Историографическая причина непризнания «екатеринбургских останков»

Предисловие

Уже более 100 лет длится расследование убийства членов Дома Романовых на Урале в 1918 году. Столь долгая продолжительность обусловлена в том числе значительным общественным резонансом, в основе которого лежит вопрос «признания» останков, обнаруженных в 1991 и 2007 годах на месте, известном под названием «Поросёнков лог», в Железнодорожном районе города Екатеринбурга. При этом со стороны «отрицателей признания» идентичности найденных останков членам семьи бывшего императора Николая II следует критика тех или иных экспертных процедур, утверждённых Законом, а также опора на тезис о «полном сожжении трупов» в районе рудника «Ганина Яма».

Авторы здесь не останавливаются на критике претензий лиц, далёких от уголовно-процессуальной деятельности. Ответы им – компетенция Следственного Комитета Российской Федерации и специалистов-экспертов, прошедших соответствующее обучение и имеющих допуски на основании действующего Законодательства.

Версия же «полного сожжения останков» основывается на одностороннем толковании событий рядом действительных участников расследования 1918-1922 гг., не нашедших место их сокрытия и выпустивших широким тиражом свое видение неизвестных им обстоятельств. Поэтому полагаем, что основной причиной, посеявшей «зёрна сомнений», в головах наших соотечественников является незнание подлинных документов первоначального следствия, начатого 30-31 июля 1918 года в г. Екатеринбурге, а также неверная интерпретация событий публикаторами, черпающими знания из книг М.К. Дитерихса, Н.А. Соколова, Р. Вильтона, П.П. Булыгина и некоторых других.

При этом большинство авторов поддерживают версию о решающей роли в раскрытии Екатеринбургского и Алапаевского дел генерала Михаила Константиновича Дитерихса и Судебного следователя Омского Окружного суда Николая Алексеевича Соколова. При этом, конечно, упоминается, что Дело вели также Судебный следователь Екатеринбургского Окружного суда Александр Дмитриевич Намёткин и Член того же Суда Иван Александрович Сергеев, но их роль и результаты работы преуменьшают или совсем замалчивают.

Этому способствует и установившийся в обществе и историографии «штамп» названия документов, находящихся на архивном хранении, именно как «Дело Судебного следователя Н.А. Соколова» или «Архив Соколова».

На самом деле непредвзятый, профессиональный анализ архивных документов указанного Предварительного следствия демонстрирует несколько иную картину развития событий и хода расследования.

Краткая характеристика документов Предварительного следствия

Рассматриваемый комплекс архивных документов под общим названием «Следствие Судебного следователя по особо важным делам при Омском Окружном суде Н.А. Соколова», сформирован Н.А. Соколовым в несколько Дел. В «Настольном реестре судебного следователя по особо важным делам Н.А. Соколова с расписанием по дням хода следствия по делам» представлено так: № 20 – Дело об убийстве Николая II, членов его семьи и их окружения в 11 томах; № 21 – Дело об убийстве членов семьи Романовых и их окружения в г. Алапаевске в 1 томе; № 22 – Дело об убийстве великого князя Михаила Александровича и его окружения в 1 томе.[1]

Указанные Дела находятся на хранении в ГА РФ, РГАСПИ и др. архивах, представляют Протоколы и другие документы, оформленные процессуальные и иные действия за период от 30 июля 1918 (Постановление о начале Предварительного следствия) по 22 сентября 1923 года (последняя дата в «Журнале входящих бумаг судебного следователя по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А. Соколова с перечнем входящих документов по делу № 20 (об убийстве императорской семьи)»[2]).

Но весь ли этот период является по своему содержанию объективным следствием?.. Ведь уже в декабре 1919 года материалы расследования были вывезены в китайский Харбин, а 21 января 1920 года туда выехал и сам Н.А. Соколов...

Любое следствие эффективно и объективно может вестись только в очевидных условиях доступа следователя к месту происшествия, возможности проведения им осмотров, обысков, выемок, экспертиз, явки свидетелей, доставки задержанных и подозреваемых, проведении допросов и иных процессуальных действий. При отсутствии этого предварительное следствие превращается в абстрактное аналитическое исследование и сбор вольных толкований событий лиц, непосредственно не связанных с исследуемым происшествием.

Между тем даты периода следствия по «Царскому делу» определяются документально:

– 30 июля 1918 года, когда после осмотра места происшествия в районе рудника «Ганина Яма», Судебный следователь по важнейшим делам Екатеринбургского Окружного суда Надворный советник Александр Дмитриевич Намёткин усмотрел признаки преступления, предусмотренного 1453-й статьи Уложения о наказаниях и подсудного Общим Судебным Учреждениям, в результате чего, руководствуясь 2881 и 4 п. 297 ст. Устава уголовного судопроизводства «постановил: приступить к производству предварительного следствия»[3] (документ известен, как «копия», заверенная Н.А. Соколовым);

– 11 июля 1919 года, когда Судебный следователь по особо важным делам Омского Окружного суда Надворный советник Николай Алексеевич Соколов получил от генерала М.К. Дитерихса срочное указание за № 294: «По докладу моему и по повелению Верховного Правителя приказываю Вам выехать из г. Екатеринбурга и вывезти вместе с собой все акты подлинных следственных производств по делам об убийстве отрекшегося от престола Государя Императора Николая II, его семьи и великих князей вместе с вещественными по сим делам доказательствами и обвиняемыми. В настоящий момент Вы имеете принять все меры к сохранению указанных следственных производств в месте, о котором Вы имеете получить личные мои указания, и где Вы должны пребывать впредь до получения Вами особых распоряжений. Всем военным властям и гражданским вменяю в обязанность оказывать Вам полное, в исполнение возложенного на Вас волей Верховного Правителя приказания, содействие. Главнокомандующий Генерального штаба генерал-лейтенант Дитерихс Начальник Штаба полковник Сальников. Печать Главнокомандующего»[4].

