Благоугодить дарами Богу или освободить время для великих дел?

Удивительно! Есть множество книг, пособий, в которых подробно расписывается, как совершается Литургия, и подробно описан порядок действий священника на проскомидии. Уже, наверное, маленькие дети, ученики воскресной школы, знают, в каком порядке вынимаются и укладываются частицы и в память каких святых. Но нигде особенно не объясняется, зачем вынимаются частицы за людей и, главное, зачем вынимаются и погружаются частицы за святых. Если вынимаются частицы за живых и усопших православных христиан, то это понятно (чтобы соединить их с Богом, всыпав в Чашу), то зачем тоже делать это в отношении святых, которые и так святы, и находятся с Богом. «В честь и память Преблагословенной Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии еяже молитвами прими, Господи, жертву сию в Пренебесный Твой жертвенник». Побуждением, по которому приносятся Дары, служит благодарность Богу и прошение. «Ибо таков уже порядок вещей, что никакой дар не даётся без цели: идёт ли речь о том, чтобы благоугодить (дарами) Богу или чтобы почтить дарами кого-нибудь из людей, но всегда ради кого-нибудь блага или полученного, или ещё ожидаемого...» (Николай Кавасила. Изъяснение Божественной литургии).

Мы приносим частицы в честь святых как благодарность Богу, что через дарованные Им блага святые получили возможность стать святыми. Более того, Он избрал Себе из нашей среды Матерь, и человек получил такую славу. Мы получили за себя Ходатаицу и ходатаев одной с нами природы, единородным с нами Ты даровал такое дерзновение. То есть, принося частицы святым, мы явно обращаемся и к ним как ходатаям, возносим благодарение Господу за людей, достигших уже Царствия Небесного. Как говорит блаженный Симеон: «Примечаешь ли, что частицы бывают вместо Святых и преподносятся в память и честь, и чрез них во спасение нам? Так и они, как сподвизающиеся Христу, в этом страшном Таинстве делаются причастниками большей славы и восхождения, чрез причастие спасительной жертвы, и примиряют нас с Ним и соединяют, особенно в то время, когда мы воспоминаем их» (свт. Симеон Солунский, с. 125).

Всё это для современного человека приобретает характер своеобразной настольной игры. Вот эти частицы изображают нас, вот эти Божию Матерь и святых, вот эта большая часть просфоры приносимого в жертву Спасителя. Сколько разных игр ни придумало человечество, только в нашем случае проскомидия завершается освящением Даров, и мы приобщаемся Телу и Крови Самого Христа. На этом зиждется Церковь, и без этого существование Её не имеет смысла. То есть совершаемое – это не игра, не причудливая модель, не изображение. Когда в Чашу погружается частицы, тогда и мы освящаемся, только окончательное и бесповоротное приобщение Христу относится в полной мере к будущему веку. Сложнее понять всё о частицах Святых.

В Евхаристии приносятся дары во имя святых, по подражанию Господу, но они не прелагаются ни в Тело Христово, ни, разумеется, в тела святых, а при совершении Таин, через соединение и «общения с ними освящаются и низводят освящение на тех, за которых приносились», а через частицы за Святых – на нас, подобно как и по молитвам, в которых мы воспоминаем их, сами они «приемлют освящение от Бога, принимая же приношения от нас, через них освящают и нас. Святые душами невещественно участвуют в причащении Христовом... они как потрудившиеся и прославленные вместе с Ним, имеют участие в величайшей славе». Думаю, более этого об участии Святых в евхаристии нам знать не дано...

