«Прелюдия холодной войны»

«Когда смолкают пушки, кажется, что война заставила политиков поумнеть, и они говорят друг другу, что хотят жить в мире. Потом проходит немного времени, и, несмотря на все их заверения, вдруг вспыхивает новая война. Почему это? Да потому, что некоторые из них изменили свои позиции после достижения мира. Мы должны постараться, чтобы в будущем с нами такого не случилось» (И. Сталин, 8 февраля 1945 года, Ялта)

«Концепция Рузвельта не могла быть воплощена на практике, поскольку в результате войны не возникло какого бы то ни было равновесия сил. Между победителями существовала непреодолимая идеологическая пропасть» (Г. Киссинджер, «Дипломатия», 1997 год)

Нам постоянно твердят, что «История не знает сослагательного наклонения», а «роль личности в истории не стоит преувеличивать…». Чью-то роль, несомненно, не стоит «преувеличивать», но и преуменьшать, тем паче игнорировать, действительно внёсших весомый вклад в развитие человечества - нельзя! Особенно таких представителей, как Сталин и Рузвельт! Заслуги последнего вынужден был признать даже такой его достаточно жёсткий критик, как легендарный патриарх «челночной дипломатии» Генри Киссинджер, написавший в своей книге: «Ни один из президентов, за исключением Авраама Линкольна, не сыграл столь решающей исторической роли в переменах в поведении Америки». Что же касается «сослагательного наклонения» в истории, не будем, конечно, гадать, как бы всё пошло, останься президент Америки Франклин Делано Рузвельт в живых в тот переломный момент, но то, что было бы по-другому, однозначно!

Почему же загадочная смерть Рузвельта (засекреченная, кстати сказать, на сто лет) повлияла на ход мировой истории, мы и попытаемся разобраться. А начнём с первых месяцев 1945 года.

Завязка интриги.

Именно тогда, в начале победного 1945 года, закрутилась политическая интрига завершения Второй Мировой и обустройства послевоенного мира. Случилось это на Ялтинской встрече глав государств-союзников, а продолжилось в Египте. (Незадолго до этого, 20 января того же года, прошла инаугурация Рузвельта на четвёртый срок президентских полномочий.) Об этой Конференции мы уже подробно писали в статье «Навстречу Победе», но здесь рассмотрим её с другого ракурса, с упором на видение именно самого Рузвельта, воспользовавшись для этого скрупулёзным исследованием американского историка Сьюзен Батлер «Сталин и Рузвельт».

Но до того, как дать слово Батлер, отметим вот что: кто-то считал Рузвельта циником, неподвластным ничьим влияниям, но его истинные «оппоненты» видели в нем идеалиста и небезобидного «мечтателя» (не отрицая, конечно, что он горячий патриот Америки). В частности, господин Киссинджер с сарказмом писал: «Вскоре после Ялты Рузвельт давал следующую характеристику Сталину на заседании кабинета: "В нём есть ещё что-то, кроме революционного большевизма". Эти особые качества в Сталине он усматривал и в том, что тот первоначально, в детстве, готовился пойти по священнической стезе. "Я думаю, что его личность впитала в себя нечто, присущее поведению джентльмена-христианина"». Однако, по мнению Киссинджера, Сталин был не джентльменом-христианином, а мастером применения принципов «Realpolitik» на практике. При этом: «Политика Рузвельта представляла собой возвышенную мешанину из традиционных представлений об американской исключительности и вильсоновского идеализма, проникшего в американскую душу, которая наградам и наказаниям предпочитала цели универсального характера». Так вот союз этих выдающихся людей, согласие «реалиста» Сталина и «мечтателя» Рузвельта действовать в послевоенном мире всвязке были смертельно опасны компании предшественников Киссинджера, включая Британскую корону и её «министра войны» Черчилля. Напомним, что разногласия британской стороны и Сталина по основным вопросам были не просто глубокими, а непримиримыми. Показательно заявление Черчилля, проникнутое ненавистью, выражающее его антагонизм в отношении Сталина: «Поддерживать добрые отношения с коммунистом – всё равно что заигрывать с крокодилом. Не поймёшь, то ли пощекотать его под подбородком, то ли дать ему по голове»…

Предоставим слово С. Батлер: «Для всех, кто хорошо знал Рузвельта, причина была очевидна: он надеялся, что результатом конференции станет достижение его самой заветной мечты – рождение международной организации, которая будет иметь власть для удержания государств в пределах их собственных границ. Если это удастся, он войдёт в историю как руководитель и единственный архитектор мирового правительства. Возможно, он не думал об этом в таких пафосных терминах, это не было свойственно Рузвельту. Гораздо важнее для него было создать инструмент, который положит конец мировым войнам. А ещё это означало бы, что он добился успеха там, где потерпел поражение Вильсон. (…) Рузвельт не питал особых иллюзий в отношении кого-либо из партнёров по альянсу. Но именно с ними ему предстояло создать новый прекрасный мир, в центре которого будет возвышаться мощная миротворческая организация – ООН».

Американский президент был убеждён, что диктат и сохранение колониальных империй явились глубинной причиной возникновения Второй мировой войны. Так же считал и Сталин. Но Черчилль и его министр иностранных дел Иден такого не принимали. Сталин понимал видение Рузвельтом будущего как «сообщества независимых государств (кроме Британии и СССР), которые должны находиться под контролем Международной организации по безопасности, которая оберегала бы мир на планете». Но ни Черчилль, ни Иден этого понимать не хотели.

Ошибка «оптимиста» Рузвельта, желавшего сблизить двух лидеров, заключалась в том, что он не видел препятствий в отношениях Черчилля и Сталина, какие он не смог бы устранить в ходе конференции в Крыму. Его уверенность не поколебала даже личная встреча с Черчиллем на Мальте накануне конференции (2марта 1945 года). Тогда Черчилль поднялся на борт прибывшего крейсера «Куинси», чтобы встретиться с Рузвельтом за ланчем. «Черчилль, как и перед Тегеранской конференцией, пытался снова втянуть Рузвельта в обсуждение темы создания на переговорах единого англо-американского фронта против Сталина. Но президент США и на этот раз не дал втянуть себя в игру» (С. Батлер).