Далее последовали эвакуация и отъезд за границу, в ходе которых Н.А. Соколов продолжал встречаться и опрашивать (допрашивать) тех или иных лиц, имевших лишь косвенное отношение к екатеринбургским событиям 16-20 июля 1918-го года.

Таким образом активная фаза предварительного расследования по убийству бывшего императора Николая II и его семьи заняла 347 дней, из которых его вели: с 30 июля по 7 августа 1918 г. – Судебный следователь по важнейшим делам Екатеринбургского Окружного суда А.Д. Намёткин.

При этом следует подчеркнуть, что в это время было известно только то, что: во-первых, официально было обнародовано в форме объявлений и в советской прессе Постановление Уральского Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов о расстреле 17 июля 1918 года одного бывшего Императора Николая II; во-вторых, официально объявлено о вывозе из Екатеринбурга членов Царской семьи; в-третьих, в одном из помещений Дома Ипатьева, где проживала Царская семь, обнаружены следы крови и применения огнестрельного оружия; в-четвертых, в районе рудника «Ганина Яма», где в период 17-20 июля имели место оцепление местности и наблюдалась повышенная активность вооруженных людей, найдены вещи и предметы, принадлежащие членам Царской семьи.

Таковыми были исходные данные, представленные перед любым следователем по этому делу. Эмоции и домыслы «горячих офицеров» и их политическая приверженность идеалам прошлого ничем не усиливали ситуацию начала следствия, а, наоборот, вносили разброд и определяли отсутствие взаимодействия.

Требовалось объективно доказать «наличие события преступления» и установить судьбу членов семьи бывшего императора, что являлось юридически сложным вопросом для выводов о событии преступления. Поэтому Александр Дмитриевич Намёткин получил предписание[5]: «В заседании Общего Собрания Отделений Суда 25 июля с.г. 7 августа постановлено производство предварительного следствия по делу об убийстве бывшего Государя Императора Николая II возложить на Члена Суда И. А. Сергеева, освободив Вас от производства по настоящему делу». Вместе с тем Намёткин должен был продолжить работу[6] по экспертизе найденных вещественных доказательств с выездом в г. Челябинск вместе с комиссией в составе офицеров: Д.А. Малиновского, Е.Н. Сумарокова, Г.В. Ярцова и А.А. Дурасова.

С 7 августа 1918 по 14 марта 1919 г. – Член Екатеринбургского Окружного суда, Статский советник Иван Александрович Сергеев[7]

Общее Собрание Отделений Суда совершенно ясно оценивало сложность юридической проблемы и приняло решение передать производство предварительного следствия в руки самого опытного своего деятеля по Уголовному отделению, коим и являлся Статский советник Сергеев, который процессуально доказал убийство всей семьи бывшего императора Николая II, установил обстоятельства преступления и круг подозреваемых, объявил последних в розыск, допросил задержанных, предъявил обвинение и арестовал. Однако в соответствии с приказом куратора следствия – генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса дело было у И.А. Сергеева отобрано и передано для нового следователя на стадии раскрытия. Это «Подлинное следственное производство по делу убийства бывшей Царской Семьи и членов Дома, а равно все документы, вещи и материалы, принадлежащие членам Семьи и состоявшим при них приближенным лицам, также убитым»^[8] (1 том) на 266 листах^[9], заведенное 30 июля 1918 года Судебным следователем по важнейшим делам Екатеринбургского Окружного суда А.Д. Намёткиным, переданное им Члену того же Суда И.А. Сергееву, которое тот закончил 25 января 1919 года и передал в руки генерала М.К. Дитерихса. При этом, т.к. новый следователь еще не был назначен, Сергеев продолжил свою работу, для чего завел новый том дела.

С 7 февраля по 11 июля 1919 г. – Судебный следователь по особо важным делам Омского Окружного суда Н.А. Соколов.

Полтора месяца Соколов в Омске осматривал вещественные доказательства и знакомился с делом (томом 1-м, полученным от Дитерихса). Реально же передача материалов Сергеевым состоялась по приезду Н.А. Соколова в г. Екатеринбург 14 марта 1919-го года, о чем имеется соответствующая запись: «дело об убийстве б. ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II-го»^[10] (2-й том) «на 88 листах с вещественными доказательствами, описанными им в протоколе от 28 января и 4 февраля сего года»^[11], которое было включено в дело, начатое Соколовым 7 февраля 1919 г. в Омске^[12].

В Екатеринбурге с 14 марта Н.А. Соколов продолжил осмотр вещественных доказательств. При этом вынес[13] постановление следующего содержания: «1919 года марта 24 дня Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов, рассмотрев настоящее дело и приняв во внимание:

1| что предметы, осмотренные Членом Суда Сергеевым в протоколах от 28 января сего года и 5 сентября 1918 года, осмотрены и описаны не достаточно детально;

2| что эти документы также требуют сопоставления их с документами, описанными в протоколе от 23 февраля сего года, на основании 254 ст. уст. угол. суд., ПОСТАНОВИЛ:

предметы эти вновь подвергнуть осмотру».

Кроме того, он ознакомился с поступившей информацией и перепиской. И, наконец, только 1 апреля 1919 года вынес постановление[14] о привлечении в качестве обвиняемого Ф.П. Прокурякова, задержанного С.И. Алексеевым в г. Перми еще 21 февраля. С этого момента и началась его «активная» работа по делу.

Итак, по времени две трети «объективного» расследования вел совсем не Н.А. Соколов, а Член Суда И.А. Сергеев и именно ему принадлежит первенство в раскрытии данного преступления.

Однако и Сергеев работал не один. Вместе с ним до середины марта 1919 г. по делу работал Екатеринбургский прокурорский надзор, в том числе лично Прокурор Екатеринбургского Окружного суда Валериан Федорович Иорданский (с сентября 1918-го). Непосредственно надзор осуществляли Товарищи прокурора Екатеринбургского Окружного суда: Николай Иванович Остроумов (за следствием по убийству Царской семьи), Николай Николаевич Магницкий (за розыском трупов) и Александр Тимофеевич Кутузов (за следствием в Алапаевске). Каждый из них вёл свое надзорное дело, материалы которых не известны.

