Остаться небезучастным!

Бог в помощь, братья и сестры! Недавно я вернулся из Новороссии. Пожалуй, начну с того, как я туда попал и зачем я туда поехал. Некоторые из вас, может быть, помнят три фильма из цикла «За Светлое Имя»,  которые я снял в противостояние той хуле, которой подвергается православная вера в среде моего поколения да и вообще в среде либеральной и атеистической прослоек нашего общества. По моему личному мнению, то, что я делал, было недостаточно. Я считал, что способен на большее. Может, дерзко, может, наивно, но я был в этом уверен.

С тех самых пор как начались события, получившие в русском обществе название «Русская Весна» я все думал, чем бы я мог оказаться полезен для нашего народа в такой исторический момент. Не то чтобы мне хотелось чем-то запомниться следующему поколению - нет. Просто по зову сердца, как православный христианин и патриот своей Родины, я не мог остаться равнодушным и безучастным ко всему тому, что происходило на общественно-политической (и, позднее, военной) арене Русского мира.

Но на тот момент времени была одна серьезная проблема - я был несовершеннолетним, что лишало меня возможности более-менее официально участвовать в каких-либо ставшими уже знаменитыми событиях. Так что первым делом, за несколько месяцев до своего совершеннолетия, я встретился со своим духовником, имеющим большой молитвенный опыт. Я намеревался испросить его благословения на поездку в Новороссию в качестве ополченца. Другого варианта послужить своей Родине в данных условиях я просто не видел. Но батюшка не благословил. Возможно, потому, что я, как человек, не знающий ни казарменной жизни, не имеющий боевого опыта и слепой на один глаз, вряд ли мог бы стать в рядах доблестных защитников Новороссии кем-либо, кроме пушечного мяса. И тогда передо мной вновь встал вопрос о том, чем лично я могу помочь своим братьям по нашей общей Родине.

К тому времени я был студентом-заочником и сотрудником телевидения со свободным графиком работы... И эти обстоятельства помогли мне понять, чем я могу помочь, - показать правду о том, что в действительности происходит в Новороссии и особенно о гонениях на Православие и христианское население Донбасса. Пропаганда - пожалуй, не менее мощное оружие, чем автомат. И на эту - журналистскую - миссию я получил благословение своего духовника. Однако мне предстояло решить еще одну проблему: дело в том, что я считаю себя не самым удачным представителем профессии журналиста (писателя, корреспондента или аналитика), хотя в техническом плане кое-какой опыт имею и не раз участвовал в качестве оператора или монтажера в документально-публицистических и православно-исторических проектах. Необходимая аппаратура у меня есть, желание и навыки присутствуют, вопрос с финансированием (спаси Господи добрых людей) тоже решился. Оставалось найти человека, готового со мной поехать под обстрелы градов и честно и откровенно рассказать о новороссийской трагедии.

В течение полугода я искал такого человека и когда совсем уже отчаялся, Господь послал мне спутника-единомышленника. На мое предложение стать автором сценария и ведущим фильма о Новороссии, он помолчал секунд пять и спросил: «Когда едем?» И тут я понял - мой человек!

Этим человеком был Павел Шульженок, диакон храма Александра Невского в Красном Селе, у которого я брал интервью по редакционному заданию в тот момент, когда вокруг этого искреннего и благонамеренного человека разгорелся скандал. И разгорелся он тоже неспроста. Официальным поводом для «шумихи» во всех СМИ, включая федеральные телеканалы, послужили фотографии отца Павла на собственном приходе, где он со своим товарищем пересчитывал пожертвования на храм, и с пивом в баре. По официальной версии, подобные снимки бросают тень на Русскую Православную Церковь.

Но это был всего лишь повод. Действительной же причиной послужила позиция диакона в отношении к событиям на Украине. Остававшийся верным Божиим заповедям и неравнодушным к судьбе своей Родины, отец Павел регулярно публиковал в социальных сетях заметки с изобличением Киевской хунты и открытой поддержкой Донецкой и Луганской народных республик. Более того, отец Павел в августе минувшего года в свой законный отпуск поехал на две недели служить в составе Донецкого ополчения. Служил он, естественно, без оружия: рыл окопы и оказывал иную «хозяйственную» помощь ополченцам в рамках дозволенного священнослужителю РПЦ.

