1.
Начало зол – ложная мысль! Источник самообольщения и бесовской прелести – ложная мысль! Причина разнообразного вреда и погибели – ложная мысль! Свт. Игнатий Брянчанинов
Люди старшего поколения помнят, как лет тридцать назад всеми легко и уверенно произносилось МЫ. МЫ – в истории, МЫ в политике, МЫ в культуре, в праве и в правде. Сегодня, даже когда разговор идёт о внешнеполитических интересах России, увы, приходится уточнять – кто кого имеет в виду, когда заявляет это самое МЫ. И дело не только в материальном, классовом или национальном расслоении и разложении бывшего «советского народа». Хотя, да, и конфликт претензий на владение средствами производства и прибавочной стоимости учитыватьнеобходимо, однако, самая важная современная несовмещаемость населения России в единое МЫ – это несовмещаемость мировоззрений этого самого населения.
Не люблю словцо «постмодерн», подменившее тоже нерусское, но уже прижившееся, и потому смыслово более ёмкое «эклектика», но хаос затянувшейся толерантности ощутимо разъел и подгноил все системные опоры и скрепы российского общества, так что нынче МЫ очерчивает совсем уже узкий круг тех, за кого можно отвечать, и на кого можно полагаться. Особо болезненна эта узость в темах священных, типа Великой Отечественной войны. Правда, уже трудно терпеть просто оскорбительное количество «свободных» точек зрения на величайшую народную драму, с собственными «свободными» методиками оценок жертвы, принесённой дедами-прадедами за полувековой мир в Европе.
Вспышка переоценки национальных ценностей, казалось бы, такая произвольная, непринуждённо свободная, на самом деле явилась результатом долгой и методичной педагогической работы. Нужно было ввести вариационную историю в школе, чем сломать иерархию критериев всего прошлого и подвергнуть сомнению все авторитеты, далее втянуть школяров в безответственные препирательства с сослагательными наклонениями, плюс эмоционально закрепить головную смуту спецэффектными кинопродуктами, напрочь отрицающими какие-либо мотивации призывника для своей смерти или убийства врага. И получить поколения нигилистов, для которых нет понятия МЫ, а нравственное противостояние советского и фашистского совершенно гадательно.
Отталкиваясь от сего подлого личного опыта, нам легче понять, как и почему в девятнадцатом веке такая, казалось бы, высокомудрая и высококультурная, такая царски-традиционная Россия эдипово отказывалась от своих отцов-героев. Не вся, не сразу, не от всех, но поступательно и центростремительно, и центром того эдипизма были элиты: вначале аристократическая, за ней и разночинская.
В 50-е годы XIX века протоиерей Иоанн Рождественский писал: «Уж если бороться с иезуитами, так… с интриг секретных внутри России. Лукавый дух у нас гнездится везде, от канцелярии Синода до бурятской кибитки, и всюду приносит плоды…». Плоды просвещения. Образования. Точнее – воспитания.
Когда в 1707 году Общество Иисуса открыло в московской Немецкой слободе свою первую школу, в неё стали принимать мальчиков не только из слободских католических семей. Юные Апраксины, Лопухины, Головины обучались в ней геометрии, астрономии, латинскому и немецкому языку, химии и другим европейским премудростям. И потому становились искренними адептами петровских революций. Что, впрочем, в своё время не помешало Петру Алексеевичу иезуитов, уличённых в проавстрийских интригах, изгнать и школу закрыть.
Элитное светское образование – главная канализация Ордена во внутреннюю жизнь государства и народа, на территории которых они оказались. С последующим на эти государства и народы иезуитским влиянием. И конечной их, государств и народов, перестройкой под нужды Ордена. Парагвай Парагваем, но эту тактику заучили и славяне: так было с Польским королевством и Литовским великим княжеством при Батории, так случилось с Хорватией, теперь это происходит на Украине.
