3 июля 2023 года исполняется 200 лет вселению А.С. Пушкина в Одессу. Не поселению (ссылке) на «всего тринадцать месяцев», вселению – навечно! Повторюсь: согласна с автором письма к Пушкину (26 декабря 1833), что Одесса – это «город, в котором Вы жили и который благодаря Вашему имени войдет в историю» [1: 272; курсив мой – Л.В.)
О Пушкине в Одессе – огромное число исследований, статей, книг. В большей или в меньшей степени темы касались корифеи пушкинистики: П.В. Анненков, П.И. Бартенев, С.А. Венгеров, В.В. Вересаев, М.О. Гершензон, Ю.М. Лотман, Л.Б. Модзалевский, Н.Н. Скатов, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, А.В. Тыркова-Вильямс, М.А. Цявловский, Т.Г. Цявловская, П.Е. Щеголев, Н.Я. Эйдельман и еще многие. Назову и малую часть авторов, преимущественно, – одесситов: А.М. Дерибаса, М.П. Алексеева, А.А. Ахматову, Л.Р. Когана, Г.Д. Зленко, А.А. Слюсаря, З.А. Бориневич-Бабайцеву, А.С. Говорова, М.И. Яшина, Л.А. Щербину. Ограничусь, испросив прощения у многих других.
Осмеливаюсь предложить вниманию и несколько из десятков моих публикаций [2 – 21], поблагодарив редакции изданий за внимание. Замечу, что пришлось позволить себе некоторые повторы, и, к сожалению, кое-где допустила ошибки и опечатки, надеюсь на прощение.
«Я всем чужой…»
Сегодня хочу лишь затронуть еще один вопрос, связанный с пребыванием А.С. Пушкина в Одессе. Вспомнив из XIV-й строфы Главы второй «Евгения Онегина», начатой в Одессе:
…Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
А еще – из стихов «Разговор книгопродавца с поэтом» (6 cентября 1824):
…Я всем чужой. Душа моя
Хранит ли образ незабвенный?
Любви блаженство знал ли я?
Тоскою ль долгой изнуренный,
Таил я слезы в тишине?
Где та была, которой очи,
Как небо, улыбались мне?
Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?
. . . . . . . . . .
И что ж? Докучный стон любви,
Слова покажутся мои
Безумца диким лепетаньем.
Отмечу, что строки «Где та была, которой очи, / Как небо, улыбались мне…» увидим в черновом варианте XXII строфы Главы второй «Евгения Онегина»: «Кто ж та была, которой очи / Он без искусства привлекал, / Которой он и дни, и ночи, / И думы сердца посвящал». Нетрудно убедиться, заглянув в том IV Рабочих тетрадей Пушкина [22]. На обороте 34 листа (ПД 834) прочтем эти строки (рис. 1).
Очень интересны здесь и рисунки. Первый том Рабочих тетрадей отмечает: «Рисунки: автопортрет и портреты А.С. Грибоедова >, H.М. Карамзина, У. Хатчинсона, К. Собаньской, возможно, П. Пестеля и др.» [23: 106]. Р.Г. Жуйкова уточняет, что изображение Пестеля – «линия профиля внизу справа на листе с черновиками романа «Евгений Онегин» (гл. II, строфа ХХІІа). 1823, нояб.» [24: 266]. А чей профиль прямо, чуть левее под изображением К. Собаньской?
Весьма похоже – Наполеона Бонапарта. Сравните с двумя изображениями его посмертной маски и с «тремя линиями профиля (у ног игрока на биллиарде)» и – «на листе с черновиками романа "Евгений Онегин" (гл. Ill, окончание "Письма Татьяны") и стихов "Зачем ты послан был и кто тебя послал?.. "» [24: 236, 237].
Я этот лист Рабочих тетрадей (том IV, ПД 835, 6 об.) экспонировала (рис. 3) в предыдущей, июньской статье «И было сердцу ничего не надо…» [25].
А может быть, – это изображение П.И. Пестеля? И современники отмечали сходство его с Наполеоном, и исследователи, бывало, затруднялись отличить одного от другого в рисунках Александра Сергеевича. Я, присмотревшись, должна сказать, что если добавить к их изображениям пряди волос, женские головные уборы, то многие рисунки напоминают изображения Каролины Собаньской. Очень похожи и линии носа, и крупного подбородка, и верхней губы – как бы нависающей на нижнюю.