Однако представителям либерального священства это ох как не понравилось. В первые же дни по возвращению из Донбасса отец Павел стал получать от них личные угрозы в псевдо-дружеской манере. Суть угроз была проста - либо диакон умолкает и больше никогда не помогает «сепаратистам», либо ему плохо придется. Как истинный православный христианин, диакон не отступил и продолжил свою проповедь. И тогда в «Живом Журнале» известного блоггера появилась «удачная» подборка фотографий отца Павла с его странички в социальной сети «Вконтакте»: помимо упомянутых снимков с пивом и деньгами были еще и фотографии, на которых о. Павел он в мирском облачении занимается спортом. И тогда начальство, которое ранее не видело в данных снимках ничего порочащего РПЦ, резко поменяло свою позицию.

Следует добавить, что на своем приходе о. Павел возглавлял отдел по работе с молодежью. И уже в самом начале этой деятельности он понял, что нередко молодые люди, которые особенно обостренно чувствуют всякую ложь, не хотят идти церковь именно из-за священников. Мол, слова-то они говорят правильные, а сами ведут себя порой так, что никакого права судить о чужих грехах не имеют. И вот отец Павел, как мог, разъяснял, что в отношении грехов священники ничем не выше мирян и никакой скидки у Бога им не будет, что он такие же обычные люди со своими страстями и даже заблуждениями, и что отпускают грехи не священники, а Сам Господь через данную священству благодать... Человек в общем-то не пьющий (во всяком случае крепкие напитки), отец Павел мог пойти со своими подопечными и в пивбар, и в спортзал - он считал, что главное в деле проповеди - не лицемерить. Своей открытостью и умением просто объяснять довольно сложные проблемы диакон воцерковил нескольких молодых людей...

Однако «умная» (читай: лицемерная) подборка фотографий и шумиха, поднятая вокруг них, сделали свое дело. Церковное священноначалие публично выступило с резкой критикой «неподобающего» образа жизни диакона, а либеральная пресса, злорадно подхватившая эту тему, заодно записала отца Павла в «сепаратисты» и чуть ли не в террористы. Диакона на три месяца отстранили от служения в церкви, вплоть до решения Церковного суда. Бог знает, какой вердикт вынесет этот суд, но в том, что дело это заказное, я убедился не только со слов отца Павла, но и лично.

Будучи на съемках по редакционному заданию, я снимал одного высокопоставленного священнослужителя, фамилию которого я не хочу называть. Так вот перед интервью тот он меня предупредил: «Сегодня я о Новороссии не буду ничего говорить...»

- Почему? - спросил я. - Это, случайно, не из-за ситуации с Шульженком?

- Ну да, понимаешь... - отвечал священник. - Патриархия распорядилась, чтобы больше ни слова о Новороссии, а Шульженка приказали «топить», - и дальше он поведал о том, как отца Павла «сливают» из Русской Православной Церкви.

Но я отвлекся от основной темы - как я попал в Новороссию. Так вот, будучи готовым послужить своей родине не мечом, так хоть пропагандой, нашедший наконец-то подходящего человека на роль сценариста-ведущего, я стал договариваться со знакомыми людьми о поездке в Донецк и Луганск. Но для начала мы с отцом Павлом отсняли первый фильм здесь, в РФ, из цикла, который получил название «Славянский Рубеж» - «Мифы и были Украинства». Получилось неплохое документально-публицистическое кино, но без эксклюзивных кадров, носившее чисто информационно-просветительский характер. Этот фильм был необходим, как вводная часть к главной теме, служащая для понимания зрителем истерических корней и масштаба трагедии происходящего, к теме гонения на Православие в Новороссии.

По успешному релизу и презентации фильма в Санкт-Петербурге мы уже были одной ногой в аэропорту, готовые вылететь в Ростов-на-Дону и оттуда направиться в Донецк. Я не чувствовал себя героем, отправляясь в эту поездку, но понимал, что делаю то, что обязан делать человек, называющий себя православным христианином или патриотом своей страны.

Тяжко, пожалуй, для меня прошел только отъезд. Я не боялся смерти, зная, что умереть в бою (хоть и не физическом, но в бою за правду) - это величайший дар от Господа, о котором Его молили величайшие святые угодники. Но как только я задумывался о родителях и четырех самых близких друзьях, мне становилось тяжело на сердце. Эта тяжесть спала, как только наш самолет приземлился в Ростове-на-Дону. Ближе к вечеру мы выехали в Успенку, где находится русско-новоросский пограничный пропускной пункт.

Под вечерний грохот минометов и градов нас встретила сопровождающая группа: Ольга Владимировна - донецкий волонтер, которая очень помогла нам с организацией съемок и другими рабочими моментами - и водитель Геннадий, доставлявший нас на своем микроавтобусе ко всем местам съемок.