Как и в Тегеране, Рузвельт председательствовал на конференции в Ялте и всячески старался контролировать ситуацию. Что интересно, Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль встречались со Сталиным, каждый по отдельности. При этом друг с другом в частном порядке они встречались только за ланчем. Сталин симпатизировал Рузвельту, и они легко договаривались, к примеру, о разделе Германии на зоны влияния, послевоенной роли Франции, репарациях и т.п. Чего нельзя сказать о Черчилле, взаимная неприязнь которого со Сталиным проявлялась и в политике. Особенно категоричен Черчилль был в вопросе о репарациях и судьбе Польши.

Британский премьер всегда с подозрением относился к советскому лидеру, Сталин отвечал тем же, хотя всячески старался «не пугать» Черчилля. Но в полной мере неприязнь вождя к сэру Уинстону проявилась 6 февраля 1945 года. Тогда в ответ на очередную каверзу англичанина советский лидер не сдержался: «Какие ещё полномочия имеет в виду господин Черчилль, когда говорит о желании управлять миром… Он уверяет, что у Великобритании нет такого желания, нет его и у Соединённых Штатов, и остаётся только СССР… Это выглядит так, словно две великие державы уже приняли документ, который априорно исключает любые подобные обвинения, а вот есть третья, которая этот документ всё ещё не одобряет»…

Одним из важных вопросов для Рузвельта было получение согласия России на вступление в войну с Японией, потому что американцы «были в ужасе от сопротивления японцев» (в боях смертность японцев составляла 98 %, то есть стоять за родные острова японцы будут насмерть, что повлечёт для Америки неисчислимые жертвы). Достижение этой цели стало главным на совещании со Сталиным 8 февраля. С. Батлер написала по этому поводу: «Совещание двух руководителей выявило заинтересованность: США стремились обеспечить вступление России в войну против Японии для сохранения жизни американцев. Советский Союз же стремился вернуть территории, которые Япония захватила в 1905 году, а также Курильские острова. Что столь же важно, обе стороны стремились разрушить мечты Японии об империи. (…) Для военных стратегов США, да и для самого Рузвельта, вовлечение России в войну не было продиктовано острой стратегической необходимостью: это диктовалось исключительно стремлением снизить число потерь при вторжении на острова. Атомная бомба ещё не была готова, и её нельзя было принимать в расчёт. Оставалось только для спасения жизни американцев привлечь вооружённые силы России».

Когда договорённость была достигнута и об этом сообщили адмиралу Кингу, главнокомандующему военно-морскими силами США, он с облегчением произнёс: «Мы только что спасли жизни двум миллионам американцев».

Отметим, что союзники договорились о месте и времени проведения учредительной конференции ООН – Сан-Франциско, 25 апреля 1945 года.

Несмотря на то, что оставалось ещё множество нерешённых вопросов, Рузвельт 10 февраля засобирался домой: и так провёл здесь довольно долгое время, а «в Вашингтоне накопилось много дел», к тому же надо ещё встретиться с Ибн Саудом и двумя другими арабскими монархами. О своём решении он сообщил Сталину и Черчиллю вечером.

Через пару дней Рузвельт прибыл в Египет, где провёл переговоры с Ибн Саудом, Фаруком и Хайле Селассие. Особенно его интересовали новости из Палестины. После этого корабль с президентом Америки на борту взял курс на Вашингтон. А когда Черчиллю сообщили о состоявшейся встрече в Египте, он спешно выехал туда – «несомненно, с целью нейтрализовать те договорённости, которые Рузвельт мог заключить во время переговоров с тремя монархами». А через два месяца Рузвельта не стало…

Мы ещё вернёмся к встрече Рузвельта с арабскими монархами, а пока дадим оценку политики президента Америки от разных «оценщиков». Итак, начнём с министра иностранных дел в правительстве Черчилля – Энтони Идена, который увидел в итоге в Рузвельте «изворотливого и лицемерного человека». В своих мемуарах он писал: «Тем, кто полагает, что на некоторые решения Рузвельта оказала влияние болезнь, хочу напомнить, что, хотя работа на конференции изматывала силы даже такого энергичного человека, как Черчилль, Рузвельт находил время для тайных переговоров и заключения соглашения со Сталиным по Дальнему Востоку, даже не сообщив об этом своему британскому коллеге или китайскому союзнику».

Внутри самой Америки тех лет было немало противников Франклина Делано (как считалось, ставленника Б. Баруха). Вот что об этом написал Жак Пауэлс: «…несколько генералов в порыве откровенности жаловались, что Америка вступила в войну ''на неверной стороне''; вину за этот промах возлагали на плечи лично президента Рузвельта, которого снисходительно называли ''Франклином Д. Розенфельдом'', почти так же, как его называл Гитлер. ''Мы должны были бороться с коммунистами, а не с Гитлером'', – таково было общее заключение» («США во Второй мировой войне»). Кстати, после поражения фашизма в Европе весной 1945 года, отмечает Пауэлс, создались условия для возрождения антикоммунизма в Америке. Причём в то время коммунизм становился ещё более ненавидимым врагом, потому что он остался единственным идеологическим конкурентом американской идеологии и был заклятым врагом «демократии», «личной свободы», «частной собственности» и международной «свободной торговли». Для коммунизма не предусматривалось места в том «прекрасном новом мире» под эгидой Америки, который должен был возникнуть (согласно планам «мировых архитекторов») из пепла Второй мировой войны. Поэтому жёсткая линия Черчилля – Трумэна (политика «палки») против Сталина считалась более перспективной, чем «мягкая» линия (политика «пряника») так вовремя перешедшего в лучший мир Рузвельта.

О последних годах правления Рузвельта весьма скептически отозвался старейший мастер «закулисных дел» Г. Киссинджер в книге «Дипломатия». К примеру, такая выдержка: «Рузвельт представлял себе послевоенный порядок таким образом, чтобы три победителя плюс Китай действовали в качестве всемирного совета директоров, силой обеспечивая мир и ограждая от посягательств любого потенциального злоумышленника, каким Рузвельт прежде всего считал Германию. Эта точка зрения стала известна как теория ''четырёх полицейских''. Сталинский подход отражал сплав коммунистической идеологии и традиционной российской внешней политики. Он стремился получить наличными за победу его страны и распространить русское влияние на Центральную Европу. И ещё он намеревался превратить страны, завоёванные советскими войсками, в буферные зоны для защиты России от любой будущей германской агрессии.