За каких-то полвека со дня основания Общества, иезуиты захватили или основали в разных странах и на разных континентах почти 700 колледжей, около 200 семинарий, более 500 миссий и резиденций. Так что, когда в 1773 году папа Климент XIV под давлением заволновавшихся правителей Испании, Португалии, Австрии и Франции издал буллу, запрещающую деятельность Ордена, то выяснилось, что без учителей остаются разом 250 тысяч школьников и студентов. Что такое четверть миллиона обучаемых для восемнадцатого века – понятно. Тем более – прежде иных это были отпрыски знатнейших и богатейших родов.
Екатерина Великая в пику папе Клименту XIV, потребовавшему от неё выдачи из России членов и имущества Общества Иисуса, позволила иезуитам остаться. В принятии, как казалось Императрице, чисто политического решения, мнение Православной Церкви, при Петре I подчинённой светской власти, ею не учитывалось. И иезуиты благополучно пережили в Полоцке все гонения. До 1801 года, когда, уже при Павле Петровиче, новый папа официально признал Орден действенным в пределах Российской Империи.
Девятнадцатый век – век философских, научных, технических и социальных революций – как и везде в России начался со школьного преобразования. За четверть века до декабристского путча, из Витебска орденские школы и миссии начали стремительно разлетаться по столицам и губернским городам, включая Сибирь. Сложившееся тогда классическое образование кое в чём и сегодня живо в принципах, определённых иезуитами как «парижская система»: регламентировался, то есть унифицировался весь учебный процесс, оттуда же деление на классы, переводные экзамены, классные журналы, инспекторы на уроках. А главное, для того, чтобы переориентировать учеников с почитания родителей на почитание учителей, в них воспитывали, и воспитывают, критичность по отношению ко всему. Именно так суперкатолические школы выпустили Вольтера, Лейбница, Декарта, Корнеля, Мольера…
В орденских коллегиумах, помимо древних и современных языков и античной литературы, давали фундаментальные основы математики, физики, астрономии, политической географии, гражданской и военной архитектуры, а так же изучались гражданское и государственное право, психология, живопись, музыка, танцевальное искусство. И понятно, что в петербургском пансионе аббата Шарля Николя получали выходные аттестации юные Голицыны, Нарышкины, Одоевские, Ростопчины, Орловы. А через несколько лет открыто объявляли себя католиками князь Пётр Голицын, княгиня Александра Голицына и княжна Елизавета Голицына, ставшая католической монахиней, князь Иван Гагарин, княгиня Елизавета Гагарина, князь Андрей Разумовский, тоже принявший монашество граф Григорий Шувалов, графиня Варвара Головина, Наталия Нарышкина, сын знаменитого генерала Пётр Ермолов и многие, многие другие. Не объявлявшие о своём вероотступничестве вслух.
Так что, когда Александр I Благословенный попытался после наполеоновской чумы зачистить Империю от масонов и иезуитов, то наткнулся в своём окружении на совершенно сложившуюся и хорошо структурированную пятую колонну, которая уже приступила к государственной и общественной перестройке.
Для чего сие предисловие? Для того, чтобы подвести к, конечно же, требующему серьёзного профессионального исследования, некоему виденью и пониманию того, как и почему спустя полвека от вроде как забытых миллеро-ломоносовско-татищевских войн, в отечественной исторической науке сложилась именно такая парадигма, в которой даже такой укоренённый монархист Карамзин, а, тем более, последовавшие либеральные теоретики Костомаров, Соловьёв, Ключевский, за исключением отчаянного демарша Нечволодова, рассматривали историю России уже исключительно с материалистической точки зрения – с позиций почему-то обязательного для всего человечества культурного развития и технического прогресса. Какие бы движущие силы не брались – великие князья или сословия, племена или ландшафты, производственные отношения или брачно-военные союзы – логика событий упорно простраивалась вне мотивационной доминанты человеческой жизни: вне соотнесения временного и вечного, вне судимости тварного мира своим Создателем. При всём разночтении называния пружин, толкающих мир в общем эволюционном прогрессе, никем из русских историков девятнадцатого века православность не воспринималось главным критерием мыслей и поступков русского человека и русского народа. Более того, в прогрессистском мировоззрении религиозное поведение определялось как фанатизм или даже прямое помешательство.
