Крейсер 1-го ранга «Дмитрий Донской»[1]
3. «ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ»
Последний сражавшийся до конца корабль Цусимы
Третий день боя
На этих страницах уже не раз встречалось имя ветерана Тихоокеанской эскадры, пришедшего в составе 2-й эскадры вновь на место своей боевой службы.
Чтобы, как полагается воину, встретить смерть в бою.
Строго говоря, благодаря «Дмитрию Донскому» к дням Цусимского боя следовало бы присоединить и 16 мая.
Исчерпав все средства сопротивления после ожесточенного боя с шестью японскими крейсерами, второго ночного боя с миноносцами врага, и высадки, помимо своей команды, команды миноносца «Буйный» и спасенных с «Ослябя», на берег пустынного острова Дажелет, крейсер «Дмитрий Донской» утром 16 мая 1905 года был отведен своим старшим офицером капитаном 2-го ранга Константином Платоновичем Блохиным, заменившим в бою смертельно раненного командира, на глубокую воду, и с Андреевскими флагами на мачтах завершил свою 20-летнюю службу Российской Империи.
Крейсер и его князь
Свое донесение о бое кавторанг Блохин заключил словами: «Наконец, считаю не лишним отметить следующее случайное обстоятельство, которое осталось мной непроверенным: крейсер "Дмитрий Донской" окончил свою долгую службу и затонул 16 мая, в день как говорят, смерти своего патрона Великого Князя Дмитрия Донского».
Источники сообщают, что Великий Князь Дмитрий Донской умер 19 мая/1 июня, а на 15/28 мая − приходится память дня убиения Святого Царевича Дмитрия.
Таким образом, последний сражавшийся корабль Цусимы, был смертельно ранен в день убиения Св. Царевича Дмитрия, а погиб за три дня до даты смерти пра-пра-…прадеда Царевича − Св. Великого Князя Дмитрия Донского. В 1905 году князь Дмитрий Донской еще не был причтен к лику святых. Произошло это уже в наши дни, и дата памяти его установлена 19 мая.
Так что, капитан 2-го ранга Блохин, ощущая необычность, связанную с гибелью последнего крейсера Цусимы, не зря отметил это «случайное» обстоятельство. И оно только первое из подобных.
Чудотворный образ великомученика Димитрия Солунского за богослужением в Трапезном храме Троице-Сергиевой Лавры
В Патриарших покоях Троице-Сергиевой Лавры хранится чудотворный образ великомученика Димитрия Солунского. На образе надпись: «Крейсер Дмитрий Донской 1901». И пребывал он до самой гибели крейсера в его судовой церкви.
Как пишет в одном из писем 1977 года иеросхимонах Моисей (Боголюбов)[2], образ этот написан на толстом («котельном») железе [по некоторым другим «лаврским сведениям» на медном листе, но точно не на холсте или доске] и обрамлен массивным бронзовым окладом с колоннами по обеим сторонам. Вес образа составляет пятьдесят килограммов, а «самый факт пребывания этого образа не в лаврской ризнице, а в покоях говорит о многом. Каждый год накануне праздника 26 октября (8 ноября по новому стилю) несколько послушников ставят этот образ посреди Трапезного храма на специальных поддерживающих панелях».
Образ всплыл на поверхность моря после гибели крейсера и был волнами прибит к берегу. «Только Божиим произволением, ‒ говорит иеросхимонах Моисей ‒ можно объяснить, что массивный металлический образ, стоявший в судовой церкви затопленного корабля, был подобран китайскими рыбаками.
Рыбаки знали о существовании в Харбине Русской Православной Миссии и передали выловленный образ главе миссии ‒ митрополиту Камчатскому Нестору. Некоторое время образ находился в руках упомянутой миссии. В связи с изменением международных отношений членам миссии в 1947 году было предложено покинуть Харбин.
Митрополит Нестор взял с собой чудотворный образ и поехал на свою родину в Россию. Здесь он передал образ Святейшему Патриарху Алексию, а последний вручил его наместнику Троице-Сергиевой Лавры. Вот как оказался в Трапезной церкви образ святого великомученика»[3].
Архимандрит Макарий (Веретенников) в статье «Святыни Троице-Сергиевой Лавры. Памятники ратной славы» добавляет к рассказанному иеросхимонахом Моисеем, что «патриарший дар очень знаменателен для Троице-Сергиевой Лавры.
Святой великомученик Димитрий Солунский – небесный покровитель московского князя Димитрия Донского (+ 1389; память 19 мая), и его икона попала в обитель, где князь в XIV веке брал благословение на битву с Мамаем, в обитель, где с тех пор установлена и поныне совершается Дмитровская родительская суббота, в обитель, где благоверный князь был канонизирован в год празднования 1000-летия Крещения Руси»[4].
Не знаю, как читателям, но мне лично неизвестно что-либо подобное всплытию, ‒ написанного на толстом («котельном») железе и обрамленного массивным бронзовым окладом, ‒ образа, с глубины 434 метра, на которой 15 июля 2018 года в 9:50 по местному времени обнаружили «Дмитрия Донского» южнокорейские поисковики.
Крестики от Гроба Господня
Вообще последний ратный путь «Дмитрия Донского» отмечен событиями, кои иначе, как знаменательные не назовешь. Вот что говорит о них в своих воспоминаниях судовой священник крейсера отец Петр Никитич Добровольский, награжденный, заметим, за храбрость золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте.
27 сентября 1904 года – во время Высочайшего смотра эскадры Рожественского в Ревеле – крейсер посетили Император Николай II, греческая Королева Ольга Константиновна, Великий князь Александр Михайлович и другие лица.
«Государь Император благословил весь состав служащих иконой святителя Николая. Надпись на серебряной дощечке гласила: «Благословение Их Императорских Величеств крейсеру «Дмитрий Донской» на предстоящий поход 1904 г. 24 сентября».
Ольга Константиновна, рыдая, благословила командира иконою, перекрестила и поцеловала его три раза. При этом она дала 15 перламутровых крестиков для команды, преимущественно той, которая во время боя должна была находиться на верхней палубе и три для офицеров.
Крестики эти были привезены из Иерусалима от Гроба Господня.
Крестики получили по жребию. Один достался магометанину. Он на все просьбы отдать крест христианам, желающим получить его, отказал, надев его сам.
Замечательно то, что все из команды и офицеров, получившие эти крестики, остались живы и не были даже ранены».
Понимая неизбежность сражения, команда крейсера без спешки и ненужной суеты готовила корабль к бою. Наступало утро 14 мая 1905 года. Рассказывает отец Петр:
«В 10 часов на «Донском» команда собралась на молитву. Служился молебен по случаю Коронования Их Императорских Величеств и о даровании победы.
К концу молебна вдруг была пробита боевая тревога! Со стороны Японии шло несколько неприятельских разведочных крейсеров». <…>
«Перед лицом смерти всякое сомнение и неверие отходят совсем и все поголовно обращаются к Богу. И надежда на Божье милосердие и прощение охватывает и согревает душу.
Я был свидетелем поразительных фактов.
Офицер-лютеранин просит православного священника приобщить его Святых Таин.