Автопортрет в женском наряде, в берете не может не напомнить свидетельства Б.М. Маркевича о К. Собаньской: «…помню, как теперь, её пунцовую бархатную току с страусовыми перьями, необыкновенно красиво шедшую к её высокому росту, пышным плечам и огненным глазам» [26: 270]. И – Анну Ахматову: «Боюсь, как бы эта пунцовая тока не оказалась малиновым беретом героини 8-й главы "Онегина". Дело в том, что красочные эпитеты так редки у Пушкина, а описаний женских туалетов и совсем нет...» [27: 204-205].
А вот присутствие на некоторых листах изображений Собаньской – об одном из них я писала в статье «Нет истины, где нет любви» [10]; наблюдаемое сходство «одесской Клеопатры» с указанными лицами и на ряде других листов Рабочих тетрадей в сочетании с её характеристиками, с вышеприведенными строками Поэта, с особенностями общественно-политической жизни Юга России, приводят к размышлениям…
«Он один из самых оригинальных умов…»
Так скажет А.С. Пушкин о П.И. Пестеле, познакомившись с ним в 1821 году в Кишиневе.
9 апреля 1821 года Александр Сергеевич записывает в дневнике: «Утро провел с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова. "Mon coeur est materialiste, – говорит он, – mais ma raison s'y refuse" ("Сердцем я материалист, но мой разум этому противится", франц.). Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю...» [28: 17].
Эта встреча не была единственной. Но и после первой встречи Пушкин, похоже, почуял чужеродность полковника, адъютанта графа Витгенштейна, главнокомандующиего 2-й армии (штаб-квартира в Тульчине). В 1821-м Пестель был послан в в Бессарабскую область для собирания сведений о восстании и для переговоров с господарем Молдавии. По приказу начальника штаба 2-й армии П.Д. Киселёва он трижды посещал Бессарабию с целью сбора сведений о событиях в Молдавском княжестве, о деятельности там Александра Ипсиланти.
Свидетельствует И.П. Липранди: «… я очень хорошо помню, что когда Пушкин в первый раз увидел Пестеля, то, рассказывая о нем, говорил, что он ему не нравится и, несмотря на его ум, который он искал выказывать философическими сентенциями, никогда бы с ним не мог сблизиться. Однажды за столом у Михаила Федоровича Орлова Пушкин, как бы не зная, что этот Пестель сын иркутского губернатора, спросил: "Не родня ли он Сибирскому злодею?" – Орлов, улыбнувшись, погрозил ему пальцем» [29: 2; курсив мой – Л.В.]
А 24 ноября 1833 года Александр Сергеевич записывает в дневнике: «Обедал у К.А. Карамзиной, видел Жуковского. Он здоров и помолодел. Вечером rout у Фикельмонт. Странная встреча: ко мне подошел мужчина лет 45, в усах и с проседью. Я узнал по лицу грека и принял его за одного из моих старых кишиневских приятелей. Это был Суццо, бывший молдавский господарь. Он теперь посланником в Париже; не знаю еще, зачем здесь. Он напомнил мне, что в 1821 году был я у него в Кишиневе вместе с Пестелем. Я рассказал ему, каким образом Пестель обманул его и предал этерию, представя ее императору Александру отраслию карбонаризма. Суццо не мог скрыть ни своего удивления, ни досады, – тонкость фанариота была побеждена хитростию русского офицера! Это оскорбляло его самолюбие» [28: 27].
Многие авторы, том числе. – А.Г. Позин упоминают, что «Павел Иванович Пестель, старательно подражая Наполеону даже образом своих мыслей, постоянно восхищался Наполеоном вслух: "Вот истинно великий человек! По моему мнению, если иметь под собою деспота, то иметь Наполеона. Как он возвысил Францию! Сколько создал новых фортун! Он отличал не знатность, а дарования!"» [30].
«Пестель человек опасный для России…»
Кондратий Федорович Рылеев считал, что «Пестель человек опасный для России и для видов общества».