На Н.Н. Магницком лежали все работы по поиску сокрытых трупов. Он провел сплошные осмотры местности и шахт в районе рудника «Ганина Яма», о чем он докладывал[15] в конце декабря 1918 года по инстанции: «В начале августа сего года мне было предложено исполняющим обязанности Прокурора Товарищем Прокурора Кутузовым наблюдать за производством дознания по делу об убийстве Государя Императора Николая II. Ознакомившись с этим делом я пришёл к заключению, что производство дознания по нему, распадается на две части, а именно: расследование и выяснение лиц убивших Императора и его семью, и розыски их трупов.

В виду того, что к наблюдению за дознанием, кроме меня, был еще прикомандирован другой Товарищ Прокурора, я с разрешения Прокурора взял на себя наблюдение за второй частью дознания – за розыском трупов, не теряя связи с первой частью и знакомясь с данными добытыми вне моего наблюдения. К моменту моего вступления в дело, уже было предположение, что трупы Царской Семьи и самого Государя Императора находятся в 14 верстах от города Екатеринбурга в лесу в шахтах расположенных неподалеку от дороги на деревню Коптяки… (…)

Первое, что я сделал по этому делу – это поехал и осмотрел работы, при чем, зная, что работы эти идут уже около двух недель и что убыль воды в шахтах самая незначительная – несколько вершков в день, а при порче насосов немедленное пополнение воды в шахте до прежнего уровня я, не будучи специалистом по горному делу с разрешения г. Прокурора Кутузова пригласил помочь нам горного инженера, заведующего маркшейдерской частью при Горном Управлении Валериана Сергеевича Котенева… (…)

По возвращении в г. Екатеринбург мною было созвано совещание, состоящее из двух горных инженеров вышеупомянутого Котенева и Кузнецова, заведующего механической частью чугунно-плавильного Верх-Исетского завода Соловьёва, командированного от военного ведомства капитана Ярцева и наблюдающего за работами, вместо выбывшего на фронт штабс-капитана Шереметьевского, его родного брата Александра Андреевича Шереметьевского… (…)

По обмене мнений было решено: шахту можно откачать лишь при наличности хороших водоотливных средств, при чём тут же, как необходимое условие, ставилось полная откачка озерка. По подсчету прибыль воды в шахту равнялась от 200 до 300 ведер в час, каковое количество максимум могли брать поставленные там насосы, а при порче хоть одного из насосов, которые для исправления посылали в город, вода становилась на прежний уровень; надо немедленно было найти водоотливное средство для шахты и для озерка. Должен сказать, что в то время в городе, как со стороны должностных, так и частных лиц сочувствия по этому делу не встречалось, и только благодаря энергии Начальника Гарнизона Генерала Голицына, любезности Верх-Исетского заводоуправления и труда добровольцев, – я позволяю себе так выразиться – удалось кое-что сделать. При помощи Котенева удалось кой как чуть не силой добыть несколько старых порченых, заржавевших, совершенно не действующих насосов Альвейлера. Новых в то время в городе достать не было возможности. Верх-Исетский завод в суточный срок отремонтировал насосы эти и отослал вместе с походной кузницей на место работы. К озерку тот же завод поставил паровую машину. И по прошествии 6 дней и шахта и озерко были откачаны. Находившийся все время неотлучно при работах Александр Шереметьевский подал мысль промыть на вашгерде весь ил из шахты и из озерка, равно и находящийся около шахты грунт, сняв его на пол-аршина.

Таковая промывка и была произведена Шереметьевским, который работая в невозможных условиях был единственным человеком, относящимся к делу серьёзно и с любовью. В то время около 10 дней шли дожди. Ночевка в лесу под дождём, в местности, находящейся невдалеке от происходящих боёв /верст 20/ под час совершенно без горячей пищи – не ослабляли энергии этого человека – а я скажу усиливали. В особенности это ярко бросалось в глаза, когда человек работающий безвозмездно переносит лишения и не ропщет и с другой стороны я приведу пример: должностное лицо, ныне уже уволенный Начальник Уголовного Розыска Кирста, которому специально было поручено это дело, которому отпускали средства на ведение его, совершенно игнорировал эту часть дознания и лишь с трудом пришлось привезти его на место работ и он тут же в разговоре со штабс-капитаном Шереметьевским он позволил себе возмущаться добровольцами, работающими по этому делу, а равно удивляться для какой надобности военные власти командировали офицера, в котором по его мнению не было нужды. Надо сказать, что командировка эта возникла так: натыкаясь всюду на препятствия, отчасти благодаря общей инертности к этому делу, отчасти из-за отсутствия средств, я возбудил перед испол. об. Прокурора Товарищем Прокурора Кутузовым ходатайство об оказании мне содействия. Тотчас же Кутузов отвёз меня к Генералу Голицыну, изложил ему наше безысходное положение и просил помощи. Генерал Голицын тогда же распорядился для постоянного содействия командировать какого-либо офицера, каковым и явился капитан Ярцев, слушатель Академии Генерального Штаба. С этой поры работать стало легче, ибо такие мелочи как охрана для рабочих и военно-пленных теперь устраивались просто, а ранее на это уходило масса времени, а иногда так и бесплодно.

При промывке грунта найдены были пряжки от дамских подвязок, кусочек жемчуга от серьги Императрицы, пуговицы и др. мелкие вещи, а на дне шахты в иле оказался отрубленный палец и верхняя вставная челюсть взрослого человека. По высказанному тогда же мнению придворного врача Деревеньки, палец этот и челюсть принадлежат доктору Боткину.

И так шахта нового, кроме вышесказанного ничего не дала. По всему же ходу дознания видно, что именно тут же где-нибудь около шахты и закончилась та кровавая трагедия, расследованием которой мы занимались.