Знакомо? – выпускники суперкатолических школ Вольтер, Лейбниц, Мольер…
Отказ от первородства религиозного императива не просто отворил врата фактологическому произволу, не только легализовал либерализм в толковании фактов и процессов. Главное – в про-иезуитской культурно-исторической парадигме лишними, даже мешающими становились принципиально православные герои. Среди первых: грозные государи Иоанн III и Иоанн IV Васильевичи, князь Димитрий Иванович Хворостинин. Аника Строганов. Атаман и сотник Василий-Ермак Оленин.
2.
Всякое доброе дело, которое совершается не из одной только любви к Богу, но к которому бывает примешана и своя воля, не чисто и не приятно Богу. Преподобный Варсонофий Великий
Всем известно об отсутствии на новгородском памятнике 1862 года «1000-летие России» фигуры первого признанного миром русского Царя Иоанна IV Васильевича Грозного. Как бы вдруг да пропало пятьдесят лет и сто пять дней правления с двукратным возрастанием территорий – так, что к 1584 году Царство перекрыло своими размерами всю остальную Европу. Величайшие преобразования государственного управления с введением соборного народовластия, с реформами суда, армии, расцвет науки и культуры… А, главное, более тридцати лет противостояния коалиции Османского султанаи Римского папы с их сателлитами от Крыма до Швеции. Одинокого стояния против Юга, Запада и Севера. С великой победой на Востоке.
В 1494 году Тордесильянским договором первые морские державы своего времени Португалия и Испания поделили Земной шар меж собой. Но англичане и французы, позже голландцы и датчане, не согласились с таким делением, и эпоха великих географических открытий развернулась в эпоху больших и малых морских сражений и материковых войн. Флотами творились скоропалительные империи: галеоны, каракки, каравеллы, флейты и когги, подгоняемые ветрами и течениями, нарастающими скоростями сокращали мир, связывая высоты и широты, и корабельные пушки были главными аргументами в захвате и делении всё новых и новых земель, с покорением и ограблением их народов.
Штормы, рифы, цинга и лихорадка, вражеские эскадры и пираты… Но даже в обход Индии и Африки, из Китая испанская каравелла приходила быстрее, чем караван из Ханбалыка-Бейджина достигал Таны-Азова, при этом корабль нёс груза столько же, сколько тысяча вьючных животных. Так что, при всех погодных, боевых и эпидемийных рисках и потерях, флоты доставляли своим хозяевам неслыханные богатства.
Русское Царство, уже с XVвека прибывая всё новыми тюркскими и угорскими народами, в этническом плане изначально формировалась как империя. Только тонкость: Русская Империя духовно и идейно стала наследницей Византии, а структурно продолжала обустройство союза славянских улусов Великой Орды. Это улусное наследие прекратила лишь Опричнина, но об этом чуть позже. Главное – православная империя в России изначально строилась на принципах веротерпимости и уважения к национальным укладам и племенным правилам и нормам жизни. А вот рядом, в Западной Европе, новые империи творились другими «прибылями»: мощь Португальской империи и Голландской росла ограблением захваченных колоний с порабощением аборигенов.
Итак, самодержавно утвердившись разгромом Крымской орды под Молодями, покорением Казанской, Астраханской и Ногайской орд, смирением вечных изменщиков Великого Новгорода и Пскова, Российское Царство в логике своего времени вышло на необходимость собственных морских портов. Море Чёрное запирала безводно-засушливая Дикая степь, практически непроходимая для обозов, военных, и торговых. В краткий период весеннего полноводия и цветения трав, её могла пересечь только летучая конница – наскоро пограбить, набрать полонян из черкесов, славян и тюрок. Море Белое замерзало, да ещё требовалось обойти Кольский полуостров с воинственными шведами… Так что берег Балтийского моря стал русской неизбежностью.
Да только появление нового конкурента никто никогда и нигде не приветствовал. И когда в январе 1558 года Иван IV выступил против Ливонского ордена, нацелясь на побережье Балтийского моря, то уже на следующий год ему противостояла коалиция из Шведского королевства, Польского, Великого княжества Литовского и даже королевства Датского.
