Три шага русской революции

«Но главное: будь верен сам себе;// Тогда, как вслед за днем бывает ночь,// Ты не изменишь и другим»

У. Шекспир. «Гамлет»

Несмотря на то, что Россия XXI века – это не Российская империя и не Советский Союз, а Февраль и Октябрь 1917 г. безнадёжно отделены от нас вихрем столетия и океаном пролитой крови, мы до сих пор не понимаем, как относиться к тому, что произошло в тот роковой год. Белые и красные, разделённые на яростно враждующие партии, по-прежнему разделяют общество и шумом своих бесконечных взаимных претензий лишают возможности взвешенно оценить произошедшее. Одному Богу известно, сколько ещё времени потребуется, чтобы раны и язвы Гражданской войны утихли, и люди осознали, что воевать с прошлым бесполезно, а строить на отрицании бессмысленно.

Красные, говоря о Революции, отмечают успехи СССР, выпавшие в основном на послевоенные годы (Гагарин, бесплатные образование и медицина и т.д.), отрицая или умаляя негативные «эксцессы», пришедшиеся в основном на довоенные годы (репрессии, гонения на Церковь и историческую Россию и т.д.). Белые, в свою очередь, напирают на негатив, отказывая «большевицкой Совдепии» вообще в каких-либо достижениях. Из этого вытекает и соответствующее отношение враждующих лагерей к Революции, как толчку, запустившему эти процессы.

Но как очевидны достижения советского периода, так и бесспорны реки крови, пролитые за это время. Партийный подход (красный или белый) к оценке такого противоречивого явления неминуемо обречён на однобокость, а следовательно – на уклонение от истины.

Более того, Революцию недостаточно оценивать лишь с материалистической точки зрения, потому как её смысл и цели лежат совершенно в другой сфере. Если убрать духовную составляющую, то чрезвычайно трудно объяснить гонения не только на Церковь как социальный институт, но и на верующих, и на всё, что связано с религией, а уж рациональное начало в такой атеистической мистерии, как мумификация тела Ленина (это лишь пример), отсутствует по определению. Смотреть на Революцию глазами материализма значит наблюдать её не со стороны, а изнутри, что опять же приводит к искажению выводов.

Представляется, что необходимо выделить Революцию как самостоятельное явление исключительно духовного порядка. Дипломат и поэт Ф.И. Тютчев называл Революцию «врагом христианства», а основным её свойством – антихристианский дух. В терминах науки социолог и современник русской революции П.А. Сорокин понимал под Революцией «прежде всего определённое изменение поведения членов общества, с одной стороны; их психики и идеологии, убеждений и верований, морали и оценок, - с другой» (Сорокин П.А. Социология революции. М., 2008, с. 32).

Революция, словно вирус, попадает в духовно ослабленный организм народного тела. Не было ни одной революции в духовно крепком народе. Напротив, давно отмечено, что революции случаются в тех государствах, где материальное благосостояние находится на достаточно высоком уровне, что обычно сопровождается некоторым «разжижением» духа и даёт ту питательную среду, из которой рождается будущий революционный актив.

О том, что Россия перед 1917-м годом была «окрашенным гробом, полным костей мертвых и всякой нечистоты», известно, кажется, всем, за исключением разве что любителей сказок и легенд про святой град Китеж. Нравственный, духовный упадок элиты, общества, армии, народа был катастрофическим, к тому же его усугубила невиданная по своей тяжести Великая Германская война. Из дневника генерала В.И. Селивачёва: «Кельчевский рассказывал о первом наступлении армии Ренненкампфа: абсолютное безделье с его стороны и воровство бесконечное: вывозили соболя, материи, автомобили, шёлк, серебро и т.п. Ужас берёт – где же рыцарство нашего воинства, и чем мы лучше наших противников?!![…] Боже, Боже, до чего упали мы в нравственном отношении!! И после этого хотим победы!!! (Дневник генерала В.И. Селивачёва 1901-1914 гг. М., 2019, с. 566; запись за 15 декабря 1914 г.) <…> Нужна коренная ломка, нужна коренная реформа, а на это мы едва ли способны! <…> Тыл начал, как и в Манчжурскую кампанию, кишеть публичными женщинами. Нравственный упадок армии – налицо» (Там же, с. 592; запись за 30 декабря 1914 г.).

Но для того, чтобы случилось то, что историческая наука называет «революцией», стране необходимо сделать несколько шагов.

Первый шаг – измена присяге. Февралисты в 1917 г. совершили предательство в отношении всего, чему клялись, и на чём стояло Русское царство: Православия (предательство как внутренний грех каждого заговорщика), Самодержавия (нарушение присяги, измена Царю), Народа (недобросовестная манипуляция народом в борьбе за власть, включение в заговор западных союзников, интересы которых были прямо противоположны задачам русского государства и народа).