Неизвестно, кем и когда было установлено на Литургии приношение частиц о Святых, живых и умерших, но явно это имеет древнее происхождение. Святитель Кирилл Иерусалимский говорит: «Поминаем и прежде почивших, сперва патриархов, пророков, апостолов, мучеников, чтобы по их молитвам и предстательствам Бог принял наше моление» (Поучение Тайноводственое, V, п. 8, с. 462). Поминовение приобрело не сразу образ вынимания частиц. Конечно, нам трудно понять таинственного изображения устройства церкви на дискосе. Но, несомненно, в Евхаристии гораздо глубже «вещественное» поминовение, сочетаемое со словесным. Да, никто не спорит с этим, хотя нельзя понять все смыслы вынимания частиц за святых, соединение с Кровью и значение этого для живых и усопших. Ни разу мне не приходилось служить со священниками, которые демонстрировали своё непонимание приношения частиц за святых или пытались игнорировать или сократить процесс поминовения. Но в отношении частиц за живых и мёртвых я наблюдаю, как частиц за них вынимается все меньше, хотя поминовений и так становится все меньше. 20-30 лет назад священники старшего поколения любой ценой пытались помянуть и вынуть частицу за каждое имя, даже затягивая богослужение, даже прибегая к хитростям. Например, мне приходилось быстро прочитывать записки, а батюшка непрерывно и быстро вынимал мелкие частицы. Старые священники рассказывали, как после родительских суббот частицы ещё некоторое время пребывали на престоле, ожидая своей очереди в несколько служб.

Почему сейчас такое происходит? Потому что молодые батюшки своим критическим умом исследуют глубины церковной истории и не находят явно в древности такого приношения? Или считают, что после второго крещения Руси в Церкви оказалось много людей, так и оставшихся внешними, и приносить жертвы за таких недостойно? Или потому, что батюшки просто стали более занятыми? Но сейчас записки чаще всего просто перечитывают, возможно, ссылаясь на опыт святого праведного Иоанна Кронштадтского... Да и верующие, если ранее более всего обращали внимание на поминание на Литургии, то сейчас вынимать частицу для них не так важно. Нет уже требовательных прихожан, напоминающих о частицах.

Меня удивила практика некоторых простых батюшек погружать частицы, вынутые из просфор не после причастия, а после причастия священнослужителей, до причащения верующих. Мне казалось это чудачеством, тем более такие батюшки бывают, как правило, достаточно просты. Но потом я познакомился с мнением униатов, изложенных на Замостском соборе 1720 года, что если частицы прелагаются в Тело, при необходимости можно ими и причащать. ≪Я думаю, что частицы обязаны введением (introduzione) их [в чин проскомидии] не только тому, что они являют участие каждого верного [в приношении] и имеют символическое значение, но также практическому аспекту причащения: в случае большого количества причастников необходимо иметь достаточно материи для пресуществления — таково удобство частиц с практической точки зрения≫. Вот до чего дошла «богословская» мысль на Западе, а сейчас познакомиться с любым мнением не составляет труда: достаточно подключиться к интернету.

Но, когда я почитал святых отцов, то узнал их мнение, зачем вынимают частицы и за живых, и за усопших, и за святых, то пришлось узнать много интересного и не очень интересного, скорее, страшного. Во время споров в XVII веке выяснилось, что у Сильвестра Медведева, главного идеолога малороссийской партии, встречается мнение, что частицы эти при погружении в Кровь становятся Телом, которыми можно причащать. Но чудовский монах Евфимий, представитель великорусской партии, отвечает: «Но самое сие латинское еретическое учение ов убо изрыгаше, ов же распосылает и подвергает несовершенно искусным в ведении святых писаний сицевую тетрать "злоразглаголство ученика со учителем" о совершении Пречистых Таин Тела и Крове Христовы под именем восточныя святыя Церкве, глаголющих по латинскому зломудрованию совершатися словесы токмо "Приимите, ядите" и "Пийти от нея вси", – и яко не едина часть Святый Агнец, но и вся части, приносимыя в честь и память святых и о здравии живых и о упокоении душ усопших, претворяются теми токмо словесы в Тело Христово». То есть всё это уже было, обсуждалось и возвращается вновь.

Многие батюшки, просвещаясь, дошли уже до профессора Ивана Алексеевича Карабинова, прочитали у него о разных облегчительных древних традициях. А древность, как известно, для многих – критерий истины.