Немного – о «Южном обществе» декабристов, восстановленном из «Союза благоденствия». «Возглавлялось общество Коренной думой (председатель П.И. Пестель, блюститель А.П. Юшневский). К 1823 году в составе общества находилось три управы – Тульчинская (под руководством П.И. Пестеля и А.П. Юшневского), Васильковская (под руководством С.И. Муравьёва-Апостола и М.П. Бестужева-Рюмина) и Каменская (под руководством В.Л. Давыдова и С.Г. Волконского)».
П.И. Пестель активно содействовал объединению не только с «Обществом соединённых славян», но и с польским Патриотическим обществом (иначе Патриотическим союзом). Переговоры с его представителем «князем Яблоновским вёл лично Пестель. Целью переговоров ставилось признать независимость Польши и передать ей от России провинции Литву, Подолию и Волынь, а также присоединение к Польше Малороссии.
Велись также переговоры с Северным обществом декабристов о совместных действиях. Соглашению об объединении препятствовали радикализм и диктаторские амбиции лидера "южан" Пестеля, которых опасались "северяне"». [31].
Позволю привести значительные выдержки из публикации Светланы Макаренко. О ее работе я замечала в статье «Нет истины, где нет любви» [10]. Так, она пишет:
«В 1823 году Павел Пестель вместе с князем Сергеем Волконским вел усиленные и весьма напряженные, нервные переговоры с Антонием Яблоновским по поводу соединения сил повстанцев. Председательствовал на переговорах-заседаниях, вплоть до отъезда в Киев, князь Сергей Трубецкой. Павел Пестель спокойно и очень категорично излагал позицию южан: избрание одного верховного правителя и директора обеих управ. Совершенное и беспрекословное тому повиновение. Принятие общей конституции и программа незамедлительных действий, как-то: низвержение царя, создание временного республиканского правительства.
Был остро поставлен и самый щекотливый вопрос: об истреблении всех членов царской фамилии, в том числе вдовствующей императрицы Марии Феодоровны и государыни Елизаветы Алексеевны, всех прочих великокняжеских жен и детей. Присутствующие на заседании ужаснулись хладнокровию и спокойствию, с которым обо всем этом говорил Пестель. В умах многих собравшихся тогда промелькнула мысль о его полном сумасшествии и даже сходстве с узурпатором Бонапартом, вначале своих шагов к имперскому трону, расстрелявшем герцога Энгиенского и еще некоторых царственных отпрысков!
Сергей Трубецкой тотчас попытался возразить Пестелю: "Но ведь это сущее злодейство! Какой ужас произведет сие действие в народе! Какое вызовет отвращение к цареубийцам! Да и готова ли Россия к подобным переменам?!"
Но генерал сухо твердил свое: грозные перемены уже начались в Европе, всюду брожение умов от Португалии и Англии, до России и Турции. Спорили долго, сравнивали конституцию Никиты Муравьева и конституцию Пестеля, вчитывались в листы, покрытые усердными помарками. Никита Муравьев осторожно вынул из заветного портфеля карту Российской республики, расчерченную Михаилом Бестужевым – Рюминым. И затихший было спор вспыхнул с новой силой и горячностью. На карте были обозначены новые административные границы будущей Российской республики со столицей в Великом Новгороде. Польша находилась за рубежом. И тут Кондратий Рылеев внезапно побледнел и закричал:
– Никому не позволю играть судьбою моей Родины! Кромсать Россию?! К чертям вашу республику! Предатели! Враги отчества! Долой Пестеля – второго Бонапарта!
Пылкое нервное выступление Кондратия Феодоровича внезапно поддержали многие. Возбужденный Вильгельм Кюхельбекер вообще вскочил на стул и разорвал пресловутую карту. Князь Трубецкой, стремясь водворить порядок на заседании, как можно спокойнее возразил шумевшим товарищам:
– Отторжение исконно русских территорий, на которые претендует Польша, многим будет не по душе…
– Слово уже дано полякам: на то была воля "Южного общества" – резко и холодно отрезал Пестель. К общему согласию на том вечернем собрании прийти так и не удалось..
Вскорости участники его подавленно разошлись, несогласные меж собою и борющиеся с разными сомнениями. Начало брожению духа в рядах "сиятельных якобинцев" было положено именно тем вечером. Весьма сильное. Приведшее мятежников к поражению. О том бурном заседании в Петербурге стало вскоре известно и в Варшаве – руководителям польского Патриотического союза.. Из точного рапорта князя Яблоновского, разумеется.