Рузвельт оказался значительно прозорливее собственного народа, предвидя, что победа Гитлера поставит под угрозу безопасность Америки. Но он был на уровне своего народа, когда отвергал традиционный мир европейской дипломатии. Настаивая на том, что нацистская победа будет угрожать Америке, он не имел в виду вовлечения Америки в войну ради восстановления Европейского равновесия сил. Для Рузвельта целью войны было устранение Гитлера, ибо последний являлся препятствием на пути к международному порядку, основанному на гармоничном сотрудничестве, а не на равновесии сил. Рузвельт поэтому истово придерживался общих мест, будто бы вытекающих из уроков истории. Он отвергал представление о том, что тотальное поражение Германии создаст вакуум, который, возможно, попытается заполнить победоносной Советский Союз. Он отказывался предусматривать контрмеры против возможного послевоенного соперничества между победителями, поскольку ради этого надо было восстанавливать равновесие сил, то есть то самое, что он хотел навеки разрушить. Мир, следовало сохранять посредством системы коллективной безопасности, поддерживаемой союзниками военных лет, действующих в форме «концерта». Предполагались добрая воля друг друга, а также постоянная бдительность.

Поскольку предполагалось поддерживать не равновесие сил, а всеобщий мир, Рузвельт решил, что после поражения Германии Соединённые Штаты должны будут отозвать свои вооружённые силы на родину. Рузвельт не имел ни малейшего желания держать американские войска в Европе, тем более в качестве противовеса Советам».

И ещё одна цитата из книги Киссинджера: «Рузвельтовская концепция «четырёх полицейских» разбилась о ту же преграду, о какую расшиблась более широкая концепция Вильсона относительно коллективной безопасности: «четверо полицейских» просто не воспринимали единообразно свои глобальные функции. Опаснейшая сталинская комбинация паранойи, коммунистической идеологии и русского империализма переводила представление о «четырёх полицейских», беспристрастно оберегающих мир во всём мире на базе общности ценностей, в плен либо советских возможностей, либо капиталистических ловушек. Сталин знал, что Великобритания как таковая не является противовесом Советскому Союзу, и это либо создаст гигантский вакуум у передовых российских рубежей, либо явится прелюдией к более поздней конфронтации с Соединёнными Штатами (как большевик первого поколения, Сталин, должно быть, считал это наиболее вероятным исходом). Обе эти гипотезы делали поступки Сталина чёткими и ясными: он постарался выдвинуть советскую мощь на запад как можно дальше либо для прикармливания добычи, либо для обеспечения себе наиболее благоприятной переговорной ситуации на случай более позднего дипломатического противостояния. С учётом всего этого, Америка оказалась неподготовленной к восприятию последствий реализации президентской идеи относительно «четырёх полицейских». Если бы эта концепция сработала, Америка должна была бы охотно противостоять любой угрозе мира. И всё же Рузвельт, не уставая, твердил своим друзьям-союзникам, что ни американские войска, ни американские ресурсы не будут привлекаться для восстановления Европы, а сохранение мира станет британской и русской задачей. В Ялте он заявил своим коллегам, что американские войска будут исполнять оккупационные обязанности не более двух лет. Если бы это было так, то Советский Союз неизбежно стал бы господствующей силой в Центральной Европе, оставив Великобритании неразрешимую проблему. С одной стороны, та сама по себе была уже не в состоянии поддерживать равновесие сил с Советским Союзом. С другой стороны, если бы Великобритания предприняла какого-то рода односторонние инициативы, она наверняка бы встретилась с традиционным возражением со стороны Америки» (Г. Киссинджер «Дипломатия»).

Итак, концепция послевоенного мироустройства от «идеалиста» Рузвельта оказалась «несостоятельной», по мнению «хозяев денег», а возможность превращения Советского Союза в «господствующую силу в Центральной Европе» –недопустимой ни в коем случае. Поэтому, судя по всему, президент Америки был обречён – «мавр сделал своё дело…»

Смерть «миротворца»

Внезапная кончина 32-го президента Америки, Франклина Делано Рузвельта, случившаяся 12 апреля 1945 года, многих повергла в шок. Для Сталина эта скорбная весть стала ощутимым ударом, он понимал, что «странная» смерть Рузвельта буквально накануне победы над Германским фашизмом принесёт проблемы для Советского Союза. Подтверждением этого стали строки из телеграммы Гарри Гопкинса Иосифу Виссарионовичу: «Я хочу, чтобы Вы знали: я чувствую, что Россия потеряла своего величайшего друга в Америке». Вождь изначально сомневался в том, что смерть президента США была случайной и естественной (якобы от кровоизлияния в мозг), что Рузвельту не помогли покинуть этот бренный мир. Поэтому послу США в СССР А. Гарриману в беседе со Сталиным в Кремле 13 апреля 1945 года пришлось согласиться с тем, что смерть Рузвельта «наступила внезапно». «Маршал, по словам Гарримана, был ‘’глубоко потрясён и очень опечален, таким я его ещё никогда не видел‘’. Сталин начал расспрашивать об обстоятельствах смерти Рузвельта. Он хотел удостовериться, что Рузвельт не был отравлен». (С. Батлер) (И это была вовсе не приписываемая вождю «паранойя», ведь тело президента не вскрывали, а похоронили спешно и в закрытом гробу, а к могиле приставили охрану, на случай если кто-то захочет произвести эксгумацию. Вскоре распространились слухи, что президента застрелили. В 1948 году вышла в свет книга Э. Джеферсона “Странная смерть Франклина Д. Рузвельта”, в которой были сообщены сенсационные подробности смерти президента: он был убит выстрелом в затылок разрывной пулей, обезобразившей лицо.)

Кто стоял за устранением Рузвельта, почему это произошло, и действительно ли он так мешал «творцам катаклизмов», мы и постараемся разобраться (несмотря на то, что по этому поводу уже много чего сказано и написано). Но вначале рассмотрим обстоятельства, предшествовавшие печальной развязке.

