Иеромонах Илиодор на IV Всероссийском съезде Объединенного русского народа

 

Другие публикации астраханской исследовательницы Яны Анатольевны Седовой о скандально известном церковном и общественном деятеле предреволюционной поры иеромонахе-расстриге Илиодоре (Сергее Михайловиче Труфанове): «Непонятая фигура»; «Детство и юность Илиодора (Труфанова)»; «Преподавательская и проповедническая деятельность иеромонаха Илиодора (Труфанова)»; «Царицынское стояние» иеромонаха Илиодора (Труфанова); «Вклад иеромонаха Илиодора (Труфанова) в создание Почаевского отдела Союза русского народа»; «Незадачливый «серый кардинал» II Государственной думы».

 

IV Всероссийский съезд Объединенного русского народа прошел в Москве с 26 апреля по 1 мая 1907 года. Этого события о.Илиодор ждал с зимы, возлагая на него большие надежды. «4-й Всероссийский съезд должен положить конец революции и произвести строгий суд над всеми изменниками и предателями Родины. ... Все, кто поедет в Петербург на Съезд, должен ехать как на смерть: быть может, придется спасать Родину, святыни своей кровью!»[1].

Именно для предстоящего съезда о.Илиодор составил тот проект петиции, который был опубликован в статье «Когда же конец?»[2]. «...я писал своей кровью и нервами, писал тогда, когда никто и не говорил о четвертом Съезде! Значит, мысль о депутации Государю Императору явилась у меня не на Съезде, а гораздо раньше... Я эту мысль выносил в сердце своем. Я ночи, быть может, не спал, дней спокойных не видел, я все думал, когда это мое святое желание исполнится и Русские люди пойдут к своему родному Самодержцу и расскажут всю правду... Я ждал, я страдал, со мной ждали и страдали, быть может, миллионы Русских людей. Я искренне верил, что эта депутация должна сыграть историческую роль; она должна быть гранью между концом революции и началом торжества святой России...»[3].

Так было зимой. С созывом Государственной думы надежды о.Илиодора переключились на нее. Проект монархической депутации трансформировался в проект депутации правых крестьян. Когда же эти последние не поддержали о.Илиодора, то он вернулся к старому плану.

«...я приехал на Съезд со святым желанием во что бы то ни стало добиться посылки от Съезда депутации к Государю Императору. Я настойчиво добивался исполнения моего и почти всех участников Съезда желания. Депутация от Съезда - моя заветная мечта; в ней я видел спасение Родины...»[4].

Уже после съезда о.Илиодор опубликовал набросок той речи, с которой депутатам от съезда следовало бы обратиться к Государю. Содержание приблизительно совпадает с проектом из статьи «Когда же конец?» за исключением предложенной программы реформ. Но по силе чувства, убедительности, образности этот текст значительно превосходит старый:

«Государь Великий! Терпеть больше нельзя. Терпение слуги Твоего Куропаткина стоило нам половины Сахалина, миллиардов денег, ста тысяч воинов, почти всего флота, а Твое, Царь, терпение будет стоить всей России, Церкви и Трона. Корабль наш в опасности; взываем к Тебе: "Спаси нас, погибаем!". Сними со Креста страдающую Россию! ... Державный Император! Залей дымящуюся головню, находящуюся в Таврическом Дворце; она распространяет по всей России зловоние и смертоносный запах, отчего Русские люди умирают духовно, растлеваются нравственно, звереют не по дням, а по часам. Царь Земной! Прокляни конституцию и поступи со всеми конституционалистами так, как некогда Господь поступил с небесными конституционалистами, восставшими вместе с первым ангелом против Бога! Государь! Знай, что Русский народ еще не развратился до конституции и парламентаризм его до добра не доведет. ... Родной Наш Самодержец! Ведь Ты не имеешь права отказываться от Самодержавия; Самодержавие не право Твое, а обязанность. Твои неверные царедворцы втоптали в грязь эту великую святыню народную; очисти ее!»[5].

Как и в «Видении монаха», о.Илиодор не претендовал в будущей депутации на руководящую роль и готов был предоставить ее кому угодно, лишь бы «вся правда» была оглашена перед Государем[6].

Но, приехав в Москву, о.Илиодор нашел там совершенно иное настроение. Устроители съезда выдержали тяжелую борьбу с властями, всячески противившимися этому начинанию. Кн. А.Г. Щербатов был вынужден дать градоначальнику слово, что вопросы о роспуске Думы и введении диктатуры не будут подняты. Даже единого помещения на все время работы съезда не удалось найти, поэтому решили делить его заседания между Московским епархиальным домом, гостиницей «Континенталь», Историческим музеем и Благородным собранием. Словом, устроители были уже по горло сыты подвигами.