Ещё только в предвиденье Иванова похода, впервые в европейской историивступили в сговор, казалось бы, принципиально непримиримые Стамбул и Ватикан – султан Селим IIи папа Григорий XIII. Подкупами и угрозами султан понудил, а папа, с заверением о помощи всеми католическими силами, благословил шляхту избрать себе в лидеры лучшего на то время стратега Европы. И в 1576 году решением Сейма турецко-подданный венгр-секкей из рода знаменитых трансильванских колдунов (это его сестра Елизавета пыталась омолодиться в кровавых ваннах, погубив несколько сот девственниц), лютеранин Иштван Батори, по принятии католичества – Стефан Баторий становится Королём Польским и Великим князем Литовским. Шляхта выторговала лишь несоздание новой династии, женив Стефана на бесплодно-престарелой вдове короля Ягайло Анне. Но поляки и литовцы не учли того, что с новым Королём и Великим князем в их земли проник Орден иезуитов – Societas Jesu, он же Орден св. Игнатия…
В той войне Россия впервые для себя столкнулась с тактикой, отработанной Европой в Столетней и иных затяжных европейских войнах: это когда боевые действия строятся на изматывании, истощении противника, без решающих масштабных сражений. И мы на двадцать пять лет завязли на Северо-Западе, практически потеряв возможность силовых решений всё более зреющим проблемам на Востоке.
А там, на Востоке, в 1557 году, при поддержке суфийских шейхов, на султанский трон Бухары воссел двадцатитрехлетний шейбанид, сын Искандера, внук Джанибека Абдуллах-хан II. Молодой правитель поставил себе целью установить единовластие во всех уделах шейбанидов – Бухаре, Самарканде, Ташкенте и Балхе, и, добавив Шахрисабэ, Фергану, Карши и Хисар, Бадахшан и Хоразм, воссоздать Шёлковый путь, разорванный распадом Великой орды. Почти тридцать лет ушло на войны с поместными правителями и карательные походы против многочисленных разбойников. Параллельно Абдуллах-хан II проводил ремонт и возводил новые мосты и караван-сараи. А, главное, он провёл масштабную денежную реформу, чеканкой серебряных танга и медной мелочи прекратив практику мена, поднимавшего себестоимость провозимых товаров в несколько раз. С восстановлением Шёлкового пути у владыки Туркестана по-новому завязывались дипломатические, торговые и военные отношения с Китаем и с Индией, с Россией и Османской империей.
Кроме того, что Абдуллах-ханII был амбициозным полководцем и дальновидным строителем, он являл собой образец просвещённого правителя – знаток и покровитель наук, ценитель искусств, хан сам писал стихи под псевдонимом Аваз Гази. Среди множества придворных поэтов, творящих на языках фарси, тюркском и даже арабском, первое место по праву занимал великий Мушфики, а историк ХафизТаныш составил хронику «Абдулла-намэ», благодаря которой история Средней Азии наполнена самыми точными сведениями того времени.
Однако эпоху караванов сменила эпоха парусников, и экономические, а за ними политические карты прорисовывались вокруг совершенно новых путей. Ещё в 1492 году к Великому князю московскому Ивану III Васильевичу обратился некий Михаил Снупс с письмом от «Максимьяна короля римско-германского да от Сизмонта австрийского», с просьбой пропустить его, Снопса, «до далних земель нашего государства, иже есть под встоком на великой реце Оби». Дело в том, что согласно картам того времени река Обь вытекала из мифического Китайского озера, и европейские купцы планировали проложить новый «шёлковый путь», который, в принципе, реально мог через северные моря в Обь, по Иртышу и далее по Чёрному Иртышу за два лета довести практически до самых границ Поднебесной.