Другой, относящийся индифферентно к религии, истово крестится и просит благословить его.
Магометанин носит с благоговением и верой перламутровый крестик от Гроба Господня.
И много других».
Офицеры и матросы крейсера заняли места по боевому расписанию, успев перед этим получить благословение у судового священника.
«Я быстро спустился с мостика в свою каюту. Надев епитрахиль и взяв крест, стал обходить корабль с крестом и святой водой.
Трогательно было смотреть, с какой верой каждый крестился и прикладывался ко кресту!
Начался бой. Я спустился вниз в лазарет, где я был нужен как священник».
Присутствие мглы делало горизонт неясным
Ни в коем случае не собираясь вновь рассказывать течение сражения в Корейском проливе 14-15 мая 1905 года, покажем только несколько моментальных его снимков, снятых, так сказать, с мостика «Дмитрия Донского». При этом воспользуемся как Донесением о бое[5] Старшего офицера крейсера капитана 2-го ранга Блохина так и его Показанием в Следственной Комиссии[6].
В начале своего донесения капитан Блохин отмечает, что 14 мая день был солнечный. Но присутствие мглы делало горизонт неясным.
«На телеграфной станции (радиостанции – БГ) нашего крейсера безостановочно получались знаки телеграфирования на непонятном языке. На судах нашей эскадры, по распоряжению Командующего, телеграф совершенно молчал».
В 11 дня «Донской» принял участие в короткой перестрелке с японскими крейсерами, что благотворно повлияло на дух команды. Настроение команды, хорошее и до того, после нее стало просто праздничным.
Надо еще раз сказать, что эту праздничность настроения команд подчеркивают в своих донесениях о бое офицеры «Орла» и «Сисоя», «Адмирала Нахимова» и «Владимира Мономаха», «Авроры» и «Олега», «Светланы» и «Адмирала Ушакова».
Эскадра вступала в бой на высочайшем подъеме боевого духа.
К.П. Блохин подчеркивает, что с появлением главных сил неприятеля 1-й броненосный отряд под флагом Командующего эскадрой увеличил ход, занял место во главе 2 и 3 отрядов и построил линию кильватера. После этого, около 2 часов завязался бой между главными силами.
Нравственная связь
В начале боя старый крейсер, по приказу адмирала Энквиста, остался охранять на пару с «Владимиром Мономахом» транспорта и был вдалеке от эпицентра боя. Большую часть сражения 14 мая старшему офицеру пришлось провести на заднем мостике крейсера:
«Рулевая машинка, служившая исправно, за время перехода на Восток крейсера, в самом начале боя 14 мая почему-то отказала, пришлось править на ручном штурвале с заднего мостика, и командир поручил это дело мне, оставаясь сам на переднем мостике и управляя оттуда машиною.
Не знаю в точности, когда была исправлена рулевая машинка, но, к управлению на паровом штурвале с переднего мостика перешли только в седьмом часу вечера, и до этого времени я безотлучно находился на заднем мостике. Могу с гордостью сказать, что Иван Николаевич талантливо и смело управлявшийся, мне доверял…
Капитан 1-го ранга Иван Николаевич Лебедев
Каждый раз, когда при маневрировании благополучно переживался какой-нибудь критический момент, а таких моментов было много, Иван Николаевич всегда бодрый и веселый, оборачиваясь ко мне, приветствовал меня жестом, я отвечал ему тем же, показывая, что и для меня не чужда морская оценка пережитого момента. Эти взаимные приветствия свидетельствовали о существовании непрерывной нравственной связи между мной и моим командиром, и мне приятно было это сознавать».
«Сражение продолжалось и стали уже появляться его результаты. В начале 4-го часа мимо "Донского" прошел изящный крейсер "Светлана" с большим дифферентом на нос. Немного позже опрокинулся и затонул броненосец "Ослябя".
Вышел из строя "Князь Суворов", линия броненосцев стала уклоняться вправо…»
А теперь попрошу от читателя особого внимания.
О передаче командования эскадрой
Мне это показалось странным
«В начале 6-го часа наши броненосцы шли в кильватерной колонне, курсом близким к норду и вели бой правым бортом… Передовым в отряде броненосцев шел теперь "Бородино" и японцы буквально засыпали его градом снарядов.
Капитан 1-го ранга Петр Иосифович Серебренников – командир «Бородино»
Около 6 часов, вдоль линии наших судов пробежал миноносец "Буйный", неся сигнал:
"Командующий передает начальствование флотом адмиралу Небогатову".
В Командующего верили и потому сигнал этот, отрепетованный судами эскадры, произвел на всех тяжелое впечатление.
На броненосце "Император Николай I" (флаг Контр-Адмирала Небогатова) подняли ответ и скоро затем сигнал: "Броненосцам курс норд-ост 23º"».
В своем показании Следственной Комиссии капитан 2-го ранга Блохин к сказанному о передаче командования Небогатову прибавил следующие весьма важные сведения:
«Считаю нужным подробно остановиться на этом эпизоде. Сигнал этот о передаче командования был отрепетован большинством кораблей эскадры. Когда старший сигнальщик Зотов спросил меня:
‒ Можно ли спускать сигнал?
Я ответил вопросом:
‒ Видят ли сигнал на "Николае I"?
Зотов доложил, что на "Николае I" поднят ответ.
Мне это показалось странным, и я приказал сигнал держать. [Поднятый на «Николае» ответ означал лишь то, что сигнал «Буйного» принят к сведению, тогда как должен был быть поднят сигнал: «Принимаю командование эскадрой». Именно это и показалось странным капитану 2-го ранга Блохину]. На "Донском" сигнал этот был спущен по моему личному приказанию, только тогда, когда сигнальщик Зотов доложил, что почти все корабли его спустили».
Сигнал был разобран
«Через месяц после боя, уже в плену, в местечке Ниносима (карантинный пункт, чрез который в Японии пропустились все военнопленные), мне пришлось встретиться с флагманским сигнальным кондуктором с броненосца "Николай I".
Этот кондуктор в присутствии капитана 2-го ранга Ивкова, бывшего старшего офицера броненосца "Сисой Великий" подтвердил мне, что сигнал о передаче командования на "Николае I" был разобран.
Знает он это потому, что сам, со старшим сигнальщиком, находясь на мостике вне боевой рубки, флаги этого сигнала читал и чрез пролет, под крышей боевой рубки докладывал о них флаг-капитану и флаг-офицерам, которые находились в рубке.
Он добавил, что если бы он не слыхал вслух прочитанного флаг-офицерами в сигнальных книгах значения этого сигнала, то он вообще не имел бы возможность знать его значение.
Тот же кондуктор показал, что после сигнала с миноносца, другой миноносец [«Безупречный»] подходил к борту "Николая I" и голосом передал на "Николай I" приказание Командующего: "Идти во Владивосток".
Но он не помнит, чему непосредственно следовал поднятый на "Николае I" сигнал: "Броненосцам курс NO 23º". Прочитанному ли с миноносца сигналу о передаче командования или полученному приказанию следовать во Владивосток с подошедшего к борту "Николая I" миноносца[7]».