Вернёмся к Ялтинской конференции 1945 года. Кроме того, что Рузвельт подыгрывал Сталину, что злило оказавшегося в роли «младшего партнёра» антигитлеровской коалиции британского премьера Черчилля, боявшегося, что русским «позволят стать слишком сильными», сэр Уинстон очень ревностно относился к встречам лидеров США и России наедине. И не зря. Ведь они обсуждали между собой весьма щекотливые вопросы, к примеру, «еврейский». А надо отметить, что Черчилль имел определённые обязательства перед лидером мирового сионизма Хаимом Вейцманом (будущим первым президентом Израиля) и договорённости с могущественным Б. Барухом (представителем тех, кого называют «властью за троном»). Под конец конференции произошёл один любопытный эпизод. О нём в книге «Спор о Сионе» английский журналист Д. Рид написал следующее: «Во время последнего разговора "с глазу на глаз" между Рузвельтом и Сталиным накануне отъезда президента, собиравшегося встретиться с королём Ибн-Саудом, Сталин заметил, что "еврейский вопрос был очень трудным; они (русские) также хотели создать еврейский национальный очаг в Биробиджане, но из этого ничего не вышло: евреи оставались там два-три года, а затем разбегались по городам". Тогда Рузвельт, в манере члена аристократического клуба, уверенного, что его хозяин также состоит в нём, "сказал, что он – сионист, спросив, является ли им маршал Сталин?" (…) Сталин ответил, "в принципе, да", но тут же добавил, что "от него не укрывается трудность вопроса". (…) В тот же последний день официальных совещаний конференции Сталин спросил Рузвельта, какие уступки он собирается сделать королю Ибн-Сауду, на что президент ответил, что "он мог бы предложить ему только одну уступку, а именно отправить к нему (Ибн-Сауду) шесть миллионов американских евреев"». И ещё одна важная цитата из Д. Рида: «После Ялты Рузвельт встретился с Ибн-Саудом, но не стал предъявлять ему жёсткий ультиматум в палестинском вопросе. Вместо этого он неожиданно вышел из роли, которую играл в течение многих лет, и заговорил как настоящий государственный деятель; после этого он быстро скончался». (Иными словами, получается, что Рузвельт в сговоре со Сталиным повёл собственную игру, «сорвавшись с крючка» космополитов, которые осуществляли «многоходовку», в том числе с использованием приверженцев политического сионизма. Похоже, что этот его демарш стал одной из «последних капель в чаше терпения» истинных архитекторов Нового мирового порядка.)

О встрече Рузвельта с арабскими королями поговорим подробнее. (Это нужно, чтобы поставить точку в «сионистской» версии гибели президента Америки.)

Итак, после Ялтинской конференции американская делегация во главе с Рузвельтом вылетела в Египет, где её ожидал тяжёлый крейсер «Куинси». На борту этого корабля президент в течение 12, 13 и 14 февраля 1945 года принял трёх лидеров ближневосточных государств: египетского короля Фарука, императора Эфиопии Хайле Селасие и короля Саудовской Аравии Ибн-Сауда. Определяющими были, конечно, переговоры с королём Саудовской Аравии. Президент Америки пытался убедить Ибн Сауда дать согласие на переселение нескольких десятков тысяч «изгнанных с насиженных мест европейских евреев» на территорию Палестины. Но получил на это предложение категорическое «нет!» от Ибн-Сауда. В Палестине, заявил он, «уже есть вооружённая до зубов палестинская армия из евреев, не собирающаяся воевать с немцами, но явно нацеленная на арабов».

Приведём выдержку из неплохой статьи А. Голикова «Франклин Рузвельт. Тайна смерти президента»: «Рузвельт был поражён сообщёнными ему сведения. По его словам, от Ибн-Сауда он за пять минут узнал о Палестине больше, чем за всю прежнюю жизнь. И сделал заявление, которое, по мнению некоторых историков, поставило под угрозу его жизнь: он обещал Ибн-Сауду, что как президент Соединённых Штатов не предпримет никаких действий, враждебных арабскому народу. Первым признаком, что он нарушил какое-то тайное условие и ступил на опасный путь, было поведение Гарри Гопкинса. Этот человек, рекомендованный Рузвельту в помощники крупным американским сионистом Бернардом Барухом, десять лет верой и правдой служил президенту, исполняя его самые деликатные поручения. Залогом этой верной службы было то, что Рузвельт, как говорил Гопкинс, «полностью обязался – официально, частным порядком и по собственному убеждению – содействовать сионизму». Можно представить себе шок, поразивший Гопкинса, когда он услышал, какое обещание дал президент Ибн-Сауду! Покинув переговоры, он заперся в своей каюте на крейсере и через три дня сошёл в Алжире, через третье лицо известив президента, что доберётся до Америки другим путём. После этого он, бывший прежде тенью президента, полностью порвал с ним и никогда больше не встретился до самой его смерти. Но Рузвельт как будто утратил чувство опасности и пошёл навстречу своей гибели». (Статья этого автора чётко выстроена и аргументирована, но, на наш взгляд, всё-таки недооценивает других факторов риска политики Рузвельта, кроме «сионизма».)

Король Саудовской Аравии, Абдул-Азиз ибн-Сауд, нужно заметить, был далеко не глупый человек и весьма непростой переговорщик для Франклина Рузвельта. Забавен его ответ на уговоры Рузвельта что-то сделать для евреев, «чтобы компенсировать их потери». Ибн-Сауд предложил выделить евреям часть Германии. Президент объяснил, что евреи больше не хотят иметь ничего общего с Германией, но хотят Палестину. На что Абдул-Азиз возразил, что компенсация жертвам должна быть за счёт преступника, а не за счёт невинных и не вовлечённых в преступление людей; к тому же Палестина и так приняла самую большую часть еврейских беженцев.

Чтобы более-менее объективно разобраться в исторических хитросплетениях, надо также выслушать мнение и учесть факты от противоположной стороны – защитников сионизма. А у них есть весьма любопытные работы, к примеру, «Тайная война против евреев» Джона Лофтуса и Марка Аарона. Приведём выдержки из этого исследования.