Главы союза тотчас весьма встревожились. У них появились все основания не доверять южанам, ведь основная цель их – освобождение Польши из-под власти России, воссоздание независимых, прежних ее границ, оказалась – под угрозой.
Поляки решись действовать самостоятельно, полагаясь на свою природную обходительность, ловкость, изворотливость и… Божью милость.
<…> Южная управа русских бунтовщиков дворян могла каким-то образом зависеть от пылкого, гордого, заносчивого, нетерпеливо-амбициозного Польского патриотического союза. Как и чем именно – неясно. Морально, финансово?
Известно, например, что Патриотический союз получал большие денежные средства от влиятельных и знатных польских магнатов. Именно с помощью их ассигнованных благотворений удалось полякам поднять восстание вскоре после поражения "декабристского мятежа" и продолжить упорную и кровавую борьбу за отделение княжества Польского от границ Российской империи. Но это всего лишь осторожная версия большой, таинственной страницы истории, не более того».
Жаль, что Светлана Макаренко не упоминает точной даты этого заседания декабристов. Но – в любом случае 1823 год – год пребывания А.С. Пушкина на юге. Возможно, слухи об особенностях этих переговоров-заседания и дошли до него?..
Интересно и далее:
«Графиня Каролина Адамовна Ржевусская, была женою пана Иеронима Собаньского, члена Патриотического союза, связанного с князем Яблоновским тайными поручениями, интригами и пылью депеш в толстых конвертах с темным сургучом. Выполняла ли госпожа Собаньская, с подачи мужа, с которым, кстати, давно жила в разъезде, "вдовою по разводу", весьма тонкое поручение Яблоновского – склонить несговорчивого Рылеева к мыслям о независимости Польши? Скорее всего, можно ответить утвердительно. Просто документов об этом сохранилось весьма мало» [32].
Но о многом могут рассказать рисунки А.С. Пушкина, особенно, – в сочетании с анализом черновых текстов на тех же листах. Хотя опасность «свалиться» в пресловутую «конспирологию» – велика.
Хочу заметить, что К. Собаньской не требовалось посредничество бывшего мужа, пишут о ее тесной связи с Антонием Яблоновским и о предательстве его ею. Вполне возможно, что Собаньская общалась и с Пестелем, во всяком случае, Я.О. Витт – ее многолетний сожитель не только общался, но и «просился» в «Южное общество». Кстати, князь А. Яблоновский по матери – из Валевских, а законная жена Витта, Юзефа (Жозефина) Любомирская – Валевская, – кузина Марыси Валевской. О последней я упоминала в июньской статье.
«Комплекс Наполеона», или, хотя бы, – его «наставницы» присущ, похоже, Каролине Собаньской.
Небезынтересны сведения о том, что П.И. Пестель, почти за полтора столетия до свершения, высказал идею организации государства Израиль. Пишут: «Пестель предлагал, собрав евреев России и Царства Польского, отправить их на завоевание земли в Азии, где будет основано их собственное еврейское государство. "Для сего нужно назначить сборный пункт для еврейскаго народа и дать несколько войска им в подкреплении, ежели все русские и польские евреи соберутся на одно место, то их будет свыше двух миллионов. Таковому числу людей ищущих отечество не трудно будет преодолеть все препоны какия турки могут им противупоставить и пройдя всю европейскую Турцию перейти в азиятскую и там заняв достаточныя места и земли устроить особенное еврейское государство"» [33].
Стоит, наверное, вспомнить строфы Поэта из сожженной им Главы десятой «Евгения Онегина»:
XV
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
XVI
Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестель – для тиранов
И рать .... набирал
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
И полон дерзости и сил,
Минуты вспышки торопил.