Поэтому, посоветовавшись с Прокурором я решил обследовать всю близ лежащую местность. Показаниями свидетелей удалось установить, что с 17 по 19 июля 1918 года так называемым “отрядом особого назначения” охранялось, как раз то место, где находилась обследуемая нами шахта, охранялась местность эта на протяжении около двух квадратных верст. Никого туда не пропускали, ездили туда автомобили грузовики и красноармейцы, но что они там делали не было известно. Границы охраняемого места удалось установить точно, а потому и было решено обследовать всю эту местность, именуемую “Урочище Четыре Брата”.

В этом урочище когда-то лет 10-12 тому назад производилась добыча железной руды при помощи шахт. Когда разработку бросили, то шахты от времени частью обвалились, частью сохранились, как например та, которую мы обследовали, а частью остались в полуобрушенном состоянии. Всех старых шахт в этом урочище имеется до 60-ти. Благодаря дождям, которые были в конце июля и августе все следы, которые могли бы остаться, конечно оказались замытыми, ибо все шахты окружает глина, легко расплывающаяся при дождливой погоде. Таким образом каких-либо следов около шахты не было вероятия найти, могли лишь оказаться какие-нибудь случайные, на которые мы главным образом и рассчитывали. Исследованием таких полуразрушенных шахт сопряжено с большой опасностью и поэтому для исследования пришлось организовать небольшой отряд, состоящий из специалистов горных работ штейгеров и местных уроженцев Урала, по преимуществу охотников, привыкших ходить по такого рода местам и сознающих опасность такого хождения.

Мне удалось найти двух штейгеров, как раз ранее заведующих разработкой этих шахт и им то я и поручил быть руководителями при осмотре. В конце августа под личным наблюдением и.д. Прокурора Кутузова этот отряд обошел все шахты обследывая их по мере сил и возможности, но существенных результатов достигнуто не было.

Это объясняется тем, что обследовать полузасыпанную шахту можно только при помощи “крепей”, а на таковые у нас не было ни сил, ни средств. Отряд этот мог только сказать по наружному виду ничего указывающее на то, что в эту шахту бросили трупы – не найдено – а есть ли внутри ее что-либо сказать нельзя. Не надо упускать из вида дожди, которые конечно наружные то следы и смыли. Предположение, что из шахты, если там находятся трупы, будет запах – неосновательно, так как в большинстве шахт все лето есть лед и разложение трупов произойдет не скоро, а тем более в глинистой почве.

Признавая, что так или иначе место это обследовать все таки надо, я решил сделать еще попытку, прибегнув к помощи имевшейся в городе Екатеринбурге организации бойскаутов и охотников добровольцев. Тогда же, по приказанию Генерала Голицына, в мое распоряжение было откомандировано 50 бойскаутов под начальством капитана Березовского.

В помощь им пошел летучий отряд Уголовного розыска и любители охотники. Пройдя цепью всю местность, которая охранялась “отрядом особого назначения”, удалось лишь найти одну винтовку и шинель. В этот же день я повторил обследование шахт и опять безрезультатно.

Надо сказать, что все производимые нами обследования могли только при счастливой случайности дать хорошие результаты, но мы не отчаивались и искали, ибо другого выхода не было. Как я уже излагал средств у нас не было, кругом инертность, а подчас даже и недовольство. … Рабочую силу у нас составляли военнопленные, которые, находясь все время под землей в шахте, ибо откачку снаружи по техническим соображениям производить не представлялось возможным, выйдя наружу не имели возможности обсушиться, ибо шли дожди и даже было такое время, когда эти военнопленные в течение 4 дней, кроме чая и хлеба, ничего не видели. Охрана их состояла из 4-5 человек, а кругом бродили банды красноармейцев. Только благодаря Верх-Исетскому заводоуправлению и самоотверженной деятельности Шереметьевского была возможность продолжать работу…

Так проверены были: “Мокрый лог”, “Березовая избушка”, “Старые шахты” и т. п. И нигде ничего найдено не было. Правда, в старых шахтах нашли пять трупов, но все они принадлежали австрийцам.

Чистосердечно скажу, что обследованная нами местность – не обследована, ибо если мне зададут вопрос, где царские трупы я прямо скажу – я их не нашёл – но они в “Урочище Четыре Брата”. Что могли сделать – сделали… (…)

При наступлении холодов, работу я прекратил с твёрдой уверенностью, что настанет время, когда дадут и средства и силы продолжать работу и тем самым откинуть всякие сомнения и предположения».

До приезда Н.А. Соколова и передачи ему всех материалов уже была проведена большая часть Предварительного следствия, как в части процессуальных действий по закреплению объективной картины преступления, выявлению подозреваемых, объявлении их в розыск, задержания и предъявления обвинения, так и по розыску места сокрытия трупов в районе рудника «Ганина Яма».

Обзор публикаций материалов Предварительного следствия участников и свидетелей первых следственных действий

Следует обратить внимание читателя на сроки причастности к предварительному следствию следующих лиц:

– генерал Михаил Константинович Дитерихс[16] (17 января 1919 г. назначен руководителем комиссии по расследованию убийства царской семьи). Материалы дела получил от И.А. Сергеева 25 января 1919-го. По политическим мотивам настоял на замене следователя. Не являясь юристом, поставил перед новым следователем Н.А. Соколовым задачу, выходящую за рамки следствия – воссоздать всю причинно-следственную цепочку событий по ликвидации Дома Романовых. В 1922 году во Владивостоке выпустил книгу «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале»[17], которая фактически заложила «шаблон» общественных взглядов на расследование;

– журналист Роберт Ачибальд Вильтон (род. 31 июля 1868 года), английский журналист, работавший в России. Приехал в Екатеринбург в апреле 1919 года и, сойдясь со следователем Н.А. Соколовым, стал одним из участников его группы, обеспечивая фотофиксацию вещественных доказательств. В 1920 году Вильтон первым из числа лиц, имевших доступ к материалам следствия, издал на английском языке книгу «Последние дни Романовых»[18];

