Пресловутое письмо священников в защиту участников московских беспорядков вновь подняло вопрос о разделении паствы и духовенство Русской Православной Церкви на консерваторов и либералов.
«Уникальность этого обращения не только в том, что это первая подобного рода политическая и нравственная акция духовенства. В новейшей истории России еще не было таких масштабных выступлений. Письмо поддержали не только священники, которых считают «православными либералами» (Алексий Уминский, Александр Борисов), но и широкий круг батюшек из российской провинции, из дальнего и ближнего зарубежья, которые не считаются ни известными консерваторами, ни либералами», - полагает Роман Лункин, доктор политических наук, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН.
Ранее о либералах в Церкви вспоминали в связи с выходом протоиерея Александра Ильяшенко из редакции портала «Православие и мир».
По мнению первого заместителя председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, доктора политических наук Александра Щипкова, «Правмир» - «одна из частей неформального разветвлённого медийного проекта, который обслуживает либерал-православную идеологию».
Ученый отметил, что «Правмир», будучи формально независимым изданием, но пользуясь поддержкой либерал-православного лобби, говорил от имени Церкви.
Поднятую проблему обсуждают сотрудники «Русской народной линии» — заместитель главного редактора Александр Тимофеев и помощник главного редактора Павел Тихомиров.
Александр Тимофеев: Насколько, на твой взгляд, уместно говорить о разделении паствы и духовенства Русской Православной Церкви на консерваторов и либералов? Реально ли такое разделение? Или оно в большей степени плод воображения?
Павел Тихомиров: Говоря о консерватизме и либерализме применительно к православно верующим людям, необходимо сразу же определиться с терминологией. Кого мы назовём консерватором, а кого – либералом, каковы критерии? Никто ведь находящийся в здравом уме не станет отрицать того, что разномыслие – это благо, другое дело, что есть круг вопросов, по отношению к которым наличествует «согласие отцов» или, как теперь выражаются, существует корпоративная норма, а есть – пространство для разномыслия.
Поэтому корректнее, наверное, поставить вопрос таким образом: где пролегает эта граница между кругом вопросов, относящихся к корпоративной норме, к тому, что люди определённой традиции почитают в качестве незыблемого, и теми вопросами, относительно которых дискуссионность не возбраняется.
Но вообще, если не особенно умничать, то обычно наш брат, православный патриот, обзывает «либералами» тех наших братьев по вере, которые демонстрируют ту или иную степень «продвинутости». Т.е. демонстративного несоблюдения тех или иных моментов, как раз относящихся к элементам «корпоративной нормы».
Но дело в том, что такой единой нормы в современном русском православном сознании не существует.
Четверть века назад можно было сказать, что есть некое целостное мировоззрение, присущее воцерковлённым чадам РПЦ. Но сейчас уже совершенно ясно, что единой нормы нет и весьма трудно найти в Церкви человека, с которым совпадали бы позиции по хотя бы трём принципиальным вопросам.
А.Т.: Либерализм в его чистом виде есть безграничная свобода, в том числе свобода грешить. Православие же проповедует свободу от греха. В этом смысле само понятие «православный либерал» ни что иное как оксюморон. Возможно ли совмещение этих разнонаправленных предписаний?
П.Т.: Возможно. Потому что в теории, действительно, последовательный либерал может дойти до исповедания радикального релятивизма – каждый, дескать, по-своему прав, и разрешено всё то, что не запрещено. Однако, в жизни, а не в теории, мы сталкиваемся с тем, что либерализм тех или иных православно верующих людей заключается не в исповедании радикального релятивизма, а в отстаивании некой общественно-политической позиции, так сказать, либерализма политического.
Далеко за примерами и ходить не нужно. Четверть века назад считалось, что каждый русский православный патриот непременно должен быть монархистом. И идеалом должна быть самодержавная монархия.