Факт предательства подтверждается и кампанией по очернению Царя и Царской семьи. Измена постыдна, совесть не даёт векам смыкаться в праведном сне. Из этого рождается требование усыпить совесть тем, что будто бы тот, кому присягали, недостоин верности, а ещё лучше – сам предатель. Вспомним небылицы про телеграфный кабель в кабинет кайзера (из дневника генерала В.И. Селивачёва: «Вчера одна сестра милосердия сообщала, что есть слух, будто из Царскосельского дворца от Государыни шёл кабель для разговоров с Берлином, по которому Вильгельм узнавал буквально все наши тайны. Страшно подумать о том, что это может быть правдой – ведь какими жертвами платил народ за подобное предательство?!!» (Дневник генерала В.И. Селивачёва: август 1916 - сентябрь 1917 (готовится к публикации); запись за 7 марта 1917 г.)); вспомним про «глупость или измену», когда не было ни того, ни другого, и изменник Милюков об этом знал! Нужно было доказать себе и другим, что предательство – не иудово деяние, но «зло во благо».

«А всё-таки, чем ни оправдывайся, мы, главнокомандующие, все изменники присяге и предатели своего Государя! О, если бы я только мог предвидеть несостоятельность Временного правительства и Брест-Литовский договор, я никогда бы не обратился к Государю с просьбой об отречении! Нас всех ожидает та же участь и поделом!» (Ганин А.В. «Главком Западного фронта Алексей Эверт: Мы предатели своего государя» // «Родина». 2017. № 2). Слова раскаяния человека, наверное, честного, но давшего увлечь себя «злом во благо» – генерал Эверт, главнокомандующий Западным фронтом в феврале 1917 г., один из подписантов тех злополучных телеграмм в адрес «Вашего Величества». Тогда многие так рассуждали: одни – сознательно рождая ложь, другие – по наивности и в неведении.

Николай II, первая жертва Революции, первым же и поставил диагноз, узрев её суть: «Кругом измена, и трусость, и обман».

Будучи духовными дегенератами, предавшие Царя элиты не видели нравственное состояние народа и думали, что только они обладают «лицензией на измену». Но заговор, т.е. измена элиты, перерос в Революцию, т.е. в измену народа. А элиты стали следующей жертвой Революции – известно, что Революция пожирает своих сынов.

Как от камня, брошенного в воду, волна предательства пошла в народную толщу. Второй шаг на пути к Революции сделала армия, отказавшись воевать, бросив фронт и боевых товарищей, оставшихся преданными долгу. Пока одни в ситуации тяжелейшего нравственного выбора решали жить по принципу: «Делай, что должно, и будь, что будет» (решение офицеров-фронтовиков Преображенского полка), другие мародёрствовали, митинговали, насильничали и бежали с фронта. «Полная нравственная деморализация солдатского состава была главнейшей причиной отхода наших войск», – докладывал в июле 1917 г. командующий 7-й армией В.И. Селивачёв генералу Корнилову.

Третий шаг – «шаг миллионный» – за народными массами: всё, на чём были воспитаны, во что верили, чем жили их отцы и прадеды, – всё было порушено и посрамлено. Сами, ломая шеи, срывали кресты с храмов. Сами грабили не только усадьбы, церкви и монастыри, но и своего зажиточного соседа. Сами стучали друг на друга, сами сажали, сами охраняли, сами расстреливали. Сами себя голодом морили. Всё сделали своими руками. Евреи, англичане, французы, немцы, американцы и прочие «языки» лишь ловко прибирали к рукам всё, накопленное русским народом за столетия мира, да разжигали в русских Революцию, которая изнутри пожирала Россию.

Без третьего шага – без народа – 1917 год остался бы в истории России годом дворцового переворота, волнений в армии, смуты, напоминающей начало XVII века. Но в эпоху Лжедмитриев народ выбрал Казанскую икону Божьей Матери, Патриарха Гермогена и Троице-Сергиеву Лавру, а 300 лет спустя – Ленина и «Мир – народам, земля – крестьянам, фабрики – рабочим». На символическом уровне такой народный выбор и есть Революция.

«Революция – есть изменение поведения членов общества, их психики, идеологии, убеждений и верований, морали и оценок»…

Согласно Питириму Сорокину, революция включает в себя две стадии – собственно революцию и реакцию на неё, т.е. торможение революции. Ответом на «революционный этап» Революции стала череда больших и малых народных подвигов: подвиг христианских Новомучеников, трудовой подвиг народа в 30-50-е годы и, конечно, Победа в Великой Отечественной войне. Измена «революционного этапа» искупалась кровью «реакционного периода». Русский дух в 30-50-х гг. ХХ века пересилил Революцию, заплатив за это неизмеримыми потерями.

