия наследником и приказал заключить невестку и 19-летнего внука в тюрьму;

– в октябре 1575 года царь Иван IV Грозный по невыясненным причинам «отрекся» от престола и возвел на него Симеона Бекбулатовича, выделив себе особый удел. Осенью того же года в Успенском соборе Кремля Симеон был «венчан на царство»;

– в феврале 1598 года Царица Ирина Годунова отреклась от престола в пользу своего брата Бориса, который после этого был избран Земским собором и благословлен ею на царство 21 февраля того же года;

– 17 июля 1610 года в Москве Царь Василий IV Иванович Шуйский по воле собравшейся толпы во главе был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи;

– 3 февраля 1718 года Царевич Алексей Петрович дал торжественную клятву об отказе от престола в пользу брата Петра Петровича;

– 5 февраля 1722 года Петр I издал Указ о престолонаследии, которым отменял древний обычай передавать престол прямым потомкам по мужской линии, но допускал назначение наследником любого достойного человека по воле монарха;

– 25 ноября 1741 года Елизавета Петровна с преображенцами арестовала легитимного младенца-императора Иоанна VI Антоновича, его родителей и их приближенных;

– Император Петр III (отложивший свое венчание на престол до победы над Данией) 28 июня 1762 года под давлением гвардии отрекся в пользу жены – Екатерины;

– Цесаревич Константин Павлович дважды отрекся от престола. Первый раз по секретному манифесту от 16 августа 1823 года, который вместо него подписал его брат Император Александр I. Второй раз – по письмам 3 и 8 декабря 1825 года уже после того, как ему уже присягнули его брат Николай Павлович, Государственный Совет, Сенат и Синод и Москва. Была назначена переприсяга, а период его формального правления с 19 ноября по 13 декабря 1825 года был упразднен отдельным пунктом Манифеста от 14 декабря о восшествии на престол Николая I с «19 ноября» вместо реальной даты: «14 декабря».

Таким образом, личное отречение Николая II никак не связано с Божией Волей и преимуществами той или иной политической системы правления.

Первым из русский царей, миропомазание прошёл Иоанн Васильевич Грозный. В 1561 году Константинопольский патриарх Иосаф признал действительным его Венчание на Царство, совершенное митрополитом Макарием Московским. Грамота о соборном признании Царского достоинства Иоанна Васильевича всеми Восточными патриархами была торжественно доставлена Иоанну в сентябре 1562 года Евгрипским митрополитом. «Он привез от Константинопольского патриарха три отдельные грамоты и с ними вместе книгу Царского Величества, то есть чин Царского Коронования в руководство для всех будущих Коронований. Именно оттуда и стали делаться все дополнения, которые постепенно стали входить в чин Коронования русских Государей до тех пор, пока к концу XVII века этот чин не сложился окончательно и во всех своих подробностях».

Это никак не повлияло на последующие трагические события для Руси: Смутное время, борьбу за царскую власть, убийства претендентов и легитимных правителей.

Если бы Великого князя Михаила Александровича масоны из Государственной Думы не вынудили подписать Акт от 3 марта 1917, то и ему бы точно также присягнули граждане России, и он был бы миропомазан. Между тем иерархи из Синода в 1917 году увидели возможность выйти из-под непосредственного царского управления и вернуться к Патриархии, что и определило ситуацию в целом.

С начала 90-х для неискушенных в истории людей стали активно формировать либеральный миф о вине большевиков в свержении монархии и последовавшей затем смуте в России, что совершенно не соответствует историческим фактам. На самом деле до 6 января 1918 года большевики действовали исключительно в рамках Акта от 3 марта 1917 года, а затем в сложнейших условиях сумели возродить великую Евро-Азиатскую Державу и сделать ее победительницей в Великой Отечественной войне.

Слова М.Н. Кузнецова и Г.П. Шайряна о неправомерности следствия вполне корреспондируют с позицией Зарубежной экспертной комиссии, озвученной полковником американской стратегической разведки Е.Л. Магеровским[9]: «Все следствие проводилось по законам, принятым при коммунистическом режиме. В России должна быть проведена люстрация и все "коммунистические следователи" должны предстать перед судом, как это было сделано на Нюренбергском суде с нацистами. Следствие необходимо вести только по международным законам».

Специалисты по международному и частному праву должны понимать, что выдвигаемый ими тезис: «Права и преимущества, составлявшие исключительный государственно-канонический правовой статус царствующего монарха, как коронованной особы, никому не передавались, а преемства верховной власти в той форме и с тем содержанием, которые предусматривали ОГЗ для верховной самодержавной власти Императора Всероссийского и нераздельно принадлежавшей ему власти верховного и подчиненного управления, законодательства и суда, а также власти Главы Церкви и Главы Императорского Дома, не осуществлялось. Иными словами, рассматривать тексты, как первого, так и второго документов в качестве юридических актов, находившихся в согласии с нормами действовавшего на тот период времени российского законодательства, не представляется возможным. В силу своей юридической ничтожности, они никаких положительных правовых последствий не порождали… (…)

Другими словами, сегодня не существует доказательств ни исторического, ни юридического факта отречения царствовавшего самодержца Николая II от Престола. Соответственно, не существует и подтверждения легитимности преемства законно принадлежавшей Ему наследственной верховной власти к кому-либо или к какому-либо единоличному или коллективному органу власти. Смена верховной власти в 1917 г. была насильственной. Она нарушила Основные Государственные Законы Российской Империи и решение Земского собора 1613 г., который восстановил самодержавие после Смутного времени как традиционную и единственно легитимную форму правления на Руси. Все это означает, что самодержавная Российская Империя своего правового статуса не утратила… (…)

Отречение от Престола, неотъемлемой частью которого была царская власть российского монарха, означало, что теперь этой властью якобы законно может обладать кто-то иной. Однако такой властью никто кроме наследственного русского Царя над Россией обладать не может. В этом случае, возникает искусственно рожденное, а по сути, мнимое право на правление Россией со стороны его узурпаторов, которые не могут в принципе быть законными правопреемниками верховной самодержавной власти. То есть, они не обладают законно полученным правом на безусловное владение и распоряжения территорией России, ее недрами, результатами хозяйственной деятельности всех субъектов права Российской Империи, правом на истребование финансовых долгов иностранных государств перед Российской Империей и лично перед Николаем II. При таких условиях они лишь присваивают себе не менее ложное право на определение юридической судьбы населяющих Россию народов, и прежде всего, государствообразующего Русского народа, от имени которого, обобранного и оболганного, якобы напрочь отказавшегося от Бога и Царя, можно строить любые модели государства и устанавливать любые политические режимы, как показала практика, этот народ уничтожающие».

Фактически это может рассматриваться врагами России, как политическая основа для возможного последующего непризнания международных договоров РСФСР и организации прецедента принятия решений о реституции собственности, национализированной советской властью, которую на основании «решений» какого-нибудь очередного «международного суда» должна будет финансово обеспечить современная российская экономика и русский народ.

Подобные суждения в очередной раз «льют воду на мельницу» наших геополитически противников.

Полагаем, что каждый гражданин нашей Великой Евро-Азиатской Державы должен осмыслить ситуацию и совершить осознанный выбор в отношении проблемы признания «екатеринбургских останков».

 

Людмила Анатольевна Лыкова, доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории. г. Москва

Александр Борисович Мощанский, полковник полиции в отставке, член Межведомственной рабочей группы по поискам при Агентстве по делам архивов Пермского края (2016-2019), член Пермского филиала СКК и Пермского отделения РСПЛ