– Судебный следователь по особо важным делам Омского Окружного суда Николай Алексеевич Соколов стал знакомиться с делом в феврале 1919-го, издал свою книгу «Убийство Царской семьи»[19] в Париже в 1924 году на французском языке, однако русскоязычным читателям более известно его редактированное посмертное издание, вышедшее на русском языке в 1925 году[20];

– капитан гвардии Павел Петрович Булыгин 30 августа 1919-го поступил в распоряжение следователя Н.А. Соколова для охраны и участия в деятельности группы по расследованию убийстве семьи Николая II. В 1935 году в Лондоне вышла на английском языке книга, в которой под одной обложкой были опубликованы мемуары А.Ф. Керенского «Путь к трагедии» и доработанные Булыгиным и переведённые сыном Керенского очерки П.П. Булыгина под названием «Убийство Романовых. Достоверный отчет»[21] (отдельно опубликована в России в 2000 году)[22].

Итак, ни один из известных публикаторов материалов Предварительного следствия не участвовал в расследовании в период с 30 июля 1918-го по февраль 1919-го. А те, кто участвовал – увы, не написали ничего…[23]

Из краткой характеристики причастности к расследованию первых публикаторов материалов следствия видно, что попавшие в исторический оборот публикации принадлежат одной авторской группе, не участвовавшей в первоначальном следствии по делу, транслирующей единое отношение к оценке описываемых событий, продиктованное мировоззрением «колчаковского» куратора следствия – генерала М.К. Дитерихса, основанного на политическом неприятии личности И.А. Сергеева, а вместе с ней и результатов его деятельности.

Основная причина этого – политические контекст событий и ориентация Ивана Александровича, являвшегося разночинцем, сыном фельдфебеля из г. Симбирска, социал-демократом и последним Председателем Екатеринбургского Комитета общественной безопасности (КОБ) в 1917-м году.

Следует понимать, что реальный исторический контекст событий характеризовался постоянной сменой властей: следствие началось при Временном Уральском правительстве; продолжилось при Временном Всероссийском правительстве, которое было низложено А.В. Колчаком 18 ноября 1918 г. в ходе военного переворота; затем – при Верховном Правителе А.В. Колчаке, который сознательно поставил курировать следствие «монархиста» – генерала Дитерихса, проявившего себя в «военном перевороте» при устранении «учредиловцев».

Отрицательный характер политических интриг

Все время расследование обстоятельств убийства Царской Семьи, лиц Их окружения и других представителей Императорского Дома Романовых сопровождалось политическими интригами:

– уже на первом этапе в августе и сентябре 1918 г. и.о. Прокурора Екатеринбургского суда А.Т. Кутузов начал интригу против И.А. Сергеева с целью его замены на следователя из дворян (Ф.И. Михновича или В.Н. Плюскова);

– Кутузов А.Т. в начале следствия не предпринял никаких мер для допроса и не предоставил Намёткину и Сергееву возможность допросить первого «ключевого свидетеля» Судебного следователя того же Суда в Сысертском заводе М.В. Томашевского, который процессуально был допрошен только 5 декабря 1918-го[24];

– от Сергеева Начальником Уголовного розыска А.Ф. Кирстой были скрыты важнейшие материалы органа дознания в Сысерти, которые уже в августе могли дать основания для выводов об убийстве всех членов семьи Николая II и организации розыска подозреваемых. Эти материалы попали к следователю от нового Начальника Управления уголовного розыска П.И. Плешкова только 13 октября 1918-го[25];

– 8 октября 1918 военные власти решили отдать основное вещественное доказательство – «Дом Ипатьева» под резиденцию генерала Р. Гайды. При этом Сергееву пришлось привлекать к защите помещения Председателя Екатеринбургского суда В.Н. Казем-Бека и Прокурора суда В.Ф. Иорданского. Вот, что он писал по этому поводу: «8 Октября 1918 года, Член Екатеринбургского Окружного Суда И.А. Сергеев, командированный для производства предварительного следствия по делу об убийстве б. Императора Николая Александровича, составил настоящий протокол о нижеследующем: в 10 1/2 часов утра сего числа ко мне явился дежурный офицер при коменданте города прапорщик Алексеев и от имени Коменданта просил меня выдать разрешение на занятие дома Ипатьева под квартиру для командующего Уральским фронтом Генерала Гайды и его Штаба, а на отказ мой в удовлетворении такого ходатайства ответил, что дом Ипатьева, независимо от моего согласия или несогласия на это будет занят вследствие категорического приказа Генерала Гайды. Вследствие означенного заявления я в присутствии Прокурора Суда В.Ф. Иорданского и Председателя Суда В.Н. Казем-Бек, прибыв в 11 1/2 часов утра в дом Ипатьева, при чём обнаружил, что в верхнем этаже того дома парадная наружная дверь открыта и в комнатах производится очистка и мытье полов чешскими солдатами под присмотром чешских офицеров. На выраженный мною по этому поводу протест было указано, что офицеры действуют на основании приказа Генерала Гайды, распорядившегося очистить верхний этаж дома Ипатьева к часу дня… На это требование Коменданта я, производящий следствие, заявил, что выражаю самый решительный протест по поводу занятия дома Ипатьева, являющегося носителем следов преступления и потому необходимого для дела при дальнейшем исследовании его и выполняя требование об очистке-помещений я только подчиняюсь насилию со стороны военной власти; при этом мною было разъяснено коменданту что на основании действующих законов я должен был бы обратиться к Начальнику гарнизона, как представителю военной власти, за содействием к устранению насилия, но при сложившихся обстоятельствах считаю использование этого права нецелеобразным. Вещественные доказательства, хранившиеся в означенных двух комнатах, были уложены и увезены мною на хранение в камеру мою в здание Окружного Суда. Опечатанная моей должностной печатью комната нижнего этажа, носящая в себе следы преступления, оставлена в моем распоряжении»^[26].