Однако о.Илиодор ждал от своих друзей самопожертвования. Характерен его комментарий относительно опасности, которая грозила им при предстоящем крестном ходе по Москве. Если революционеры убьют вас, идущих с хоругвями, - заявил он прот. И. Восторгову и В.А. Грингмуту, - то все неверующие обратятся в верующих и за вами пойдет вся Первопрестольная[7].

Накануне открытия съезда (25 апреля) в Князь-Владимирском храме Московского епархиального дома о.Илиодор в числе других священников сослужил епископу Можайскому Серафиму за вечерней. Затем после молебна совершилось торжество освящения более сотни союзнических хоругвей, несших на себе изображения святых и событий священной истории[8].

«...никогда не забуду того величественного зрелища, которое представляли собой поднятые высоко-высоко знамена, - писал о.Илиодор. - Я смотрел на них и радовался. Я видел, что воскрес русский народ, поднялся русский богатырь сказать свое грозное слово зазнавшимся жидам, полякам и прочим злобным инородцам, которые в последнее время особенно подняли голову и стремятся командовать русским народом. ... Когда я смотрел на лики подвижников-патриотов, то душа моя ощущала, что все древние защитники Отечества духовно витали над собравшимся в Москву Русским народом ...»[9].

На следующий день (26 апреля) торжественным крестным ходом хоругви проследовали в Кремль и расположились на площади между Архангельским и Успенским собором вместе со своими владельцами. В Успенском соборе митрополит Московский и Коломенский Владимир совершил Литургию. Проповедь, как и накануне, произнес прот. Восторгов. Обращаясь к пока не прославленному патриарху Гермогену, мощи которого почивали тут же, проповедник спрашивал:

«Слышишь ли ты нас, адамант веры и патриотизма, несокрушимый столп русской веры и русского национального чувства? Соболезнуешь ли горю русскому? Готов ли в помощь страдающей земной твоей отчизне? Молишь ли Бога о прощении грехов народа нашего, навлекшего на себя праведный гнев Его? Благослови и воодушеви нас с высот небесных селений, вымоли прощение и милость Господа твоему страдающему отечеству, явись нам духовным вождем на пути к его спасению!»[10].

После Литургии высокопреосвященным Владимиром была освящена икона Покрова, сооруженная в память прошлого съезда, начавшегося именно на этот праздник.

Из Кремля шествие отправилось к памятнику Минину и Пожарскому на Красной площади. Окружив монумент, хоругвеносцы стали ждать духовенство. О.Илиодору показалось, что в эту минуту происходит молчаливый диалог. Народ спрашивает совета у «древних патриотов», а Минин в ответ указывает на Кремль. «А этот безмолвный жест говорит: "Спасайте прежде всего Кремль; спасайте святыни, которые там; спасайте Веру, спасайте Церковь! Падет Кремль - падет и Москва; падет Москва - падет и Святая Русь, а место их займет беззаконная Русь языческая"»[11].

После панихиды у памятника и молебна у Иверской часовни крестный ход по Тверской ул. направился к дому генерал-губернатора. Вопреки ожиданиям, ген. С.К. Гершельман воздержался от речей, ограничившись обыкновенным провозглашением «да здравствует Государь Император!». Народ, по словам о.Илиодора, «утешился речью мертвеца, но сейчас же огорчился молчанием живого человека»[12].

Затем крестный ход проследовал к Епархиальному дому, где состоялось торжественное открытие съезда, избрание председателя (Грингмут) и почетного председателя (кн.Щербатов). Здесь в числе ораторов оказался и о.Илиодор. Он построил свою речь на противопоставлении мятежной толпы рабочих, виденной им в Ярославле, и нынешнего собрания. Там революционные знамена, тут хоругви. Там политические лозунги, тут благочестивые и патриотические надписи. Там над толпой незримо витал диавол, тут на знаменах изображены Спаситель, Божия Матерь и святые угодники.