«В январе 1939 года Саудовская Аравия установила дипломатические отношения с Третьим Рейхом, и Ибн-Сауд признался немцам в том, что в глубине души он "ненавидит англичан". В последующие месяцы он заключил с Германией договор на поставки оружия и подписал договор о дружбе и торговле с Японией. Филби (британский колониальный деятель Гарри Филби, отец Кима Филби – прим. автора) мог быть доволен, в особенности тем, что Ибн-Сауд скрыл от англичан и американцев свои контакты со странами "оси". Главным звеном связи Саудовской Аравии с Третьим Рейхом была их обоюдная ненависть к евреям. Нацисты даже обещали обеспечить Ибн-Сауда оружием, амуницией и военными заводами, а по некоторым данным давали ему взятки в течение Второй мировой войны. (…) Евреи были "расой, проклятой Аллахом и обречённой на уничтожение и вечное проклятие". Ибн-Сауд не хотел, чтобы даже один еврей эмигрировал в Палестину. Президент Рузвельт понял это впоследствии, но слишком поздно.

В феврале 1945 года, незадолго до своей смерти, президент Рузвельт лично встретился с Ибн-Саудом. Он пытался заручиться у короля его поддержкой плана сионистов, но получил твёрдый отказ. Вместо этого Ибн-Сауд предложил отдать "им и их потомкам земли и дома немцев, которые их угнетали", либо чтобы страны-союзницы приняли евреев у себя.

Непреклонное противодействие короля еврейской иммиграции поразило Рузвельта, который симпатизировал плану сионистов. (…) Внезапно симпатия президента к евреям была поколеблена. Он сказал Ибн-Сауду, что не намерен предпринимать никаких шагов, враждебных арабскому народу, и не будет помогать евреям в ущерб арабам. Новой рузвельтовской политикой был нейтралитет, однако, нейтралитет в пользу арабов. Это был неприятный урок для страдающего от болезни президента. Выбор был совершенно ясен – Соединённые Штаты либо могли помочь евреям создать свой дом в Палестине, либо они могли получить саудовскую нефть в качестве гаранта их послевоенного доминирования в мире (заместив британцев на Ближнем Востоке, что было одной из задач клана Рокфеллеров во Второй Мировой – прим. автора). Рузвельту казалось, что реализовать оба варианта невозможно. Он выбрал нефть». Итак, Рузвельт избрал «политику нейтралитета», начав балансировать между интересами курировавших его до последнего времени представителями клана Ротшильдов – Барухом, Моргентау и прочими господами и агентами клана Рокфеллеров братьями Даллесами. Этим он сделал заявку на самостоятельность и опасную и тем и другим властителям непредсказуемость.

Ещё одна цитата из работы Лофтуса и Аарона: «Аллен Даллес не делал поначалу секрета из своей ненависти к евреям и презрения к англичанам (премьер-министры которых, согласно Николасу Хаггеру, назначались только при одобрении Ротшильдов – прим. автора). По некоторым свидетельствам, он "пересыпал свою речь антисемитскими и англофобскими замечаниями". Он говорил, что "для порядочного европейца должна быть невыносимой мысль о том, что евреи когда-нибудь вернутся". Будучи одним из советников президента Трумэна, Даллес, вместе со своим соратником Джеймсом Форрестолом из военно-морского ведомства, в своих интересах дезинформировал президента об истинном положении дел на Ближнем Востоке.

Трумэн, придя к власти в апреле 1945 года, был обескуражен тем, что его предшественник пытался подтолкнуть американское правительство к проведению проарабской политики на Ближнем Востоке. Так, в феврале 1945 года Рузвельт дал королю Ибн-Сауду устное обещание, что США не будут "помогать евреям в ущерб арабским интересам". Такая политика "нейтралитета" была, безусловно, в интересах арабов. За неделю до смерти Рузвельт письменно подтвердил своё обещание Ибн-Сауду, как "глава исполнительной власти американского правительства". Братья Даллесы, Форрестол и другие полагали, что "юдофил" Трумэн будет связан письменным обязательством Рузвельта Ибн-Сауду. Один из первых циркуляров, посланный Госдепартаментом новому президенту, содержал предупреждение Трумэну о том, что тот не должен позволять евреям создать своё государство, поскольку "еврейское государство в Палестине в течение трёх лет станет марионеткой коммунистов". К горькому разочарованию акул с Уолл-стрит и их друзей в администрации Трумэна, новый президент проигнорировал эту тактику запугивания. Хуже того, он отказался от обещаний, данных Рузвельтом Ибн-Сауду. Трумэна больше волновало возможное влияние американских евреев на исход будущих выборов, чем чаяние антисемитов из Госдепартамента».

Таким образом, через полгода правления Трумэна рузвельтовская политика «нейтралитета» приказала долго жить. При этом за свою жизнь господин Трумэн отнюдь не беспокоился, как нам видится, не потому вовсе, что угодил «сионистам», а потому, что устраивал конкурирующие глобальные кланы закулисы в качестве компромиссной фигуры, ставшей вскоре «отцом холодной войны». Так что «сионистская версия» устранения Рузвельта вряд ли состоятельна (впрочем, как и бредовая версия – месть Сталина). Поэтому прав Виктор Ерёмин, выразивший свои сомнения в статье «Сталин. Крым. Евреи 1942-1954.»: «Любители демонизировать сионистов, смешав их в одну кучу с банкирами транснационального капитала, утверждают, будто Рузвельта убили за то, что он стал опасной помехой на пути создания еврейского государства в Палестине. Правда, по той же причине потребовалось бы перебить большую часть госдепа США и министерства обороны страны. (…) Сомнительно, что президентская охрана поместья оказалась столь непрофессиональной, что в дни мировой войны допустила чужаков к резиденции главы государства. Разве что роль сионистского террориста выполнил всё тот же банкир Генри Моргентау».

В связи с изложенным, следующее утверждение Дугласа Рида для нас сомнительно: «Единственное, что не подлежит сомнению, это то, что над последними неделями и днями жизни Рузвельта нависла тень спора о Сионе, а отнюдь не американских или европейских вопросов» (Д. Рид «Спор о Сионе»). Нам думается: совсем наоборот.