Таким образом, Революция в России – это период, обрамлённый двумя мировыми войнами, а 1929 год – «Год великого перелома» – это условная черта, когда Революция перешла из «революционного этапа» в стадию реакции. И только во время или после Великой Отечественной войны (а, возможно, и со смертью Сталина) русская жизнь постепенно нормализуется.

После 1917 года русский народ продолжал жить и творить, только в условиях Революции делать это было гораздо труднее, а издержки – гораздо выше. При этом быстрее успехи достигались в тех областях, которые в наименьшей степени пострадали от Революции. Революция была не толчком, а препятствием в народной жизни, препятствием, которое с трудом и не во всех областях, но преодолевалось народом.

Так, например, известно, что Красную армию создали военспецы, т.е. бывшие царские генералы и офицеры, составившие её костяк ещё в годы Гражданской войны. Это не спасло их от чисток 30-х годов, но создало ту силу, которая в Великую Отечественную войну смогла противостоять Германии. А дальнейшая – уже в годы войны – «нормализация» военной жизни посредством введения погон, гвардейских наименований, суворовских училищ и прочих достижений самодержавной мысли подозрительно совпала с потрясающими победами над врагом. То есть, конечно, не офицерские погоны помогли победить Гитлера, но они стали символом того, что в военной сфере Революция (включая стадию реакции) окончилась, армия вернулась к тем жизненным русским основам, на которых она строилась издревле.

Та же логика касается и науки, которой в Советском Союзе уделялось повышенное внимание. И её губила и уничтожала Революция, но как и в случае с армией её удалось сохранить, а русские учёные в 20-50-е годы совершили настоящий подвиг самоотречения и самоотдачи. Тот же русский космос стал возможен, потому что была сохранена соответствующая научная школа, успешно развивавшаяся ещё со времён Самодержавия.

Пример от обратного являет история русского православия и Церкви в ХХ веке. Она была главным врагом для Революции (вспомним антихристианский дух, отмеченный Тютчевым), поэтому Церкви был нанесён такой удар, что русский народ не отошёл от него до сей поры. Тридцать лет уж как нет советской власти, а дремучее большинство, забывшее уже и Маркса с Энгельсом и Лениным, живёт в матрице журнала «Безбожник», периодически освещая (для стороннего наблюдателя) тьму внутри себя его лозунгами и шаблонами…

В контексте двойственной структуры Революции следует рассматривать и фигуру И.В. Сталина – квинтэссенции революционного зла для одних и едва ли не святого вождя для других. Разгадка этого исторического деятеля заключается в том, что, будучи порождением Революции, он был тем, кто Революцию похоронил. За это его подсознательно одобряет народ. За это его ненавидят духовные потомки тех революционеров, которые ковали «революционный этап» Революции и которых он уничтожил в 1930-х.

Заслуга Сталина заключается не в том, что он принял страну с сохой, а оставил с ядерным оружием. С определённой долей уверенности можно предполагать, что это произошло бы само собой при естественном – нереволюционном – пути развития России. Ключевое достижение Сталина – это то, что он принял страну, бьющуюся в конвульсиях Революции, а оставил её, если не уничтожив Революцию, то существенно её ослабив, вернув русский народ на его исторические пути и дав время на передышку и средства для борьбы перед, возможно, самой страшной битвой в будущем.

Сталин – это революционный реакционер, и в этом его историческая заслуга перед Россией. Не это ли имели в виду те православные иерархи и священники, которые пережили «сталинский» (точнее – революционный) террор, но при этом отдавали должное бывшему семинаристу?..

Говоря о Революции, зачастую вспоминают, что сатана был первым революционером, и делают соответствующие выводы о революционерах вообще. Но человек – не бес. Он способен на добрые и героические поступки, а следовательно, человек, становясь на сторону Революции, хотя и совершает страшную ошибку, но сохраняет способность к свершению великих поступков. И чем крепче нравственный фундамент народа, тем выше вероятность, что даже сын Революции в трагический миг последнего выбора выберет путь подвига.

В этом сквозь морок Революции проступает природа и характер русского человека, созидающего и делающего добро. Даже в условиях, когда внутреннее затмение сердца, казалось бы, не должно давать возможности созидать. Но столь велика оказалась сила русской души, столь могучи оказались её христианские корни, что Революция не смогла убить Россию, но лишь приостановила ход русской истории, причинив русскому народу неизмеримые страдания и нанеся страшные раны. Русский народ прорвался сквозь Революцию, как попавший в окружение отряд яростной штыковой атакой прорывается сквозь вражеские ряды – потери ужасны, но альтернатива – смерть или позорный плен.

«Революция и Россия… Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой. От исхода борьбы между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на века вся политическая и религиозная будущность человечества», – писал Тютчев в 1848 г. Разве события ХХ века не подтвердили в полной мере слова великого дипломата и поэта?

Олег Николаевич Хлестов, правовед, публицист, Москва