«Господи, во сне ли это я вижу или наяву? Наяву, наяву, братья мои возлюбленные и сестры. Я наяву вижу светлое, празднественное торжество могучего Русского народа. Душа моя возрадовалась до самых глубин души. Сердце мое переполняется радостью и от избытка этой святой радости уста мои говорят. Я всматриваюсь в эти священные знамена и что же вижу? Дорогие мои! Я вижу Крест Христов! Возлюбленные мои, я вижу Спасителя; дети мои, я вижу Пресвятую Богородицу - нашу Небесную Заступницу Усердную; драгоценные мои, я вижу покровителя своего - св.Георгия Победоносца; единомышленники мои, я вижу великих святых князей, устроителей Русской Церкви и Земли: Владимира Святого, Олега Брянского, ярославских князей-чудотворцев».

Да о.Илиодор ли это? Какой избыток любви к людям!

Сравнивая нынешнее патриотическое торжество с празднуемой ныне же Пасхой, о.Илиодор процитировал пасхальное слово Иоанна Златоуста и продолжил так: «воскрес Русский Народ, и крамола должна сгинуть; воскрес Русский Богатырь, и враги да падут и расточатся; воскрес Православный Многострадалец, и да радуются люди Русские; воскресла Святая Русь, да не умирает никогда!»[13].

Все это о.Илиодор говорил «с неописуемым восторгом» и «со слезами». Плакали и многие слушатели. После гимна и обычного «ура» монарху священник прочел свое любимое стихотворение «Русь идет». После каждого куплета слушатели вторили троекратным «Русь идет!»[14].

То был прекрасный день. Но к вечеру о.Илиодора вновь укусила революционная муха, и религиозно-патриотическое умиление его покинуло.

Съезд переместился из Епархиального дома в Благородное собрание, где после концертного отделения началась новая серия речей. О.Илиодор говорил после признанных лидеров монархического движения - кн.Щербатова, Грингмута, А.И. Дубровина, прот.Восторгова. Говорил долго, «с болезненной страстностью и пафосом». Возвращаясь от пасхальных мотивов к темам Страстной седмицы, о.Илиодор указывал на современных Пилатов и Каиаф, распинающих «несчастную Россию», как Христа[15].

Каиафы - это священноначалие, сочувствующее революции, например, митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), который запретил духовенству политическую деятельность и молился при открытии крамольной Думы. Некому было поставить на вид оратору, что сам он тоже молился на том молебне.

А Пилаты - это высшие чиновники, в первую очередь, П.А. Столыпин.

Не успел о.Илиодор произнести эту фамилию, как вмешалась «какая-то истинно-русская дама», резко потребовавшая не называть личностей. Как будто ранее упомянутый митрополит Антоний был не личность.

После краткого спора, оборванного прот. Восторговым, о.Илиодор продолжил. Как Пилат отпустил разбойника и распял Христа, так и Столыпин, отменив военно-полевые суды, тем самым отпустил крамольников и подверг смертельной опасности русский народ[16].

В завершение речи о.Илиодор предложил избрать депутацию и поручить ей добиться роспуска Думы и увольнения Пилата с его высокого поста[17].

В следующие дни работы съезда о.Илиодор ограничивался частными беседами. Одна из них известна благодаря сообщению прогрессивных газет и опровержению самого священника.

Шел очередной музыкальный вечер с политическими речами, устроенный съездом в Благородном собрании. О.Илиодор сидел «на диване в боковом зале, так как считал, что иноку неудобно быть там, где распеваются светские песни и все напоминает театральную обстановку». Мало-помалу вокруг «восходящей звезды реакции» образовался кружок из участников съезда, и одна дама спросила, как батюшка смотрит на крещение евреев.

О.Илиодор стал доказывать, что никакого толка в этом нет, иллюстрируя эту мысль примерами из опыта как собственного, так и Почаевской лавры. В заключение священник сообщил своим слушателям о средстве, слышанном им «от некоторых православных людей», - топить евреев при крещении (!).

Эта кровожадная рекомендация угодила в газеты. Получалось, что о.Илиодор советует так и поступать. В опровержение он изложил контекст скандального заявления, доказывающий, что рекомендация была лишь упомянута попутно, да и то передана с чужих слов. Сам же о.Илиодор предпочитал способ Иоанна Грозного - не крестить и топить, а крестить или топить. «Ах, если бы наш Царь-Батюшка так же бы сделал! Тогда еврейский вопрос сам собой бы разрешился; ибо произошло бы одно из двух! или бы жидов потопили, или же бы они убежали от нас куда-нибудь подальше, так как креститься нелицемерно они бы не пожелали»[18]. По-видимому, этот путь казался о.Илиодору более гуманным, чем прорубь.