Путь из Успенки в Донецк мы преодолели быстро и без попаданий под обстрелы. Переночевав в гостинице под ставшие за пару часов привычными звуки выстрелов, очередей и взрывов, мы проснулись под звон колоколен Спасо-Преображенского кафедрального собора, находящегося через дорогу от места нашего ночлега. Помолившись в нем перед началом опасных съемок, мы направились в Совет Безопасности ДНР, где получили гражданские и военные аккредитации и получили в нашу команду двух бойцов спец.бригады «Восток», которые помогали нам в пути не напороться на украинские блокпосты, а на своих блокпостах договаривались, чтобы нас пропускали к месту съемок. Одного бойца звали Игорь, другого - Ростислав.

Из Совета Безопасности мы отправились в аэропорт и находящийся поблизости от него Свято-Иверский женский монастырь. Проблема заключалась только в том, что в тот момент там шли боевые действия за Пески, и монастырь с аэропортом оказались буквально между двух огней - Донецкого ополчения и украинских нацистов. Группа сопровождения долго отговаривала нас от идеи провести съемки в центре боя, но мы все же настояли. Невдалеке от Свято-Иверского монастыря Игорь попросил водителя остановить машину, пояснив, что дорога, по которой мы едем, находится под прицелом украинского снайпера, который, увидев человека в форме, непременно выстрелит. Посоветовавшись, мы решили, что рядом с водителем сядет отец Павел, облаченный в подрясник, и тогда, может быть, снайпер не станет стрелять. И хотя это было слабым утешением для моего товарища (как он говорил, «это непередаваемое ощущение, когда ты сидишь и понимаешь, что на тебя через прицел смотрит украинский снайпер»), мы поехали и без происшествий добрались до монастыря.

Промахнулся снайпер или вообще не стрелял, понять было невозможно. В шуме перестрелок и взрывов, окружающих нас, как было разобраться, что летит в нас, а что в другие цели... Остановившись у груды бетона и разбомбленной территории кладбища, бывшими когда-то святыней города Донецка, в пятистах метрах от позиций ополчения и укропов, в самом эпицентре боя, я стал расчехлять штатив и настраивать камеру, а наши сопровождающие предпочли отъехать подальше - «вон туда», сказав, что они не самоубийцы...

Как только я отснял минимум, который выдержали нервы, мы направились «вон туда», где нас должна была ждать машина с сопровождающими. «Вон там» оказалось за разрушенным храмом, метрах в двухстах, где шансов попасть под снаряд или пулю было немного меньше. Обрадовавшись, что тут безопаснее, мы решили снять стендап на фоне разбомбленного аэропорта, однако красноречивая реплика Геннадия и гробовое молчание Игоря с Ростиславом убедили нас срочно убираться с места боя.

Нам доходчиво объяснили, что живыми мы возвращаемся не иначе как чудом. Впрочем, мы все же сделали пару остановок не в самых безопасных местах, чтобы хотя бы издалека снять аэропорт и место гибели его защитников, где установлен памятный крест.

Забегая вперед, скажу, что вид разрушенных обителей и храмов оставляют в сердце тяжелый груз. Кроме Свято-Иверского женского монастыря, мне особенно врезались в память еще два храма. Первый - святого праведного Иоанна Кронштадтского в Донецкой области, от которого осталось лишь некое подобие здания. Купол был начисто снесен снарядом и разбит на кусочки. Остались облупленные, пробитые бетонные стены... А о втором, в Горловке, теперь уже можно только помнить, что это был храм. Все, что от него осталось, это фундамент. А рядом - детская площадка, на которой до сих пор играют дети...

Уже к концу первого съемочного дня я получил впечатление об ущербе, нанесенном украинскими «карателями» Донецкой Народной Республике. Если в центре города следов войны почти не было заметно (за исключением регулярных, чуть ли не ритмичных звуковых эффектов), то в окраинных районах тут и там виднелись полуразрушенные, сгоревшие дома, разбитые дороги, разбомбленные магазины, остановки и заправки, поваленные деревья и дорожные знаки. И в этих районах все еще живут люди! А в пригородах Донбасса таких «пейзажей» мне не доводилось видеть ни в фильмах, ни компьютерных играх, ни даже в самых страшных мультфильмах с их возможностью изобразить все, что угодно. Территории пригорода и районных центров представляют собой груды различных разбитых субстанций, которые раньше были домами, остановками, дорожными знаками, крышами, стенами, стеклом - в общем различными элементами цивилизационной инфраструктуры. Полная разруха с двумя-тремя не заваленными, но разбитыми до невозможности дорогами, усеянными осколками мин и снарядов...