Если Иоанну III удавалось отмалчиваться на стук в двери, то к его внуку Иоанну IV в эти самые двери уже ломились. Посол Елизаветы I по особым поручениям Боуэс настойчиво выпрашивал для английских судовразрешения на вход в устья рек Печоры и Оби. Но, по совету бояр, Царь позволил англичанам торговать только по Двине, Варзуге, Печенеги и Мезени, а далее даже разведку проводить воспрещал. Однако корабли английских капитанов Ричарда Ченслера, Хью Уиллоби, Артура Пета, Чарлза Джекмена, голландца Виллема Баренца, раз за разом, упорно пытались обойти Кольский полуостров, дабы найти Обскую губу. Первые экспедиции закончились катастрофой, но всё же до Новой Земли они добрались, ещё каких-то пятьдесят вёрст, и сегодняшний мир выглядел бы совершенно иначе…
3.
Ибо уста грешника и уста льстивого открылись против меня, наговорили на меня языком льстивым, И словами ненависти окружили меня и вооружились на меня без вины. Пс. 108
Среди множества преобразовательных инициатив Царя Иоанна IV Васильевича Грозного, самая известная, приснопамятная, на всех уровнях проговариваемая, судимая, и до наших дней самая … оклеветанная реформа по централизации власти – это Опричнина. Оклеветанная равно и внешними и внутренними историками, оклеветанная совершенно естественно, непринуждённо, как нечто само собой разумеющееся – если её, реформу, рассматривать и оценивать с платформы проиезуитской историографической парадигмы. Каковая держала, двигала и контролировала отечественную историографию с начала XVIIIи, простите, советские старшие товарищи, по конец XX веков.
Опять же, как наглядно здесь заложенное иезуитами отделяет и отдаляет российскую элиту от русского народа, в памяти которого оценки многих героев прошлого упорно иные, так что и Грозный Царь, и Император Павел поминаются не сумасшедшими упырями и злобными самодурами, а страдальцами за убеждения.
И сколько бы сил не тратилось на перенос мировоззренческих модулей от элиты в народное сознание, для создания, так называемого, «общественного мнения», однако руководствуется такими спущенными сверху матрицами только безличностная масса – толпа, электорат, маргинальные избиратели. Те, кого Пушкин назвал «чернь тупая».
Кстати, важный момент: поэты, шире – люди творчески одарённые, при, казалось бы, обязательном для создания произведений искусства элитном образовании, мыслят всегда народно! Анти-элитно. Точнее, творческая личность и мыслит, и чувствует народно. Так Александр Сергеевич, при всём личном уважении и преклонении перед изыскательскими трудами Карамзина, вывел свой, оригинальный для своего времени и совершенно народный образ Грозного Царя в «Борисе Годунове». При этом Александр Сергеевич даже высших аристократов, бездумно-рабски несущих своё элитное образование, относил к той же черни. Черни великосветской.
Итак, Опричнина.
Имена, факты, события, статистические цифры и графики, временные периоды, география, экономика, геополитика и конспирология – вроде по этой теме уже ничего не осталось нерассмотренного, неизученного, неистолкованного. Рыцарско-монашеский орден, потеснивший в управлении государством боярскую Думу с её местническим старшинством, был создан Царём Иоанном Васильевичем с учётом опыта Избранной рады, которая при любом ослаблении Государя из ближнего совета тут же превращалась в заговорщиков. К таковым заговорам можно причесть и несогласованное с Царём «замирение» с практически разгромленной Ливонией, давшей время сбору коалиции Литвы, Польши, Швеции и позже Дании.
Явившись непосредственной реакцией на декабрьскую, 1564 года, попытку мятежа, который активно заваривали западные подстрекатели, Опричнина не просто спасла жизнь Иоанну Васильевичу, но стала точкой опоры для царской «революции сверху», в несколько лет превратившей союз славянских улусов в самодержавное царство. При этом нужно понимать, что, конечно же, одной только Опричниной невозможно было сокрушить вотчинное землевладение удельных князей и княжат, обратив их в служилых людей: реализацию указа от 15 января 1562 года, об уравнивании в правах удельных князей и поместное дворянство, начала Боярская Дума, которую Иоанн Васильевич максимально возможно демократизировал. Так что Курбский возмущался: «писарям русским князь великий зело верит, а избирает их ни от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичей или от простого всенародства, а то ненавидячи творит вельмож своих». Но Опричнина стала понуждающим ускорителем, репрессивным катализатором болезненного процесса централизации. Если бы не это революционное ускорение, то – при всём неприятии исторической сослагательности – Россия вполне могла бы вместо величайшей мировой Империи, остаться на уровне запертой в магнатских противостояниях Польши.