А теперь внимание! Говорит Следственная Комиссия
В своем показании Следственной Комиссии бывший контр-адмирал Небогатов, утверждает:
«Извещение о передаче адмиралом Рожественским командования мне, я не получил.
Около же 5½ часов вечера, флаг-офицер Сергеев доложил мне, что у нас по борту прошел миноносец, командир которого голосом и семафором передавал следующее:
"Адмирал Рожественский приказал вам идти во Владивосток"»[8].
Прочтя Показание капитана 2-го ранга Блохина, мы знаем теперь, что слова Небогатова, что «извещение о передаче адмиралом Рожественским командования, он Небогатов, не получил», − являются откровенной ложью.
Сам Небогатов мог и не знать, что он изобличен.
Тем более, что миноносец «Безупречный», продублировавший последний приказ Адмирала, и наверняка продублировавший полностью − и о передаче командования и о следовании соединенной эскадрой во Владивосток − погиб в ночь на 15 мая в неравном бою с крейсером «Читосе». После гвардейского броненосца «Император Александр III», «Безупречный» стал вторым кораблем Цусимы с которого не спасся ни один человек.
Так что Небогатов имел все основания считать, что версию его опровергнуть невозможно. Мертвые не воскреснут.
Но Следственная Комиссия обязана была знать, что бывший контр-адмирал врет.
Кстати оба Показания и Небогатова и Блохина помещены в одном и том же выпуске документов Следственной Комиссии о Цусимском бое.
Какой же вывод сделала Следственная Комиссия из своего знания?
Вот что написано в «Заключении Следственной Комиссии о Цусимском бое», в разделе «Передача командования эскадрой»:
«Миноносец "Буйный" прошел с левой стороны от линии броненосцев, между ними и остальной эскадрой, держа сигнал: "Адмирал передает начальство адмиралу Небогатову".
Сигнал этот, отрепетованный некоторыми крейсерами и транспортами, по показанию контр-адмирала Небогатова не был понят на броненосце "Николай I", принявшем с миноносца "Безупречный" только переданное в рупор известие о том, что Командующий эскадрой, раненый, находится на миноносце "Буйный" и что последнее приказание адмирала Рожественского − идти во Владивосток»[9].
Не был понят, что поделаешь!
И все! Без комментариев! Не был понят, что поделаешь!
Ложь, идущая уже непосредственно от самой Комиссии, содержится в словах: «некоторыми крейсерами и транспортами». Документы, которыми располагала Комиссия, однозначно говорят о том, что сигнал этот был разобран и отрепетован почти всеми судами эскадры, как о том и свидетельствует капитан 2-го ранга Блохин. Читатель легко может убедиться в этом сам.
То что эскадра видела и репетовала этот сигнал подтверждает в своих донесениях о бое лейтенант Петр Павлович Сонцов со «Светланы»[10] и лейтенант Евгений Александрович Максимов-4-й с броненосца «Адмирал Ушаков»[11].
Однако Следственная Комиссия в своем Заключении и Мнении ни во что считает и показание капитана 2-го ранга Блохина − одного из немногих официально признанных героев Цусимского боя, ставшего за проявленную в нем доблесть кавалером ордена Св. Георгия 4-й ст., и донесения офицеров двух других несдавшихся кораблей «Светланы» и «Ушакова» − однозначно предпочитая таковым показание предателя Небогатова.
Видимо к донесениям и показаниям о бое офицеров с дравшихся до конца кораблей у Комиссии была стойкая идиосинкразия[12]. А насчет очевидной симпатии к Небогатову − сердцу не прикажешь, да и ворон ворону глаз не выклюет!
Даже свидетельство командира броненосца «Сисой Великий», так любимого Комиссией − в иных случаях, − капитана 1-го ранга М.В. Озерова, вполне совпадающее с донесением Блохина, не помогает. Поскольку свидетельство Озерова, в данном случае, идет вразрез со словами главного и единственного − для всех времен и народов − доверенного лица Комиссии, бывшего адмирала Небогатова, оно равным образом не принимается ею − Комиссией − во внимание.
В строе кучи?
Чтобы не утомлять читателя, не будем подробно разоблачать еще одну ложь Небогатова, озвученную им и перешедшую в Заключение и Мнение Следственной Комиссии, что «эскадра была введена в бой в строе кучи».
Комиссия, естественно, проигнорировала свидетельские показания, что эскадра встретила врага в строе кильватерной колонны, вот только 3-й отряд оттянул и скучился. Потому и до «Микаса» своими пушками не дотянулся[13].
Мифотворчество собственное, Комиссионное: 15 кабельтовов?!
Уже к собственному мифотворчеству Комиссии относится и вошедшая в ее Заключение очередная легенда о расстоянии в 15, а не в 8 кабельтовых между нашими двумя колоннами в момент встречи русской и японской эскадр, разоблаченная в показании адмирала Рожественского[14].
Тут Комиссии и сам Небогатов не указ, так как он неосторожно сказал, что расстояние между колоннами было и вовсе 7 кабельтовов.
Первое же сообщение об этом расстоянии, вошедшее в первое донесение о Цусимском бое июньского выпуска (№ 6) “Морского сборника” за 1905 год, говорит вообще о 3 кабельтовах, ‒ со слов офицеров броненосца «Ослябя», доставленных во Владивосток миноносцем «Бравый», и не успевших пройти обработку ни рапортами адмирала Того, ни иную какую. При перепечатке этого донесения в Выпуске 3 «Документов о бое», 3 кабельтова были заменены на 8.
Впрочем, готов допустить, что 3 кабельтова являются опечаткой «Морского сборника».
Но 8 кабельтовов, во-всяком случае, остаются.
Что характерно, о 8 кабельтовых говорит в своем рапорте от 16 мая 1905 года № 583, на имя командира Владивостокского порта, и командир прорвавшегося сквозь Цусиму крейсера «Алмаз» Флигель-Адъютант, капитан 2-го ранга Иван Иванович Чагин[15].
Мы знаем, что глазомер прекрасного моряка совмещался в этом человеке с наблюдательностью профессионального разведчика.
Капитан 2-го ранга Иван Иванович Чагин
Про 8 кабельтовых говорят все офицеры с «Суворова», в частности, флагманский штурман полковник Филипповский, который специально наблюдал за этим по службе[16].
И даже, как видим, контр-адмирал Небогатов. Последнее неудивительно: не понимая суть замысла Рожественского, а потому не видя в сокрытии и искажении этого факта особого смысла, он просто сообщает очевидное, чтобы по пустякам не подрывать свою репутацию классного специалиста-моряка.
Факт, а не мнение
Тяга к обвинению во чтобы то ни стало адмирала Рожественского просматривается почти по всему тексту Заключения и Мнения, на чем далее остановимся подробнее.
На случае же с передачей командования, я остановил внимание читателя уже сейчас потому, что здесь можно уличить как Небогатова, так и Следственную Комиссию в искажении конкретного факта, а не просто в неверном мнении.
Тут конкретная ложь. Факт. Упрямая вещь. «Солгавший раз, кто поверит тебе?».