«В то время, как, по древнему церковному верованию, на литургии преждеосвященных Даров соединяемые с частью св. Хлеба вино предлагается в Кровь Христову, по мнению литургистов, влагаемые на полной литургии в Кровь Господню частицы из просфор за святых и христиан только освящаются, так же просто лишь освящается вино, в которое полагается частица свв. Тайн для причащения больного» (И.А. Карабинов // Христианское чтение. Июль-август 1915, с. 963). Конечно, профессор ни к чему не призывал, а просто знакомил узкий круг со своими научно-богословскими исследованиями, но прогрессивный батюшка легко поймет, что, по мнению некоторых, не только вино освящается в Кровь на Литургии Преждеосвященных Даров, так что готовить Дары, напояя Кровью, необязательно, для освящения достаточно частиц Тела, а далее уж самые продвинутые могут задуматься о том, что не стоит напрягаться на Литургии, думать о соответствии количества частиц числу причастников, а можно при необходимости причащать и частицами, вынутыми за святых, за здравствующих, за умерших.

Трудно представить простому человеку, что за манипуляциями с частицами стоит что-то неизмеримо большое, что Литургию служат здесь, на земле, простые батюшки и не просто благодарят святых и просят молитв о земных членах Церкви, и, как говорилось выше, «святые делаются причастниками большей славы». И до конца всё уразуметь могут, вероятно, только святые, а наше дело прилежно идти намеченным курсом, ничего не сокращая и не добавляя, тем более изобретая.

Интересно, что протопресвитер Александр Шмеман пишет, что ранее подготовкой даров занимались диаконы. «Нарочитыми служителями благотворения и потому этой жертвы любви являются в ранней Церкви дьяконы. На них преимущественно лежит забота не только о материальном благополучии общины (забота, к которой в наши дни сводится почти целиком деятельность всевозможных церковных комитетов и, в сущности, всей церковной организации), а именно – о любви, как самой сущности церковной жизни, о Церкви, как о жертвенном и деятельном служении всех всем. А так как в ранней Церкви место и служение каждого в евхаристическом собрании выражает место и служение (литургию) каждого в жизни общины, то на дьяконах лежит ответственность за принятие от приходящих их даров, за их сортирование и за приготовление той части их, которая, как выражение этого приношения, этой жертвы любви, составит «вещество» евхаристического таинства. Совершение проскомидии дьяконами – а не как теперь, священником, – сохранялось в Церкви вплоть до XIV века, как и принесение именно ими Св. Даров к предстоятелю в начале евхаристического «возношения», евхаристии в собственном смысле. И хотя о происшедшей затем перемене мы ещё будем говорить, уже сейчас можно заметить, что если в наше время наличие дьякона в каждой церковной общине перестало ощущаться как необходимое и самоочевидное, как одно из условий полноты церковной жизни, и дьяконство превратилось в некий декоративный придаток (особенно при торжественных архиерейских служениях), а также в ступень для получения священства, то не потому ли, что ослабело, если не совсем выветрилось в нас переживание самой Церкви как любви Христовой, и Литургии – как выражения и исполнения этой любви» (Протопресвитер Александр Шмеман. Евхаристия. Таинство Царства. Глава 6. Таинство приношения, § 4). Конечно, не имеет смысла возрождать этот древний чин, но стоит вспомнить это трепетное отношение к проскомидии. Вряд ли поминовения проскомидии были доведены до минимума, если бы сохранился хотя бы намёк на такое служение.

Хотя надо утешить миссионерски настроенных батюшек, которым богослужение кажется слишком длинным и отвлекает их от просвещение народа, в котором именно и состоит, по их мнению, служение священника. Но никогда не смогут они совершить что-то большее, чем Божественную Литургию.

А где найти людей вроде чудовского монаха Евфимия, который мог бы разъяснить всё? А как объяснить то, что вроде всё и так известно? Это смогут разве святые.

Кроме того, чувствуется, что по части новых открытий и находок у нас все ещё впереди.

Диакон Пётр Пахомов, публицист