Кстати, о последних днях жизни Рузвельта. Он вернулся в Вашингтон 28 февраля 1945 года, уставший, но довольный, полный планов на будущее. Особенно Франклина Делано волновали назначенная на 25 апреля учредительная конференция его главного детища - ООН и очередные переговоры глав «Большой Тройки». Скорое завершение Второй мировой не вызывало сомнений, ведущее положение США – тоже. Опасался только нарушить хорошие отношения со Сталиным (из-за переговоров Даллеса с генералом Вольфом в Берне в марте 1945 года и разногласий по составу правительства в Польше). Послал ему телеграмму со своими сожалениями и оправданиями, понимая, что Сталина пугала перспектива возрождения Германии. Всякий повод к расколу Рузвельт готов был «решительно предотвращать». Незадолго до смерти, 20 марта 1945 года, президент поделился своими сомнениями с Честером Боулзом: «Мы здесь пошли на большой, просто огромный риск, и это относится к намерениям русских. У русских сейчас огромные проблемы, они находятся в очень трудной ситуации, вся страна лежит в руинах, и, если у них есть здравый смысл, они поумерят свой пыл лет на двадцать, и тогда с ними можно будет иметь дело. Кардинально свои коммунистические убеждения, я думаю, они не изменили, но полагаю, что чисто практические проблемы пережитых бедствий и физическое разрушение страны заставит их по-другому приспосабливаться к миру. И мы должны их в этом всячески поощрять в меру своих сил».

Некоторых помощников Рузвельта раздражало то, что они называли «глобальной чепухой» - увлечённость абстрактными идеями, непонятная философия «единого мира» вместо жёстких политических реалий. Например, начальник администрации Белого дома адмирал Ли противился желанию президента передать захваченные у японцев острова под опеку будущей ООН. Но Рузвельт считал, что бороться и умирать должно только за «праведное дело». Приняв это за основу, Франклин Делано пообещал создать мир, в котором не смогут существовать тирания и агрессия, мир, основанный на свободе, равенстве и справедливости. «Неисправимый идеалист». «Возможно, он строил "воздушные замки", но Рузвельт облекал в слова самые глубокие чаяния людей. Суть "Великого плана" Рузвельта состояла в создании коллективной безопасности, которая заменила бы существование традиционного для Европы баланса сил. Он убеждал, что Объединённые Нации постепенно превратятся в инструмент по предотвращению войны, какого ещё не знало человечество. В отличие от Вильсона, он обращал внимание на мнение конгрессменов. Рузвельт сформировал неформальный кружок во главе с Артуром Вандербергом, лидером республиканцев в Комитете сената по иностранным делам. Сенатор только что заявил о своём переходе из изоляционистов в интернационалисты» (М. Доббс, «Шесть месяцев 1945»). Рузвельт планировать включить лидера интернационалистов в американскую делегацию на конференцию по учреждению ООН…

28 марта король Саудовской Аравии Ибн-Сауд направил Рузвельту письмо, в котором подтверждал свои предостережения об опасных последствиях для США в случае поддержки сионистов. 5 апреля Рузвельт ответил, также письмом, подтвердив данное устно Ибн-Сауду обещание, что «в качестве главы Американского правительства, я не предприму никаких действий, которые могли бы оказаться враждебными по отношению к арабскому народу». Повторим, что именно это письмо, согласно «сионистской версии», якобы решило участь президента: через неделю его не стало…

Рузвельт нуждался в отдыхе, поэтому отправился 30 марта 1945 года на курорт Уорм-Спрингс, штат Джорджия, с небольшой группой обожавших его женщин: пресс-секретаря, двоюродной сестры, бывшей любовницы и её подруги-художницы. Остановился в Малом Белом доме. В эти дни произошла досадная размолвка со Сталиным. 3 апреля президенту доставили телеграмму от Сталина, в которой тот обвинял союзников в проведении тайных переговоров с немцами. По сведениям советского руководителя, англичане и американцы обещали германской стороне послабление в условиях мирного договора в ответ на согласие открыть фронт и позволить американо-британским войскам двигаться на восток. Рузвельт был взбешён и 4 апреля отправил ответ, в котором выражал удивление тем, что Эйзенхауэр якобы мог пойти на какой-либо шаг, кроме безоговорочной капитуляции вражеских войск на Западном фронте. Кроме того, он отметил, что «величайшей трагедией стало бы возникшее недоверие, которое позволило бы разрушить радость от окончательной победы над фашистской Германией». Сталин ответил Рузвельту 7 апреля, использовав более мягкие выражения, что он никогда не сомневался в честности и надёжности президента. В то же время он не мог игнорировать того факта, что немцы перестали оказывать сопротивление на Западном фронте, сдавая союзникам целые города без боя. Это было тем более странно и необъяснимо потому, что с Красной Армией немцы продолжали упорно сражаться за каждый, никому не нужный, населённый пункт.

Хотя Рузвельт был зол на Сталина, он не хотел, в отличие от Черчилля, открытого противостояния, не собирался использовать территорию Германии для торгов с Советским Союзом. За день до смерти Рузвельт одобрил послание Сталину, «в котором в примиряющем тоне предлагалось положить конец спору о встречах в Берне, которые были прекращены без какого-либо результата». «Нельзя допустить, чтобы подобные мелкие недоразумения, - писал Рузвельт Сталину, - возникали в будущем».

В тот же день, 11 апреля 1945 года, Рузвельт закончил писать речь к дню рождения Джефферсона, которую должны были транслировать по радио 13 апреля. «В этой речи Рузвельт процитировал слова Джефферсона, которые позже Шервуд использовал как первый «забойный» аргумент в дискуссии о том, стоит ли делиться с Россией информацией по атомной бомбе: «Томас Джефферсон, сам выдающийся учёный, однажды сказал: "Братский дух науки объединяет в одну семью всех, кто ей служит, какое бы положение они ни занимали и как ни разбросаны они были бы по всем уголкам земного шара"». От этого утверждения Рузвельт плавно перешёл дальше и сказал: «Сегодня благодаря науке разные страны мира стали так близки друг к другу, что изолировать их друг от друга теперь невозможно. Сегодня мы должны считаться с неоспоримостью того факта, что, если цивилизация хочет выжить, мы должны культивировать науку человеческих отношений – способность всех народов, всех национальностей жить вместе и мирно работать вместе» (С. Батлер, «Сталин и Рузвельт»). Иными словами, Рузвельт хотел поделиться атомными секретами с Россией, как только бомба будет испытана. Что вряд ли радовало закулисных деятелей Америки и Англии.