Не позже, чем в 6 часов вечера 14 мая
Итак, поскольку Небогатов заведомо знал о передаче ему командования эскадрой, и сознательно не выполнил боевой приказ, то мы уже сейчас можем частично ответить на вопрос, когда стал предателем контр-адмирал Небогатов?
Именно: контр-адмирал Н.И. Небогатов доказано стал предателем не позже 6 часов вечера 14 мая 1905 года.
А то, что о передаче командования знали и также скрыли этот факт небогатовские флаг-капитан и флаг-офицеры, так услужливо поднявшие на следующий день белый и японский флаги на русском флагманском броненосце, говорит о том, что подбор чинов в штаб Небогатова был отнюдь не случаен.
На совести Небогатова и его штаба лежит гибель «Александра III» и «Бородино», поскольку броненосец «Император Николай I», подняв флаг Командующего эскадрой, еще в 6 часов обязан был встать во главе эскадры и нести полную ответственность за нее. Но это означало – подставить себя, драгоценного, под сосредоточенный огонь Соединенного флота.
На Небогатове лежит вина, в конечном итоге, и за уход части крейсеров в Манилу, поскольку он никак себя не заявил, как полновластный Начальник эскадры.
На нем лежит гибель в ночных боях «героических стариков»: «Адмирала Нахимова», «Сисоя Великого», «Владимира Мономаха» и «Наварина».
Символичен следующий момент в показании о бое прапорщика Александра Шамие с флагманского броненосца Небогатова «Император Николай I»:
«В это время перевернулся "Александр III". На его киле стояло несколько человек.
Мы, обгоняя вышедший из строя броненосец "Бородино", волной своего хода смыли их»[17].
Так что, почему Небогатову вечером 14 мая выгодно было сделать вид, что он ничего не знает о передаче командования − это очевидно.
Либо шкуру берег, либо спецзадание выполнял.
А вот какое и чье задание выполняла Следственная Комиссия, злостно обманывая Государя Императора и моряков своими Заключениями и Мнениями?!
Поставив этот вопрос здесь, вернемся к нему в Части 12. А сейчас продолжим рассказ капитана 2-го ранга Блохина с того места, на котором прервали − с пресловутой передачи командования Небогатову.
Дивно и ужасно
«Дивно и ужасно было смотреть в это время боя на броненосец "Князь Суворов": без трубы, почти в сплошном пожаре, броненосец двигался отдельно от остальных судов, изредка бросая свои снаряды неприятелю из уцелевших орудий.
Незадолго до захода солнца, броненосец "Император Александр III" имея крен, отстал от линии броненосцев и, опрокинувшись, затонул. Страшно горел броненосец "Бородино"; его скоро постигла участь броненосца "Император Александр III". Он опрокинулся и работая винтами, быстро ушел под поверхность воды. Место броненосца "Бородино" занял броненосец "Орел"».
Флагманы покидают эскадру
«При заходе солнца из-за линии японских судов показались отряды минной флотилии, очевидно, собираясь, с наступлением темноты, броситься в атаки. Наши броненосцы, круто изменив курс, легли приблизительно на зюйд-вест.
В это время крейсера наши следовали в кильватер крейсеру "Олег"; курс был норд-вест 23°. Наши миноносцы и транспорты теперь собрались и держались соединенно с крейсерами. Все 9 миноносцев (кавторанг Блохин подчеркивает, в Показании, что лично пересчитал все миноносцы – БГ) и минные крейсера шли в кильватерной колонне с левой стороны крейсеров, держась почти вплотную к ним; транспорты… шли слева и немного сзади крейсеров, стараясь держаться тоже в линии кильватера.
Стало быстро темнеть. На "Олеге"» подняли сигнал "следовать за мною" и "Олег" начал уклоняться к зюйду. Машины «Донского» работали полным ходом, но держаться за "Олегом" и "Авророй" наш старый крейсер, конечно, не мог и скоро начал заметно отставать.
В начале 10 часа расстояние до крейсера "Аврора" настолько увеличилось, что при сгустившейся мгле мы совершенно его потеряли и, таким образом, отделились от Командующего крейсерами. [Капитан 2-го ранга Блохин говорит: мы… отделились от Командующего крейсерами. На самом деле адмирал Энквист с подачи капитана 1-го ранга Добротворского сам бросил свой крейсерский отряд, подобно тому, как Небогатов бросил всю эскадру. Почерк тот же. Говоря про почерк, имею ввиду прежде всего господ Небогатова и Добротворского. Из дальнейшего изложения будет ясно почему. – БГ]. Последний замеченный на "Донском" курс, когда можно еще было видеть "Аврору" был зюйд-вест 10º.
Немного впереди и вправо от нас был виден силуэт крейсера "Владимир Мономах": он вероятно тоже потерял адмирала. Около 10 часов "Мономах" вдруг бросился влево и на "Донском", чтобы избежать столкновения и пропустить "Мономаха", пришлось положить лево на борт (разошлись чрезвычайно близко).
"Мономах" проскочил мимо нашего тарана и скрылся в темноте и почти в ту же минуту, в его направлении, послышалась оживленная стрельба. Немного позднее, вдоль левого борта "Донского" прошел встречным курсом крейсер "Светлана", на наш оклик со "Светланы" ответили и спросили в мегафон: на "Донском", "не знаете ли где…" ‒ последнее слово нельзя было разобрать, но вероятно Капитан 1-го ранга Шеин (голос был Командира "Светланы") желал знать, где был адмирал [Энквист]; от нас успели крикнуть "не знаем" и "Светлана" скрылась».
На прорыв
«…Теперь, когда мы оказались одни, Командир, для выяснения дальнейшей задачи крейсера, собрал на мостике совет. На этом совете единогласно было решено прорываться во Владивосток.
Группа офицеров крейсера «Дмитрий Донской» с семьями
Прямо посередине снимка смотрит на нас капитан 2-го ранга Константин Платонович Блохин, четвертый справа ‒ капитан 1-го ранга Иван Николаевич Лебедев, третий справа – мичман Мориц Георгиевич Кнюпффер
В 10½ часов взяли курс норд-ост 45°, стараясь обойти и оставить с левой стороны какие-то суда, которые временами светили прожекторами и стреляли. Ночью появились и стали держаться за кормой "Донского" два миноносца; скоро показался и третий, который шел некоторое время тоже соединенно с нами…
С рассветом выяснилось, что за нами держались миноносцы "Бедовый" и "Грозный"… В 6-м часу справа за кормой появились три японских миноносца и, держась далеко, стали следить за нами.
В 7-м часу была получена телеграмма с миноносца "Буйный" − "прошу остановиться". "Донской" повернул обратно и правя на дымок еще заметный на горизонте, приблизился к "Буйному". "Бедовый" и "Грозный" следовали за нами, а японские миноносцы, изменив курс, скрылись; очевидно, они шли сообщить о нас своим более крупным силам.
Подойдя к "Буйном", мы узнали, что на миноносце находится сильно раненый Командующий эскадрою, с частью своего штаба и несколько офицеров с двумястами нижних чинов погибшего броненосца "Ослябя". Сам миноносец "Буйный", имея неисправности в машинной части, не мог дать большого хода и нуждался в угле для перехода во Владивосток.