Стоит отметить, что в это время начальником штаба Чехословацкого корпуса являлся генерал-майор М.К. Дитерихс.

К половине ноября 1918 года в результате проведённого Предварительного следствия Член Екатеринбургского Окружного Суда Иван Александрович Сергеев процессуально подтвердил возможность фактического события преступления, заключавшегося в убийстве в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в помещении нижней части дома, принадлежащего инженеру Н.Н. Ипатьеву, находящегося на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка в г. Екатеринбурге, не менее десяти^[27] человек, а именно: бывшего Императора Николая Александровича Романова (50 лет), его жены Александры Федоровны (46 лет), дочерей: Ольги (22 лет), Татьяны (21 года), Марии (19 лет), Анастасии (17 лет), сына – Алексея (13 лет), лейб-медика Евгения Сергеевича Боткина (53 лет), камер-лакея Алексея Егоровича Труппа (62 лет) и горничной Анны Степановны Демидовой (40 лет).

Этот процессуальный вывод был подтвержден свидетельскими показаниями независимых свидетелей, результатами осмотра места происшествия – Дома Ипатьева, а также собранными вещественными доказательствами.

Был также установлен круг лиц, свидетелей и участников преступления. При этом было установлено, что тела расстрелянных с места убийства были вывезены, в самом помещении были предприняты меры по сокрытию следов. Однако у следствия не было трупов. Вместе с тем из допросов 4-х независимых свидетелей стало известно, что в течение трёх последующих за убийством дней был закрыт для движения и посещения район дорог южнее дер. Коптяки Верх-Исетской волости, ограниченный с севера по дороге из Коптяков в г. Екатеринбург (приблизительно в 4-х верстах от этой деревни и 16-ти от Екатеринбурга) Исетским рудником под названием «Ганина Яма», расположенным в большом лесу в 150-ти саженях вправо от дороги, и с юга пересечением дороги из Екатеринбурга железнодорожной будкой у переезда Горнозаводской линии.

При этом в результате почти 4-х месячной работы Н.Н. Магницкого и его помощников осмотры ряда шахт и окрестностей рудника «Ганина Яма» свидетельствовали об отсутствии там места сокрытия трупов. С наступлением тепла следовало расширить зону поиска и перепроверить протоколы допросов свидетелей, рассказывавших об оцеплении и перемещении автомашин 18-20 июля 1918-го. Что и было запланировано судебными деятелями Екатеринбургского суда.

Так, Прокурор В.Ф. Иорданский 13 января 1919-го направил Начальнику Екатеринбургского Уголовного розыска Поручение за № 193, в котором чётко сформулировано^[28]: «…4/ Безотлагательно опросить семью сторожа переездной будки по горнозаводской линии на пути из г. Екатеринбурга к дер. Коптяки. На глазах членов его семьи красноармейцами была оцеплена местность, где впоследствии были найдены около шахты и на дне последней предметы, принадлежащие Царской Семье. Надлежит подробным опросом их выяснить, кто из комиссаров распоряжался в этой местности, что было перевозимо на автомобилях, в какой именно стороне таковые были сосредоточены, не проезжали ли автомобили с бочками бензина и какими-либо баллонами и т.п.».

Следует особо подчеркнуть, что И.А. Сергеев первым указал на историческую значимость Дела об убийстве Царской Семьи и других представителей Династии Романовых.

31 января 1919 г. И.А. Сергеевым на имя генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса была составлена Докладная записка по Делу об убийстве бывшего императора Николая II и членов его семьи[29].

«…Помимо особой сложности и ответственности задач, подлежащих выполнению органами дознания и розыска, следует принять во внимание и высокое государственное и историческое значение работ по исследованию настоящего дела и потому, кроме опытности и знаний, к агентам розыска должны быть предъявлены особые требования: необходимы люди безупречно честные, с известными принципами и нравственными устоями, спосбные работать не только “за страх, но и за совесть”».

Екатеринбургские судебные деятели в силу своего высокого профессионализма и большого опыта уголовно-следственной деятельности методично подходили к допросу «сторожа переездной будки» и в апреле-мае вышли бы на место сокрытия трупов. Однако по указанию адмирала А.В. Колчака состоялась отстранение Члена Екатеринбургского Суда И.А. Сергеева и передача Дела судебному следователю Н.А. Соколову.[30]

В историографии появились публикации и о «военном следствии», которое «сразу увидело» недостатки в работе судебных деятелей. Как могут люди, не имеющие представления о специфике уголовно-процессуального действия, оценить труд специалистов?! Только навредить!

Ярким примером дилетантского подхода является ситуация «раскрытия» «Алапаевского преступления», когда осуществлявший в рамках предварительных действий обязательную законную процедуру Начальник милиции Алапаевского района штабс-капитан Анатолий Константинович Шмаков, организовавший проведение дознания, розыски трупов, их опознание и осмотры, попытался организовать вскрытие найденных тел через врача военно-санитарного поезда № 604 Клячкина.

Немедленно в процесс вмешался полковник И.С. Смолин, ничего нетпонимающий в уголовном производстве: «Не в меру усердные местные следственные власти решили соблюсти все следственные формальности и на этом основании подвергнуть все тела судебно-медицинскому вскрытию. К моменту моего прибытия туда оказался уже вскрытым один из умученных – как значилось при найденном при нем документу – Ремиз. Вскрытие производилось в сторожке. По одним сведениям это был лакей Великого князя Сергея Михайловича, по другим – доктор. Я приказал не производить дальнейшего вскрытия…

Донеся по начальству об обнаружении мною в Алапаевске тел умученных Великих князей, я, впредь до прибытия из Омска или Екатеринбурга высших следственных властей приказал положить все тела в церкви, спешно изготовить цинковые гробы, сложить в церковной ограде каменный склеп и в нем намеревался совершить торжественное погребение мучеников. Но почему-то начальству (кстати сказать, не спешившему с командированием из центра следственных властей и, вообще, слабо реагировавшему на это событие) мое усердие не понравилось, и мне было приказано в суточный срок покинуть Алапаевск.