Но посмотри вокруг: много ли сегодня монархистов среди православных русских людей? Да и в среде монархистов существует разделение – легитимисты обвиняют царистов в модернизме, т.е. придумывании неких, ранее не существовавших форм монархизма, а царисты, в свою очередь, обвиняют легитимистов в самых разных грехах – начиная от попытки подмены идеи Самодержавной Монархии идеей Монархии Конституционной и оканчивая вещами из разряда конспирологии.
Т.е. и легитимисты в глазах царистов, и царисты – в глазах легитимистов – воспринимаются как нарушители консервативной традиции, т.е. как либералы.
(Молчу уже про то, как воспринимается православными нашими братьями, возросшими в идейном пространстве РПЦЗ, наша попытка переосмысления Советского периода в истории. Для людей, исповедующих мировоззрение Зарубежной Церкви, условный «православный сталинизм» — это и есть просто воплощение одной из крайних форм либерализма).
Так что либерализм сегодня – это не исповедание радикального антропоцентризма, а, скорее всего, просто фиксация того, что человек, обозначенный таким образом, просто исповедует ценности, которые отличаются от тех ценностей, которые воспринимаются в качестве традиционных норм.
А.Т.: Ты думаешь, когда говорят о православных либералах, имеют в виду исключительно политический либерализм, т. е. совокупность либеральных воззрений на политику и государство?
П.Т.: Нет, конечно. Когда сегодня заходит речь о либерализме в Православии, то имеется в виду «обмирщение не по разуму». «Продвинутость». Т.е. демонстрация несогласия с некими глубинными вещами.
Поскольку эти вещи преподносятся либералами как просто атрибут той или иной традиции благочестия – в дораскольной Руси была одна традиция, в дореволюционной – другая, в апостольские времена – совсем иная и т.д.
И люди, которые пытаются быть воплощением традиционного для Русской Православной Церкви дореволюционного образца норм, воспринимают в качестве либералов тех, кто, например, является последователем прот. А.Шмемана. А «шмемановцы», в свою очередь, полагают, что их критики подменили веру фольклором.
Тут, чтобы вырваться из ловушки субъективных отношений к той или иной традиции, необходимо договориться о том: что же следует считать правильной духовной жизнью и как верно на неё настроиться.
И тогда явные и принципиальные осмысленные отклонения от этого верного настроя – в сторону обмирщения – и можно было бы, на мой взгляд, считать явным либерализмом.
Но пока что либералами просто мы обзываем всех «шмемановцев», «меневцев», «экуменистов» и т.д. и т.п.
А.Т.: Под либерализмом в Церкви обычно понимается отступление от Православия. Церковный либерал призывает отказаться от юлианского календаря и церковнославянского языка как богослужебного, он снисходителен к нарушению канонов. Вспомни знаменитый призыв поцеловать каноны и положить их на полочку. Либерал толерантен и экуменически настроен и т. д. и т.п. Есть ли все-таки основания считать, что приверженность либерализму в некоторой степени сопряжена с отступлением от Православной веры? Либерал в определенном роде вероотступник?
П.Т.: Лет 10 назад одна игумения ещё старой закалки сказала примерно следующее: «За Христа пострадать можно и должно. А за "Протоколы сионских мудрецов" - нет».
Т.е. одно дело – осознанное продвижение таких вещей, которые, в конечном итоге, приводят к расстройству правильного духовного устроения, тут —вероотступничество. Но совсем иное дело — отступление в силу обстоятельств от каких-то дорогих нашему сердцу традиций.
И вот о.А.Кураев, которого ты цитируешь, он ведь имел в виду буквально следующее: «…Надо различать: где — норма, а где — частный совет. Где акривия, а где икономия. Где — необходимая и ясная норма и её применение, а где пастырски обоснованное отступление от нормы — в сторону ли её смягчения или ужесточения».
Наш дорогой протодиакон всея Руси ведь не призывает к пересмотру догматов. Он указывает на то, что те или иные каноны складывались в конкретном культурно-историческом контексте.