Командующего эскадрою и ослябцев, сильно переполнявших миноносец, надо было снять с него. С "Донского" были спущены катера и баркас. На катере раненый Адмирал, по желанию штаба, был перевезен на миноносец "Бедовый", а баркас занялся доставкою с миноносца на "Донской" чинов ослябской команды.
С Адмиралом на "Бедовый" были перевезены и чины его штаба… [Включая 5 нижних чинов штаба]. С нашего крейсера, для ухода за больным Адмиралом, был отправлен младший судовой врач титулярный советник Тржемесский, после чего "Бедовый"» дал ход и, сопровождаемый миноносцем "Грозный", ушел по направлению на норд.
…С "Буйного" на "Донской" прибыли: Подполковник Осипов, Мичманы Бартеньев, Казмичев, князь Горчаков, князь Ливен и около 140 нижних чинов…
В 12 часов на "Буйном", который опять отстал, подняли сигнал о бедствии. "Донской" повернул и пошел к миноносцу. Командир миноносца, когда мы подошли, сообщил, что миноносец идти дальше не может, так как котлы его совершенно отказываются служить.
Тогда, по предложению Командира крейсера, все люди с "Буйного" были взяты на "Донской", а миноносец был потоплен выстрелами из 6-дюймового орудия.
В этот раз на "Донской" с миноносца доставлены:
Командир миноносца "Буйный" − Капитан 2-го ранга Коломейцев, Лейтенант Вурм, Мичманы Храбро-Василевский и Алышевский, Инженер-Механик Поручик Даниленко, 70 человек команды миноносца и около 60 человек оставшихся еще на "Буйном" "ослябцев".
Контр-адмирал Николай Николаевич Коломейцов
Пересадив людей, и потопив миноносец, на что потребовалось около 2 часов времени [еще одно яркое свидетельство качества снарядов, данных Морским Ведомством 2-й эскадре], крейсер продолжал свое плавание».
[Капитан 2-го ранга Блохин об этом не пишет, но либо в первой, либо во второй партии «ослябцев» были ‒ по свидетельству капитана 2-го ранга Коломейцова ‒ и 11 нижних чинов, спасенных «Буйным» из экипажа «Суворова», следы которых затем теряются].
Появление неприятеля
«Около 4 часов, с правой стороны были усмотрены дымы, а затем и рангоуты больших судов: офицер с марса дал знать, что видит 4 неприятельских крейсера и 4 миноносца, которые правят по одному с нами курсу. Командир "Донского" изменил курс на 3 румба влево, но мы были уже замечены. Неприятельские крейсера, поворотив все вдруг, стали держать на "Донской".
Сближение между нами и противником происходило медленно, но заметно, и неизбежность боя была очевидна. Остров Дажелет в это время поднимался уже над горизонтом. Совет, собранный Командиром на мостике … не успел еще высказать окончательного решения, когда дали знать, что с левой стороны приближаются еще 2 неприятельских крейсера [«Ниитака» и «Отава», потопившие крейсер «Светлану» и заставившие выброситься на берег миноносец «Быстрый»] и 3 миноносца».
«Дмитрий Донской». В последний бой
Соотношение сил в предстоящем бою, заметим, − примерно, как в бою «Варяга» при Чемульпо. А «Дмитрий Донской» − никак не новейший крейсер. И «Корейца» с его 8-дюймовыми пушками рядом с ним не было.
Шесть 6-дюймовок, вместо двенадцати таковых на «Варяге» и десять 5-дюймовок, не считая совсем малокалиберных пушек − все, что мог противопоставить старый крейсер японской эскадре.
«Командир изменил курс, взяв на Дажелет и сообщил нам свое намерение: приблизиться к острову и разбиться о скалы его берега, если исход неравного боя для нашего крейсера будет роковой. В начале седьмого часа, бывшие от нас слева, крейсера "Ниитака" и "Отава" приблизились к "Донскому" на 50 кабельтовов и открыли огонь».
«Донской» принимает бой
«"Донской" поднял стеньговые флаги и принял бой. До Дажелета оставалось в это время миль 35».
В своем показании Блохин пишет, что командир крейсера Иван Николаевич Лебедев, перед самым началом боя «повернулся ко мне, с глазами полными слез, но улыбающийся, пожал мне руку и сказал спокойно: "Если со мной что-нибудь случится, позаботьтесь о моих двух маленьких девочках"».
Японцы скоро пристрелялись и стали засыпать наш крейсер снарядами. «Неприятельские снаряды сыпались около нашего борта и рвались на крейсере. На "Донском" было приказано стрелять не торопясь, чтобы не тратить снаряды даром».
Не тратить снаряды даром!
О, этот лейтмотив всех морских сражений русско-японской войны!
От первого боя «Варяга» с приказом комендорам «стрелять не торопясь», до крика души адмирала Рожественского перед самым боем: «Не бросать снаряды даром!»
Экономные Морское и Финансовое ведомства в достатке снарядов запасти не могли!
Даже наших − худших в мире.
Вот так и воюй.
А тут, кстати, справа и наш старый знакомый контр-адмирал Уриу Сотокичи подоспел со своим 4-м боевым отрядом: 4 крейсера − «Нанива», «Такачихо», «Акаси», «Цусима» − и 4 миноносца.
Как же, он ведь начинал войну, ему и заканчивать. И соотношение сил привычное.
Продолжает кавторанг Блохин: «Через четверть часа ввязался в бой отряд 4-х японских крейсеров (дивизия адмирала Уриу), шедший от нас с правой стороны. Теперь "Донской" принужден был биться на оба борта, и сражение приняло крайне ожесточенный характер».
«Вначале, когда дистанция боя была большая, командир "Донского", желая уменьшить действительность неприятельского огня, изменял немного курс в ту или другую сторону каждый раз, как японские снаряды начинали ложиться кучно, близ бортов крейсера…
Позднее, когда дистанция боя значительно уменьшилась, на "Донском" строго держались курса, стараясь не допускать уклонений в стороны, в интересах улучшения качества стрельбы крейсера».
Командующий не зря приказ давал
И в своем донесении о бое и в показании Следственной Комиссии Блохин отмечает, что несмотря на большие потери от неприятельского огня «команда работала прекрасно, проявляя инициативу и самостоятельность в тех случаях, когда обстановка требовала немедленного действия, не ожидая приказания старшего.
Вообще … производство учений по заранее составленному плану (приказ Командующего эскадрой), как выяснилось в бою, принесло громадную пользу.
Унтер-офицеры были настоящими помощниками своих плутонговых командиров… Учения, по заранее составленному плану, производились на крейсере каждый день по два раза, в течение двух недель, предшествовавших бою; учения продолжались, обыкновенно, по полчаса утром и вечером».
Были отчасти убиты
«Большую помеху, во время боя, представляла, бывшая на крейсере Ослябская команда. Ослябцы, пережив катастрофу своего броненосца, были до известной степени деморализованы и, попав 15 числа опять в бой, почти обезумели.
Отец Петр Никитич Добровольский, наш священник, свидетельствует, что Ослябцы производили страшное впечатление своим отчаянием и плачем (двое, во время боя, выбросились за борт).