На следующее утро президент планировал приступить к работе над своим обращением к Организации Объединённых Наций.

Интересный «нюанс». Последним из политических игроков, кто общался с Франклином Делано Рузвельтом, был близкий к клану Варбургов-Ротшильдов-Шиффов банкир Генри Моргентау (министр финансов США с 1934 по 1945 год). Их встреча произошла накануне «кончины» президента. «За ужином в этот вечер среди гостей присутствовал старый сосед Рузвельта по Гайд-парку Генри Моргентау, ныне секретарь казначейства. Он приехал навестить президента. (…) Моргентау пытался уговорить его подписать свой план по экономическим мерам в отношении послевоенной Германии. Но ФДР от разговора уклонился. После ухода Моргентау президент и все четыре женщины расселись перед камином и принялись обмениваться забавными историями» (М. Доббс). Что на самом деле было предметом разговора «высокого гостя» и президента, после которого он проснулся с «небольшой головной болью», так и останется тайной.

Утром 12 апреля Рузвельт поработал с документами, а в час дня начал позировать художнице Елизавете Шуматовой. Но уже в 13.15 он пожаловался на ужасную головную боль, потёр затылок, а потом резко дёрнулся вперед и потерял сознание. Через два часа (по официальной версии) Рузвельт скончался. «Все его великолепные планы: лично председательствовать на конференции в Сан-Франциско, затем совершить триумфальное турне по Европе, а потом сойти с корабля и проехать парадным кортежем по Лондону сквозь ликующие толпы народа в Букингемский дворец и нанести визит королю и королеве Англии, а по окончании своего президентского срока, может быть, стать и первым Генеральным секретарём Организации Объединённых Наций – всё это теперь развеялось, как дым» (С. Батлер).

Где-то через год министр иностранных дел Англии Энтони Иден сказал: «Если бы Рузвельт жил и сохранил своё здоровье, он никогда бы не позволил развиться нынешней ситуации. Таким образом, его смерть явилась бедствием неизмеримых размеров».

Почему «ушли» Рузвельта?

Несмотря на множество «болячек», смерть Рузвельта стала для большинства неожиданностью – «громом среди ясного неба», не исключая приехавших с ним на отдых гостей. Они поспешно покинули Уорм-Спрингс в тот же день, 12 апреля 1945 года, вскоре после его кончины. Вслед за ними резиденцию президента оставили и агенты безопасности. Остались только помощники покойного президента и обслуживающий персонал Малого Белого дома. В полночь в Уорм-Спринс прибыла вдова Рузвельта Элеонора, которая занялась организацией похорон.

Многие наблюдатели сразу же отметили «странности» смерти Рузвельта и последующих событий. Парадоксальным, к примеру, стал и тот факт, что ликованием и обильными возлияниями смерть президента встретили не только заклятые враги его – главари фашистского рейха, но и «свои» – ближайшие сотрудники президента, с которыми он некогда начинал «новый курс». По этому поводу главный корреспондент при Белом доме М. Смит писал: «Большинство пассажиров похоронного поезда были ближайшими сотрудниками Рузвельта. Не успел скрыться из глаз увенчанный траурными флагами вокзал Гайд-Парка, как началось нечто вроде похоронной тризны. Алкоголь лился рекой в каждом купе и каждом салоне. Занавески на окнах были спущены, и снаружи поезд выглядел как любой другой, везущий траурных гостей домой. Но за этими занавесками рузвельтовские подручные развлекались полным ходом…».

Даже при беглом знакомстве с обстоятельствами загадочной смерти Рузвельта напрашиваются три, не требующих особых доказательств, вывода: 1. смерть Рузвельта была насильственной; 2. Рузвельту перейти в мир иной помогли «свои», причём решение на его устранение принималось в последний момент; 3. до сих пор смерть Рузвельта окутана завесой тайны потому, что за этим стояли могущественные силы.

Эти пункты мы и рассмотрим, но предварительно попытаемся ответить на вопрос: зачем его «убрали»? Как нам видится, с определённого момента (где-то с конца 1943 – начала 1944 года) Рузвельт начал выходить из повиновения закулисных хозяев и стал им неугоден. Это, во-первых. Во-вторых, в конце войны он стал мешать осуществлению их планов, а «убрать» его, недавно переизбранного на 4-й срок, по-другому не представлялось возможным, тем более срочно.

В интервью экономиста Михаила Делягина «Комсомольской Правде» (11 февраля сего года) находим подтверждение этим мыслям: «В США вышла книга «Потерянная коалиция Рузвельта». По мнению автора Ф. Кастийолы: "Если бы Рузвельт прожил немного дольше, он, скорее всего, преуспел бы в переходе к послевоенному миру на основе управления "большой тройкой"". Но внезапно смерть Рузвельта привела к стремительному и полному пересмотру всей стратегии США, что представляется надёжным, хотя и косвенным признаком насильственного характера. Хозяином Белого дома автоматически стал вице-президент Гарри Трумэн (навязанный Б. Барухом Рузвельту сенатор, которому последний не доверял, почему и не посвящал в государственные дела все три месяца совместной работы – прим. автора), такой же ястреб-русофоб, как и Черчилль. При нём союзнические отношения СССР и США быстро переросли в конфронтацию. (…) Рузвельт планировал и после войны укреплять сотрудничество с Москвой. При нём невозможно было бы развязывание холодной войны против СССР и немыслимо даже обсуждение разработанной британцами операции "Немыслимое" (25 мая 1945 год), в рамках которой армии США и Англии вместе со сдавшимися им гитлеровцами должны были 1 июля 1945 года внезапно напасть на советские войска в Европе. Однако 27 июня Жуков провёл перегруппировку войск в Европе, спутав карты Черчиллю».

А вот важная выдержка из рассуждений доктора исторических наук, политолога и журналиста Валентина Зорина (2015 год): «Рузвельт внезапно умер, и Трумэн автоматически занял пост президента США. Именно он явился "отцом холодной войны". Появление Трумэна с доктриной сдерживания после такой внезапной кончины его великого предшественника говорит о том, что Франклин Рузвельт ушёл (или его "ушли") в тот момент, когда каким-то очень могущественным силам нужен был крутой поворот в отношениях с СССР. Если это так, то своей цели они достигли» («Кому была выгодна смерть Франклина Рузвельта?»).