О.Илиодор оказался не единственным оратором, кто не пожелал укладывать свои речи в прокрустово ложе, заданное властями. Например, Дубровин предсказывал, что Дума сама себя похоронит, а В.М. Пуришкевич требовал внести во всеподданнейшую телеграмму ходатайство о роспуске Думы[19]. Наконец, и в число постановлений съезда вошли пожелания о ее роспуске и о введении военного положения во всей стране.

Московское начальство, внимательно следившее за работой съезда, мгновенно отреагировало на дерзновенные речи. В один и тот же день 30 апреля градоначальник А.А. Рейнбот вызвал к себе Грингмута, а генерал-губернатор Гершельман - кн.Щербатова[20].

Вероятно, именно при этом случае Рейнбот сделал замечательное заявление, увековеченное в дневнике А.В. Богданович: даже революционеры на похоронах Г.Б. Иоллоса вели себя лучше, чем участники съезда возле дома генерал-губернатора, поскольку первые не пели революционные песни, а вторые пели песни политические, а именно. Но монархисты в ту минуту не пели ничего, кроме «Боже, царя храни»[21].

Гершельман же, между прочим, коснулся о.Илиодора и пригрозил кн.Щербатову, что вышлет инока из Москвы, если он скажет еще хоть одну речь. Собеседник дал слово, что больше не предоставит о.Илиодору кафедру[22]

Однако уже на следующий день начался такой скандал, перед которым померкли рассуждения о Пилатах и Каиафах.

О.Илиодор, не оставляя свою «заветную мечту», выступил на пленарном заседании съезда в гостинице «Континенталь» и призвал слушателей послать-таки депутацию к Царю, чтобы сказать ему «всю правду».

«Какую же правду он хотел сказать Царю в столь торжественной обстановке? - писал очевидец Л. Рагозин. - А вот какую: необходимо тотчас повесить Витте, а митрополита Антония и Столыпина заключить в крепость. - "А если Царь нас не примет, мы скажем об этом народу". Несколько раз повторял он это - и другой правды, приготовленной им для Царя, мы от него не слыхали»[23].

О.Илиодор опровергал такую передачу своих слов: «Лжет нагло Л. Рагозин, что я говорил о Витте. Ничего об этом подлеце я не говорил. Также точно про Столыпина и Митрополита Антония я не говорил, что их нужно посадить в Петропавловскую крепость»[24]. Во всяком случае, несомненно, оратор требовал их увольнения. Намеченная депутация должна была добиться и этого вместе с роспуском Думы и возвращением к неограниченному самодержавию.

На людях устроители съезда не стали спорить, ограничившись просьбой, чтобы речи говорились отдельными членами депутации от себя лично, а не от съезда, от него же только вручить Государю принятые резолюции.

Открыли запись для тех, кто желал участвовать в депутации. О.Илиодор предпочел не указывать, сколько человек записалось, но уверял, что «почти все без исключения члены Съезда желали посылки депутации к Царю»[25].

В частном же разговоре с о.Илиодором устроители не скрывали своего мнения о его плане: «Депутация - глупость и чепуха!». Так говорили все лидеры - прот.Восторгов, Грингмут и Дубровин. Первый из них выражался так: «Отец Илиодор хочет идти к Царю и рассказать какую-то правду»[26].

В другой статье о.Илиодор передавал целый букет комментариев, полученных им от устроителей съезда: «чепуха, глупость, мальчишеская мечта, плод разбитого сердца, измышление большого ребенка, желание душевнобольного человека, необузданность языка, вздор одурманенного успехом юного семинариста»[27].

Надо отдать должное устроителям: они были серьезные взрослые люди, не чета юному иноку, и опасались ставить Государя в неудобное положение. Трудно себе представить, что о.Илиодор с его темпераментом мог бы вытворить на царском приеме.

Съезд закрылся 1 мая. На следующий день группа участников отправилась в паломническую поездку в Троице-Сергиеву лавру. Вернувшись, собрались на частное совещание о депутации. Выяснилось, что все присутствующие, числом свыше трехсот человек, поддерживают мысль о.Илиодора. Тогда слово взял Дубровин, избранный председателем этого совещания: «Господа! Я первый подставил грудь под пулю революции. Слушайте меня! Я справлялся в Царском Селе о депутации и мне ответили: "момент неудобный!". Что же мы за нахалы такие, что будем врываться к Царю в гости, когда Он нас не желает принять теперь! За мной идите!»[28].

Авторитет Дубровина перевесил «святое желание» о.Илиодора. Собрание постановило отказаться от депутации и стало расходиться.