Можно его за это (и за многое другое), конечно, бранить, но осуждать вероотступником я бы поостерёгся.
А.Т.: То есть ты не считаешь, что церковный либерализм разрушает Церковь и размывает Православную веру?
П.Т.: Нет, я согласен с тем, что церковный либерализм размывает традиции, сложившиеся исторически. И чаще всего это приводит к повреждению веры. Чаще всего, но не всегда. Например, либерализм «шмемановцев» спровоцировал дискуссию по принципиальнейшим вопросам. Если вначале, к примеру, прот.Александр Шмеман поставил вопрос о том, «как избежать превращения религии – как стержня - в элемент национальной традиции?», то в дальнейшем эта дискуссия пришла к тому, что суть веры всё-таки не в том, чтобы быть верным традиции, а чтобы Традиция не подменила собою собственно аскетику.
Другое дело, что вопросы церковными либералами задаются чаще всего верные, но вот ответы приводят к некой «протестантизации» церковного сознания. В частности, к отвержению всего того, что составляет существо Добротолюбия.
Просто я противник такой диспозиции, которая характерна для нашего православно-патриотического сознания: «Вот, дескать, есть мы, носители правильной традиции, а есть зловредные либералы, которые только и думают – как бы навязать нам что-нибудь пакостное, типа того же экуменизма».
Либерализм — это сигнал о том, что не всё у нас в порядке.
Сигнал о том, что традиционализм превращается в форму фарисейства. Я этого насмотрелся в старообрядчестве. И этим болела (и прибаливает до сих пор) и наша Церковь.
А.Т.: В заключение хотелось бы поговорить о намерениях церковных либералов. Что ими движет? Желание разрушить Церковь и извратить Православную веру? Стремление сделать Церковь толерантной и современной? Или они действуют вполне благонамеренно, но совершая известную ошибку, выраженную в крылатом высказывании «благими намерениями вымощена дорога в ад»?
Иными слова, церковные либералы добросовестно заблуждаются или ведут сознательную подрывную деятельность?
В случае, если выяснится, что церковный либерализм заблуждение, а тем более диверсия, тогда его необходимо во что бы то ни стало вытравить, тем самым очистив Церковь от этой пагубы.
П.Т.: Выше я уже приводил в качестве примера деятельность прот. А.Шмемана. Его считают либералом. Он выступал против того, что считается традиционализмом, и двигало им, несомненно, именно благое желание расставить точки над «i» в принципиальных вопросах.
Считают у нас либералами и тех, кто выступает против безобразных явлений, к сожалению, имеющих место в реальной, а не придуманной жизни церкви (с маленькой буквы).
Что они – желают разрушить Церковь, что ли?
Другое дело, что, не всегда верно просчитывая то, «как слово наше отзовётся», или же попросту действуя в состоянии переживания личной обиды, наши церковные либералы могут становиться проводниками недоброй воли.
Но если же речь идёт о благонамеренных людях, обладающих целостным мировоззрением и, что важнее всего, духовной трезвостью, - то зачем же считать их сознательными неприятелями или даже просто заблуждающимися? Самим фактом своего существования носители такого настроя указывают на наличие проблемы. И для блага Церкви нужно проблему это анализировать со всех сторон. Учитывая мнение и благонамеренных либералов тоже.
Во всяком случае, полагаю, что для общей пользы несравненно продуктивнее общаться с благонамеренными и трезвомыслящими церковными либералами, нежели с теми нашими вроде бы соратниками, которые подчас просто обескураживают неадекватностью заявлений и поступков.
А.Т.: А как же быть с церковными либералами, придерживающимися обновленческих взглядов? Выступающих за отмену юлианского календаря и церковнославянского языка как богослужебного, за вынос престола из алтаря, за мини-иконостас и за другие богослужебные и прочие новшества.
П.Т.: Ну, тут и говорить не о чем. Мы же речь ведём о серьёзных людях, а не о тех, кому хочется поплясать на тех граблях, на которых уже отплясались римо-католики.