Во время пребывания в Новороссии я был очень озадачен позицией местного духовенства. Складывалось впечатление, что донецкие и луганские священники не только избегают обязанности как-либо окормлять ополчение - они боятся хоть слово сказать в поддержку родного края. И особенно те, у которых епархия разделилась на две части: одна находится на территории Донецкой или Луганской народных республик, вторая - на территории Украины. Из храма одной такой епархии нас просто-напросто грубо вытолкали, запретив съемку и отказавшись от каких-либо комментариев (даже не на камеру), тут же позвонили в соседние храмы, предупредив о возможности нашего визита с поручением не давать нам снимать даже окрестности. Так что отец Павел Шульженок стал своего рода «эксклюзивным» священнослужителем на Донбассе, который благословлял ополченцев маленькими иконками, которые привез с собой из России.

Вообще местное духовенство сильно напугано. Полковых священников в Новороссии нет (хотя бы одного на всех бойцов, готовых головы сложить за други своя, за Родину). Слава Богу, хоть из храмов их не гонят, позволяя молиться и принимать участия в церковных таинствах. Как не прогонят из храмов и бандеровцев или «правосеков», если они туда зайдут. Впрочем, встречались нам и другие примеры. Так, в одном из обителей Луганской области, где мы искали могилку отца Владимира Креслянского, нам не только разрешили снимать, но и угостили всех свежими, еще теплыми просфорками из монастырской пекарни. Да и место там очень намоленное - какое-то невероятно легкое и благое ощущение было на душе, когда мы там находились.

Возможно, это связано с подвигом отца Владимира... Этот священник погиб при обстреле в центре Луганска во время бомбежки: то ли из миномета стреляли, то ли на парашютах сбросили пять бомб. Как бы то ни было, но разорвался только первый снаряд, унесший жизнь священника. В предсмертной агонии, весь в крови, на коленях отец Владимир до последнего вздоха молился о том, чтобы остальные снаряды не разорвались и никто не пострадал. И по его молитве его, милостью Божией, так и случилось.

Очень огорчило нас с отцом Павлом то, что место гибели священномученика Владимира не отмечено никаким памятным знаком. Ни крестом, ни табличкой - ничем! Нам удалось найти это место только по видеозаписи из интернета и свидетельствам очевидцев. Про отца Владимира в Луганске знают все, так что нам показали и двор, где его настиг снаряд, и место на обочине, где он скончался...

Кстати, если говорить о духовном состоянии населения, так это истинное чудо. Как сказал мне Ростислав, на войне нет атеизма. И действительно: девяносто процентов населения - верующие. Причем верующие искренне и очень горячо. Правда, из них только процентов тридцать-сорок воцерковленные, но, Бог даст, и это устроится со временем... Куда люди бегут при обстреле или после него, особенно если родной дом разрушен? Кончено же, искать утешения в ближайший храм.

И что еще характерно для жителей Новороссийских республик, так это стойкость духа. Встретившись с ними, даже не подумаешь, что они живут в военных условиях: прогуливаются, улыбаются, ходят на культурные мероприятия, которые, к нашему удивлению, регулярно проводятся в обоих городах. В общем люди в Донецке и Луганске живут, а не выживают. Пусть в разрухе, пусть скудно питаясь, но зато в Правде, то есть с Богом.

Очень сильно согревали душу блокпосты и техника вооруженных сил Новороссии. Часто ли в наших, российских, воинских частях вы видели стяги Спаса, Имперский флаг или надпись: «Православие или смерть»? А в Новороссии практически над каждым республиканским или военным объектом парит стяг Спаса бок о бок с флагами той или иной республики и самой Новороссии.

Глядя на все это, думается, что Донбасс не падет никогда, а Новороссия будет разрастаться и соберет под свое крыло все исконно-русские города и сёла. С такой пламенной верой, с такой стойкостью духа по-другому и быть не может. Правильно сказал отец Павел в одном из своих интервью: по всей видимости, именно там, на Донбассе, начинает возрождаться Российская империя. И пусть Новороссия, как государство, тоже раздирают различные центры силы и оппозиционные партии, пусть возникают некие внутренние распри, но с Божьей помощью все это будет преодолено, во что я искренне верю!

...Второй фильм из цикла «Славянский Рубеж», который мы с диаконом Павлом Шульженком снимали в ДНР и ЛНР, будет называться «Голгофа Новороссии» и выйдет в интернете во второй половине мая. К статье прикладываю несколько не самых интересных, но интригующих скриншотов из грядущей картины. Храни всех Господь!