Изначально в Опричнину собралась тысяча человек, далее, сорганизовавшись в войско, она разворачивалось до шести тысяч. Но изначально и всегда в Опричнине была «особая опричнина», братия от пятисот до девятисот самых близких и до смерти верных лично Государю, бескорыстно идейных. Эта их бескорыстная, безоглядная верность исходила из их фанатичной религиозности. Ведь «особой опричнине» предстояло «просеивание русской жизни» для отделения «добрых семян православной соборности» от «плевел еретических мудрствований, чужебесия в нравах» – ереси жидовствующих, доставшейся Иоанну IVв наследство от деда, Иоанна III. Для этих «особых» обязательным чином в полночь служилась полунощница, в четыре утра заутреня, в восемь начиналась обедня, а в пять вечера повечерие – так что за сутки соборные моления складывались в почти девять часов. И каждый день Царь сам звонил в предутренние колокола, пел на клиросе, даже во время общей трапезы читал для всех братски обедающих вслух Писание.
Псалом 46: «7 Пойте Богу нашему, пойте; пойте Царю нашему, пойте. 8 Ибо Бог – Царь всей земли; пойте все разумно». Народная монархия и народный монархизм.
Сакральность Царя в России, то есть, восприятие высшей земной власти как особого религиозного служения – христианское, православное, наследное от Византии. В том же Исламе подобного в отношении султанов и ханов нет. Конкретно же, исторически на Руси эту сакральность утвердил и прописал ритуалом митрополит Макарий, составив специальный чин венчания на Царство, который полностью, с миропомазанием – кстати, не неким отдельным Таинством, а свидетельством о «печати и дара Святаго Духа», был совершён над сыном Иоанна Васильевича Фёдором Иоанновичем. Ведь в отличие от Римского епископа, русские православные Патриарх и Царь никогда не претендовали на некое представительство Господа нашего Иисуса Христа: Патриарх сублимирует соборность церковного народа, Царь осуществляет государственное единство. И потому полноценное, правильное созерцание природы отношений «крестьянского Белого Царя» и его верноподданых возможно только в религиозном созерцании. Для маловеров и, тем более, атеистов – лишённых личного опыта молитвенной соборности, в желании полного самоотречения всегда подозревается раболепство, в требовании полного послушания видится деспотия.
Единые для всех полунощница, заутреня, обедня и повечерие, девять часов общей молитвы и общая трапеза – об «особой опричнине» можно смело говорить как о внеобрядовом пара-монашеском братстве с Царём-игуменом.Конечно, это было не настоящее монашество, и под грубыми рясами пряталось тонкое бельё, и на трапезных столах стояли не только горох и капуста, но это было то самое МЫ, которым ясно и чётко очерчивался круг людей, которые ясно и чётко видели, за кого они могут отвечать, и на кого они могут полагаться. Именно этот доминантный религиозный принцип набора первых опричников, ясно и чётко объясняет: кто стал этим первым. И объясняет ревность в отношении к Опричнине иерархов Православной Церкви.
4.
Господа ты называешь самарянином? Да, я называю Его самарянином, имея в виду, конечно, не природу Его божественную, но проявление Его человеколюбия. Иоанн Златоуст, на притчу о впавшем в разбойники.
Одна из самых загадочных фигур русской истории – Аника-Аникей-Иоаникий сын Фёдоров Строганов, в восемьдесят лет принявший монашеский постриг с именем Иоасаф. Внук поморов, сын новгородского купца, он стал начальном знатного рода баронов и графов, обладателей майората, а, главное, Аника явился родоначальником целой плеяды великих деятелей Российской империи: промышленников и военачальников, политиков, коллекционеров, меценатов учёных и художников, принёсших славу Отечеству. «Строгановскими» названы направления в иконописи, в церковном лицевом шитье, в архитектуре. В отличие от многих богатеев и аристократов, Строгановы всегда были верноподдаными: при Рюриковичах, и при Годуновых, в Смуту и при Романовых. И знаково, что великий род угас вместе с русской монархией.