По поводу насильственной смерти Рузвельта В. Зорин поведал: «В 1945 году наш знаменитый учёный, сейчас, к сожалению, мало цитируемый академик Лев Николаевич Иванов прочитал нам лекцию, в которой привёл 12 доказательств насильственной смерти Рузвельта. Одно из доказательств состояло в том, что похороны были очень поспешными и не проводилось вскрытия. Это обстоятельство через какое-то время вызвало протест семьи Рузвельта. Вдова и сыновья обратились к Трумэну с просьбой о проведении эксгумации и прочих необходимых исследований – Трумэн отказал. На смену ему пришёл президент Дуайт Эйзенхауэр, семья обратилась с той же просьбой к нему, и он тоже отказал. Потом в Белый дом переехал Джон Кеннеди, у которого в кабинете висел портрет Франклина Рузвельта, являвшегося его политическим кумиром. Но когда семья обратилась и к нему, и он отказал».

Андрей Голиков в статье «Франклин Рузвельт. Тайны смерти президента» привёл любопытные факты: «Официальная причина смерти Франклина Рузвельта – кровоизлияние в мозг. Однако личный врач президента, доктор Мак-Интайр, свидетельствует – регулярные осмотры президента никаких признаков склероза мозговых артерий не показывали. Я думаю, вы уже не удивитесь, узнав, что вскрытие не производилось. Мало того. Уже в 1948 году в книге Э. Джозефсона ''Странная смерть Франклина д. Рузвельта" были сообщены подробности смерти президента наряду с поистине сенсационными, но детально подтверждёнными сведениями об окружении президента, в руках которого он находился. Причины недопущения президентским окружением вскрытия и выставления тела, согласно Джозефсону, не подлежат сомнениям: по свидетельству священника, находившегося в Уорм-Спрингс, президент был убит пулей в затылок, по-видимому, разрывной, обезобразившей по выходе из черепа всё лицо. Жена президента Элеонора Рузвельт объяснила отмену выставления тела тем, что это якобы "не было в обычае семьи Рузвельтов". Не говоря о том, что президент страны не подлежит "семейным обычаям", это не соответствует действительности…».

Добавим ещё цитату из В. Зорина: «И ещё один "мемуар". В 1961 году, когда Никита Хрущёв встречался с Джоном Кеннеди в Вене, я был среди журналистов, и так получилось, что в какой-то момент я смог подойти к президенту. Меня словно бес толкнул под ребро и вместо того, чтобы задать стандартный вопрос: "Как идут переговоры?", я спросил: "Господин президент, а почему вы отказали семье Рузвельта в просьбе эксгумации?" Кеннеди поморщился: ''Эти журналисты всегда ищут что-то горяченькое". Но потом сказал, что вопрос задан и, значит, надо отвечать. "Допустим, мы проведём эксгумацию, допустим, мы найдём следы яда. Великого президента Америки это не вернёт к жизни, а что подумают в мире о стране, где президентов травят, как крыс?" – такими были его слова».

Кто же всё-таки расправился с президентом Франклином Рузвельтом, точнее, чьими руками это сделали? Есть версия, что к этому злодеянию приложил руку «старый лис» Уинстон Черчилль. Михаил Делягин разделяет это мнение. Поэтому на заданный вопрос он отвечает так: «Если Рузвельт действительно был убит, то, скорее всего, английскими спецслужбами. В начале Второй мировой он распахнул им двери в Штаты. Санкционировав ведение всеобъемлющей политической войны против американского изоляционизма для вовлечения США в войну в Европе. Объединёнными силами эта задача была решена, но британские спецслужбы приобрели колоссальное влияние за океаном. И когда Рузвельт стал опасен для Англии, уничтожили его». Здесь нужно поправить М. Делягина: Рузвельт «стал опасен» не только для Англии, но и для американского истеблишмента. Как пишет Алексей Кузнецов: «Рузвельт не собирался конфликтовать с СССР, он готов был договариваться со Сталиным. И он согласился с тем, что под влияние СССР уходит Польша и Прибалтика. Этим был страшно недоволен Черчилль. Естественно и американские олигархи были против возросшего влияния СССР на мир. И поведение Рузвельта давно раздражало их» («Почему надо было убить президента Рузвельта в апреле 1945 года?»).

Что касается участия английских спецслужб – вполне возможно, конечно, что их агенты принимали участие в устранении Рузвельта. Но вряд ли они были непосредственными исполнителями. Более похоже на правду предположение Алексея Кузнецова: «… какая разница, кто убил Рузвельта. Им были недовольны многие. Но я склоняюсь к тому, что, скорее всего, убийство организовал Гувер. Тем более именно его подчинённые охраняли президента. Кто и где конкретно выстрелил в затылок президенту, мы не узнаем ещё долго. Дело смерти Рузвельта засекретили аж на сто лет».

Факт же в том, как правильно отметил М. Делягин, что «холодная война, немыслимая при Рузвельте, отодвинула закат Британской империи на целых 22 года».

А кто же выступил «заказчиком» убийства первого лица американского государства? В поисках ответа на этот вопрос Виктор Ерёмин в статье «Сталин. Крым. Евреи 1942-1954» пишет о трёх версиях: владельцы ФРС, члены правительства США, недовольные сближением с СССР и «сионисты». В итоге он приходит к такому выводу: «В любом случае, из трёх версий наиболее правдоподобным организатором вероятного убийства следует признать транснациональный капитал. У банкиров и причины были самые веские, и возможности организовать покушение неограниченные. А это означает только одно: перед Сталиным при выяснении вопроса о смерти Рузвельта наверняка именовали имена хозяев Федерального резервного банка, а, следовательно, и еврейский "Джойнт"».

Похоже, что этот автор прав.

Но как бы там ни было, важно другое, в чём мы должны согласиться с В. Зориным: своего «могущественные силы» достигли - смерть Рузвельта сделала возможным резкое изменение курса и начало холодной войны с Советской Россией. А «спусковым крючком» этой новой войны стали Потсдамская конференция и атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки.

Александр Огородников, публицист, член Союза писателей России