Много было потрачено трудов и энергии господами офицерами на то, чтобы удержать этих несчастных в указанном для них помещении жилой палубы и не выпускать на верх под выстрелы. Но несколько человек ослябской команды, успевшие выбежать на батарейную палубу, за свою панику поплатились жизнью; они были перебиты осколками разорвавшегося в этот момент у шпиля снаряда».
Один из этих «удерживающих» офицеров, мичман Мориц Кнюпффер пишет в своем показании об этом печальном эпизоде так:
«Команда броненосца "Ослябя" была успокоена главным образом прапорщиком Августовским. Несколько человек, вырвавшихся все-таки наверх, были отчасти убиты.
Остальных удалось мичману Гернету и мне вернуть обратно».
Мориц Георгиевич Кнюпффер ‒ уже как капитан 1-го ранга
Осенью 1917 – последний защитник Моонзунда
Капитан 2-го ранга Коломейцев и его люди
«Команда миноносца "Буйный" вела себя… очень хорошо». Капитан 2-го ранга Коломейцев сразу предоставил себя и своих людей в распоряжение командования крейсера. Команду миноносца послали в оружейную палубу на замену выбывших, а Коломейцеву предоставили самому избрать занятие.
Командир «Буйного» со своими офицерами тушил пожары на верхней палубе под дождем японских снарядов.
«Сдаю Вам командование»
«Было около 8 часов, − продолжает кавторанг Блохин − когда мне дали знать, что Командир ранен; на мостике, куда я бросился, Командир встретил меня словами: "сдаю Вам командование". Сильно раненный, он еле держался на ногах, навалившись корпусом на штурвал. Лейтенанты Дурново, Гирс и все нижние чины, бывшие на мостике, лежали мертвые.
Положив Командира на палубу, я послал ординарца к доктору и за носилками, а сам стал на штурвал. Но штурвал вертелся в холостую, так как привод к рулевой машинке был разбит. Пришлось перенести управление крейсером на задний мостик и править на ручном штурвале. Стало темнеть.
"Донской" продолжал развивать бойкий огонь, хотя много орудий было уже подбито. Один японский крейсер горел, другой имел значительный крен».
При шимозе обыкновенной – ни одного шанса!
Еще раз – особое внимание! По данным летописца 2-й эскадры капитана 2-го ранга Владимира Семенова (данным, вполне подтверждающимся фактами) новой «латиноамериканской начинкой», «жидким огнем», успели перевооружить, только 1-ю и 2-ю броненосные эскадры Соединенного флота − те 12 броненосцев и броненосных крейсеров, что вели бой под командой Того с нашими главными силами. Это подтверждает и Георгий Александровский в своем «Цусимском бою».
Остальные бронепалубные крейсера и миноносцы по-прежнему оставались вооружены снарядами, начиненными «шимозой обыкновенной», которые по расчетам и являются все равно в 15-30 раз эффективнее наших «порт-артурских» − с учетом скорострельности японских орудий. И именно их и только их принимают в расчет критики адмирала Рожественского, рассматривающие бой главных сил 14 мая.
У «Донского» были снаряды хуже «порт-артурских», но против «шимозы обыкновенной» их все равно, как мы видим, хватало: «Один крейсер горел, другой имел значительный крен».
Это при том, что против 6 шестидюймовок «Донского» − было 32 шестидюймовки японские, и против его 10 пятидюймовок −12 японских.
Так что, формально огневое превосходство и здесь было в 70-150 раз в пользу японцев. И что же?
Старый русский броненосный фрегат, в единоборстве с 6 японскими крейсерами, нанес как минимум тяжелые повреждения двум вражеским крейсерам, потопил один или два миноносца и, не дав себя потопить, сам вышел из боя.
При этом, на «Донском» практически не было пожаров, а те что были − легко ликвидировались. А уж дерева на крейсере было существенно больше, чем на новейших броненосцах, огромными факелами горевших в бою 14 мая.
«Светлана», выдержавшая перед этим неравный бой с «Отавой» и «Ниитакой», как и «Донской» − не горела. Хотя и на роскошной великокняжеской яхте − было чему гореть. А то, что «Отава» и «Ниитака» в бою со «Светланой» − полузатопленным крейсером − так легко отделались, так это потому, что у «Донского» на бой оставалось почти 1000 снарядов, а у «Светланы» − только то ли 50, то ли 120 на два уцелевших орудия. Остальные были в затопленных погребах.
Неизбежный и неопровергаемый всеми имеющимися на сегодня данными вывод:
И самый первый бой [имеется в виду бой «Варяга» и «Корейца»] русско-японской войны на море, и самый последний бой Цусимского сражения, и сражения Порт-Артурской эскадры 27 января и 28 июля 1904 года, и особенно бой крейсерской эскадры адмирала Иессена 1 августа 1904 года в Корейском проливе, однозначно показывают каждому, кто желает видеть, что при «шимозе обыкновенной» у Того Хейхатиро не было бы ни одного шанса задержать прорыв 2-й эскадры во Владивосток. Да, скорее всего, и шанса потопить хотя бы один русский броненосец.
Даже при наличии перемоченного пироксилина в наших снарядах.
Вернемся к последнему бою «Дмитрия Донского». Весьма поучительная история.
Темнота сгущается
«В 9-м часу "Донской" получил несколько пробоин в бортах и в дымовых кожухах».
Это за два-то часа боя при 100-кратном (возьмем среднюю цифру) огневом превосходстве и «блистательной стрельбе японцев»! − по лестной для нее оценке Константина Платоновича Блохина.
Пробоины были надводные, хотя и близкие к ватерлинии. Но в трюмах показалась вода, а у крейсера появился крен.
«Желая, насколько возможно, состворить неприятеля и в тоже время занять более выгодное положение, с таким расчетом, чтобы "Донской" мог проектироваться для японцев на темном фоне высоко уже поднявшегося из воды Дажелета, я изменил курс вправо румбов на пять.
Старший сигнальщик и еще несколько человек утверждают, что около этого времени неприятельский крейсер, имевший крен, затонул. [И что бы там не говорили военные и штатские любители опоры на японские данные о своих потерях ‒ 99,9%, что так оно и было!]
Скоро темнота сгустилась, огонь японцев прекратился, и они нас оставили.
Один из последних снарядов разорвался в задней трубе и развернул ее по всей высоте. Передняя труба была пробита во многих местах осколками.
Тяга упала, пар сел и крейсер мог идти только малым ходом.
«Донской» в бою
Водоотливные средства крейсера успешно боролись с водой, но крен сперва незначительный, по невыясненной причине стал увеличиваться и достиг уже 5°».
Дойти до Владивостока − это еще 300 миль − не было никаких шансов. Снаряды практически закончились. Капитан 2-го ранга Блохин решительно повернул крейсер к Дажелету.
Последняя ночь
Ночью были отражены три минные атаки. «Стрелять при отражении атак пришлось по едва заметным в темноте контурам миноносцев, так как прожектора наши светить не могли (перебиты проводники). Один миноносец все-таки был потоплен, о чем я на мостике получил донесение (утром рано 16-го мая многие утверждали, что потоплено 2 миноносца).