Тем не менее это начатое мною дело было продолжено моим заместителем в Алапаевске Начальником дивизионной учебной команды капитаном Парфеновым, который не только совершил торжественное погребение Великих Князей при огромном стечении городского и сельского населения, но по моему поручению сфотографировал тела и все прочее, что имело отношение к этой страшной Алапаевской драме»^[31].

Вмешательство военных властей в процедуру расследования убийства Великих князей в Алапаевске на некоторое время фактически приостановило раскрытие преступления, и Член Суда И.А. Сергеев оказался в ситуации, когда: первоначальные следственные действия были проведены только частично; должностное лицо их организовавшее – штабс-капитан А.К. Шмаков – был направлен в действующую армию; вещественные доказательства сожжены; виновность задержанных военными лиц не доказана.

Иван Александрович поздней осенью 1918 года оказался на значительное время оторван от расследования убийства Царской семьи в Екатеринбурге, так как должен был восстановить утраченное. Почти весь декабрь он работал в г. Алапаевске. С 11 по 29 декабря провел более трех десятков допросов и очных ставок, в результате чего было вынесено «Постановление Члена Суда Сергеева от 28 декабря 1918 года о привлечении к следствию в качестве обвиняемых по 13 и 2 ч. 1453 ст. Уложения о наказаниях Алексея Александрова Смольникова, Василия Рябова, Николая Павлова Говырина, Петра Константинова Старцева, Петра Александрова Зырянова, Ефима Андреева Соловьева, Владимира Афанасьева Спиридонова, Ивана Павлова Абрамова, Михаила Иванова Постникова, Михаила Леонтьева Заякина, Василия Петрова Постникова, Евгения Леонтьева Середкина, Ивана Емельянова Черепанова, Петра Яковлева Кайгородова, Василия Павлова Говырина, Ивана Дмитриева Маслова»^[32]. Причём П.К. Старцев и Е.А. Соловьев были задержаны, допрошены, им было предъявлено обвинение и 29 заключены под стражу в Екатеринбургскую Уездную тюрьму.

С точки зрения уголовного процесса дело об убийстве Алапаевских узников было раскрыто и расследовано в установленный Законом срок, несмотря на имевшиеся организационные трудности.

Дальнейшая работа по делу заключалась в розыске и задержании других обвиняемых, о чём Член Суда вынес соответствующее Предписание «Начальнику Милиции Алапаевского района о розыске лиц, причастных к следствию, от 21 Декабря 1918 года»^[33].

Однако сам И.А. Сергеев в конце января 1919 года получил Приказ Генерал-Лейтенанта М.К. Дитерихса (от 23 января 1919 года за № 119) «о передаче дела ему по повелению Верховного Правителя»^[34]. Через два дня он выносит свое постановление о передаче дела^[35], передает его. В начале марта сдает и оставшуюся переписку^[36].

Между тем Старший милиционер Тихон Мальщиков в соответствии с полученным от И.А. Сергеева предписанием продолжает розыскные действия в Алапаевске и задерживает «обвиняемого Ивана Павлова Абрамова», комиссара Делового Совета, члена Алапаевского Совдепа. Задержанного и материалы дознания он направляет к новому следователю – Николаю Алексеевичу Соколову.

18 апреля 1919 года Соколов допрашивает И.П. Абрамова и выносит постановление^[37] «о содержании его под стражей в Екатеринбургской уездной тюрьме». Следующее следственное действие Н.А. Соколова по этому делу состоялось только 28 мая, когда он вынес Постановление «об освобождении от задержания Александра Федорова Сафонова»^[38], заведующего Алапаевской общественной лавкой, задержанного в начале мая в ходе дознания Военно-следственной комиссии г. Алапаевска по факту организации распродажи вещей Великих князей.

Наконец, 30 июля 1919 г. в г. Ишиме генерал-лейтенант М.К. Дитерихс направляет Соколову для приобщения к делу материалы «подлинных актов дознания по делу об убийстве Великих Князей в г. Алапаевске, а также вещей убитых от 30 Июля 1919 года»^[39], которые осенью 1918-го штабс-капитаном А.К. Шмаковым были переданы военной власти в лице полковника И.С. Смолина.

На этом по «Алапаевскому делу» Судебным следователем по особо важным делам Омского Окружного суда все следственные мероприятия были приостановлены до июля 1922 года…

11 июля 1919 года следственные действия Н.А. Соколова в Екатеринбурге закончились

Любая передача уголовного дела, тем более на стадии раскрытия, приводит к торможению работы, снижению результативности. Это не передача винтовки от солдата к солдату. Следователь, который длительное время вёл дело, имеет в голове сложившуюся картину, и только ему одному ясно, как и куда необходимо двигаться далее, чтобы достичь максимально возможного результата. Кроме того, на него заключены все внешние связи и поручения органам дознания, он знает, когда возможно допросить того или иного свидетеля, знает о недостатках и недоработках, «хвостах», которые надо подтянуть. Новому же человеку требуется значительное время, чтобы не только изучить материалы дела, но и разобраться в ситуации. А также наметить свой план действий. И чем сложнее дело, чем больше в нем отвлекающих моментов, тем дольше затягивается этот переходный период.

Именно поэтому И.А. Сергеев всячески старался сократить работу по осмотрам многочисленных растащенных вещей Царской семьи, зачастую не имевших никакого отношения к факту убийства, опирался и доверял результатам дознаний.

Приказом адмирала А.В. Колчака Н.А. Соколову были переданы следственные материалы И.А. Сергеева. Н.А. Соколов, начал следствие, находясь в Омске. С 8 марта по 11 июля 1919 г. Н.А. Соколов продолжил расследование в Екатеринбурге.