Тут о.Илиодор, «обливаясь слезами»[29], стал что-то кричать, поднимая свой наперсный крест. Рагозин утверждал, что священник произносил анафему всем руководителям съезда поименно[30]. Точно так же Дубровин уехал с впечатлением, что предан анафеме[31]. Но как можно разобрать слова, пусть произнесенные громким голосом о.Илиодора, когда триста человек дружно отодвигают стулья и выходят, наверняка обмениваясь на ходу впечатлениями? Самые внимательные лица только видели поднятый крест и разобрали отдельные фамилии, а затем истолковали эту картину по-своему.

Сам священник, отрицая факт анафематствования, передавал свои возгласы так: «Люди Православные, остановитесь! Я вас не прошу идти к Царю; я только умоляю вас во имя Христа и ради Креста Его выслушать меня так же, как вы выслушали Восторгова и Дубровина»[32].

Но собрание осталось безучастным к этим крикам, отвернувшись, по выражению о.Илиодора, «от креста Христова»[33]. Осталась лишь горстка участников - по разным сведениям, 23 или 28 человек[34]. В их числе были херсонцы Фоменко и Волков[35], а также, вероятно, старый ярославский приятель А.И. Кругликов, вскоре покинувший ярославский отдел «Союза русского народа» среди прочего и из-за порицания им деятельности своего былого вдохновителя[36].

Готовая «идти за Илиодором в огонь и воду», эта горстка вместе с самим иноком поехала в Петербург. По словам Дубровина, целью их приезда было добиваться аудиенции[37].

4 мая представители обеих групп - большинства и меньшинства съезда - посетили ген.Богдановича, причем каждый бранил противника[38]. По-видимому, поклонники о.Илиодора передали его визитную карточку, сохранившуюся в архивном фонде генерала[39]. Судя по этой карточке, священник надеялся восстановить отношения с Богдановичем, оборванные великопостным скандалом. Возможно, даже добиться через генерала аудиенции. Но Дубровин и тут оказался авторитетнее.

Посетив вместе со своими единомышленниками Царское Село, о.Илиодор не нашел пути к Государю, зато узнал любопытный факт. Оказалось, что ранее устроители съезда тайно телеграфировали Дворцовому коменданту В.А. Дедюлину, прося совета относительно депутации. Ответ был уклончивым: «Это дело моему ведению не подлежит; обратитесь к министру внутренних дел»[40]. О.Илиодор решил, что это и был тот ответ Царского Села, который на последнем совещании Дубровин передал так: «момент неудобный!», то есть что имело место умышленное искажение телеграммы. «Ведь это же есть форменный, самый бесстыдный обман! - негодовал священник. - И обманут-то не иеромонах Илиодор, а весь Съезд, весь Русский Православный народ»[41]. Цитировал ли Дубровин какую-то другую телеграмму или эту истолковал в переносном смысле - такие варианты почаевскому иноку не приходили в голову.

После съезда монархисты еще долго обсуждали вызванный о.Илиодором скандал. Общее мнение было не в пользу инока. Пуришкевич и Дубровин говорили, что о.Илиодор «вел себя безобразно»[42].

Оскорбленный «обидами», полученными на съезде и в печати, о.Илиодор напечатал в «Вече» статью «Чем я виноват?»[43]. Единственная вина, которую автор в себе находил, - это «святое желание» организовать депутацию. Но «главари Съезда» воспротивились, не по существу дела, а из неприязни к лицу, внесшему это предложение.

«Ко мне они относились с каким-то особенным презрением. Все усилия употребляли к тому, чтобы поселить в сердцах съехавшихся Русских людей недоверие ко мне... Все это я видел, слышал, скорбел, но надеялся, что быть может мне придется победить врагов. Я обращался к единомышленникам своим и спрашивал у них: "Почему так ко мне относятся главари?". Мне отвечали: "Зависть, зависть!". Я начал присматриваться к главарям и, действительно, убедился, что они служение святому делу смешивали с служением своим страстям...».

Разоблачив якобы совершенный обман с телеграммой, о.Илиодор подытожил: «Итак, о.Восторгов, Грингмут, Щербатов, Дубровин, Пуришкевич, Михаил Шаховской на IV-м Всероссийском съезде русских людей в Москве продали русское православное дело!».

Заметка оканчивалась цитатой из январской статьи о.Илиодора «Видение монаха» о лицах, вступивших в ряды черной сотни по корыстным побуждениям.

Публикуя эту новую статью, В.В. Оловенников заступился за устроителей съезда: «Уверен, что указанные здесь главари не завидовали и не завидуют о.Илиодору, а только тяжелые обстоятельства не позволили им согласиться на желание о.Илиодора, хотя я уверен, что желание это они разделяли вполне, но идти наперекор Правительству они не нашли возможным и, конечно, имели весьма основательные причины».