Приблизительно через час после минных атак, "Донской" подошел к Дажелету с восточной его стороны. Был полный штиль и, не теряя времени, было приступлено к высадке на берег.
Высадка продолжалась всю ночь и производилась на баркасе № 2, который был пробит и имел течь, но служить еще мог, и на шестерке, ‒ единственной уцелевшей шлюпке.
Первыми были свезены на берег люди ослябской команды, затем все раненые, потом команда миноносца "Буйный" и команда "Донского". Пока производилась высадка, тела всех убитых были снесены и заперты в помещениях лазарета и кают-компании».
Святыни «Донского»
Дополним донесение и показания Константина Платоновича фрагментом воспоминаний знакомого нам священника крейсера отца Петра Никитича Добровольского о спасении им чтимых икон крейсера «доступных для эвакуации», в отличие от трехпудового судового образа Дмитрия Солунского, о котором был рассказ выше.
«Узнав, что крейсер будет оставлен, я снял образ святого великомученика Дмитрия Солунского, который висел в кают-компании.
Образ этот фамильный, старинного письма, в серебряной ризе, дар лейтенанта Гильдебранта, который когда-то плавал на "Донском" и, умирая, завещал его "Донскому". Образу этому было 200 лет. Я решил увезти его с собой, как и образ Святителя Николая, ‒ благословение Их Императорских Величеств, дарованный нам в г. Ревеле перед уходом на войну с Японией.
Находился он в батарейной палубе, где обыкновенно собиралась церковь для богослужения и где стояли судовые образа.
Придя туда, я нашел там полное разрушение. Телеграфная рубка, находящаяся здесь же, была совершенно разрушена, так же и киоты, на которых стояли образа.
Бывшие здесь под образами книги и ноты были разорваны, разбросаны и обожжены.
Иконы же были целы, только на образе Святителя Николая треснуло стекло».
Интересно бы узнать дальнейшую судьбу этих икон. Может не окончено еще время чудес…
Дрались с неприятелем честно и исполняли свой долг как умели…
Продолжает кавторанг Блохин: «Когда начало светать, я стал опасаться появления неприятеля и, желая ускорить высадку, приказал, оставшимся еще на крейсере людям (около 160 человек), захватить с собой койки и другие плавучие предметы и переправляться на берег вплавь.
Оставив при себе необходимое число людей, я отошел с крейсером на глубину и затопил его.
Господа офицеры, кроме тех, которые были на берегу при команде, и последние нижние чины покинули крейсер со мною.
Через четверть часа после того, как я оставил крейсер, он сразу повалился на левый борт, а еще через минуту, набрав всем корпусом воды быстро выпрямился и скрылся под поверхностью моря, на глубине 100-200 сажен» …
Было 9 часов 15 минут утра 16 мая 1905 года, когда «Дмитрий Донской» тихо погрузился в морскую пучину. Скрылись под водой черный борт крейсера, его продырявленные трубы, затем мачты. Последними ушли с поверхности моря, развевающиеся на трех мачтах Андреевские флаги.
Вдали маячили японские крейсера, сторожившие выход нашего крейсера в открытое море. А невдалеке покачивался на воде японский миноносец, так и не отважившийся приблизиться к храброму русскому кораблю.
Последние строки донесения старшего офицера о последнем бое своего крейсера приобретают подлинно эпическое звучание:
Последними ушли развевающиеся на мачтах «Донского» Андреевские флаги…
«В боях 14-го и особенно 15-го Мая офицеры и команда крейсера "Дмитрий Донской" дрались с неприятелем честно и исполняли свой долг как умели…»
Боевые потери
«14-го Мая убитых на "Донском" не было; раненых было около 9 человек нижних чинов (привожу число на память), а из офицеров − легко ранен был я.
Капитан 2-го ранга Константин Платонович Блохин
15-го Мая убиты: Подполковник Корпуса флотских штурманов Шольц, Лейтенанты Дурново, Гирс и около 70-ти человек нижних чинов.
Ранены: Командир Капитан 1-го ранга Лебедев (смертельно), Капитан 2-го ранга Коломейцев, Лейтенант Шутов, Мичманы Вилькен, Кнюпффер, Храбро-Василевский, светлейший князь Ливен и около 130 нижних чинов…
Все вышеизложенное записано мною на свежую память и проверено опросами офицеров, с которыми я имел случай говорить…
Подписал: Капитан 2-го ранга Блохин».
[Напомним, что за свой подвиг Капитан 2-го ранга Блохин был Высочайше пожалован Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени (ВП - 08.01.1907).
29 марта 1909 года стал капитаном 1-го ранга (Высочайший приказ по морскому ведомству за № 897). С 1909 года по 21 января 1913 года командовал крейсером «Россия», и, видимо тяжело больной, вышел отставку с производством в контр-адмиралы.
Через 20 дней после отставки скончался в возрасте 50 лет.
Похоронен на Смоленском кладбище Петербурга].
Непобежденные
Только 2-я эскадра флота Тихого океана…
Последний доблестный бой русского корабля из состава 2-й Тихоокеанской эскадры, стал не только последним боевым эпизодом Цусимского сражения, но по сути и всей Японо-Русской войны.
Войны, последние месяцы которой ‒ за громадную Империю воевала и сложила головы только 2-я эскадра флота Тихого океана.
Перефразируя слова капитана 2-го ранга Блохина, скажем:
2-я эскадра дралась с неприятелем честно и исполнила свой долг как умела.
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ
Зеркально похожи
Действия на море в 37-38 гг. Мейдзи начинаются и заканчиваются почти зеркально-похожими боями одинокого русского крейсера с эскадрой японских крейсеров, поддержанных флотилией миноносцев. И даже адмирал японский там один и тот же − Уриу Сотокичи.
Вице-адмирал Уриу Сотокичи
И уровень японского военно-морского искусства в этих боях − совершенно одинаковый: при абсолютном, тотальном превосходстве японцев − русский крейсер наносит тяжелые повреждения противнику, не дает себя потопить, и сам выходит из боя. Сам спасает команду, и сам, открыв кингстоны, уходит в бессмертие под Андреевским флагом.
В обоих боях русское руководство и боевое мастерство явно превосходят японские.
Но каждый из этих боев «одинокого крейсера» соседствует по времени с эскадренными боями.
Первый − с боем 27 января 1904 года, когда навстречу Того вышла ослабленная на треть вероломным ночным нападением Порт-Артурская эскадра под руководством «нерешительного» адмирала О.В. Старка, и нанеся врагу тяжелые повреждения обратила в бегство более чем в два раза превосходящие ее только по численности броненосные боевые отряды Соединенного флота.
Бой 28 июля 1904 года, когда единственный раз за войну русская эскадра была примерно сравнима по «матчасти» с японской, был тактически выигран у Того «нерешительным нефлотоводцем» Витгефтом. И ежели бы Витгефт во время сражения рассматривал фотокарточку жены не на открытом мостике, а где-нибудь под бронепалубой «Цесаревича» − так к 1 августа, либо Желтое море от Соединенного флота очистил, либо адмирала Скрыдлова, глядишь, до инфаркта довел бы, приведя ему в Золотой Рог в целости и сохранности ту эскадру, которой Командующий уж три месяца сторонился, как черт ладана.