Вместо заключения
…Предполагаю затронуть еще два-три вопроса, в частности, о волновавшей А.С. Пушкина в первые одесские дни, недели знаменитой «генеральской дуэли» 24 июня 1823 года в окрестностях Тульчина. Но сегодня, завершая, хочу полнее, чем в других статьях, не принимая мнения ни Л.Р. Когана, ни образа, рисуемого некоторыми современными «исследователями», распространяемого в Одессе, образа юного повесы, любителя развлечений, карт, женщин, привести свидетельство первого биографа Поэта – П.В. Анненкова:
«Отличие Одессы (от Кишинева) состояло в том, что узлы всех событий распутывались здесь уже гораздо труднее, чем в Кишиневе. Там легко и скоро сходили с рук Пушкину и такие проделки, которые могли разрешиться в настоящую жизненную беду; здесь он мог вызвать ее и ничего не делая, а оставаясь только Пушкиным. Тысячи глаз следили за его словами и поступками из одного побуждения – наблюдать явление, не подходящее к общему строю жизни. Собственно врагов у него совсем не было на новом месте служения, а были только хладнокровные счетчики и помечатели всех проявлений его ума и юмора, употреблявшие собранный ими материал для презрительных толков втихомолку. Пушкин просто терялся в этом мире приличия, вежливого, дружелюбного коварства и холодного презрения ко всем вспышкам, даже и подсказанным благородным движением сердца. Он только чувствовал, что живет в среде общества, усвоившего себе молчаливое отвращение ко всякого рода самостоятельности и оригинальности. Вот почему Пушкин осужден был волноваться, так сказать, в пустоте и мстить невидимым своим преследователям только тем, что оставался на прежнем своем пути. Он скоро прослыл потерянным человеком между "благоразумными" людьми эпохи, и это в то самое время, когда внутренний мир его постепенно преобразовывался, место неистовых возбуждений заняло строгое воспитание своей мысли, а умственный горизонт, как сейчас увидим, значительно расширился. Опасность его положения в Одессе не скрылась от глаз некоторых его друзей, как, например, от Н.С. Алексеева. Пушкин был гораздо ближе к политической катастрофе, становясь серьезнее, чем в период своих увлечений. Эта ирония жизни или истории не новость на Руси» [34: 217-218; курсив мой – Л.В.]
Увы, «...с первых же месяцев пребывания в Одессе существование поэта ознаменовывается глухой, внутренней тревогой, мрачным, сосредоточенным в себе негодованием, которые могли разрешиться очень печально. На первых порах он спасался от них, уходя в свой рабочий кабинет и запираясь в нем на целые недели и месяцы» [34: 218].
Снова и снова свидетельствовал П.В. Анненков, со слов друзей Пушкина, заметивших «его раздраженное состояние и ясные признаки какого-то сосредоточенного в себе гнева. Пушкин видимо страдал и притом дурным, глухим страданием, не находящим себе выхода».
А – «Порядки жизни, возмущавшие Пушкина, составляли часть политической системы, зрело обдуманной очень умными людьми, которые умели сообщить ей внешний вид приличия и достоинства. Личные оскорбления наносились ему также чрезвычайно умелой рукой, всегда тихо, осторожно, мягко, хотя и постоянно, как бы с помесью шутливого презрения. Было бы сумасшествием требовать удовлетворения за обиды, которые можно только чувствовать, а не объяснить. Материала для вспышек, таким образом, не существовало; вместо этого жизнь Пушкина просто горела и расползалась, как ткань, в которой завелось тление» [34: 243; курсив мой – Л.В.]
Больно, обидно, но – не удивительно. Тем более, сегодня. Однако – навсегда! –
…Но солнце южное, но море...
Чего ж вам более, друзья?
Благословенные края!
Но не забудем и «безыменные страданья…»:
…Какие б чувства ни таились
Тогда во мне – теперь их нет:
Они прошли иль изменились...
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья...
Другие дни, другие сны;
Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
Окончание следует.
Июнь 2023, Одесса.
Примечания
1. Цявловский М.А. Из записей П.И. Бартенева (О Пушкине и гр. Е.К. Воронцовой) // Известия Академии наук СССР. Серия Литературы и языка. – М.:1969. вып. 3, май-июнь. – Т. XXVIII/ – C. 267-276.
2. Владимирова Людмила. «От милых южных дам… // Одесский вестник, 7 августа 1999. № 151 (1905) - № 152 (1906). – С. 10.
3. Владимирова Людмила. «Я помню столь же милый взгляд…» // Общественно-политическая газета «Слово», 20 августа 1999, № 34 (352). – С. 14.
4. Владимирова Людмила. «Храни меня, мой талисман…» // Вечерняя Одесса, 18 - 21 сентября 1999, № 144 (7080). –С. 3.