Затем в передовой статье «Осторожность поневоле»[44] Оловенников продолжил эту тему. Напомнив о «мытарствах», через которые пришлось пройти устроителям, он писал: «Что удивительного, что, спасая Съезд, устроить который стоило неимоверных усилий, главари его и сами были осторожны и от участников требовали такой же осторожности».

Давая волю своей горечи, Оловенников описал парадоксальное положение: предоставив революционерам свободу слова и действия, власти связывают монархистов позорными ограничениями. «Мы умышленно и во всех отношениях обезоружены, чтобы не мешать успехам революции».

Жертвой этого положения и оказался почаевский инок.

«О, как он неосторожен, этот пламенный и бурный Илиодор! Он забыл, в своем стремлении послужить Родине, что Русские люди теперь должны быть осторожны. Говорить, писать и делать все, что угодно, это в настоящее время привилегия врагов России. Им все можно. И нас самыми ужасными способами заставляют не мешать им... Бедные Русские люди! Несчастная Родина!».

Так Оловенников писал в мае. В июле же редактор, как граммофон, воспроизводил теорию о.Илиодора, утверждая, что союзники намеренно его травили, для чего «ухватились за депутацию», «провалили ее ложью», а когда он печатно выразил свое возмущение травлей, то они почувствовали, что «правда о.Илиодора "очи колет"»[45].

Но другие монархисты были возмущены тяжелыми обвинениями, возведенными о.Илиодором на устроителей съезда. Священник получил целую груду анонимных писем, подписанных «группа 43 правых», «группа правых», «правая», «правый», «группа 30 правых». Адресат имел удовольствие узнать, что руководится честолюбием, сводит какие-то личные счеты и вообще стоит в одном ряду с Гапоном и думскими левыми батюшками о.о.Тихвинским и Колокольниковым[46].

Полемика велась и в печати. Пуришкевич ограничился тем, что объявил инока сумасшедшим: «Отец Илиодор болен. Слишком сильное напряжение духовное сказалось на бедняге: он стал заговариваться». Далее автор с исключительной прозорливостью писал: «кто знает, быть может, еще худшее несчастье ждет его - несчастье полной потери в душе Бога Истины, Бога Правды и Добра. Пожалейте же его, Русские люди, и помолитесь о том, чтобы просветлел вновь его несчастный, омраченный ум на пользу дорогой Родины, чтобы вновь, как прежде, встал он на путь служения народу, излечившись от злого, острого, душевного недуга. Аминь»[47].

Оловенников не преминул заступиться за своего протеже: «Я очень люблю и уважаю В. Пуришкевича, но я не могу не возмущаться, когда не потерявший, кажется, еще рассудка человек не мог выбрать иных выражений, иного выхода, чтобы рассеять, весьма возможно, несправедливые обвинения со стороны своего брата»[48]. Позже Оловенников применил к лидерам монархического движения французскую пословицу «Если хочешь убить собаку - объяви ее бешеной» и вновь дал волю чувствам: «Признаемся, мы никогда не ожидали от г.Пуришкевича такой пошлой и глубоко возмутительной выходки, какую он дозволил себе по отношению к о.Илиодору!..»[49].

Сам же инок ответил на «жалкую, оскорбительную, кощунственную, мальчишески-легкомысленную писульку» Пуришкевича огромной статьей. Напомнив, что, согласно православному вероучению, все человечество душевно повреждено, о.Илиодор обрушился на тех, кто, на его взгляд, был действительно душевнобольным, - на нечестных людей. Самая их уравновешенность - показатель болезни, бессердечия, эгоизма. Таковы революционеры и... ложные черносотенцы!

По мнению о.Илиодора, на IV съезде имевшаяся в монархическом движении «грязь сама себя объявила», когда одни восстали против посылки депутации, другие - против принудительного отчуждения земли, причем последние прямо пригрозили, что «все помещики завтра же выйдут из Союза». «Решительно во всеуслышание заявляю, что не патриоты они, а кусочники, шкурники».

О.Илиодор считал раскол, спровоцированный им на съезде, полезной «очисткой» Союза от таких лиц. «Вот предмет моей святой радости, вот основа моего успокоения»[50].