Да еще со всеми тремя крейсерами адмирала Иессена впридачу. Каков подарочек!
Второй бой «одинокого крейсера» − соседствует с эскадренным боем 14 мая 1905 года, когда, по меньшей мере сравнимая по силе с Порт-Артурской эскадрой образца 27 января 1904 года, русская броненосная эскадра, ведомая самым решительным адмиралом, я думаю, − не только русского флота − была наголову разбита тем же адмиралом Того.
Того Хейхатиро действительно лучше воевать стал?
Он что − действительно лучше воевать научился за этот год, как пишут его поклонники? Сосредоточивать огонь на одном корабле противника и т.п.? Тогда чего же он своего адмирала Уриу хоть немного не подучил, а то как воевал тот в прошлом январе, так и в нынешнем мае не лучше.
Да и сам Того…
Мы видели, сколько раз он и его талантливые помощники русскую эскадру теряли. Как шарахались его крейсера с «шимозой обыкновенной» не то что от русских броненосцев, но и от крейсеров, если соотношение вдруг становилось хуже, чем 4 к 1, − в пользу Соединенного флота, разумеется.
А уж броненосные крейсера Камимуры в отрыве от броненосцев шефа, и вовсе не рвались в бой с главными силами 2-й эскадры уже лишенной двух флагманских кораблей. Предпочитая «увлеченно расстреливать» горящего и лишенного всей главной артиллерии «Суворова» и несчастную плавмастерскую, отважную «Камчатку».
При этом стоит привести на память факт, что вся японская эскадра имела годовой опыт блокады Порт-Артура, боя 28 июля у Шантунга и всех иных морских сражений и боевых эпизодов той войны. Большинство же офицерского и унтер-офицерского состава Соединенного флота вело боевую карьеру с японо-китайской войны.
Моряки же 2-й эскадры, не считая нескольких офицеров − участников китайской кампании 1900 года, вступили 14 мая 1905 года в первый бой в своей жизни.
Против крутых японских ветеранов в Цусиме стояли русские новобранцы. Мы как-то часто забываем об этом.
Вот японцы запомнили это надолго. По крайней мере, до декабря 1941 года.
Все это говорится для того чтобы осознать, как пришлось потрудиться «мировому сообществу» с подконтрольным ему печатным словом, чтобы адмирал Того Хейхатиро заблистал военно-морским гением, по сравнению с которым «сам Нельсон кажется жалким снобом». Напомню, что такого рода сообщения стал вдруг слать в родное Адмиралтейство капитан 1-го ранга Пэкинхэм, примерно с февраля 1905 года − задолго до Цусимы.
Видно, знал наверняка, что гений − заблещет, и прикроет своим блеском всю, так сказать, техническую, организационную часть будущей неминуемой и невиданной победы.
А что победа состоится, Пэкинхэм, отправляя свои прозорливые донесения, не сомневался. Меры были приняты.
Слово о японских солдатах
Хочу сказать, чтобы не быть превратно понятым, что сама личность адмирала Того Хейхатиро не вызывает у меня ни малейшей антипатии. Напротив!
Храбрый, стойкий солдат, верный слуга своего Императора и Отечества, и, конечно, хороший, очень хороший, выдающийся адмирал!
Счастлива страна, которую защищают такие люди.
Сказанное в полной мере относится и к флагману 2-го боевого отряда − адмиралу Камимура Хиконадзо. Не только по вышедшему из строя «Суворову» и «Камчатке» стреляли в день 14 мая его броненосные крейсера, выпустившие многие тысячи восьми- и шестидюймовых снарядов с «жидким огнем» по русской эскадре.
А скорая гибель «Ослябя» − вообще очевидная заслуга 2-го боевого отряда.
Адмирал Камимура Хиконадзо
Как и его старший флагман, Камимура провел бой на открытом мостике «Идзумо», и именно он в своем рапорте донес до нас восхищение японских моряков геройским сопротивлением почти обезоруженного «Суворова». А упорное нежелание в одиночку противостать нашим главным силам во второй половине боя говорит, разумеется, не о неподвергаемой сомнению храбрости адмирала Камимура, а лишь о высоком мастерстве русских артиллеристов, слишком опасном для сравнительно слабой брони крейсеров 2-го отряда, и до сих пор неоцененном в родной стране.
Также симпатичен мне “порт-артурский” генерал Ноги Маресукэ, не жалевший ни себя, ни солдат, ни собственных детей в выполнении своего долга перед Императором и Империей.
Император Мейдзи
Сам Того не виноват в появлении легенд о своей гениальности. Его необходимо было сделать гением, для сокрытия того, что сражение с эскадрой адмирала Рожественского велось врагами православной Русской Империи еще до выхода эскадры из Либавы.
Бой в Цусимском проливе − это всего лишь завершение этого многомесячного сражения со 2-й эскадрой, само наличие которого и призвана скрыть легенда о гениальности японского и бездарности русского адмирала.
Этой «неизвестной Цусиме» и посвящены заключительные части нашего исторического расследования.
[1] Работа кап. 2-го ранга В.Э. Тюлькина.
[2] Иеросхимонах Моисей (в миру Валентин Евгеньевич Боголюбов, 1915-1992) ‒ монах Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Ученый, педагог, доктор технических наук, профессор, специалист по теории нелинейных цепей.
[3] Иеросхимонах Моисей (Боголюбов). О предконечных временах /Сост. Л.М. Миронов. - М.: Русский биографический институт, Институт экономических стратегий, 2015. C.189-190.
[4] Церковный вестник. № 10 (311). Май 2005. История; Труды лаврских насельников. Пятые Макарьевские чтения.
[5] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга 3. Вып. 3. С. 437-451.
[6] Там же. Вып. 4. С. 413-435.
[7] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Выпуск 4. С.419-420.
[8] Там же. С. 56.
[9] Морской сборник, №8. 1917. С. 12.
[10] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Выпуск 2. С. 311.
[11] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Выпуск 3. С. 506.
[12] Идиосинкразия − специфическая реакция организма. Вариант аллергии.
[13] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга 3. Выпуск 4. С. 98, 107, 119, 122-123, 130-131, 201-202 и др. См. также: «Цусима – знамение…». Книга 3. Часть пятая. Глава 4.2, раздел: “Оттянул и скучился”. Действительный строй эскадры.
[14] В показаниях и донесениях различных офицеров с разных судов расстояние это варьируется от 6 до 20 кабельтовов. Этот спектр мнений присутствует, например, в данных, полученных с одного-единственного броненосца «Орел». Что говорит лишь о том, что глазомер у всех разный, и, пока вопрос не задали, никто всерьез к этому не относился. И решать его надо было, естественно, не методом усреднения, как это сделали Следственная Комиссия и граф Капнист.
[15] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга 3. Выпуск 2. С. 258.
[16] Документы. Отдел IV. Книга 3. Выпуск 4. С. 108. Там же Филипповский говорит, что «Суворов» вступил в голову колонны на курс NO 23º в 1 час 40 минут − за 9 минут до начала боя.
[17] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Выпуск 4. С. 230.