С 23 мая по 17 июня Судебный следователь Омского Окружного суда по особо важным делам Н.А. Соколов стал производить систематические осмотры «рудника и окружающей его местности».

Он осматривает и фотофиксирует весь путь от Екатеринбурга до Ганиной ямы. Обнаруживает и подробно протоколирует близлежащую местность к переезду №184 и даже сфотографировал «мостик из шпал» у переезда[40].

И 10 июля 1919 г. находит и допрашивает ключевых свидетелей – Якова Ивановича Лобухина и его сына Василия Яковлевича[41]. Василий Яковлевич Лобухин, 15 лет, сын линейного сторожа Разъезда №120. сообщил, что в рассматриваемые дни прошлого года «через переезд №184 прошел грузовой автомобиль… на следующий день утром часов в 7 прошел прежний грузовой автомобиль и пошёл по Коптяковской дороге, но саженях в 150 от нашего переезда он остановился. Что именно на нём было я хорошо не заметил. Показалось мне, что на нём были и бочки или ящики. После обеда еще один грузовой автомобиль прошел в том же месте остановился. Тут я хорошо заметил, что в этом автомобиле в железных бочках бензин везут… Через некоторое время оба грузовые автомобили вернулись назад времянкой пустыми. Часов в 5-6 вечера в этот же день, когда грузовые автомобили уже ушли, около нас остановился один легковой автомобиль. Он к нам пришёл времянкой. На нем было четверо людей…

В это время у нашей будки собрались три подводы дачников, которых не пропускали проехать в Коптяки… Они у нас пили чай и ждали, когда можно будет проехать в Коптяки. Около 12 часов ночи по дороге от Коптяков проехал через наш переезд грузовой автомобиль, должно быть, тот самый, который первый прошел из города ночью. Он шёл сам. Вместе с ним шли 10-12 коробок и, кажется, несколько еще дрог.

В наш автомобиль село несколько человек (я их совсем не разглядел) и они уехали времянкой в город. А грузовой автомобиль, коробки и дроги поехали на город прямо от нашего переезда. Там в лугу автомобиль у них застрял. Кто-то из них взял в нашей ограде шпал и набросал там мостик. Сами мы не видели, как застрял автомобиль и как брали у нас шпалы.

Это мы утром увидели, что у нас ограда разобрана и мостик набросан из шпал. Как ночью проходил автомобиль: времянкой или через лог мать не сказывала. В автомобиле, коробках и дрогах, когда все возвращались назад сидели солдаты. Больше я ничего не знаю».

Его отец Яков Иванович подтвердил сказанное.

Казалось, можно направить поиск по указанному следу, но – уже поздно! На следующий день – 11 июля 1919 года Соколов получил от генерала Дитерихса срочное указание за № 294 о немедленной эвакуации[42].

Судебный следователь по особо важным делам Омского Окружного суда Н.А. Соколов не успел отработать вновь возникшую версию сокрытия останков в районе переезда.[43]

На этом активную часть расследования можно было считать законченной. Дальше начался сбор сведений для истории…

Имя и дело Члена Екатеринбургского Суда И.А. Сергеева вернулось в историю следствия по Делу об убийстве царской Семьи и представителей Дома Романовых

Читателю еще предстоит узнать о вкладе И.А. Сергеева в расследование обстоятельств убийства членов Дома Романовых на Урале в 1918 году.

Авторы, как и другие немногие исследователи, уже несколько лет пытаются «пробить стену» замалчивания личности и заслуг Ивана Александровича Сергеева и его коллег из Екатеринбургского Окружного суда. В частности, в 2020 году в Интернет был выложен исторический очерк «Иван Сергеев и Царское дело»[44], вопрос поднимался на Международной научно-практической конференции (г. Калининград, 4 июня 2021; г. Пермь, 14-15 июня 2021 г.; г. Казань, 22 июля 2021 г.) «Под скипетром Романовых. К 300-летию провозглашения России Империей», которую организовывал Фонд содействия возрождению традиций милосердия и благотворительности «Елисаветинско-Сергиевское просветительское общество»[45], в 2022 году материалы были переданы в музеи г. Екатеринбурга и г. Алапаевска…

В 2023 году авторы известному российскому историку, православному и общественному деятелю, кандидату исторических наук, руководителю Некомерческого партнерства по защите и сохранению объектов культурного наследия «Спасское дело» Александру Игоревичу Мраморнову предложили издать полноценную монографию с приложением документов о «первом следствии» и его участниках.

Сегодня (в марте 2024 г.) книга «Первое следствие: Дело об убийстве царской семьи» (ISBN 978-5-6047870-5-2. Москва; Старая Потловка Пенз. обл.: Спасское дело, 2024. – 320 с., илл.) вышла из печати и ее можно заказать в издательстве «Спасское дело» (Сайт: http://spassdelo.ru/. Электронная почта: rodzem@yandex.ru).

Эта книга стала результатом многолетнего изучения документальных материалов следственных дел по расследованию убийства в 1918 г. семьи бывшего императора Николая II и представителей Императорского Дома Романовых. На основании подлинных материалов дел Предварительного следствия и неизвестных широкой публике биографических сведений об участниках следствия авторы раскрывают содержание деятельности всех участников процесса в контексте политических и исторических событий июля 1918 – июля 1919 гг. Предложены новые выводы о том, кто на самом деле раскрыл совершенные тогда преступления и почему искажена истинная картина расследования.

Авторы и издатели монографии надеются, что она вернет имя Ивана Александровича Сергеева и его коллег по Екатеринбургскому Окружному суду в историю и послужит для думающих людей историко-документальным основанием для понимания прошлой и современной ситуации в вопросе оценки результатов Предварительного следствия по убийству членов Императорского Дома Романовых в Екатеринбурге и Алапаевске.

Главный научный сотрудник РГАСПИ, доктор исторических наук Людмила Анатольевна Лыкова

Член Пермского филиала Союза криминалистов и криминологов, публицист, член РСПЛ, полковник полиции в отставке Александр Борисович Мощанский