А ответы на тяжелые обвинения продолжали появляться. Один из участников съезда Л. Рагозин изложил свою собственную версию событий, доказывая, что идея депутации провалилась не интригами устроителей, а единодушно выраженной волей всего собрания. Далее на правах «старика, много видевшего и наблюдавшего», автор предлагал своему оппоненту «добрый совет». Получилась восхитительная характеристика почаевского инока:

«Отцу Илиодору даны большие дары: твердая христианская вера, горячая любовь к Русскому народу, чрезвычайная искренность, не только готовность, но потребность отдать себя всего, без остатка, сейчас на служение делу его религиозной и политической веры. Но надо помнить и не забывать, что дары эти даны ему Богом. Но, чем богаче одарен человек, тем больше искушений ставит ему дьявол, и в о.Илиодоре он посеял свои семена: самовозвеличение (все, несогласные с ним, несогласны потому, что "завидуют" ему в его популярности), гордыни (он один знает и несет правду до такой степени, что считает себя вправе отлучать от Церкви несогласных с ним - анафема!), наконец, желание выступить на путь политического агитатора ("святое" желание доставить депутацию к Царю под самозванным своим водительством). ... Если о.Илиодор не остановится, а пойдет далее по тому же пути высокомерия, гордыни и жажды популярности, и играния роли, то пусть он знает, что это путь бунтовщика Гапона. Пусть же он напряжет всю силу столь значительных данных ему Богом даров на одоление пут дьявольских и приложит все разумение и волю для победы над ними»[51].

Даже столь доброжелательный укор вызвал у о.Илиодора взрыв негодования. Статью он именовал «гнусным воем», ее автора - «стариком-бесстыдником» и горячо отрицал, что действовал по личным страстям. «Как, однако, должна быть грязна душа Рагозина, что он не может допустить в душе юного монаха чистоты намерения в совершении патриотического дела?».

Обращаясь ко всем «лживым патриотам», писавшим ему письма, о.Илиодор заканчивал прямо анекдотически: «Поэтому перестаньте, бесстыдники, лгать и клеветать на меня. Знайте, что своими безумными и глупыми письмами и писульками вы меня расстраиваете, а мне нужны силы и спокойствие сейчас, так как приходится наставлять тысячи народа Православного в Правде и Истине. Если несмотря на все мои разъяснения, вы по-прежнему будете досаждать мне, то я напишу вам такое послание, что всем вам тошно станет! Аминь»[52].

Вслед за Рагозиным еще одно мудрое письмо о.Илиодору напечатал глава казанского отдела «Союза русского народа» В.Ф. Залесский. Рекомендуя адресату иметь терпение и слушать «речи людей опытных», автор предсказывал почаевскому иноку великое будущее: «Господь одарил Вас необычайной силой духа и предназначил Вам сыграть немалую роль в Русском деле, но пора не пришла еще. ... Горькая чаша бедствий не минует нас - теперь это ясно. В ожидании ее берегите себя, - и не 28 человек, а 28 миллионов пойдут за Вами...»[53].

Потерпев поражение в Москве, о.Илиодор вспомнил о способе, рассматривавшемся им ранее, когда волынские депутаты находились под угрозой исключения из Думы, - перенести поле битвы в Почаев. В июне священник объявил, что предстоит новое совещание: «Собирайтесь, люди Православные, на 5 Всероссийский Съезд. Собирайтесь не в Москве, не в Петербурге, не в Киеве, а... на Святой горе Почаевской. Посылайте на него работников умных, трезвых и серьезных, когда с Святой горы раздастся клич по всей России... Соберемся, помолимся, попостимся, обсудим все и тогда пойдем к Царю своему Родному Самодержцу! Он нас примет!»[54].

Однако не успел о.Илиодор бросить клич для приглашения монархистов в свою обитель, как сам оказался из нее изгнанным...

 

---

[1] Иеромонах Илиодор. Откликнитесь! // Вече. 22 февраля 1907. №22.

[2]Он же. Когда же конец? // Почаевские известия. 6 февраля 1907. №28.

[3]Он же. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[4]Он же. Чем я виноват? // Вече. 22 мая 1907. №45.

[5]Он же. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[6]Там же.

[7] Биржевые ведомости. Утренний выпуск. 6 февраля 1911. №12160. Рассказ прот. И. Восторгова на собрании монархистов в Москве 5.II.1911.

[8] Правые партии. 1905-1917. Документы и материалы. В 2 тт. Т.1. 1905-1910 гг. М., 1998. С.312.

[9] Иеромонах Илиодор. Братья-союзники! Поднимайте знамена! // Почаевские известия. 22 июня 1907. №138.