Как, каким образом, где и когда мелькнувшее знакомство торговца лесом и солевара с Государем Всея Руси переросло в близкие доверительные отношения? Почему совсем юный Великий князь доверил не думному боярину, не князю-наместнику или, хотя бы, дьяку московскому, а какому-то безродному сольвычеготскому купцу наблюдать в Архангел-городе и далее по Северной Двине за английскими производителями железа? Да к тому ж ещё и ограничивать поставки иностранцам русскими купцами необходимых для флотостроения пеньки, льна и мачтового леса? Да, более того, доверялось ему хранение оброчного зерна, что для крайнего Севера равно хранению золота… Единственным объяснением долгих добрых отношений украинного простолюдина и московского Царя может быть их равная религиозность.
Бесполезно задаваться вопросами, искать сюжеты и связи поручителей – как и когда Аника приглянулся сам или был кем-то рекомендован, да так, что подозрительный властитель доверился некоему ловкому купчику? Ответ возможен только один: их свела общая молитва, едино пережитая благодатная открытость сердец. Единый духовный опыт, который навсегда роднит самых незнакомых людей. Иван Ильин «Аксиомы религиозного опыта»: «Религия есть самое реальное в жизни верующего; и религиозному опыту принадлежит главное значение и главное место в душе человека. … Человек, умеющий трепетно и благоговейно предстоять, сумевший утвердить свое духовное достоинство через жажду священного и познавший радость верного ранга, уже научился чувству ответственности и вступил в сферу религиозного опыта, совершенно независимо от того, принял ли он какой-либо догмат или остался с протянутой и пустой рукой. Без чувства ответственности невозможен и самый религиозный опыт».
Господа историки, ищите, ищите не отвлекаясь: где и когда Иоанн Васильевич духовным опытом прознал, что перед ним ответственный человек? В каком храме, на каком празднике? Или каким постом?
В 1557 году Аника Строганов в Москве лично докладывал Государю о языческих полупустынных землях по берегам Камы, на которых необходимо проповедь Православия и укоренение русской жизни промышленными и ремесленными городками и сельской пахотой. Заходил тогда разговор и о меховой, кожаной и железной торговле за Каменным поясом с кондорскими, пелымскими, югорскими князьцами и Сибирским улусом. И позволил же владыка жёстко-сословного государства «ответственному» простолюдину сконцентрировать под собой такие материальные возможности, о каковых в то время могло только мечтать большинство франкских, британских, германских, романских, венгерских и польских князей и графов.
Многое объясняет то, что с августа 1566 года земли строгановых объявляются опричными – то есть, на доходы от них содержатся новоформируемые опричные войска. Ранее произошло личное принятие Аники в Опричнину, да в «особую», в тот пара-монашеский орден, в котором он хотя бы внешне под взором Царя-игумена стоял вровень с князем Вяземским и мурзой Черкасским. И с будущим воеводой Большого полка, героем битвы при Молодях, непобедимым князем Дмитрием Ивановичем Хворостининым. Это к нему, Хворостинину, пришла в помощь к Молодям тысяча вольнонаёмных пищальщиков, оплаченных Аникой.
Стали опричниками и Аникины сыновья. Но это уже были младшие наборы, не обещавшие личного общения с Государем, хотя старший Яков выхлопотал-таки себе под разработку земли по Чусовой, а в 1574 году стал монопольным от России купцом в Зауралье по реке Тоболу «от устьев до вершин».
Варили ли Строгановы соль или селитру для пороха, лили металл, разведывали и добывали уголь и руды, торговали ли соболей и куниц, но везде, где утверждали они русскую жизнь, эта жизнь начиналась с молитвы. Строительство и украшение храмов, миссионерство и просвещение с крещением язычников обязательно сопровождали торговлю, рудокопство и огородничество. Ответственность наследовалась.
Продолжение следует
 митр Святогорский_СБУ.jpg)