5. Владимирова Людмила. «Лукавый демон возмутил…» // Одесские Известия, 28 – 30 сентября 1999, №№ 181 (1770), 182 (1771), 183 (1772). – С. 4.
6. Владимирова Людмила. «И горд и наг пришел Разврат…» // Российский писатель, июнь 2002, № 11 (38). – С. 7 и № 12 (39). – С. 6-7.
7. Владимирова Людмила. «Где я любил...» // Наш современник. 2003, № 1. – С. 228 – 240. И –
nash– sovremennik.ru/p.php?y=2003&n=1&id=13
8. Владимирова Людмила. «В одной из южных губерний…» // Ave, 2005, № 3. – С. 138-144.
9. Владимирова Людмила. «Солнечное сплетение» русской культуры. // Нива, 2007, № 5. С. 185 – 195. И - www.niva-kz.narod.ru/Jurnals/05-2007.pdf
10. Владимирова Людмила. «Нет истины, где нет любви». //
https://rospisatel.ru/vladimirova-pushkin.htm
11. Владимирова Людмила. «Лета к суровой прозе клонят…» //
http://www.rospisatel.ru/vladimirova-pushkin178.htm
12. Владимирова Людмила. К 220-летию А.С. Пушкина //
http://veseliymakler.odessa.ua/libraries/author/vladimirova/220-let-pushkinu.html
13. Владимирова Людмила. «Я жил тогда в Одессе пыльной…» //
14. Владимирова Людмила. «Рукопись, найденная…» //
http://moloko.ruspole.info/node/10783
15. Владимирова Людмила. «Догадливый поэт...». Или проще: О Фонтонах. // http://moloko.ruspole.info/node/11973
16. Владимирова Людмила. «Меж ветхих песен альманаха…» //
http://moloko.ruspole.info/node/12560
17. Владимирова Людмила. «И обо мне вспомянет» //
http://moloko.ruspole.info/node/13426
18. Владимирова Людмила. Южные корни национальной трагедии. // https://sklaviny.ru/proekty/slavyane/lyuvla00.php
19. Владимирова Людмила. «Поэзией миропомазан…» //
https://ruskline.ru/analitika/2020/06/05/poeziei_miropomazan
20. Владимирова Людмила.«И жив великий гражданин…» //
https://ruskline.ru/opp/2021/02/13/i_zhiv_velikii_grazhdanin
21. Владимирова Людмила. «О, с Пушкиным ничто не страшно…» //
https://ruskline.ru/analitika/2023/02/11/o_s_pushkinym_nichto_ne_strashno
22. Пушкин А.С. Рабочие тетради. – Том IV. – СПб. – Лондон, 1996.
23. Пушкин А.С. Рабочие тетради. – Том I. – СПб. – Лондон, 1995.
24. Жуйкова Р.Г. Портретные рисунки Пушкина. Каталог атрибуций. – С.-Петербург, 1996.
25. Владимирова Людмила. «И было сердцу ничего не надо…» //
http://moloko.ruspole.info/node/15965 И – https://ruskline.ru/analitika/2023/06/05/i_bylo_serdcu_nichego_ne_nado
26. Герштейн Э.Г. Примечания. Две новые повести Пушкина. // Анна Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель. 1977. – C. 265-270.
27. Ахматова А.А. Две новые повести Пушкина. // Анна Ахматова. О Пушкине. – Л.: Советский писатель. 1977. – C. 192-206.
28. Пушкин А.С. Дневники. // А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 т. – М.: Издательство «Наука», 1964. – Т. 8. – С. 7 - 64.
29. Липранди И.П. Из дневника и воспоминаний. //
https://as-pushkin.net/pushkin/vospominaniya/vospominaniya-38-2.php
30. Позин Александр Геннадьевич. Ба, знакомые все лица... (генезис "болотной элиты") //
31. Декабристы. //
https://ru.wikipedia.org/wiki/Декабристы
32. Макаренко Светлана. Кондратий и Каролина, Рылеев и Собаньская... Смертельная петля Амура. //
https://www.peoples.ru/love/ryleev-carolina/
33. Мемория. Павел Пестель. Десять фактов о Павле Пестеле. //
https://polit.ru/news/2018/07/05/m_pestel/
34. Анненков П.В. А.С.Пушкин в Александровскую эпоху. – СПб, 1874.