[10] Священномученик протоиерей Иоанн Восторгов. Полное собрание сочинений в 5-ти томах. Т.3. СПб., 1995. С.192.

[11] Иеромонах Илиодор. Россия воскресла! (Речь, сказанная на IV Всероссийском съезде русских людей в Москве, после крестного хода 26 апр., в Епархиальном доме) // Вече. 1 мая 1907. №36.

[12]Там же.

[13]Там же.

[14] Почаевские известия. 5 мая 1907. №№101-102.

[15] Так эти евангельские аллюзии о.Илиодора излагает В.В. Оловенников (Осторожность поневоле // Вече. 24 мая 1907. №46). В передаче Дубровина (Богданович А. Три последних самодержца. М., 1990. С.426) и сотрудника «Речи» (Съезд истинно-русских людей // Речь. 28 апреля 1907. №99) они теряют логичность и символизм: в первом изложении, например, Дубровин сравнивается с Иудой, а Грингмут - почему-то с Каиафой.

[16] Глубину сравнения Столыпина с Пилатом можно оценить благодаря повторению этого образа в одной из статей о.Илиодора (Иеромонах Илиодор. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56).

[17] Съезд истинно-русских людей // Речь. 28 апреля 1907. №99

[18] Иеромонах Илиодор. Как нам развязаться с жидами? // Почаевские известия. 5 июня 1907. №124.

[19] Съезд истинно-русских людей // Речь. 28 апреля 1907. №99.

[20] Речь. 3 мая 1907. №102.

[21] Богданович А. Ук. соч. С.426.

[22] Смирнова С. Отец Илиодор // Новое время. 23 апреля 1911.

[23] Рагозин Л. Чем виноват иеромонах Илиодор? // Вече. 29 мая 1907. №48.

[24] Иеромонах Илиодор. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[25]Там же.

[26]Там же.

[27] Иеромонах Илиодор. Чем я виноват? // Вече. 22 мая 1907. №45.

[28]Он же. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56. В дневнике А.В. Богданович эта фраза со слов херсонских депутатов передана так: «Дубровин им сказал, что депутация не будет принята царем» (Богданович А. Ук. соч. С.425).

[29] Иеромонах Илиодор. Чем я виноват? // Вече. 22 мая 1907. №45.

[30] Рагозин Л. Чем виноват иеромонах Илиодор? // Вече. 29 мая 1907. №48.

[31] Богданович А. Ук. соч. С.426.

[32] Иеромонах Илиодор. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[33]Он же. Чем я виноват? // Вече. 22 мая 1907. №45.

[34] Богданович А. Ук. соч. С.425; Залесский В.Ф. Открытое письмо о.иеромонаху Илиодору // Вече. 5 июня 1907. №51.

[35] Богданович А. Ук. соч. С.425.

[36] Вече. 31 мая 1907. №49.

[37] Богданович А. Ук. соч. С.426.

[38]Там же. С.425-426.

[39] РГИА. Ф.1620. Оп.1. Д.567. Л.22-22 об. На карточке надпись: «Почаевский Иеромонах Илиодор», а на обороте красными чернилами: «+ Христос Воскресе!». О.Илиодор встретил в качестве почаевского насельника только одну Пасху - в 1907 г. Значит, эта карточка была подписана с 22 апреля по 30 мая 1907 г. - с Пасхи до Вознесения.

[40] Иеромонах Илиодор. Чем я виноват? // Вече. 22 мая 1907. №45.

[41]Он же. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[42] Богданович А. Ук. соч. С.425.

[43] Иеромонах Илиодор. Чем я виноват? // Вече. 22 мая 1907. №45.

[44] Вече. 24 мая 1907. №46.

[45] Горькие думы // Вече. 3 июля 1907. №63.

[46] Иеромонах Илиодор. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[47] Цит. по: Вече. 24 мая 1907. №46.

[48] Владимирович В. Стыдно! // Вече. 24 мая 1907. №46.

[49] Горькие думы // Вече. 3 июля 1907. №63.

[50] Иеромонах Илиодор. Не разлад в черной сотне начался, а очистка ее!.. // Вече. 7 июня 1907. №52.

[51] Рагозин Л. Чем виноват иеромонах Илиодор? // Вече. 29 мая 1907. №48.

[52] Иеромонах Илиодор. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.

[53] Залесский В.Ф. Открытое письмо о.иеромонаху Илиодору // Вече. 5 июня 1907. №51.

[54] Иеромонах Илиодор. Остепенитесь, бесстыдники! // Вече. 17 июня 1907. №56.